Ладони прижали сильнее.

Незаметно подкралась ночь.

Сердце уже забыло, как выглядит небо и, нежась в объятьях, стало за ним подглядывать.

На небе что-то стало появляться.

- Улыбки? - поначалу удивилось Сердце.

- Так и должно быть! - согласилось тут же.

И как подтверждение раздался Смех.

- Смех Радости? - поначалу удивилось Сердце.

- Так и должно быть - согласилось тут же.

Сердце зажмурилось и долго не открывало глаза. Можно было подумать, что оно мурлыкает.

А когда открыло, увидело, что тоже сейчас обнимает Сердце и что оно тоже открыло глаза и улыбнулось.

И улыбнулось.

- Зеркало? - поначалу удивилось Сердце.

- Нет. Но так и должно быть - согласилось тут же.

И зажмурилось.

Прижалось и услышало себя.

Казалось, пролетела секунда, но когда Сердце открыло глаза, увидело, что уже невероятно светло.

Воздушные айсберги отодвинулись и пропустили Солнце.

- Солнце? - поначалу удивилось Сердце.

- Так и должно быть! - согласилось тут же.

Увидело, что пропустило утро, что уже вроде день.

- Сон? - поначалу удивилось Сердце.

- Нет - услышало себя.

- Так и должно быть - согласилось тут же.

ХХХ

Сухарная крошка De...

Белое сверху. Быстро. Часто. Мука? Может из нее лепят холодных зверей?

Можно обсыпаться ею, нетронутой, спелой и только после жерновов.

Сахарная пудра? Белая. Сладкая. Гораздо меньше, чем черная соль, но в сумме большая.

А потом застывает единым куском. И слышен хруст. И слышен скрежет. Но всё равно так быстро размокает.

А если через те же жернова?

И посыпать, чтобы было как в кулинарном отделе.

Возьми и разогрей. Не общепит. Без гнутых оловянных ложек и растопыренных вилок.

Разогрей и зашипит, но не сожги полностью, а то обожжешься.

Сгоревшие зерна пробегут мимо.

ХХХ

И.

Она.

Я уже стал забывать, как выглядят люди, я не выходил на улицу много месяцев, может быть даже лет.

Я не знаю, откуда появилась она и почему, я чувствовал, что превращаюсь в нечто, то, что меня пугало бы в недавнем прошлом, то что, быть может, пугает меня и теперь, но гораздо меньше.

Она появилась и я стал думать, что, наверное, в одной из прошлых жизней я был котом, а может быть даже и сейчас, только вот разве что не мурлыкою вслух.

Засыпая, я слышал ее голос. Она спрашивала, а я отвечал. Она была так далеко, но в то же время никто, так как она не был так близко. Всегда рядом, каждую секунду. Каждый миг.

Откуда она появилась?.. Или она была всегда и всегда будет. Будет и в морозные ночи и в жаркие дни. Будет согревать и охлаждать. Будет всегда ждать. И будет петь. Будет звучать.

Как чудесно она звучит... Когда касаешься ее сладких трепещущих губ. Глаза наливаются сладкой истомой. Радостью наполняется душа. И неподдельная Улыбка озаряет прекрасный лик, делая его еще чудесней. Неподдельная... И неповторимая...

Она повторяется позже, но уже гораздо ярче. И она ослепляет. А когда нет ее рядом, греет

Я сидел на берегу темной реки, багровой, кровавой, берега были вновь пусты, и даже одинокий ковыль сгорел накануне ночью. Река была бездонна, бездвижна и мертва, но она несла и она затягивала. Она обволакивала. Стоило только подойти поближе, как верхний слой материализовался в щупальца, опирался на несуществующее дно, обвивал конечности и затягивал внутрь.

Я не сопротивлялся, мне было даже поначалу интересно.

Со временем я терял силы и начинал захлёбываться. Это была даже не вода, а что-то вязкое, ледяное и соленое. Застывало словно холодец в горле, и я начинал задыхаться.

Меня схватывало еще большим холодом. Тело синело и ничего больше не чувствовало. Если раньше у меня хватало сил выбираться оттуда, то вскоре я растранжирил их все. Такова была плата за любопытство.

