Вертятся кассеты.
Земля кругла,
как пузырьки в бокале шампанского.
Всегда вернешься в ту же точку,
различно только время -
от нескольких секунд до никогда.
Кто стучит?
Войдите!
Вертятся кассеты.
Странное племя - вымирающие рыцари.
- Ни один волос не упадет с ее головы!
Падают головы..
Вертятся кассеты.
Много перемоталось?
Бросьте, нет еще и половины!
Иногда пересекаются даже параллельные прямые.
Дайте четкое определение счастья!
Вертятся кассеты.
На вокзальных тупиках,
уткнувшись темными мордами в снег,
спят поезда.
Из окна бегущего троллейбуса
снежинки кажутся летящими горизонтально.
Вертятся, вертятся кассеты...
* * *
Наверно, если я мог бы,
я показал бы тебе
Землю озябшей и мокрой,
уставшей от болей и бед.
Падающую, нагую,
всю в седине снегов...
Хочешь любить такую?
Я показал, если б смог...
* * *
А моя работа -
подбирать капли давно прошедших дождей,
как подбирают едва знакомую
мелодию...
* * *
"Все равно ты не слышишь,
Все равно ты не слышишь ни слова.
Все равно я пишу,
Но как странно писать тебе снова."
И.Бродский
Вот и все, Человек,
нам осталось чуть меньше недели.
Вот и все.
Ничего мы сказать не успели.
Не успели узнать
для чего, для кого наша встреча,
не успели понять,
что за странное слово - навечно.
Навсегда нам идти
проходными дворами с тобою.
Все смывают дожди,
только память они не отмоют.
Никуда не придти,
проходными дворами не скрыться,
нам идти как дождям.
Никогда до конца не пролиться.
До конца не пройти
переулками в Замоскворечье.
Будто все впереди.
Что за странное слово - навечно.
Это наши следы,
контур их исчезающе зыбкий,
но потоки воды
все несут отраженье улыбки.
И опять у меня
не хватает дыханья проститься,
и озябшим теням
в эту ночь со стены не спуститься.
Эту тень со стены
дождь отмыть - как ни хочет - не может,
только это не мы.
Это попросту кто-то похожий.
Ни начал, ни концов,
только две исчезающих тени.
Отраженьем дворцов -
двухэтажной Москвы отраженье.
Если есть что-нибудь
где-то там, где светлее и легче, -
это только их путь
в никуда и друг другу навстречу.
Звук шагов в темноту
от меня, от тебя в отдаленьи
неподсуден и чист.
Нет прощенья и нет обвиненья.
Нету правил игры,
Нет ответов и нету вопросов.
Проходные дворы,
золотясь, осыпаются в осень.
Как устало бежит
стрелка наших часов безучастных,
как бессмысленна жизнь,
как она безнадежно прекрасна!
Как легко здесь дышать,
Человек.
Человек,
Человечек!
До свиданья.
Прощай
- что за странное слово -
навечно.
* * *
Ты не пройдешь сквозь зеркало,
в котором отразилось
твое лицо и этот длинный день.
Надень кольцо и платье то надень
в котором ты тогда мне не приснилась.
Я все гляжу в холодное стекло,
где свет твоим присутствием отмечен.
Века считаю - сколько их прошло
и сколько их пройдет до нашей встречи.
* * *
Корабли живут - в Море.
Люди живут - споря.
Песни живут - в полете.
Песни умирают - в болоте.
Корабли умирают - у пристани.
Люди умирают - у Истины.
* * *
Л.Л.Ваньяну "Бежать? Пребыть?
Приковывает бремя..."
Ш.Бодлер
На палубу летит звезда,
созрев и оборвавшись с ветви.
Как коротка дорога в никуда,
какие фонари нам светят!
И двери закрываются легко,
и нет ключей, а время и пространство
меняют ритм. Уже недалеко
места начала новых странствий.
Опять в воде созвездиям бродить,
Луне в стекле разбитом отражаться,
но каждый раз страшнее уходить
и каждый раз больнее возвращаться.
