ГОРОД
Тебя не вмещают вены,
Но ты растворяешь стены,
И ветер не может
Закрасить твой силуэт.
Кто станет твоею сменой,
Когда я вырвусь из плена
Огней прожекторных,
Пепла его сигарет.
Город. Он подменил меня,
Заставил плясать на льду,
И плавился лед.
Сорван
Яблоком в райском саду,
Венчиками огня
Упал на меня с высот.
Скажи мне свое имя,
Имя пламя,
Имя стеклышко,
Пока еще не остыло,
Прикоснись губами
К солнышку.
Равнодушие, зяблик,
Кругленький бублик,
Блик за рублик,
Любовь в тринадцатом дубле.
Срублен
Деревом первым,
В переводе на буквы
Больно.
Ты это успеешь,
Если заменишь
Имя свое,
Имя пламя,
Время стекло,
Уже ушло
Время, текло,
Пекло,
Адское жерло,
Я - жертва,
Жертвую
Живую железную
Обезвреженную
Жалость свою,
Ее не вмещают вены.
* * *
Месяц стоит высоко над воротами,
Каменный век, железные сумерки,
И сердце твое мне не станет убежищем,
Я требую больше, чем это положено,
Больше, чем принято в подобных случаях,
Тревожные завитки, древесные локоны,
Месяц стоит высоко над воротами,
Ветер стучится и бьется как проклятый,
Все на своем пути превращает в колокол,
Я никогда не узнаю, как плачет иволга,
Я никогда не услышу всхлипа уключины,
Может быть, этим только я и наказана
И после кто-то меня уведет от отчаянья,
Где на пороге железным ударом заполнится
Маленьким светом уже не кровящая ссадинка,
Может быть, ветер споткнется об медного всадника,
Розовый куст умирает внутри палисадника,
Месяц взошел и стоит высоко над воротами.
* * *
Все иду по улицам продрогшим,
Выбивает ритм тяжелый шаг.
Одиночество с душой подростка,
Голубь мой нахохленный, душа.
Нам огни не светят и не греют,
Просто так растут, для красоты,
Господи, я до сих пор жалею
Той ненарушимой черноты.
Снег придет, обрушится, разбитый,
Белая разбрызганная кровь.
Хочется упасть в окно открытое.
Горькая моя, непозабытая,
Первая
Последняя
Любовь.
* * *
Фонарные столбы ночью
Превращаются в обелиски:
Лоскутные цветочки,
Строчки,
И заплаканные глаза - близко,
На расстоянии сна,
Поцелуя или проклятья,
Братья,
Обнимающие столб руками,
Ленточками и венками,
Облаками.
Фонарные столбы ночью
Превращаются в сигнал тревоги,
Дороги
Поделены на кусочки,
Их можно вынуть,
Будет еще красивей,
Пока не смотришь за спину,
Они окрашены в синий,
Делают шаг, крадутся,
Ты их спугнешь, не надо.
Они играют,
Дети, не знавшие мамы.
Фонарные столбы ночью
Превращаются в карусели.
Ты не веришь? Ну, полетели!
Сделаем круг над мертвым,
Круг над живым и спящим,
Будущим и настоящим,
Прошлое - запределье.
Стертые временем лица,
Заплаканные глаза
На расстоянии птицы,
Улетевшей назад.
Посчитай меня с тем, кто дышит,
Тише,
Мне это очень нужно,
Разбуженно, лишне,
Постарайся не позабыть:
Ночью превращаются фонарные столбы.
* * *
Ребенок зимы , заплутавшийся в темных дворах,
Глядящий на окна в предчувствии елочной сказки,
А рядом, на грязном снегу все, кто выплакал глазки,
Все ветки, все тени, тебе обещавшие страх.
А трубы - уродцы, и ржавой пружиной в двери,
Как кошкой, скребущей любую заблудшую душу,
Была ли молитва, которую держат внутри,
Которую некому вверить, ведь некому слушать?.
А в эти колодцы весною польется вода,
Ребенок зимы, перепутавший все так нелепо,
Волшебную сказку поет тебе ток в проводах,
Земля - из-под ног, но зато опускается небо.
И здесь фонарями снежинка взята под прицел,
И здесь не мечтаешь уже ни о чем запредельном.
Устала искать тебя ночью сырой и метельной.
Ребенок зимы...Я так рада, что ты еще бел.