Я не знаю, откуда она появилась и почему. Сквозь туман или пелену я увидел улыбку. Я знал, что здесь не должно никого быть, даже ветер редко когда заносил себя сюда, я подумал, что, наверное, у меня опять начались галлюцинации, или что я сплю, или что уже наконец-таки нет, и что это она. Встречи, с которой я так долго ждал...

Она улыбалась. Никто и никогда так не улыбался и не смотрел на меня с такой нежностью и любовью.

Я всё никак не мог прийти в себя, уже перестал думать: откуда? и почему?, словно так и должно было быть, успокоился, но тут же вспомнил, что я видел уже когда-то её и более того: у меня появилось ощущение, что знал я ее всю жизнь, и не одну жизнь, если, конечно, их множество.

Воспоминания нахлынули, из прошлого и из будущего. Настоящая она, не призрачная прижалась ко мне, и я почувствовал, что река отпускает меня, река подмигнула и отпустила. Дымка рассеялась. Свет немного ослепил.

Я сидел на склоне горы, или нескольких гор. Слепило солнце. Весна только начиналась. Только возвращалась, но этого так не было заметно. Она маскировалась. Зеленые, живые деревья поддерживали небо, а земля приготовила для меня ковер из сухой освободившейся травы и мягких игл, которых не пожалели деревья. Это были не прошлогодние иглы, мало что напоминало о прошлой жизни.

Я прислонился к дереву. Мир расползался. Всего лишь мираж. Я собрался остаться здесь навечно. Я закрыл глаза. Птицы за спиной шептались. Шепот сменился скрежетом. Всё вокруг залило красным, это не был закат, это было очередное рождение.

Тут я увидел её лицо. Тогда я еще не знал...

Её глаза улыбались и говорили три слова. Они говорили больше. Река осталась позади.

ХХХ Ну и зачем светятся следы ярко-оранжевыми слепыми наростами? Зачем прибегают круги и вылетают из воды камни? Чуть зависнув, они попадают во лбы, и крепкие рассыпаются. Раньше можно было думать головой и стучать зубами, теперь закрасив ожоги можно улыбаться ветру.

Замоченные люди, отсушиваются. выжатые, не поглаженные и качаются. Влево, вправо как занавеска на открытом окне.

Новый доклад пролетает мимо зубов и так же мимо ушей. Звон не зовет. Он отзвонил.

Глаза и новое лицо. Оно было высечено еще на пирамидах. Тогда восходило солнце и первый луч падал именно на него. А еще раньше они раскрывались и пытались засеять эту землю чем-то своим, чем-то оттуда. Доброе начинание, и ничего у них не вышло, хотели как лучше, а получилось еще лучше

Очень много прилагательных вертелось на языке, а вылетали одни местоимения, словно и не знал он больше других звуков, и не научился остальным словам.

Забинтованные краски робко проявлялись. Их смывали мылом, их счищали песком, а еще раньше сажей.

Вулканы нагревались и взрывались внутри, не показывая жара снегу. Канатка несла по стальным проводам, чтобы заложило уши, чтобы все пролетело мимо и только потом отпустило.

но гору утыкали памятниками и чужими могилами, и только вороны каркали, качаясь на толстых цепях.

Он молился первой звезде и любил далекие, его ненавидели, чтобы потом, повизгивая возносить.

Это помнится, потому что виделось, это все уже столько

раз... и столько же...

Убегая из замка под соленые брызги и разглядывая потом на палубе остатки пищи, не думалось ни о чем и ничего не хотелось, новые шрамы забивались березовыми досками и дымок уносился вдаль, пахло порохом и складывалось очередное предсказание, чтобы позже на него случайно наткнулись и не узнали буквы. Этот старый шрифт мало походил на привычные буквы, они были без ножек, но они уползали, оставляя за собой зеленый след противной слизи.

Порошковатые чернила разбавлялись морской водой, бортовые записи, нудные, ежедневные, муторные и рутинные, редко когда разбавлялись нечеткой линией.

Тома откладывались, закрывались на замок, но ключ всегда привязывался рядом. Тома пылились и высыхали. Ранее сочные, остывали. Позже из них сыпалась черная пыль, черная и соленая. Листы вновь белели и разговаривали.