Быть может, мы опять узнаем цель.
Морская соль горька, как расставанье,
как ком земли проста, крепка, как цепь
и притягательна, как ожиданье.
Внезапный взгляд в толпе.
Глаза в глаза -
храня молчанье тайного обета,
но оставаться в снах чужих нельзя,
и, словно снег, в руке чужое тает лето.
Звенит цветное эхо. Корабли
подчинены намеченным дорогам.
Каков бы ни был курс, но мы в итоге
придем туда, откуда мы ушли.
...В зеленоватой линзе долгих лет
отчетливее виден мир.
И вспыхнет, и растает легкий свет,
как где-нибудь, когда-нибудь и мы...
1984. Тропик Рака
* * *
Нет, этому имя не грусть, не тоска - я не знаю названья.
"Скучаю без Вас.." - какая пошлейшая чепуха!
Я цепенею на миг при словах - Расставанье.
Прощанье. Разлука. Или - Искупленье греха.
Боюсь ли? Над голой землей поднимаются звезды
и падают, падают, падают где-то отвесно.
И все декабри, январи, гололеды, морозы
и только пустая застывшая Красная Пресня.
Вот - Расставанье. Какое звенящее, ломкое слово.
Как колокольчик к вокзалу несущейся конки.
Звук замирает, как будто морозом окован.
Крошится искрящийся лед на цветные обломки.
Прощанье. Цилиндры шипят паровоза.
Вот-вот и гудок, и что-то менять уже поздно.
А над оглохшей от боли землею - морозы,
ни зелени нету, ни синевы, только падают звезды.
Натянута чьей-то рукой тетива исполинского лука,
секунда - и в небе стрела пропоет свою песню.
Судьба - тетива. А стрелу называют Разлука.
И падают звезды на мертвую Красную Пресню.
И посреди пустоты только два силуэта
из будущего или былого. Неважно. Просто
это и есть Искупленье. И нас ли судить за это
если, как слезы, на Пресню падают звезды?..
Их много где-то уже скопилось, быть может в Столярном
или в Ходынском, там, на кольце трамвая.
И какие-то мальчик и девочка, ослепленные их полярным
сияньем,
глядят друг на друга, не отрываясь...
* * *
Моря, мередианы, рифы,
Кавказа выгнутый хребет
и песни, и слова, и рифмы -
все это только путь к тебе.
К твоей ладони прижимаясь
на грани сказочного сна,
я замолчу, как замолкает
в песок ушедшая волна.
* * *
Прошу вас, простите меня,
если я умру этой ночью.
Наверное, что-то не так,
если я умру этой ночью.
Наверное, я виноват,
если я умру этой ночью,
но все же простите меня,
если я умру этой ночью.
Я знаю, погаснет свет,
если я умру этой ночью,
но как я могу прожить,
если я умру этой ночью?
Не надо больше спешить,
не надо больше решать
и некого будет прощать,
если я умру этой ночью.
* * *
Распахивая раму и сдергивая занавески,
в тебя - как ветер в мансарду - врываться.
Черными каплями стылой лавы
в тебе, рассыпаясь по снегу - взрываться.
К счастью и смерти, безумию и очищенью
снова ползти и лишь шаг не дойдя - срываться.
В тебя - как отшельник в пустыню,
как раненный буйвол в саванну -
скрываться...
* * *
Два сонета
Когда уходит первая волна,
и где-то на пути еще вторая,
и влага, испаряясь, высыхает -
на камне проступают письмена.
Узор нечеток, линия странна,
бежит вперед, теряется у края,
немеет мой язык, и я не знаю
какая тайна в ней заключена.
Вот кажется - секунда лишь нужна,
и станет жизнь прозрачна и ясна,
я вижу смысл и будущее, но
осколки света на воде играют,
непонятые знаки исчезают,
и дно опять уходит из-под ног.
Узлы дорог. Сплетение судьбы.
На слух, на вкус, на ощупь всею кожей
я ощущаю с внутреннею дрожью
неоднозначный смысл глагола БЫТЬ.
