Птиц закружили
    в свинцово-февральском небе
бесноватого ветра
    глухие порывы.
Может быть,
    это страшно,
        если смотреть снизу.
А может,
    это только до боли - 
        красиво.

Но не видит мир,
    как над городом серым
закружились
    осколками ветра -
        птицы.
Вихрь из крыльев
    взрывается
        черным пеплом
и оседает пронзительно -
    криками
в масках-душах,
    зарывшихся в капюшоны
от бесчинства восточного антициклона.
Они страшатся взглянуть наверх,
сквозь свинцово-пепельный снег.

Открестившись от  морока города,
подниму к небу серому голову,
руки - раскину,
и сердце - настежь,
и душу - в распыл,
и из груди -
    вой-стон-крик...
И город в страхе застыл,
привычный лишь к ровному гулу машин.
Звук разлетелся
    на осколки витрин.

Я выпущу душу
    стрелой - 
        в небо.
А тело -
    внизу,
        бредет по снегу,
устав от суеты.
    Отдохнет пусть.
Я чуть позже
    тенью
        к нему вернусь.

Стряхнув с волос
    бетонный вечер,
я - наверх.
    Серых туч разрывы
снегом треплет безумный ветер,
иероглифами птиц чертит
небесных сказаний мотивы.

Кружит бешеным хороводом.
Не остается сил, чтоб упасть.
Застыв над кромешным городом,
выдохну песню-крик о счастье.

Испуганно вздрогнет случайный кто-то,
замрет, подняв от ветра ворот.
- Страшно?
      Хочешь,
        я поделюсь полетом?
Места хватит по периметру горизонта...

Но голову спрятавши в плечи,
уйдет он тенью в снежный вечер.
Пусть идет.
    Я же сеть сплету
заговора-оберега,
безумием ветра
    серую хлябь размету,
накрою город не грязным -
    белым снегом.
Танцем черных птиц
    очищу свинец неба.