Роксолана, тебя пашет глубокий султан.
Турки-сельджуки - они настоящие "секси".
Аж до Киева слышно: скрипит твой диван
и колеблется на груди твой серебряный крестик.

Облетают твои стринги с пожелтевших ног.
Все мужчины воняют, но деньги, деньги не пахнут.
Тебя Малая Азия манит. Тебя тянет Восток
и кощунственным кажется высохший Запад.

Роксолана, опять в твоём животе
и царапается и кусается тесный турчонок.
Он в зелёной рубашке родится, он родится в чалме,
улыбаясь тебе из прокисших славянских пелёнок.

Далеко от тебя нелюбимый родительский дом,
ты приштопана к оному ниточкой авиалиний.
Ты назад не вернёшься, тебе в западло
падать мятым лицом в незастеленный Киев.

Роксолана, редко какой самолёт долетит
до середины Днепра. А на том берегу машут "вуйки".
На эгейском песку разгорается твой аппетит,
загорают твои украинские полные руки.

Хочешь, брошу тебе горсть родимой земли -
в похоронный платочек завёрнутой Украины.
Долго тянутся ночью твои трудодни,
турки гнут над тобой волосатые спины.

Роксолана, зайди, помолись в Софиевский храм.
Бог - он всюду. Он всех обожает бесплатно.
Лезут торные руки к твоим обнажённым ногам,
на твоей географии высохли белые пятна.

Христианство здесь пало - остался лишь секс.
Возвращаясь обратно в Константинополь,
ты с собою возьми украинский зарубанный лес,
небеса, что пропахли Восточной Европой.

Ты на нас посмотри из далёких земель.
Что ты видишь, какие такие чертоги?
Вытирается губкой твоя чистоплотная лень.
Гладко выбритый турок твои оббивает пороги.

Не кури, Роксолана, и в колодец не плюй,
для того и копали Отчизну, чтобы с горя напиться.
Твои пыльные губы целует усатый Стамбул.
Сулейман откусил от твоей золотой ягодицы.

Роксолана, согласен - век далеко не златой.
Тебе из густого гарема, без-порно и с порно, виднее.
На османских шелках ты лежишь абсолютно нагой
и твой пах сквозь пространство и время темнеет.