Журнал Рец No. 7 : другие произведения.

Андрей Дитцель

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Андрей Дитцель
  
   Европа
  
   Эти отрывки отличаются от других моих текстов, и размещены здесь, скорее, по недоразумению. Исходный материал не автобиографич. Цитаты и топонимы остаются на моей совести, как и собственные имена. Снятое посвящение - автору "Метрополии рабов".
  
   1
   Она опять лежит передо мной,
   бесстыжая и течная,
   бесплодная как Сара.
   Мне все равно: в конце концов,
   я не Эдип, она не Иокаста,
   все мифы умерли. Порой я путаю
   Софокла, Пятикнижие, Андреева.
   Мой русский оказался непонятен
   колхозникам из казахстана, с ними
   (кочевникам)
   мы ночевали на вокзале в Бресте.
   В моем немецком слишком много
   английских слов, хотя и меньше, чем
   у среднего подростка из Тюрингии.
  
   2
   Когда опять пересеку границу
   в автобусе с поляками, мне вдруг
   за Одером откроется европа -
   одна из тех, что носят это имя.
   (Еще необитаема земля,
   и только Кадм на юге городит
   холмы у скудных берегов
   чужого северного моря.)
  
   3
   Сперва я буду мыть посуду
   в турецком ресторане у Rathausplatz,
   заигрывая с девушкой в платке
   (Кемаль ошибся) через мойку справа.
   Совсем чуть-чуть заигрывая: братья
   встречают девушку после работы.
   И странно, что она меня боится
   (Ich stehe nicht auf die Frauen, obwohl
   mag gerne die als Scherz manchmal anbaggern.)
  
   4
   Я постепенно осмотрю все церкви,
   и полюблю святую Анну, где еще
   звучит орган и плачут моряки,
   и все внутри пропахло терпким потом.
  
   5, 6
   ............................
   ...............................
  
  
   7
   В соседнем супермаркете мне продают
   из-под прилавка просроченные йогурты
   и ветчину в нарезке.
   На воскресение Христово (в этот год
   Христос воскрес на месяц раньше,
   чем православный) я подрабатывал два дня
   на лиферунгах, и по нужде
   все бегали в Макдональдс за углом
   (поскольку не было воды)
   две польские кассирши, я и Томас, -
   обколотый кретин, - сама дородная
   владелица (домик на Рюгене) и сын,
   который как бы помогает тут после учебы.
  
   8
   Знакомясь с местными студентами,
   я удивляю их, читая Рильке
   по памяти. Конечно, не часами.
   Но этого вполне достаточно, потом мы
   целуемся в японском парке,
   не обращая на прохожих никакого
   внимания. Это как бы cruising.
  
   9
   За той же ратушей в одном дворе
   по вторникам и пятницам монашки
   всем раздают шприцы, презервативы
   и специальную газету для
   заблудших душ с призывами на русском,
   турецком и испанском языках.
   Мне нравятся картинки, что до текстов,
   я мог бы сам писать гораздо лучше.
  
   10
   Наверно, император Барбаросса
   любил свой север, и торговля здесь
   была беспошлинной. И торговала Ганза.
   Но африканские колонии, потом
   гастарбайтеры и т.п. Сейчас здесь
   не белокурый торг, а южный рынок
   (цвет кожи, речь и пр.) какая-нибудь
   Ямайка. Еще, гляди, и потеплеет климат.
  
   11
   За пару евро я залез на южную,
   что выше, башню кафедрального собора,
   и старый город показался сверху
   нагромождением костяшек домино.
   Я мог задеть одну - и все посыпалось бы.
   Мне захотелось плакать оттого,
   что трудно быть таким могучим. По
   неосторжности Геракл убивает сына.
   И Адриан недосмотрел за Антиноем.
  
   12
   Мне лучше быть среди последних, ведь
   нам остается толика надежды
   (последние и первые...) Я был,
   как говорят, хорошим журналистом
   и даже макетировал газету.
   Теперь я буду мыть машины,
   поскольку мне открылось, что спокойней
   распоряжаться самому собой. Не лезть
   в чужие сны, как не заметит Павич.
  
   13
   (В одной из аннотаций на "Хазарский
   словарь" в культурном приложении
   к вечернему листку я прочитал, что это
   средневековый детектив.)
  
   14
   Я спорил давеча с моей подругой Сандрой
   о "Маугли", - она не верит,
   что книгу написал какой-то Киплинг,
   а не Дисней. Когда мы познакомились,
   я удивил ее кириллицей
   (что пишут иероглифами на востоке
   она примерно знала.) Вот издержки
   естественнонаучного образования.
   И все-таки здесь в университете
   немало симпатичных зайцев.
  
