Романов Василий Николаевич : другие произведения.

Рога волшебного оленя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка про Зиму

   Рога волшебного оленя
  
   Сон Ветерка
  
   Введенским морозцем закрыло прогалы озерных окон,
   Куржачной куделью обвило застывших деревьев наклон.
   Блином непрожаристым, бледным, над бором светило взошло,
   Как будто сметаной потелой из крынки его облило.
   Не греет, почти что не светит, лес тонет в полуденной мгле,
   А наш Ветерочек на ветке в березовом дремлет колке.
   Привиделся сон ему чудный: за три девять гор и земель
   Окалинок багрянорудный смежает небесную бель.
   И там, у предгорной долины стоит зоревой теремец,
   А в окна лучистый и длинный, горящий исходит венец.
   И жар, как с растопленной печки, а дыма ничуть не видать.
   Журчащие горные речки сигают в скалистую падь.
   Очнулся от сна: недвижимо покоил снега березняк.
   Торжественно и нелюдимо еловник сторожкий в овраг
   Мохнатые вытянул лапы и когти щипучих ветвей.
   Березам лубяные капы навесил старик Берендей.
   "Кто сон тот мене истолкует, в каких то творится краях,
   У нас тут Стужайло лютует, вздымая оснеженный прах.
   Слетаю к медвежей заимке, с Ягой посудачу о том,
   Быть может она по старинке тряхнет колдовским помелом.
   И сна объяснит мне отгадку - кто в чудных хоромах живет,
   И кто огневую повадку в заоблачном крае блюдет".
  
  
   Ветерок у Бабы Яги
  
   В куржачно-ажурном монисто наряжен осинника стан.
   Раскинувши ветви сквозисто, дубовый стоял великан.
   Без тропьем, овражною гатью к заимке летел Ветерок.
   Беляк сиганул по-зайчачьи под низко наросший кусток:
   Осела густой пеленою с развесистых лапиц кухта,
   И снова в морозном покое наслышка от звуков чиста.
   Ну вот и Ягинишны хутор, плывет, паутинясь, дымок.
   Да лапкой одной подогнута, избеночка клонится в бок.
   По ставне поземкой шуршащей слегка Ветерок шомонул,
   И зычно в три пальца свистяще, в печную трубу сиганул.
   Взахлеб наглотавшися сажи, пробил он печной дымоход,
   И черта пречерного гаже свалился в кирпичный испод.
   В печурке на свитке бересты задумал дремать котофей,
   Вдруг пепел и угля коросты сверкнули у самых когтей.
   Урча на обидчиков скверных, он прыгнул на струганый пол
   И там у рогожи поддверной следы ветерковы нашел.
  
   С котом-баюном у Ветрища приятельство с давних времен:
   -Ну ладно, - мурлыкнул котище.
   -Кого там пригнало в наш дом? -
   С печи тут Яга вопрошает.
   -Достану свою кочергу,
   Коль будет потреба какая, с собою ее берегу.
   - Да вроде потребы не надо, то я ваш лесной Ветерок,
   Наслушался басней и сказок, что ты через дымоволок
   Летаешь ночами на ступе.
   -Брехня все, на что ж ворота,
   Страшилок надумают люди, а я ведь уж не молода.
   Заклятья свои, волхвованья порой не могу вспомянуть,
   Какое тут в трубах летанье, ин ломит то спину, то грудь.
   Дай Бог еще века четыре на этой земле протянуть.
  
   Старуха с лежанки спустилась - полешечек в печку метнуть.
   - Иж тяга как в горле завыла, знать знатно прочистил трубу,
   А печь наша гасла, чадила. Без худа не быть и добру.
   Садись, коли в гости явился. Наливку отведай, пирог,
   Коль к нам дымоходом свалился и этим старушке помог.
  
   Баюн-котофей на лавчонке играет в углу с пауком,
   Открылась печная заслонка, пахнуло вдруг чудным дымком.
  
   Тут кто-то в просенках заухал. Яга:
   - Ну пойду, отворю.
   И с дымом морозным в продухе пугач залетает в избу.
  
   К Яге на плечо он садится, мохнатою крутит башкой,
   Зрачком лиловато косится, да перья топорщет лукой.
  
