х х х
За морей глубоких воды
И бескрайний их простор.
За чернеющие своды
И преданья вечных гор,
Что тревожат дух высокий,
Пробуждая трепет грез.
И за берег их далекий.
И за замок Черных Роз.
х х х
Привет вам, дорогие други!
Я на закате зимних дней,
Хоть на дворе гуляют вьюги,
Вам признаюсь в любви своей.
Не нарастет звенящий иней
На сердце. Руки холодит
Нам снег, при лунном свете синий,
Но крови он не остудит.
Она рекой неистощимой
Течет по жилам. Равно ей
В горах поток неодолимый
Струится быстро меж камней.
Спешите, подставляйте кубки
Под вытекающую кровь!
Лишь от нее алеют губки
И ею полнится любовь.
Любовь, что море ощущений,
Влетает в пасмурную сень,
Неся приливы треволнений
И изменяя каждый день.
Она сильна, как смерч торнадо,
Она пьянит и бередит,
И ей противиться не надо,
Она любого победит.
И даже в том, чье сердце в камень
Одето, в ком живое спит,
Любовь волшебными руками
И песней искру пробудит.
И разгорится пламя страсти
Из этой капельки огня,
Прогонит беды и напасти,
Развеет бурю и ненастье,
И счастьем обожжет меня.
---
Закончен бал в краю счастливом,
Утихли звуки в полутьме,
И тополь, старый и красивый
На позолоченном холме
Шуршит задумчиво листами,
Склоняя их над головами
И тень ложится от ветвей
На строчки повести моей.
От исчезающего света
Вся крона, как в янтарь, одета.
И в теплом солнечном огне
Мечта является ко мне.
Люблю сидеть под этой кроной
И вспоминать веселый бал.
Король, увенчанный короной,
Двоих детишек воспитал.
Сначала первенец родился,
Веселый мальчик и буян,
Он вечно бегал и резвился,
В нем рос задира и смутьян.
А через год - второй ребенок,
Дочурка. С самых юных лет
Характер - ласковый котенок,
Лицо, как утренний рассвет.
Король был рад, но, к сожаленью,
Недолгой радость та была
С женой любимой. Умиленье
Сменилось горем. Умерла
Во цвете лет его супруга,
И опечаленный вдовец
Оплакивал свою подругу,
Но утешенье наконец
Нашел он в детях. Ангелочки
Не знают скорби и обид,
Как распустившиеся почки,
Весной ожившие листочки,
В них нежность юная кипит.
Король-отец берег и холил
Детей, сокровища его.
Прекрасней не желал он доли:
И есть наследник у него,
Кому он трон свой достославный
С душой спокойной передаст
Тяжелый долг самодержавный
Он сыну с легкостью отдаст.
Природа щедро наградила
Умом, отвагой, добротой
Наследника Эмиля. Сила
В союзе с внешней красотой
Уже ему залогом были,
Что станет славным королем
Сей отрок. Все ему сулили
Судьбу чудесную. И в нем
Родитель видел продолженье
Своих властительных идей,
С ним принимал он все решенья,
Выслушивал простых людей.
В советах сына, пусть незрелых,
По-детски чистых и смешных
Угадывал он мысли смелых
И мудрых прадедов своих.
Души отраду, ликованье
И упоение красой
Король испытывал в мечтанье
При виде дочери. Постой,
Не улетай, о, моя младость!
Ведь только ты горишь огнем
И жизни трепетную радость
Приносишь в будничный мой дом.
В общенье с юностью беспечной
Добреет сердце старика
И наполняется конечно
Веселой резвостью. Пока
Дыханьем молодости дышит
И упивается земля,
И небо смех девичий слышит,
Жива душа у короля.
Но как-то раз мудрец ученый
Войну монарху предсказал,
Он, этой вестью удрученный,
Причину бедствий разгадал.
И, отягченный сим проклятьем,
К речному магу на поклон
Пошел король, и на закате
Явился к водопаду он.
Окутан радужным отсветом
Закатных, девственных красот,
Сидит король и ждет совета.
Речушка резвая течет
У ног его, носки ласкает
Расшитых золотом сапог,
Прозрачны струи разбивает
Ручей звенящий о порог.
И ветви ивы наклоняют
К волнам бегущим, воду пьют
И вниз листы свои роняют,
И песнь весеннюю поют.
Приподнялась река игриво,
Из глади водянистой вмиг
К монарху нашему, о диво,
Явился маленький старик.
"Король, скажи мне, отчего же
Печален ты с недавних пор,
Что ум твой ясный так тревожит?
Душевный, честный разговор
Со мной попробуй, заведи-ка!
Я успокою тебя вмиг.
Чем опечален ты, владыка,
И почему угрюм твой лик?"
"О, я не знаю, маг могучий,
Что делать мне. Я сам не свой.
Я потому мрачнее тучи,
Что над моею головой
Нависла страшная угроза.
В мою прекрасную страну
Приехал рыцарь Черной Розы,
Красавец Кристиан. Ему
Народ мой добрый поклонился,
Вассалы почести несут.
Он в замке предков поселился,
Что на горе. И уж идут
В тот замок возы, караваны
И войска стройные ряды.
Боюсь в лице его тирана
Увидеть я и жду беды.
Его история - в сраженьях.
Он воевал в иных краях
И побеждал без поражений,
Хотя и ранен был в боях.
И весть о доблести и славе
Уже летит во все концы.
Я не принять его не вправе.
Его великие отцы
Всегда отчизну охраняли,
И враг не подступался к ней.
Но много крови проливали,
Границы делая сильней.
Мне чужды битвы, лишь отраву
Я вижу в жертвенной войне.
Мне этот рыцарь не по нраву.
Советуй, маг, что делать мне!
Как нынче скажешь, так и будет,
И пусть меня потомки судят."
Волшебный старец ненадолго
Задумчиво нахмурил лоб
И вот изрек: "Из чувства долга
Принять его ты должен, чтоб
Расположить к себе пришельца
И другом сделаться его,
Хоть благородно его сердце,
Беды дождешься от него!
Следи за ним! Умен, проворен
И ловок смелый господин,
Но герб его навеки черен,
И властвует злой рок над ним.
Будь ласков с ним, но осторожен,
Не упусти его следа!
Союз ваш крепкий так возможен,
Не сделай из него врага!
Остерегайся Кристиана,
Но вида ты не подавай.
Хоть не заметишь в нем изъяна,
Свой край заветный охраняй.
Минуют все его напасти,
Когда, вниманием даря,
Приветишь рыцаря. И счастьем
Твоя засветится заря."
Изрек серебровласый старец
Свои советы и пропал,
Как растворился... Красный глянец
На небосклоне угасал.
Король задумчивый вернулся
В свой замок. Омраченный дух
Терзает разум, окунулся
Он в мир тревоги. Только слух
Ловил в минуты размышлений
Легенды доблестных сражений,
Что славу гостю принесли,
Как покорялись короли
Иных заморский стран и далей.
От беспощадного меча
Как недруги печально пали,
Как кровь героя горяча.
---
Вот, в ожидании явленья
На сцене рыцаря сего,
Я замираю в нетерпенье.
Встречайте друга моего!
---
Блистает бал, пылают свечи,
Струится желтый свет кругом,
Напыщенны, хвалебны речи,
И в облаченье дорогом
Томятся гости в тронном зале
Под звуки музыкальных струн.
Пришел король. Все увидали,
Как озадачен и угрюм
Их господин и покровитель.
Не улыбнулся, не взглянул
Ни на кого пиров любитель.
И только сдержанно вздохнул,
Когда пожаловали дети,
Эмиль и Стелла. На вопрос,
Кого все ждут, монарх ответил,
Что весть особую принес.
Что нынче вечером приехал
Сюда прославленный сосед,
Уж в замке он. Его успехам
Весь двор завидует, и нет
Конца и края восхищенью,
Что вызывает Кристиан.
И в честь него с большим почтеньем
Торжественный сей праздник дан.
Словам отца внимала Стелла,
И пела нежная душа.
Возле отца принцесса села,
В волнении едва дыша.
Какому рыцарю устроен
Столь ослепительный прием?
Он стар, горбат иль молод, строен,
Чего особенного в нем?
Завеса тайны-чаровницы
Околдовала сердце ей.
Мечта в глазах ее родится,
И сердце бьется все сильней.
Взгляни, читатель на героя!
Приятен автору сей лик.
Наброском легким пред тобою
Он в описаниях возник.
Коль прежде воина лихого
Увидел на картине ты,
То вспомнишь лик его суровый
И горделивые черты,
И закаленный в поединках
Красивый торс, и острый взор,
В глазах - нетающие льдинки
И беспощадный приговор
К врагам, предателям и ворам.
Ах, приглянулся он тебе?
Иди за мной, мой друг, и скоро
Узнаешь о его судьбе.
Он в замок едет королевский
И свита верная его,
Сверкают в драгоценном блеске
Доспехов злато, серебро.
А за спиной огнем дракона,
Багровый плащ летит струей,
На лошади его попона
Ушита вязью и тесьмой.
Вот входит Кристиан. Вассалы
Склоняют головы пред ним,
И посреди роскошной залы
Он огляделся и одним
Коленом на пол опустился
Пред достославным королем,
С большим почтеньем поклонился,
А тот поднялся с трона. В нем
Иные чувства разыгрались,
И, недоверие прогнав,
Гостеприимство отозвалось
При виде рыцаря, признав
В нем друга, верного до гроба.
Он Кристиана обнимал,
И к трону провожает, чтобы
Его сосед теперь принял
Обет священный дружбы вечной.
Монарху рыцарь клятву дал,
Что мир принес в сей край беспечный,
Что лишь добра всегда желал.
Взор принца мрачен и надменен.
Угрюмо хмурится Эмиль.
Ах, почему отец уверен,
Что гость, преодолев сто миль,
Приехал, чтобы побрататься
В далекой и чужой стране
И другом короля назваться?
Кто знает, что же на уме
У Кристиана? Он властитель
В своем краю, и он привык
Как господин-поработитель,
Являться в стан иных владык.
Сомненьем сердце принца полно,
Тревогой тяжкой он томим,
Он улыбается притворно
Пришельцу, но в душе, как дым,
Столп подозрения курится,
Не угасает тот костер.
Хоть рыцарю он поклониться
Себя заставил. И простер
Король над ними длань отцову,
И родичем своим назвал
Отныне гостя. Ткань парчову
Ему под ноги разостлал.
Очаровательницы юных,
Любви бессмертный идеал,
Предсказанный в волшебных рунах,
Из снов девических восстал.
Когда душа невинной девы
Готова возгореть в огне,
В ней прорастут любви посевы.
Воображения волне
Она согласна покориться
И утонуть в своих мечтах.
О, как ей хочется влюбиться!
И, перебарывая страх,
Глядит на Кристиана Стелла.
Истомой разум опьянен,
Стучит сердечко так несмело:
Как он красив, отважен он!
Таких принцесса не видала.
Как персик спелый, покраснев,
Она стрелою убежала
Из тронной залы. Тихий гнев
Ее за трусость упрекает
И говорит ей: "Воротись,
Коль он тебя не замечает,
Ему ты мило улыбнись.
Не подобает королевской
Стесняться дочери гостей."
Она закрылась в спальне детской
И слез взволнованных ручей
Потоком льется бесконечным,
Отравлен сладким ядом грез.
Настал конец ночам беспечным -
Их Кристиан с собой унес.
Два дня в торжественных покоях
Кипел веселый, пышный пир.
И с королем делил застолье
Принцессы молодой кумир.
Он боек, все в его манерах
О сердце храбром говорит.
Его рассказы о пещерах,
Где враг жестокий был разбит,
Рождали в слушателях робость
И восхищение притом.
Лихая Кристиана доблесть
Уж пелась в гимнах, и потом
На честном рыцарском турнире
В бою отважном доказал
Всем Кристиан, что в целом мире
Не удостоится похвал
Иной прославленный воитель,
Чем сей прекрасный победитель.
И даже наш король признал,
Что гостю зря не доверял.
Трубят герольды и горнисты,
Собак загонщики ведут.
В краю, зеленом и лесистом
Все праздничной охоты ждут.
Расцвеченные скачут полки,
Кричат охотники: "Ату!"
Врасплох захваченные волки
Спешат укрыться. За версту
Из леса звуки рога слышны.
Ушами лошади прядут.
И слуги шкуры зверей хищных
Пред очи короля кладут.
Монарх добычею гордится
И арбалетчиков хвалит,
Отвагой дабы отличиться,
Сам в чащу темную летит.
По шлему елей ветви хлещут
Игры азартом обуян,
От нетерпенья он трепещет.
Несется следом Кристиан,
Чтобы при случае напасти
Собой монарха заслонить,
От кровожадной волчьей пасти
Мечом корону защитить.
Вдруг видит: дерево упало,
Раскинув ветви на пути
Средь сосен, и тропы не стало.
Здесь ни проехать, ни пройти.
Он крикнуть не успел владыке,
Чтоб тот дорогу изменил.
Конь короля в галопе диком
Прыжком высоким в небо взмыл.
О, нет! Король не удержался
На обезумевшем коне.
И на землю с седла сорвался,
На корни рухнул. На спине
Его накидка поалела
От раны тяжкой в левый бок.
Пошевелился он несмело,
Хотел подняться, но не смог.
К нему наш рыцарь подбегает,
Поверженного короля
К себе на лошадь он сажает
И из лесу везет, суля
В два дня монарху исцеленье.
Почти уже не дышит тот,
Дрожа в томительном мученье,
По лбу катится хладный пот.
В шатре, в охотничьих одеждах,
Под гомон суетных врачей
Король вздохнул и смежил вежды
И боле не открыл очей.
Убит бедой Эмиль, страдает.
Из рук слуги берет венец
И в тот же миг он забывает,
Чему учил его отец:
Выслушивать любые споры
И оправдаться разрешить,
Не принимать решений скорых
И с наказаньем не спешить.
Врага он видит в Кристиане,
Пришедшего на горе к ним,
Виновного в отцовой ране,
Нежданной гибели. Гоним
Он должен быть из королевской
Семьи, а коли возразит,
То предан будет казни зверской,
Никто его не пощадит.
Изгнать предателя за кручи,
За море, дабы никогда
Отряды конницы могучей
Его не ринулись сюда.
Как ослепленный наважденьем,
Жестокой ненавистью, он
С бездумным детским упоеньем
Гнал рыцаря навеки вон.
Указы юноши с безмолвным
Укором выслушал герой.
Всем показался он покорным,
Ушел с поникшей головой.
Тем временем в шатре рыдали
Осиротевшие друзья,
И плакал принц. А в темной дали
Земного полчища князья
Сражались с воинством небесным,
И загорелся гневный свод,
Костер великий, бестелесный
Пожар и бурю принесет.
И только сильный уцелеет
Пред этим дьявольским огнем,
Жилище слабого истлеет
И без следа исчезнет в нем.
Я на трагичной этой ноте
Закончу повесть об охоте.
И в продолжение, друзья,
К принцессе возвращаюсь я,
Что так печалится одна,
Дочерней болью сражена.
Она любви своей не смеет
Отныне брату показать,
Эмиль войдет - она робеет,
И слова милого сказать
Не может Стелла. Брат мгновенно
Чужим казаться начал ей,
Что прежде было сокровенно,
С отцом ушло, и все больней
Ей пережить свою утрату
И одиночества удел
Доверить королю - не брату.
Тоскует Стелла, как он смел
Так обойтись с отцовским другом?
Ведь не было его вины,
Что разразилась злая вьюга
Над головою всей страны.
Достались трон, венец, держава
Еще незрелому юнцу,
В мятежной вольности кровавой
Он царствует, ему, слепцу,
Пока премудрость неизвестна
И прозорливость невдомек.
Ему сидеть на троне лестно,
Но стать владыкой он не мог.
Пока он молод, неразумен,
Смущает сердце непокой.
Вассалы шепчут: он безумен,
И нужен им король другой.
Бунтовщики пошли на плаху,
Их слуги сосланы в острог,
И еле дышат все со страху.
Господствует тяжелый рок
Над этим бедным государством.
Как жертвы, жизни отдают
Оговоренные коварством,
Придворные вельможи. Бьют
Часы на башне грустным боем,
Что пыл Эмиля обречен
На гибель верную. И строем
Уже идут к плечу плечом
Шеренги тесные на войны,
Узнав о смерти короля,
Границы стали неспокойны,
И шлют богатства за моря,
И отрекаются от принца
Отца вассалы, как один.
Угрюмые лишь видит лица
Сей злополучный властелин.
Спасенье чает только в Стелле,
К сестре торопится Эмиль
И в братской дружбе неумело
Клянется ей, высокий стиль
Оставив у ее порога
И добрым сделавшись опять.
"Скажи, родная, ради Бога,
Сестрица, как мне поступать?"
Она задумалась глубоко.
"Твое несчастье, братец, в том,
Что настоящий друг далеко.
Верни же Кристиана в дом!
И все злословить убоятся,
Что зря ты принял отчий трон.
Заставить сильных подчиняться
Лишь сильный может. Это - он!
А ты прогнал его, обидел.
Спеши прощения снискать.
Ты боль свою однажды видел,
Сумей чужую понимать!"
"А если он не согласится?"
"Беды недолго ждать тебе, -
Эмилю говорит сестрица. -
Беги к нему, к своей судьбе!"
Прикрыв за братом дверь, принцесса
В девических мечтах парит.
Предмет любви и интереса
Так скоро вновь она узрит.
Вот на скамью она присела,
Ресницы долу опустив.
В душе ее надежда пела,
И, взор туманный обратив
К окну открытому, принцесса
О нем лишь думала одном,
Когда он выехал из леса,
И солнце омрачилось днем
Известьем об отце несчастном,
Как Кристиан был огорчен,
И вспоминала ежечасно,
Что рыцарь братом оскорблен.
Несправедливая обида
Кипела в сердце у него,
Но он не подал даже вида
И не промолвил ничего.
А брат меж тем коня седлает
И во владенье Черных роз
Гонца немедля отправляет.
Тот приглашение повез
От короля и господина
Для Кристиана и раба.
Суровой выдалась година
И тягостна его судьба,
С которой должен он смириться.
Нрав гордый рыцаря смирить,
Дабы короны не лишиться,
И возвратиться попросить.
Увещаный словами Стеллы,
О самолюбии забыв,
Эмиль униженно, несмело
Ответа ждет, за свой порыв
Смиренно просит о прощенье
И дружбу предлагает вновь,
Но лицемерит он. О мщенье
Не умышляет лишь любовь.
Лишь ей подвластны все герои,
Она в балладах и стихах
Ликует вечно и покоя
В живых не ведает умах.
Коль путешествия любитель,
Устав от будничных хлопот,
Покинет скучную обитель,
В долину странствия пойдет,
То стопы он свои направит
К морским далеким берегам,
Где бог Нептун великий правит,
По быстрым бегает волнам
И верховодит над волами
Из пены белой восстает.
Над штилями и над штормами
Кругами водят хоровод
Веселых тучек вереницы,
И ветер носится лихой
В краю, где не летают птицы,
Где только звезды над морской
Просторной гладию мерцают,
И серебристая луна
Небесный путь свой начинает,
Дика, прекрасна и юна.
В горах, что главами седыми
Вонзаются в высокий свод
И макушками ледяными
Встречают солнечный восход,
Безлюдно, сумеречно, сухо..
В чертогах омертвевших скал
Есть лабиринт пещерных духов.
Здесь ящер древний пролетал
И в толще каменного тела
Проделал хитрые ходы,
Да гномы бойкие умело
Искали кладези руды.
Здесь жизни нет, но крепость эта
Из скал и льда всегда стоит
И мир страны зимой и летом
От вражьих помыслов хранит.
Как алчный недруг подберется
К наделам королевства, он
О горы тотчас разобьется,
Не одолеет трудный склон.
Но в этих мертвенных темницах
Взрастали ненависть и злость,
Воспряли в старческих глазницах.
И, грузно опершись о трость,
Застыл на фоне небосклона
Горбатый темный силуэт.
Он видит тайны жизни лона
И знает край, где счастья нет...
---
В душе моей печаль теснится.
Не покидай меня, постой,
И дай мне силы возродиться,
С холодной серой пустотой
Позволь, о, муза, распрощаться.
Дыханьем чистого тепла
Ты помогаешь возвращаться
В тот мир, где мысль моя светла.
Туда, где в думах возникают
Героев новые черты,
Мелодии в словах играют
И вновь являются мечты,
Что разум мой всегда питали,
Как слезы утренней росы,
И вдохновеньем наполняли
Поэта трудные часы.
Благодарю, напевник милый,
Что в будничный, усталый день
Ко мне приходишь в дом унылый
И озаряешь мою сень.
Угасло небо за гардиной,
В воображении моем
Возникла дивная картина:
Мы за столом сидим вдвоем.
Со мною рядом ты, я знаю,
Листаешь толстую тетрадь.
Я по глазам твоим гадаю,
Что ты захочешь мне сказать.
Быть может, в вымышленных лицах
Узнаешь ты свою звезду,
Отыщешь на моих страницах
Путь, по которому иду
И увожу тебя из мира,
Где жизнь обычная течет,
Туда, где не смолкает лира,
И времени не слышен счет.
Коль станешь ты героем песни,
Единым словом намекни,
И новой роли интересной
В душе закружатся огни.
Для каждой повести отрада -
Неподражаемый герой.
Лишь не молчи, мой друг, не надо,
Поговори еще со мной...
---
В долине между горных гряд,
Где стаи туч рождают грозы,
Стоит уж пять веков подряд
Старинный замок Черной Розы.
Над крышей ветер ледяной
Во пляске вихревой кружится,
Туман прохладною порой
К подножью стен его ложится.
Здесь камнепадов тяжкий рок
Порою местность оглашает
И водопадов громкий ток
Сей край пустынный оживляет.
Там, где речной водоворот
Вздымает столпы капель влажных,
Жил достославный древний род
Достойных рыцарей отважных.
В его владениях земля
Была скалиста и уныла.
Не колосились тут поля,
И солнце долго не светило.
Здесь очень часто шли дожди,
А в берегах кипели струи.
И нравом твердые вожди,
Чьи имена страшились всуе
Дурною фразой помянуть,
В чужих наделах воевали,
Сюда являлись отдохнуть,
А после снова уезжали.
Последний в доблестном семействе
Вернулся Кристиан домой.
Устав от войн и лиходейства,
Хотел он в замке непокой,
Мятежность сердца и метанья
В аду сражений позабыть.
Врата в мир новых испытаний
Решил на вотчине открыть.
Ему приятны эти горы,
Свободы свежей красота
Ласкает взор его. Просторы,
Ключей веселых чистота -
Все мило храброму солдату,
Которому наскучил бой.
Он наслаждался до заката
Сей безмятежностью порой.
Вот он стоит у водопада,
Залюбовавшись, как шумит
И низвергается преграда
Речной лавины на гранит.
А брызги россыпью игривой
Кололи рыцарю чело.
А тучки стайкою ленивой
Толпились в небе. Унесло,
Умчало время злые козни,
И лязг оружия утих,
Сошли в могилы жертвы розни,
Забудут правнуки о них.
Лишь дума о недавней ссоре
Для Кристиана тяжела
И в незаслуженном укоре
На душу глыбою легла.
Его прогнал из королевства,
Вослед расправой пригрозил
Мальчишка! Отголосок детства
И безрассудства забурлил
В монархе юном и беспечном,
Что не умел еще ценить
И уважать друзей сердечных,
И верной дружбой дорожить.
Так гордость рыцаря задета,
Так долг соседский оскорблен,
Что, воздержавшись от ответа,
Уехал от Эмиля он.
Он в этот край не воротится,
Ему противен сей дворец!
Но кто-то в дверь к нему стучится...
С письмом пожаловал гонец.
Мой Кристан прочел прошенье
С недоумением, в глазах
Его мелькнуло изумленье:
"Король испытывает страх!
Видать, Эмилю нынче худо,
Когда защитника он ждет.
Нет, не надеюсь я на чудо,
И угадаю наперед,
Что этот юноша тщеславный
С покорной низостью слуги
Зовет меня, ибо державный
Трон окружают лишь враги.
Но сладкой ложью, дружбой лестной
Он только равного себе
Манить умеет. Неуместной
Его считаю речь. Судьбе
Угодно было, чтоб ребенок
Сидел на троне. Вот, изволь,
Едва он вышел из пеленок,
А уж владыка и король.
О, нет, не зависть меня гложет.
Что в ней? Всегда она слепа,
Пустые головы тревожит,
Неблагодарна и глупа."
Что предложить ему он может,
Какую уготовил роль?
Избрал охранника построже,
Дабы спокойно жить, король.
С такими мыслями сердито
Письмо отбросил мой гордец.
Пренебрежительно, открыто
Слепой молоденький наглец
Короны властью забавлялся
И Кристианом помыкал,
А лишь в беде он оказался,
Как сразу удаль растерял.
Хозяин замка Роз отказом
Ответил быстро. Без наград,
Категорично и с указом
Послал глашатая назад.
Но думы о принцессе Стелле
Немного охлаждают пыл,
Истомой наполняя тело,
И быстро гнев его остыл.
Она была ему приятна,
Хотя еще он не любил,
Но образ девушки опрятной
Был сердцу Кристиана мил.
А если рыцарь согласится
То приглашение принять,
С кичливым юношей смирится,
Чтоб с ним страною управлять?
"Теперь война мне надоела,
Но мрачен замок родовой.
Очаровательная Стелла
Возможно, станет мне женой.
А коли мне нужна невеста,
Я ехать должен. Слуги, эй!
Мой полк вернется в королевство.
Седлайте вороных коней!"
Он мчится в легкой колеснице
И погоняет лошадей.
Их спины крыты шкурой львицы,
А позади отряд людей,
Одетых в шлемы с позолотой,
За Кристианом скачет вдаль.
Ведет он доблестную роту.
Блистает на закате сталь.
Едва гористая долина
Легла пред Кристаном, вдруг
Он видит странную картину
И слышит тихий робкий стук.
От черных камней оторвалась
Фигура женщины, она
Навстречу рыцарю покралась.
И, хромотой удручена,
На посох длинный опираясь,
Старуха дряхлая идет,
Под гнетом лет своих сгибаясь,
И песню грустную поет.
Герой, притормозив лошадок,
На эту нищенку взирал.
Был вид ее ужасен, гадок!
Таких он прежде не видал:
Лицо в морщинах цвета глины.
На плечи редкие власы
Ложатся космами, и спину
Горб искривляет, а носы
Противней верно лишь у галок,
Глаза подернуты бельмом.
Отвратен и прискорбно жалок
Был облик карлицы притом.
Наш Кристиан остановился.
Она уж близко подошла
Он ей с почтеньем поклонился,
Когда она произнесла:
"Тебя я знаю, рыцарь Черный,
Но ты не слышал обо мне.
Дневной мне вреден свет тлетворный,
И я гуляю при луне.
Но ради встречи нарушаю
Привычный старческий уклад,
И для тебя я совершаю
Один таинственный обряд.
Всегда живи, о, повелитель!
Прошу чертог мой посетить
И в одинокую обитель
Позволь тебя мне пригласить!"
"Куда меня зовешь, и кто ты?"
"Чтоб снова человеком стать,
Я пробудилась от дремоты
И научилась колдовать.
Живу в пещере самой темной,
Но в сумраке мой взор остер..."
Отпрянул Кристан. "Позорный
Тебя, старуха, ждет костер,
Коль ты и правда дьяволица!
Зачем явилась ты ко мне,
Из праха протянув десницу?
Дорогу дай, не то в огне,
Свои дочтешь ты заклинанья!"
Сказал он грозно и хотел
Уже продолжить путь, но дланью
Поводья тронуть не успел,
Как ведьма хитро улыбнулась:
"Иль ты боишься, рыцарь мой?
Неужто слава обманулась?
Коль нерешительный такой,
И робкий, видно ты напрасно
Отправился в далекий путь,
И путешествовать опасно
Тебе, пора уж отдохнуть.
Устал ты верно от сражений.
Про храбрость Кристиана зря
Я слушала, и яд сомнений
Меня терзает нынче. Я
Уж песням больше не поверю,
Они - обман, нелепый звук.
Умолкнут скоро менестрели,
Замедлит сердце бойкий стук."
Слова колдуньи, как отрава,
Проникли в душу смельчака.
И буря вспыльчивого нрава
Едва не вспыхнула, пока
С повозки спрыгнул он, к старухе
С суровой миной подошел.
Она смекнула: он не в духе,
Взор неприветлив и тяжел.
"Что возомнила ты, седая,
Как ты осмелилась дерзить?" -
Спросил он. Ведьма, как немая,
Боясь опять заговорить,
Коварным оком оглядела
Ряд стройных и блестящих пик
И прошептала: "Я хотела
Тебе подарок дать, но крик
Твой грозный небо испугало,
Оно погаснет над тобой,
Коль ты не видишь, что послало
К тебе пророка. Ты судьбой
Своей играть не должен боле.
Ты едешь королю служить,
И согласился на неволю,
Рабом его ты хочешь быть?
А я потомку славных предков
Могу без трудностей помочь
И посоветовать, как метко
Стрелу послать, и тайну в ночь
Недолгим словом приоткрою,
Как сделаться еще сильней,
Чтоб недруг падал пред тобою
В непобедимости твоей."
Впервые отзвуки сомнений
Герою замутили ум.
Сокрыв от воинов волненье,
Стоит, задумчив и угрюм.
Неужто старица слепая
Его способна напугать?
И любопытство в нем играет:
Что ведьма может ему дать?
Он не слугой рожден - владыкой,
Пред ним склонялись короли
Так вечно будет!.. "Что ж, веди-ка!"
Старуха скрипнула: "Пошли!"
К солдатам рыцарь обернулся
И приказал им обождать.
А после в сумрак окунулся...
Куда, куда? Лететь, бежать!
Спешить из логова колдуньи!..
Но слишком гордый Кристан,
Глумясь над сказками вещуньи,
Спустился в черный океан
Из темноты, что охватила
Его в пещерной тесноте.
Бравада голову вскружила,
Он оказался в пустоте.
Идет он за старухой следом,
Та ковыляет впереди.
Нет, Кристиану страх неведом,
Хоть и остался позади
Вечерний свет, лучи роняя
На мрачный, каменный утес.
И солнце, будто засыпая,
Садится тихо за откос.
Все вниз по каменному полу
Тропинка вьется и ползет
Текут по стенам угли-смолы,
Под сводами высокий грот,
Площадка в сумраке открыта,
Ручей подземный там звенит.
Свисают соли сталактиты,
И луч серебряный дрожит.
"Довольно, мне неинтересно!" -
Сказал уверенный храбрец.
"Благодарю тебя, мне лестно,
Что ты послушал наконец
Слова разумные", - старуха,
Хихикнув хитро, говорит, -
"Теперь скажу тебе на ухо:
Я вижу, ярко как горит
И бьется доблестное сердце,
Пока ты молод и горяч,
Но не надежна жизни дверца,
И смерть, безжалостный палач,
В нее войдет без приглашенья
И заберет тебя с собой."
Воскликнул рыцарь в возмущенье:
"Ты что, смеешься надо мной?!
Ты погубить меня решила?
Так познакомишься с мечом!"
Но ножны меч не отпустили.
Под тонким искристым лучом
Рука героя ослабела,
И он от злости побелел.
"Ты заманить меня хотела,
Чтоб здесь убить? Останусь цел!
Мне чужды козни колдовские,
Тебе не одолеть меня!"
Но ноги стали, как больные,
И силы он потратил зря.
Прозрачным льдом прикосновений
Старуха гладила его,
А он, дрожа от омерзенья,
Не мог ответить ничего.
Как будто кости остудились,
И медленно хладела кровь,
Ладони инеем покрылись,
И только сердце вновь и вновь,
Как птица раненая, билось,
Рвалось из замершей груди,
На волю светлую просилось...
"Оставь меня, пусти, уйди!"
Сказала ведьма: "Успокойся!
Твой гнев мешает мне опять.
Старухи мудрой ты не бойся,
Ведь я хочу тебе продать
Одно сокровище. Ценнее
Его не сыщешь на земле.
Плоть умирает, коченея,
Исчезнет в тлене и золе.
Но только ты среди несчастных
И угасающих рабов
Жить вечно будешь, безучастный
К чужим кончинам. Твой покров
И крепость время не сломает,
И ты, бессмертный господин,
Коль тело срока не узнает,
Над миром властвуешь один.
Проходит все: любовь и горе,
Тебе неведома беда,
Тебе открыто жизни море,
Ты станешь царствовать всегда.
Мои слова тебе по нраву?
Скажи мне, рыцарь, не таясь!
Возьми сей дар, он твой по праву!" -
Колдунья молвила, смеясь.
"Какую ты попросишь цену?" -
Осведомился Кристиан.
"Ты совершишь простую мену,
Но не заметишь и изъян.
Что жизни вечной знает благо
И не дряхлеет никогда?
На чем ни зной, ни снег, ни влага
Не оставляют и следа?
На камнях, рыцарь. Эти горы
Сильны, могучи и тверды.
О, не смотри с таким укором!
Не слезы, капельки слюды
Замрут в глазах твоих прекрасных,
Едва ты вспомнишь мой урок.
К любви и страсти безучастный,
Ты ныне дашь мне под залог
Комочек бурь и опасений,
Что согревает твою грудь.
Я изыму души волненье.
О ритме сердца позабудь!
Сейчас оно окаменеет
И не забьется уж вовек,
И в жилах кровь оледенеет.
Ты будешь первый человек,
В ком вместо сердца мертвый камень
Встречает день и лунный свет.
В нем загорится хладный пламень.
Тебе подобных в мире нет!"
Опомнившись от цепененья,
Воспрянул духом Кристиан
И, задохнувшись возмущеньем,
Толкнул старуху, обуян
Великим гневом и тревогой,
Что он попался в западню,
Прервавшую его дорогу.
Неосмотрительность свою
Он проклинал и своенравье
Зачем он, воин и гордец
Потешил глупое тщеславье,
Как будто юный сорванец?!
Как вырваться ему из плена
И чар колдуньи избежать?
Из-за старухиной измены
Себя он вынужден спасать.