   15
   Мне нравится читать у одного
   фонтана, расстелив газеты
   на мостовой и слушать шум воды,
   шум города и уличного скрипача.
   Для этого подходят книги вроде
   "Универсальный лексикон" и "Кто есть кто
   в античном мире", которые купил
   на распродаже, и еще одна, Гаспарова,
   про ритмику стиха, она была
   библиотечной, я ее не сдал
   в Новосибирске.
  
   16
   Мы с Сандрой выбрались в Голландию, она
   вела машину по польдерам и дамбам. Я ей
   рассказывал о Петербурге, и что был
   такой великий царь, которому здесь нравилось.
   Мне самому казалось это странным:
   болота как болота, лишь искусственные.
   Потом я вспомнил Бальмонта, про "тихий
   с певучим перезвоном Амстердам",
   и это тоже было неуместно.
   Что мне понравилось - как много птиц!
  
   17
   Я лазил по предгорьям Альп, фотографируя
   смешные камни и деревья. Кое-где
   была клубника, сладкая, как с кладбища,
   (права Цветаева). А что меня смущало -
   что у тропинок то и дело возникали баки
   для мусора. Потом фотоаппарат
   забастовал, но в домике на перевале,
   где продавали пиво и сосиски
   (само собой, открытки и флажки),
   нашлись как раз такие батарейки,
   которые мне подходили.
   Я вспомнил фреску из собора в Аугсбурге,
   ужасно древнюю, святого Христофора:
   мужик с огромной палицей из целого
   древесного ствола (гроза разбойников),
   свирепый и косматый как Том Хэнкс
   из Cast Away. Таких уже не встретишь,
   дороги стали безопасны просто
   до безобразия.
  
   18
   На удивление среди русскоязычных
   французов, немцев, жителей Баварии
   (не путать с остальными немцами) немало
   славянофильствует. Так, на одном из сборищ
   интеллигенции (...) звучал сперва "изгиб
   гитары желтой", после две поэмы
   вполне некрасовского слога и доклад
   о Спиридоне Дрожжине. Мне было
   неловко читать свои стихи, в которых нет
   березок и архистратигов. Но однако, мне
   сопутствовал успех. "Вот памфлет о закате
   Европы!" - Похвалил один ученый муж.
  
   19
   "От православья или эллинизма",
   от Лютера, от Хоннекера (и
   так бесконечно продолжая список)
   равноудалены мы. Жаль, что у меня
   так мало собственных суждений.
   Бродский стерпит.
   Я думаю всерьез, что мы живем
   как бы на одной из параллельных линий,
   а время нелинейно.
  
   20
   Я люблю
   ее, бесстыжую и старую, и верю,
   она мне отдается по любви.
  
   сентябрь 2002
  
  
   Пристань
  
   Noch immer glaube ich, den Boden unter meinen Fuessen
   schwanken zu spueren, aber ich habe keine Angst mehr
   davor, zu stuerzen. Es ist ein schoenes Gefuehl.
   Es ist das Gefuehl von Leben in Bewegung.
  
   Andreas Steinhoefel,
   "Die Mitte der Welt"
  
  
   ***
  
   Заблудившись однажды осенней порой в череде
   странных снов, ты окажешься в маленькой комнате, где
   приступает к своей монотонной работе паук,
   принимает и форму, и запах, и вкус каждый звук:
   каждый шаг превращается в поступь, а шорох страниц -
   в шелест моря; над миром главенствует скрип половиц.
  
   Сообразно ему обрывает листву за окном
   с веток яблони ветер; покинув лесной водоем
   с каждым скрипом луна - осторожный впотьмах пешеход -
   поднимается ветка за веткой на облачный свод
   как по лестнице. Скрип половицы, высокий - одной,
   тоном ниже - еще. Кто-то встал у тебя за спиной.
  
   (Дышит в ухо и трогает волосы.) Может быть, он, -
   человек или призрак - в тебя простодушно влюблен,
   но не в силах открыться... А, может, его вовсе нет,
   и неясную тень на стене начертил лунный свет.
   Или это всего лишь обман четырех из пяти
   твоих чувств, и ему суждено так же быстро пройти,
  
   как возникнуть. Попробуй спросить обо всем у зеркал,
   в чьих владениях сам ты, бывало, приют обретал;
   обратись - как испуганный мальчик - к самой тишине,
   той, с которой когда-то ты тоже был счастлив вполне;
   к ветхой мебели, мутному фото, которому пыль,
   а не рамка давно придает респектабельный стиль.
  