   - Ну вот, и вещун на побывку пожаловал в ведьмин вертеп.
   Достанько, котеюшко, рыбки, покрошим мы в ставушку хлеб.
   Пусть он разъяснит Ветерочку про чудом навеяный сон,
   Такая лесная намолчка - для филина все нипочем.
  
   - Ага! - Ветерок диву дался, - кто мысли мои прочитал?
   Ни с кем не встречался, не знался. Кто сон мой легко угадал?
   - Да сон твой не дюже загадка, послушай коль времечко есть:
   За морем не горько, не сладко стоит необычная весь.
   Там солнышка терем таится, две мамки его стерегут.
   И кличут одну Утренница, Вечерницей кличут другу.
   Ранешенько первая встанет - коней покормить и запрячь.
   Помыть, утереть рушниками и Солнышку сунуть калач.
   Потом за поводья тугие на лоно раздольных дорог
   Заря с ним из-за моря выйдет, проводит по небу возок,
   И долго малиновым платом вслед Солнышку будет махать,
   И в высь, по небесным палатам, день новый начнет зажигать.
   Когда же полудень наклонит в закатный, иной окоем,
   Вечерница к встрече выходит, берет за поводья, с конем
   Скрывается за морем дивно, лишь след огневой полосы
   С налобника мамкина видно - свет вод небывалой красы
   В ответ полыхнет отраженьем, на волнах взыграет рудой
   И россыпью ярких каменьев погинет в пучине морской.
   Вечерница Солнышко ссадит, во стойло коня заведет,
   Снедь-ужином сына уважит и спать в теремке покладет.
   Пока оно дремлет в перинах, ночь-темень царит на земле,
   В небесных распахнутых нивах звезда что-то шепчет звезде.
  
   Такое мое объясненье, добавлю, что ближе к зиме
   Все больше злат-солнышко дремлет в заморском своем хороме.
   Бывает, что выглянет еле с своих золоченных палат,
   Что даже и мамки с постели будить-то его не хотят.
   Все ждут, как оно повернется на летний, сияющий бок,
   И жаром затем изовьется и часом на прибыль пойдет.
   Вот будет на небе веселье, нарядятся мамки в платья
   И ленты проденут в очелья, платки расшивные с новья,
   Сквозные оденут монисто, сапожки из яловых кож,
   И выведут Солнышко чисто на просинь небесных рогож.
  
   Тогда и к лесному то краю прибудет прибавка тепла.
   То к жаркому летечку, чаю, природа нам вестку дала.
  
   Послушать то славно и сладко побаски кота-баюна.
   В оконце смеркалось украдкой, в морозном окружье луна.
  
   В светце затеплилась лучина, очаг отпыхтел огоньком,
   А печка на всю домовину покоенным дышит теплом.
  
   - Имею желанье проведать про тот удивительный край,
   Да как же дорогу разведать? Заблудишься там невзначай.
   - Тех верст ведь никто не приметил, однако зацепочка есть:
   Как крикнет единожды петел - на сосну высокую лезь,
   Медвежью варажь под луною отыщешь с полярной звездой,
   И к ней повернувшись спиною, лети на полудень стрелой.
   Семь ден пролетев по простору, к исходу последнего дня
   На берег бескрайнего моря дорога доставит тебя.
   На гребне обрыва крутого, где зрима поморская ширь
   Отышешь заветное слово: волшебный камень-алатырь.
   Горит он как яхонтов перстень, бездымно, на кряже лучась,
   Вещает всем чудные вести, нездешнею тайной светясь.
   Вот там и спознаешь в какую страну тебе выдержать путь,
   Крылатку потоком раздуешь и канешь в бездонную муть.
  
   Лучина совсем прогорела, упал уголечек в ушат.
   Луна сквозь ольшанник глядела, узоря бревенчатый скат.
  
   - Такое тебе объясненье, а утро ночи мудренней,
   И если изъявишь стремленье, то в путь собирайся скорей.
  