Всю жизнь он дрался на чужбине
И был всегда непобедим.
Для жалкой старицы отныне
Он стал мгновенно уязвим.
Но... унизительно, нелепо
И вовсе, кажется, смешно...
Глядит на ведьму он свирепо.
Она не шутит! Ей дано
Секретов магии заклятье,
Она на рыцаря сейчас
Наложит адское проклятье,
И близок этот жуткий час.
Но Кристан бесстрашен, крепок,
Он не поддастся колдовству.
Окаменелый сердца слепок
Его противен естеству.
"Уйди, несчастная, с дороги,
Иль ты немедленно умрешь!
Я не хочу твоей подмоги!"
Он развернулся. "Не найдешь
Ты путь обратно, хоть и грозно
Горит очей твоих звезда, -
Она сказала. - Слишком поздно!
Теперь ты раб мой навсегда!"
Воздев костлявые ладони,
Она завыла. Ураган
Ворвался в грот и смрадной вони
Принес волну. Мой Кристиан,
Как тонкий стебель, покачнулся.
Тут луч серебряный стрелой
На грудь горячую метнулся,
И выжег все внутри. Такой
Безумной боли беспредельной
Еще герой не выносил.
Как будто раненый смертельно,
На пол он рухнул и застыл.
Одно мгновенье роковое
Разрушило его судьбу.
В огне узрел он над собою
Свою потухшую звезду.
Он вяло веки открывает...
Скалистый потолок пред ним
В тумане сонном проплывает,
Вверху клубится легкий дым.
Лежит на камне он в пещере,
И очень холодно ему...
"Что здесь случилось в самом деле?
Ох, ничего я не пойму..."
С трудом поднялся он на ноги,
Как опьяневший без вина.
Зачем он в эти шел чертоги,
И почему болит спина?
Он огляделся. Рядом нету
С ним ни одной живой души.
Уж, верно, ночь, не видно света.
Стоит он в мертвенной тиши.
Куда старуха подевалась?
Иль видел он ее во сне?
Он слышал, как она смеялась,
Иль бредил нынче?.. При луне
Он быстро вышел из-под свода,
И воздух свежий охватил
Его, но легкости свободы
Покамест он не ощутил.
Какой-то странный, нездоровый
Мороз под ребрами царит,
И тяжко дышится. Оковы
Сковали грудь ему. Томит
Его недуг необъясненный,
Но он спокоен и угрюм
И чувствует, как лед студеный
Кристаллом наполняет ум.
К нему вассалы подбежали.
"Ты жив, наш добрый господин!
Тебя мы очень долго ждали.
О, как ты бледен! Ты один?
Где сумасбродная старуха?
О чем вы говорили с ней?"
А Кристиан ответил сухо:
"Не понимаю вас. Ясней,
Подробней мысли выражайте!
За глупость каждого виню.
И вы мне впредь не докучайте!
Ступайте, я вас догоню."
Солдаты верные смутились
И удалились. А глаза
Героя к небу обратились.
Там собирается гроза.
Изящный месяц не блистает,
Планеты дальние искрят
За облаками. Продолжает
Вождя надменного отряд
Свой путь на родину Эмиля.
Садится Кристиан в седло
И, разметая брызги пыли,
Летит вперед. Его чело
Печатью новой омрачилось
Он будто заново рожден.
Проклятье ведьмино свершилось:
В бесстрастный камень превращен
Любви и жизни вдохновитель -
Не бьется сердце, не кипит
В нем больше кровь. Груди обитель
Совсем озябла и молчит.
---
Бог человека вдохновляет
На добрый, чистый идеал,
Который он обожествляет.
Сынам своим Господь послал
Умение любить и верить
В голубоокую мечту,
Что движет мыслями, лелеять
Ее блаженство. О, я чту
Людей с возвышенным стремленьем
К нерукотворной красоте.
Она им радость упоенья
Несет на крыльях в высоте.
---
Веселья, отдыха не знала
Сестра Эмиля оттого,
Что Кристиана увидала.
Все мысли только для него
В душе у Стеллы зарождались,
Она ждала всегда его
И, в одиночестве печалясь,
Не замечала ничего.
Напрасно брат ее пытался
Пирами, танцами развлечь.
С ней образ рыцаря остался.
И трепетно его беречь
Она клялась перед Богами
И вспоминала без конца
С благоговейными слезами
Черты любимого лица.
Кому сказать она решится,
Что этот гордый человек
Ее заставил покориться
И сердцем овладел навек?
А вдруг он больше не вернется?
Развеял ветер его след
В тревожном сне. Она проснется,
А Кристиана рядом нет...
Прохладным покрывалом вечер
Укрыл приникшую траву,
Воркуют мирно ветви-свечи
И будто грезят наяву.
Ряды больших, пирамидальных
И стройных темных тополей
Как призраки теней печальных,
Глядят спокойно из аллей.
Под свет мерцающей лампады,
При отблеске далеких лун
Выводит ночные рулады
Многоголосье диких струн.
Среди деревьев шла принцесса
И взгляд задумчивый порой
Горам дарила. К ней из леса
Слетелся эльфов дружный рой.
Прозрачной дымкой заискрились,
Как звезды Млечного пути,
Они вокруг нее резвились
И не давали ей пройти.
Она им с нежностью сказала:
"Как вы прекрасны и легки!
Я тоже с вами бы играла,
Мои ночные мотыльки.
Но нынче грустно мне, о, дети
Цветов и радужной росы."
Но вдруг ей старший эльф ответил:
"Ты эти томные часы
Однажды вспомнишь с горькой болью
И пожалеешь о любви.
Она не патокой, а солью
Заполнит помыслы твои.
Без Кристиана ты страдаешь,
Его увидеть хочешь ты?
Но, коли встретишь - зарыдаешь!
Погибнут девичьи мечты."
Моя бедняжка побледнела,
Взяла в ладони малыша,
И у него спросила Стелла,
В волнении едва дыша:
"Скажи мне, ветер шаловливый,
Ты знаешь, где мой господин?
Его ты видел? Он спесивый!
Меня не любит он... Один
В душе сей рыцарь благородный
Живет, прекрасен, как всегда.
Лишь он - мой светоч путеводный
И лучезарная звезда.
Приедет ли он снова к брату,
Сумеет он его простить?
Иль суждено теперь утрату
В скорбящем сердце мне носить?"
Резвун веселый стал серьезным,
Задор ребяческий пропал
В наивном личике курьезном.
Он тихо девушке сказал:
"Кумир твой близко. На зарнице
Прискачет завтра ко двору.
Но не возрадуйся, девица!
Он изменился. Поутру
Его увидишь ты конечно,
Но испугаешься тогда.
Он был отважен, но беспечно
Так поступил, и вот беда
К нему ужасная подкралась
Змеей коварною и злой
И в сердце самое забралась.
Он стал опасен. Он - чужой!"
"Но что с ним?" - "Боле я не смею
С тобой, принцесса, говорить.
Не то навеки онемею.
Сама решай, как дальше жить!"
Смеясь, проказники вспорхнули,
Блеснули искрами и вмиг
В вечернем мраке утонули.
И тишина, как громкий крик,
Внезапно Стеллу оглушила.
Она опять стоит одна
В саду и страхом быстрокрылым
Измучена, поражена.
"Я жду тебя! - она шептала
Бездонным вечным небесам. -
- Казался добрым ты сначала,
Твоим я верила глазам.
Они не лгали мне, я знаю,
В них благородства ясный свет
Сверкал глубинными лучами.
Его неужто больше нет?!
Ужели слухи справедливы,
От коих холодеет кровь?
Они ввергают с мир унылый,
Где не спасается любовь..."
---
В тумане белом незаметно
Предвестник утренней зари,
Родился первый миг рассветный,
И медленно проснулись три
Лица различные стихии
И снова начали вплетать
Востока нити золотые,
Где солнца призрачная рать
Уже незримо колебалась
И развевала сонный дым.
Ручьями света наслаждалась
Земля под пледом голубым.
Алмазной россыпью мерцают
Росинки в бархатной траве,
Огни их небо отражает
В глубокой ясной синеве.
По башням крепости столичной
Отряд шагает постовой.
Ему открыт обзор отличный
Всегда с площадки смотровой.
Страну от края и до края,
С равнины до могучих скал
Дозор, усталости не зная,
Со стен дворцовых наблюдал.
Кричит глашатай, встрепенувшись:
"Сюда огромный едет полк!"
И от хлопот своих очнувшись,
Люд в удивлении примолк.
Народ сбегается к воротам.
Дорога в пыльных облаках.
Навстречу солнцу скачет рота
На конях, в стали и шелках.
А впереди - великий воин,
Сверкая златом острых шпор,
Как всадник мраморный, спокоен,
Галопом мчит во весь опор.
Он въехал в город и у замка,
Как вкопанный, мгновенно встал.
Своей надменною осанкой
Слуг во дворе перепугал.
Глядит на жителей сурово,
И неприступен его вид.
Встречавшим благостного слова
Ни одного не говорит.
Но чем-то облик непривычно
Его смущает всю толпу:
Как воск, он бледен необычно,
И взор, как будто темноту
Одну он видит пред собою,
Был мрачен и опустошен,
Мороза колкою стеною
От счастья жизни отрешен.
Снедаемый жестокой думой,
Что некий в нем погас очаг,
Он к королю идет угрюмо.
Тяжел, уверен его шаг.
Эмиль встречает Кристиана,
С порога молвит без прикрас:
"Мы рады, что слуга так рьяно
На наш откликнулся приказ!
Едва мы только повелели,
Как он, достойный всех похвал,
Приехал. Мы достигли цели,
И Черный рыцарь - наш вассал!"
Король рассчитывал, что воин
Пред ним колена преклонит,
И он, весьма собой довольный,
С тщеславной миною стоит.
Он гостю руку жестом важным
Для поцелуя протянул,
Придворных оглядел вальяжно,
Сестре тихонько подмигнул.
Та еле дышит от смущенья
И с Кристиана нежный взор
Не сводит. Чувства в помутненье
С рассудком продолжают спор.
Она на рыцаря взглянула
И не узнала... "Он другой!"
Как будто призрак Вельзевула,
Угрюмый, белый и чужой...
Пыл благородный миротворца
Исчез, но с жадностью опять
Азарт жестокий полководца
Звал Кристиана воевать.
Мой Кристиан не шелохнулся.
Покорности в нем вовсе нет.
Эмиль невольно содрогнулся,
Холодный услыхав ответ:
"Не для того дорогой дальней
Сюда я вел свои войска,
Чтобы мальчишка, шут нарядный,
Меня по-детски обласкал.
Не для того сюда я ехал,
Чтобы ребенка забавлять
И согласиться для утехи
Его конюшни охранять.
Но лишь затем я воротился,
Дабы сказать тебе, глупец,
Недолго властью ты кичился,
Снимай игрушечный венец!
Отныне роли поменялись!
И я - тот самый господин,
Которого давно заждались,
А ты - слуга, простолюдин!
Но если ты не подчинишься
Трон и корону мне отдать,
Так жизни тотчас же лишишься!
Моя безжалостная рать
Здесь никого щадить не станет.
Смутьянов головы рубить
Клинок мой верный не устанет,
Хоть всех придется мне убить."
"Что слышу я?! - ушам не веря,
Эмиль во страхе закричал. -
То речь не витязя, а зверя!
Затем ли я тебя позвал,
Чтобы ты мой край топил во крови
И узурпировал мой трон?..
Эй, стража, взять его, героя!
Тюрьмы и плахи жаждет он!"
Солдаты королевской стражи
Шагнули к рыцарю, но тот
В лице не изменился даже
И произнес: "Кто подойдет
И пальцем хоть меня коснется,
Тем овладеет смертный сон,
И тот вовеки не проснется!"
Со всех бегут к нему сторон
Его вассалы-пикинеры
И заслоняют от мечей.
Вопит Эмиль: "Убийцы, воры!
Я не друзей, а палачей
Себе на гибель, посрамленье
В отцовский замок пригласил,
И от бесовского глумленья
Его я прах не защитил.
Но не поддамся я злодею,
Пока дышу - не уступлю
Корону черту-лиходею
И самозванцу-королю!"
Усмешка, мертвенно-пустая,
У Кристиана на устах
Мелькнула, зубы, обнажая.
"Не рано ль в этаких летах
Искать погибели, мальчишка?
Но, коль желаешь, так изволь!
Тебе, о, жалкий хвастунишка,
Я докажу, кто здесь король!
Еще лежал ты в колыбели
И материнским молоком
Питался в крошечной постели,
Я овладел уже клинком.
Ты хочешь драться? Я согласен!
Пусть небо этот суд вершит,
Хоть для тебя он и опасен!
Наш спор оружие решит.
Со свитой нынче отдыхаю,
А вслед за будущей зарей
Я поединок назначаю.
И ты, Эмиль - противник мой!"
"Да будет так!" - Эмиль, кивая,
Притворной храбростью прикрыл
Души смятенье, понимая,
Что он сейчас приговорил
Себя обиженно и с пылу
К кончине, скорой, роковой.
Назавтра он сойдет в могилу,
Познав безжизненный покой.
Раскрывши рты от изумленья,
Стояли слуги короля,
Ему не выказав почтенья,
Его нисколько не любя,
Они меж тем его жалели,
Но не пытались охранять.
Пред Кристианом все робели.
Скорей изменниками стать
Они могли, чем для закланья
На жертвенный алтарь возлечь,
Себя подвергнуть испытаньям
И государя уберечь.
Коль плох правитель - дурны слуги...
Простые истины ценя,
Мои взыскательные други,
Рассказ свой продолжаю я.
Эмиль, униженный вторженьем,
Обескуражен, одинок,
Не знал, как править положеньем,
Он управлять собой не мог.
Ушел к себе в опочивальню,
Ничком свалился на кровать,
Забился в угол самый дальний
И начал горестно рыдать.
Потом молился пред Распятьем,
Молил пощады у небес,
На Кристиана слал проклятья
И в исступленье ждал чудес.
---
Охрана рыцаря не знает,
Что с ним беда. Везде за ним
Она идет, но замечает,
Что он как будто стал иным.
В нем все болит, теснится, стонет,
Мороз терзает крепкий стан,
Душа его во хладе тонет.
Таким стал бедный Кристиан.
Его речами движет злоба,
Она излечивает хворь,
Хоть ей противилась утроба,
С ней успокаивалась боль.
Захватчик, грубый, своенравный,
Устроил в замке шумный пир,
Глумясь над юношей бесправным.
Как буйствует ее кумир,
Смотрела в ужасе принцесса
Никак не шли из головы
Слова веселого повесы.
А липки щупальца молвы
Уже опутали столицу
И возвестили, что тиран
Обманом захватил границы,
И он зовется Кристиан,
Что нынче сменится властитель
И будет царствовать в веках,
И реки сей поработитель
Наполнит кровью в берегах.
Пока о нем слагают вирши,
Главой за праздничным столом
Не ест, не пьет он и, притихший,
Сидит с нахмуренным челом.
Ежеминутно вспоминает
Колдуньи мерзкое лицо
И в размышленье потирает
Эфеса черное кольцо.
В который раз он просит друга,
Чтоб тот опять ему вещал,
Как разгулялась буря-вьюга,
Когда в пещере он пропал.
И только дума посещает,
Что он живет под игом чар,
Как грудь тисками зажимает,
В ней загорается пожар.
И яростно огонь стремится
Лед заклинаний растопить,
Но ослепляет боль глазницы,
И мочи нет ее смирить.
Он взглядом сумрачным обводит
Всех приглашенных на пиру
И незнакомцев вдруг находит,
Что жмутся стайкою в углу.
"А кто они, - спросил лакея, -
Одеты в перья воронья?"
Ответил тот: "Не разумею.
Их здесь впервые вижу я.
Они приехали за вами..."
- "Я не хочу их лицезреть!
Пускай их выгонят хлыстами
И не пускают сюда впредь!"
Они исчезли без препоны,
Но в предзакатные часы
Глаза их, точно у дракона,
И крючковатые носы
Опять мелькали возле трона,
Но стало больше их теперь.
За Кристианом, как питоны,
Они следили через дверь.
Они тенями проникали
В любые залы и тайком
Все жадно новости вбирали
И испарялись с ветерком.
Шпионов ведьма засылала
И с помощью их острых глаз
За пленной жертвой наблюдала,
Как та ведет себя сейчас.
Старухе нравилось, как скоро
Эмиля свергнул Кристиан.
И ради нового террора
Штормил проклятый океан.
Она в норе своей шептала:
"Запомни, рыцарь, ты людей
Щадить не должен, а сначала
Мальчишку глупого убей!
Невинной кровью ты скрепляешь
Наш бесконечный договор.
Ты власть над миром получаешь.
Навеки мой ты с этих пор!"
При шуме оргий ночь настала,
От звона стекла дребезжат.
Паров туманных покрывала
Равнины кроют и дрожат.
Огромной ватной лапой тучи
Хватают чистый небосвод,
И молния грозы могучей
Тела их отблесками рвет.
Светлы, как день, ее зарницы,
Гром растревоженный ворчит.
Молчат испуганные птицы,
Лишь выпь болотная кричит.
Великий ливень на долину
Свои обрушил рукава,
В пруду разбаламутил тину.
Дождем прибитая трава
Лежит в лугах, как после брани.
Вода кипит от пузырей.
Рассерженного неба длани
Стучат у запертых дверей.
Хоть долго лихо бушевало
И низвергало мощь воды,
Затишье легкое настало
К рассвету. Бедствий и нужды
Открылась жуткая картина,
Когда умылся небосклон
И прояснился. Тьмы пучина
Смела сады, жилища. Стон
Извергли нивы и проселки,
Осиротевший и пустой
Стоял убитый город. Волки
Издали леденящий вой
Над разоренными норами,
И птицы плакали, кружась
В лесах над мокрыми гнездами.
А тучи черные, смеясь,
Летели в горы, дабы снова
В вершинах силы собирать,
Из вихреватого покрова
Иные земли заливать.
Едва решились горожане
Взглянуть на следствия грозы,
Едва опомнились крестьяне,
Узрев поникшие лозы,
Как громким возгласом промчался
Приказ владыки Черных Роз,
Чтобы народ тотчас собрался
На площадь перед замком. Нес
Глашатай свиток с объявленьем,
Что нынче здесь произойдет
Двух повелителей сраженье.
На королевский трон взойдет
Неоспоримый победитель,
А проигравший сей же день
Страну покинет. Покоритель
Соперника забудет тень.
На поле в маленьком предместье,
Где лес вокруг стеной стоит,
Обескураженная вестью
Толпа в безумии валит.
Здесь царство паники безликой
И суматоха правят бал,
Подобно аду, что великий
Когда-то Данте описал.
Его круги рождают страхи
У тех, кто их вообразил,
И глас, не молкнущий во прахе,
Людскую робость пробудил.
Народ волнуется и ропщет,
И алчет правды для ушей,
Охваченный тревогой общей.
Но гонит стража всех. Мечей
Ряды блистали и разили
Любую дерзкую главу.
И много глаз мольбы стремили
К солдатам грозным. Те в пылу
Виновников не различали,
Взвивая хлесткие пруты,
На выкрики не отвечали
В хаосе слезной суеты.
"Король убит! - одни стенали, -
Удавлен вервием во сне."
"Он под арестом, - возражали
Другие, - мучится в тюрьме.
Его терзают страшной пыткой,
Чтоб он отрекся от венца
И, подчинившись силе прыткой,
Заветы предал и отца."
"Не будет больше нам отрады! -
Вопили третьи во всю мочь. -
Под властью новой без пощады
В кровавый омут канем прочь!"
Жестокое сегодня действо
Узрит испуганный народ,
И он, бессильный пред злодейством,
Спектакля поединка ждет.
Шеренга лучников и стража
С арены зрителей теснят.
Пришельцы, черные, как сажа,
Вблизи к обочине стоят.
В зрачках, как кратере вулкана,
У них беснуется огонь,
Их лица злобны и упрямы,
А от одежд исходит вонь,
Как из разверзнутой гробницы,
Где тлен улавливает нюх,
Учуяв мертвые глазницы,
Качнется самый стойкий дух.
Стервятниками, не моргая,
Следят за суетной толпой
Исчадья тьмы, посланцев стая
Шипят, как змеи, меж собой.
Вдруг люди дружно замолчали
И повернулись к крепостным
Воротам. В страхе и печали
Король из них выходит, с ним,
На шаг один лишь отставая,
Шагает важно конвоир,
Ему дорогу уступая,
Как будто пленнику. И мир
В умах вассалов развернулся
При виде злого бунтаря,
Которым рыцарь обернулся.
А молодого короля
Ввели на поле, как на бойню,
И усадили на коня.
Усталый, грустный, неспокойный,
Он замер, голову склоня.
Кругом предателей он видел,
Что отказались от него.
Кого случайно он обидел,
Врагами сделались его,
Сдались иному сюзерену,
А тот, себя уж возомнив
Здесь господином неизменно,
Стоит, бесстрастен и кичлив.
Ему подносят меч и латы
И облачиться в них помочь
Хотят примерные солдаты,
Но он отводит руки прочь,
И, не желая одеваться,
Приняв надменный строгий вид,
Чтоб от атаки защищаться,
Берет один округлый щит.
"Долой тяжелые доспехи! -
Гласит уверенный гордец. -
Не сомневаюсь я в успехе
И победителя венец
Шутя, добуду в поединке.
Нелеп мой недруг и смешон.
Не битва нынче, а разминка.
Возьмите шлем, не нужен он!"
В плаще и шелковом наряде
На иноходца своего
Легко запрыгнул он. Две пряди
Небрежно спали на чело,
И он откинул их перчаткой,
Как будто пыль смахнул на лбу,
Полюбопытствовал украдкой:
Эмиль готов начать борьбу?
Несчастный мальчик, удрученный,
Едва держался на седле.
И, сознавая обреченно,
Что скоро спать ему в земле,
Молил изменницу Фортуну
Не покидать его пока,
Чтоб зазвенели жизни струны,
Окрепла твердая рука.
Не быть живым ему в сраженье,
Коль на ристалище свой род
Он обесчестит пораженьем.
Не медля, враг его убьет.
"Пропал Эмиль! - раздался шепот, -
Последний день его настал!"
Под публики тревожный ропот
Призыв герольда прозвучал.
Стремглав соперники помчались,
Из ножен выхватив мечи,
Столкнувшись, быстро разъезжались,
И лязг отчаянной сечи
Летал над полем, и за горы
Проказник ветер уносил
Клинков безжалостные споры,
И каждый выпад голосил,
Что не везет юнцу бедняжке.
Атаки рыцаря ему
Разить и защищаться тяжко,
Но не уступит он тому,
Кто за главой его явился
И жаждет кровь его пролить.
Эмиль себе на горе бился.
Ему, увы, не победить,
Он с Черным рыцарем не сладит.
Его уверенной рукой
Не только дух и сила правят,
Но и старухин колдовской
Упрямо голос наставляет,
Чтоб он Эмиля не щадил,
И меч карающий вздымает.
Король уже лишился сил.
Он еле отражал удары,
Что осыпались на него,
Как града огненного шары.
Но в ту минуту конь его
Вдруг взвился на дыбы упрямо.
Эмиль узды не удержал
И на истоптанную прямо
Траву беспомощно упал.
Момент опасности смертельной
Определяет случай-рок.
И, дабы он не стал последним,
Освоить вовремя урок
Судьбы, жестокой, своенравной
Обязан умный ученик
Иначе, жалкий и бесправный,
Расплату получает вмиг.
Он, беззащитный, обреченный,
Увидел, как над ним навис
Его противник хладнокровный.
Со скакуна скользнул он вниз
И к жертве подошел бездушно,
С неторопливостью клинок
Из ножен вынул. Люд послушный
Во страхе ахнул и умолк.
И в царстве тишины звенящей
Дыханье тяжкое свое
Эмиль услышал. Настоящий
Кошмар окутывал его.
И каждый мускул его тела
Напрягся, будто паралич
Сразил его, и омертвела
Душа. "Спаси, о, Боже!" - клич
Уста, готовые исторгнуть,
Сковало ужасом сейчас.
Не мог невольно он не дрогнуть
Пред выраженьем мрачных глаз.
Но отчего-то рыцарь медлил
И наготове меч держал,
Фигуру жертвы взором мерил
И как-то сдавленно дышал.
В нем две стихии страшно бились:
Огонь души и холод чар
В груди его врагами слились.
Клинка решающий удар
В сем поединке задержался.
"Зачем мальчишку мне губить? -
Крик благородства раздавался. -
Ведь он так юн и хочет жить!"
"Не жди! - вопил проклятый голос. -
Не сомневайся, не жалей!
Руби червивый этот колос!
Коли его! Срази! Убей!.."
Одна минута все решила.
Эмиля быстрая рука
Стрелу врага опередила.
Души мучения пока
Его кусали адским жалом,
Движимый ужасом юнец
Блеснувшим в воздухе металлом
Сраженью положил конец.
Локтем о землю опираясь,
Он в напряжении следил,
Как Кристиан, слегка шатаясь,
Ладони к сердцу подносил.
На тонком шелке под ключицей
Зияла рваная дыра,
Но кровь из раны не сочится,
Как будто детская игра,
А не жестокий поединок
Непримиримых свел врагов,
И не орудий, а тростинок,
Не скрежета, а добрых слов
Происходило состязанье.
Увидел Кристиан свой рок -
Меча коварного сиянье
Что на траве лежал у ног.
Клинок был чист, ни капли крови
Не обагрило острый меч.
Осталась лишь дыра в камзоле
В груди у рыцаря меж плеч.
Едва не падая от боли,
Как саван, бледный Кристиан
Застыл в безмолвии на поле.
К нему слуга бежит. Кафтан
С него заботливо снимает
И господина проводить
С поляны бранной предлагает.
"Удар смертельным должен быть! -
Эмиль воскликнул в нетерпенье. -
Я всем сегодня доказал
Свое величие. Забвеньем
Я негодяя наказал!"
Но задрожал он суеверно,
Когда противник произнес
В великой гордости безмерной:
"Себя ты рано превознес!
Я пожалел тебя, не скрою,
И ты меня не победил.
Не я, а ты передо мною
Во грязи корчишься без сил.
Я здесь хозяин, властью строгой
Я облечен отныне. Встань
Пред королем своим и Богом!
Тебя ждет на закате казнь!
Я не хочу прощать измену,
Настигнет кара бунтарей!
Теперь покину я арену...
Пришлите в замок лекарей!"
Договорив, он зашатался,
Слабея от раненья, но
Он крепко на ногах держался.
Ему, казалось все равно,
Что меч противника глубоко
Пронзил его живую плоть.
Он удалился. Тенью рока
За ним последовали, хоть
Не приглашали их вельможи,
Те люди странные, чей вид
Настолько мерзок, что по коже
Ток отвращения бежит.
Он не смотрел, как двое стражей
Веревками стянули стан
Эмиля, и не слышал даже,
Как он рыдает. Кристиан
Проходит сквозь толпу вассалов,
Те глаз не смеют подымать.
И в тишине пустынных залов
Он вдруг почувствовал опять,
Как тяжело ему и больно,
И грудь его поражена.
Должна старуха быть довольна.
Он ясно понял, как она
Его бессмертием пленила.
Давно сошел бы он во тьму,
Ведь сердце сталь ему пробила,
Но смерть не явится к нему.
Врачи смущенно говорили,
Что рана неподвластна им.
Повязку к ребрам приложили
С целебным варом луговым.
Но облегченья эликсиры
Больной измученной груди
Не приносили, не лечили.
Кромешный сумрак впереди...
Вкруг Кристиана бродят слуги
Колдуньи старой. Силы зла
В них отражались, и в испуге
Их сторонился люд. Гнала
От этих призраков опасных
Необъяснимая боязнь.
Все обсуждали ежечасно
Назначенную к ночи казнь
И тихо юношу жалели,
Кому он прежде был не мил,
И горько по нему скорбели,
Но трусили. Не попросил
Никто пощады для бедняги,
Все разбежались по углам.
Дозорные сменили флаги,
Гербы Эмиля пополам
По приказанию ломали,
А после в каменных печах
До пепла серого сжигали.
Был государь, а нынче - прах.
---
Давно писателя снедает
Вопрос, покоя не дает,
Какой обычай созывает
Людей увидеть эшафот?
Не знает зрелища противней,
Чем казнь, природа бытия.
На экзекуцию активней
Стремится публика. И я
Найти пытаюсь объясненье,
Чем привлекательна она?
Для покаранья, устрашенья
Ее придумал сатана.
Менялись нравы, идеалы,
И годы мчались, но и впредь,
Темницы строят и подвалы,
А мы идем на них смотреть...
---
Уж небо солнце уводило
К отрогам западных холмов,
И тени синие стелило
В долине волглых берегов,
Когда на площади центральной
Народ собрался снова днесь
Сего события печальней
Доселе не случалось здесь.
Высокий столб посередине
Мощеной улицы стоял,
Как обелиск, и он картину
Собой невзрачную являл.
Но смысл уродливой опоры
Был очень мрачен и глубок.
К столбу привязан будет скоро
Эмиль, невинный голубок.
Весь день принцесса прорыдала
У брата запертых дверей
И думала, что опоздала
Его спасти. Как дикарей,
Она охранников ругала,
А те с жестокостью убийц
Над ней глумились. Не видала
Под капюшонами их лиц,
Но ощущала море злости,
Что закипало в их хуле.
Они при ней играли в кости,
Кувшины били, в подоле
Монеты медные таскали,
С вандальной грубостью притом
Из спален вещи воровали
И разоряли знатный дом.
Под вечер Стелла не стерпела,
Воров из залов погнала,
Но защищаться не умела
И тотчас связана была.
Бесцеремонно подхватили,
Поволокли ее гурьбой
И Кристиану положили
Под ноги, чтоб ее судьбой
Распорядился он, как должно.
Но слуг он холодом обжег.
И отступили осторожно
Ее обидчики. Со щек
У Стеллы схлынули все краски.
Ее возлюбленный стоял
С челом, подобным бледной маске,
И в напряжении молчал.
"Его ли я всегда любило,
Его ли я всегда ждало? -
Рассудок сердце испросило. -
Я, может, образ создало,
Который мной овладевает,
Не покидая и сейчас?"
Принцесса с робостью вздыхает,
Боясь услышать грозный глас.
Следил он, как она поднялась
С плит пола. Нежной красотой
Воображенье восхищалось
В былое время. Рыцарь мой
Теперь остыл душой и телом
И в безразличье наблюдал,
Как Стеллу в одеянье сером
Ему прислужник представлял.
"Зачем она ко мне явилась?" -
Спросил, что камень лег на дно.
Она ему как будто снилась...
Но это было так давно!..
"Что делать с ней, король?" - "Не знаю,
Но причинять принцессе зло
Я никому не разрешаю!"
"Девчонке просто повезло!" -
Сказал слуга с усмешкой злобной.
А Стелла даже ожидать
Не смела милости подобной.
"Велите руки развязать!" -
Она тихонько попросила,
Запястья показав ему.
"Ты прежде жемчуга носила?
Тебе колодки ни к чему!" -
Сказал король и улыбнулся,
Но от улыбки не тепло,
А будто холод потянулся,
И этим холодом свело
Все тело девушки влюбленной.
К ладоням прикоснулся он,
От вервий коже воспаленной.
Она издала тяжкий стон.
Мой Кристиан узлы распутал
И бросил вервии, как сор.
Хотел уйти, но на минуту
Завел со Стеллой разговор.
"Глаза ты долу опускаешь.
Меня боишься ты, ответь?
Ты страх и ненависть питаешь?
Я человек, а не медведь, -
Проговорил король суровый. -
Я неужели страшен так,
Что ты расплакаться готова?
Поверь, красотка, я не враг!"
Кошмар, разлившийся сначала,
Теперь развеялся чуть-чуть.
Ему принцесса отвечала:
"Мой господин, не обессудь!
Я не боюсь тебя, я знаю,
Что ты страдаешь, ты в беде.
Вокруг гляжу и понимаю,
В твоей бесчисленной орде
Врагов гораздо больше стало,
Чем было, добрый Кристиан!
Ты смотришь сумрачно, устало.
В какой попался ты капкан?
Где твой румянец, глаз сиянье?
Я раньше думала, что нет
Прекрасней на земле созданья!
Тебе совсем не много лет,
Чтоб седина виски белила,
И старость иссушала плоть.
О, коли хворь тебя сразила,
Ее ты должен побороть!
Отец мой видел, что за люди
К нему приходят на поклон,
Что ваша дружба крепкой будет.
Не зря тебя приветил он.
Но он скончался, к сожаленью!
Брат указал тебе на дверь
Без извинений, без почтенья.
Ужель ты мстишь ему теперь?!
Неужто гордость и отвага
Не говорят тебе: прости?!
Не изводи его, беднягу,
Помилуй брата, отпусти!
Ты пощадил его на поле,
Так оставайся милосерд!
Не оскорбит тебя он боле.
Прими покорности обет!"
Она упала на колени
И поклонилась в самый пол.
А между тем колдуньи тени
Ее хватали за подол,
И оттащить ее пытались
От Кристиана, что есть сил.
Они как будто испугались,
Что с ней король заговорил.
"Эмиль - соперник мой, мятежник." -
"Твоя земная слава в том,
Что ты врагов пленяешь прежде,
Но отпускаешь их потом.
Изменник даже и предатель
Твое прощенье заслужил.
Таким величием создатель
Тебя при жизни наградил."
При жизни... Просто рассуждает!
Угодно, право, ей шутить!
Никто не верит и не знает,
Как с мертвым сердцем можно жить!
"Нет! На меня он покушался..." -
"Но разве, храбрый воин, ты
Убить его не собирался?
Мой брат не преступил черты,
Ища победы в этой драке.
Он только защищал свой трон
И не хотел тонуть во мраке.
А ты нарушил наш закон." -
"Я вижу, смелая сестрица,
Что братцу верность ты хранишь." -
"Коль произвол сей прекратится,
Эмиля ты освободишь.
Я верю в дух твой благородный
И призываю образ твой
К непогрешимой, чудотворной
Любви, прекрасной и живой!"