* * *
Ты ангел из моих кошмарных снов.
Я задохнусь от холода и жара.
Кровь заржавела, я железной стала,
Меня тошнит от собственных стихов.
За что мне эти приступы любви?
Смерть сквозняком стояла у порога.
Мне надо от тебя совсем не много,
Не притворяйся и не делай вид.
Когда я сплю, снимаю возраст свой,
И сны мои из белых и зеленых.
Мы были бы похожи на влюбленных,
Когда б не возвращение домой.
.
* * *
За тебя поставлена свеча.
Ты мне скажешь, затыкая уши:
Никогда нигде не будет лучше,
Бестолково плакать по ночам.
Все равно углы и сквозняки,
Все равно пролеты и опоры,
Не к лицу они тебе, не впору,
Навсегда, наверно, велики.
Словно - руки,
Словно - имена,
Словно - засыпающее тело,
Выдано - и никакого дела,
Ветер дует, темень из окна.
* * *
Перед дождем сквозило солнце
Через прорехи ветхих дней,
Казалось, больше не прервется
Твой голос в голове моей.
Казалось, больше нет спасенья,
И я шептала, не стыдясь:
Целуй глаза мои, весенний,
Пока душа не прервалась.
И ветер шелестел снаружи,
И бредил: все еще придет,
Как будто кто во мне разрушил
Сверкающий тяжелый лед.
* * *
Возьми, что хочешь, наугад,
Тебе не нужно ничего,
Как плавно в ночь уходит сад,
Будь свят, придумавший его.
Будь свят стократ ни сват ни брат,
Ни друг, ни круг, а просто так,
Переливай из формы в суть:
Как плавно в ночь уходит сад.
Переливай из уст в уста,
Перенимай волшебный знак,
Как фиолетово-чиста,
Как плавно в ночь уходит такт.
Как фиолетово-черна
Волна, окутавшая нас,
Переливай меня со дна
Молчащих бесконечных глаз,
Перемещая наугад
По фиолетовой черте,
Наощупь набросав вчерне,
Как плавно в ночь уходит сад.
* * *
Только чужие слова повторю,
Только чужие следы отогрею,
Старым шарфом обмотавшая шею,
Тысячу раз, все равно, заболею,
Температурой и грустью сгорю.
Встанет у двери и станет смотреть,
Крылья уложены на батарею,
Валенки сына, морщинки правее,
Руки остывшие некому греть.
Скорчились листья в тетрадках цветов,
Будет лишь наискось тренькать троллейбус,
Долго мучительно помнить нелепость,
И не возьмет меня даже на небо,
Отковырнув как засохшую кровь.
* * *
Это всего лишь жестокие игры:
Рифмы и догмы, догмы и рифмы,
В окнах огонь, за огнем темнота,
Нам бы сидеть на диване в обнимку.
Верить, что мы навсегда.
Словно слова на потертой пластинке
Будут в окошко стучаться снежинки,
Поиск тепла и глухая стена,
Только под утро прорежет морщинки
Чья-то чужая весна.
* * *
Что мы видели в жизни прекрасного, кроме
Треугольника света у двери подъезда,
И за ним навсегда ничего неизвестно,
Бесконечная музыка собственной крови.
Бесконечное тело ночного пространства,
Где по венам дорог протекающий поезд,
Приготовься исчезнуть, замри, успокойся.
Так бывает с Землей в состоянии танца...
* * *
Господи, я так хочу покоя,
Пристани на желтом берегу,
Где сквозь поле над большой рекою
К маме ненаглядной побегу.
Припаду к рукам ее горячим,
Сквозь улыбку позабыв про боль,
И тогда, наверное, заплачу,
В мягкое тепло уткнувшись лбом.
И тогда затянутся все раны,
Черный мир уйдет из головы,
Все забуду, всех забуду, стану
Ласковее света и травы.
* * *
Все было когда-то проще.
И где ты тогда бродил?
Размытый рекламный росчерк
Все небо разбередил.
Тревожно земле без снега,
Пусть сжалится над землей
Заплывшее дымом небо,
Пришлет затаенный свой
Беспомощный беспокойный,
Белейший волшебный снег,
Свой порошок снотворный
Больной ночной глубине.
* * *
На лестнице, где смрад, где пьют вино,
Все солнечные зайчики пьяны,
Из всех щелей сквозняк, закрой окно,
И, может быть, мы будем спасены.