  
   Сборы
  
   Святым сокровенным безмолвьем пронизан был весь Божий мир.
   А бор богатырски-просторно неведомым сном опочил.
   И мерно в морозном затишье броня снеговая скрипит,
   Стеной из распадка возвышен в походах испытанный щит.
   Шеломами высятся главы, на них в серебре шишаки,
   Как будто дремучей державы то лучшие вои-стрелки.
   Чу, месяцем зорятся копья и вежи еловых вершин,
   А там на холме у болотья дубовый стоит исполин.
   Воздел кряжевидные сучья, как плечи, в студеную высь,
   И в инее хрупко-колючем уснувшие ветви сплелись.
   Не спал лишь бродяга-Ветрина, все думал о сказе Яги,
   И снежный сугроб не перина и дело не с правой ноги.
   - Эх, хоть бы единным глазочком на солнечью хатку взглянуть,
   Лазурным морским бережочком тот камень волшебный шукнуть.
   И наперво надо б Бельчонка о дальнем пути упредить,
   Собрать что в свою коробенку, и в край неизвестный спешить.
   И может удастся увидеть, как Солнце к весне повернет,
   И как заряница в поводьях коня в небеса поведет.
  
   Ветерок отправляется в путь
  
   Рдяной глухариною бровью заря над уборьем зажглась,
   Морозной литой пеленою разлилась по небу, струясь.
   Тогда Ветерок и покинул заутренний дремлющий край,
   И с легкою думкою сгинул в незримый полуденный край.
  
   Лишь пихта седой рукавицей ему размахалася в след,
   Да стайка щеглов с пересвистом в лесной опустилась подсед.
   Сквозистой лиловою дымкой лесистый дремал окоем,
   Расплавленной медной начинкой дрожжащий рассвет обведен.
   Стужища за ночь настоялась, кололась как волчая шерсть.
   Опокой с ветвей осыпалась кухтисто-белесая взвесь.
   Но то Ветерку не помеха, лишь помни ночную звезду,
   Лететь над кедровой застрехой, в речную попасть борозду.
   Там пар из полынок восходит, как из взгоряченных ноздрей,
   И мехом куржачным нисходит на пряди прибрежных елей.
   Там в падымках сонное солнце плывет над лесною чертой.
   Стремнинка же, словно в оконце, закована в чан ледяной.
   Скалистые слуды, распадки, в поемах скатеркой луга,
   Под крыльями чинно и сладко везде почивала тайга.
  
   Непогодь в пути
  
   Долго ли , коротко лета Ветру досталось тогда,
   Там за спиной с небосвода блещет медвежья звезда.
   Стужа пошла на убыток, солнца зрачок помутнел -
   Непогодь стало быть близко. Синь-окоем соловел.
   Всплыли раскосые тучки, снегом пахнуло в лицо.
   Взвьюжились вихри-летучки в гулких метелей кольцо.
   Иж как ненастьем грозится батька Стужайло на мир.
   Только б с дороги не сбиться, Ветер терял орентир.
   Взвеяло северным хладом. Синь-океан ледяной
   Чудился-грезился рядом, там за незримой верстой.
   Словно светопреставленье с неба явилась пурга:
   Вой, одичалое пенье, мраком покрылась тайга.
   Вдруг зашаманила вьюга: снегом так плотно взяло,
   Даже дышать стало трудно, Ветру аж крылья свело.
   Небо, земля потерялись словно в кромешном аду.
   "Эдак в пурге кувыркаясь, прям на кулички прийду.
   Словно в горшке с простоквашей крутит-мешает меня.
   Кто же стезю мне укажет в сферу безбурного дня?"
  
   Чу, кто-то мягкой ладошкой как бы его подхватил,
   Снегом облепленной стежкой в горнии веси взносил.
  
   Сквозь снегопадные клочья голос басистый густой
   Вдруг вопрошает воочью:
  -- Кто там плутает такой?
  -- Это лесной Ветерочек, нет больше мочи моей,
   Хоть бы на солнце разочек взглянуть за несколько дней.
   - Это, пожалуй, не трудно
  
   Кто-то пробасил в пурге.
   Взял в свою гость его грудой и потянул налегке.
  
   Как пелена с глаз упала, тучи рассыпались в прах.
   Солнышко всласть засияло, непогодь где-то в ногах.
  
   - Кто же меня выше тучи поднял могучей рукой?
   Вновь раскатилось могуче - охнул лазурный покой:
   - Это я, Сиверко-ветер, гость во таежных местах,
   Летом на краешке света я почиваю во льдах,
   Там я владыке Стужайле верой и правдой служу,
   В северном том изначалье ввысь пургачами кружу.
   Коли на осень природа свет и тепло повернет,
   Силу возьмет непогода. Посохом твердо тряхнет
   Царь ледовитого моря, всех нас на полдень пошлет.
   Вьюги, с буранами споря, скоро помчатся вперед.
   Зимушке - нашей царице торим мы ловко пути,
   В санях затейливых мчится - лишь кисея позади.
  
