Лето. Ночь. Полупустыня от дневного зноя стынет.
Рельсы молнией железной сквозь песчаные поля.
Близ космического града — станция, где по наряду
службу я несу прилежно как начальник патруля.
Патрули — гроза солдатов: бдят, чтоб не было "поддатых",
чтобы ладили с уставом стрижки, обувь и ремни...
Но солдатам нет резона коменданту гарнизона
отдаваться на расправу, коли в отпуске они.
Так что, главная задача — службу четко обозначить:
приструнить народ вприглядку (уважают — если хмур!);
успокоить совесть-дуру; доложить в комендатуру:
"На маршруте всё в порядке", — и — на долгий перекур.
В двери стукнули негромко: на пороге незнакомка —
не иначе как приехала замена миражу!
— В зале ожиданья тесно, шумно и неинтересно...
Я не буду вам помехой, если тихо посижу?
Дама — вяжущая спелость, на неё глядеть хотелось:
из мечты медово-пряной в лаву лета вплетена.
Я ж в своих тряпичных латах выглядел зеленовато:
с виду грозный, цербер прямо, но — всего лишь лейтенант.
— Здесь ни кресла, ни дивана... — Привередничать не стану.
— Ничего, скамейки кроме...— Мне достаточно вполне.
Я напрасно жду уж третий час... Пообещали встретить...
— Позвоните.— Дохлый номер! Никого там ночью нет.
Села в уголок скамейки. Локон торопливой змейкой...
блузка знойной белизною... солнечная смуглость — за...
пальцев гибкое сплетенье... лёгкая усталость тенью...
брови стёжкой озорною и — волшебные глаза.
Визг колёс и лязг вагонов, перебранка телефонов —
с первой до последней капли опостылевший процесс.
Но приезжая принцесса с непонятным интересом
наблюдала за спектаклем "Сцены из УГКС*".
Драматург — из анонимов, графоман непроходимый:
персонажи — кланы клонов, строевой парад-алле.
И актёры поневоле тащат выданные роли.
И фуражки след солёный, словно нимб, на голове.
Шёл спектакль понемногу — вот и время монолога.
Страху нет: поставлен, чай, нам властный командирский бас.
Ничего, что нет аншлага и весь зал — четыре шага!
Я сказал: "Необычайно умные глаза у Вас!"
А на языке крутилось: "Вы прекрасны, Ваша милость!
Мне б у моря на закате Вам прочесть любовный стих...
Жаль, в реальной мизансцене Вам не до стихотворений!
Как бы Вам поделикатней эту мысль преподнести?"
Дама опалила взглядом с кареплазменным зарядом,
пристальным, шутливо-гневным — сердце дёрнулось в груди! —
и румянцем нежно-алым вдруг сама заполыхала,
словно спящую царевну я от чар освободил.
В полной боевой раскраске, в портупее и повязке,
я застыл — она глядела, словно пробуя на взгляд.
Ах! — и улыбнулась ярко, как девчонка от подарка:
— А коллеги из отдела мне другое говорят!
— Глупые? Да быть не может! — Злые...— Тоже не похоже!
— Нет, коллегам верить надо: вместе съели соли пуд.
Вправду, тяжкая работа — слушать женские остроты...
Я помалкивать бы рада — повода не подают.
Сдали НИР** — вагон отчётов в королевских переплётах...
Речи, премии, виваты, поощрений череда...
А как начали внедряться — сразу куча рекламаций.
И не сыщешь виноватых: подевались кто куда!
Тот ушёл, другой болеет, третья грудничка лелеет...
А работа под контролем замначальника КБ***!
Шеф ко мне: "Спасай, Хрунова!" Ласковый — когда хреново!
Дескать, не могу неволить, мол, решать самой тебе.
Дочь без мамы, муж без глазу... Лучше б приказал, зараза!
Нет! Просил, сулил отгулы, летний отпуск и т.п.;
ночью, при любой погоде, дескать, встретят и проводят...
Я купилась на посулы. Вот... сижу и жду теперь...
Тяготы военной службы дамам без нужды и чужды.
Гостья от предрянной драмы погрузилась в дрёму и,
к спинке прислонясь устало, ночь покорно коротала —
и ласкали смело даму взгляды долгие мои.
Так хотелось хоть немного приглушить её тревогу!
Но тревога — не работа: не объявишь перекур.
Ну а те, из толстокожих, что забыли встретить, тоже
спали — до седьмого пота страстных рыцарских натур.
01.07.2004
*УГКС — общевоинский "Устав гарнизонной и караульной служб"
**НИР — научно-исследовательская работа
***КБ — конструкторское бюро
|