   Ты не спишь. Или спишь. Или просто не можешь заснуть,
   оттого, что вокруг пеленой непроглядная муть,
   что взметнулась со дна - то ль случайно зашедшей сюда
   беспокойной души, то ль покрытого ряской пруда,
   о котором ты грезишь - лесной колыбели луны -
   И еще непонятней, что - явь, а что - сон, полусны.
  
   Разлетаются даты настенного календаря,
   исчезают бесследно заклятья лесного царя;
   взгляд задержит причудливый знак на одной из страниц
   старой книги - и вновь за спиной этот скрип половиц.
   Монотонно, бессонно по-прежнему с пряжей паук.
   Что-то вновь ускользает из рук безвозвратно, как звук.
  
  
   ***
  
   Здесь, в тихой комнате с раскачанной тахтой
   на месяц спрятались от любопытных взоров, -
   с десятком книг, трюмо, кофейником, плитой,
   недолговечным счастьем, - за зеленой шторой.
  
   Сегодня ветрено, и форточки скрипят -
   еще уютнее, обнявшись, в одеяло
   на лишний час зарыться с головы до пят.
   В такие дни все начинается сначала.
  
   Когда уменьшится до глобуса земля
   и постучится в окна ночь усталой птицей,
   я подарю тебе стихи о королях,
   драконах, рыцарях и разных небылицах.
  
  
   ЯНУС, ЯНВАРЬ
  
   Вот и уходит, оставив пустые облатки,
   пару монеток, хандру и лукавые речи, -
   вволю намедни с тобой наигравшийся в прятки, -
   месяц двуликого Януса. Ладно, до встречи...
  
   Если, отринув сомнения, было бы можно
   в кои-то веки довериться лучшему богу,
   жили с тобой неразлучно, деля осторожно
   счастье, и горе, и хлеб на двоих понемногу;
  
   и берегли бы, любовно и неторопливо,
   каждую мелочь; и, верно, не знали печали;
   утром, пропитанным запахом кофе и сливок,
   за руки взявшись, до вечера не разнимали.
  
   Кто там стучится в калитку? Не сам ли двуликий, -
   может, наскучило спать под замерзшим подзолом
   или случайно разбуженный солнечным бликом, -
   жжёт воспаленное горло февральским ментолом?
  
  
   ***
  
   Небо стало как последняя рубаха.
   Покидая накануне Капернаум,
   все добро раздал Малахия, как учит,
   собирая разноликий люд на площадь,
   босоногий проповедник с медной рыбой.
  
   И смеялись над Малахией бродяги,
   никогда не жившие в домах с садами:
   дорогое ложе, пышный виноградник
   и красавицу из Мидии оставил,
   а повесил рыбу медную на шею.
  
   "Пусть становятся грубее руки, кожу
   обожжет скорей неласковое солнце.
   Если выведет дорога в новый город,
   на окраине жилище для ночлега
   отыщу по медной рыбе над дверями..."
  
   Как ребенок, удивляясь свежим краскам
   неба и земли, он направлялся в горы,
   не успев еще, как водится, постигнуть
   разочарования. Казалось, ветер
   доносил ему вдогонку запах рыбы.
  
   Облака над иудейскою пустыней
   истончились. Через рваную прореху
   медно-красный луч упал на хмурый камень,
   притворившийся сейчас огромной рыбой.
   И померк левиафан за горизонтом.
  
  
   ***
  
   Как кукла. Нет, куколка. Будущей бабочки
   в траве. Как личинка речной стрекозы
   под берегом в тине. Как почка, набухшая
   к далекой весне. Как невзрачный бутон,
   предтеча цветка. Ты готов к превращению,
   И мягко шевелится что-то внутри;
  
   чужое, но невыразимо прекрасное
   вот-вот разорвет оболочку тебя.
  
   Личинка боится погибнуть и, глупая,
   нарывом считает зачаток крыла;
   в бессильном отчаянье пробует вытравить
   нить множества жизней связующий плод.
  
   Но ты - человек, наделенный терпением
   и мудростью, и добротой. Помоги
   раскрыться бутону. Войди в мироздание
   крыла мотылька, чутких глаз стрекозы
  
   и посоха странника, чтобы увериться:
   ты выбрал единственный правильный путь.
  