   Тут Ветерок наш увидел: статный, как Волот большой,
   В вихрях, в синюшном накиде Сиверко встал удалой.
  
   Выше приземистых тучек, сзади ватага снегов,
   Словно как овчарь летучий гонит из дальних лугов.
  
   Те будто тучные овцы блеют, боками трясут,
   Хлопья на кедры и сосны слоем пушистым кладут.
  
   - Дивны дела Твои, Боже, - Ветер главой покачал.
   - Экую невидаль все же я по пути увидал.
   - То нам обычная служба, мы почитай каждый год
   Русским просторам на нужды валим январский уброд,
   Дабы поля, луговины, озимь и весь травостой
   Не поморозили б спины долгой студеной зимой.
   Ты то как в эту сугибель словно нарочно попал,
   Или лесную обитель ты на суму променял?
  
   - Странствую промыслом чудным, солнцев найти теремок,
   Чаю я в крае полуднем выискать тот уголок,
   Где в зоревом окруженье Солнце-ярило живет,
   Как оно в знойном кипенье к лету-весне повернет.
  
   - Что ж, полезай на закрошки, грянем на юг поскорей,
   Выбелим вьюжные стежки прямо до теплых морей.
  
  
   Три дуба- богатыря
  
   Сколько в пути насчитаешь долгих немеряных верст,
   Весь по земле раскидаешь хлопьями северный чес.
   Стадо все тоньше, бледнее, зимний утратился пыл.
   Сиверко, тучи жалея, их на прикол посадил.
   Выбрал огромное древо, ствол опоясал уздой:
   Сбросили снежное чрево, вот и пора на покой.
  
   - Скоро в полярные нивы мы возвернемся опять,
   Тут до прибережной гривы будет рукою подать.
   Станом мы там соберемся, дух свой чуток отведем,
   К северу вновь обернемся и ко Стужайле уйдем.
  
   - Многое вам благодарен, - молвил в ответ Ветерок,
   Если я к морю доставлен, значит мой путь недалек.
  
   В пояс он всем поклонился.
   - Ну-ка чуток обожди.
   Сиверко в воздухи взвился,
   - Что там стоит впереди?
  
   Словно три молодца статных дубы большие растут,
   А из-под крон необъятных в даль три дороги бегут.
  
   То перепутье-загадка. Витязи с древних времен
   Думу держали украдкой: в кои из дольних сторон
   Выбрать дорогу по сердцу, статью былинной тряхнуть.
   Тут подобает и Ветру выведать правильный путь.
  
   - Гей, богатырска дуброва, с дремы глухой воспроснись,
   И для судьбы ветерковой ликом своим прояснись.
  
   Крякнули дубы спросонья, кряжью ветвей повели:
   - Кто же такой беспокойный нас на заре разбудил?
   Мы беспробудно дремали сотню - другую годин,
   Вещие тайны скрывали средь одичавших долин.
   Кто ж богатырскую дрему криком своим разогнал?
  
   - То Ветерок неуемный, - Сиверко им отвечал.
   Выведать хочет он место, ту окоемную ширь,
   Где на морскую окрестность виден камень-алатырь.
   Тот, с неба сверзшийся камень, всякому камню отец.
   Жгуч, как пылающий пламень, вещих пророчеств ларец.
   Древняя ходит легенда, будто бы с камня того
   Моря откроется бездна, синь истечет в далеко,
   И в желобочек межводный зыбистой ляжет тропой -
   Прямо к черте окоемной дерзкой умчится стопой.
   Там, в теремце самоцветном, Солнце-Ярило живет,
   Зорюшкам-мамкам рассветным в небе великий почет.
   Встало на ум Ветерочку хоть бы единым глазком
   По океану пешочком в солнцев пожаловать дом.
  
   - Ветру - твоевому братцу, лишь баловство на уму.
   Только б по свету скитаться. Нас бередить ни к чему.
  
