Сад утром похож на первобытный лес жизни, деревья растут нежные и теплые, поднимается от них душистый пар, яблони, как гротескные котята, тысячей розово расцветших лапок зарываются в черный мех елей, где с вершины на вершину перелетают точеные, меткие стрелы огненно-рыжих белок и фосфоресцирует в промельках легкая, светлая лазурь синиц. Важные золотые курицы и белые косули снов прогуливаются в зарослях шелковой щучки и клубах бездыханного барвинка.
Сад в полдень похож на огромного ангела во плоти, закутанного в тяжелый покров зноя, исполненного пионов, что источают мед, и камедь, и негу, и отчаяние земли. Истома погружается в кровавую ванну и богохульствует, или насмехается, или распаляет похоть. Юные воронята в гнездах таращат свои выпуклые слепые индиговые глаза подобно маленьким чертикам.
Сад вечером похож на необъятный агат, исполосованный тоской и жаждой таких оттенков, каких никто никогда не видел, сернистые потеки скрещиваются с розовыми, образуя звезды, кристаллы, искристые арабески и кресты, переходящие в угольную черноту. Он похож на исполинскую двустворчатую раковину, что в этот час запирает внутри драгоценный свет, похож на перламутровую в разводах птицу, что нахохлилась во тьме, готовясь ко сну. Из земли выползают ленты червей, а в камнях оживают жабы с брызгами яда на спинах, с глазами, хранящими таинственные и святые отблески катакомб.