Гусли золотые - 
Песни молодые.
Старые запевки,
Новые припевки.

Набегало солнышко ясное,
Приходило времечко гласное,
Разносило громкие песни,
Чтобы шли куда-то все вместе.
Много сказано было умных слов,
Полегло не счесть во степи голов.
Завершался век уж в который раз,
Вот тогда-то и начался рассказ.

По просторам да по прославленным,
По лесочкам полуотравленным,
Распрямив свою гордую спинушку
Шёл по полюшку да детинушка.
Шёл, стремясь к большому, не к малому,
Да попал к великану беспалому.
Продолжая к цели движение,
Он попал к нему в услужение.
Верным воем стал, да в кмети попал,
На охоте раз барина спасал,
Барина спасал, с ружьеца стрелял.
Точненько попал, барин и сказал:
"Ой ты, гой еси, да детинушка!
Велики твои ум и силушка,
Не кажи себя привередником,
Стань ты сыном мне и наследником!"
Промолчал тогда наш детинушка,
Пролегла по лику кручинушка:
Что ответить барину грозному,
Чтоб не стать, ответив, бесхозному?
Что ответил он - покрывает мгла.
Не слышны слова, да видны дела.
Но однажды в ночь в вечевом кругу
Барин заявил:"Больше не могу
Не могу я вам, кмети верные,
Да холопия все примерные,
Грозным барином оставатися,
Своей властию похвалятися.
Оставляю вам я наследника,
Деловитого непоседника.
Будет вами он крепко правити.
Завещаю вам его славити!"
Так народу в ночь барин тот сказал,
Да в лесную глушь тайно ускакал,
В бор далёкий, в замок заброшенный,
Ледяной пургой припорошенный.
Так и начал править детинушка.
Пригодилась вся его силушка.
Соблюдая крепость родных границ,
Наблюдал их нить из железных птиц.
Кит носил его в тёмну глубину
От полярных звёзд в бездну да ко дну.
И из чрева он золотых стрекоз
Разрешал проблем неподъёмный воз.
Но покоем, нет, не дышали дни.
Загорелися маяки-огни.
Прокатился вновь тяжкий вой и стон,
Да под плеть пошёл за рубеж полон.
Гнали вороги их кудлатые,
Чёрны головы бородатые.
То не песня мчит из-за гор и дол - 
Горький плач стоит у рубежных сёл,
Где разбойнички забавляются
И убийствами похваляются.
Гексогена дух донесли ветра,
Разрушая в пыль сёла-города.
Нет защитников, нету ратников,
Нету конников, нету латников.
И сжимает вновь, ухмыляясь, вор
Кровью писанный мирный договор,
Что не будут делать покойничков
Из резвящихся дерзко разбойничков.
Что не будут сабли булатные
Резать головы окаянные.
Тут и вышел да к вечу детинушка.
И во всю богатырскую силушку
В звонкий колокол бил, приговаривал,
Словно золотом красным одаривал:
"Ой, да гой вы, дружина могучая!
Где же ярость и сила кипучая?
Что ж вы крысами серыми прячетесь?
Стоном стонете, слёзами плачетесь?
Всё хоромы кирпичные строите,
А разбойничков не беспокоите?
В кабаках вы да вместе гуляете
И мечи свои пропиваете!
Хватит вам блудить,
Мёд да пиво пить!
На краю страна!
У ворот война!"
И дружинники устыдилися
И к коням своим устремилися,
Посносить кудлатые головы,
Ощутить себя яро-молодо.

Потекли полки к южным заревам
Сабелй ворога да одаривать.
Разнесли на "раз", а на "два" вошли,
Разметав врага по седой пыли.
Злобным чудищем он в кольце порскал,
На одной ноге еле ускакал,
Растворясь в лесу и пустых горах,
Чтобы сеять смерть и полночный страх.
Так и прячется между лешими
Зверем травленным, зверем бешеным.

Так и тянется уж который год
Уходящий в глубь двух веков поход.
Завершится ли? Чем закончится?
Бьётся, мечется, рвётся, мочится...
Красной кровушкой изливается,
Снова-заново начинается.
Грустно всё это, только хочется,
Чтоб когда-нибудь он закончился.
И прольётся вновь над горами мир.
Чем кровавый бой - лучше справный пир.
Села братину выпьет грустную
И подаст её брату русскому,
Чтоб летело братчество птицею - 
Златокудрою Перуницею.
Чтоб сверкал всегда у резных ворот
Вековечный знак, да Коловорот.
Чтобы пела вновь в небе Матерь-Сва
О могуществе и любви слова,
Чтобы дольше спал погулявший меч,
Забывая бой, обретая речь.
Что-то сбудется. Что-то станется.
Может что-нибудь и останется.

Вот такую песнь спели гусельки,
Да в душе опять стало грустненько...
И ушёл Боян, плечи опустив
Над покойными голову склонив,
По полям, по лесам да отрогами,
Неизведанными дорогами...