   - Так уж отмеряно Богом - ветрам дорога везде:
   Полем, лесистым улогом, в светлой лазурной луде.
   Если б Господним веленьем ветер на время бы смолк,
   Кто бы своим дуновеньем лиственный радовал голк?
   Кто бы гремящие ливни к жаждущим чащам пригнал,
   С туч в безраздельной просини вьюжную пыль отряхал?
  
   Дубы поветьем тряхнули, сдвинули крон шелома,
   Чей-то зарок помянули, молвили дружно: - Эх-ма,
   Ту сокровенную тайну пуще себя бережем,
   Не довелось бы случайно людям поведать о том.
   В камне волшебная сила, скрыта в нем ярая мощь,
   В золоте пышущем жилы, многие будут не прочь
   Этим добром поживиться, мы же хороним тот путь,
   Чтобы ни зверь и ни птица, и человек как-нибудь,
   К камню тому не пробрались, злых не наделали б дел.
   Ветра, коль так оказалось, просим в наш скромный удел.
  
  
   Что поведали дубы
  
   Под сенью коряжистых дубов былиной пахнет вековой,
   Как будто на гуслях и трубах играет древесный прибой.
   Как будто бы княжья дружина, идя во далекий Царь-град,
   Разведать глухую путину зашла под дубовый опад.
   Иль Сирином - вещею птицей ведется чудесная песнь
   Про очи царевны-девицы, которая за морем есть.
  
   Всего бы наслушался в волю. Отверзлись дубовы уста:
   - Великую тайну открою, сорви три подсохлых листа,
   Сожми их своею долонью, и слово дай, что никогда
   Тот тай никому не откроешь, какая б ни вскрылась беда.
   Какие б не были соблазны, молчанием запечатлись,
   Обвейся крестообразно и посолонь вмиг обернись.
  
   И Ветер все в тот час исполнил, дал дубам свой страшный зарок,
   Тут старший из них тихо молвил, десницу подняв на восток:
   - Той крайней заросшей дорогой, о полночь, лишь филин вскричит,
   Направь свои быстрые ноги до места, где камень стоит.
   Назад ты не смей обернуться, хоть кто бы окликнул тебя,
   Не думай в пути спотыкнуться, путиною пыльной клубя.
   Не слушай ты темных наветов и лести чужой сторонись,
   И страхом пугающих бесов до бездны морской сторожись.
   Лишь выйдешь на край лукоморья - увидишь на весь божий мир
   На горбе покатого взгорья пылает камень-алатырь.
   Коль будет судбине угодно, то вещие тайны поймешь,
   И путь в океане холодном в иные края обретешь.
  
   Камень-Алатырь
  
   Опять легка дорога бродяги Ветерка.
   Блеснула за отрогом поморская лука.
   И вот крутое взгорье на берегу морском.
   Блестит на всем просторе, как зорька вечерком.
   Как венчик самоцветный тот камень-алатырь.
   Во тьму скользит бесследно воды безмолвной ширь.
   Уносят волны блики и гаснут яхонта,
   А дремлющие пики у своего поста -
   В суровом ожиданье гряда тесненных скал.
   И Ветер в упованьи к расщелине припал.
   К волхвующему камню он после подлетел,
   Поведал ему тайны своих походных дел,
   Что в царство заревое он держит вольный путь
   И бьет челом в земное, чтоб просьбу ту ни чуть
   Не отвергал бы камень лесному ходоку.
   И вещими устами во сторону каку
   Лететь ему чрез море к буяновой земле
   От синя лукоморья в воздушном корабле?
  
   Но вот червленым оком край моря зарудел,
   И кто-то ненароком струну в горах задел.
   Тот звук в полатях горных отдался словно гром,
   И облаков узорных коснулся шепотком.
   Доселе светом ровным тай-алатырь мерцал,
   Затем костром дозорным во всю заполыхал,
   Как будто жаждал встречи с светилом мировым,
   Как будто взором в вечность с ним был он побратим.
   И тут в ответ с заморья излилися лучи,
   Как пламя от огромной негаснущей свечи.
   В пожаре поднебесья заря рдяной тропой
   С заутреннею песней выходит в дол морской.
   И тянет за уздечку рассветного коня
   С янтарною насечкой, из носа - полымя.
   А солнышко за ними в повозке расписной.
   В расплавленном рубине запенился прибой.
   Вскипел тот камень кипом - окалиной златой,
   И с небывалым шипом кипучей стал струей.
   Могучий свет сияньем, казалось, все затмил -
   И в море-океане тропинку проторил.
   Смекнул наш Ветерочек, что то ему указ.
   Про этот долобочек и будет дальше сказ.
  
