.








.
Утром лавочка в саду становится влажной, оранжевыми
ладошками касаются листья лица, и по вискам
сползают холодные капли влаги – это не дождь, это просто роса
с горечью остывшего чая в стакане.

Мне показалось, что почтальон снова прошел мимо?

Впрочем, все твои письма я и так берегу, там, где память
искажает реальность, притворяясь обычным добрым днём.
Но доброты – не бывает, как и любви, притворившейся злом.

Мне показалось, что кто-то стоит у двери?

Мёртвая ворона лежит на куче листьев, откуда-то детский смех
и запах утренней выпечки – тонкими паутинками обыденности
рвущейся о черные ветки вишни; секунды не успевают за минутами,
часы
смешиваются с листьями,
дни и годы – просто затянувшаяся смерть.

Почтальон, всё же, принёс мне письмо?

Откуда я знаю, как тебя звать по-настоящему? Откуда мне знать
каков твой истинный цвет? И почему, вопросы не выслушав,
всегда возвращаешь один ответ?

«Нет?»

Ты всегда говоришь одно слово. Другие забыты,
за ненадобностью выброшены, как сор из карманов. И сколько надо
забыть, чтобы вспомнить, то настоящее,
которое было? То прошлое, которое будет? То не свершившееся,
которое стало историей...
Сад в октябре особенно тих – предвкушает, трогает листьями опадающими
мрамор лица; и небо в стакане с остывающим чаем
не плачет, не отражается, не существует,
потому что замёрзло и спит.


Почтальон стоит у порога.
Надо идти.







.