В моих руках веер, он пахнет сандалом. Едва-едва уловимый запах сандала, ментоловых сигарет не скажу какой марки и возбуждающие страсть пачули.
Так я сижу на диване, то поднимаю, то отставляю, бокал с шампанским, а в соседней комнате Изабелл развлекается с соседом, тихим Измаилом. Или это сон? Он же Философ просто был и пьянчужка... Когда бы сотню оплеух. Ему влепить, блаженством жалоб. Он усладился бы как раз! Но что предпримем мы, сеньора, Что здесь нам делать в этот час? Уходит солнце к новым далям, И мы одни меж диких гор.
Моя новая революция: она здесь, она не уйдёт от меня, а остальное лишь глобальная маара, пыль на сандалиях Будды. Пусть Будда разуется и идёт босиком! Но не горит ли там неясный, Как испаренье слабый свет, Звезда, в которой бьются искры, Но истинных сияний нет? И в этих обморочных вспышках. Какой-то сумрачной зари, В ее сомнительном мерцанье. Еще темнее там внутри.
Моя новая революция: я могу войти в соседнюю комнату, в свою комнату в своём доме, сесть на свою кровать и смотреть, как Изабелл ласкает другой.
Другой не другая. Пусть так. Я совсем не ревную. Почти не ревную. Я могу встать и войти. Моё дыхание будет свободным. Я спокойно скажу:
- Кстати, вторая бутылка уже открыта. А ваши бутерброды с сыром сгорели.
Но вот и Изабелл. Обнимает меня за шею, смеётся:
- Дурачок. Измаил давно ушёл.
- Почему же ты...
- Я хотела проверить...
- Что?
- Твою ревность... Кто ведал столько испытаний! Но если мне не лжет мой взор, я вижу невинность не белого мира...