В учебнике у сына на фото старом поле битвы. 
Бой давно закончен, и вот - десятки тысяч мёртвых тел,
слегка присыпанных вечерним снегом,
лежат под серым небом, холодны, черны. Покой и тишина.
Лишь ворон, молча перелетев с руки на голову, застыл, 
пугаясь мёртвых, не зная, видимо, с кого начать свой пир,
кого благодарить за угощенье. Да бродят вяло санитары
продрогшие в бесплодных поисках живых.

И стало мне вдруг жутко умереть когда-нибудь вот так,
одним из множества затянутых в шинели,
бесследно, не отмеченным ни подвигом, ни славой
погибнуть где-то на чужой земле, за что - не ведая, 
стать жертвою напрасной очередной ошибки генералов,
в последний миг поняв, что ведь никто и никогда не вспомнит, 
не оценит, не помянет. Быть может только ворон вечный тот.
Да фотография какая кому-нибудь спустя лет сто 
исход покажет битвы бесполезной и подписью внизу 
ошибку генералов растолкует. Ужасная, бессмысленная смерть,
я лучшего достоин! Такого не хочу, нет! Избежать любой ценой! 

Потом другая мысль: нет, так - и не иначе, 
безмолвно, вместе с тысячей других сухою веткой
сгореть в костре, не думая, не сомневаясь, надеясь только,
что жар его достигнет, может, цели, и пользу принесёт,
а если и не так, то всё равно уютней мёртвым
лежать среди товарищей своих погибших, что как один, 
не струсив, не ослушавшись приказа, не показав ни страха, 
ни бравады, все полегли на поле брани, пусть напрасно, 
но честно, не вознося себя, не прячась, не требуя 
наград и объяснений, и не ругая глупых генералов, 
Царя, министров, Родину, судьбу, не сетуя, мол, 
пушечное мясо. Принять всё так, как есть, 
не обсуждая и не осуждая - вот мужество, 
в единстве этом мёртвом, безымянном - вот братство, 
а смерть такая - вот удача.