Действие первое
В гостиной одного поэта, которого по странному стечению обстоятельств зовут Трудлер, сидит поэт Меркулов и читает про себя его стихи. Прочитав, Меркулов лукаво улыбается.
Меркулов: Под лесофейное сопрано
Решил я истину искать.
Убрал Коран, налил стаканы,
И мне открылась благодать.
Врывается Андрей Ахматов с бутылкой в руке
Ахматов: Браво! Я бы с вами выпил
Входит хозяин стиха, он явно недоволен происходящим
Трудлер: "Убрал Коран" - ну, Вы даете,
Вам нужно совесть поиметь!
И на еврейском стихоплёте
Не вымещать свой зов в мечеть.
Пусть Вам не хочется молиться,
И тянет к водке Вас стакан,
Зачем же на моей странице
Вы поминаете Коран?
Коран в немилости здесь лютой,
И, как послушный иудей,
Я призываю Вас не путать
Мозги порядочных людей.
Меркулов, не замечая автора, обращается к Ахматову на английском, вспомнив, что тот - переводчик. Не дожидаясь ответа Ахматовa, он отвечает сам себе
Меркулов: Eugene:
Which do you prefer, my dear:
Drinking whisky or some beer?
Andrew:
What's the question? What's the matter?
Pour me both, the more - the better.
Наконец, Меркулов замечает раздраженного автора.
Меркулов: Нападки Ваши, Алекс, странны,
И возмущаетесь Вы зря.
Ведь и Талмуды, и Кораны,
Поверьте, мне - до фонаря.
Коран подальше от бутылки
Я положил не с пьяных глаз,
А просто точно были ссылки
На эту книгу и у Вас.
В это время Ахматов ловит смысл сказанного Меркуловым и возражает
Ахматов: I can pour you some moonshine
If you wouldn't - just say goodby
Отмазка Меркуловa не устраивает автора. Он требует ясных объяснений.
Трудлер: Вы говорите - были ссылки?
Да полно Вам меня дразнить...
Мне Ваши плоские дразнилки
Не интересны. Бросьте пить!
Да мне само упоминанье
Об этой книге - как бельмо!
Скажите - где? Я весь - вниманье,
Я весь внимание само...
Ну, хорошо. Допустим было.
Так было ж точно с пьяных глаз,
А Вы? Как можно...И бутылку
Не нужно мне совать, смеясь...
Меркулов: Ах, Алекс, я прошу пардону!
Должно быть, в памяти провал.
С утра, признаюсь, самогону
С Андреем вместе перебрал.
Инцидент исчерпан. Как казалось. Но Ахматову на пьяную голову показалось иначе, и он полез выяснять отношения дальше, швырнув в лицо автору авторa же собственные строчки.
Ахматов (читает с бумажки):
Мне всюду слышно стрекотанье,
Кругом топорщатся углы,
И злобно ширится восстанье,
Достав Коран из-под полы.
Темно, сомнительно и странно...
Кипенье - это не по мне,
И лесофеи чуть сопранно
Шепнули: "Истина в вине."
Автор в раздражении захлопывает за собой дверь, затем просовывает голову в дверной проем и восклицает.
Трудлер: Какие все-таки поэты
На Самиздате - алкаши
И моветоны. Нет, эстету
Они не трогают души.
Я же сказал: Коран по пьяни
Залез в стихи, как хитрый вор...
Меня Ваш злобный смех не ранит,
А Вам вот мне пенять - позор!!!!
Дверь захлопывается - на этот раз окончательно. Аxматов в недоумении крутит пальцем у виска и, хитро подмигивая поскучневшему было Меркулову, достает ещё одну бутылку. Меркулов благодарно улыбается.
Занавес
Действие второе
Ахматов сидит в баре общества нелегальных алкоголиков. На коленях ноутбук, в зубах сигара. Стряхивает пепел на пол. Заходит Трудлер со стаканом виски в руке и садится напротив.
Ахматов: Сижу, таращусь в монитор,
Настольный свой Коран листаю,
И одного не понимаю -
Об чем мы спорим до сих пор?
Ведь нам, татарам, все равно,
Чего там Трудлер наливает -
Талмуд последний пропивает,
Иль за Евангелие пьет.
Трудлер радостно смотрит на Ахматова. Неожиданая реплика последнего обрадовала Трудлера. Он протягивает виски Ахматову.
Трудлер: Андрей, ты тоже из татар?
И я - татарин, пусть на четверть,
Зачем нам вер различных гарь
Ложить, как краски на мальберте,
В стихи без сердца и ума?
Я истину в вине приемлю,
Когда на закусь - пастрама
И воздух, спеленавший землю.
Ахматов обрадованно лезет в чемоданчик за салом. В это время в бар входит казак Ежов и приближается к столику за которым пьянствуют подружившиеся Ахматов и Трудлер.
Ежов: Возразить имею как,
блин, потомственный козак,
(забайкальский, но не важно).
Шоб так нагло и вальяжно
всяка нехристь с татарвой
Сало мацала рукой...
то свiдомiсть, блин, моя
нацi, блин, ональная
ще того не дозволяла!
Бей татар, рятуй, блин, сало!
Трудлер встает с места с недовольным видом человека, которому помешали есть сало.
Трудлер: Как татарин не отвечу.
Я отвечу, как еврей,
Ты чего здесь бисер мечешь
В тихой заводи моей?
Некошерной пищей мерзкой
Ты зачем меня стыдишь?
Ишь, со рвеньем пионерским
Налетел и сляпал стиш.
Ляпать стиш - велико дело -
На хохляцком языке,
А вот смог бы так же смело
Флейту труб ломать в руке?
Ахматов тоже не выдерживает. Он вскакивает. По широкому татaрскому лицу ходят желваки. Он явно хочет подраться.
Ахматов: Ты татар не трожь руками,
Наци, блин, анальный,
Незалежно-самостiный,
Щирий та безтямний.
Соберемся мы с жидами
И к тебе нагрянем
Сало прячь, ховай горилку -
Усе повiдбираем!
Опешивший было Ежов храбро бросает реплику обоим.
Ежов: Наезд - высокое искусство.
Не наше дело пальцы гнуть,
Но проявить живое чувство
И от души кого-нибудь
Макнуть в ... - святое дело.
Я как последний Зоолюб
Пытаюсь, хоть и неумело,
Пройти сквозь флейты чуждых труб.
Ахматов с лукавой усмешкой поворачивается к Ежову и, уперев руки в боки, важно заявляет.
Ахматов: Про флейту водосточных труб
Вы зря решили поминуть,
Я подскажу, во что дудеть вам,
Как зоотехник, прост и груб -
Фаллопиева, евстахиева, иль вообще анальная -
Труба такая вам к лицу. Хотя и виртуальная.
Трудлер падает в кресло и меланхолично добавляет к сказанному Ахматовым.
Трудлер: Да, вижу, сточных дел умельцов
Поразвелося на Руси...
Ух, любят бойким стихомельством
Гостей невинных поносить.
А сами кто? Осколки хамства
И наглой нации следы...
Вон, рыцарям печальных странствий
Жалеют сала кус. Жады!!!
Ежов обижено разворачивается и идет к выходу. Бормочет про себя: "Я так не играю"... Ахматов с Трудлером переглядываются и подбегают к Ежову, преграждая ему путь. В руке у Ахматова кусок сала, а Трудлер протягивает стакан с чем-то очень волнительным. Ежов устало улыбается, машет рукой и...
Занавес
Конец
Связаться с программистом сайта.
|