  
   ***
  
   Ты хочешь прикоснуться к тайне?
   Не прекословь и просто следуй
   за мной. К восходу мы должны быть
   у старой заводи - да, той,
   где я рассказывал тебе
   о стольких пустяках... Смотри
   как медлит сесть на лист кувшинки, -
   еще тягуч для тонких крыльев
   прохладный воздух, - стрекоза;
   но опускается - и блики
   в холодном зеркале воды
   как чешуя или монеты.
  
   Взлетает; и опять садится
   на тот же лист; и снова блики,
   как будто кто-то под водой
   играет зеркальцем. И тихо.
  
   Минутой позже всплеск и шум.
   В испуге обратился в бегство
   дракон, поймавший стрекозу.
  
  
   ***
  
   Der Drache, finge mir eine Libelle
   mit feinem Fluegel, zart und schwerelos.
   Sie sieht so aus wie ungestoerte Seele,
   die niemals wird entschieden durch das Los.
  
   Als Zauberer auf dem oeden Hugel
   ich sehe in der Ferne, so allein,
   dass es ganz spurbar mir ist, wie Erdkugel
   sich dreht und dreht; das Wasser wird zum Stein.
  
   Der kleine Drache, dem ich laengst befehle,
   mein einziger und braver Untertan,
   bringt mir sofort grossartige Libelle.
   Die Welt veraendert sich von heute an.
  
  
   СТИХИ НА СТРАСТНУЮ ПЯТНИЦУ
  
   *
   Не было мрака,
   и боль прикоснулась едва ли.
   Хлопнули ставни,
   пропел в свою пору петух.
   Сестры меня, как дитя, на руках пеленали,
   в полном молчаньи,
   а смерть сохранила мне слух.
  
   Будь в моих силах еще,
   свою бледность сотри я, -
   зрение только
   немного подернулось льдом,-
   встретимся рано ли, поздно,
   утешься, Мария.
   Марфа, поверь, не придет в запустение дом.
  
   *
   Всё, как мне было обещано: медные блики
   и облака, города как большие цветы.
   Кто же зовет меня
   (тлен, удивленные крики)
   так, что я должен
   сейчас же последовать, Ты?
  
   Голос был властен, когда я вернулся оттуда,
   как мне носить в себе
   всё, что я знаю теперь?
   С трепетом ждать - и бояться
   последнего чуда,
   ждать, пока снова откроется узкая дверь...
  
   *
   Вечером в пятницу
   время помедлит и вскоре
   вовсе застынет,
   отлившись зерном в янтаре.
   Где же тот прежний
   насмешливый спутник, который
   чашу Тебе предлагал на масличной горе?
  
  
   ДВЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ТЕМЫ
  
   1.
   А за окном - библейская метель
   сбивает с ног беспомощных случайных
   прохожих, превращая утро в гжель.
  
   Тепло старинной пары чашек чайных
   наполнило уютом этот дом
   и создало покров какой-то тайны.
  
   И я, и ты заключены в своем
   молчании, и зря в окно стучится
   озябший от мороза Купидон.
  
   А память перелистывает лица
   ушедших и нашедшихся людей,
   как будто что-то важное случится.
  
   И новое меж тем еще видней.
  
   2.
   Пришли цари. Был безмятежен сон
   ребенка, и смущенно на подарки
   смотрела мать. И ветхий Симеон
  
   еще не произнес под сенью арки
   в безлюдном храме: "Твоего раба
   Ты ныне отпускаешь..." И от барки
  
   не призван был к служению рыбак...
   Но позади уже такая веха
   истории, что общая судьба
  
   людей планеты - в отголоске эха:
   - Осанна в вышних Богу. На земле
   многострадальной мир. И в человеках
  
   благоволение. И путь во мгле.
  
  
   ЖАЛОБА (ИЗ ГЕРМАНА ГЕССЕ)
  
   Нам недоступно быть. Дано же нам
   стремиться заполнять любой объем,
   вливаясь в день и ночь, вертеп и храм.
   Слепая жажда быть - везде, во всем.
  
   За бесконечной сменой форм порой
   мы ждем привала после всех трудов...
   Но нет пути, ведущего домой,
   и нива не приносит нам плодов.
  
   Нам не постигнуть замысел Творца:
   гончар, своим искусством увлечен,
   он мир за миром лепит без конца,
   а человек еще не завершен.
  
   Бывает, в глубине проснется вдруг
   желание оставить этот путь,
   порвать непрочных воплощений круг,
   и, камнем став, немного отдохнуть.
  
