Когда Ахиллес поразил коротким мечом грудь Пентесилеи и трижды - как долженствовало - повернул острие в ране, он увидел - в молнийном озарении, - что царица амазонок - прекрасна.
Бережно уложил он ее на песке, снял тяжелый шлем, распустил волосы и любовно сомкнул на груди руки. Однако у него недостало отваги закрыть ей глаза.
Он посмотрел на нее еще раз, на прощание, и, будто был принужден чуждой силой, заплакал - как ни сам, ни другие герои этой войны не плакали - в голос, тихий и умоляющий, беспомощный, еле проросший, где жалобе вторила незнакомая сыну Фетиды - каденция покаяния. На шею, на грудь, на колени Пентесилеи облетали, словно листва, долгие гласные этого плача и повивали повдоль ее холодевшее тело.
Она одиноко готовилась к Вечным Ловитвам в неведомых чащах. Незакрытые ее глаза издалека взирали на победителя с упорной, молнийно-синей - ненавистью.