Не заметив, брались вновь и закруглялись

ХХХ

Ре. Самый яркий свет ослепил. Это была Ночь. Она танце­вала. Стенам стало холодно, и они укрылись новыми обоями и уткну­лись в пол. Зарыдало утро, но она так и не скрылась с небес. Небо оказалось Дном ХХХ

До. Самый громкий крик оглушил. Это была Тишина. Она пела, и все улыбались со страниц ксерокопированного журнала. "Стреляй!" - кричали указательные пальцы, а средние взмывали. Упаковка лопалась от Смеха и трещала.

ХХХ

Ничего не предвещало. Что-то слепило. А потом стало Понятно. И обозначился Выход. Сердце открыло ей дверь. И

Она выбила все кегли, но в фрукт так и не попала. Терзания. Мольбы. Проклятья. Огонь. Миражный. Такое же призрачное охлаждение. Еще чуть-чуть. И вот она черта. Звезды тухнут. Падают. Ползают. Не на том дне. И всё с ног на голову. И всё плывёт и проплывает.

И вот Смех очищает. Начинается РАсСВЕТ.

ХХХ

Вроде жизнь казалась адом

Вроде сердце за оградой

ХХХ

Прожили люди день

Проспали люди ночь

Так было бы легко

Но гнать они не прочь

Очерчены углем

Обмазаны слюной

Все время: "Твой!"

"Твоя!" - в злой

У стрелок марафон

Бегут, съедают пыль

И сердце - диктофон

"Люблю!"

Play

Повтор

И ночь сменяет день

И день как будто ночь

Проспали люди день

Прожили люди ночь

ХХХ

Там за стеной

Есть прекрасное место

Горы стоят там

Из жженого теста

Реки белы

берега студенисты

В воздухе жареном

полно беспробудного смысла

Ветер играет с ним неустанно

Дом на зеленой горе

В доме черная ванна

"Кап" - слышит пробка

Ноют все плечи

Как бы преграда появившейся течи

И на дороге от дома к опушке

В пьяный футбол играют зверушки

"Го-о-л!" - слышит штанга из старой осины

Дальше кувшинки и море трясины

Торф загорается

Под землею стихия

Лето кончается спелой малиной

Жизнь вновь не кажется хмурой и длинной

ХХХ

От чего болит живот?

Вроде я не полиглот

От чего так сводит ногу?

Не прислуживаю Богу

Почему не страшно утро?

Пьяный я как будто

Почему не видно время?

Обесцененное бремя

От того, что вышло Солнце

И лучем связала руки

От того, что в Тишине

Разговаривают звуки

Потому что греет душу

Греет и снаружи

Потому что: на фиг нужно

Когда Солнце слепит уши

ХХХ

Наступи же мне на пятки

И убей когтистой лапой

Ты накрой хрустальной шляпой

Словно в первый раз и без оглядки

Я подумаю что скоро

Я узнаю, что не очень

Оглянусь со дна на горы

Чтоб исчезнуть светлой ночью

Выйдут звезды

Станут в очередь

И тогда мосты раздвинут

Тонут грезы

Мокнут позы

Где-то грозы

Где-то слезы

ХХХ

Я не вижу яркий свет

Потому что его нет

Я не слышу громкий шепот

Лишь один безмолвный топот

Я не чую мой ли след

Я вдыхаю только рокот

Может быть, прошёл тот бред?

Или начало сквозить?

Не хотел себя я злить

Не хотел себя я мучить

Было б от чего по-пучить

Начинало вроде глючить

Но вновь вырвался сонет

Может быть то новый бред?

Или старый заблудился?

Съел грибок и объявился

Я проснулся у Исхода

Кто? Какого года?

И зачем мне снились тучи?

Прыгали с высокой кручи.

ХХХ

Ноги как уши

Слушают ночи

Точки обули новым листочком

Буквы - не суши

Питаются туши

Чтобы забыть

А впрочем...

Нужно ли больше?

И хватит: "не очень"

Точно!

Может застряли дети в карманах?

Линия строгая их не осудит

Не пустит

Старые вяжут

Во рту

Точно!

ХХХ

Я начинаю разговор с собой

На спор

Когда касается глотка

Узор

Я что-то мямлю

Бормочу себе под нос

Даю добро:

Плотину! Всю! Под снос!!