  
   ***
  
   Приметы города, в который ты
   вернешся умножать синичьи толки -
   озноб и пустота. Зимой мосты
   невидимы как прошлое, и только
   зеленый лед под ними - словно соль
   под веком Пенелопы. Не тоскливо,
   а тихо. Отдохни еще. Позволь
   себе казаться мудрым и счастливым.
  
   Пока не различается земля,
   как глаз не напрягай. И мирно дремлют
   в мехах Улисса бури февраля.
  
   И Посейдон оберегает землю,
   играя днем и ночью кораблем.
   Не обживаться же на старом месте.
  
   Еще твердишь заветное "вдвоем",
   Хотя уже честнее "были вместе".
   Что делать... Посмотри, как не спеша -
   куда спешить ей, праздная гуляка,
  
   по набережной - кто, твоя душа
   бредет или бездомная собака?
  
  
   НОВЫЙ МЕНЕЛАЙ
  
   Влюбленный мальчик сделал шаг
   к непоправимому, и вскоре
   вражда народов вспыхнет так,
   что закипит от весел море.
  
   Но ровно дышит старый понт:
   в делах людей все та же скука,
   И чем яснее горизонт,
   тем бесконечнее разлука.
   И тем настойчивее боль,
   чем дальше от меня Елена...
  
   Эол приносит йод и соль,
   и волны окаймляет пена.
  
  
   ***
  
   Ветер треплет в облаках верхушки сосен.
   - Неужели скоро осень?
   - Скоро осень.
  
   И за ней зима по облачному следу...
   - Ты наверное уедешь?
   - Да, уеду.
  
   - А писать, хотя бы редко, что-то будешь?
   - Ну, конечно, буду помнить...
   - Нет, забудешь.
  
   У меня еще один кусочек лета,
   вот, возьми его на память.
   (Без ответа)
  
   Потому что в облаках верхушки сосен
   ветер треплет. Скоро осень.
   - Скоро осень.
  
  
   ***
  
   Край ворчливых голубок, скворцов, осторожных сорок,
   воробьев, - для которых за пазухой несколько крошек
   ты хранишь, что б тебе ни готовил неведомый рок, -
   и, конечно, таких гениально бессовестных кошек;
  
   прочих тварей - притом обязательно упомянуть
   разномастных терьеров весьма дружелюбного нрава.
   Край, в который попав, постигаешь чудесную суть
   тихой жизни в провинции, приобретая по праву
  
   свой билет на сверхпрочный и сверхкомфортабельный борт
   самолета, который малыш волочет через лужу...
   Край, в котором живешь и не ведаешь, в общем, забот
   о приюте в жару, обогреве в суровую стужу.
  
   Городская окраина, место возвышенных дум
   и обитель безвестных поэтов, моя Затулинка!
   Здесь с утра за окном раздается общественный шум
   и диваны на солнышке нежат потертые спинки.
  
   Если мне не придется вернуться сюда - ну так что ж,
   Только нежное имя случайно касается слуха, -
   то ли в сердце тихонько шевелится спрятанный нож,
   то ли просто касается прядь тополиного пуха.
  
  
   ***
  
   Как стихи на чужом языке или вовсе без слов,
   или просто нехитрый мотив, несказанно чудесен...
   Мне бы сразу понять, что ты, странник, и впрямь Крысолов
   и, конечно, не слушать твоих обольстительных песен.
  
   В старом Хамельне ночь, и еще не сбивается с ног
   по исчезнувшим детям хозяйка, ей снится похлебка;
   бургомистру в сенате повторно доверили срок;
   и трактирщику снова причудилась полная стопка.
  
   Городские ворота спросонья открыл часовой,
   почему-то он был равнодушен до странных прохожих.
   Лишь луна озирала окрестности желтой совой,
   но пока ни о чем в своей лени не ведала тоже.
  
   Я еще не старик, но мой Хамельн уже так постыл...
   Забери и меня, Крысолов, если дело за малым;
   вдалеке от золы очага, от отцовских могил,
   может статься, еще обрету все, чего не хватало.
  
   Я уже не ребенок, внимаю добру равно злу,
   за одним и другим я входил в полноводные реки.
   Крысолов, обучи. Обучи своему ремеслу,
   чтоб оно не исчезло с тобой, не пропало навеки.
  
  
   ЭЛЬБА
  
   Если бы тайный советник вкусил этой речи -
   смог ли, играя, дожить до восьмидести двух?
   Сброд ста языков проводит у пирса весь вечер
   и оскорбляет акцентом изнеженный слух.
  
