Охотник был ловким и смелым.
Душа холодна, будто лёд.
Сверкали глаза золотые,
Хмельные, как сахарный мёд.

Нежна его светлая кожа,
А кудри темны точно смоль.
Рожденный морозной пургою,
Не знал он про жгучую боль.

Отец его - северный ветер, 
Гуляющий в пустоши гор.
Сестрица-метель рисовала
Ему на кинжале узор.

Медведя убитого шкура
Его защищала в бою.
Об этом охотнике славном 
Я древнюю песню спою.

Однажды охотник услышал
Легенду о шорохе трав,
О звере, что прячется в чаще
Глухих заповедных дубрав

И только ночами выходит
К пушистой высокой сосне,
Людей своим ревом пугает,
Тоскуя по вечной весне.

Узнавший об этом охотник,
Решил показать свою прыть:
Добравшись до жуткого леса,
Свирепого зверя убить.

Семь дней и ночей прошагал он
В горах одичавших богов,
Проплыв через бурные реки,
Достигнул бескрайних лугов. 

И вот перед ним появился,
Как призрак, таинственный лес.
Не видно ни зверя, ни птицы -
Здесь все, как пророчил Велес.

Охотник медвежьей рукою
Колючие ветви куста
Раздвинул и сразу приметил
Три огненно-рыжих хвоста,

А с ними хранителя леса.
Радетель чащобы густой 
От путника спрятал дорогу,
Засыпав пожухлой листвой,

Устроил ему испытанье
На тяжком и пыльном пути. 
Сказал: "Если ветер догонишь, 
То сможешь спокойно пройти".

Охотник воскликнул: "Отец мой!
Замедлись, прошу, хоть на миг!"
Безмолвием ветер ответил.
И солнца полуденный лик

Застыл в синеве небосвода,
Но истину знало чутьё:
Тропа оказалась свободной -
Охотник ступил на неё.

Но только в покое услышал,
Как звонко трещит свиристель,
И лес закружило в буране, 
Тоскливо завыла метель.

Не видно ни зги, и дорога
Сокрылась под толщей снегов.
Плотнее закутался в шкуру 
Охотник, гневящий богов.

Взмолился: "Сестра-чаровница! 
Уйми ярость буйных стихий!"
Умаялась буря, лишь сумрак 
Ползет по земле, точно змий.

Вот ночь опустилась и мягкой,
Туманной, густой пеленой
Укутала черные травы,
Застыла беззвездной стеной. 

Хрустели сосновые иглы,
В дремоте багряной зари
Из темной глуши показались
Медвежьи глаза-янтари. 

За ними и зверь появился
С рычаньем утробно-грудным. 
Охотник застыл, пораженный,
Вдруг взвился конем вороным,

Увидев свое отраженье,
Как скверный и тягостный сон,
В зеркальных зеницах медведя; 
И понял, что зверь - это он.

Клинок, предвкушавший сраженье,
Разбился о хладную твердь. 
Охотник упал на колени,
Предчувствуя скорую смерть,

Взревел: "Неужели я скоро
Увижу Ирийский чертог?"
Но ждут его не алконосты - 
Землистой берлоги порог.

Окутанный шерстью медвежьей,
Он прежний свой облик терял,
Его трепетавшее сердце 
Мучительный страх обуял. 

Согнулся от пламенной боли,
Вонзившейся в душу стрелой, 
В зверином обличье остался, 
Охваченный сумрачной мглой.

И вот, обращенный в медведя,
Он заперт в кольце из древес, 
Не нужный ни свету, ни тени, -
Забрал его сумрачный лес.