   Дорога к острову Буяну
  
   Хрустальной вечной пылью искрился океан,
   Он помнил все, что было, мечтою осиян,
   И первый день творенья и вязь былых веков,
   И каждое мгновенье исчезнувших миров.
   Рокочущим потоком найдет на брег пустой,
   Глядит пучинным оком, немеряной верстой.
   В свои ячеи-сети огромных ловит звезд,
   И нет сильней на свете его штормов и гроз.
   Над морем воздух зыбкий свивается руном,
   А небосвод улыбкой весь в плате голубом.
   Лишь там, за окоемом, весь блещет бирюзой.
   Воды даль неуемна, волна вслед за волной,
   Безмерно исчезая в безбрежности бегут,
   И заново рождаясь, влекут к себе, влекут.
   Лишь только Божьим оком окинешь тот простор.
   Во чреве том глубоком погинут цепи гор.
   Какие бы вершины не вздыбились в зенит -
   Все поглотит пучина, как щепку схоронит.
   Но огненной дорожкой летел вперед Ветряк,
   Ведь дня совсем немножко, и вновь сгустится мрак.
   А потеряться в море, где звезд известных нет,
   Уж пуще того горя во целом мире нет.
   И вот на встречу Солнцу Вечерница-зоря
   Из синего оконца выходит на моря,
   Его чело целует и за руку берет,
   Коня с сребристой сбруей за окоем ведет.
   Лишь Солнышко запало, огнистая тропа
   Тот час же и пропала, как будто не была.
   Едва над окоемом кокошник заревой
   Виднелся как корона с главы вечеровой.
   Скорей, пока не стухнет тот путеводный блеск,
   Пока отзорь не рухнет за изумрудный плеск
   Немого океана. И из последних сил
   Прям к острову Буяну наш Ветерок спешил.
   Еще бы миг просторы в ночной погинут мгле,
   Но чудом встал средь моря, на сказочной земле,
   Предвещенный Ягою предивный островок.
   И Ветерок стопою ступить на берег смог.
  
   На острове Буяне
  
   Диво дивное, чудо чудное, несказанное, непробудное:
   Изумруд травы в росах пенистых, а накаты гор в чащах тенистых.
   То ли вправду тут не бывает зим, тонет марево в синеве долин.
   Птиц невиданных льется пение, словно все вокруг тут весеннее.
   Ветви гнет к земле многоплодие, ровен моря гул, как мелодия.
   Брызжут - с гор бегут речки витые, хрустали в них и лалы разлитые.
   Во всем мире мрак, тут же день-деньской пышет зарево над морской волной.
   - Эко чудно как дело божьих Рук, - Ветерок сказал, поглядев вокруг.
   Опадает плод - вьется новый цвет, ведь таких затей во всем мире нет.
   Словно в рай врата отворяются, словно все мечты тут сбываются.
   Самоцветы как камни рассыпаны и лежат под ногами забытые.
   Жилы золота в скалах тянутся, облака перламутром румянятся.
   А вверху в горах ярким сполохом искры мечутся рдяным ворохом.
   Терем солнечный видно там сокрыт, сквозь ущелие Ветерок летит.
   Из янтарь-бревна срубец вырублен, адамант-стекло в окна вырезан.
   Окаймлен яшмой створ наличника из глухой резьбы чашелистника.
   Червлень-золотом крыша крытая, одолит-гвоздем вся подбитая.
   Ворота, крыльцо в жар-смарагднице, полымя-цветы в полисаднице.
   Встречу краски ли, вспомяну ли слог, чтобы невидаль описать ту смог.
   Чтобы в полноте звука, блеска, чувств ветерковый сказ передать вам вслух.
  
   Дай возьму на миг передышечку, может что сболтнул тут я лишечку,
   Приукрасил что, что-то выдумал, слово за слово песнь ту выковал.
   Сказка сказу рознь, написал как смог, как на душу мне то положил Бог,
   Если ж перед Ним покривил душой - долонью своей ты мой рот закрой.
   Не брехать чтоб впредь, не марать листов, если есть же смысл в веренице слов,
   Песням лесовым далее внимай, строку за строкой ветров сказ читай.
  