   В ратуше судят, убрать ли от пристани сваи
   старых причалов, но дело никак не идет -
   благо для чаек. И прусскую спесь покрывает
   как благородную патину жидкий помет.
  
   Парусник, свежие сходни; воздушные змеи
   над головами матросов, туристов, зевак;
   и с неохотой на башне, но все-таки реет
   в пору крестовых походов потрепанный флаг.
  
   Если и ты, заблудившись как праздный прохожий,
   тоже однажды под вечер окажешься здесь,
   мокрого дерева, рыбы, продубленной кожи, -
   запахов моря нахлынет пьянящая смесь;
   и ни земной человек, ни небесная птица
   в эти мгновения твой не нарушат покой.
  
   Эльба спешит разветвиться в каналах и слиться
   с морем, дотронуться моря прохладной рукой.
  
  
   ЖЕНЩИНЫ (ИЗ РАЙНЕРА МАРИИ РИЛЬКЕ)
  
   Они лежат, запутавшись в своих
   прекрасных волосах; пусты их лица,
   обращены к неведомому взгляды.
   Цветы, скелеты, рты... Исчезли губы,
   но зубы, ровные и чистые как шахматы
   слоновой кости, пощадило время.
  
   Цветы и ленты, потемневший жемчуг.
   Накидки, платья, - дорогие ткани.
   Распавшаяся ткань.
   И почему-то
   так тянутся побеги к старой крипте,
   что здесь цветение до самой поздней,
   холодной осени. Возможно, это
   от талисманов и колец, - кошачий глаз
   и бирюза обычные подарки
   любовников, чтоб не остыли чувства.
  
   И много жемчуга, рассыпавшийся жемчуг.
   Расписанные вазы, на которых
   портреты молодых и властных женщин.
   Потрескавшиеся флаконы для
   различных натираний сохранили
   все ароматы оттого, что мастер
   придал им формы фруктов. Алтари,
   домашние, с веселыми богами,
   открыто предающимися страсти.
   Серебряные скарабеи для
   застежек, статуэтка голой
   танцовщицы, еще одна - атлета,
   втирающего масло и другие
   смешные безделушки, амулеты
   для всяких дел, приспособления
   (иные хитрые) ухаживать за кожей
   и волосами. Множество булавок.
  
   И снова темный жемчуг, столько бусин.
   Звучавшая когда-то нежно арфа.
   Тончайшие восточные вуали,
   из-под которых выпадет ключица,
   как мотылек, укрывшийся в бутоне
   или начинка из разбитой куклы.
  
   И так они лежат среди вещей,
   с которыми успели прочно сжиться, -
   камней, колец, игрушек, талисманов -
   глубокие и темные как реки.
  
   Они и были -
   лишь речные ложа,
   на них оставили свои следы
   течения и волны, что во все
   века себя стремили к новой жизни.
   На них ложились юные тела -
   и постепенно зарастали илом.
   Как якоря врастали тут и там
   широкие мужские костяки.
   А иногда к реке спускались дети,
   пытаясь разглядеть сквозь толщу вод
   сокровища - и волны выносили
   диковинные камни и монеты.
  
   Когда же дети покидали берег,
   река рвалась за ними вон из русла,
   кружась в воронках, поднимая взвесь,
   пока в ней вновь не отражались берег
   и облака, закат и стаи птиц.
   Сгущались сумерки, и из воды
   всплывали дорогие безделушки звезды.
  
  
   Новосибирск, Гамбург
   март 2000 - апрель 2002
   _______________________________________________
   Перевод эпиграфа: "Я все еще нетвердо стою на ногах, но уже не испытываю страха падения. Это прекрасное чувство, чувство жизни в движении". Из необычного, замечательного романа "Середина мира" детского писателя Андреаса Штейнхофеля. Надеюсь, что эта книга вскоре будет переведена на русский язык.
   "Малахия" (древнеевр.) - "вестник". Хотя к этому Малахии имеет какое-то отношение и герой Курта Воннегута ("Сирены Титана")...
   Ангел с чашей, спускающийся к Иисусу на Масличной горе - этот мотив часто встречается в пластике средневековых кладбищ Европы.
   Ссылки на оригинальные тексты стихотворений Гессе и Рильке:
   http://www.hhesse.de/gedichte.php?load=klage
   http://www.rilke.de/gedichte/hetaeren-graeber.htm
   Вот и всё
  
   Андрей Дитцель(c)2003
   Журнал "РЕЦ"(с)2003
   Группа "РЦЫ"(с)2003
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"