Ковшами экскаваторы гребут

Чугунный шар шары сбивает

Я не качаюсь

То меня опять качает

И кто же знает:

И куда они меня зовут

Не представляю

И никто не знает

Они влетели ночью

В три утра

Задули электрическую лампу

Не нужен свет такой

Моя душа нужна

Уж псы на утро лают

И глаз сомкнуть всё не могу

Над потолком летают

ХХХ

Пусть научит нас смеяться

Дева в красных шароварах

Пусть научит улыбаться

Демон в озере обмана

Дева Демона прищучит

Соблазнит и закусает

Демон Деву так отдрючит

Что забудет что скучает

А мы смотрим и киваем:

"Да-а-а! Хорошее начало!"

А мы смотрим и кидаем:

"Да-а-а..."

А Де... кончают

Те две буквы - наши нервы

Разум наш и Безрассудство

Радости. Печали.

Эти ж две... - такие стервы

На одной медали

Лыбятся

Смеются

ХХХ

Будь проклято время

Приростаемое единицами

Будь прокляты дни

Нанизываемые на спицы

Воздух не находит больше

Дорогу внутрь

Нет там ему места

Рука соскальзывает

С дубовой спинки кресла

Падает и не долетает

Падает и тает

Туман

Белый-белый

Совсем не прозрачный

Не призрак

Не тело

Призрачный

Смачный

ХХХ

Жизнь моя практически вся явилась одной большой ошибкой.

Вирус закрался сразу, не постучал, и стал усиленно выжирать все внутри.

Светлые пятна окрашивали все в немного другие цвета. Но их было так мало, что казалось вообще не было.

Программа сразу же стала давать сбои, не было по-началу ничего заметно. Снаружи. Системные, еще и слепые...

Но даже до них вскоре стал доходить неприятный им душок.

Так пахло самое страшное.

Так пахло БЕЗУМИЕ. Это сладкое очищенное сознание. Эта практически стертая память. Это отсутствие виртуальной. Этот дифрагментированный мозг.

Системные, они говорили, что там вирус, и что нужен доктор, и что это просто дымка.

Ведь они, системные, видят все без дымок. Ведь у них, у системных, такое замечательное орлиное зрение. Кроты.

Их греют только их собственные холодные змеи, куда уж тут до, сдохших в клетках, орлов.

ХХХ

Хидус

Воспоминания Гомера

Дерево стыло мечтою. Корни держали небо. Небо подпитывало корни.

Люди носились детскими стайками и ни за что не держались. Ни за что не хотели. Не за что было...

Оказался снова в строю, но вдруг вышибло из седла и замелькала пыль и появилась пена, и начало соскальзывать.

Можно было одуматься. Задуматься?

Те корабли давно укутались илом. Тот ил уже давно засох. Тот мягкий ковер уже рассыпался.

Что дерево, что метал... все исчезло, оставив свою проекцию.

Сталь нагревалась. Краснела и шипела и казалось из нее строили опоры.

На нее дули. Направляли ветер, словно было там давление меньше. Но не обманули.

Взорвалась. И потекли реки.

Они выжгли. И осушили. И оставили следы.

Следили глаза. За невидимым действием. Но не доставали. Немного косели. Но не доставали. Не туда упирались.

ХХХ

Это было уже столько раз

Пелена не спадала с глаз

И не пили чужие ручьи

Реки оранжево-красной мочи

Как всегда: было дело иль нет

У ног тихо сидел Бафомет

И прокрались свои имена

Как колосья пустого зерна

Всё помято, забыто, избито

Как бы шито... и крыто

Голова застряла в руках

Запутались ноги "в головах"

Люстра цидит. Смердит

Воняет гуашью

За стеной кряхтит

Бабка Машка

Конь распустил воробьиные крылья

Рогом воздух поддел пыльный

Люди приклеили бирку пегаса

Пидорасы

Ниже чуть ляпнули: "Capricorn"

Как бы не так...

Горелый в цифре Popcorn

Как бы знак

Он на виду

Его взяли с иконы

Раскрасили радугой всей

Гандоны...