Она со страстью говорила,
И слезы хлынули из глаз,
Как будто все страданья мира
Сливались в горестный рассказ.
Ей Кристиан велел подняться
И тонкий протянул платок.
"Не надо, девушка, терзаться! -
Сказал он. - Слов твоих поток -
Всего лишь звуки, плен эмоций.
И не дано тебе понять,
Что из иссохшего колодца
Воды и каплю не собрать.
Уйди, несчастная, не мучай
Ты обездоленной души.
Не упускай удобный случай
Возненавидеть! Потуши
Огонь возвышенных стремлений!
Их недостойным не дари.
Наступит время пробужденья,
И ты с ума сойдешь. Смотри! -
На слуг он указал перстами. -
Все это люди. Отыщи
Смущенных нежными речами!
Их нет! Принцесса, не взыщи!"
И он ушел. В глухом смятенье
Она ему глядела вслед
И постигала в огорченье
Его безжалостный совет.
Такой бесстрастный, неприступный
И словно чем-то отягчен,
Среди приятелей распутных,
Далекий, скорбный. Связь времен
В странице, тайною прикрытой
Была надежно скреплена.
Но Стелле, бедствием убитой,
Она покамест не видна.
"Мой разум, пылкости изгнанник
Вернулся в дом печальный свой.
Любви отвергнутой посланник
Сейчас смеялся надо мной.
И я бессильна пред судьбою.
Она жестока и скупа,
И забывает нас порою.
А у позорного столпа
Очередная жертва встанет
Ее злокозненной игры.
И равнодушный не воспрянет,
Вдохнувший лживые пары.
О, лучше онеметь, ослепнуть,
Оглохнуть... Ныне - все одно,
Коль в праведном суде окрепнуть
Душе разбитой не дано."
Шеренга лучников овалом
Стоит на площади. Пред ней
Прикрытый черным покрывалом,
Держа оседланных коней,
Король с торжественной осанкой
Начала казни лютой ждет
И видит, как сюда из замка
Шеренга скорбная ползет.
И в центре траурного хода
Приговоренный шел Эмиль,
Прощаясь с жизнью и народом.
Шептали пасторы: "Аминь".
И кто-то разрыдался громко,
Сопровождая сей эскорт.
Бродяга с грязною котомкой
Кричал, что проклят будет лорд,
Убивший юношу безвинно,
И сумасшедший выл старик.
Часы на башенке старинной
Пробили восемь. Красный блик
Огнем сверкнул на черепице,
На витражах затрепетал,
Подобно сказочной жар-птице.
Закат неспешно угасал.
К столбу скрипучими цепями
Эмиля приковал палач.
Семь луков с острыми стрелами
В него нацелились. И врач
Спросил несмело: "Все готово?"
Палач уверенно кивнул,
Потрогал тяжкие оковы
И быстро в сторону шагнул.
Эмиль в минуты расставанья
Отца и Стеллу вспоминал
И со слезами покаянья
Молитву истово шептал.
Он застонал и заметался,
Увидев лучников отряд,
Кой расстрелять его собрался.
О, небо, в чем он виноват,
Что столь ужасную кончину
Преподнесла ему судьба?
Но он держался, как мужчина
У смертоносного столба.
Палач команду подал стражам,
И натянулись тетивы,
Спокойно, без ажиотажа.
Эмиль поникшей головы
Не поднял и всем телом сжался,
Приготовляясь к жалам стрел.
Но зов к пальбе не раздавался.
И бедный мальчик, как сумел,
Пошевелил слегка ногами,
Расправил онемевший стан
И помутневшими глазами
Увидел: хмурый Кристиан
Стоял пред ним, как изваянье.
Он приказал ослабить лук.
Солдаты, чуткие созданья,
Не размыкая ловких рук,
Свое оружье опустили.
А Кристиан в который раз
Не знал, как поступить с Эмилем.
Его убийственный указ
Уж не казался справедливым,
Ум к состраданию взывал,
И образ девушки стыдливой
Его беззвучно упрекал.
"Имеешь право, осужденный
Спросить у нас о чем-нибудь, -
Промолвил рыцарь отчужденно, -
Так откровенен с нами будь!"
И пленник голосом дрожащим
Промолвил: "Если супостат
Меня погубит, настоящий
Ему врата откроет ад,
Он радость жизни не познает,
Почтет за счастье умереть,
Его гиена растерзает.
Убийца, на вопрос ответь:
Как выжил ты? Поведай тайну!
Иль грудь твоя из серебра?
Ведь рана не была случайной,
Я даже слышал хруст ребра...
Что муки праведных в сравненье
С твоими муками, подлец,
Когда на вечное сожженье
Приговорит тебя творец!"
Слова отравленным кинжалом
Кололи Кристиана. Пусть
Он раньше выслушал немало
Врагов плененных. Наизусть
Похожие он помнил речи,
Они не трогали его.
Но болью вновь сводило плечи,
Не билось сердце у него.
С любым движеньем Кристиану
Давить невольный нужно стон,
Терзаемый тяжелой раной,
К Эмилю наклонился он.
"О, я ничуть не сомневаюсь,
Что ты бы так и поступал.
Вся желчь кипела, изрыгаясь,
Когда проклятье ты мне слал.
Но не в твоих руках тщедушных
Мое грядущее. Увы,
К твоей хуле я равнодушен,
И не боюсь дурной молвы.
Ты мне мученья предрекаешь,
Взываешь к совести моей?
Но что ты о страданьях знаешь,
Купаясь в юности своей?
Когда отец твой умер, мальчик,
Ты мне воочию явил
Великой ярости образчик,
И ты себя разоблачил,
Что не умеешь лицемерить.
Фальшивой смелости твоей
Никто уже не станет верить.
Минует много долгих дней,
Пока научишься ты смерти
В лицо без трусости глядеть.
Тебе обидно! На рассвете
Хотел сегодня ты узреть,
Как я в агонии изжарюсь.
Мой труп желал ты хоронить.
Теперь ты сетуешь, печалясь,
Что не сумел меня убить.
О, уверяю, агнец нежный,
Удачу трудно обрести,
Ступая по корням и межам
Неодолимого пути.
Тебе я правду не открою,
Что нынче жизнь мою спасло.
Ты возомнил себя героем,
Но бризом удаль унесло.
Тебя оставлю в размышленье,
Оно украсит твой досуг.
Чего ты просишь? Избавленья
С изгнанием, иль стрелы вдруг
Тебе покажутся уместней,
Чем длинный путь в чужом краю?
Я нынче щедрый. Интересный
Тебе урок я задаю?
Мне власть бесспорная порукой,
Что я суровым должен быть.
Тебе пожизненной разлукой
Могу могилу заменить."
Эмиль взглянул проникновенно
На Кристиана. "Предложил
Ты отпустить меня?" - "Мгновенно!
И вовсе я не пошутил.
Благодарить меня не станешь,
И нет причины у тебя,
Притворной лестью не обманешь.
Как ненавидят, знаю я." -
"О, я согласен! Счастье жизни
Мне не заменит райский сад..." -
"Но почему, малыш капризный,
Ты так уверен, что не ад
Тебя позвал бы нынче в гости?
Кому добро ты сотворил? -
Глаза сверкнули хищной злостью,
Когда король заговорил. -
От грез еще ты не очнулся?
Тебя не любит вся страна!"
Эмиль от скорби задохнулся
И прошептал: "Ты - сатана!"
Без долгих проводов Эмилю
Надели теплый балахон,
Дорожной сумкой снарядили
И выгнали из града вон.
"Дозвольте мне с сестрой проститься, -
Молил он слезно, уходя, -
Пред тем, как в странствие пуститься!"
И, к Стелле в комнату зайдя,
Он горько плакал, убивался,
Слов утешения просил
И говорил, что змей заждался
Плиты надгробной. Он вкусил
Всю драму грустных расставаний.
Его принцесса обняла.
"Ах, мне не выдержать скитаний! -
Твердил он. - Траура зола
Уже мне голову покрыла,
И на чужбине я умру!"
Ему сестрица говорила;
"Не плачь, а завтра поутру
Явись к речному водопаду,
Где ива древняя растет.
И я на берег этот сяду.
Там вечный дух воды живет.
Всегда отец наш незабвенный
К нему за помощью ходил,
И старец, добрый и почтенный,
Его советами дарил.
Не верю я, что рыцарь Черный
Таким злодеем был всегда.
Волшебник, мудрый и ученый,
Подскажет, как нам быть тогда.
В воде прозрачной, как в зерцале,
Увидим рыцаря беду.
И хоть бы все мне угрожали,
Я выручать его пойду.
Пойми же, братец мой несчастный,
Твоя тоска - его напасть.
Его люблю я! В час ненастный,
Не дам я Кристиану пасть.
Спеши, Эмиль, прощай, мой милый!"
Печальный юноша ушел
Без объяснений. Он унылый
Приют за городом нашел
И там уснул на сеновале.
Над ним взяла усталость верх.
А в это время запылала
Феерия ночных потех.
Над замком красками зарницы
Сияет радуга огней,
Летят игрушечные птицы,
И кубки винные полней
Гостям прислуга разливает,
Те короля здоровье пьют,
Его стихами поздравляют
И гимны лестные поют.
Совет старейшин седовласых
Дал узурпатору ключи
Казны и кладовых запасов
Зерна, оружия, парчи.
Согласно древнему обряду
Его приветствуют друзья.
Целуют край его наряда
Высокородные князья.
Он сел на трон. Ему без боя
Сдалась покорная страна,
Но он ни счастья, ни покоя
Не видел здесь. Ему луна
Слала тоскливое смятенье,
А солнца свет его душил
Коварной злобой и презреньем.
Не умирал он и не жил...
"Я одинок, устал и болен,
И ног не чувствуя, иду.
Я над самим собой не волен.
В воображаемом бреду
Я по отвесу забираюсь
На вышний мраморный утес,
О глыбы камней спотыкаюсь.
Сюда меня случайно внес
Буран, поимый горьким ядом.
Как лица мрачных гор пусты!
Увидел я с собою рядом
Огромный тополь без листвы.
Он над обрывом наклонился,
Но держит корень чахлый ствол,
Который страшно искривился.
И скрип протяжный будто шел
Из высыхающего чрева.
Голодный ветер скрежетал
Ветвями гибнущего древа.
Титан великий умирал...
Не смею долгим созерцаньем
Смущать агонию его
И оскорблять своим страданьем
Мученья брата моего.
В нем жизни сок не истекает,
На роковом его одре
Последней каплей застывает
Смола в растресканной коре.
Стоит мой тополь одряхлевший,
Покроет мох тенистый склон
И остов, заживо истлевший.
Мы так похожи - я и он!"
Заря чело ласкает нежно,
Но взор печален и уныл.
Как опрометчиво, небрежно
Он в одночасье поступил!
В плену у муки безысходной
Герой растеряно поник.
В нем смерч бушует сумасбродный,
И кандалы кует ледник.
Кто в кузню севера явился,
Того объемлет трудный сон.
Хоть путь земной его продлился,
Навек тепла лишился он.
Полоска утреннего света
Легла на сочную росу,
Которую роняет лето
В последнем сумрачном часу.
На блеклом небе затухали
Ночи померкшие огни,
Лучи Авроры лишь сияли.
Погаснут скоро и они,
Не устояв пред ликом ясным
Светила солнечного дня,
Чья благость манною прекрасной
Овеет всех, но не меня...
---
Я ночь безлунную встречаю
В исповедальне мудрецов
И взглядом чувства проникаю
В глубины пройденных веков.
Потомок летопись читает
И в ней находит свой кумир,
И сам себе изображает
В страницах идеальный мир,
Который лишь ему понятен,
В котором он один живет,
Доступен, легок и приятен,
И независим от невзгод.
Сей мир - защита от рутины,
Лекарство против пустоты,
От будней вяжущей трясины
И обрамленье для мечты.
---
Серебряные лапы ивы
Клонили к водным зеркалам.
Что романтично и красиво
Ложатся к девственным скалам.
В тоске незримой эти горы
Хранят покой своих долин,
Замшелой зелени уборы
Возносят к тучам от равнин.
Во глубине ночной их раны -
- следы безжалостных веков -
Оглаживают пух тумана
И ветры дальних берегов.
Зари прохладные отсветы
Едва коснулись их вершин
В голубизну ее одеты
Разрезы каменных морщин.
Эмиль пришел на берег сонный
Присел на корень вековой
В тени листвы зеленой, темной.
И вновь задумался с тоской.
В тиши у озера, под кроной
Поник уныло головой
Король, утративший корону.
Старик с седою бородой
Вдруг из воды к нему явился
И, подошед к его ногам,
С ним на траве расположился
И к скорбной юности слезам
Призвал уверенность сознанья,
Изгоя быстро устыдил
И малодушные стенанья
Суровым словом оградил.
"Кто ты, что слезы льешь бессильно
И все пеняешь на судьбу,
Потоки горя пьешь обильно?
Стыд недостойному рабу!
Коль ищешь жалости природы,
Высоких сил защиты ждешь,
То молодые свои годы
В бесславной ссылке проведешь.
Вставай, очнись, бедняга слабый,
И вспомни прадедов своих.
Они не жаловались, дабы
Снискать почтенье молодых."
"Я не могу, - Эмиль ответил
- Сражаться с черною ордой
Мои вассалы, точно дети,
Покорны силе. Чередой
Они тирану поклонялись.
Меня же он хотел убить.
Его солдаты собирались
Меня из луков застрелить.
И лишь в последнюю минуту
Свирепый деспот отступил
И передумал почему-то,
Меня на волю отпустил.
Его всем сердцем ненавижу.
Не успокоюсь я, пока
Его в могиле не увижу.
И не изменит мне рука.
Но одинок я, всеми предан,
Несчастье новое грядет:
Путь одиночества изведан -
Меня в могилу он ведет...
Но, тише, кажется, сестрица
Сюда спускается тропой.
Я вижу, шлейф ее искрится
На фоне зорьки золотой.
Прошу, мой дух, при ней - ни звука!
И я, пожалуй, помолчу.
Мои признания - ей мука,
А я невзгод ей не хочу."
И верно, Стелла приближалась
В тенистом жемчуге берез
Эмилю мило улыбалась.
К груди букет из диких роз
Принцесса нежно прижимала,
Чтоб нынче брату подарить.
Она его поцеловала,
Затем просила говорить:
"Я умоляю, продолжайте!
От вас я все узнать должна.
Своих секретов не скрывайте.
И чаша выпита до дна,
И в горе рушится трагично
Моих фантазий идеал.
Был благороден, но двулично
Теперь злодеем он предстал."
Волшебник старый в размышленье
Смотрел на Стеллу и молчал.
Эмиль стоял в недоуменье.
Тут дух озерный продолжал:
"Изволь, принцесса, пожелаешь,
Услышишь истину и ты,
Но знай, навеки потеряешь
Свои прекрасные мечты." -
"Поверь, теперь уж я готова
К любым известиям, они
Итак лишили брата крова
И очернили мои дни."
Озерный дух ладонью гладил
Ручьи серебряных волос,
Их по траве струились пряди.
Игрой проказливых стрекоз
И их мерцаньем насладился
Мыслитель старый и седой,
Затем как будто пробудился,
Сказал, качая головой:
"Кто начал дело слишком рьяно,
Но научиться не успел,
Тот королем стал очень рано
И удержаться не сумел.
Ты на врага взгляни без страсти,
Как он народы подчинял,
И на ступенях грозной власти
Он хладнокровно устоял.
Его поступки бранной славой
Давно увенчаны в миру,
И барды целою оравой
О них певали на пиру.
Он горд и смел, его вассалы
Охотно жизни отдают
За господина. Генералы
Его поныне признают
Как полководца. Суверена
Внучатам ставят на урок.
В его характере измена -
Беда большая, не порок.
Теперь забудь обиду злую,
К воде поближе подойди,
В нее, прозрачно голубую,
Как в отраженье, погляди!
Кого ты видишь, юный мальчик? -
Спросил он, словно бы шутя, -
Строптивой младости образчик
И неразумное дитя!
Ты оскорблен, я понимаю,
Сжигаешь завистью себя,
Кричишь : "Его я растерзаю!"
Но кто оправдывал тебя?
Ты был ли умным, справедливым,
Достойным всяческих похвал?
Нет! Ты капризным и спесивым
В глазах придворных представал.
Они тебя не полюбили,
Ты их сердца не покорил,
И в одночасье изменили
Они тому, кто им не мил.
Таков удел толпы безликой:
Она охотно воздает
Монарху с силою великой
Обеты, клятвы и почет.
Ты был недобрым государем,
И неудачна твоя роль.
И ты не лучше правил краем,
Чем заколдованный король..."
Эмиль в испуге отшатнулся.
"Неужто правда он таков?"
Старик премудрый усмехнулся:
"Тебе моих довольно слов?
Или ты сам не догадался,
Когда сразил его мечом,
А он на месте не скончался,
Как будто рана нипочем
Ему была, не оступился,
На землю мертвый не упал,
Хоть твой клинок не затупился
И в сердце самое попал?"
Эмиль, бледнея, молча слушал,
И речь волшебника ему
Мгновенно поразила душу
И показала глубину,
Во тьме которой очутился
Его жестокий мнимый враг.
Он, потрясенный, поразился
Причине страшных передряг.
"Навеки рыцарь заколдован,
Бессмертьем камень заклеймен,
Был старой ведьмой зачарован
И больше не воскреснет он.
Но, даже если ведьма сгинет
И цепи плена разомкнет,
Несчастный, хоть оковы скинет,
Желанной воли не вдохнет.
Едва заклятие спадает
С его измученной груди,
Король немедля умирает.
И нет надежды впереди,
Что он оправится от раны.
Удар Эмиля погубил,
Смертельно ранил Кристиана.
Ему он сердце разрубил.
Я вижу камня половинки,
На них кристаллом мерзнет кровь,
Две заколдованные льдинки,
Их не растопит и любовь."
"О, Боже! - девушка вскричала, -
Мой бедный брат, что сделал ты?!
В тебе узреть не ожидала
Убийцы злобные черты."
Ее упреки утонули
В потоке неутешных слез,
Как солнце тучи затянули,
Но голос мудрый произнес:
"Не обвиняй в убийстве брата!
Закон дуэли допустил,
Чтоб он врага и супостата
Своим оружьем поразил.
Не виноват Эмиль достойный.
А рыцарь вечно обречен
На сон гнетущий, неспокойный,
Свою судьбу сам выбрал он.
Кумир твой собственным тщеславьем
Себе дорогу начертал.
Честолюбивые желанья
Ему сам дьявол нашептал.
Но есть великая стихия,
Что дух нечистый колдовской
Спалить способная. Лихие
Пытались воины порой
Ей овладеть, но не сумели.
Она могущество и жар
Ввергает в недра и купели,
Сметает все ее пожар.
Как восковые, тают скалы,
Их стены рушатся в огне,
Камней горящие обвалы
Летят с небес, как в страшном сне.
Простые смертные не смеют
Земную ярость укрощать,
Они от ужаса немеют,
Себя не в силах защищать,
Когда лохмотья дымовые
Глотают тучные поля,
Гудят раскаты громовые,
И разверзается земля,
А из щелей ее бездонных
Фонтаном брызжет океан
Огня и камней раскаленных.
И туч косматых ураган
Стихии буйство завершает,
Как в танце дьявольском, промчит,
Деревья с воем изымает
Из почвы мягкой. Замолчит
При виде этом все живое,
И в дикой пляске сатаны
Вся твердь - кладбище огневое,
Все твари перед ним равны.
Ты задрожал, Эмиль, боишься?
Ты можешь нынче обещать,
Что в бегство не оборотишься?
Страну от скверны очищать
Твоя ли цель, твое желанье?
Ты головою закивал,
О, благородное созданье!
Но я не все еще сказал...
Чтоб не исторглась злоба мира,
Огонь глубинный стерегут,
Два властелина, два кумира -
Гора и воздух. Берегут
Они покой природы тленной
И выполняют тяжкий долг,
Не занимаясь жизнью бренной.
Небесный и подземный полк
Им неусыпно помогает:
На тучах - души храбрецов,
Драконы скалы охраняют,
И нет надежнее оков,
Чем цепи тайные в глубинах.
Владыка горный переплел
Их меж собою на вершинах
И в храм заоблачный возвел.
Царица, вечно молодая,
Хозяйка солнца и дождей,
Поля сражений облетая,
Погибших созвала вождей,
Что в жаркой сечи отличились,
Но пали в яростном бою.
Тела в могилы опустились,
А души в избранном строю
Обходят край обетованный,
И властелин суровых гор
Им приказал, чтоб неустанно
Они вели земной дозор.
Лишь оттого рассказ свой длинный
Я посвятил тебе, Эмиль,
Чтоб ты узнал, мой друг невинный,
За сто ветров, за триста миль
В горе за Белою лощиной
Живет тот самый господин.
Ты должен смелым быть мужчиной
И в путь отправишься один.
Едва достигнешь ты предгорья,
Назад отпустишь жеребца.
Дорога дальняя. У взморья
Дашь клятву памяти отца,
Что ты не трусишь, не робеешь.
Услышит небо голос твой,
И ты преграды одолеешь,
Живым воротишься домой.
Но, если нет в тебе отваги,
То не берись за этот труд.
И вознесутся вражьи стяги,
Колдуньи полчища пройдут
По всей земле. У Кристиана
Не хватит сил бороться с ней,
Хоть он старается упрямо,
Заклятье ведьмы все мощней.
Ее намеренье известно:
Она им хочет управлять,
И он, бессмертный, повсеместно
Людским монархом может стать.
Она хитра и осторожно
Паучьи сети создала.
Ей рыцарь нужен был. Возможно,
Она давно его ждала.
Едва с войны он воротился,
Потомок рода и герой,
К нему злой гений обратился
И встал, незримый, за спиной.
Моих послушавшись советов,
Его приблизил твой отец,
Чтоб избегать дурных секретов,
Но ты прогнал его, глупец.
Искал он дружбы с вашим домом,
А ты отринул гордеца,
И тут же рыцарь стал суровым.
Такого страшного конца,
Конечно, ты не мог предвидеть,
Иначе, мальчик, не рискнул
Ты Кристиана бы обидеть.
Но тетиву ты натянул
Стрелу из лука запустили
Чужие руки, и теперь
Они беднягу погубили!
А он был другом вам, поверь!
Когда противиться устанет
Его природа колдовству,
То время жуткое настанет
Всему живому естеству.
Не по своей высокой воле,
А по приказу черных сил
Он будет властвовать дотоле,
Пока весь мир не затопил
Рекою крови и страданий,
Не сознавая, что творит.
Без чувств, без мыслей и желаний
Король злокозненный царит.
То не тиран сидит на троне
И не жестокий человек,
А зло вселенское в короне.
Исчезнет род людской навек.
Пока еще он понимает,
Что происходит, и болит
Душа свободная, рыдает.
Но скоро ведьма победит.
Коль ты его не остановишь
Иль потеряешь пару дней...
Итак уже ты время ловишь,
А дальше будет все трудней.
Я знаю, ты теперь в смятенье.
Не бойся кровь его пролить.
Найдет он в смерти избавленье,
А ты обязан проложить
Дорогу к будущему свету.
И это сделает клинок.
Ты раздобудь его к рассвету
На день тринадцатый, сынок.
Меча коварная злодейка
Боится пуще света дня.
Сгорит до пепла лиходейка
В струе глубинного огня.
Тот меч не выковать в горниле
Простому парню кузнецу.
Задача эта не по силе
Ни внуку, сыну, ни отцу.
Лишь тот огонь, что наполняет
Вулкана чрево под луной,
Волшебной мощью насыщает
Лихую сталь, и ледяной
Ее водою не остудишь.
Эфеса в руки не возьмешь,
Пока дракона не разбудишь
И вход в чертоги не найдешь,
Что в глубине горы таится,
Где обитает властелин,
Но у порога очутиться
Ты должен, юноша, один.
Иначе полк небесной рати
Решит, что ты принес войну,
Через мгновение накатит
С вершины снежную волну.
Владыке гор ты все расскажешь,
Но только правду не таи,
И старый меч ему покажешь
С одним лишь словом: "Напои!"
И он поймет, что это значит,
И просьбу выполнит твою...
Что вижу я? Принцесса плачет!..
Дитя, утешься, я молю!
Эмиль вернется невредимый,
Хоть путь неблизкий предстоит,
Владыка горный нелюдимый,
Но брата щедро наградит,
Коль он с учтивостью попросит,
Как я сегодня научил,
И дело трудное не бросит.
Ему на это хватит сил.
Когда огнем он овладеет,
И ведьма будет сожжена,
Он трон вернуть себе сумеет.
Воспрянет радостно страна!.."
Озерный дух заулыбался
Своим пророчествам в усы.
Эмиль, однако, растерялся,
Теряя ценные часы.
"Но, как же с ведьмой мне сразиться, -
Спросил он робко, - не пойму?
И я боюсь, что дьяволицу
Не одолеть мне одному."
Глухою тенью на морщины
Легла сомнения печать,
Сошла улыбка, и кручина
Ее сменила. Дух опять
Вдруг замолчал, и тишиною
Проникся звучный водопад,
Все звуки стихли над рекою,
Как будто пели невпопад.
И в том безмолвии царящем
Родилась черная печаль,
Она осколком леденящим
Пронзила розовую даль.
Когда наставник обратился
К Эмилю, юноша узрел,
Что лик его переменился,
И голос сильно помрачнел.
"Нет, мальчик мой, тебе победы
Над ведьмою не одержать,
Хоть ею грезишь ты, и беды,
Я сразу должен был сказать,
Еще не кончатся удачей,
Пусть будет меч в твоих руках.
Но этой трудною задачей
Великий разум в небесах
Распорядился по-иному,
И я не вправе изменять
Решенье властное. Другому
Придется миссию принять.
О, повороты злого рока,
О, вы, превратности судьбы!
Как избавление далеко,
А люди - жалкие рабы
Ее причудливых капризов.
И как коварны тупики
Судьбы препонов и сюрпризов!
Но лишь седые старики
Ее измены понимают
И в безысходности живут,
Им молодые не внимают
И лихо жизни отдают
За то, что дорого не стоит,
За что не следует платить.
Юнца легко пороки ловят,
Ему потом не возместить
Свои потери. И нелепы
Попытки разум развращать.
Ошибки молодости слепы,
Не склонно время их прощать.
Поддался слишком я соблазну
Пофилософствовать, друзья,
А между тем, в беседе праздной
Краду минуты ваши я.
А им короткий счет отмерен
Эмиль, сынок, дай слово мне,
Что ты оружие намерен
Добыть к тринадцатой луне.
Иначе, право, будет поздно...
Но Млечный путь не для тебя
Сверкает звездами столь грозно,
Зовет, на подвиги маня.
Пророком сказано: "Умножит
Земля страданья, будет мор,
Покуда зло не уничтожит
Последний сын туманных гор.
Никто из витязей короны
Его не сможет заменить,
Лишь он один - владыка трона
Способен гибель отвратить."
Но кто - воитель вечной кары?
Недавно я его узнал.
Среди носителей кошмара
Я лик суровый отыскал.
Сие посланье означает:
Придет наследник скал и гроз,
Что ныне в сумраке блуждает,
И это - рыцарь Черных роз.
О нем слыхала дочь дракона
В норе бессветной ворожбы,
И в ночи проклятое лоно
Влетали черные гробы
Для всех, кто ей противоречит.
Кто ей служить не захотел,
Тех, непокорных, она лечит
Иглами ядовитых стрел.
О, несомненно, ведьма знала,
Кто ей погибель принесет,
И потому она взалкала,
Решив, что лучше наперед
Остановить триумф победный
И клейма плена наложить
На Кристиана. Способ верный:
Дабы врага не допустить
Ко чреву ада и затменья,
Он должен силу потерять -
И приложила все уменья,
Чтоб Кристиана задержать.
Обманом, лестью иль притворством
Она его обволокла,
Надменность, гордость и упорство
В покровы злобы облекла.
И круг магический замкнется.
Для Кристиана нет пути
К лучу надежды. Не проснется
Король, его уж не спасти.
А ведьма хитрая лютует,
Неуязвимая теперь,
И над врагом она ликует,
Испивший крови дикий зверь.
Не сможет рыцарь обреченный,
Ее заклятием пленен,
Убить колдунью, побежденный
Рукою нечисти. Времен
Еще печальней не бывало,
Людские стихнут голоса,
Им смерть пророчество послало.
Заплачут скоро небеса..."
Не шевелясь и не моргая,
Эмиль дослушал до конца,
Проникновенно постигая
Загадки речи мудреца,
Затем, припавши на колена,
Он величаво говорил:
"Хоть не сломить мне эту стену,
Я объявляю, что решил:
Исполню долг я свой священный,
Сманю ворону из гнезда
И принесу клинок волшебный,
Клянусь отцами! И тогда
Увидим дальше, что случится,
Куда тернистый путь ведет,
И как судьба распорядится.
А вдруг мне, други, повезет?
Прощай, сестрица, до свиданья!
И я прошу тебя, беги
От сатанинского созданья!
Себя, родная, береги!
Мы скоро свидимся с тобою,
Тебя целую, ты одна
Меня дождешься над рекою.
Ты, словно воздух, мне нужна."
Сестре и старцу поклонился,
Прощальным взором одарил
И быстро в странствие пустился.
Слезу скупую уронил,
Чтоб не заметил дух озерный,
Как нынче тягостно ему
В миг расставания прискорбный
Младому сердцу и уму.
С печалью Стелла посмотрела,
Как по тропе он уходил
Вниз, к водопаду, где алела
В цветах поляна. Поглотил
Густой туман фигуру брата,
Он растворился в белизне,
И пуще горькая утрата
Стонала в полной тишине.
В унынье, страждущем спасенья,
Приникла девушка к траве.
Она ждала лишь утешенья.
На шелковистом рукаве
Застыли солнечные блики.
И проплывали перед ней
Знакомые родные лики
Любимых трепетно людей.
"Как я несчастна, одинока,
Меня покинули друзья!
Из-за ужасного порока
Его забыть не в силах я.
Я, как во сне... Все время вижу
Его красивые черты.
Ужель его возненавижу?!
Волшебный дух, скажи мне ты!
Постичь мой ум пока не властен...
Меня он любит?" - "Он любил,
Теперь он к чувствам безучастен.
Твой юный брат его убил.
Прими, как дань, его кончину,
Хоть то был случай роковой.
Забудь о нем. Его лучину
Погасят счастье и покой."
"О, дух озерный, умоляю,
Ошибку страшную исправь
И Кристиана, заклинаю,
От лютой гибели избавь!"
"Я, к сожаленью, не умею
Колдуньи чары отводить
И посоветовать не смею,
Кого из них тебе любить:
Остаться верною сестрою
И брату в долге помогать
Иль быть заложницей героя
И камень зла оберегать.
Но, если, Стелла, ты не хочешь,
Чтоб миром правил сатана,
В любви спасенье ты пророчишь,
Но ею жертвовать должна."
Тут дух исчез. Одна лежала
Принцесса молча над водой.
Ее отчаянье терзало,
А над заснеженной скалой
Ей будто солнце улыбалось,
Лаская нетопимый лед,
Над горем девушки смеялось,
И необъятный небосвод
Висел над серыми горами,
В нем проплывали облака
Над их седыми головами,
Шепталась тихая река
С дубовой рощей на равнине,
И, не очнувшись ото сна,
За холмом волглым на низине
Беззвучно плакала сосна.
К закату девушка вернулась
В отцовский дом, едва дыша.
В какую бездну окунулась
Ее скорбевшая душа!
Слова ужасного совета
В ушах ее звенели вновь,
Разлукой траурной одета
Ее несчастная любовь.
С доспехов вороны слетели,
Крылом ее коснулись плеч.
Как в склепе, залы опустели,
И длинный ряд погасших свеч
Стоял в безмолвной анфиладе
Покоев брата и гостей.
И содрогнулась Стелла, глядя
На след трагичных новостей.
О, горе, горе, все чужое -
И сад, и парки, и дворец!
Увяло древо золотое,
И обнажили свой венец
Леса зеленые в округе,
Чтоб не цвести уж никогда.
А верные, родные слуги
Ушли в долину навсегда.
На всех дверях теперь решетки
Железным остовом висят
В подвалах - клетки и колодки,
В них заключенные сидят.
Мир, полный радости когда-то,
В тюрьму пришельцем превращен.
И лишь угрюмые солдаты
У занавешенных окон
Стоят, живые истуканы,
За домом бдительно следят
На службе злобного тирана
И с подозрением глядят,
Как мимо Стелла проходила.
У самой двери в тронный зал
Она солдата попросила
Ей отворить, но он сказал:
"Что тебе надо?" - В грозной позе
Страж не желал ее пустить.
"Мне нужен Рыцарь Черной розы.
Могу я с ним поговорить?" -
"Король сегодня отдыхает.
Прошенья недостойных слуг,
Вассалов он не принимает.
Ты ждешь напрасно!" - "Добрый друг!
Я не служанка, не рабыня.
Я здесь хозяйкою была.
Не виновата я, что ныне
Страна тирану отдала
Корону, славу и почтенье.
Теперь колено преклони,
Как подобает, уваженье
Монаршей дочери яви!"
Перед ее отважным словом
Внезапно воин отступил
Уж не казался столь суровым,
Но ей в ответ проговорил:
"Я лишь приказы исполняю,
Я - подневольный человек
И этот пост я охраняю
От вражьих помыслов. Мой век
Копьем начертан на страницах
Солдатских подвигов в войне.
Печаль в девических десницах
Не растревожит сердце мне." -
"Я не прошу твоей тревоги.
Пусти принцессу к королю!
Не загораживай дороги -
Я об одном тебя молю."
Он посмотрел на Стеллу строго.
Она, решительна, бела,
Стояла долго у порога
И разрешения ждала.
Затем решетка покачнулась
И, тонко скрипнув, поднялась
Наверх, ко сводам. Захлебнулась
Волненьем Стелла, занялась
Ее душа в ужасном страхе.
Он сокрушительной рекой
Понес ее навстречу краху,
Глумился над ее тоской.
Ей стражник двери отворяет
И пропускает в тронный зал.
