***
Смерть идет неслышным шагом
Раз-два-три в порядке бреда
По дорогам, по оврагам
В ритме вальса, в форме  сна
За околицей в деревне
Запирают окна-двери
Закрывают на засовы
Наступает тишина
И по всем фронтам-дорогам
Наступает ополченье
И развернуты знамена
Темноты и тишины
А лазутчики в халатах, а языки в камуфляже
Словно пятая колонна, пролезают в наши сны
И народные волненья отползают в область слухов
В область домыслов и страхов, в область тьмы и темноты
Где мы  все  мы пугачевы, виртуальные явленья,
Где мы все собаки жучки, где мы мурзики коты
Сам себе я телевизор, ты себе радиоточка,
Этой ночью нам с тобою телемастер не страшон
Кто там едет -- не доедет по калинову мосточку
Кто там скачет—не доскачет—въезд в село не разрешен
Только смерть гуляет вальсом по кривым калечным балкам
И не ведает таможен, и границ не признает
И десантом град швыряет по посевам нашим жалким
И стреляет в наши окна, и кого-то в плен берет





***
А я молчу. Я не смогу помочь
Тому, кто мне ничем помочь не сможет.
День изнемог на острие—и прожит,
И истекает сумерками ночь.
В дрожащих пальцах камешек зажат
И бросить жалко, и хранить смешно.
А в нем, конечно, спрятано зерно,
А в том зерне, конечно, спрятан сад.
А в том саду, как водится, в кустах,
Ты ждешь меня, а я все не иду.
Мы встретимся с тобой в моем саду
С рябиной в окровавленных губах

***
Эпоха есть не время, а пространство
И смена суток. Время—это миф.
И, крыльями взмахнув, взлетает гриф,
И тень от крыльев накрывает царство.
Приходит смута, с нею глад и мор,
А дальше темнота. И тишина.
И, в общем-то, не Дания—тюрьма,
А просто слишком тесен Эльсинор.
И слишком узок королевский трон,
И затхлый воздух в здешних погребах.
Горят костры ночами на холмах
И спят на ветлах полчища ворон...  



***
Я ищу не слова—у бормочущей сонно воды
Я ищу голоса, я ищу их живые следы
Я верчу жернова—перемелется—будет мука
У приблудного пса, у бродячего сына полка
Будет кружево слов, бесполезных, как нить паутин
Будет топот копыт по дорогам до сонных лощин
От песчаных холмов, от сожженных приморских степей
До больных городов, до горячих снегов и дождей
И когда я наощупь найду твою руку во тьме
Загорится сигнальный огонь на далеком холме
Загорится сигнальный огонь и настанет рассвет
И пройдут сотни лет. И за ними отыщется след...

***
Мы ранены в сердце
Мы ранены в горло
И страшно нам было
И было нам больно
И черное дуло глядело нам в душу
Пустыми глазами взъерошенной птицы
И мы заглянули в пустые глазницы
И нас затянуло во тьму коридора
А утром мы вышли с пустыми руками
С пустыми руками—и стало нам пусто
Как будто нас густо посыпали дустом
Чтоб мы осознали себя дураками




***
Сквозь сутолоку повседневных дел
Сквозь шум и гам, сквозь путаницу чувств
Ты чувствуешь, как тяжелеет груз
И узнаешь впервые свой предел
И черный жук, отважный вездеход,
Ползет по лесу утренней травы
Ползет, не поднимая головы
А ты сидишь и смотришь на восход
Тебе подарен этот вот рассвет
Твои ладони в капельках росы
И на запястье умерли часы
Предела нет. И смерти тоже нет.

***
Офигеваю--попросту фигею
От многова-  риантности  явлений
А в результате глючных построений
Сон разума рождает Прометеев
Офигеваю--щас спалю квартиру
И возрожусь из пепла, аки Феникс
И встану гордо, как железный Феликс
И понесу добро Второму Миру
Офигеваю--дай скорее спички
Нет, я не пироман, я просветитель
Эй, дед-мороз, бери огнетушитель
Я щас из искры запалю пожар
В одной отдельно выбранной дЁльничке
Я становлюсь на стульчик по привычке
Беру в кавычки пламя запальнычки
И начинаю ядерный кошмар
Офигеваю...
***
Смотри, как падки бабы на харизму!
Пора, должно быть, бабам ставить клизму.
Во все эпохи не было житья
От экзальтированнованного бабья.
Они под знаменем экзинстенциализму,
Как бы приняв неведомую схизму,
Таким дерьмом наполнили отчизну,
Что нам пора справлять по смыслу тризну...

