...Млечная река. Ее истоки в прошлом. В прошлом же и ее конец... Большинства источников этих огоньков уже не существует. Их свет до сих пор достигает нас. И мерная пульсация ледяных звезд на большой выдержке превращается в тонкие волоски на небе. Они тоже замкнуты...
Завершение и исток. Между ними нет разницы, как и нет смысла. Между ними нет смысла. Нет смысла между началом всего и всеобщим концом.
Зарождение жизни таит в себе смерть, так рождается Смерть. Но когда умирает смерть, остается ли жизнь? Стучит ли она в дверь (боится, что опоздала), держит ли в своих ладонях холодную руку моей Смерти и шепчет в нее "Только не умирай?" Подносит к своим губам ее мраморные пальцы, пытается их согреть. Есть ли конец у этой встречи, конец у этого мгновения, когда Жизнь просит жизнь, а Смерть не может не умереть?
Завершение и исток. Между ними нет разницы, как и нет смысла. Между ними нет смысла. Нет смысла между началом всего и всеобщим концом.
И поэтому Смерть не любит черное и обходит стороною кладбище. На кладбище нет смерти, кладбище не знает Смерть, потому что в кладбище нет жизни. Смерть знает только Жизнь, и не было бы смерти, если бы с Земли исчезла вся жизнь. Смерть сидит в последнем вагоне метро и смотрит на жизнь. Смотрит, наблюдает за ней, водит по ее контуру своим взглядом, словно кистью, разливая по ее трещинкам свои тревоги, как краску - барахлит наушник, нет сигнала сети Wi-Fi - Смерть прячет в жизнь то, что ее волнует на самом деле, забывая про наушники и сети. От Пушкинской и до Донского она, затаившись, наблюдает за Жизнью. Пропустила свою станцию. Выходит. Много людей. Боится потерять. Теряет. Ищет, где жизнь...
И поэтому смерть не любит черное и не бывает на кладбище. На кладбище нет смерти, кладбище не знает Смерть, потому что в кладбище нет жизни. А смерть ищет, где жизнь.
И шепчет ли Жизнь моей смерти "Не умирай" в ледяные пальцы, собранные ладонями у губ в надежде согреть их бледнеющий мрамор? И кричит ли моя Смерть от боли в метро, когда надеется в час пик увидеть Жизнь, чтоб рисовать по ней своими красками, но находит лишь простых людей и выплескивает в них свои тревоги - снова барахлит наушник, нет сигнала сети Wi-Fi?
И есть ли начало их надежде, когда Жизнь пытается согреть смерть, а Смерть только в жизнь и может прятать то, что волнует ее на самом деле?
Завершение и исток. Между ними нет разницы, как и нет смысла. Между ними нет смысла. Нет смысла между началом всего и всеобщим концом.
И надежда их убегает из дома, когда ей говорят: "Все будет хорошо" и "Мы вам перезвоним". Потому что эти фразы не согреют надежду. Потому что надежда спит на дне отчаяния. Желание успокоить друга или желание избавиться от навязчивого студента не согреют надежду. Надежда спит на дне отчаяния.
Этому нас учит Пандора. Она выпустила слишком много боли, слишком много страдания, но надежда ластится к ее рукам, как ребенок, в момент самого средоточия тьмы. Вот урок Пандоры: у надежды холодная колыбель. Надежду не ищут и не обретают. Надежда - согреть мраморные ладони своим горячим дыханием и рассказать о том, что тебя волнует на самом деле. Надежда - пройти ад босыми ногами и коснуться его дна кончиками своих пальцев. Потому что надежда спит на дне отчаяния. И лишь отчаяние может дать кров надежде, когда она убегает из дома, где "Все будет хорошо" и "Мы вам перезвоним".
И босая ли моя Смерть в момент, когда, проходя мимо кладбища, видит лица плакальщиков, в которых совсем нет жизни, когда умирает, отравленная ядом собственных тревог - снова барахлит наушник, нет сигнала сети Wi-Fi - потому что ей некому рассказать о том, что ее волнует на самом деле? И находит ли надежду моя Жизнь, танцуя на дне отчаяния, когда метро в час пик останавливается, и она не успевает к моей смерти, чтобы согреть ее ледяные пальцы, собранные ладонями у губ, что горячо шепчут "Только не умирай"? И будет ли конец их аду, и будет ли начало их надежде, когда Смерть не умеет ждать, а жизнь всегда опоздает?
Завершение и исток. Между ними нет разницы, как и нет смысла. Между ними нет смысла. Нет смысла между началом всего и всеобщим концом, потому что только Жизнь способна согреть мраморные пальцы моей смерти, собранные ладонью у губ в терпкое "не умирай", в то время, когда Смерть прячет в нее то, что ее волнует на самом деле, в отрыве от наушников и сигнала сети Wi-Fi.