Она вошла. Ее встречает
Другой охранник. Пьедестал
С чеканным креслом затемненным,
Камин остывший не горел.
В плаще, овчиной утепленном,
Слегка ссутулившись, сидел
Король, бескровный и усталый,
Подобный тени роковой.
Одна рука его лежала
На подлокотнике, другой
Он сердца мертвого касался,
Высокий, благородный лоб
Холодной мукой искажался,
По телу пробегал озноб.
А близ него стояли кругом
Тринадцать черных молодцов
Под капюшонами, друг с другом
Они шептались, только слов
Не различалось в их шипенье,
Как будто змеи на совет
Сползлись, и гадкое кишенье
Тех тварей убивало свет.
Пред Кристианом замирая,
Стояла Стелла, робкий взор
На слуг ужасных посылая,
А те прервали разговор
И молча на нее смотрели
Их злые красные глаза,
Казалось, смерти ей хотели.
Несчастья горькая слеза
К ресницам девичьим просилась.
Она несмело подошла
И Кристиану поклонилась,
И незаметно отошла
Волна кошмара колдовского,
Когда увидела она
Лицо созданья дорогого.
Но та незримая стена,
Что Кристиана окружала,
Заклятьем страшным рождена,
Неодолимая стояла,
Как ад, жестока и мрачна.
С угрюмой миною бесстрастной
Король на девушку взглянул
Затем с прохладой безучастной
Чуть улыбнулся и вздохнул.
Он будто вздохом попытался
Тяжелый камень оттолкнуть,
Едва он вяло улыбался,
Судьбу не в силах обмануть,
Его уста похолодели,
Не мог он ими шевелить.
Они как будто омертвели,
Когда он начал говорить:
"Своею жизнью ты довольна?
О чем ты хочешь попросить?"
"Здесь очень страшно, неспокойно.
И я не знаю, как мне быть." -
Ему принцесса отвечала,
Но откровенностью своей
Она его не раздражала.
И тихо рыцарь молвил ей:
"Я думаю, душа девицы
В моих безрадостных стенах
Должна метаться и томиться.
Здесь не привольно ей, и страх
Ей разум ветреный изводит.
И я могу тебя понять.
Свободна ты! Пускай уходит
Тот, кто не может воевать.
Не нужен мне солдат трусливый.
И я тревожить не хочу
Покой красавицы стыдливой.
Захочешь воли - промолчу
И принуждать не стану к плену.
Сегодня можешь уходить.
В другом краю найдешь замену
Ты дому, где противно жить."
Рукою жестом самовластным
Он показал ей, что прием
Теперь окончен. Ежечасно
Согбенный лекарь был при нем
И постоянно удивлялся
Могучей силе короля,
И только на ночь удалялся,
Тихонько под нос говоря,
Что он не видывал доселе
Таких выносливых бойцов,
Которым раны не умели
Открыть могильники отцов.
"Не раздражай его напрасно,
Он слишком зол на род людской", -
Врач шепчет девушке прекрасной,
Украдкой рот прикрыв рукой.
Мой рыцарь Черный был уверен,
Что путь известен роковой.
Провозгласил он, что намерен
Вернуться в замок родовой,
А здесь наместника поставить,
Который верою служил.
Чтобы двумя краями править,
Он два герба объединил.
Его опять манили горы,
В которых детство он провел.
Сменить на дикие просторы
Дворцовый быт он предпочел.
Изрядно рыцарю наскучил
Покрытый позолотой склеп,
И разум мрачный уж измучил
Колдуньей созданный вертеп.
Душа его домой просилась,
Там он спасения искал,
Как птица пленная, стремилась
В страну родных, отвесных скал,
Где он сольется воедино
С камнями, тронутыми мхом.
Хоть не оттает сердца льдина,
Когда помчится он верхом
В долину плача водопада,
Свободы сладкое питье
Заставит вырваться из ада
И боль уйдет в небытие...
Едва он только размечтался,
Стрелой незримою висок
Ему пронзило. Тут раздался
Принцессы нежный голосок:
"Не огорчу тебя я боле.
Не прогоняй меня, король!
Твоей я покоряюсь воле,
Но лишь помочь тебе позволь.
О, Кристиан, в дубовой роще
Я, всей душою возлюбя,
Чтоб исцелиться было проще,
Траву сбирала для тебя.
Мой рыцарь, не смотри так строго!
Позволь, сама я погляжу
На рану сердца молодого
И к ней бальзамы приложу.
В твоей душе, как в тяжкой ночи,
Морозно, душно и темно.
Мой друг, открой тоскливы очи,
Прошу я, встань, взгляни в окно!
Смотри, ручей звенит, игривый,
Сбегает к морю по холмам,
Промчался ветер шаловливый,
Скользнуло солнце по долам.
Дары прекрасные природы
Вкуси, мой рыцарь дорогой,
Отринь печали и невзгоды
И стань опять самим собой!"
Угрюмый взор остановился,
Принцессу холодом обдал,
Потом немного оживился,
Огнем коварным засверкал.
Поднявшись с еле слышным стоном,
К себе лакея подозвав,
Король промолвил резким тоном
Перстом на Стеллу указав:
"Она отправится со мною,
Чтоб стать наложницей моей.
Она мне нравится, не скрою,
Красой и смелостью своей.
Она меня не побоялась
И даже спорила со мной,
Еще в любви мне признавалась.
Забава мне нужна порой."
Принцесса вспыхнула от боли,
Услышав этот приговор
О поруганье, рабской доле,
Что ей пророчила позор.
Когда бы свадебное платье
Он ей с любовью предложил,
Раскрыв избраннице объятья,
Ее б согласье получил
Он в то же сладкое мгновенье.
Но оборвался нежный сон.
И, став другим, как наважденье,
Ее теперь позорил он.
Как облака, его решенья
Переменялись каждый раз.
То лютый зверь, а то сомненья
В нем пробуждаются подчас.
То он бесстрастный и глумливый,
В нем сила злобная кипит,
То очень грустный, молчаливый,
Как тень печальная, сидит.
Без слез принцесса воротилась
В свои покои. У огня
Тоской душа ее затмилась
И горькой мукой, заслоня
И ясный свет, и нежность чувства.
Но ей ответа не сыскать,
Как черной магии искусство
Из сердца милого изгнать.
Гневились тучи над горами
Туман с заснеженных вершин
Клубами вился над полями,
В большой серебряный кувшин
Вбирал осеннюю прохладу,
Периной наземь упадал,
Росы жемчужную усладу
В цветы и нивы изливал.
И в молоке белесой пены,
Под серповидною луной
Стоял горбатый и согбенный,
С корявой старческой спиной,
На призрак черный и бесплотный
Похожий мрачный силуэт,
В руках сжимая приворотный,
С рогами черта амулет.
Здесь дочь пещеры ожидала
Своих посланников и слуг
И веским словом наставляла,
Чтобы ее проклятый круг
Никто случайно не нарушил
И не ступил в него подчас,
Покуда камень не разрушил
Души великой. Не погас
Еще очаг ее тревоги,
К свободе рвался властелин,
И гордый разум недотроги
Взывал к отмщению. Один
Ей рыцарь не давал покоя.
Она боялась и тряслась,
Над пропастью бездонной стоя.
Под ноги змейка улеглась
На сумрачной отвесной круче
В цветастом кожаном кольце.
"Поведай мне, шпион ползучий,
Что происходит во дворце?"
На камне змейка изгибалась,
Всегда проворна и легка,
Шипенье тихое раздалось
В конце двойного языка:
"Хозяйка, будешь недовольной
Сейчас известием моим.
Твой пленник очень своевольный.
Его ты выбрала своим
Посланником для глупой черни,
Но не спешит он исполнять
Твои наветы и наверно
Еще не хочет воевать.
Войска в железе и готовы
Начать воинственный поход,
Лишь королевского ждут слова,
Но Кристиан не отдает
Для выступления приказа.
Рабы болтают, стар и мал,
Что жертвой огненного сглаза,
Драконьим детищем он стал.
Двоих крикливых уж казнили,
Другие ропщут перед ним.
Его как будто подменили,
Но он не стал еще твоим.
Он непоседлив, непокорен,
Он, будто целое одно
С принцессой Стеллой. Омут черен,
Но он не падает на дно.
Она его заворожила
И каждый день проводит с ним.
О, в ней неведомая сила.
Хотя ты запрещаешь им
В уединении встречаться,
Ему приказы нипочем,
Моя хозяйка. Может статься,
Твоим он будет палачом.
Пока красавице девице
Его внимает чуткий слух,
До той поры не подчинится
Непримиримый гордый дух."
Старуха злобно проскрипела:
"Теперь ползи обратно, тварь,
Немедленно берись за дело!
Как поживает государь,
Пускай взирают неустанно
Мои наперсники и впредь.
Оковы камня постоянны,
Король не сможет умереть.
Незаживающую рану
Терпеть он вечно обречен.
За ним следить не перестану,
Пока не подчинится он,
Покуда искры не истлеют
В остатках гордого огня,
И помыслы не охладеют...
Пока он жив, живу и я.
Ему остыть морозной ночью
Не обогреться при свечах
Своим заклятием пророчу,
Иначе превращусь во прах."
Где в грозах молнии родились,
Где облаков касался лес,
Там раз в столетие сходились
Владыки камней и небес.
К свиданью этому готовы,
Седые макушки в снегах
Срывают хладные покровы,
И солнце брызжет в небесах
Лучами яркими на горы,
И птиц крикливых косяки
Слетаются на их уборы,
Дубы, зелены и крепки,
Листов фигурных не роняют.
У малахитовых дерев
Все звери голос притишают,
Под сенью кротко присмирев.
Царица, вечно молодая,
Соткав из воздуха ковер
И ножкой на него ступая,
Покинув облачный простор,
Сошла к утесу, вслед за нею
Спустилось воинство. Стоят
Полки, голов поднять не смея,
Лишь копья длинные торчат
Над островерхими шлемами.
И верных витязей отряд
Молчит с бесстрастными челами.
Прекрасен их безмолвный ряд.
Навстречу юности воздушной
Выходит горный властелин
Из недр подземных, как радушный
Хозяин, друг и господин.
Он смугл лицом и черен власом,
Огню глубинному служил.
Густым, дородно низким басом
Начать беседу предложил.
Царица горько улыбнулась:
"Земля утратила эфир.
В тревоге нынче оглянулась
На твой я темный, мрачный мир.
В нем нечисть жуткая плодится
И разевает алчный рот.
О, здесь добру не поселиться,
Оно немедленно умрет,
Едва крылом коснувшись смрада
Болот, мерцающих пещер.
Я вижу в свете звездопада:
Сей мир жесток, безлик и сер."
"Да, он, увы, несовершенен, -
В ответ изрек ей государь, -
Но я, о, дева, не намерен
С ним расставаться, точно встарь,
Когда в несметных люди войнах
Чуть не утратили его,
В делах и мыслях недостойных
Губили брата моего,
Мою отраду и надежду,
Мои колосья и сады.
И эти глупые невежды
Собрали горькие плоды.
Я дал обет, моя царица,
Что не увижу никогда
Постылые людские лица.
Никто не явится сюда,
Никто покоя не встревожит
Моих утесов и долин,
Их смертный разбудить не сможет.
Я буду властвовать один.
Пускай друг друга убивают
Земные витязи в боях.
Они меня не привлекают.
Их кровь на скошенных полях
Дожди из туч небесных смоют,
Останки солнце испалит.
Река забвения покроет,
Что человечество вершит."
"Нет, я с тобою не согласна.
Хоть глуп, завистлив человек,
Мой друг, гневишься ты напрасно.
Его недолог бренный век.
Его карают за измены,
Слаба его к болезням плоть.
Одни уходят, им на смену
Приходят юные. И хоть
Они досаду заслужили
И брань суровую твою,
Герои головы сложили
И рать пополнили мою.
Взгляни на них, мой критик строгий!
Какая выправка и стать!
Они отважны, быстроноги,
Всегда готовы выполнять
Любой приказ, любую волю
Своей небесной госпожи.
Таких уж нет на свете боле.
Они чудесные, скажи?"
"Ты души их не отпускаешь.
Они покинули тела,
Но ты их нудишь и пленяешь,
Ты им свободу не дала,
Что им начертана судьбою.
Доколе будешь умножать,
Повелевать, чтоб за тобою
Ходила призрачная рать?"
Надмено выпрямилась дева,
Ее покорные полки,
Что находились справа, слева,
Мгновенно подняли штыки,
Ее движеньям повинуясь.
Не дрогнул горный государь,
Лишь тонки губы растянулись
В гримасе скорбной. "Тайный ларь
Стоит в заоблачной святыне, -
Ему владычица в ответ. -
По твоему приказу ныне
В него стекает лунный свет,
Цепные звенья освещает,
Что ты во храме укрепил
И от напастей защищает,
И от влиянья черных сил.
Пока замки твои не сняты,
Пока храню от них ключи,
То тени золотые латы
Не снимут. Громы-трубачи
Вещают, если ты приходишь,
И слышу я их ярый глас,
Когда засовы ты отводишь
И проникаешь в длинный лаз,
Ведущий к огненным чертогам,
Где лава рвется из глубин.
Владея ею, стал ты Богом,
Но, государь, не ты один
Земле желаешь исцеленья.
И я подвластна сей мечте.
До той поры мои знаменья
Не поредеют в высоте,
Пока на чрево скал священных
Не перестанут посягать.
Тогда лишь стражей избавленных
Пущу на волю улетать."
Договорив, она взмахнула
Руками в газовых шелках
И голубицей упорхнула,
И растворилась в небесах.
Вознесся ввысь ее безмолвный
В сиянье призрачный отряд.
Владыка горный, думой полный,
Вернулся в свой подземный град.
По узким лестницам змеистым
Спустился в недра под скалой,
Прижавшись к выступам ребристым,
Он любовался, как смолой
Из слез висящих сталактитов
Сосуд питался золотой
На сколах красного гранита
Метался отблеск огневой.
То угасал он на мгновенье,
То разгорался и плясал.
Владыка горный в восхищенье
Над страшной бездною стоял,
Где бунтовало и урчало
Вулкана чрево под землей.
Стихия мощная дышала
Кипящей, плавящей волной...
Задернут шторами глухими
Прелестной девушки альков,
Цветами убрана живыми
Обитель грез, летучих снов.
Приятной негою прохлада
Струилась в комнату, ее
Неповторимая услада
Ложилась нежно на белье,
В котором Стелла отдыхала
От горьких страхов и тревог,
Что ей сознанье рисовало,
Но разум справиться не мог
С глубокою сердечной мукой.
И безответная любовь
Терзалась скорою разлукой,
Где неизбежны смерть и кровь.
Но вдруг испортилась погода.
Поблекли звезды. Занялась
Волненьем сонная природа.
Листва металась и рвалась
Под набежавшей суетою,
И, точно милости моля,
Необъяснимою тоскою
Напились воздух и земля.
Гроза могучая собралась,
Пронесся рокот громовой,
По небу темень разостлалась,
И ливень хлынул ледяной.
Порывы ветра стены били,
В них каждый камень скрежетал,
И тучи вихрями затмили
Луны заплаканный овал.
Плескались шторы в приоткрытом
Ночному воздуху окне.
А в гуле, громком и сердитом,
Огонь бесился в вышине.
Его разящие зигзаги
Пронзали неба черноту,
Светили яростно в овраги
И ослепляли налету.
Принцессой дрема не владеет.
Она, укутавшись, лежит
И даже глаз прикрыть не смеет,
Как лист осиновый, дрожит.
Вдруг ей послышалось шипенье
И шорох странный у дверей,
И приглушенное движенье
То затихало, то ясней
Звучало в спальне затемненной.
Как будто кто-то неземной
Сюда явился, возмущенный
Принес он дождь и непокой.
"Кто здесь?" - негромко, боязливо
Спросила Стелла, приподняв
С подушки голову пугливо
И на колени чуть привстав.
Ответа нет, но за гардиной
Шуршанье вторится опять,
Затем над полкою каминной...
Протяжно скрипнула кровать.
В изножье кто-то затаился
И тихий шорох издавал,
Суровой ночью облачился
Зловещей тенью. С покрывал
Метнулось нечто, зависая,
Мохнатой лапой паука
Над изголовьем воровская
Сухая шарила рука.
Вцепилась в полог, дотянувшись,
С кровавым шрамом на локте,
А пальцы, крючьями согнувшись,
Искали что-то в темноте
Со звуками ножей скребущих,
Как узловатые сучки.
В глазах, желтеющих и злющих,
Сверкали узкие зрачки.
Она с постели соскочила
И, одеяло подхватив,
Свой обнаженный стан прикрыла.
Колдунья, яростно завыв,
К прекрасной деве подступала.
Стонали горы вдалеке.
Блеск ядовитого кинжала
В ее костлявом кулаке
При лунном свете проявился,
В морщинах гадкое чело,
И рот беззубый искривился.
У Стеллы в ужасе свело
Все тело, кровь ее остыла,
Когда старуха изрекла:
"Тебе готова уж могила.
Ты тихо, милая, спала,
Но не пуховая перина
В чертогах теплых усыпит -
Болота вязкая трясина
Твой серый пепел утопит."
"Но кто ты, женщина седая?
За что преследуешь меня?
Как можешь ты, меня не зная,
Желать мне смерти и огня?" -
Принцесса жалобно вскричала
И в страхе пятилась назад.
А ведьма злобу излучала,
В ее глазах отверзся ад.
Она все ближе подходила,
Девица, сердце затаив,
Зверушкой загнанной следила,
Дыханье смерти ощутив
На нежной коже и душою.
Вся спальня сыростью полна
И непроглядной темнотою.
Во мраке спряталась луна
И в окна больше не светила,
Лишь ветер в щели задувал.
Принцесса бедная застыла,
Могильный смрад ее объял.
Но тут колдунья обернулась,
Услышав чей-то быстрый шаг,
Как от удара, содрогнулась
И вдруг попятилась, как рак.
"Что там за шум?" - вопрос раздался.
Мгновенно двери распахнул
И в спальню девушки ворвался,
Подобно смерчу, "Вельзевул".
И, охнув, обомлела дева
При виде грозного чела.
Исполненный святого гнева,
Ладони стиснув добела,
Он сразу кинулся с порога.
И, занеся тяжелый меч,
Колдунье преградил дорогу.
"Изыди вон, иль с дряхлых плеч
Сейчас глава твоя сорвется,
Пошла, гадюка!" - Острый взор
Как будто искрами взорвется.
Клинок его, на казни скор,
Завис над старою чертовкой.
И ведьма, подобрав подол,
Вся сжалась с хитрою уловкой,
Уселась на холодный пол,
Тихонько что-то бормотала,
И с рыцаря зловещий взгляд
Ни на мгновенье не спускала.
И шепота незримый яд
Пролился в мерзостное жало.
Король, бледнея, отступил,
Понурил голову устало
И меч неспешно опустил.
"Ты угрожаешь, недовольный!
Как смеешь ты шутить со мной?
Иль презираешь, подневольный,
Мое господство над тобой?
Ты думаешь, меня изгонишь?
Каким же неслухом ты стал!
И ты напрасно сквернословишь,
Мой зачарованный вассал.
Ты с каждым часом холодеешь,
И на тринадцатую ночь
Ты навсегда окаменеешь.
Тебе меня не превозмочь."
Старуха, гадливо хихикнув,
Прижалась боком к королю
И после, деловито хмыкнув,
Добавила: "Сей дом спалю!"
Она исчезла, испарившись
В густой полночной духоте.
Король и Стелла, очутившись
Вдвоем в безлунной темноте,
Стояли друг напротив друга.
С тяжелым хрипом он вздыхал.
Она, немая от испуга,
Смотрела только, как страдал,
Томимый дьявольскою силой,
Изнемогающий король,
Как подавлял он с тяжкой миной
В груди клокочущую боль.
Минуты три он без движенья
Взирал, как тучи за окном
Свое утишили волненье,
И пот холодный надо лбом
Большими каплями собрался.
Рукой коснулся он волос,
Решив, что долго задержался
В девичьей спальне, произнес,
Опомнившись от размышлений
И указав ей на кровать:
"Не бойся больше нападений,
Иди сию минуту спать!"
И удалился он скорее,
Чем заходил сюда. Одна
Прошла принцесса к галерее,
Его поступком сражена.
Она его не удержала
В знак благодарности своей,
Но нынче ясно осознала,
Что он не враг и не злодей.
Она узрела этой ночью
Того, кто ею был любим.
Он представал пред ней воочью
Героем прежним. Только с ним
Она судьбу связать хотела.
О, нет, нельзя о нем мечтать!..
Но все равно душа летела
К тому, кто призван погибать...
Король, попавший под проклятье,
Не мог колдунью одолеть,
Но даже сильное заклятье
Им безраздельно овладеть
Пока старухе не давало.
И яростная ведьма вновь
Подумала, что ей мешала
Принцессы чистая любовь.
Ее лучистое сиянье
Слепило ведьму и гнало,
И умаляло заклинанья
Всепоглощающее зло.
И в бешенстве исчадье ночи
В пещерной чертовой глуши
Над зельем яростно бормочет,
Для доброй искренней души
Питье отравленное варит,
Траву забвения кладет
И кожу змей в него кидает,
Своих прислужников клянет,
Которые от рук отбились
И плохо помогали ей,
За королем следить ленились,
Не извели его друзей.
Ее пугало мановенье
Кристально девственной души
И непорочное свеченье.
Всю злобу жгучую в тиши
Она в отраву изливала,
Кипящий и зловонный вар
Драконьим ядом наполняла
И новой силой страшных чар.
"Гори, гори, дворец прекрасный! -
Она шептала над котлом. -
Лети, лети, огонь ужасный,
И уничтожь проклятый дом!"
Стоят обозы у забора,
Мосты, опущены, лежат.
И скоком проезжают скоро
Стрелки и лучники подряд.
Телеги, крытые холщиной,
Скрипя, за ними поползли.
Закат пунцовою малиной
Леса окрашивал вдали.
Дворцовых стражей вереница
Сопровождала караван.
Горластый конюх и возницы
Коней впрягали в шарабан
Со славным гербом суверена,
На нем корона двух держав.
И с розой черной гобелены
На семь подушек разостлав,
Лакеи двери открывают
Для почитаемых вельмож
И внутрь повозки приглашают.
И вечер, ясен и погож,
Не предвещал дурной измены,
За безмятежностью небес
И легким ветром злой гиены
Таился вероломный бес.
Король готовился к отъезду,
С площадки башни смотровой
Следил, как возы от подъезда
Неспешно катятся домой.
К горам и вотчины пенатам
Хотел сегодня он отбыть.
Крестьяне к деревенским хатам
Спешили, чтобы затворить
Скорее двери и дрожали
Пред важным видом патруля
И без восторга провожали
Злокозненного короля.
Для Кристиана уж седлали
Его любимого коня,
Узду и стремя проверяли.
"Какое войско у меня! -
Подумал рыцарь, опечалясь, -
Мне прежде радость в нем была,
Когда водил его, сражаясь,
Ко мне сама победа шла.
Но что же нынче остается,
Коли не мил мне целый свет,
И сердце резво не забьется
На бесконечно много лет?
Невыносимей и больнее
Проклятья бремя с каждым днем
Становится, и не сумею
Я и на миг забыть о нем.
Уста, насыщенные ядом,
О силе чертовой луны
Шептали трое суток кряду.
Уходят прочь земные сны.
Навета дьявольское семя
В душе измученной растет.
И не разжалобится время,
И не замедлит свой отсчет.
Мой темен путь необратимый.
Как беспощаден злой закон!
Уж близок час неотвратимый!
Я чувствую - ужасен он!
Когда во плоти этой статной
Оледенеет гордый ум,
В цепи извечной и превратной
Я стану злобен и угрюм,
И я отрину память славы,
Испив бездушия питье.
И буду ведьме на забаву
Безвольным пленником ее.
Неужто мне не хватит силы
Заклятье зла преодолеть?
Мне был бы слаще мох могилы,
Я предпочел бы умереть..."
С такою думой невеселой
Стоял мой бедный Кристиан,
Взирая, как поля и села
Ласкал заката океан.
Неторопливо отвернувшись,
Шагнул он к лестнице потом,
Что, узкой лентою тянувшись,
Вокруг столба вилась винтом.
Но, лишь ступил он на ступени,
Как чутким слухом уловил
Какой-то треск, и вдруг из тени,
Ему казалось, повалил
Густой дымок, и запах горький,
Донесся снизу едкий жар.
Он в темноте нащупал стойку
И понял: во дворце пожар!
Мгновенно ринулся он в холлы.
Сковало голову и грудь
От гари, смрадной и тяжелой,
Едва он мог передохнуть.
Средь общей паники прислуги,
Как в лихорадке, он искал
Принцессу Стеллу. Паж в испуге
Ему на ноги расплескал
Из чана воду, натолкнувшись
На Кристиана в суете,
Отпрянул в ужасе, пригнувшись,
Бежать пустился. Люди те,
В ком страхи силы не отъяли,
Кто был проворней и быстрей,
Из дымных комнат извлекали
Посуду, утварь. У дверей
Народ испуганный толкался,
Пытаясь выскользнуть во двор.
Крик женский где-то раздавался,
Тащил пожитки шустрый вор.
Кто не хотел огню сдаваться,
Кто этой сенью дорожил,
Тот разом кинулся сражаться
С пожаром. Ведра проносил
Лакей высокий, поварята
Промчались с воплями: "Гаси!"
Как молодые соколята,
Летали. "Господи, спаси! -
Вопила фрейлина седая. -
Пропали платья и шелка!.." -
Объявши, горестно стеная,
Руками тощие бока.
Ее насилу упросили
Пойти во двор, а с галерей
Другая дама голосила:
"Меня ведите поскорей!
А по дороге не оставьте
Наряды, золото, парчу.
От разорения избавьте!
А я вам щедро заплачу..."
Но не нашла она умельцев
Добро чужое вызволять,
А занимало погорельцев
Себя и чад своих спасать.
Бочонки полные в подвале,
Вода в колодце у ворот
И рве, кой ливни заливали -
Любая влага в ход идет.
Но, как прислуга ни старалась
Лихое пламя погасить,
Оно лишь пуще разгоралось,
Чтоб жадной пастью захватить
Все больше комнат, коридоров.
И пол дымился и трещал.
Оно, не ведая запоров,
Ввергалось смертью в каждый зал,
Сносило двери, ставни, шторы,
Глотало мебель и рвало
С рычанием и злым напором,
Губило, жарило и жгло.
Оно ползло по гобеленам,
Спустилось к винным погребам,
И - вверх по деревянным стенам,
Запрыгало по потолкам.
Метались огненные стрелы
В осколках стекол расписных.
Лишь камни оставались целы,
Но копоть очернила их.
Ничто взбешенную геенну,
Что поглощала все кругом,
Не удержало, и мгновенно
Костром зажегся целый дом.
Принцесса в комнате скучала.
С сонетов томиком в руках
Она сидела и мечтала
О песнях, сложенных в веках,
О храбрых воинах, влюбленных
В прекрасных, благородных фей,
О душах, чувством покоренных.
И сказок сладостный елей
Вливался розовым эфиром
В струю печали и невзгод.
И, покоренная кумиром,
Душа страдает, сердце ждет
И алчет в исступленье чуда,
И молит время не спешить.
Не бойся, друг мой, я не буду
Рассказы долгие вершить
Об удрученье бедной девы.
Ты знаешь сам, когда любовь
Рождает хрупкие посевы,
И замирает в жилах кровь
При виде милого созданья.
Но нежной нимфы непокой
Растет от боли расставанья,
Ее избранник дорогой
Идет кладбищенской тропою,
И от трагичности конца
Глаза, омытые слезою,
Румянец, схлынувший с лица, -
Все говорит о тяжкой муке,
Что завораживает ум.
Природы затихают звуки
От безнадежных, грустных дум.
Она взглянула, как солдаты
За окнами сбирали воз.
Что едет Кристиан куда-то,
Слуга ей весточку принес,
Что навсегда он покидает
Не полюбившийся дворец
И свиту в горы отправляет,
Сказал сочувственно гонец.
Она посланца отпустила,
За труд монетой одарив.
Совсем бедняжка загрустила,
В колени книгу уронив...
Закат уж нежит, солнце клонит
На запад светлою волной.
Она истому сердца гонит,
Терзаясь мыслию одной:
"Я полюбила истукана
И то не в силах превозмочь.
Вся жизнь моя - для Кристиана!
Но не могу ему помочь!.."
Вздохнула и... остолбенела...
Огня слепящая стрела
В окно открытое влетела
И топку хладную зажгла.
Костер в пустой каминной нише
Вдруг разгорелся сам собой.
Брызнул на пол, забрался выше
И вмиг подпрыгнул, как живой.
Он обуял шелковый полог,
Перину в факел превратил,
Твореньям рук смертельный ворог,
Всю спальню тотчас запалил.
Минуты две, глазам не веря,
Стояла Стелла, онемев,
Потом метнулась было к двери,
Но пламя, яростно взревев,
Ее как будто не пускало,
Сужая адское кольцо,
Обратно в комнату толкало
И опаляло ей лицо.
Она, от страха чуть живая,
Слабея, пятится назад,
Угар удушливый вдыхая.
Тяжелый и горячий смрад
Ей грудь нещадно отравляет
И наступает все быстрей,
А миг надежды покидает
И не дает свободы ей.
Огонь ревет, бушует, пышет
И подбирается скорей.
А за спиной, принцесса слышит,
Стена обрушилась. Пред ней
Разверзлась пропасть. Вниз, на камни...
Там ожидает ее смерть.
Она, держась рукой за ставни
И не решаясь посмотреть
Туда, где жизнь ее кончалась,
Где вздох последний улетит,
В окно открытое забралась
И вся от ужаса дрожит.
"Прощай, любимый и жестокий!
Тебе последний шлю привет.
Прощай же, брат мой одинокий!
Я ухожу в расцвете лет.
Была прекрасной и забавной,
Но мимолетной жизнь моя.
Я не спасла тебя, желанный
Мой Кристиан. Люблю тебя!"
Тут глубоко она вдохнула,
Уже готовая пропасть
На дне оврага, потянуло
Ее вперед... Но вдруг упасть
Ей кто-то сильный не позволил,
В объятья крепко заключив.
Она совсем лишилась воли.
Стан ослабевший обхватив,
Помчался скорый избавитель,
Неся принцессу на руках,
Лихой и смелый похититель,
Которому неведом страх.
Подол плаща огнем занялся.
В горящем мареве король
С накидкой тотчас распрощался,
И сердца мертвенная боль
Ушла, отсроченная кара,
И ненадолго прежним стал,
Когда из адского пожара
Принцессу он освобождал.
Лишь во дворе она сумела
Вздохнуть, и ветер освежил.
Король испуганную Стеллу
На круп могучий усадил.
"Ты спас меня, - она шептала, -
От смерти в яростном огне..."
Почти без чувств она лежала
Ничком на вспененном коне.
"Я охраняю самый ценный,
Красивый и пресветлый дар!" -
Ей Кристиан ответил, бледный,
Как будто саван. Страшный жар
На них посыпался искрами.
Король принцессу заслонил.
Земля горела под ногами,
А Кристиан узду схватил
И скакуна отвел в ограду,
А сам отправился бегом
К солдат проворному отряду,
Что погасить пытались дом.
В седле, понурившись, сидела
Эмиля нежная сестра,
В слезах прощания глядела
На дым и марево костра,
Что полыхал над отчим домом,
Плясал на крышах и трещал,
Глумясь над милым сердцу кровом.
Дворец злосчастный догорал.
Уж осыпалась черепица,
Упал обугленный карниз,
Огонь прорвался чрез бойницы,
Настил древесный рухнул вниз.
Закат окрасился багрянцем,
Метался в небе черный дым,
И рыжие протуберанцы
Взмывали в пляске над пустым
И обгоревшим, как уголья,
Погибшим замком. Никогда
Здесь не раздастся звон застолья,
И родниковая вода,
Что в парке весело играла,
Напившись гари и золы,
Теперь отравленною стала,
А пеплом крытые стволы
Нарядных кленов потускнели,
Зачах молоденький лесок,
И даже голубые ели
Одежды сбросили в песок.
Кто был богат - тот нынче нищий.
Погиб правителей оплот.
Ужасно зрелище кострища
Для обездоленных сирот.
И все глядят на Кристиана.
И отвечает рыцарь им:
"Все бесполезно! Слишком рьяно
Огонь занялся." Смрадный дым
Его окутывал клубами.
Верхом на гордом скакуне
Он поднял руку над главами
Навстречу призрачной луне.
"Поехали! Тушить не надо!" -
Король вассалам приказал,
Поводья тронул, как из ада,
Галопом быстрым поскакал.
И к незнакомой горной дали
Все слуги двинулись за ним,
Но долго взгляд не отрывали
От догорающих руин.
Толпой согбенных и горбатых
Годами сморщенных стволов
В плюще и ветках узловатых
Стоял столетний лес дубов.
Сюда так редко проникали
Потоки солнечных лучей,
Что за земле не просыхали
Остатки снега и дождей.
В сырой тени травой прикрылись
Скелеты мощные корней,
И соки темные точились
Из-под насупленных бровей.
Их дупла черные зияют,
Обезображенные рты.
Как будто жизнь они теряют,
Роняя желтые листы.
С душой распутицу ругая,
Не видя света пред собой,
По чахлой поросли шагая,
Идет наш странник молодой.
Уже сменилось три рассвета
С тех пор, как он пустился в путь
Под грузом тяжкого обета.
От глины вяжущая муть
Ему облизывала пятки,
И клеем липла в башмаках.
А солнце с ним играло в прятки
Мигая бликами в листках.
Камзол, промоченный росою,
Мозоль на стоптанных ногах,
С покрытой пылью головою
И паутиной в волосах -
Все эти прелести похода
Эмиль изнеженный вкусил
За избавление народа,
Но вовсе выбился из сил.
Уже решимость иссякала,
Порыв душевный исчезал,
И храбрость сердцу изменяла,
Пока по лесу он блуждал.
День начал к вечеру клониться.