***
Здесь, у моря, все как-то меняется. Это, наверное, ритм.
Слитный рокот и гул, и шипение пены в соленом песке.
Что у пьяного на языке— у него на уме, на волне,
Что у мертвого дыркой во лбу— у него на горячем виске.
Это ценность секунды до вылета маленьких пуль,
А потом навсегда наступает проклятый июль.
Я соленую пену вдыхаю, держусь на плаву,
Я уже умираю, но все же пока что живу.
Там, на волнах, качаются в пене соленой века,
Там в горячем песке камень с дыркой находит рука,
И в зубах зажимая колючей травы стебелек,
Ты глотаешь, как воду, ее неразбавленный сок.







***
По ковыли развеяно счастье твое, Ярославна.
Если хочешь, попробуй—губами его собери.
Горше горькой росы, яд утраты блуждает в крови.
Одинокий рассвет обжигает, как свежая рана.
От Путивля до Суздаля катятся звоны да звоны.
Стонет Див и кричат поезда, пролетая в ночи.
Он тебя не услышит, сестренка,  кричи не кричи:
Разорвав тишину, надрываются в поле вороны.
Разорвав удила, конь буланый по облаку мчится,
Никнут травы в росе, изливая слезами печаль.
И сверкает на солнце Каялы каленая сталь,
И летит над ковылью кукушка, зегзица, сестрица. 

***
И нет другой страны, как нет иных планет,
И ничего не изменить отъездом.
Холодный воздух отдает железом,
И лучше сразу выбросить билет.
Порви и выбрось, глупый дезертир,
Куда бежишь с оружием в руках?
Тебя не извиняет даже страх,
Тебя не извиняет даже мир.
Твой бой проигран, твой отряд разбит,
Твой командир убит, и знамя пало,
Кумир низвержен наземь с пьедестала,
Гостеприимно растворен Аид.
Гудок. И суперлайнер в клочьях пены
Уносит ваши жизни в океан.
Но нет иных планет, как нет далеких стран,
И ветер не простит тебе измены.


***
В музыкальном аду умирая,
И не глядя в слепое стекло,
Мы сгорали у самого края
И не ведали—время пришло.

Злое время растерзанной лиры,
Онемевших, оборванных струн
Черепахой вползало в квартиры,
В коридоры последних коммун.

Жарь блины на поминки скупые
Застучали стаканчики в лад
На твои небеса голубые
Стелим скатерти красных заплат.

По дорожке бежала гармошка,
Словно сельский автобус, пыля,
И, как суицидальная кошка,
Под колеса бросалась земля.
 









***
А дед Харон не любит зайцев,
И перевозит небесплатно.
Туда две денежки потратив,
Нескоро вырвешься обратно.
Попробуй в Лете утопиться,
Поджечь Аид пером Жар-птицы,
Построй, на зависть очевидцам,
Электростанцию на Стиксе,
Из вод горючих Флегерона
Гони горилку-самогонку,
За Лету бегай в самоволку,
Бутылку раздавив с Хароном,
На посошок—и попрощайся,
Занюхай дым кусочком серы,
Оставь на берегу химеры,
И возвращайся. Возвращайся.

***
А кого-то уносит беспокойным приливом
Мимо спящих созвездий к островам прихотливым
Сквозь пробоину в крыше, сквозь отдушину в луже
Навостряющий уши непременно услышит
Шелест песчинок, шорох минут
Баиньки-баю, нас уже ждут
Где-то в сумерках будут пить чаи с пирогами
И поить лошадей из реки киселями
Околачивать груши без гроша за душою
Оплетая лапшою навостряющих уши
Шелест песчинок, шорох эпох
Баюшки-баю, твой бобик сдох