...И было под щекой твое плечо,
И сон-сироп заклеивал глаза.
О, Ангел, как на сердце горячо,
Как будто воском капнула слеза.
И грезится под утро крестный ход
По подворотням и пивным ларькам.
И кажется - раскрылся небосвод,
И излечима старая тоска.
* * *
...Там, на маленькой пристани,
У огромной реки,
Разбивается искренность
В брызги - буквы строки.
Так давно уже хочется
(Что в дыхании сбой)
Одного - одиночества,
Тихой встречи с собой.
Разговора безмолвного:
"Успокойся, пойми,
Я давно уже вспомнила,
Как мы были людьми.
Как рвались и перечили -
Горячо, тяжело,
В теплых травах кузнечики:
Это детство вело..."
Мы теперь одно целое,
Без оглядки, беги!
Берег, камушки белые,
Свежий запах реки.
* * *
Золотое, покрыто фарфором,
Белым гладким, отколотым синим,
Нет, лазурным, как фреска собора -
Это небо, что кажется сильным.
И домашним, как чайное блюдце,
И далеким, как чье-нибудь детство,
И когда облака разобьются,
Золотое откроется сердце.
И на дне у случайного солнца
Я увижу, вглядевшись с изнанки,
Ту же девочку у колодца,
Потихоньку везущую санки.
* * *
Во мне нет ненависти,
нет страха.
На мне всегда лишь
белая рубаха
На казнь и на причастие
Любви,
И рукава широкие в крови.
И это значит, я теперь готова,
Теряя веру, обретаю
снова,
И веет богохульством
чистота,
Но подставляю плечи
для креста.
От счастья плачу,
и от боли плачу.
Плачу долги,
и получаю сдачу.
Глазам не доверяю
и ушам,
Крест-накрест
заколочена душа.
И вот беру,
и берегу, и помню.
Мне всё к лицу,
и первый встречный - ровня.
Цветы щедры,
а зеркала кривы,
И рукава широкие
в крови.
* * *
Подумай обо мне сейчас,
Тебе никто не запретит.
Метель, играющая джаз,
Перемешала все пути.
И город - только белый холст,
Где чуть наметились огни,
И память, как гигантский мост
Один средь этой белизны.
Что связывает здесь людей?
Возможно, только чья-то смерть,
И то на время, малость дней,
Задуматься, оцепенеть.
А после - бесполезный трюк
Искать друг друга, выход - вход...
Подумай обо мне, мой друг,
Пока ещё метель поёт,
И постепенно входит в транс,
И бродит со свечой в руке,
Которая горит за нас
На запредельном сквозняке.
* * *
Как хочется, пути не разбирая,
Бежать навзрыд с горячей головой,
Знакомые тропинки разбивая
Сквозь свежий снег нападавший, ночной.
Сквозь острый аромат земли и крови
(Зачем не все открыто, Боже мой?)
И рядом боль, и сердце наготове.
Забудь меня, и будь всегда со мной.
* * *
Водит букв кардиограмма
Пальцами (дрожат),
Снится лета панорама,
Лампочки жужжат.
Медсестра готовит постриг,
Капает раствор.
Скоро соберутся гости -
Ставь блины на стол.
Ветра стук в оконных рамах.
Говори, я жду.
Вьётся в ночь, как телеграмма:
Ждите. Выхожу.
* * *
Несовместимое сместится,
Так сны приходят без ответа.
Со мною что-нибудь случится
Сегодня, завтра, прошлым летом.
Я чувствую прицел, не видя,
Мне не нужны разуверенья.
И Ангел говорит: Изыди,
И улыбается с презреньем.
И боль оранжевого цвета
Опять нахлынет и отхлынет.
Я жить устала в роли жертвы,
Устала биться в паутине.
Но все живут - и я туда же,
Пишу, рожаю и старею,
Боюсь ночей и жду, когда же
Над городом себя развею.
Как семена деревьев ветром -
Сегодня, завтра, прошлым летом.
* * *
Пролетала над пропастью рваной толпы
Отголоском вчерашнего зря.
Твои крылья к утру превратятся в бинты,
И на них заалеет заря.
И на голову ливень обрушит свой бред,
А ты будешь пытаться понять:
"Если любишь, скажи что-нибудь мне в ответ,
А иначе - опять замолчать..."