Ища ночной себе приют,
Эмиль хотел остановиться.
Не обещал ему уют
Унылый ряд больших деревьев.
Но до того Эмиль устал,
Что мог уснуть среди кореньев,
А мох периной б ему стал.
И тут он вздрогнул, замирая,
Увидев что-то у земли.
Оттенком бронзы отливая,
Две змейки юрких залегли.
Как ленты пестрые, мелькнули
И в тень мгновенно расползлись,
В траве приникшей утонули.
"Откуда змеи развелись?
Казалось мне, их меньше было,
Когда я хаживал в леса,
Чтоб собирать грибы. Так мило
Звенели птичьи голоса.
Теперь не слышно этих трелей.
Свои рулады кузнецы
В траве уж не выводят прелой.
Цветов увяли бубенцы."
Природы нежной увяданье
Он принял с горечью души,
Не сознавая, что скитанье
В далекой и чужой глуши -
Причина грусти и расстройства.
И продолжал Эмиль идти,
Утратив прежнее геройство
За обреченностью пути.
Осенней прелостью повеял
С востока легкий ветерок
Как звезды, жухлые рассеял
Листы молоденький дубок.
А у струящейся протоки
Тихонько вздрагивал камыш,
Вбирая илистые соки.
Хотя безмолвие и тишь
Деревья древние купали,
Они, природе вопреки,
Друг другу что-то бормотали
У зарастающей реки.
И ветви их переплетались
С кряхтеньем вековой коры,
К воде плетями опускались,
Пугая стайки мошкары.
В узлах корявых эти сучья
Взметали брызги над травой
И влагу пили. Сеть паучья
Едва виднелась под листвой,
То пропадала, то блистала
Тончайших нитей серебром,
А солнце радугу роняло
Лучом алмазным в водоем.
Эмиль присел на берег склизкий
И ноги в воду погрузил,
И над ручьем нагнувшись низко,
Лицо и руки окропил.
Едва струи ладонь коснулась,
И щеки он себе омыл,
Как сила прежняя вернулась.
Потом он голод утолил
Плодами скудными ореха.
Что в детстве на пирах едал
В отцовском доме, как утеху,
Теперь он жадно собирал.
Эмиль на холм взошел пологий.
А впереди во весь обзор
Пред ним пейзаж открылся строгий:
Внизу стоял сосновый бор.
А под ногами крутизною
Обрыв песчаный уходил.
На землю лег Эмиль спиною,
Чуть оттолкнулся и... поплыл
В обвале стока золотого,
Вбирая порами песок.
Такого спуска, право слово,
Он раньше выдумать не мог.
Но новой жизни злоключенья
Его меняли каждый раз.
Он думал, что за приключенья
Ему откроются сейчас.
Зайдя под хвойные вершины,
Он грязь с одежды отряхнул.
В ложбине узкой у тропины
Прилег на миг. Да и заснул.
"Уж весь нектар ты выпил сладкий,
Раздался тонкий голосок. -
Ты - жадина, противный, гадкий,
Оставил мне один глоток!"
И на тропину в незабудках
Влетает крохотный чудак.
Блестит оранжевая грудка,
На голове его - колпак.
Он сел на ветку над травою
И рожи корчит, сумасброд.
Сидит, любуется собою
И ножкой тоненькой трясет.
"Какие вкусные цветочки!
И как на них удобно спать!
А по весне набухнут почки..."
И снова стал озорничать.
Своих приятелей окликнул
На шутки разные мастак,
Но вдруг встревожено воскликнул:
"Ой, братцы, гляньте-ка - чужак!
Какая странная картина,
Что человек уснул в лесу!
Мягка валежника перина..."
"Пощекотать ему в носу!" -
Вдруг предложил лихой забавник,
Травинку длинную сломил,
Потрогал смело нарукавник,
На плечи спящему вскочил
И только протянул ручонку,
Как громко пискнул, покраснел
Скорехонько прыгнул в сторонку
И уж проказить не посмел.
Эмиль вздохнул, пошевелился,
А шустрый маленький шалун
В одно мгновение укрылся
(И с ним - другие) за валун.
Он неохотно размыкает
Завесы сонные ресниц.
Морфей неспешно выпускает
Виденья из его десниц.
Как мачты в гавани галерной,
Вздымаясь прямо в небеса,
Стояли сосны. Кроны мерно
Качались, словно паруса.
Эмиль взбодрился после ночи,
Подумав, что осенних дней
Часы прохладней и короче,
А тучи ниже и мрачней.
Но в сердце нашего героя
Уже настало время вьюг.
Пошел ближайшей он тропою.
И на пути Эмиля вдруг
Возникло чудное созданье:
На перепутье двух дорог -
На маковке большого камня,
Копытом бьет единорог
И словно искры высекает
Из глыбы. Стройная спина
Сиянье будто излучает,
Как серебристая луна.
Вдруг повернулся зверь прекрасный,
Луч солнца словно посветлел.
Блистая шкурою атласной,
Он скоком к холму полетел,
Тотчас сокрылся на просторе,
Как будто ветром унесен
В бескрайнем и открытом поле,
Волшебной кистью сотворен.
Эмиль пошел, завороженный,
Туда, где чудо-зверь стоял,
В траве, коленопреклоненный,
Он длинный волос подобрал.
"Я верю, будет мне удача!
Я справлюсь с этою стезей." -
Он прошептал, едва не плача.
И, точно отклик, над землей
Раздался гром, с ветрами споря.
А за прибрежной полосой
Сверкало северное море
Своей волнующей красой.
Лежит песчаная равнина
В пологой отмели широт.
Шумит свободная марина
И омывает горизонт.
Нигде не открывались взору,
На север, запад и восток
Пределы водному простору.
И долго юноша не мог
Налюбоваться на стихию
В кипучих белых гребешках,
Где чайки кружатся морские,
А на зеленых камешках
У кромки темного прилива
Перловых раковин узор
Непринужденно и красиво
Чертило море. С синих гор
Туман спускался прямо в волны,
Они бежали чередой
В прибое веселы и полны,
Вскипая пенною грядой.
Причала насыпью бугристой
Коса лежала валунов.
У сей преграды каменистой
Эмиль, устал и нездоров,
Присел с надеждой истомленной
Ногам покой недолгий дать,
Но слух, внезапно изумленный,
Его принудил тотчас встать.
Могучий грохот раздавался
У накренившейся горы.
С нее в пучину низвергался,
Вздымая брызги и пары,
В сверканье радужного града
И оглушительно ревел
Поток гигантский водопада.
Эмиль немного оробел,
Картину эту наблюдая,
Явленье дивной красоты.
Титан великий, ниспадая,
Летел с огромной высоты,
Сливаясь с морем воедино.
Снося преграды за собой,
Столпы и токи исполина
Вверзались яростно в прибой.
Тут переменчивость морская
Послала ветер штормовой,
И струи, весело сверкая,
Искристых брызг холодный рой
С горы стремительно сорвали
И тучей капель ледяных
Младого путника обдали,
Дождем иголок водяных.
Эмиль воспрянул, освежившись,
И, мокрый с головы до пят,
Как будто силою напившись,
Изрек: "Прекрасный водопад,
Ничто тебя не остановит,
И в лед тебя не заковать.
Твой рев с волнами грозно спорит.
И я хочу таким же стать.
Таким безудержным и вольным,
Владыкой всех земных дорог.
Но как тоскливо мне и больно,
Что, сиротлив и одинок,
Иду я, ноги утруждая,
Ищу заветную скалу,
И обещанье выполняю,
Которое я дал в пылу.
Клянусь, отец, работу эту
Твой сын исправит до конца,
Иначе не увидит света!"
И краска схлынула с лица
При сердца бешеном биенье,
А дух сражения просил,
Когда Эмиль в большом волненье
Святую клятву возносил.
Что ж дальше? Брегом каменистым
К предгорью двинулся Эмиль,
Любуясь молом серебристым.
Его ласкал вечерний штиль.
Шар солнца красный опускался.
За силуэтом синих круч
Небесный город разрастался
Из многослойных темных туч.
Четвертый день - на перевале.
Идет он, словно наугад,
В еще неведомые дали.
Отвесы серые преград
Дорогу медленно сужают
И, как звенящее стекло,
Застывший воздух остужает.
Куда беднягу завлекло?
А ветер стал сильнее, суше,
Лицо и горло обжигал.
Мороз сочился в нос и уши
И в самый череп проникал.
Эмиль замерз. Жестокий холод
Колол шипами щеки, грудь.
Испытывая сильный голод,
Он продолжал свой трудный путь.
Он шел наверх, тесня дыханье,
Стирая в кровь подошвы ног,
Не отдыхая, без стенанья.
Когда совсем уж он продрог,
Перед судьбой зловещей сдался,
Набрал валежник и потер
О камень палку, разыгрался
И обогрел его костер.
Вокруг серебряным пейзажем
Вздымались пики в облаках,
Природой созданные стражи
Во снежных шлемах на главах.
Одни - массивны и пологи,
На них лежит ковер лесной.
Другие - высоки и строги,
Резьбой покрыты ледяной.
Красоты местности скалистой
Уж не ласкали его взор.
Простор окраины лесистой
И прелесть этих диких гор
Казались юноше проклятьем,
И он ютился на ветру,
Поношенным прикрытый платьем.
А к наступившему утру
Эмилю стало безразлично,
Какой готовится итог
Его дороге непривычной.
Шагал он прямо на восток.
Со склона он сошел в долину,
Боясь попасть под камнепад.
Проник в глубокую лощину
И огляделся. Крупный град
Летел с небес из черной тучи.
Эмиль укрылся от него
Во впадине отвесной кручи.
Затем изгоя моего
Несло в злосчастную годину
Туда, где власти нет веков.
Открылась новая картина
В седле меж кряжистых пиков.
Там непрерывными браздами
Колейка узкая вилась
Она уж долгими годами
Тропою воздуха звалась
Над ней - живые испаренья
Среди колючей мерзлоты.
Дыханья теплого движенье
Рождало желтые цветы.
Они короткими стеблями
Прижались жалобно к земле,
Поимы горными дождями
На вулканической золе.
На смену сильному морозу
Пришла несносная жара.
Отсюда уносились грозы
И мчались сильные ветра.
Эмиль увидел росщеп щели,
А из нее ручей бежит,
И догадался: он у цели.
Лощина белая лежит
Цветами желтыми укрыта,
Как одеялом. По стенам
Узор прозрачных сталагмитов
Заполнил ниши. Влага там
Со скосов медленно стекает
И, не добравшись до низов,
Полоской соли застывает,
Как нить неровных жемчугов.
В такой пещере по преданью
Царь гномов пленный умирал,
Но это было лишь сказанье,
Чтоб развлекать им шумный бал
Людей, чей алчно слух внимает
Любым рассказам о войне,
Где кровь потоком истекает,
А жертвы мечутся в огне.
Легенда новая гласила,
Что здесь пророчица жила,
В союзе с дьявольскою силой,
И гибель краю предрекла,
За что разгневанные боги
Ее лишили языка,
Одели в каменные тоги
На бесконечные века.
К изножью мраморной сивиллы
Ни разу снег не выпадал,
И птица здесь гнезда не вила,
И зверь сюда не забегал.
На склонах семя не взрастало.
А над вулканом, как венец,
Златое облако лежало
В цепочке дымовых колец.
С чертами женского обличья
Утес печальный нависал,
Под ним в таинственном величье
Чернел зияющий портал.
Эмиль отправился к пещере,
Но тут же словно в землю врос,
Глазам от ужаса не веря,
Остыв до кончиков волос.
Ему почудилось: с утеса
Большая глыба сорвалась,
Но, не достигнув и откоса,
С размахом кверху вознеслась.
Нет, то не камень оказался -
То настоящий был дракон.
Эмиль во страхе в стену вжался
И затаил дыханье. Он
Увидел брюхо в позолоте,
И пару сильных крыл, и хвост,
Который правил в развороте
Большую тварь, что в полный рост,
Чешуйчатой блистая бронью,
Стремглав над долом пронеслась,
Обдав Эмиля смрадной вонью,
И на вершину взобралась.
Там развернулась и с налету
Опять промчалась над горой,
Начав опасную охоту.
Оцепеневший мой герой
Приник за камнем недвижимо,
Пока кружился за скалой
Гигантский ящер одержимо,
Охриплый издавая вой.
То вдаль неслось, то возвращалось
Дитя кошмара в синеве.
Шарами желтыми вращались
В огромной узкой голове
Глаза, похожие на блюда,
С зрачками в виде черных дуг.
Сие летающее чудо,
Казалось, рыскало вокруг
И ноздри жадно раздувало,
Свирепо разевая пасть,
Упорно путника искало,
Чтоб на него тотчас напасть.
Эмиль покрылся мелким потом.
До самой сумрачной поры
Он долго прятался за гротом
На мощном выступе горы.
Когда на белую лощину
Легла сгустившаяся тень,
Эмиль, согнув невольно спину,
Проник в неведомую сень.
Необычайная пещера,
В которую Эмиль попал,
Хранила горький запах серы.
Просторный полутемный зал
С огромной глыбою лежащей
Своим размером удивил,
Когда в волнении дрожащий
Мой путник дальше проходил.
В граните арочные своды
Здесь образуют потолок.
Под ним ручей бежит, и воды
Стекают в каменный чертог.
И далеко глубоким эхом
Его журчание слыхать,
По звукам схожее со смехом.
Эмиль наш начал замечать,
Что под землею камни дышат,
Запоминают каждый шаг
И даже вздохи его слышат.
И не обрадуется враг,
Попавший в это подземелье
С дурною мыслью воровства.
И воздух в сказочном ущелье
Питался силой волшебства.
Эмиль проходит лабиринтом
В широкий длинный коридор,
Где пол устелен малахитом,
А стены украшал узор
Камней бессчетных драгоценных,
Как ювелирных мастеров
Рукой искусной ограненных,
Но нет засовов и замков,
Чтоб те сокровища хранили.
И изумленные глаза
Младого путника следили:
Кристально чистая слеза
Алмазных копей заискрилась
Десятком радужных огней.
Вся анфилада завершилась
Красивой комнатой. А в ней
Стоит в таинственном сиянье
Из камня высеченный ларь.
Звездой единой мирозданья
Мерцает мраморный алтарь.
Внутри него фонарь незримый
Пылает призрачным огнем,
И яркий светоч негасимый
Слегка рассеянным лучом
В небесно голубом свеченье
Струился прямо из горы.
Такого чувства восхищенья
Эмиль не знал до сей поры.
"Воистину, хозяин горный
Великой мощью наделен.
Иль сей чертог нерукотворный
Волшебной силой напоен?"
Друг мой, как будто по приказу,
Встал на колени, чуть дыша,
Пред дивом, необычным глазу,
Затем поднялся не спеша...
Весь свет померк, в одно мгновенье
Он оказался в темноте,
Наказан карой ослепленья,
В бездонно черной пустоте.
Рукой пространство раздвигая,
Боясь незримое задеть,
Он встал, отчаянно моргая,
Пытаясь тщетно разглядеть
Хоть что-то в мраке необъятном,
В надежде обнаружить лаз
Во гроте странном, непонятном.
Но словно он лишился глаз.
Что новорожденный мышонок,
Своей беспомощности раб,
Он растерялся, как ребенок,
Перепугался и ослаб.
Вдруг чьих-то щупальцев движенье
Эмиль услышал по бокам,
Холодное прикосновенье
Скользнуло по его рукам.
И, как невидимые верви,
В плечах опутали его
Подземные большие черви.
Попытка друга моего
Позвать на помощь бесполезна,
И он ни звука не издал.
Ему казалось, будто в бездне
Призыв отчаянный пропал.
Плита поднялась саркофага,
И из ларя в глухой ночи
Могучая подула тяга,
Как в жерле каменной печи.
Исчезла из-под ног опора.
Эмиль, безволен, невесом,
Над полом взмыл, и очень скоро
Вертясь в полете колесом,
Нырнул во мраморную раку,
Но дна не оказалось в ней.
Навстречу к призрачному мраку
Он вниз низвергся. Из щелей
Его паденье провожали
Слепые мордочки существ,
Что в подземелье обитали.
Пары зеленые веществ
С гранитных скосов отрывались
И расплывались в глубине,
Струею светлой растворялись
И оседали на стене.
Полет внезапно завершился
Стоит Эмиль, ошеломлен.
На берегу он очутился
Реки подземной. Опьянен
Он ароматами чудными,
Что источали зеркала
Глубинных вод. Тут золотыми
По глади нитями легла
Дорожка узкого мосточка.
Эмиль, робея, поискал,
Есть рядом камень или кочка,
Но ключ пещерный протекал
Без перепадов и порогов,
Не преграждал его нарост
Из соли. Подождав немного,
Герой ступил на зыбкий мост
И изумился, сколь надежным
Он оказался под ногой.
Шагая очень осторожно
Над темной, тихою водой,
Узрел, что сторона другая
Не так скалиста и черна,
Как та, что с пасмурного края
Омыла мрачная волна.
Взошел на землю он несмело,
И мост причудливый пропал.
И страх опять заполнил тело -
Он путь обратный потерял.
Тоннель, прозрачный, словно льдина,
Возник на тайном берегу.
Явилась новая картина:
Костлявый карлик, на бегу
Увидев гостя, задержался,
Оскалил зубы, точно рад
Его приходу, отдышался
И мигом кинулся назад.
Эмиль не совладал с собою
И к своду, точно из стекла,
Прижался влажною рукою -
Стена горячая была.
В конце дороги долгожданно
Забрезжил тусклый огонек.
Эмиль воспрянул, но... Как странно!
Он дальше двинуться не мог.
Он рухнул навзничь, растянувшись.
А гномы шустрые бегут
К нему, шеренгою сомкнувшись,
И цепь тяжелую несут.
Они Эмиля повязали
И, оторвавши от земли,
Руками сильными подняли
И в светлый зал поволокли.
Как в храме древнего Карнака,
Средь гипостильных колоннад,
В соцветьях вереска и мака,
Роскошен, пышен и богат,
Стоит престол на возвышенье
В сиянье розовой зари
Необъяснимое свеченье
Исходит будто изнутри.
Колонна каждая сверкает
И блики шлет на потолок,
Что в полумраке утопает.
Сей изумительный чертог
Казался сказочным твореньем
Во чреве неприступных скал.
Эмиль с тревожным вдохновеньем
Узрел того, кого искал.
На позолоченном престоле
Сидел мужчина средних лет.
Но понял юноша, что боле
На всей земле такого нет.
В его глазах лучилась сила,
Огнем пылающая страсть,
Вулкан могучий подчинила
В веках не меркнущая власть.
Вся борода его покрыта
Мельчайшей крошкой золотой,
Одежда длинная пошита
Из белой ткани дорогой,
На тоге было украшенье
Из перламутровых полос,
И изумрудное плетенье
Густых чернеющих волос
Касалось пухом невесомым,
Паря над гордой головой.
Пред ликом, каменно суровым,
Проникли гномы. За собой
Ввели плененного пришельца
Лихие жители глубин,
Искусства горного умельцы.
У них надменный господин,
Держа алмазные скрижали,
Спросил, не поднимая век:
"Кого вы ныне задержали?
Кто этот бедный человек?"
И глас откуда-то ответил,
Как из-под пола исходил:
"Твой страж давно его заметил,
Дорогу гостя проследил.
С утра бродил он здесь кругами.
Возможно, ищет он тайник
С твоими ценными камнями
Иль бриллиантовый родник.
Сумев укрыться от дракона,
Прокрался он сюда, как вор,
Презрев незыблемость закона
Твоих великих белых гор."
Владыка молвил: "Не уверен,
Что правду слышу я от вас!
Хоть он измучен и растерян,
Иной в душе хранит приказ.
Но, если я встречаю вора,
Его должны мы допросить.
Он примет тяжесть приговора.
Придется нам его убить!
Что скажешь, жалкий чужестранец?
Зачем явился ты ко мне?
Какого края ты посланец,
В какой родился стороне?"
Эмиль слегка посторонился,
Расправив руки на цепях,
И к господину обратился,
Тая в груди невольный страх:
"Мне не нужны твои каменья.
Отец покойный мой - король.
И я не враг! О злоключенье
Мне рассказать тебе позволь.
Меня беда к тебе примчала,
А не корысть. Мою напасть
Когда узнаешь ты сначала,
Тогда не дашь страдальцу пасть."
Хозяин горный вопрошает:
"Чего ты хочешь от меня?"
Эмиль бесстрашно отвечает:
"Прошу глубинного огня!
Но прежде выслушай, властитель,
Мои причины, почему
Явился я в твою обитель.
И я отказа не приму.
Лишь только гибель остановит
Меня на праведном пути,
Но дух измученный не сломит.
Не дай, владыка, мне уйти
Из этих мест с пустой сумою.
Изволь услышать мой рассказ!
И я открою пред тобою
Пророка озера наказ..."
Вдруг встал хозяин черноокий,
И туча мрачная на миг
Легла на лоб его высокий,
И стал сердитым властный лик.
"Озерный дух опять вмешался
В дела никчемные людей?
Я помню, как я возмущался,
Что распугал он лебедей.
Они, красавцы, улетели,
Когда явился он в ваш край.
О, люди, как вы осмелели!
И поднебесный дивный рай
Вы грязью распрей осквернили,
И воздух, реки, и леса
Невинной кровью обагрили,
Желая, чтобы чудеса
Владыки сильные вершили,
Вам помогая воевать.
Вы в мире столько нагрешили
И не способны понимать,
Какую злобу вы родите
Тлетворной завистью и ложь
Вокруг себя всегда плодите.
А семьи проклятых вельмож
Потом терзаются и стонут,
Что отвернулись небеса
От их домов. Бедняги тонут,
Но их ничтожны голоса."
Эмиль притих перед грозою,
Что господин собой явил,
С невольной горькою слезою
Ему тихонько возразил:
"Молю, не гневайся напрасно!
Озерный дух хотел добра...
О, если б знал ты, как несчастна
Моя любимая сестра!.."
И рассказал Эмиль подробно,
С какой-то долею прикрас,
Склонивши голову прискорбно,
О том, что знаем мы сейчас.
Он на слова не поскупился,
Владыке душу изливал,
За что на Кристиана злился,
И как волшебник наставлял
Его на подвиг настоящий.
Кинжалы выложил свои
И, протянувши меч блестящий,
Просил: "Властитель, напои!"
Тот молча выслушал прошенье
С суровой тенью на глазах
И принял это подношенье
С глубокой складкой на губах.
Затем промолвил в нетерпенье:
"Ты, человек, ступай-ка спать!
Хочу решить в уединенье,
Как буду дальше поступать."
Эмиль хотел ему ответить,
Что вовсе он не утомлен,
Но даже не успел заметить,
Как погрузился в сладкий сон.
Над ним прозрачными крылами
Взмахнула птица в высоте,
И полетел он над волнами
К своим надеждам и мечте...
Над пропастью стоял владыка,
В бездонную взглянул он высь,
И задрожал утес от крика:
"Царица неба, отзовись!"
Раскатом яростного гула
Пронесся оклик короля
В нем песня утра потонула,
Затрепетала вся земля.
И даже горы отвечают
На грозный и призывный крик.
Созвучья камни сотрясают.
Ужасен мужа черный лик.
Подъял он руки над главою,
Мечом пронзая небеса,
Клинок залился синевою,
И в то мгновенье, чудеса!
Зигзагом молния сверкнула,
Подобно пущенной стреле,
Как будто тучи зачеркнула
И замерла на острие.
Он ждал недолго над обрывом,
Внимая грохоту камней,
Что вниз летели резким срывом,
Сверкая тысячью огней.
Едва затихло камнепада
С ворчаньем эхо вдалеке,
И глыб недвижная преграда
Легла у склона на песке,
Узрел владыка бег неслышный
Небесной девы в облаках.
На ней наряд струился пышный,
И гнев блестел в ее глазах.
Она одна к нему явилась.
"Где войско верное твое?"
Царица ясная сердилась:
"Ужель в пещере бытие
Тебе наскучило настолько,
Что ты решил меня позвать
Затем, чтоб посмеяться только
И час урочный презирать?
Не время нынче нам встречаться!
Так что же надобно тебе?"
"Не стоит, дева, возмущаться!
Я поворот в земной судьбе
Узрел намедни и не смею
Его отсрочить на сто лет.
Я отвести его сумею,
Но у тебя прошу совет.
Вдвоем служили мы вулкану
И берегли его покой.
Я досаждать тебе не стану,
Одно скажи лишь, светоч мой!
Ты видишь все, и мне известно,
Что все ты знаешь наперед.
Но ты слыхала, интересно,
Что человек ко мне придет?
Я, вопреки своим законам,
С ним согласился говорить,
А он с почтительным поклоном
Меня осмелился просить
Огня глубинного дыханье
На убивающий клинок.
Его предерзкое желанье
Не слушать вовсе я бы мог,
Но рассказал он о проклятье,
Потомка Розы помянул,
Поведал о своем несчастье,
На камне Жизни присягнул.
Со мною юноша был честен,
Колдунью хочет он сразить.
Для короля исход известен,
И все равно ему не жить..."
Царица неба засмеялась:
"Я это знала, мой слепец!
Я Кристианом восхищалась.
И станет этот молодец
Одним из лучших украшений
Моей коллекции солдат,
Чьи кости на полях сражений
Давно остывшие лежат.
Такой державный, славный воин
В моем небесном терему
Особых почестей достоин.
Перины мягкие ему
На облаках уже готовы,
И с нетерпением я жду,
Чтобы открыть пред ним засовы.
Со мной забудет он вражду,
Весь бренный мир, любовь земную
И крепко, сладко будет спать.
Его я песней уврачую,
Надежно стану охранять.
Мальчишке дай огонь глубинный,
Наполни силой волшебства
Клинок отточенный и длинный,
Который чары колдовства
Своею силою развеет.
Колдунья старая сгорит,
А рыцарь черный омертвеет.
Мой храм уже ему открыт."
"Коль хочешь, гордая царица,
Дух Кристиана получить,
Я на тебя не вправе злиться
И не могу тебя учить.
Твоей я воле уступаю,
И до прихода темноты
Мальчишку нынче отпускаю.
Надеюсь, что довольна ты..."
На сем властители расстались...
Под их ногами на камнях
Цветы прижатые остались,
Держась на тоненьких корнях...
Во чреве грозного вулкана,
Где лава красная кипит,
Как кровоточащая рана,
Река горячая бежит.
Потоки пепельные носит
Ее гремучий жаркий ток,
Золу каленую разносит,
Вбирая ядовитый сок
Мертвящих горьких испарений,
Что каждый камень испускал
В тлетворных недрах. Смелый гений
Сюда челнок свой направлял.
И лишь ему была подвластна
Стихии огненная суть,
И с волей царственной согласна.
Себе прокладывал он путь,
Веслами накипь раздвигая,
И вел суденышко хитро,
Туда, где, искры исторгая,
Ворчало горное нутро.
Он будто пламенем лучился,
Горел и воплощался в нем,
И духом воедино слился,
И телом с буйственным огнем.
Он, как Херон, паромщик ада,
По жгучей плавает реке
В глубинах дьявольского сада,
Держа в протянутой руке
Фонарь, черненный в позолоте,
Что возгорался сам собой
От вихрей жарящих. Во гроте
Скакнул на берег насыпной.
А из расщелины горящей
Лавины серной яркий вал
Исторгся облаком слепящим,
Владыку горного объял.
Как человек в воде плескался
При свете девственной луны,
Так муж державный искупался
В потоке огненной волны.
Она к ногам его ложилась,
Как зверь чудовищный, рыча.
В руках властителя искрилась
Сталь накаленного меча,
Разгоряченного от жара,
Которым воздух здесь дышал.
А из оранжевого пара
Ларец властитель вынимал
И приоткрыл его легонько,
Как заклинатель-чародей,
Вложил оружие тихонько,
Творение простых людей.
Но в этой кузне небывалой
Не слышен молота удар
О наковальню. Ярко алый
К нему подкрадывался вар.
Хозяин взял огонь в ладони
И выплеснул его на меч.
Ларец захлопнулся, и в лоне
Взметнулось марево. Прожечь
Свирепо пламя попыталось,
Расплавить яростно клинок,
На острие его взорвалось.
Он покраснел, как уголек,
Налился силою вулкана
И адским жаром напился.
Пока плясало пламя рьяно,
Он желтым блеском залился.
И вдруг остыл. Металл холодный
Сверкнул, как новая звезда,
И блик на стали благородной
Был чище и светлее льда.
Не человек, а страж глубинный,
С кем не сравнится и Гефест,
(Слуга Олимпа, миф старинный)
Хозяин всех скалистых мест
Изъял клинок заговоренный,
Рассек им пламенный язык,
Работой удовлетворенный.
Огонь издал тревожный рык.
Ему ответил укротитель:
"Ступай немедленно назад!
Закончил дело твой властитель,
Твой друг, хранитель и собрат."
И пламя словно содрогнулось,
Обратно в недра потекло,
Затем расщелина сомкнулась,
А шрам коростой запекло.
Челнок послушливый качался
У обгоревших валунов.
Владыка гор в него забрался,
Сказав торжественно: "Готов!"
Эмиль проснулся утром рано
С угрюмо ясной головой.
Стремленье к смерти Кристиана
Его терзало пыткой злой.
Ему приснился крик надсадный,
Старухи сморщенной лицо,
Среди зловоний смех злорадный,
Огнем горящее кольцо.
Внутри сестра его стояла,
Бледна, уныла и худа,
Открытым ртом она дышала.
В котле кипящая вода
Пары тяжелые пускала.
И рыцарь мчался на коне.
Мольба неистово звучала:
"Не опоздай! Спеши ко мне!"
Эмиль вскочил с своей постели.
На серой каменной скамье
Седые карлики сидели.
В такой загадочной семье
Эмиль впервые оказался.
Не понимая ничего,
Он воспаленно озирался,
Что происходит вкруг него.
На малахитовой кровати
Глубокий выделан рельеф
С изображеньем древней знати.
По двум бокам дракон и лев
Стояли, точно как живые,
И охраняли спальный зал,
В углах - подсвечники златые,
А пол гранитный украшал,
Резьбою плиты обвивая,
Великий символ всех времен,
Где ночь и день соединяя,
И твердь и воду держит слон.
Эмиль - ко гному: "Здесь не видно
Движенья солнца..." Тот в ответ
Ему осклабился ехидно
И молвил: "На земле - рассвет.
Нам все известны перемены,
Ведь наши предки в старину
Умели проходить сквозь стены
И видеть через толщину."
"Ужели долгими годами
Вы чахли в этой глубине,
Не видя ясными глазами
Сиянье солнца в вышине?"
"Сегодня в скалах дует ветер,
И мир людей омыт дождем.
А здесь - тепло, очаг наш светел,
И мы в беспечности живем
Под сенью царственного мужа,
И он оберегает нас.
Мы выбираемся наружу,
Коль он дает на то приказ."
"Здесь так красиво, что не смею
Я даже взора отвести!
Визит мой краток. Сожалею!
Всю жизнь бы с вами провести!
Но, долг завет меня обратно..."
"Ступай скорей! Тебя зовут, -
Промолвил карлик аккуратный, -
Тебя в приемном зале ждут."
Эмиль явился. День вчерашний
Ему напомнил этот зал,
Когда, разбитый и уставший,
Сюда он, связанный, попал.
Не зная таинства владыки,
Он не заметил перемен.
Но окружающие лики
И свет, струящийся из стен,
Ему казались веселее.
Он гномов милыми нашел.
И в гипостильный зал смелее
Эмиль уверенно вошел.
Как и в канун, сидел на троне
Король пещер и вечных скал
В своей сверкающей короне.
С улыбкой гостя он встречал.
Напротив трона находился
Большой поднос, на нем - парча.
На плотной ткани серебрился
Клинок волшебного меча.
В глазах Эмиля отразился
Немой мучительный вопрос:
Не тщетно ли он так трудился?
По телу пробежал мороз.
Но боль сомнения развеял
Густой проникновенный бас,
Надеждой новою заверил
Владыки откровенный сказ:
"Когда бы ты с корыстной целью
Иль злобной завистью томим,
Явился к моему преддверью,
То приказанием одним
Тебя бы слуги покарали.
Ты и вздохнуть бы не успел...
Твои мне речи доказали,
Что благороден ты и смел.
За то, что ты, собой рискуя,
Решил народ свой защитить,
За дело славное хочу я
Тебя достойно наградить.
Исполнил я твое желанье!
Ко мне поближе подойди!
Такому храброму созданью
Удача светит впереди.
Тебе покажется дорога
Короткой, легкой и прямой
До незабвенного порога.
Вернешься скоро ты домой."
Вздыхает юноша украдкой
И взгляд не сводит от клинка,
Что блещет новою загадкой,
И будто тянется рука
Сама к эфесу. Но не может
Без разрешенья подойти
К нему Эмиль. Его тревожит
Конец обратного пути.
"Ты знаешь сам, владыка горный,
Что вероломством ярый враг
Оставил мне удел позорный.
Утратил я родной очаг.
Темны судьбы моей страницы.
И может, скоро я умру.
Мой долг - к назначенной зарнице
Клинок доставить ко двору
Мне ненавистного злодея.
А что со мной он сотворит,
Я и помыслить не сумею.
Он с головы до ног покрыт
Кровавым облаком бессмертья.
Я слаб и жалок перед ним.
И я фортуны злобной плетью
В капканы рыцаря гоним."
Хозяин с милым снисхожденьем
Печальной исповеди внял,
С весьма любезным обхожденьем
Сомненья гостя воспринял.
Его ладонь он взял с заботой
И крепко сжал в своих перстах,
А голос с ласковою нотой
Вдруг потеплел в его устах:
"Когда исход благополучный
Лучом свободы озарит,
А гордый рыцарь злополучный
Колдунью старую сразит,
Ко мне ты можешь возвращаться.
К твоей участлив я судьбе.
А коль захочешь ты остаться,
Я только буду рад тебе.
Века проходят. Я не вправе
Вулкан в секрете содержать.
Хочу уменья эти в славе
Я людям в руки передать.
И, дабы горы не страшили
Умы людские, я, пока
Удел земной не разрешили,
Ищу себе ученика.