   В северном крае
  
   Тем временем в северном крае лесной собирался народ,
   Кто зиму в полесье встречает, кто веснушку в гости там ждет.
   Зима уж в кондовую силу на русском просторе вошла,
   Сугробы в полях настелила, морозцем людей обожгла.
   И в самый разгар глухозимья, как чудный к весне поворот,
   Все, птицы и звери взаимно встречают солнцеворот.
   Казалось последним дыханьем чуть жив был декабрьский день,
   Светилу в студенном тумане вставать ото сна стало лень.
   Шажком неуверенным, зыбким взойдет над пихтовой тайгой,
   И вновь златоперистой рыбкой за овидь нырнет на покой.
   Когда же по летней дороге помчит его красный возок,
   Когда же лучистые дроги завесят поемный улог.
   В те дни одичалая стужа всю живность за горло берет,
   И малики заячьи кружит, к деревням волчарню ведет.
   И все в ожиданье глубоком про этот предвещанный час,
   Когда же лучом рдянобоким им Солнышко весточку даст?
  
   Солнцеворот
  
   Пожалуй бы век любовался на тот самоцветный дворец,
   Могучий огонь там скрывался, замкнутый в затейлив ларец.
   И Ветер, в предгорном распадке дыханье свое затаив,
   Смотрел на сапфирные кладки, на красок затейливый взвив.
   Но то еще было полсвета, ведь зори-маманьки никак
   Не могут дозваться рассвета. По разному: эдак и так
   Сынка своего лежебоку те силятся вдруг разбудить.
   Стреноженный конь же с наскока являл свою ярую прыть.
   Тугие удила пытая, он в стойле копытами бьет,
   А шерстка буланно-златая сиянье ошкуйное льет.
   И месяцем блеск-полнолунным узда его ярко горит.
   Зарей серебренным монисто нагрудник узорный подбит.
   Лишь ангельский огненный воин коня оседлает того,
   Зажавши копьище в долони, в дозоры направит его.
   Так ржет жеребенок рассветный - колеблются камни в горах.
   И Ветер, в тот миг безответный, почуял ознобу и страх.
   Тут поветерь взвилась морская, погнало волну за волной,
   И громом вдали громыхая, прервался рассветный покой.
   И с платом льняного покроя, расшитом сквозным серебром,
   Две зорюшки-мамки, ликуя, покинули солнечный дом,
   Неся в нем родного дитятю, тот еле глаза протирал
   В парчово-жемчуженном плате, аж воздух вокруг заблистал.
   Вот тут Ветерок и припомнил рассказы кота-баюна,
   Как праздничным шумом и звоном наполнится та сторона,
   В наряды свои облачится, в сапожки из яловых кож,
   И выйдет комонь-заряница на просинь небесных рогож.
   На встреч ей Вечерница встанет - бахромчатый вытянет плат,
   И песню-побудку затянет, лицом обернувшись в закат.
   Утряница ей подголосит, вдруг молнии в небо пойдут:
   Межи океанского плеса как пойменный луг расцветут.
   И явится дивное диво: из дальней заморской страны,
   По тверди небесной игриво, в распыле гнедой пелены
   Прискачет волшебный олешек - злат-полымем пышут рога.
   Он встанет на крут-обережек, в червленном копыте нога.
   И россыпью молний проворных рога обовьются на миг,
   А зорюшки с платов узорных подбросят вверх солнечный лик.
   Искрясь адамантовой пылью, над морем оно восплывет,
   А следом, как будто на крыльях, олень в поднебесье скакнет.
   Догонит во горних покоях, рожком молневидным боднет -
   И солнце в лазурных устоях лучистым снопом полыхнет.
   И снова вдогонку олешек, опять прободить его рад,
   А дали в пурпуровых вежах на новый, неведомый лад.
   Во третий раз рогом пыряет и в воду летит колотье,
   А волны морские сияют, свое обретя бытие.
   И с каждым ударом о солнце рога его жарче, ясней,
   И громы всемирные звонче, и солнышко-колоб живей.
   И вот уж оно не дается игристым оленьим рогам,
   В великом пыланье зачнется, воротится к мамкам-зорям.
   А те уж радешеньки встрече, что сын их воспрял ото сна,
   Природе уж ждать недалече, когда возвернется весна.
   Каленым в печи полотенцем они утирают его,
   А он огнедышащим сердцем сверкает им пуще того.
   Олешек никак не уймется, вкруг острова носится все -
   Окалины сыпятся с рога и множат в воде колотье.
   Лучистые брызги, взлетая и пар источая волной,
   Каменьем драгим опадают на сказочный берег морской.
   Они то и есть самоцветы, что намедни Ветер видал:
   Струею лучистой задеты яшма, изумруд и опал.
   Смотри, как затейливой пеной идет перелив по земле,
   И эхом стежки-отраженья в багровой теряются мгле.
  