А потом эти улицы снова сотрут
Все границы свои и мосты.
Будешь плакать, и крылья опять отрастут,
Чтоб к утру превратиться в бинты.
И не надо выпрашивать - только дарить,
Размышляя о том, что болит:
У кого ты украла танцующий ритм
Для проклятий своих и молитв?..
* * *
Сыпал снег в открытые глаза,
Успокой мои больные мысли.
Он летать умел, и он был чистый,
Но его отвергли небеса.
Чья-то там не дрогнула рука,
Белый цвет, как запертые двери.
Брошенный, я здесь, и я не верю
В эти ледяные облака.
Всё пойму, что ты хотел сказать,
Позовёшь - и я приду на помощь.
Вот мои горячие глаза,
Только ты слезами их наполнишь.
Не растай, о только не растай!
Я тогда растаю и поверю,
И скажу сквозь запертые двери -
Я летать умею. Я чиста.
* * *
Не я ли пряталась здесь, в лугах,
Опьянённая запахом трав?
Бессмертны нежные берега,
Я в них ухожу, устав.
Здесь тьма на улицах заводных,
Холодных витрин огни.
Здесь только о неудачах ныть -
Пластинку, скажут, смени.
Конвульсии музыки и огня,
Чужой равнодушный взгляд.
Ведь было детство и у меня,
И у меня, мой брат.
И ты, обернувшись, стоишь в дверях,
А там, за спиной, дыра:
"Не ты ли пряталась в тех лугах,
Опьяненная запахом трав?.."
* * *
Пишу о тебе - как посуху,
Водицы глотки горьки.
Хожу с деревянным посохом,
Железные башмаки.
Три каменных хлеба собраны,
Заплечный мешок тяжел.
Дороги дождями сотканы
В обход городов да сел.
До верхней бы ноты - затемно,
Ночлегом дремучий лес.
Звезду из колодца зачерпну,
До талых дойду небес.
Пишу о тебе - как посуху,
Водицы глотки горьки.
Хожу с деревянным посохом,
Железные башмаки.
* * *
Апельсиновой кладью
набита до боли,
Не сума, не тюрьма,
только тоже неволя,
Чтобы я умерла,
отведи меня в поле,
Отпусти меня
в небо июля.
Повстречай, проводи,
помяни хлебом-солью,
Поделись с кем-нибудь
легковесной юдолью,
Чтобы я не вернулась,
сверни за горою,
Где лиловые ветры задули.
Всё вернётся к тебе,
если я загадаю,
Я столетней весною
тебя ожидаю,
За рекой, за строкой,
за неведомой далью,
Там, где плачет,
купается месяц.
Где единым становятся
сны, загораясь,
Опрокинуты крыши
в открытые раны,
Я ребёнок, и я
в твоём детстве играю,
Ты придёшь не в то
время, посмейся.
Это помнит ручей,
где лежат наши лица,
Ты успеешь уйти до того,
как случится,
Ты несёшь воскресенье
моё, ты убийца,
Но прозрачны и
ласковы пули.
Это только свеча
для того чтоб молиться,
Чтоб уснуть и мечтать,
беспокойная птица,
Чтобы я умерла,
мы должны перелиться
В обожжённое небо
июля.
* * *
Разучилась говорить. Молчу.
Застываю глиняным сосудом.
Если и зажгут внутри свечу,
От нее теплее я не буду.
Бабья горечь выльется в дела,
На коленях мыть полы, истерик
Звон - посуды, мытой добела,
И устала плыть, и виден берег.
Ничего, что он придет во сне,
Что, проснувшись, я о нем забуду.
Молча потоскую об огне
Изнутри холодного сосуда.
* * *
Мой голос детский, голос незнакомый,
Я помню звук - он не похож на мой,
И аромат бревенчатого дома,
И лошади маячат за рекой.
И где-то за околицей равнина,
Упасть бы в земляничный дух земли,
Как после - в сон перед кроваткой сына,
Теряя нить на слове "исцели".
А в зеркале отражено иное,
Открыта дверь, белеет глубина,
И хочется идти туда, в земное,
Но свет. И держит за руку вина.
По пыльным чашкам исповедь разлита,
Все ждут судью. Ночник перегорел.
И никогда мне голосом забытым
Не закричать в деревне на дворе.