Тебе я дам свои познанья.
Ты будешь мудрый человек.
А волшебство и заклинанья
Тебе прожить помогут век.
Ты мне понравился однажды,
Тебя в помощники возьму.
Но я не приглашаю дважды.
И, коль не явишься, пойму,
Что жить со мною не желаешь.
Тебе ль ошибки совершать?..
Надеюсь, ты не опоздаешь,
И я недаром буду ждать."
Молчал искатель одинокий,
Пока владыка говорил,
И с благодарностью глубокой
К нему колена преклонил,
Не ведая подобной чести,
Едва от радости дыша.
От возбуждения и лести
Его заполнилась душа.
Король велел ему подняться
И на оружье указал.
Пора Эмилю собираться.
Ему хозяин наказал:
"Возьми сей меч, юнец отважный!
Исполни свой священный долг!
Но знай, что жалость - друг неважный!
Издохнуть должен лютый волк.
И для свершенья этой цели
Любые способы годны,
Лишь только руки б не слабели,
Душа и разум холодны.
Клинок избраннику вручая,
Его к сраженью побуди,
Без сожаленья посвящая,
И в нем сомненья не буди.
Не говори ему, что рока
Над ним зависла злая тень,
Иначе в том не будет прока,
И торжества желанный день
Вовеки в мире не настанет.
Ты пожалеешь короля,
Но горше пепла жертва станет,
И проклянет тебя земля.
Пообещай, что будешь твердым,
И что погибнет он один!"
Эмиль ответил гласом гордым:
"Клянусь тебе, мой господин!
Не допущу я состраданья.
Я много боли пережил
По воле этого созданья.
Во мне он жалость усыпил.
Клянусь, не дрогнут эти руки!
И в час решительный - суди! -
Мне безразличны будут муки
И стоны вражеской груди."
С такой решимостью жестокой
Покинул он скалистый край,
Где правил друг его высокий.
Под крики журавлиных стай
Он шел знакомою тропою.
Меча тяжелого эфес
Ладонью гладил. "Я с тобою!" -
Ему шептал лукавый бес.
О, горе бедному созданью!
Как сердце тягостно сожмет,
Когда, вернувшись из скитаний,
Свой дом сгоревшим он найдет!
Какою мукою займется,
Каким несчастием пред ним
Весь мир постылый обернется
И превратится в скорбный дым!
Обескураженность виденьем
И трагедийность пустоты,
Кошмарный сон и наважденье,
Неотвратимость нищеты -
Такие чувства заполняли
Сейчас Эмиля моего,
Когда явился он из дали
К руинам замка своего.
Пустой и мрачный, черный остов
Стоял в скорбевшей тишине
По прежней жизни, точно остров,
Истлевший в яростном огне.
На холме ветерок резвился,
В разбитых окнах задувал
По дымоходам проносился
И пепел серый разметал.
Над башней вороны кружили,
Ловя в руинах мертвый дух,
За лесом волки глухо выли.
И воздух горек был и сух.
Стоит Эмиль на пепелище,
От потрясенья чуть дыша.
В воображаемом кострище
Горит и мечется душа.
Вот здесь когда-то были залы,
Где он в младенчестве играл.
Гремели в стенах этих балы...
Эмиль, бедняга, потерял
На углях нить воспоминаний,
И при туманном свете дня
Шептал, дрожащий от рыданий:
"О, небо, ослепи меня!
Возьми мой дух, исторгни разум
Из этой грешной головы!
Стрела беды пронзает сразу.
Мои все помыслы мертвы."
Тут он увидел, по обломкам
Косматый, древний и больной
Какой-то нищий брел с котомкой
Уголья раздвигал клюкой.
В его глазах, от лет бесцветных,
Дрожали слезы. От морщин
Вся кожа сморщилась бессчетных
Под паутиною седин.
У башни он остановился
И головою покачал.
К нему бездомник устремился
И в исступлении вскричал:
"Увы! На этой горькой тризне
Мой разум превратился в дым.
Старик, ты видел горе в жизни.
Сравнится ли оно с моим?
Скажи, за что карает небо?
Ты это должен знать, бедняк.
Ты не имеешь даже хлеба,
Но это, в сущности, пустяк
Пред тем, что ныне наблюдаю
На этом месте, сам не свой.
И как мне справиться, не знаю,
С моей внезапною бедой.
Ты здесь живешь? Пожар ты видел?
Ты рассказать о нем бы смог?
Кто этот дом возненавидел,
И кто устроил сей поджог?"
Но старец мутными очами
На погорельца посмотрел,
Не одарив его речами,
И только тихо засопел.
Эмиль в отчаянье метался.
"Иль ты меня не узнаешь?
Я королем был здесь! Остался
Тут кто в живых? И где найдешь
Теперь следы моих вассалов,
В какую даль они ушли?
Или могилу на завалах
Себе в огне они нашли?
Я здесь с сестрою распрощался,
Исчезла девочка моя!
Зачем же с нею я расстался?!
Она погибла без меня!
Пока в горах я тратил силы
На поиск бравого меча,
Она пропала, ангел милый,
В руках гиены-палача!"
Эмиль в смятенном покаянье,
Главу руками обхватил,
Глазам не веря от страданья,
И стон ужасный испустил.
Старик с кряхтеньем наклонился,
Земли с золою зачерпнул,
К Эмилю с речью обратился
И подношенье протянул.
"Стонать да плакать - девкам радость,
Но не пристало для мужчин,
И слез расслабленную сладость
Не попускает высший чин.
О, ты насытишься, мужайся!
Сиротской долею сполна.
Но по сестре не убивайся!
Я слышал, выжила она.
Король увез ее с собою
И с нею - всех домашних слуг.
Ее наречь своей женою
Он вознамерился, мой друг.
Она с ним ехать не хотела..." -
Старик безумный сочинял.
"Нет, не бывать такому делу! -
Эмиль разгневанно вскричал. -
Не дам я Стеллу на расправу
Бездушной твари, наглецу
На деспотичную забаву!
Лишь смерть такому подлецу
Достойным явится итогом
Его злодейскому нутру.
Пусть в одеянии убогом
Я стопы бедные сотру,
Но появлюсь в его владенье,
В глаза бесстыжие взгляну,
Пока в проклятом замутненье
Не начал мучить он страну.
Я не узнаю состраданья,
Как провидения гонец.
И рыцарь собственным стараньем
Найдет заслуженный конец." -
Святой решительностью полный
Эмиль бесстрашно произнес,
Желаньем мести распаленный
Помчался в замок Черных роз.
Настала ночь в густой тревоге,
И новорожденной луны
Упали блики на дороги.
Свои двенадцатые сны
Она сегодня отмечала
С тех пор, как проклят был король,
Всего лишь сутки оставляла
Ему злокозненная роль.
Во тьме бессонное томленье
Его пьянило, как вино,
Луны прозрачное свеченье
Лилось на узкое окно
В резных решетках витьеватых,
И озаряло голубым
Портреты предков бородатых.
Все стало призрачно чужим:
Скульптуры дедов достославных,
И тронный зал, и кабинет,
Ковры с трофеями державных
И знаменательных побед.
Арфист, молоденький и тонкий,
На инструменте золотом
Играл мелодию в сторонке
С двумя флейтистами. Кругом
Горели свечи на треногах
Чеканных старых мастеров,
И три витых огромных рога
Висели около ковров,
Плетеных кружевом восточным.
А главный оружейный зал
В лепном убранстве потолочном
Витраж цветастый украшал.
По сторонам его светили
Снаружи факелы огнем,
И стекла красные искрили,
Переливаясь, точно днем.
Король стоял в оконной нише
И слушал песенный мотив,
(То громче был он, а то тише)
И лик свой долу опустив,
Ладонью правою держался
За изнывающую грудь,
Губами только улыбался,
Тая безвыходную грусть.
Его рассудок распадался,
Боль холодила и рвала,
Он словно на гору взбирался,
Но бездна громче все звала,
Все шире пропасть разверзалась,
Все глубже уходило дно,
Душа от жизни отдалялась,
Морозное испив вино.
Зима, жестокая и злая,
Его тянула в темноту,
Коварство черное внушая
И увлекая в пустоту.
Души израненной частица,
Еще дышавшая теплом,
Как умирающая птица
За леденеющим стеклом,
О чистом воздухе просила,
Слабея с новою зарей,
В лиричной музыке парила
За музыкальною игрой.
Младой арфист на постаменте
На струнах чувственных играл
И, вторя мелодичной флейте,
Куплеты древних напевал.
Но романтическое пенье
Владыке стало докучать.
Король искал уединенья.
Велев арфисту замолчать,
Он вышел вон из оружейной,
Поднялся лестницей витой
На стену к площади копейной,
Сияньем лунным залитой.
Он сбавил шаг, остановился,
Красой полночной поражен
Пред взором рыцаря стелился
Мерцаньем звездным окружен
Гористый кряж в жемчужном снеге.
В морозных выступах вершин
Вулкан курился в чистой неге,
Великий, мрачный исполин.
Недавно в кратере бездонном
Стояла талая вода,
И гнев во чреве этом сонном
Не пробуждался никогда.
И лишь осеннею порою
У сопла умножался жар,
И над высокою горою
Вздымался кверху белый пар.
Однажды песню менестреля
Случайно слышал Кристиан,
Слова в ней страшные звенели,
Что этот дышащий вулкан
Тогда лишь в недрах утомится
И охладеет, как мертвец,
Когда из края удалится
Лихая нечисть наконец.
Пока же чудища плодились
В глубоких логовах земных
И возле рыцаря толпились.
Ему не спрятаться от них...
Высоких башен завершенья,
Казалось, держат тяжкий свод,
Провисший в тучах. В вечном бденье
Здесь время медленно ползет,
Лишь резвый ветер подгоняет
Неповоротливый туман,
Что горы нежно обнимает,
И звезд безбрежный океан
Освобождается от мрака
Волною Млечного пути
В крупинах знаков Зодиака.
Как долго по нему идти!..
По крепостной стене зубчатой
Дозор недремлющий бродил.
Небес приспущенную вату
Смолистый факел осветил.
Огней, неярких и коптящих,
Зажглись десятки у бойниц
И осветили проходящих
Шпионов с лицами убийц.
И вдруг король увидел: рядом
Принцесса юная стоит
Во блеске белого наряда
И вдаль задумчиво глядит,
Как призрак на стене печальный
У парапета из камней,
Как образ из воспоминаний,
Мечта минувших светлых дней.
Он подошел неторопливо
И рядом с девушкою встал,
Затем, как будто бы игриво,
Ладонью локоть ее сжал.
Она мгновенно обернулась,
Его увидев пред собой,
Ему невольно улыбнулась,
Кивнув приветливо главой.
Ничто сейчас не выдавало
В нем черной злобы, маяты.
Он только выглядел устало.
Его красивые черты
Немного даже прояснились
На горном воздухе. Лишь нос
И подбородок заострились,
Как точно хворь он перенес.
"Ты здесь одна? Тебе не спится?
Ты знаешь, я гадал не раз,
Какой же сон природе снится
В такой погожий, тихий час?"
"Скажи, какие сновиденья
К тебе нисходят, Кристиан?" -
Спросила в трепетном волненье
Его красавица. "Курган,
Поля сражений и облавы, -
Он ей печально отвечал. -
Тела убитых, лавры славы.
Но я ее не замечал.
Я был свободным и гордился,
Что воевал и побеждал,
Но сердцем к дому я стремился
И возвращенья ожидал,
Как избавленья от сражений
И жизни вечно кочевой.
И я не знал, что пораженье
Зависнет камнем надо мной.
А ныне лишь одно мне снится:
Губами воздух я ловлю
И падаю на дно гробницы...
И потому я мало сплю."
Она смущенно покраснела,
Миг откровенный улучив,
Призналась тихо и несмело,
Всю душу рыцарю вручив:
"Ребенком резвым я мечтала,
Что ангел явится ко мне,
И светлый образ рисовала
Верхом на золотом коне.
Хоть годы шли, и я взрослела,
Мечты по-прежнему живут.
И я воочию узрела,
Что ангел рядом. Вот он - тут!
Его звала я. Он спустился
Ко мне с вершин высоких скал.
Он так хорош был, что искрился
И благородство излучал.
Творение иного мира,
Такой отважный и прямой,
Приехал в дом к началу пира
И танцевал тогда со мной.
В тот день глаза его сияли,
Как серебро десятка лун.
Душа и сердце лишь дремали,
Их разбудили звуки струн,
Что он затронул ненароком,
Но я должна была молчать,
Чтоб до назначенного срока
Ему о чувствах не сказать.
Но вот теперь он истекает.
И дальше ждать я не могу!
Хоть разум к сердцу и взывает,
Я к краю пропасти бегу.
Люблю тебя, мой рыцарь гордый,
Сильней, чем весь подлунный свет!
Я так хочу твоей свободы,
И без тебя мне жизни нет!"
Она примолкла и взглянула
На Кристиана. Он молчал.
Легко рука его скользнула
На парапет. Король стоял
И с терпеливым пониманьем
Коснулся девушкиных плеч,
И слушал с горестным вниманьем
Ее бесхитростную речь.
Она ждала его ответа,
Но он по-прежнему молчал.
Лишь птица прокричала где-то,
И ветер флюгели качал.
Тут он вздохнул, и в этом звуке
Такая боль отозвалась,
Такие отразились муки,
Как будто плоть его рвалась.
"К чему пустые восклицанья
И велеречий пылкий тон,
Твои слова и обещанья? -
Тесня груди невольный стон,
Король сказал, и пот холодный
Росою лоб его покрыл,
И взгляд, живой и благородный,
Чуть потеплев, опять остыл. -
Хотел бы говорить тебе я
Все то, что слышу от тебя,
Смущаясь мило и краснея,
И страстью жаркою горя.
Но я забыл все эти чувства,
Попытки тщетны вспоминать.
В моей душе темно и грустно.
Но не решаюсь отпускать
Тебя, мой друг, моя отрада,
Моя последняя весна.
Ты мне явилась, как награда,
Добра, красива и нежна.
В твоей привязанности, Стелла,
Я черпал силы для борьбы.
Ты поддержать одна сумела
Очаг смеркавшейся судьбы.
Но мне не жить с моей любимой,
Не видеть радостей жены.
Ведь близок час неодолимый
Моей тринадцатой луны.
Каким я стану, я не знаю
И только чувствовать могу.
Себя страшусь! И заклинаю,
Ко мне, как к лютому врагу
Ты отнесись по истеченье
Последней ночи. Сбереги
И дай взаимное прощенье.
Из замка этого беги!
Забудь меня! А утром рано
Возьми прислугу и казну,
От обращенного тирана
Спасайся! Я тебя пойму."
"Зачем меня ты прогоняешь? -
Она спросила у него. -
Тебя покинуть принуждаешь,
Не понимая одного:
Когда бы я, король, желала
С тобой расстаться, в ту же ночь
Я бы с Эмилем убежала.
Но я сумела превозмочь
Свою тоску в разлуке с братом,
Не зная о его судьбе.
Я в том лишь, рыцарь, виновата,
Что сердце отдала тебе.
В твоей душе еще сияет
Великой чести огонек,
И голос страсти не смолкает.
О, если, рыцарь, ты бы смог
Насилья лед в своей темнице
Земной отрадой растопить
И наконец освободиться,
И в счастье жизнь свою прожить!.."
"Нет, поздно! - Кристиан ответил. -
Другой готов уж мне удел.
Пусть будет мир твой тих и светел!
Я никогда бы не посмел
Тебя тревожить. Не желаю
Тебя обидеть как-нибудь
И потому лишь отсылаю.
Прощай! Скорей меня забудь!"
Как отягченный приговором,
Он уходил сейчас во тьму.
Печалью увлажненным взором
Смотрела Стелла вслед ему.
"Не знаешь, царственный страдалец -
Сюда придет мой смелый брат,
Ожесточенный мой скиталец.
Твоей он смерти будет рад.
И верю я, что он успеет
Исполнить миссию свою,
Уговорить тебя сумеет.
И утра новую зарю
Я с замиранием и страхом
Встречаю для ужасных мук.
И вместе с чародейства крахом
Погибнешь ты, мой бедный друг.
О, небо, я к тебе взываю,
Как эту кару отвести?
Я ничего так не желаю!
Как Кристиана мне спасти?"
Как будто туча налетела,
Повеял странный, резкий хлад.
Площадка быстро опустела.
Заволновался листопад.
На миг погасли ясны звезды,
И ветер сделался сильней.
Метнулась девушка, но поздно -
Стояла ведьма перед ней.
Как крылья ворона, чернели
Ее одежды, а в глазах
Зрачки угольями горели,
Дымился пепел в волосах,
Как будто ад ее исторгнул
И нес на чертовом челне.
И даже факел рядом дрогнул,
Потух на каменной стене.
Как восстающая из праха,
Возникла ведьма средь огней.
Преоборов смятенье страха,
Принцесса поклонилась ей.
"Я знаю, ты меня не любишь, -
Старухе Стелла говорит, -
Боюсь, что ты меня погубишь,
Но как душа моя болит
И мучится за Кристиана!
Его терзает и томит
Незатянувшаяся рана,
И грудь его огнем горит.
Дай, бабушка, ему лекарство
Недуг ужасный излечи!
Твое умелое знахарство
Поможет лучше, чем врачи."
Старуха слушала степенно,
Злорадство черное прикрыв,
Как горячо и вдохновенно,
Об опасениях забыв,
Просила Стелла об услуге
(У черта - райское питье!)
Как у участливой подруги.
И тварь увидела в ее
Глазах фиалкового цвета
Тоски отчаянной мольбу,
Несчастной юности расцвета
И злополучия судьбу.
Так вот он - мести долгожданной
Жестокий и удачный день,
Чтоб кровью напоить желанной
Норы злокозненную сень!
Старуха лживая смекнула,
Что ей нельзя теперь зевать.
Ловушку тотчас распахнула,
Чтоб пташку резвую поймать.
"Красотка, ты не побоялась
Ко мне с вопросом подойти?
Как долго тщетно ты пыталась
Его напевами спасти!
Ты поняла, что он не сможет
Таким же стать, как прежде был?
Твоя забота не поможет!
Не трать напрасно нежный пыл!
Но, если хочешь непременно
Ему вручить свою любовь,
Пожертвуй тем, что есть бесценно -
Из сердца вытекшую кровь.
Возьми себе его раненье!
Согласна грудь свою пронзить?
Король получит исцеленье,
Но ты должна себя убить!
Дай кровь свою и вздох последний
В заговоренный мой сосуд!
И королю на стол обедний
Его вассалы поднесут.
Едва пригубит он из кубка,
Как рана тотчас заживет.
Погибнет кроткая голубка
И боль с собою заберет.
Ценою жизни, кровью тела
Ему здоровье ты вернешь."
Принцесса сразу онемела,
Представив казни острый нож.
Она белее снега стала,
Старухин услыхав ответ,
И ужас черным покрывалом
Закрыл пред нею белый свет.
"Так вот чего ты, ведьма, хочешь!
О, я увидела теперь:
Над прахом ты моим хохочешь,
Над жертвою кровавый зверь!
Меня пугаешь и глумишься,
И ложь - твой промысел земной.
Ты к злу всесильному стремишься,
Его ты стелешь надо мной.
За что мне гибели желаешь,
Чем помешала я тебе,
Что выбор жуткий предлагаешь
Мечты несбывшейся рабе?
Моя любовь гробницей стала,
Мои глаза - озера бед.
Ужель тебе, колдунья, мало?!
Лекарства ли другого нет?"
Чертовка смехом разразилась,
И в этом хохоте, как яд,
Вся желчь кипучая излилась,
Переполняя хищный взгляд.
"Ты испугалась, полагаю?
Но знай, иного средства нет! -
Девица слушала, страдая,
Ее безжалостный ответ. -
Проверь любовь свою и нежность.
И, коли правду говоришь,
Ты примешь жертвы неизбежность
И от нее не убежишь!"
Погибнуть!.. Девушка поникла,
Об избавлении моля,
Но в сердце любящем возникло
Лицо больного короля.
Слова озерного пророка
Звучали в памяти опять
О скором истеченье срока,
О брате. Как ему понять,
Что Кристиан ей всех милее,
Что для него она живет?
И стало лишь еще сильнее
То чувство от его невзгод.
Но если жертвою напрасной
Она сегодня упадет,
Обман, жестокий и ужасный,
Колдуньи слово принесет?
Увы, бедняжке не проверить,
Что ей старуха солгала,
И остается лишь поверить...
Она с тоской произнесла:
"Я знаю, нет напасти злее -
От лютой казни умереть,
Но смерти для меня страшнее
Его чудовищем узреть
И жить в далеком отчужденье,
С тяжелой думою ходить,
Какое терпит он мученье,
Чтоб боль в груди переносить.
Люблю его! Но безнадежность
Совсем измучила меня.
Твоих условий неизбежность
Приму. Веди! Согласна я!"
Старуха зло проскрежетала:
"То хочешь ты! Тебе решать!
Иного я не ожидала.
Тебе заката не видать!
Коль жаждешь ты расстаться с телом,
Я уважаю выбор твой.
К полудню мы покончим с делом.
Ступай немедленно за мной!"
Взошла заря в осеннем цвете.
Чуть розовея, чуть дыша,
Природа в утреннем рассвете
Прощалась с дремой, не спеша.
В молочной дымке золотились
Дерев опавшие листы,
Короны кленов обнажились,
И лишь на склонах высоты
Росли и вечно зеленели,
И отливали серебром
Резные пирамиды елей
На фоне неба голубом.
От излучающего света
В туман проникла бирюза
И в проблеск робкого рассвета.
Ночная катится слеза.
Подняв лицо к лучам холодным,
Умывшись утренней росой,
Принцесса юная свободно
Пошла за ведьмою босой.
Прощальный взгляд она послала
На гордый замок Черных роз.
Колдунья что-то бормотала
О приближенье вечных гроз,
Но Стелла слов не уловила
Не сознавая их подвох,
Минуты жизни посвятила
Лишь королю. Зеленый мох
Смягчал шаги по камням голым,
И воздух наполнял ей грудь.
Но бесконечным и тяжелым
Казался Стелле этот путь.
"Мой Кристиан, с моей любовью
Я наблюдаю сей восход,
Что обагрен невинной кровью.
Я свой безвременный уход
Тебе, бесценный, посвящаю,
Хотя ты этого не ждал
И не услышишь, как прощаю,
Что ты мой дар не принимал.
Тебя мне звезды посулили
На Млечном искристом пути,
Ворота счастья приоткрыли,
Но не дано мне в них войти.
Я постояла у порога
И там увидела тебя.
Трудна последняя дорога,
И я иду по ней, любя.
Но, ни о чем я не жалею
И не желаю изменять.
И в мыслях много раз успею
Твои уста поцеловать.
Когда глаза мои сомкнутся,
Умру я с думой о тебе.
И хоть вовек мне не проснуться,
Ты будешь помнить обо мне..."
Набухший свод роняет влагу,
Все ниже опускался он
К воде, глубокому оврагу.
Туман закрыл отлогий склон
Под замком, волглые долины
В белесых нитях родников
И обволакивал куртины
Ненастной дымкой облаков.
Четыре башни, как Атланты,
Казалось, держат небеса,
Во сне застывшие гиганты.
Стены широкой полоса
Квадратом их объединяла
С дозорами по сторонам.
А в центре крепости стояла
Твердыня замка. По мостам
В нее наездники въезжали,
В цепи решетчатых аркад
Во двор парадный попадали.
Охраны бдительный отряд
Всегда гостей встречал в воротах
И в залы башен провожал.
А вдоль стены каскадом гротов
Их ров глубокий окружал.
Роскошный замок возвышался
В черте отлогих берегов,
Своею мощью красовался,
Непобедимый для врагов.
Пред сим величием когда-то
Благоговели все края.
Какая страшная расплата
За безрассудство короля!
Теперь народ его боялся.
А слух о ярости и зле
В устах сказителей рождался
И разносился по земле.
Купцы с товаром не стремились
Явиться в замок, мастера
В своих лавчонках притаились.
Настала мрачная пора,
И дом старинный именитый,
Своею честью родовой
И благородством знаменитый,
Дурной ославился молвой.
При фонарях в приемном зале
Вокруг дубового стола
Уже с рассвета заседали
Мужи военные. Была
Меж ними разница такая:
Десяток юных пареньков,
Доспехов роскошью сверкая,
Как стая шустрых петушков,
Делами ратными хвалились
И, раззадоривая слух,
Своею доблестью кичились
Скрывая неокрепший дух.
Иные витязи явились,
Утратив молодости стать,
Кому в сраженьях доводилось
И смерть, и славу повидать,
Кого седины побелили,
Отцы отважные семьи,
За "соколятами" следили,
Усевшись молча на скамьи.
Слуга камином занимался,
Брусок сосновый приволок,
С веселым треском разыгрался
В жаровне теплый огонек.
Герольды двери отворили,
В приемном зале двое слуг
О государе возвестили,
И голоса умолкли вдруг.
Король вошел и у дивана
Остановился. Тут же спор
Пред мрачным ликом Кристиана
Прервался. Тихий разговор,
Похожий более на шепот,
Раздался шелестом в углу.
Пронесся недовольный ропот.
Подходит Кристиан к столу.
Все, до единого вставая,
Слова почтенья изрекли,
Его приветствием встречая.
Лакеи кресло поднесли.
Взглянув на витязей спесиво
Садиться подал он пример,
Сам опустился на красивый
Диван на эллинский манер.
В подушках мягких полулежа,
Поджав колено к животу,
Надменней сделался и строже,
Куда-то глядя в пустоту.
И со скрещенными руками
Ночную площадь вспоминал,
Бескровно синими губами
Он имя Стеллы прошептал.
Луны виденья растворились...
Он предложил начать совет,
И все вассалы обратились
К его словам: "На свете нет
Сильнее нашего оплота,
Он нынче стал еще прочней
От моря до границ болота.
На протяженье многих дней
Наделы эти охраняли
Мне клятвой верные полки,
Но, замечаю я, что стали
Сюда являться чужаки,
Которых вовсе я не знаю
И никогда не приглашал.
Народ беспечный, полагаю,
Приход их, видимо, проспал.
И где найдете оправданье,
Хранители моей страны?
Какого ждете наказанья
При доказательстве вины?"
Его слова звучали веско,
Тон Кристиана был сердит.
И в тишине, наставшей резко,
Собранье ратное сидит.
Ошеломленный строгой речью
Советник начал говорить:
"Они явились из заречья,
Мы их осмелились впустить.
Не надо, рыцарь, возмущаться!
Они тебе не повредят.
Они за крепостью ютятся
Под оком бдительных солдат..." -
"Боюсь, что ты, мой друг дозорный,
Совсем от старости ослеп.
Своею вялостью позорной
Устроил сущий ты вертеп!
Как ты лазутчиков не встретил?
Иль ты поддался ворожбе?
Иль их нарочно не заметил,
И платят подати тебе
Пришельцы, чтобы ты не видел,
Как проникают они в дом?
Или кошель ты свой обидел
Таким рискованным трудом?"
Рассвет кровавый постучался
Дыханьем осени в окно.
Советник гордо распрямлялся
Бледнея, словно полотно.
"Зачем жестоко оскорбляешь
Меня, суровый господин?
Зачем прилюдно унижаешь
Ты серебро моих седин?"
На короля все посмотрели,
Ответа ждали на укор.
Глаза у рыцаря блестели,
И был бесстрастен его взор.
"Тогда скажи, солдат мой верный,
Стоящий у моих дверей,
Как входит в замок люд прескверный,
Похожий больше на зверей?
Нечеловеческие лица
Снуют по замку по ночам,
И их глубокие глазницы
Горят по-волчьи. Палачам
Такое свойственно обличье:
И черный плащ, и капюшон.
Как ты, мой друг, забыл приличье,
Каким обманом поражен,
Что в дом страшилищ пропускаешь,
Врагам приотворяешь дверь?!
Ты головы не поднимаешь?
Что ты ответишь мне теперь?"
Вдруг воин старый содрогнулся,
Как от удара, застонал,
В волненье чуть не задохнулся
И в ноги к Кристиану пал.
"Прости меня! Я сам не знаю,
Откуда здесь они взялись,
Не помню и не понимаю.
Они толпой одной сошлись
Вокруг меня и зашипели,
Но я их слов не разбирал.
Их ноздри узкие сопели,
Их жуткий вид меня пугал.
Мне страх неведом, но отныне
Я тени собственной боюсь,
Не гаснет свет в моей лучине.
Я самого себя стыжусь.
Они мне денег не давали.
Клянусь, корысти нет моей.
Они предать тебя внушали,
Как полчище гремучих змей.
И я невольно подчинился!
С тобой в походы я ходил
Бок о бок. С недругами бился...
Но нынче смерть я заслужил.
Я не прошу о состраданье
И буду сам себя винить.
Я принимаю с покаяньем,
Коль ты решишь меня казнить."
И он понурился в печали,
Откинув волосы с плеча,
Готовый прямо в этом зале
Отдаться в руки палача.
Но Кристиан лишь отвернулся.
"Мне эта гибель не нужна.
Ты признаешь, что обманулся,
И тем наказан ты сполна.
Не только ты на грешном свете
Ошибся так. Теперь ступай!
И на сегодняшнем совете
Ты не останешься. Прощай!"
Старик поднялся со слезами
И тотчас вышел в коридор.
Вожди с надменными глазами
Шептали вслед ему: "Позор!"
Никто из них не обнаружил,
Как тени просочились в зал -
Всем показалось, что снаружи
Осенний ветер проникал.
Один король их образ видел
И ощущал гнилой их дух,
Который люто ненавидел.
В минуту свет дневной потух.
Зрачки его опустошились.
Могильным холодом объят,
Он видел, как расположились
Они в углах. В недвижный ряд
Диван шпионы обступили,
Из-под широких покрывал
Колючий яд они стремили,
Что сердце инеем сковал.
С трудом страдалец удержался,
Чтоб в этот час не застонать.
Совет военный продолжался.
Король заговорил опять:
"Когда Эмиль страною правил,
Соседям сильно задолжал,
И мне в наследие оставил
Свои ошибки. Не желал
Я исцелять чужие раны,
Но я храню святой закон
И не хочу далеким странам
Хоть малый нанести урон.
Я знаю, мы всегда сражались,
Друзей спасая на войне,
Всегда за слабых заступались.
А нынче предоставлен мне
Нелегкий выбор для решенья:
Иль отдавать долги врага,
Иль полк отправить в наступленье.
Мне слава рода дорога,
Но также я не принимаю
Грехи чужие на себя
И я обиды не прощаю,
Лишь дружбу верную любя."
Едва закончилась тирада,
Как юноши вскочили с мест.
"Дурного мира нам не надо! -
Они кричали. - Под арест
Отправить следует любого,
Кто трусость отдает в залог
И краем правит бестолково.
Лишь поле боя - наш пророк!"
Как птичник шумный оглашает
Поместье гамом на ветру,
Петух горластый отмечает
Рожденье солнца по утру,
Так в зале витязи младые
Устроили горячий спор,
И их наставники седые
Вступили с ними в разговор.
А в этом гомоне крикливом
Сидел в молчанье господин
И наблюдал за суетливым
Своим собраньем. Ни один
Не оставался безразличным:
Алкала молодость побед
И побуждала зовом зычным
На поединки непосед.
Вдруг посреди переполоха
Раздался голос у стола:
"Жестока юность! Очень плохо!
Ей жизнь урока не дала.
Но скоро, скоро возвратятся
К вам слезы горестных сирот,
И мертвые не возродятся.
Увы, настанет ваш черед!" -
Поднялся грузно говоривший,
Солдат с седою бородой,
Довольно тяготы испивший,
И монолог продолжил свой:
- Вы громче бури голосите
О ратной доблести сечи
И с мнимым недругом хотите
Скрестить разящие мечи,
Но обратите ваши взоры
К страданьям бедных матерей,
Одевших скорбные уборы,
Теряя кровных сыновей!
Заменит кто родные лица,
Тепло любимых детских рук?
Падет сраженная столица,
Но не простит она тех мук,
Что ей доставит ваша слава,
Чужое горе помянет
И не возрадуется, право,
А вас навеки проклянет." -
Так миротворец вдохновенно
Читал нотации для всех,
Но смолк оратор огорченно,
Услышавший глумливый смех:
"Что проку в старческих сединах?
Им только ноги б унести
И отлежаться на перинах,
Чтоб тело рыхлое спасти!"
Восстал тут воин не стерпевший,
От сущей дерзости вскипев,
И поднял лик свой почерневший,
Уж не смиряя гордый гнев.
"Мой суверен, не стану слушать
Твоих озлобленных юнцов,
Что, все готовые разрушить,
Вздымают руку на отцов.
Своих товарищей походных
Они не ценят уж теперь,
Бойцов, степенных и дородных,
Они позорят!" - И за дверь
Ушел решительный воитель.
Солдат, державший арбалет,
Промолвил: "Жалкую обитель
Он предпочел на склоне лет."
Его соседи поддержали:
"Лишь слабость в этих стариках!
А мы итак уж долго ждали,
Теряя дни на тюфяках.
Отдай приказ на выступленье!
И возликует наша рать.
Развей, король, умов сомненье!
Давно хотим мы воевать."
Король молчит. С глубоким взором
И мрачной думою следит
За разгорающимся спором.
Все тело страждет и болит.
Волною снова наползает
На сердце яростная мгла
И в рану вечную вверзает
Томленье хладная игла.
Теплы подушки у дивана,
И мягок лебединый пух,
Но беспокойство Кристиана
И обостренный его слух
Поймали тихое шипенье
Вокруг роящихся теней,
И он почувствовал стесненье
В груди изломанной своей.
Он видит, призраки клонятся
К ушам ретивых молодцов,
А те по-прежнему резвятся,
Зовут премудрых гордецов
На бой отважный без сомнений.
А твари около стоят
И льют отраву убеждений
В умы разнузданных солдат:
"Смотрите, воины, робеет
Ваш молчаливый государь.
Он слова молвить не умеет
И глух, как башенный звонарь.
Смелее, воины, дерзайте,
Его медлительность хуля,
Без промедленья наступайте!
