Вновь в глазах его стоит бесконечная тревога.
        То, что, вроде, было близко, оказалось - далеко.
        Дом закрыт. Замок висит. И в туман ведёт дорога.
        Но никто не даст зарока, что на ней будет легко.

        Вьюга спутала расклады. Исковеркала пасьянсы.
        Превратила в паутину ровный путь длиною в век.
        Ты впустил в себя прохладу. И предал забвенью шансы
        На победу над рутиной - слишком тяжек был побег.

        Ты - не первый. Не последний. Пациент из психбольницы,
        Так мечтавший о свободе, но не знавший одного:
        Та свобода - цель стремлений - есть по сути... тень синицы.
        Птицы, сдохшей на излёте, не оставив ничего.

        Паутина многослойна. Ты с неё виток снимаешь.
        А другие два на место этим стихом прилепи.
        Слова нить - её основа - будет вечно, понимаешь?
        И ты тоже на насесте. Раз попался, то - терпи.

        Мы находимся в игрушке невысокого пошиба,
        Рассердившись, возражаем: дескать, это не игра.
        И, ломая свои клюшки, устраняем перегибы,
        И себе, и всем внушая, что пора кричать "ура!".

        Мы воюем, убиваем, подрываем и калечим,
        И вовсю всех уверяем, что игра здесь ни при чём.
        А когда не убеждает даже тягота увечий,
        В грудь кинжал себе вонзаем - то последний наш приём.

        Зря уходишь, не прощаясь... О тебе потом напишут,
        Что ты был коммунархистом, обожал под кайф балдеть.
        Твою волю поглощая, пауки вьют паутину,
        И твоё самоубийство лишь украсило их сеть.

        Семь куплетов отзвучало, впереди куплет последний,
        Где твой самый лучший выбор суть не в силах изменить.
        Разве сказанного мало? Зрите вывод неизбежный:
        Жизнь и смерть, заклятый бинер - паутинистая нить.

Четвёртый день две тысячи четвёртого года от рождения Безумного Магистра. Написано в Мире Паука.