* * *
Изольда изо льда,
Кусок батиста -
Душа - быть может,
Холода и льна.
Твою судьбу отменит глупый выстрел,
И лодка лбом ударится о пристань,
Когда Тристан очнётся ото сна.
Дремучий лес,
Возьми мою печаль!
Возьми мою неистовую
Искру,
Всю искренность мою...
Кусок батиста,
Гори, прохладный лён,
И эта даль.
Осколки льда,
Такой прозрачный, чистый,
Невинный день,
И память ни о чём.
Как пристален твой взгляд,
Мой друг лучистый!
Дремучий лес
По тропке каменистой
Вбегает в небо
Как ребёнок в дом.
* * *
Промокший сад... О, это всё из детства -
И боль, и эта сладостная грусть.
Я не вернусь, не перейду в наследство,
И больше никогда не улыбнусь.
Идущая как дух, от тела к телу,
Не насмотревшись, как горит огонь.
Послушай, ты не ведаешь предела,
И, как смычок, берёшь мою ладонь,
Да не взрослеть, не зреть тебе вовеки!
Останься здесь, в саду своих высот,
Где чёрные деревья как ацтеки,
Когда и больно, не откроют рот.
Изранены дорогами познанья,
Испещрены дождями прошлых лет,
Из рода в род передают молчанье -
Свой выстраданный вековой завет.
Пора прощаться. Всё уже готово.
На черном небе - место для звезды.
И я теперь не вымолвлю ни слова,
И ни единой не пролью слезы.
* * *
Над головою поезд шел
И летний дождь зеленый сумрак
Войди в мой сон и сядь за стол
Пей горький чай и скоро утро.
Мой домик укреплен за склон
Так что окошки смотрят в воздух
Дрожит Куда-то едет он
И здесь живут ветра и звезды
И ты один на детство лет
Что мне б тобою надышаться
Вот наш вокзал. Купи билет
Чтобы уже не возвращаться
Беспечность Нам под тёплый дождь
В стекле размыты отраженья
Ладонь прохладна Ты идёшь
Со мною Рядом Воскресенье
Твои прозрачны имена
Их капли в губы шепчут мягко
Но в слух игра запрещена
Малина и лесная мята
Но вслух надрывные гудки
Как плач в закрытые ладони
Разбитый лёд и кровь реки
Одна фигурка на перроне
Песочной шахматной доски
****
И вязнут в снегу все незрячие щупальца ночи,
Тревожной душой погружают в остывшую память,
На дне горячо, в самой низкой расплавленной ноте,
Не дай мне забыть, умереть, и не дай мне слукавить!
Но все миновало, и сделалось все бесполезным,
Болезненным, хрупким, как кожа под солнечным жаром.
И приторным - корочка сахара, слезы исчезнут,
Не смей прикасаться: волна, накатив, убежала.
Волна, накатив, негатив на оставленной суше,
Следы на снегу бередят меня каждую зиму,
Ты дальше не станешь, поранишь, и выманишь душу,
Приют всех ночей моих, бред неотвязный, незримый...
* * * * *
И нас материнские руки несли через степи,
И ветер летел нам вослед, и трава нагибалась,
Звенела тревожная нота, гроза надвигалась,
И бились далекие птицы в нахмуренном небе.
Как чисто сверкнуло крыло в обессиленном взмахе,
Закрылись тяжелые веки, и снова открылись,
И первые капли в лиловой траве шевелились,
И там впереди кто-то шел в белоснежной рубахе...
И снова я слышу сквозь сон, как шуршат километры,
А после, очнувшись, как кто-то зовет издалека,
И смотрит, прищурив глаза, словно ждет одиноко,
И в белой рубахе стоит под взбесившимся ветром.
*****
Там, где ветер пустыми глазницами хлопал
Бесприютных подъездных дверей,
Просыпались чужие, им было не плохо-
Обреченней и как-то светлей.
Все дороги любви приводили к вокзалам,
Ожидание - вечный сквозняк.
Я искала тебя. Я, конечно, искала
Среди прочих таких же бродяг.
И менялись все время приезжие цирки,
И монетки в карманах пальто
Постоянно терялись в какие-то дырки,
Словно дни в моей жизни пустой.
Я меняла работы, тряслась по маршруткам,
Я плевалась, объевшись попсой,
С телефон-автомата с оторванной трубкой
Дозвониться пыталась Домой.