В тринадцать пятнадцать на главном вокзале
из поезда вылез зелёный медведь.
Его провожали прохожие в зале
весьма удивлёнными взглядами, ведь

стояла погода, которой в угоду
все краски поблёкли и спрятался смех,
и, в общем, не поздне-осенняя мода
зелёный, слегка вызываюший мех

при климате нашем. Медвежий папаша
сыночка встречал, прислонившись к стене.
Весьма удивлённый. Слегка разозлённый.
Отнюдь не зелёный, а бурый вполне.

Мамаша медвежья, сыночка одежду
узревши и ставши, чем он, зеленей
от злости, воскликнула: "Боже мой! Где ж я
сумею в течение праздничных дней

твой мех отстирать, если нету корыта,
в стиральной машине сломался замок
и даже химчистка сегодня закрыта?
Хоть раз обо мне ты подумать бы мог!"

Но сын ей ответил: "Прекрасно на свете!
Всё в розовом свете, и слышится вальс..."
"Ты болен?" - "Здоров! Я с прекрасной коровой
вчера обручился. И вот мы у вас!

Подруга со мною, - и осень весною
становится, в явь превращаются сны!
Траву вместе с ней ем, и мы зеленеем
от этой травы и от этой весны!"

Но тут расступилась внезапно толпа, и
застыли прохожие, впав в забытьё,
увидев: по залу корова ступает,
и луч золотой провожает её.

Корова была абсолютно зелёной -
рога и бубенчик и кончик хвоста,
зелёной, как листья! И смотрит влюблённо
влюблённый медведь. И вокруг неспроста

послышались вдруг соловьиные трели,
и звуки капели, и чья-то свирель.
И все, что смотрели, внезапно запели,
внезапно ноябрь превратился в апрель.

И солнечный луч, точно огненный провод,
влюблённых пронзил и сильнее связал.
Расправили крылья медведь и корова,
взлетели и в вальсе покинули зал.

И тучи, рассеявшись, солнце открыли,
и пенилась радость, залив берега.
У многих в толпе тоже выросли крылья!
А кой у кого появились рога...

И видели все в половине второго,
как, неба заполнив простор слюдяной,
два облака плыли: медведь и корова.
И солнце светило. И пахло весной.

Ноябрь 2001