И плакали черные окна, забрызганные с той стороны
светом фонарей,

Холодными каплями стекали вниз твои сожаления,

без тени сомнения
притворявшиеся дождём.


И в тонких руках твоих,
в прозрачных, прозрачных, прозрачных пальцах

высокий стакан с молочно-клубничным коктейлем

мечтал бы слизать капельки крови с ароматом шанели
оставшиеся от израненных губ
на сахарном канте.

Слова конфитюром липли к чёрному полу,
бумажными серпантинами стреляли в прокуренный воздух,

но тонкие сигареты тщетны, и даже со вкусом ментола,
тлевшие, как ароматные свечи, в стаканах со сливочным кремом.

Ах, знал бы кто, как хотелось сказать тебе прямо в ухо
несколько слов, найденных на дне коньячного бокала,

в котором истаивали смыслы и шоколадные крошки,
пряный сигаретный пепел и рваные апельсиновые кожи,
от грязных поцелуев оставшиеся на языке как будто...

Несказанное, наверное, ранит больнее сказанного мимоходом,
налипает пёстрыми бумажками на измученное истомой тело,
и мятными пастилками отравленные мысли окрашивают мир
как будто акварелями,

на них смотрели мы,

смотрели,

смотрели,

смотрели,


и всё-таки съели.



Я обречённо ждал

отпущенных мне вслед

признаний,


за дверь

и дальше по неону,


с пОлночи до утра


уйдя.


Ты оставайся там, пожалуйста,

пожалуйста,

пожалуйста,


я не люблю тебя.








.





n.m.s.l.