ХХХ

Я не лягу раньше утра

Я не встану раньше себя

Я закрою глаза. Темнота

Открою

Себя

Теребя

Я не буду бежать когда ночь

Я умею давно летать

Я не буду ползти когда день

Не хочу ничего я знать

Я

Еще раз "я"

Столько много

И столько чужих

Я глотает змея

И не может переварить

Я

Еще раз "я"

Как мало

Еще меньше своих

Я ничего не знает о них

О чужих

Я терзает себя, теребя

Открывает

Когда днем ночь

Я бежит

Я ползет

В оболочке змеи

Прочь

Кость

ХХХ

Я такой "человек"

Что не вижу свой век

Ни вчера и

Ни завтра

А сегодня - побег

Бегу я туда

Откуда уносят все ноги

Бегу я туда

Без дороги

А глаза в темноте

Говорят о себе

Откуда летят?

Не здесь я

А где?

Там снова квадрат

Черный

В нем сотни таких же

Поменьше

Кисло-борный

Огромный вопрос согнулся в поклоне

Восклицательный знак оглох в своем стоне

ХХХ

Мятые простыни никто не спасет

Вечно им вот так не везет

Та же участь у новых листов

Вечно на них кого-то несет

Ту же кровь им приходится пить

Тот же пот

Вечно вот так им не везет

Когда старые, пахнут лекарствами

Так и не воздвигнутыми мимолетными царствами

Зарисовка. Контур. Эскиз.

Миг. И похоже уже и прокис.

ХХХ

Скорей бы кончились чернила

И истрепалась бы бумага

Чтоб больше строчка не сверлила

Чтоб завершилась неоконченная сага

Скорей бы тишина сдавила

Скорей бы раздавила

Тогда взорвутся многими огнями

Все будто бы пустынные страницы

И брюхо мы наполним сочными углями

Ах, лучше б сразу подавиться

И снова мы прольем остывший кофе

И скатерть черная запузырится

Не начинала бы струна пилить

Не продолжали б злиться

А наши дни дрожащими руками

Вспарывали вены

Словно дети

Куда им деться было в этом свете

На них всё время говорили ТЕ:

"Вы только ЭТИ"

ХХХ

У Чебурашки вырастали уши

Он ими слушал

Жирафа шея растянулась

Мысль в небеса тянулась

У страуса большие ноги

Любитель бегать по дороге

У волка зубы

У собаки хвост

И в чьей-то глотке застревает тост

Твои мозги протягивают руки:

"Похавать. Что-нибудь. От скуки."

В моих топор. Ружье и автомат.

Не поплывет туда фрегат

А если двинется,

То станет ледоколом

Вопьется в сердце жадным

И тупым осиновым колом

Боль острая разбудит

Когда будешь спать

Начнешь кряхтеть, просить и звать

И тут увидишь судно с парусами

Его ваяли сами

Вернешься в пору ту

Когда приставал ты к маме

К истокам возвратишься и

Обхватишь корни

Ты дома вновь. На Исла Сорне

И встретят ангелы тебя

И облачатся в белые халаты

Здесь не Земля

Где правят чьи-то постулаты

ХХХ

Сколько всего от чего не избавишься

Ночью не видно когда давишься

Откроешь глаза, ударит свет

Утро. "Не более. Нет"

Глаза, запечатленные мыльницей

Потрескались и лыбятся

Выдавливают, но ничего не осталось

Вот, бля, кому-то ночью икалось

Воздух руками сдавил

Он и сдох

Где-то на север пророс темный мох

Тихо. Громко будильник орет

Будто не видит

Что меня вновь от чего-то везет

Я не доеду

Останусь под свинцовым шелковым одеялом

Я не там где бумага правит балом

Края рта к ушам поползут:

"Ты пуст, сукин день

Ты только пришел и уже мне капут

Ты - плут. Ничего мне не дашь,

Потому что не нужно

"Ты в шапке горящей" - кричит базарная толпа дружно""

С любой из них встать невозможно

Зачем? Было б слишком не осторожно

Махаешь руками

Бьешь себя в нос

Кровью на перьях рисуешь вопрос

ХХХ

Ты пришла

И выбила себе зубы

Ты промямлила:

"Мой Бог - Рубль"

Я набил тебе карманы

Сказал тихо:

"Там еще... В ванной..."

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"