Не бойтесь гнева короля!
Он нынче вял и осторожен,
Но завтра день его придет,
И будет трупами уложен
Великий рыцаря поход..."
Зловредный рой по залу вьется
И все науськивает их.
Любой рассудок содрогнется
При обещаниях таких!
И Кристиан, душой страдая,
Увидел выжженный курган,
Под холмом степь лежит нагая,
Хохочет горький ураган
Над бездыханными телами,
Что покрывают мертвый дол,
Блистают шлемы с черепами,
Копье торчит, как острый кол,
Вонзенный в панцирь капитана,
Останки тлеют на ветру.
И вся земля - сплошная рана.
Могилой общей поутру
Дорога жизни обратится...
И вдруг узрел мой суверен,
Что на коня с мечом садится
И скачет прочь от гордых стен.
Стоит вокруг туман глубокий,
Ползет густая темнота.
Взлетает он на скос высокий
И падает... И - пустота!..
Как рой пчелиный на поляне,
Совет встревоженный жужжит.
И молчаливо на диване
Король задумчивый лежит.
Опять война! Ужель такая
Ему назначена стезя?
А голос внутренний, стихая,
Стонал измученно: "Нельзя!
Свою ты кару приближаешь." -
"Тебе на свете равных нет.
Чем больше крови проливаешь,
Тем власть сильнее", - был ответ.
Коварство злое понимая,
Толпой безумцев окружен,
Но их пока не унимая,
Такие речи слышит он:
"Пора расширить нам границы,
Пленяя новые края,
Где есть красивые девицы
И плодородные поля.
Нам тесно стало в этом доме
С тех пор, как ты сюда привез
Всех слуг невесты. На соломе
Мы спим среди овец и коз,
А часть провизии съедают
Лакеи Стеллы. Не хотим
Делиться с ними, досаждают
Они присутствием своим.
Мы в этом царстве сонной лени
Уж разучились воевать.
Пора бы выйти нам из тени,
Соседям удаль показать.
В ближайшем городе не будет
Отпора должного, король,
Живут в нем немощные люди:
Лишь старики одни, да голь.
Мы нападаем на рассвете,
Пока охрана будет спать.
Больные, нищие и дети
Не смогут град оберегать.
Там ждет нас легкая победа.
Ах, как, король, ты пировал
Когда у юного соседа
Дворец сгоревший отобрал!
Ты помнишь, доблестный властитель,
Как хныкал жалобно Эмиль?
Неоспоримый победитель,
Твоя земля на много миль
Просторней стала и богаче
За счет окраин и полей
Мальчишки этого. Тем паче,
Теперь нам будет веселей
Ходить к соседям за трофеем
И кладовые пополнять.
Наш государь, к зиме развеем
Глупцов и недовольных рать..."
Солдаты требуют открыто
И уговаривают вновь.
Приподнимается сердито
Его изогнутая бровь.
Он встал, как туча грозовая
Обвел глазами весь совет.
Солдаты смолкли, ожидая.
И тут король воскликнул: "Нет!"
В его отказе отразилась
Такая мука, что они
Переглянулись, изумились
И тихо слушали. Огни
Глаза суровые стремили,
А тон был жестким, как металл.
Солдаты головы склонили,
Когда король их отчитал:
"Кто опозорил эти стены?
Чему, презренные, клялись?
То ли детеныши гиены
На пир кровавый собрались?
Иль вас победы опьянили,
Что вы, жестокостью хвалясь,
О чести доблестной забыли
И славу рыцарскую в грязь
Втоптать кощунственно готовы,
Убить детей и стариков?
Скажите, воины, мне, кто вы?
Закон войны всегда суров,
И он солдатам не прощает
Измену, ложь и воровство.
С лихвой глупцу он возвращает
И мстит за ложь и плутовство."
Один вассал промолвил дерзко:
"Позволь, тебе я возражу..."
Но Кристиан ответил резко:
"Я доле вас не задержу!
Совет окончен, дал я волю
Вам до конца договорить
О ближних стран унылой доле,
Но сам я должен все решить."
Хотел он сразу удалиться,
Но шум внимание привлек.
Эмиль, готовый уж сразиться,
Переступил его порог.
Его одежду пыль покрыла
Засохшей коркою седой.
К нему охрана подскочила.
Эмиль, оборванный и злой,
Глазами бешено сверкая
Уж собирался закричать,
А стража, пики наставляя,
Его пыталась отогнать.
"В чем дело?" - мрачно и сурово
Спросил рассерженный король.
"Безумец этот просит слова, -
Ему ответили. - Позволь
Его отправить за границы
Твоих владений, государь!"
"Свирепый рыцарь, подчиниться? -
Эмиль сказал. - Я помню, встарь
Ты гостя встретить не боялся,
Солдат вперед не выпускал,
Приемов шумных не чурался.
К тебе ли я теперь попал?
Не узнаю тебя я, право!
Иль трусит мстительный тиран,
Известный лицемерьем нрава?
Что же молчишь ты, Кристиан?"
Стояли друг напротив друга
Два не прощающих врага
У самой двери, в центре круга
Солдат воинственных. Слуга
Хотел сказать, что пир богатый
Накрыт в столовой для гостей,
Но не рискнул и виновато
Ушел в сторонку ждать вестей.
Король в лице не изменился,
С терпеньем жестким принимал
Он вызов дерзкий. Хоть сердился,
Но даже вида не подал.
Холодным каменным презреньем
Он встретил юношу, а тот
Ему сказал с ожесточеньем,
Смахнув со лба горячий пот:
"Ты прикажи своей ревнивой
Охране копья опустить.
Умасли, рыцарь, взор спесивый,
Позволь с тобой поговорить.
Я с поручением и честью
Пришел сегодня в стан врага,
Отринув страхи перед местью.
Мне жизнь моя не дорога.
Я не боюсь тебя отныне.
Я много думал о тебе,
Пока скитался на чужбине.
Ища исход твоей судьбе.
Поверь, имею я причины
Тебе несчастия желать,
Но под приятельской личиной
Не стану я атаковать.
Ты был жесток со мной и злобен,
Украл сестру мою потом.
Твой разум холоден и темен.
И ты дотла спалил мой дом.
Тебя, тиран, я ненавижу
И не прощу я никогда.
Но на тебя смотрю и вижу -
Ты, как потухшая звезда!
В твоих глазах - пустынность ночи,
На коже - бледность мертвеца.
Страдать ты будешь, что нет мочи
В преддверье страшного конца.
Ты скоро думать перестанешь,
И изморозит душу лед.
И ты рабом безвольным станешь,
Когда в твой разум зло войдет.
О, что ты сделал, рыцарь черный,
Зачем родился ты на свет?
Чтоб сеять всюду яд тлетворный?
Где ты прошел - там счастья нет!"
Солдаты копья подхватили,
Чтоб бранный усмирить поток,
Но по приказу опустили
И отступили за порог.
А Кристиан с челом бесстрастным
Надменно выслушал укор,
Огнем, глубоким и опасным,
На миг его зажегся взор,
Но быстро взял себя он в руки,
К Эмилю важно подошед,
И с выраженьем мрачной скуки
Послал ему такой ответ:
"Послушай, мальчик своенравный,
Ты забываешься, гляжу!
В моем ты замке - гость бесправный.
И вот что я тебе скажу:
Я пощадил тебя однажды,
Но снова вздумал ты дерзить.
Везенье не приходит дважды.
Тебя бы следует учить.
Но я не стану делать это
И тратить время в пустоту.
Хулу в младые твои лета
Проступком юности сочту.
Я неповинен в том пожаре,
Сестре твоей не причинял
Я боли. Ты сейчас в угаре
Меня в пороках обвинял,
Но не ищу я оправданий,
И твой упрек несправедлив.
Погас очаг моих желаний,
Искру надежды обронив.
И если в чем я провинился -
Я откровенно говорю -
Что к ведьме в логово спустился.
Теперь жалею. И корю
Себя за это. Только поздно!.."
Рукою рыцарь мой махнул,
Взглянул так скорбно и серьезно,
С таким отчаяньем вздохнул,
Что содрогнулся юный мститель.
А Кристиан договорил:
"Увы, горька моя обитель!
И лучше б ты меня убил!"
Оторопел Эмиль невольно
От безысходности такой,
Но он терпел уже довольно -
Поток обид бежал рекой.
И он, подобно водопаду,
Что мчался в море, одержим,
Разрушил совести преграду
Пред главным недругом своим:
"О, нет, успеешь ты исправить
Свою ошибку и порок
И от колдуньи мир избавить.
Еще не кончился твой срок.
Тебя ль свобода не манила?
Ее ты хочешь возвратить
И обрести былую силу,
Заклятья цепи разрубить?
Так соверши же подвиг этот!
Я помогу тебе, клянусь,
И расскажу секретный метод.
Я заклинаю и молюсь,
Спаси от гибели сестрицу!
Ее похитил ты любовь.
Тебе оплатится сторицей,
Что не прольется Стеллы кровь.
Коль благородство не остыло,
То внемлешь ты моей мольбе.
Готовит ведьма ей могилу.
О, помоги ее судьбе!
Любовь ей разум помутила
И на закланье повела.
Спеши, пока колдуньи сила
У Стеллы жизнь не забрала!"
Он Кристиана за запястья,
Забывшись в ужасе, схватил,
Моля предотвратить несчастье,
И стиснул их, что было сил.
"Ты что-то знаешь, признавайся?! -
Вскричал встревожено герой. -
В пучину страха не кидайся,
Но мне завесу приоткрой!"
"Твоя охрана проследила,
Как нынче в предрассветный час
Она с колдуньей уходила
Из замка. Месяц не погас,
Когда в туман они спускались,
Скрываясь в призрачной дали,
И ведьма хитро улыбалась,
И слезы горькие текли
По щечкам розовым сестрицы.
Неужто сбыться суждено
Коварным козням дьяволицы,
Ужели в прах обращено
Твое величие былое
И ратной доблести молва?
Никто не справится с тобою,
Коль натянулась тетива.
Взгляни король, клинок мой острый
Великой мощью напоен,
Чтоб одолеть любого монстра,
Владыкой гор заговорен.
Меня послушай, грозный воин,
Возьми волшебный этот меч.
Лишь он на всей земле способен
Колдунье голову отсечь."
Эмиль невольно осторожен,
Но даже глазом не моргнул,
Оружье вытащил из ножен
И Кристиану протянул.
Клинок блеснул холодным светом,
Но тотчас алым налился,
Когда король мой, вняв совету,
За рукоять его взялся.
Тяжел, наточен меч старинный,
Покорно лег в его ладонь.
В металле светится глубинный
И насыщающий огонь.
Король до стали дотронулся.
"Да, знатный! Чудо из чудес!"
Легонько пальцем прикоснулся -
И появился там порез.
Но кровь не капала из ранки,
А боль у сердца занялась,
Как извернула наизнанку,
По телу бурей разлилась.
"Не смей, несчастный, покушаться!" -
Шипела каверзы змея,
Но разум начал возмущаться,
Роптанье едкое дразня.
"Я все смогу, преодолею,
Истомы боль преоборю.
Я чары отвратить сумею
И ведьме голову срублю!"
Чтоб укрепить больную душу,
Он волю дал своим рукам
И резко меч на стул обрушил.
Тот разлетелся пополам,
Как будто вырезан из глины.
Сосредоточившись на нем,
Король стоял с угрюмой миной
И гостю повелел: "Идем!"
Он подождал одну минутку,
Эмиля смерил грозный взгляд.
Тот испугался ни на шутку
И осознал, что виноват.
Король так быстро согласился
Собой для девушки рискнуть,
Что брат ее слегка смутился
И не спешил пускаться в путь.
И та предательская жалость,
Что он доселе забывал,
Заговорила в нем, усталость
Его сковала. Он молчал
И на врага взирал неловко.
А тот, накинув красный плащ,
С привычной мастерской сноровкой,
Ловец решительных удач,
Надел на пояс два кинжала,
Клинок волшебный подхватил
И вон, к парадному порталу,
Беды не чуя, поспешил.
Игла незримая вонзилась
Эмилю в сердце. Задрожал
Он, сознавая, что случилось.
Хоть обещание сдержал,
И ненавидел он как прежде,
Но что-то в нем надорвалось.
Порыв души в слепой надежде,
Чтоб горе мимо пронеслось,
Вдруг захлестнул его решенье
И к благородству побуждал.
Эмиль стремительно в волненье
За Кристианом побежал.
"Постой! И тайну я открою,
Пока не сел ты на коня
И не помчался за сестрою,
Что клятвой страшною меня
Связал владыка беспристрастный.
Я дал молчания зарок,
Но не могу сдержать. Опасный
На небе твой назначен рок..."
Но Кристиан его не слушал,
К конюшне кинулся бегом
И не узнал, какой нарушил
Эмиль обет. Его седлом
Ленивый конюх занимался,
Король слугу опередил.
Скакун ретивый уж заждался,
И ловкий Кристиан вскочил
Ему на жилистую спину.
Эмиль едва за ним поспел.
Король промчался чрез равнину
И вдаль бесстрашно полетел.
Эмиль в седле за ним несется,
И злым предчувствием горя,
Его тревожно сердце бьется.
Он смотрит в спину короля,
Как сильный ветер развевает
Подол плаща, концы волос,
Как скакуна он погоняет,
А тот его в долину нес.
"Он горд и смел, как вихорь кружит,
И помыслы его добры...
Мне извинением послужит
Лишь жизнь единственной сестры."
Покрыты мглою серой скалы,
Могуч их неприступный стан,
Темны и черны перевалы.
И не рассеялся туман
В лучах осеннего светила,
Густой клубился пеленой
И заволакивал уныло
Проход под складчатой горой.
Теснит неровную дорогу
Крутой изменчивый обвал
И забирает понемногу
Ее колейку в толщу скал.
В долине узкими тропами
Галопом всадники летят.
Но что случилось с их конями?
В испуге жмутся и храпят,
И повернуть обратно просят,
И шпор не слушаются жал,
Вот-вот с седла хозяев сбросят.
Притормозил Эмиль. Заржал
Под ним скакун, мотнул упрямо
Своей гнедою головой,
И на дыбки подъялся прямо.
Ему под ноги молодой
Наездник пал не усидевший,
Узду и стремя потерял.
А конь, на холмы полетевший,
Уж за кустами исчезал.
Тогда король остановился,
Увидев спутника беду.
А вороной под ним забился,
Взмолился будто: "Не пойду!"
Прядет ушами и топочет.
Но человек на нем силен.
Хотя вперед бежать не хочет,
Он властным жестом укрощен.
Давно носил он Кристиана
По весям в дальние края,
И к нраву гордого буяна
Привыкли ноги у коня.
Но что сегодня испугало
Обеих резвых лошадей
И на дороге удержало,
Насторожило двух людей?
Погоды горной перемена
Внезапна, как шальной каприз.
Мгновенно вырвался из плена
И с грохотом помчался вниз
Булыжный град под ураганом,
Как будто гневался вулкан.
А под небесным океаном
На дол обрушился буран.
Но то ни снег, ни льда осколки,
Ни ливень сверху полетел,
А зла невидимые полки
Послали людям сотни стрел.
Они горящими искрами,
Подобны молниям, свистят.
Прикрывши головы щитами,
Герои храбрые глядят,
Как загораются каменья
Под их ногами, грозный гул
Раздался сзади. В возмущенье
Уздечку рыцарь затянул.
"Садись за мной на седловину! -
Король Эмилю повелел. -
И за мою хватайся спину!"
И только юноша успел
Вскочить на лошадь вороную,
И грудью к рыцарю приник,
Стрелу увидел огневую
И яростный услышал крик,
Похож на хищный вой голодный.
"Дождался страшного конца! -
Подумал он. - Какой холодный!
Иль я держусь за мертвеца?.."
А Кристиан не обернулся
На этот звук, махнул кнутом,
И конь стремительный взметнулся,
Галопом кинулся. Кругом
Как туча черная, сгущался
Ужасный, непроглядный мрак,
С горы отвесной приближался
К наездникам смертельный враг.
Как стая воронов огромных,
С размахом мощным на крылах
Спускалось полчище из злобных
Убийц безжалостных. В глазах
У них металась жажда смерти.
Рев оглушающий издав,
Безумные большие черти
С налету кинулись стремглав
На двух наездников у склона.
Король на землю соскочил,
И меч волшебный с громким звоном
Лихого гада разрубил.
На миг чудовища отстали,
Увидев яростный отпор,
Но тут же снова нападали.
И содрогнулись пики гор
От этой сечи беспримерной.
И Кристиана страшный рок
С дороги гнал. Рукою верной
Разил наточенный клинок
Вассалов мстительной злодейки.
Отважный рыцарь не робел
И слуг коварной чародейки
Блестящей сталью одолел.
К Эмилю бросились две твари,
Вонзились в бедра и бока
И плащ его на клочья рвали.
Сражался юноша пока,
Но силы быстро уменьшались.
И вдруг заметил наш герой,
Что стали острой не боялись
Враги крылатые. Рукой
Он только воздух рассекает,
А тени злобной нипочем
Его удары. Разрубает
Ее горячим он мечом,
Но вновь над ним она кружилась
Атаковала, как стрела.
Когтями острыми вцепилась
В его камзол и занесла
Разящий клюв над головою
И сильно ранила его.
Дурманной, алою струею
Кровь залила ему чело.
Эмиль на землю повалился,
Ударом яростным сражен,
А бес неуязвимый вился,
Спускаясь вниз. Со всех сторон
Другие твари подлетели
И нападали на него,
Крылами хлопали, шипели.
Кошмар Эмиля моего
Объял безумною волною,
И он истошно закричал,
Поняв с отчаянной тоскою,
Что смертный час его настал.
Зажмурил он свои ресницы
И ждал ужасного конца,
Но отлетели твари-птицы.
А тело бедного юнца
Вдруг приподняли и встряхнули.
А тени, разлетаясь врозь,
Такую песню затянули,
Что сердце хладом занялось.
Они грозили, и глумились,
И ниспадали свысока,
Как стрелы, рядом проносились.
Эмиля спасшая рука
Была холодною, как камень.
И он увидел короля.
В его глазах метался пламень,
Сраженье страшное суля.
Качаясь, юноша поднялся.
Загородив его собой,
От тварей рыцарь отбивался
И только выкрикнул: "Живой?"
Эмиль кивнул. В воображенье
Вернулась площадь у столба...
Как необычно провиденье!
Какая странная судьба!
"Зачем меня ты защищаешь?
Врагами были мы всегда..." -
"Неужто ты не понимаешь?
Или теперь, иль - никогда!.." -
Ему сказал король бесстрашный.
И поскакали они прочь.
Уж близок ведьмы дом шабашный.
Пещеры адской злая дочь
Навстречу им послала дикий
Отряд жестоких мертвецов,
Чей вид, ужасный и безликий,
Пугает лучших храбрецов.
Дай, муза, мне воображенье,
Чтоб краски нужные собрать
И яркой силой вдохновенья
Картину эту описать!
Мазками кисти рукотворной
Смогу ли, други, начертать,
Какой кошмарной и тлетворной
Была безжизненная рать?
Так помпеянцы ужаснулись
В тот злополучный летний день,
Что недра серные проснулись,
Наслав убийственную сень
На город, древний и прекрасный,
Что лег руинами за час.
Страх, суеверный и опасный,
Порой охватывает нас.
Как мудрый Данте и Вергилий
Прошли по адовым кругам,
И Щели Злые приоткрыли
Пейзажи мрачные глазам,
Что не встречали горше доли,
Чем в этом дьявольском миру,
Так наши путники на воле,
На завывающем ветру
И каменистом перевале
Такое зрелище вдали
В пыли и дыме увидали,
Что и помыслить не могли.
Король, беды еще не зная,
Галоп лихой остановил,
Узду тугую отпуская,
И вороного осадил.
Но, что за тень ползет с откоса,
Не смерч, не туча, не пожар?..
А конь ретивый смотрит косо
И из ноздрей пускает пар,
Весь в мыльной пене от испуга,
Рыдает, бьется под седлом
И умоляюще на друга
Взирает. А за седоком
Эмиль прижался, омертвевший,
Не в силах взгляда отвести
С дороги, быстро потемневшей.
Чтоб опасенья извести,
Он лепетал, от крови красен:
"О, Боже, Кристиан, гляди!
Мой ум со зреньем не согласен.
Что это движет впереди?"
Перстом он кажет на долину,
В тревоге смотрит на него.
Но потрясла сия картина
И Кристиана моего.
Познав кошмары лютой сечи,
Он, широко глаза раскрыв,
На миг утратил способ речи,
В глухом смятении застыв.
Затем сказал, прищурив вежды,
Напрягшись, будто бы струна,
С последней искоркой надежды,
Что погибающим дана:
"О, право, можно испугаться!
Сюда несутся силы зла.
Другой дорогой не добраться. -
И он взялся за удила. -
Поедем! Встретимся, как должно,
Прорвемся через этот ряд.
Держись покрепче, как возможно!
Коварен колдовской отряд."
И в предвкушении сраженья,
Не смея взора оторвать,
Он в устремленном возбужденье
Смотрел на вражескую рать.
Холодный мрак застлал дороги,
И смерчи пыли на песке
Закрыли горные чертоги.
И гул раздался вдалеке,
Что странным эхом разносился,
Подобно шороху мышей,
И в сердце яростно вонзился,
Чуть долетая до ушей.
Меж горных тел во тьме гнетущей,
Не видя никаких преград,
Исторгнутый геенной сущей,
Ползет немыслимый отряд
То не солдаты в плоти бренной,
То прах восставший из могил,
Чей остов, в мире погребенный,
Давно в земле сырой изгнил,
Шагал на встречу с седоками...
Найду ли, образы храня,
Я рифмы, данные стихами?..
Вассалы армии огня
Ступили с края окоема
И мрачной двигались толпой.
Чудовищ полчище влекомо
К героям горною тропой,
Наказам магии покорно.
А с плотью бренной и земной
Все эти призраки, бесспорно,
Расстались смертию дурной.
О, сей отряд был в прошлом грешен!
Тому свидетельство их вид.
Один, наверно, был повешен
И черным вервием обвит,
Что на груди его болтался,
А жуткой шеи позвонок
Углом неловким искривлялся,
И он главы поднять не мог.
Другой, со сломанной спиною,
На шее камень нес большой,
Иной костистою рукою
Тащил колодки за собой.
А двое ржавыми плетями
Гремели так, что звон стоял,
Скрип, издаваемый цепями,
Все звуки лязгом заглушал.
Шестой же остов обгорелый
Костром закончил бранный век.
Скелет увидев почернелый,
Уже не скажешь: "Человек!"
А фланги строя означали
С различной степенью утрат
Фигуры злые. Одичали
Их души у подземных врат.
Кому руки недоставало,
Кому - обеих. Чья-то стать
Однажды ногу потеряла,
Но ковыляла всем подстать.
Бок о бок со своим вожатым
Шагало нечто. Плоть его
На эшафот легла когда-то.
В нем не хватало одного,
Что облик наш определяет,
И суеверные правы,
Когда их это ужасает -
Он не имеет головы!
С не до конца истлевшим чревом,
С ошметком мяса на груди,
С высоким островерхим шлемом
Шел мертвый рыцарь впереди.
В его пустующих глазницах
Огонь холодный заблистал,
Как будто ад в его десницы
Поток мертвящий посылал.
Убор паучий и рогатый
С пером истерзанным торчком,
Скрывает череп бородатый
В забрало, гнутое крючком.
Посланцы ада приближались.
Остатки мяса на костях
Лохмотьем мерзостным болтались.
Ногами двигал мертвый прах,
Словно ходулями нагими,
Без плоти. Эти два шеста
Скрипели тихо. А над ними -
Пустые ребра. А уста,
Где раньше губы шевелились,
Откуда издавалась речь,
Золою тленною покрылись.
А между оголенных плеч
Мерцает орден черной славы.
За ним теней ряды идут.
Венчают космы серы главы.
Земли не трогая, плывут...
Эмиль затрясся, как осина,
Парадом этим поражен.
В глазах представшая картина
Напоминала страшный сон.
При виде зрелище такого
В упавшей мертвенной тиши
Произнесли уста не слово,
А вздох испуганной души.
Но от предательского страха
Он не испытывал стыда.
Как жертва, видящая плаху,
Эмиль смотрел с луки седла
На это шествие кошмара.
А Черный рыцарь произнес,
Как обрекаемый на кару:
"Скачи обратно в замок Роз!
Не бойся этих супостатов.
Они пришли не за тобой.
То злая ведьма виновата -
Она прислала их за мной!
Ты им не нужен. Возвращайся!
Мой вороной тебя домчит
Домой исправно, не пугайся!"
Но юноша, поднявши щит,
Сверкнув уверенно очами,
Из ножен вытащив клинок,
Достойно гордыми словами
Без колебания изрек:
"Я не могу тебя покинуть
В такой чудовищной резне!
И если суждено нам сгинуть,
То вместе. Мой кинжал - при мне!"
И вдруг всем телом содрогнулся,
Поймав глазами острый взор.
Король на миг лишь обернулся
К нему, не прекращая спор.
"Ты смел, но глуп, и ты не знаешь,
Как изворотлив адский рок.
Себя ты мыслью утешаешь,
Что устрашит их твой клинок?!
Ступай назад! Ты не обязан
За мною следовать во тьму.
Лишь я один цепями связан
И в одиночку бой приму." -
"Не ты, гордец несправедливый,
Меня дорогой сей влечешь.
Тебя не брошу я, кичливый!
Во мне ты спутника найдешь.
Лишь ради Стеллы устремляюсь
Вдвоем с тобой в проклятый путь.
Лишь за нее я опасаюсь
И подставляю свою грудь.
И мне в бою неодолимом
Достойней будет умереть,
Чем едкой совестью палимым
Бесславно заживо сгореть."
Тут Кристиан немедля сдался
И не продолжил разговор.
Такой же мысли он поддался
И поскакал во весь опор.
И вот сошлись - два человека
И сотня адских мертвецов,
Где каждый - яростный калека -
Двух одиноких молодцов
Порвать готов уже на части.
Эмиль собрался было в бой,
Но твари серо-дымной масти
Несметной гадливой толпой
Войной на рыцаря спешили,
А их вожатый подал знак,
И Кристиана окружили,
Подъяв огромный рваный стяг,
Четыре чада преисподней.
Их неподвижные черты
Все гаже делались и злобней,
Оборотясь из темноты,
Эмиля не заметив даже,
На Кристиана одного.
В пучках пыли и серной саже
Все ополчились на него.
Сначала семь, потом десяток,
Затем пятнадцать... Нет числа!
Из их костлявых черных пяток
На камни сыпалась зола.
Они сдвигались, тени ночи,
И обдавали короля
Дыханьем гибельным нет мочи.
Вертелась под ногой земля.
Порывы ветра подхватили
Плаща струящегося хвост,
Жестоко рыцаря студили.
Взбежал он, словно на помост,
На выступ каменного вала.
Но боль пронзила его стан,
Такая слабость вдруг напала,
Что замер бедный Кристиан,
И все в нем будто остывает.
Не в силах сделать даже шаг,
Смотрел, как плавно подползает
К его лицу проклятый враг.
Они все ближе подходили,
Собой смыкая целый круг,
И холод яростней стремили,
Чем стая лютых зимних вьюг.
Он в центре круга оказался
(Его мутилась голова)
И всей душой сопротивлялся,
Услышав страшные слова,
Что из пространства исходили,
А не из голых черепов.
Они как будто говорили,
Не раскрывая черных ртов:
"Ты не пройдешь дорогой этой
В обитель нашей госпожи!
Иначе не увидишь света.
На камень смерти положи
Главу свою, о, непокорный,
И здесь, недвижный, будешь спать,
Пока луной нерукотворной
К тебе не явится опять
Холодный разум ястребиный.
И ты услышишь буйный глас
И понесешься над долиной
Исполнить дьявольский приказ."
Они шептали Кристиану,
А тот в безумии стоял,
В груди своей сжимая рану,
И фразам чертовым внимал.
Бессильем воля истребилась.
Он начал тихо оседать.
Хотя рука его стремилась
Лихую нечисть покарать,
Утратил хватку он стальную,
Душа истомой занялась.
В нее, от мытарства больную,
Чужая воля полилась.
Эмиль, почуявший измену,
К нему стрелою побежал
Навстречу холоду и тлену,
И в исступленье прокричал:
"Не время быть сомненьям праздным!
За меч немедленно возьмись!
И этим тварям безобразным
Не поддавайся! Торопись!"
Порыв Эмилевой опеки
Пресек убийственный разлад.
Раскрыв подернутые веки,
Почувствовав зловонный смрад,
Он приподнялся на колено,
Вдыхая из последних сил,
Как будто на крутую стену
Подъемом долгим восходил.
Изображения дробились
Кругами пятен на воде.
Но мысли в тело возвратились,
Что быть немыслимой беде.
И Кристиан, изранен хладом,
Из удушающей петли,
Что затянула его ядом,
Рывком воспрянул от земли.
И голос, душу разъедавший,
Напомнил о его судьбе.
А к обороне призывавший,
Привлек внимание к себе.
Со скрипом кости повернулся
К нему отъявленный кошмар.
А Кристиан не промахнулся -
Такой последовал удар,
Что даже камни застонали.
Один из недругов упал.
Его останки затрещали,
И сразу дух его пропал.
Другие отошли безгласно
На шаг. Их вождь сообразил,
Что близко подходить опасно.
Второй же твари он пронзил
Лишенную дыханья глотку,
Воткнув наточенный клинок
По плечи в самую середку,
И спрыгнул с камня на песок.
Но, велико чудовищ стадо!
У Кристиана на пути
Возникла новая преграда.
Мертвец не дал ему уйти
С рукою, годами отъятой,
Что он держал в пример меча.
Пределом ужаса объятый,
Размахом сильного плеча
Мой Кристиан его ударил
И череп вражеский отсек.
Скелет свалился и растаял,
Чтоб не вернуться уж вовек.
При этой сцене их вожатый
И главный демон наступил
На шлем соратника рогатый,
Огромный камень раздробил
Своей уродливой стопою,
И с древком черного копья,
С булавою над головою
Он налетел на короля.
Два рыцаря на бранном поле -
Загробный мертвый и живой,
Лишаясь чувств от тяжкой боли, -
Вступили в неслыханный бой.
Они сшибались. Звон железный
В зигзагах молний потрясал
Долину. К пропасти над бездной
Мертвец живого увлекал.
У края бешеной стремнины,
Собравшись с силой, Кристиан,
Подобно тигру, выгнув спину,
Сразил врага, и ураган
Меж ними взвился в столбах пыли.
Король издал победный крик.
Посланцы яростно завыли,
И отразило в тот же миг
Щита блестящее зерцало,
Как тело, устремясь на дно,
Иссохшей кистью раздирало,
Жестокой корчей сведено,
Мечом раскроенное темя.
Узрев падение вождя,
Посланцы дрогнули на время.
Но остановит шум дождя
Иные тучи грозовые?
Кто не знавал доселе страх,
Забудет годы удалые.
Блестят секиры в их руках,
Они угрюмо подступают
Шеренгой к рыцарю. Ногой
Он край отвесный задевает.
Обрыв глубокий за спиной,
Вдали теряется ущелье,
Внизу бурливая река
Грохочет яростным весельем,
Глотая камни свысока.
Настал для нашего героя
Поистине тяжелый час
В преддверие такого боя.
Но слышит он знакомый глас.
Наездник, камни разметая,
Спешил на выручку ему,
И конь, доспехами сверкая,
Ворвался в адовую тьму,
Чуть задержался на мгновенье,
И Кристиан в седло вскочил,
Поверив в чудо избавленья,
В душе Эмиля похвалил.
Свернул с обрыва и помчался
К дороге быстрый вороной,
А позади его раздался
Невыносимо жуткий вой.
Скакун летел, что было мочи,
Свободу дав своим ногам.
И слуги вековечной ночи
Гнались за ними по пятам.
А между тем в глухой пещере,
Где нет вблизи живых существ,
Уж развернулась в полной мере
Арена зверская торжеств.
На камне, тоненькая свечка,
Принцесса бледная сидит.
Трепещет юное сердечко.
Как в страшном сне, она глядит,
Как тварь злокозненная шарит,
Подобно вору, по углам
И взглядом мученицу дарит,
Ломает с треском пополам
Сухие сучья и с ухмылкой
Кинжал зазубренный взяла,
И положила на опилки.
Сосуд глубокий поднесла
К груди несчастной, измеряя,
Как много крови он вместит.
Клинок с придиркой проверяя,
Как он наточен и блестит,
Она тугой моток веревки
У камня черного нашла,
С лицом, исполненным издевки,
Вразвалку к Стелле подошла.
"Прошу, не связывай мне руки! -
Сказала дева палачу. -
Не воспротивлюсь смертной муке,
Я больше жить так не хочу.
Сюда пришла я добровольно
И знала, что меня здесь ждет.
Последний вздох отдам спокойно,
Коль это милого спасет."
"Как пожелаешь! - проскрипела
Колдунья гадким голоском. -
Сама ты этого хотела
И не раскаешься потом
Лишь потому, что не сумеешь.
Тебе, малютка, удружу:
Ты даже охнуть не успеешь.
Сейчас тебе я расскажу,
Как поступлю с твоим я телом.
Я не предам его земле.
Зачем же так? Я первым делом
Сожгу останки на огне.
А прах отправлю ураганом
До замка Роз, мой ясный свет,
С любезным сердцу Кристианом
Простится он. Вот мой ответ!"
Сознанье Стеллы помутилось.
Злодейка с умыслом своим
Вокруг бедняжки суетилась
С оскалом, желтым и гнилым.
Она на камнях разложила
Ножи и острые крюки,
Огонь в жаровне разбудила
Движеньем мерзостной руки.
При виде ведьмы арсенала,
От пытки жуткой впереди,
Душа принцессы застонала,
Взмолился разум: "Уходи!
Не поздно выбраться на волю,
Одумайся и жизнь спасай!
Ужель взалкало тело боли,
Что ты идешь на самый край?"