  
   На весенней дороженьке
  
   Ярилушко-Солнце в нарядах, легки аксамит и парча,
   А комонь-Рассвет весь в смарагдах, оглобли - два скорых луча.
   Усажен он зорями в кузов. "Теперь уж весенним путем
   По небушку в огненных узах сегодня мы вместе пойдем",-
   Коню он преласково шепчет и гривушку треплет ему.
   И льются червонные речи в заветном его терему.
   Тому Ветерок стал свидетель, побыв на Буяне холме -
   Такие есть дивы на свете, что и не увидишь во сне.
   А вьявь может все совершится, что в сказку пером не вписать.
   Ягинишны быль-небылицу хочу все же я досказать.
   Олень тот с волхвующим рогом умчался на север к снегам,
   И огненным ходит набродом по диким пустынным краям.
   А сполохи, блестки, отзори с сохатой его головы
   Зовутся народом поморья сияньем небесным. Увы,
   В лесном нашем крае тот сполох увидеть возможности нет,
   Быть может средь сосен и елок теряется призрачный свет.
   Но Богом никто не обижен, ведь в северных землях зимой
   И ночка о полугод длится, хоть малой забавой такой
   Утешен там люд от Оленя в полярную долгую темь:
   Рогатое высунет темя, ударит копытцем о земь,
   Займется по небу сиянье, ведь Солнышко в теплом краю
   Им дарит огня полыханье и чудную искру свою.
  
  
   Как Ветерок возвернулся
  
   Быть может за морем и краше, быть может в чужбинах теплей,
   Но все же родимые чащи приятственней нам и милей.
   Настала пора возвернутся к отеческим вольным брегам,
   На север лицом повернуться, приметить дороги, а там
   У сладкоголосой криницы слетелись щуры, снегири,
   Бельчок затаился на вице, в снегах залегли глухари.
   И вот в потаенной клетушке, что солнцеву искру хранит,
   Скакнули с небес огневушки, затвор молоньею разбит.
   И первым лучом окоемным дана долгожданная весть,
   Что Солнышко к высям полденным подняться имело бы честь.
   С очей дремоту глухозимья стряхнет, освежится снежком.
   Жар-свет из лучистого ливня на земь изольет ободком.
   В ответ и искрица в затворе сверкнет золотым огоньком -
   И как бы в декабрьском боре весенним отдастся теплом.
   Ликуют и празднуют птицы и всяко лесное зверье.
   Один лишь Стужайло сердится и пуще морозами бьет.
   На то есть примета, коль солнце на лето бочок повернет,
   То лютых метелей, морозцев зима для себя призовет.
   Но сколько бы ей не стараться - настанет ликующий день,
   Во край ледяной возвращаться под вечно-полярную сень.
   И даже медведь, задремавший в берложной своей конуре,
   И искру в бору сторожащий, на миг воспроснется в норе,
   На бок на другой повернется, клыкастою пастью зевнет,
   Почует затишье в болотце и вновь до капелей уснет.
   А Ветер бродяжьей дорогой в свой край возвернется назад.
   С собой донесет он до лога от острова камень смарагд.
   Покажет Яге и Бельчонку, расскажет коту-баюну
   Заморские были-сказенки, о том заревом терему.
   Те будут и слушать и охать, дивиться и слушать опять,
   Смарагдовый камушек трогать, веснянку-куму предвещать.
   Взаправду, ведь цвет изумрудный, что зелень апрельской травы,
   Что луг размуравленный чудный, что летошний кудель листвы.
   Трещала поленьями печка, съедала щепу, бересту.
   И зорко с резного крылечка пугач озирал темноту.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"