И если узел мне не разрубить,
не отвести беду рукой, но все же
Я об одном прошу тебя, мой Боже,
дай сил мне ничего не позабыть -
ни доброты, ни безнадежной веры,
ни рук тепла, ни света вечной сферы.
В глазах темно и не видать ни зги.
Я в рост встаю и снова спотыкаюсь,
грешу, люблю, паясничаю, каюсь.
О Господи, прости и помоги!
* * *
В.Носовскому
Сколько еще этой комедии длиться
в кольцах Садовых, потешных кругах московского ада?
Новых страниц не хватает на старые лица,
старые лица с очень знакомым взглядом.
Помнишь, Володя, загончик на Новокузнецкой?
Сколько говорено, спорено, найдено было...
Даже поверилось, если и будет конец нам,
будет что-то иное, и хватит кому-то силы.
Нет, не дорога еще, не тропа, а знак на распутье,
это сейчас ты своей бесконечной шагаешь...
Будет Судья нам один или разные судьи
я не берусь угадать, да и ты не очень-то знаешь.
Может, я ошибаюсь, может тебе виднее
и уже спокойно глядишь со своей колокольни
на Землю людей и хмурое небо над нею.
Может, спокойно глядишь. А может, с тревогой и болью.
Как там с ответами? Или свои для каждого?
Невод пустым приходит - дождаться улова не просто.
Видимо, это мое - начав однажды,
так и ходить, задавать другим и себе вопросы.
Знаю, как-то не очень логично - посредине
меж тем, что было и тем, что, возможно, не будет -
но, если помнишь, как у Ходжи Насреддина -
Жизнь моя Вера.
Жизнь и пока что живые Люди.
* * *
Ленке Фалеевой
Никто не доберется до вершин,
где мы за эти годы побывали.
Они ушли в туман. И ни души,
и ни следа на дальнем перевале.
В предгорьях вечер. Ниже полог тьмы,
и занавес спускается на сцену.
Еще один отыгран акт, и цену
спектаклю этому запомним только мы.
Переступая рубежи пути,
мы вольны лишь на миг остановиться.
Пусть новая повременит страница,
пускай наш скарб к подножью прислонится
вершины, до которой нам идти.
Мы сбросим груз хотя бы на момент,
присядем здесь, пока тепло и сухо,
пока сюда не добралась разруха,
или с косой безмозглая старуха,
и треснувший настроим инструмент.
Конечно ясно, что на целый мир
нам крикнуть не удастся. Если будет
двумя-тремя ближайшими людьми
услышано, то даже это - чудо.
Не странно ли, по скользкой тропке вверх,
как будто связаны одной цепочкой,
по Петербургу, или по Москве,
мы все идем, но все поодиноночке.
Всяк перевал минует в свой черед,
не торопясь направит шаг в долину.
А пройдено не меньше половины,
и есть надежда там, что кто-то ждет.
Ведь как и век назад - все впереди,
и жизнь притягивает с прежней силой.
Звезда с звездою не договорила,
кремнистый путь по-прежнему блестит.
* * *
Неслышно переходят Рубикон
друзья, учителя, мои собратья.
Лишь у стола могу порой собрать их,
где старый крутится магнитофон.
Десяток книг и несколько кассет -
так прост итог. Но что б ни говорили,
ни разу вы себе не изменили,
и в чем-то изменился целый свет.
А то, что он об этом не узнал -
такие пустяки не занимали,
вы первыми дорогу пролагали,
прямую, как звенящая струна.
И вот аккорд, единственный на всех,
решение у века на излете -
или, как Юра, выбрать смерть а полете,
или не выбирать ее совсем.
Так неужели только впереди
мелькнет догадкой росчерк метеора -
финал неважен - он всегда один,
но важен путь как линия узора.
Я имена листаю наугад -
Владимир, Алексанр, Юрий Иосич,-
нет, не ответят больше на вопросы
ни Михаил, ни Женя, ни Булат.
Лишь звуки ясны и слова легки
в пустом концертном зале небосвода,
где каждое явление природы -
фундамент построения строки.
* * *