"Лишь для него!" - упрямый шепот
Издали жаркие уста. -
Долой испуг, утихни, ропот!
Пред небом буду я чиста."
А ведьма быстро разостлала
Траву сухую на полу,
По ней зачем-то рассыпала
Щепоткой черную золу.
Она заметно торопилась
И замирала каждый раз
При малом звуке, и глумилась,
Не отводя от жертвы глаз.
"Ты вся дрожишь, моя овечка?
В последний свой предсмертный час
Скажи, красавица, словечко!
Лицо испугано у нас,
Какая мраморная кожа!
Она обуглится в огне...
Ты слышишь, девочка, похоже,
Что гости жалуют ко мне?"
Колдунья уши навострила,
Насторожилась, как змея,
И от принцессы отскочила,
Проклятье смертное суля
Любому, кто сюда ворвется
И помешает ворожбе.
И слышит Стелла, кто-то бьется
Вблизи в отчаянной борьбе.
Надежде скорого спасенья
Она невольно поддалась,
С невероятным отвращеньем
Толкнула ведьму, собралась
И кинулась навстречу свету,
Едва от ужаса жива.
Сеча гремела лязгом где-то.
Но вдруг горящая канва
Дорогу девушке закрыла,
Занявшись тысячью огней.
А тварь жестокая завыла
И скоком кинулась за ней.
Но тотчас резво отступила
У черных и проклятых врат.
Из рук несчастную пустила
И вдруг попятилась назад.
Как страшный вихорь урагана,
Безумьем ярым обуян,
Как шторм в пучине океана,
В пещеру вторгся Кристиан.
Его лицо горело люто,
Метали молнии глаза.
И в роковую ту минуту
Он был ужасен, как гроза.
Эмиль бежал не отставая,
На коже - красная вода.
За ним, как туча громовая,
Летела злобная орда.
Один, что первым подбирался,
Чтобы на юношу напасть,
Вцепиться в шею собирался
И с жадностью разинул пасть.
Но Кристиан тут подъял руку,
А в кулаке блеснул клинок.
И, покорясь стальному звуку,
Скелет рассыпался у ног
На кости черные и сразу
В трухлявый пепел обращен,
И ядовитую заразу
Подуло из пещеры вон.
Король решительно шагает
И смотрит с яростью вперед,
Хотя в душе он понимает,
Что здесь его могила ждет.
Стоял он, изготовясь к бою,
И грозным кликом возгласил:
"Смотри, чертовка, пред тобою -
Король, который уж вкусил
Изрядно дьявольского яда.
И он насытился сполна.
Среди агонии и смрада
Предстань к ответу, сатана!
Кого ты пуще ненавидишь,
Кому наскучил твой приказ,
Того перед собою видишь.
И видишь ты - в последний раз!"
"Постой, король неукротимый!
Зачем ты нынче наступил
На этот путь необратимый?
Неужто свет тебе постыл?" -
Колдунья хитрая спросила.
Но грозный рыцарь промолчал
И с сокрушительною силой
Ее стремглав атаковал.
Но тварь мгновенно увернулась,
Послав в лицо ему огонь,
И к Кристиану повернулась.
"Меня, безумец, ты не тронь!
Сюда пришел ты за девчонкой?
Так забирай ее себе
И уходи домой сторонкой!
Ты знаешь, что в твоей судьбе
Не будет места для забавы,
И ты немедленно умрешь,
Коль я погибну? Лавры славы,
Какие почести возьмешь
Своим бессмертием великим!
Подумай, есть еще часок!
Иль трупом, хладным и безликим,
Ты здесь останешься, дружок!"
В ответ на эти обещанья
Король промолвил: "Будет так!
Я сгину, мерзкое созданье,
Но ты низринешься во мрак!"
И он решительным ударом
Сей обозначил приговор.
Таким его обдало жаром,
Что загорелись иглы шпор.
Но ведьмы собственные чары
Его хранили от огня.
Она слала ему пожары,
Его бессмертие кляня,
И что триумф ее потерян.
Пока старуху не задев,
Король в сраженье был уверен
И шел на бой, как смелый лев.
Но тварь ему не уступала
И показала свою власть,
Драконье чертовое жало,
Разверзнув огненную пасть,
Виденье мысли воспаленной.
Король помчался в сущий ад.
Потоком лавы раскаленной
Его отбросило назад.
И сквозь горящую завесу
Клубами дым над ним кружит
Вскочил он на ноги. Принцесса
Без чувств у ног его лежит.
К ней брат кидается тревожный
И падает сестре на грудь,
Плащом накрывши, как возможно.
А ведьма продолжает дуть
На короля гремучим паром,
Взметая жаркие столпы,
А тот карающим ударом
Сражает едкие снопы,
И искажаются свирепо
Черты красивого лица.
И осознал Эмиль: нелепо,
Что он желал ему конца.
Хоть не был он трусишкой вялым,
Невольно удаль потерял,
Узрев себя ничтожно малым,
И, онемевший, наблюдал
За этой битвой двух титанов,
Руками голову схватил.
И гнев великий Кристианов
Его не менее страшил,
Чем сила яростной чертовки,
Что налетала с потолка.
Король увертывался ловко.
Ее костлявая рука
Метала иглы огневые.
Вдруг, очертя запретный круг,
Скользнула в ходы потайные.
И сразу стихло все вокруг.
Но рыцарь тут не задержался,
Помчал за ведьмой со всех ног.
На стенах блеском отражался
Его сверкающий клинок.
По узким щелям он носился
И гнал свирепого врага,
С таким ожесточеньем бился,
Что молний красная пурга
Не прекращалась ни мгновенья
Зигзагами искристых дуг.
Такого трудного сраженья
Еще не знал мой храбрый друг.
Дыханьем тяжким содрогался
Норы проклятой низкий свод,
И силой магии сгущался
Незримый и опасный гнет.
В одно мгновение разбилась
Пещеры злачной тишина.
Из лабиринта появилась
Огня смертельная волна.
И яркий свет заполнил гроты,
Они издали тяжкий стон,
Как разгоревшиеся соты.
И дым валил со всех сторон.
Эмиль, от смрада задыхаясь,
К сестре бесчувственной припал,
Плащом от гари защищаясь,
И в бесконечном страхе ждал,
Не в силах даже шевелиться,
Не смея бросить короля,
Чем эта битва завершится.
Ворчит горячая земля.
Погоня яростная длилась.
И ведьма вырвалась опять
Туда, откуда уносилась.
Ее морщинистая стать
Уже свой облик потеряла.
Безумье жарило ее.
Она лучами истребляла
Жилище древнее свое.
Она набросилась на Стеллу
Рывком последним в жуткий миг,
Но до нее не долетела -
Мой Кристиан ее настиг.
Отродье дьявольское взмыло
С дырою огненной в груди,
Гиеной раненой завыло.
Король кричит: "Сюда иди!
Еще не кончена беседа!
Моя не дрогнула рука.
Ты не оставишь даже следа.
Лети же, бей меня пока!"
И сатаны земное семя
С ужасным воплем понеслось
На Кристиана. В это время
В его ладонях взорвалось
И с ярым свистом поразило
Колдунью зарево клинка.
Вулкана дьявольская сила
Ее низвергла с потолка.
Занялся пламень настоящий
В металле острого меча.
И голова, как шар горящий,
Скакнула с чертова плеча.
И прямо в ноги покатилась,
Чтоб напоследок укусить,
Но по пути оборотилась
В змеи пылающую нить
И растворилась в знойном жаре,
Вскипевши капелькой воды.
А над землей, в пещерной гари,
Роняя жгучие следы
Висит уродливое тело,
Пылая, словно фитилек.
Мой Кристиан, закончив дело,
Уж задыхался, изнемог
От бесконечного угара,
Что предостаточно вкусил.
Среди бесовского пожара
Упал на камни он без сил.
Эмиль встревожено воскликнул:
"Живее руку мне давай!"
Но Кристиан упрямо крикнул:
"Оставь меня! Ее спасай!"
И юноша без долгих споров,
Глотнув застрявший в горле ком,
Обнял сестру, поднял и скоро
Помчался к выходу бегом,
Но на ходу он обернулся,
Замедливши невольно шаг,
И жуткой сценой ужаснулся.
Нору окутывает мрак.
И волосы восстали дыбом.
Не в силах пламя побороть,
Охваченная черным дымом,
Металась огненная плоть
Безглавой, гадливой старухи
И билась чревом в потолок.
И рассыпались злые духи
На покосившийся порог.
Пока в агонии жестокой
Носилось тело по норе,
Эмиль с сестрою светлоокой
Навстречу ветреной заре
Спешил на волю. Воздух нежный
Его приливами ласкал,
И ужас, дикий и безбрежный,
Назад все дальше отступал.
Вот он выходит из пещеры,
Выносит Стеллу на руках
И чувствует, что запах серы
Еще витает в облаках.
Вокруг горы в различных позах
Лежали кости бранных тел,
Застывших в яростных угрозах.
Эмиль на них не посмотрел...
Но чары злые растворялись
При свете солнечного дня.
А мысли все же оставались
В норе, исполненной огня...
Все стихло. Нет бесовской твари!
Она исчезла навсегда,
Растаяв в дьявольском угаре,
И не оставила следа.
Лишь дым еще на камнях вился,
Туман горячий холодел.
И дух злодейки испарился...
Свободен! Кончено! Успел!..
Луна тринадцатая встанет,
Осветит сумеречный дол,
Но роковой она не станет
Для Кристиана. Он нашел
Себе спасенье. Отчего же
Его охватывает грусть,
Тоска безмерная тревожит
И наполняет ему грудь?
Его как будто отпускали
Тиски невидимой руки,
И очень медленно спадали
Оковы острые клыки.
Заметил он, как потеплело
Оледеневшее плечо,
Но пуще сердце заболело,
И стало липко, горячо.
На нем одежда тяжелеет,
Под нею рана ожила.
И ощутил он, что слабеет.
В груди трепещущей текла
Рекою, вырванной из плена,
Горячая, живая кровь.
Он опустился на колено
И тяжело поднялся вновь.
Ладони к горлу прижимая,
Он брел на волю, как в тюрьму,
Раненье смертное сжимая,
И вместо света видел тьму...
Когда он вышел из пещеры,
Эмиль над Стеллой хлопотал.
Каким безрадостным и серым
Весь мир для рыцаря предстал!
Томленьем горьким насыщалась
Его измученная стать,
И счастье жить не возвращалось.
Едва он мог еще стоять.
Хлестала кровь густым фонтаном
Из-под разбитого ребра.
Эмиль пошел за Кристианом.
"Я не желал тебе добра.
Но я не знал, какой душою
Ты обладаешь, добрый друг.
И ты пожертвовал собою.
Излечим страшный твой недуг.
И верю я, что жить ты будешь!
И если давнюю вражду,
Как я, ты, рыцарь, позабудешь,
С тобой на край земли пойду..."
Пока благие обещанья
Он откровенно расточал,
В свои уверовал желанья.
Но Кристиан не отвечал.
В его ушах стихали звуки,
И солнце таяло в глазах,
Холодные немели руки,
И кровь кипела на устах.
Проклятье страшное свершилось.
Вдруг небо в дьявольских лучах
Пред Кристианом закружилось
И смеркло в гаснущих очах.
Ничком на камни он свалился
Под содрогавшейся горой.
Свободный дух к вершине взвился,
И умер доблестный герой.
Едва дыханье улетело
Из окровавленной груди,
Очнулась горестная Стелла.
В пещере страшной позади
Под властью тяжкого волненья
Взорвался проклятый чертог
С ужасным роком. За мгновенье
Упала глыба на порог,
Навек закрыв его от глаза.
Скелеты тленные тотчас
Взлетели облаком из газа,
И все умолкло в тот же час.
Принцесса встала, вспоминая,
Что ныне здесь произошло,
И вдруг увидела, родная,
Что уготовило ей зло!
У камня горного обвала
Лежал, раскинувшись, король
В боку по каплям кровь стекала,
Ушла из тела злая боль.
В прикрытых веждах стекленело
Сиянье черного зрачка,
А под камзолом леденела
Окровавленная рука.
Он не дышал, не шевелился.
А брат, от гари почернев,
Пред Кристианом опустился,
Глаза печальные воздев.
"Так и должно было случиться, -
Эмиль промолвил, как во сне. -
Я это знал, моя сестрица.
Но почему так скверно мне?"
Она ни слова не сказала,
В изнеможении легла,
Лишь взор на рыцаря послала
И словно тоже умерла.
---
Умолкните, природы звуки,
И в бесконечности тиши
Исторгни, время, горечь муки
И боль из трепетной души!
Не подвергая испытаньям,
Судьбы уменьши поворот
Для беззащитного созданья.
И круг печалей и забот
Тогда тихонько разомкнется,
И возродится жажда жить,
И в сердце радостью вольется
Надежда снова полюбить.
Мне этой ночью не до пуха
Перин покойных, не до сна,
Но музыкой тревожной слуха
Душа моя напряжена.
---
Аккорды мрачные стремятся
В притихший и скорбящий дом,
И мысли грустные роятся,
Но разбираются с трудом.
Гнала жестокая судьбина
В могилу друга моего.
Какая тяжкая година
Настала нынче для него!
Как буря, жизнь его промчалась
И в лихолетье занесла.
Струна внезапно оборвалась.
Рука отважная спасла
Наперекор наветам злобы
Другие жизни. Самому
Досталась лишь темница гроба
И путь в извечную тюрьму.
И небо хмурится тоскливо.
Готов к обряду похорон
Печальный замок сиротливый.
На шпиль высокий вознесен,
Как символ боли настоящей,
Ветрам подвластный, черный флаг.
Тяжелый траур, взор щемящий,
Означил сей унылый стяг.
По анфиладам люди бродят,
Как тени в призрачной стране,
Откуда боле не выходят
И не мечтают при луне.
Пустынен зал. Пылают свечи,
Струят горячий аромат
И освещают скорбный вечер.
Солдаты верные стоят
У двери в смертную обитель.
На постаменте под сукном
Лежит бесстрашный победитель,
Сраженный беспробудным сном,
Как перед свадьбою нарядной,
Одетый в бархатный камзол
И панцирь в золоте парадный.
Но не жену себе обрел,
Не юную Венеру-деву,
А смерть. И музыка для них -
Не гимны - скорбные напевы.
И не счастливый он жених.
Слезами Стелла окропила
Ему сухой, холодный лоб,
А в залу слуги заносили
Его дубовый, пышный гроб.
От неизбежности ужасной
Глаза ее подернул мрак.
А за процессией злосчастной
Неслышно шел озерный маг.
Он рядом с черным постаментом
Остановился и вздохнул,
Во власти грустного момента
На Кристиана он взглянул.
Коль прежде радость заполняла
Ее от встречи с мудрецом,
То ныне девушка встречала
Его с измученным лицом,
Но не рыдала, не корила,
От мук своих лишившись сил,
На грудь головку уронила,
А он ей тихо говорил:
"Вы не спешите с погребеньем,
Принцесса милая, не плачь!
Но запасись пока терпеньем,
И смерть, безжалостный палач,
Его, быть может, побоится,
Исчезнет в вечности золе,
А Кристиан освободится
И вновь пребудет на земле.
Нет, хоронить его не надо!
Пускай он ночью полежит
Над темной кручей водопада.
А мгла ночная все решит."
Как он сказал, так и свершили.
Вассалы принесли ковер,
Что к погребению расшили,
На нем к стремнине серых гор
Печальным ходом провожали
Потомка рода Черных Роз
И взгляды мрачные скрывали,
Чтоб не заметили их слез.
Плащ черный слуги расстелили
На копьях, связанных крестом
И Кристиана уложили
В молчанье скорбно гробовом.
Потом ушли. Осталась Стелла
Одна на берегу реки,
С любимым другом рядом села,
Себя не помня от тоски.
"Прошу, вернись! - она шептала. -
Не покидай меня, проснись!
Неужто в жизни горя мало?!
Ты от беспамятства очнись!"
А над землею гром грохочет
И заглушает водопад,
Зигзаги молний камни точат,
И вниз летит осенний град,
Куражится в природном лоне
И возбуждает сонный край.
А в капель падающих звоне,
Как эхо, вторится: "Прощай!.."
Моя бедняжечка вскочила,
Сорвала длинные лозы,
Но не себя - его укрыла
От надвигавшейся грозы.
Она сидит над Кристианом,
Он бездыханен, недвижим.
А над недремлющим вулканом
Курится гневно черный дым,
То поднимаясь, то стихая
Над пиками скалистых гряд,
То умолкая, то вздыхая.
И опускается назад.
Но вот, последнею струею
Взметнулась грозная жара
И растворилась над землею...
Уснула мрачная гора.
4
Вернемся же в ночную пору
И вновь заглянем, точно встарь,
На эту памятную гору,
Где жил великий государь.
Луна прозрачная открыла
Свое жемчужное лицо
И легким светом озарила
Долины облачной кольцо.
Найду от скорби я лекарство.
И ныне здесь - совет не двух,
А трех владык земного царства,
И третьим был озерный дух.
Он людям старцем добродушным
Приходит в облике простом,
Седым и не всегда радушным,
С печальным, сморщенным лицом.
Но, что мы видим? Изменился
Его усталый, древний лик,
И взору нашему явился
Не ветхий, сгорбленный старик,
А муж, годами умудренный,
Ровесник тверди и воды,
Высокий статный, окрыленный,
С волною белой бороды,
В блестящей звездами одежде.
Владыки камней и небес
Его встречают. Он в надежде
Сказал: "Сегодня я принес
Дурную весть с земного дола.
Хотя колдуньи больше нет,
Луч ликования не скоро
Прольется в тот притихший свет."
Хозяин гор ответил: "Знаю!
Народ простился с королем.
Но я, мой брат, предполагаю,
Что скорбь с наставшим завтра днем
Утихнет. Время забирает,
Смывает в памяти печаль.
Сам человек не замечает,
Как боль его уносит даль."
Царица неба посмотрела
На мага и произнесла:
"Мой друг, давно уж я хотела,
Чтоб сила адская ушла.
А ты тревогу излучаешь,
Хоть зло рассеялось, как дым,
И безмятежность разрушаешь
Неудовольствием своим.
Какое же твое желанье?"
Озерный дух ответил ей:
"Одно прекрасное созданье
Погибнет без любви своей.
Я к вам явился, как проситель,
И только милости хочу.
Мой безутешный вдохновитель -
Принцесса Стелла. Я плачу
Любую плату за улыбку
Несчастной девы. В книге дней
Уж искупил король ошибку.
Так отпустите его к ней!"
Царица ясная сомкнула
С надменной миною уста,
На мага озера взглянула.
"Затея эта не проста!
Да, витязь гордый отличился!
Но бед он много натворил.
Земной судьбе он покорился.
И чем тебе он так уж мил?" -
"Он был наказан зверской карой,
Но он всегда ее любил.
Стерпев жестокие удары,
Ей вздох последний подарил.
Он трижды спас ее от смерти,
Себя ни разу не щадил.
Владыки сильные, поверьте,
Он право жизни заслужил.
И кто же более достоин
Носить корону короля,
Чем благородный этот воин?
Такого жаждала земля,
Такой народу повелитель
Сегодня нужен. Только он,
Отважный, ревностный правитель
Исчадья зла изгонит вон.
Он доказал свое уменье
И тварь коварную убил.
Ужель гробницу и забвенье
Жестокий рок ему сулил?!
Так будьте ныне справедливы
И, милосердие явя,
Вдохните в тело жизни силы
И воскресите короля!
Верните миру господина!
И ваш союз в согласье с ним
Пребудет в благости единой,
Велик, могуч и нерушим.
Его, прошу вас, пощадите!
Я жду смиренно ваш ответ.
Какой же выкуп захотите
За то, что спас он целый свет?"
Кто не боится гнева женщин,
Царицы неба не видал.
На облаках из черных трещин
Исторглись искры. Заблистал
Огонь в рассерженных десницах,
Вскружился ветер над горой.
И вечно юная царица
Упрямо топнула ногой.
Озерный дух не шелохнулся,
Скрестив ладони на груди.
Владыка гор к ней повернулся
И молвил веско: "Позади
Осталась буря, и сначала
Должны мы землю воскресить.
Сестра, ты раньше обещала
Свой полк безмолвный отпустить,
Когда исчезнет дьяволица.
Так что гневит твой дивный взор?
Что ж продолжаешь ты сердиться?
Иль наш собрат принес раздор?"
Великий разум, создавая
Земной простор из пустоты,
Высокой думой проникая
В стихии гордые черты,
Наполнил дух суровой львицы.
Лица ее коснулся свет.
И непреклонная царица
Дала волшебнику ответ:
"Согласна я его отправить
Назад и жизнь ему вернуть.
Но землю должен ты оставить.
Тебе пора уж отдохнуть.
Ты знаешь, душу Кристиана
Я неохотно отдаю.
Что ж, ради этого смутьяна
Закончи летопись свою.
Среди людей ты поселился
И им веками помогал.
Вернись туда, где ты родился,
Где испокон ты почивал.
Довольно вмешивались духи
В быт человеческий. Их роль
Дарила сказочные слухи.
Пускай воскреснет сей король.
Но будет то последней волей
Твоей великой доброты,
А сам опять вернешься в море.
Владыка вод, согласен ты?
Ты совершишь такую мену?" -
Неоспорим царицы сказ.
Такую дорогу цену
Она назначила сейчас.
Но старый маг без колебаний
Ответил деве в тот же миг,
Хоть тенью грусти и страданий
Стал мрачен его гордый лик:
"О, вы бесстрастны и суровы,
Владыки тверди и небес!
Неоспоримо ваше слово.
Вы - прародители чудес.
Пред вами люди - словно мошки,
Они не стоят ваших дум,
И лишь порою эти крошки
Тревожат ваш высокий ум.
На них вы смотрите умильно,
За ними весело следить.
Но вы не знаете, как сильно
Умеют их сердца любить,
Какою музой мелодичной
Наполнился любовный стих!
И даже смерть, конец трагичный,
Не останавливает их,
Когда несчастие подходит
К предмету страсти и мечты.
Уменье жертвовать отводит
Паденье в бездну с высоты.
Узрите душу человека,
Его надежду и любовь,
Что не состарится от века,
И не судите строго вновь.
Прошу пощады миротворной!
Иссохни, слезная река!
Стою пред вами я, покорный,
Как вы, рожденный на века.
В стихиях вы своих живете.
Но, посмотрите на меня!
И вы, надменные, поймете,
Как человечна и полна
Душа обычного ребенка!
Нельзя втоптать ее во грязь!
И на заклание ягненка
Не поведете вы, смеясь.
Когда несчастное созданье,
Утратив нежную любовь,
Теряет разум от страданья
И проливает свою кровь,
Я не могу смотреть спокойно
На слезы. Их земная соль
Дает плоды свои довольно,
Пока лежит на сердце боль.
Я не вернусь в людские села,
Уйду в морскую глубину.
Но изгоните же из дола
Тоски и горечи волну!
Иначе сладкого покоя
Вам никогда не испытать.
И вы услышите порою
Рыданья тихие опять.
На вас, владыки, уповаю!
Позвольте Кристиану жить!
С благой надеждой уступаю
Вам дар судьбу его решить."
Прощалась с небом тьма седая
И растворялась тишина.
А звезды, мерно угасая,
Исчезли, скрылась и луна.
В предгорьях степи оживали
И луч ловили молодой.
Уж пастухи овец погнали
На склоны с тучной муравой.
Далеко слышится волынки
Протяжный монотонный глас.
Дрожат алмазные росинки.
И солнце мутное сейчас
Яснее станет, потеплеет,
Прогонит ночь с земных ланит,
Туманы влажные рассеет
И долы светом напоит.
Все жизнью полнится и дышит.
И в книге, сотканной в веках,
О новом дне, ликуя, пишет
Перо в бездонных небесах.
Но, что за радость деве бедной,
Что долы, мокры и чисты,
Наполнились зарею бледной,
Когда избранника черты
Дыханья трепет не касался.
Они мертвы, недвижен лик.
Восход отчаяньем взорвался.
Ах, обманул ее старик!
Не в силах даже чародеи
Услышать девушки мольбу.
Она, от горя леденея,
Кляня злосчастную судьбу,
В слезах глядит на Кристиана
И гладит волосы ему.
"Ах, друг мой милый, слишком рано
Спустился ты в сплошную тьму!
Я поздно, слабая, решилась
Пойти к старухе на поклон.
И если б казнь моя свершилась,
Быть может, жив остался б он..."
А позади нее играет,
Ревет высокий водопад,
Ее как будто призывает
И тянет в свой бурливый ад.
Внизу вода о камни плещет
И бьется с силой о скалу.
Одно лишь деревце трепещет
В неиссякаемом пылу.
"Коль он ушел, и я не смею
Взирать на этот стылый мир.
Свой долг исполнить я сумею,
Меня дождется мой кумир.
Я не узрю твоей могилы,
Моя же будет широка.
Встречай меня, избранник милый!
Мой прах возьмет себе река."
И дума в Стелле помутилась.
Она к обрыву подошла.
Лишь напоследок обратилась
На хладный труп... И - замерла.
И бремя смерти беспощадной
Мгновенно ветром унесло.
Он шевельнулся, ненаглядный!
Нахмурилось его чело.
Заря прозрачная коснулась
Его бескровных белых щек,
Движеньем легким содрогнулась
Рука у вытянутых ног.
Он, словно нехотя, очнулся
И тяжко веки разомкнул,
Затем лениво повернулся,
Прохлады утренней вдохнул.
"Но где я? - сбивчиво дыханье
Его прервало тихий глас. -
Кто ты, прелестное созданье? -
Из тусклых, помутнелых глаз
Как будто пары испарялись
Потусторонней пустоты. -
С тобой мы, кажется, встречались..."
Он выплывал из темноты,
Его ознобом колотило,
Хотел он голову поднять,
Но слабость тело поразила,
И оставался он лежать.
Душа надеется, болеет
И возгорается опять.
Перо в руке моей не смеет
Такое счастье описать,
Когда надежда, угасая,
Вдруг наполняется огнем,
И сердце бедное, страдая,
Вновь оживает. Сила в нем
Любить вовек не иссякает.
Все звуки в девственной тиши
Благоговейно замолкают,
Услышав музыку души.
Дурман чудесного виденья
Развеял мертвенную тьму.
Едва дыша, без промедленья
Принцесса кинулась к нему.
Он встал с плаща и оглянулся
С недоумением в глазах,
Потом невольно пошатнулся,
Но удержался на ногах.
Луч солнца ласковый искрился
В его раскрывшихся очах
И мягким светом отразился
В живом румянце на щеках.
И с проясненной головою
Узнал принцессу Кристиан
И обнял трепетной рукою
Ее прекрасный легкий стан.
Она восторга не сдержала,
Безмерной радости полна,
В его объятия упала,
Как новым счастьем рождена.
"Теперь могу сказать тебе я,
Как сильно я тебя люблю!" -
Шепнул он ей. Она, слабея,
Промолвила: "Благодарю!.."
Пирует замок именитый,
В нем начался роскошный бал.
Король, отвагой знаменитый,
Ведет невесту в пышный зал.
Навстречу гости и вассалы
Им поздравления несут.
Невеста радостью сияла,
Как бриллиант. И люди тут
Ликуют и подарки дарят,
А виночерпии кругом
Напитком кубки наполняют.
И льются чистым серебром
Напевы горных менестрелей
Под флейты мелодичный тон,
И слышен в отзвуках свирели
Бубенчиков хрустальный звон.
В разгаре званного обеда,
Где яства покоряют взор,
Мила хорошая беседа
И мыслей благостных простор.
"Но, где же Кристиан с невестой? -
Спросил вдруг кто-то из вождей. -
Пустует за столом их место..." -
И оглянулся на гостей.
Никто из них и не заметил,
Когда король покинул зал,
Никто солдату не ответил,
Куда он путь свой направлял.
Хотя друзья его хватились,
Но в буйном радостном хмелю
Они нимало не смутились
И пели славу королю.
Плескались пенистые чаши,
И пир вовсю кипел горой
Под песню "Нет на свете краше
Моей избранницы младой".
Во всех покоях праздник бурный
Сверкает тысячью свечей,
Гудит в литаврах голос трубный,
И слуги вьются у печей.
А торжества сего виновник
Стоит в то время у моста.
Лебедочный, тугой подъемник
Открыл под аркою врата.
Он ждет. И вот к нему подходят
Неторопливо брат с сестрой,
И разговор они заводят
В тени от башни крепостной.
"Зачем ты встречу назначаешь
Не за столом среди гостей? -
Спросил король. - Иль ты скучаешь?
Иль ветер дальних новостей
Тебя из замка призывает?" -
"Настало время объяснить, -
Эмиль герою отвечает, -
Как век желаю свой прожить.
Твой подвиг смелый не напрасен.
Был бой великий всех времен.
Тебя я видел! Ты прекрасен,
Непобедимый суверен!
Хотя наследник я державный,
Высокой властью обладал,
Но понимаю, что не равный
На нас с тобою выбор пал.
Кто трона более достоин:
Тщеславный юный сорванец
Или суровый гордый воин?
Кому златой носить венец?
С тобой соперничать не стану.
Тебе почет я воздаю,
И господину Кристиану
Поклон покорный отдаю.
Прости меня! Твоя заслуга
Должна примером людям стать.
И знай, что преданнее друга
Тебе вовеки не сыскать!
Тебя я с легкою душою
Благословляю, мой король.
Живи в любви с моей сестрою.
Себе ж иную прочу роль.
Меня зовет тропа другая,
Ее охотно я избрал.
Владыка мраморного края
Меня в преемники позвал.
Хочу к нему я воротиться
И мудрость вечную понять.
А с вами должен я проститься.
Пора, друзья, мне уезжать.
Прощай, сестра! Прощайте, оба!
Не знаю, свидимся когда.
Желаю счастья вам до гроба
На очень долгие года!"
Девица нежная вздохнула:
"Я буду думать о тебе!" -
И шарф шелковый протянула
Ему на память о себе.
"С тобой мне горько разлучаться,
Но я могу тебя понять. -
Король промолвил. - Может статься,
С тобою встретимся опять.
И коли ныне добрым братом
Меня, Эмиль, ты назовешь,
То снова в сень мою когда-то
Желанным гостем ты войдешь.
Хочу препоны прошлой жизни
Презреть я в памяти своей.
Судьба злопамятных капризней
И разум делает слабей.
Но, нет! Уж я не позабуду
Своей недавней маяты.
До самой смерти помнить буду,
Что тоже не забудешь ты.
Мы все с тобой об этом знаем,
Не будем больше повторять.
Сейчас мы друга провожаем.
Позволь же мне тебя обнять!"
И руку жмет ему в прощанье...
На том закончим наш рассказ.
Ведь, чем длиннее расставанье
Тем горше нам печали час.
Холодны дни. Прозрачны нивы.
И неба пасмурная длань
Питает тихие разливы
Глубоких рек. Младая лань
На берег желтый прибегала
Испить осенних родников,
А после резво ускакала,
Подруга нежная лесов.
В краю прекрасном нет несчастий,
Здесь беззаботно и легко.
Быть может, в мире есть напасти,
Но это очень далеко...
И слух дурной уже забылся,
Что пронеслось немало гроз,
Когда в свой замок воротился
Потомок рода Черных Роз.
Но он всеобщее признанье
Снискал на зависть и почет.
К такому храброму созданью
Любовь народная течет.
Он добр ко всем, заботлив, весел,
Но очень бледен иногда.
О нем сложили столько песен,
Что все не вспомнить никогда.
О короле порой шептали,
Что очень сильно он хворал.
И даже лекаря сыскали,
Который это подтверждал
И повторял не раз хвалебно,
Что государь был обречен,
И только вар его целебный
Ему дал здравье, только он!
Народ правителю послушен.
Предолгих лет ему суля,
Все говорят, что он радушен,
И прославляют короля.
Вассалы знали, как прилежно
И мудро правит он страной
И восхищались его нежной,
Обворожительной женой.
Она прелестна, как Аврора
И грациозна, и юна,
И даже зацветают горы
В том месте, где прошла она.
Чудесней пары нет на свете,
И боле любящих сердец.
Их герб на праздничной карете
Венчает лавровый венец.
Как часто утренней порою
Король коней двоих седлал,
С своей супругой молодою
Он на прогулку выезжал.
Дорога тихая ложится
К ногам возлюбленной четы,
Рассвет кристальный серебрится,
Лаская милые черты.
Они спускаются к долине,
Где круглый год цветут сады,
И ивы клонятся к плотине
Большого зеркала воды.
Бежит ко брегу королева.
"Откликнись, добрый чародей!"
Но - тишина. И только слева
Проплыла стая лебедей.
Тогда зовет она сильнее.
Супруг в молчании стоит.
Один висок его, белея,
Былым страданием покрыт.
К коням неспешно он подходит
Зовет ее в обратный путь.
Но, королева не уходит,
Печаль ее стеснила грудь.
Шумит вода, под холмом где-то
Ручей проказливо журчит...
"Волшебный дух!" - Но нет ответа.
И гладь озерная молчит...
Э П И ЛО Г
Мой добрый критик, друг прекрасный,
Перед тобой лежит сей труд.
И верю я, что не напрасно
Страницы эти песни льют.
Читаю строки осторожно,
И слезы капают с лица.
Хоть знаю я, что быть не должно
У сказки грустного конца,
Но если грусть в твоих десницах
Хоть на мгновение зажглась
И задрожала на ресницах,
Сия легенда удалась
Перу послушному поэта.
Он воспевает здесь любовь,
Что, страстной нежностью согрета,
Как Феникс, воскресает вновь.
Мне душно здесь. Опять оковы
Ложатся тяжестью на грудь.
Молю о том, чтоб звуком слова
Взойти на милый сердцу путь.
Пойду туда, где романтичный
Певец в измышленной стране
Поет мой труд и в миг лиричный
Напомнит ветру обо мне.
Позволь же ты теперь сомкнуться
Моим глаголющим устам,
От снов причудливых очнуться.
Тебе читатель, отдых дам.
Когда же снова озарится
Над головой твоей рассвет,
Я приглашу тебя пуститься
В мир новых грез на много лет.
2007 год