Е.А. Баратынский. Новинское (Отрывок II главы романа "Наложница") // Северные Цветы на 1831 год. Спб., 1831.

(1)    ...Тут нашей повести начало.
Неделя светлая была
И под Новинское звала
Граждан московских. Всё бежало,
Всё торопилось: стар и млад,
Жильцы лачуг, жильцы палат,
Живою, смешанной толпою,
Туда, где, словно сам собою,
На краткий срок, в единый миг,
Блистая пестрыми дворцами,
Шумя цветными флюгерами,
Средь града новый град возник:
Столица легкая безделья
И бесчиновного веселья,
Народной живости кумир!*
Там целый день разгульный пир;
Там раздаются звуки трубны,
Звенят, гремят литавры, бубны;
Паясы с зыбких галерей
Зовут, манят к себе гостей.
Там клепер чует чёт и нечет;**
Ножи проворные венцом
Кругом себя индеец мечет
И бисер нижет языком.
Гордясь лихими седоками,
Там одноколки, застучав,
С потешных гор летят стремглав.
Своими длинными шестами
Качели крашеные там
Людей уносят к небесам.
Волшебный праздник довершая,
Меж тем с веселым торжеством
Карет блестящих цепь тройная
Катится медленно кругом.


______________________

* В редакции 1842 года строка звучит: "Там клепер знает чет и нечет". "Клепер - немецкая порода лошадей, которые использовались в цирке для дрессировки. Такие лошади умели выбирать нужные цифры" (комментарий Л.Г.Фризмана).

** В редакции 1842 года: "Досуга русского кумир!"

[Продолжение главы 2-й по тексту первого отдельного издания поэмы "Наложница" (М., 1831).]

(2)    Меж балаганов оживленных,
Ежеминутно осажденных
Нетерпеливою толпой,
[К забавам шумным страсти полон]*
С утра бродил Елецкой мой.**
[И вот в один из них вошел он,
На то имел он все права,
И под Новинским час и два
С полудня начиная, мода,
По снисхожденью своему,
Делить веселости народа
Не запрещает никому.]
Окинув взорами собранье,
Остановил свое вниманье***
Он на девице молодой.
Своими чистыми очами,
Своими детскими устами,
Своей спокойной красотой,
Столь благородным выраженьем****
Сей драгоценной тишины,
Она сходна была с виденьем
Его разборчивой весны.
Давно он знал ее заочно.
С его глазами ненарочно
Глазами встретилась она;
Их выраженьем смущена,
Покрылась краскою живою
И отвела тихонько взор.
[Елецкой тронулся душою],*****
Не зрел Елецкой с давних пор
Румянца этого святого!
[Как бодрость в путника ночного
На небе утреннем горя,
Вливает алая заря, -
Так точно жизнью обновленной
Страстями долго омраченной
Душе его дохнул тогда
Румянец нежного стыда.]******
Он к милой думой умиленной
Летит. Меж тем она встает;
Девице руку подает
Ее сосед, старик почтенный;
Из балагана идут вон -
И их в толпе теряет он...


____________________

* Текст в квадратных скобках исключен в редакции 1842 года.

** В ред. 1842 г.: "Давно бродил Елецкой мой".

*** Ред. 1842 г.: "В одном остановил вниманье".

**** Ред. 1842 г.: "Одушевленной выраженьем".

***** Ред. 1842 г.: "Охвачен бедственной межою".

****** В ред. 1842 г. исключенный фрагмент заменен строками:

Упадший дух подъемля в нем,
Он был для путника ночного
Денницы розовым лучом.

"Денница" - название альманаха, в котором в 1831 году был напечатан отрывок из первой главы поэмы "Наложница".

Адрианопольский мир. Романическая повесть. Сочинение Николая Данилевского. М., 1829.

Глава XVII. Гулянье под Новинским.

...Едва приехали они на Смоленский рынок, как живописная картина народного веселья представилась их взорам; чем более приближались они к самому гулянью, тем картина сия становилась еще привлекательнее, еще живее. Под Новинским пестрели люди всякого званья разнообразными толпами. Громкая полковая музыка на балконах балаганов, шуточные представления паясов, разнохарактерные костюмы комедиантов, игра звонкого кларнета на круглых качелях, веселые хоры цыганок, наконец длинные ряды модных экипажей, красивых лошадей и нарядных одеяний разъезжаюших, всё изображало смешенное зрелище удовольствия народного.

...Наконец подъезжает к карете их прекрасный гусар в блестящем золотом долимане, на отличной англизированной лошади. Это Эмиль. Провожая их рядами, он почти не отставал от кареты.

"Ты долго заставил себя дожидаться, mon cher!" сказала Аделаида выразительным тоном подъехавшему Эмилю.

- Виноват, мой друг! туалет аккуратного Гусара всегда бывает слишком продолжителен.

"Почему же не ехать вам было с нами в карете в вицмундире?" спросила Эмиля мать Аделаидина.

Разборчивая Публика, маминька! могла бы осмеять меня; а в полном мундире также несколько неприлично сидеть Гусару в карете.

"Признаюсь, сказала Аделаида, военные люди, особливо кавалеристы, гораздо разборчивее самой Публики!"

- Что делать, моя милая! так у нас водится.

"А мы не разбираем таковых этикетов!" подхватила Г-жа Б*.

- Всё правда, я на то согласен. В доме вашем я сам также не разбираю никакого этикета; но прихотливая Публика непременно требует, чтоб их исполняли.

"Посмотрите, посмотрите, сказала Княгиня Клара, какой красивый олень! какая маленькая лошадка, прелестные девушки на балконе этого балагана!"

Все устремили взоры на балаган, к которому они приближались.

"Нельзя ли остановиться посмотреть, что будет?" спросила Г-жа Б*.

- Это очень возможно! отвечал Эмиль и тотчас, подъехав к форейтору, приказал ему ближе остановиться к перилам против балагана. Ряд экипажей потянулся мимо их кареты. Аделаида и Княжна Клара с великим удовольствием смотрели на гримасы глупого паяса, которого будто бы разбила маленькая лошадка; Эмиль хвалил одеяния девушек и лаконически описывал красоту их.

Простояв тут несколько времени, они опять вступили в ряд...

Глава XVIII. Полковой Казначей.

Вдруг другой Гусар окликает Эмиля, который почти не сводил глаз с прекрасной Аделаиды и не отходил от окна кареты, держась за оное рукою. Эмиль оглядывается и видит перед собою Полкового казначея, Г-на М*. Обрадованный таковым неожиданным свиданием, он учтиво извинился перед Аделаидою и матерью ее, что должен до свидания их оставить, и отстав от них, поехал вместе с Казначеем. Они недолго пробыли на гулянье; желание узнать нечто о полковых новостях много интересовало Эмиля разговором с Казначеем, и потому они заехали в кондитерскую на чашку шоколаду.

"Как поживает наш Г. Полковник?" спросил Эмиль своего товарища.

- Слава Богу! хорошо и весело, отвечал М*. Он просил меня, если я увижу тебя в Москве, напомнить тебе о данном сроке в отпуске.

"Ах, а я было и забыл об этом проклятом сроке! как быть? я не мог еще совсем кончить дел своих. Около двух месяцев с половиною был опасно болен горячкою и не более четырех дней, как приехал в Москву от Графа Фридриха N*!

- А как поживает наш молодой Штабс Ротмистр?

"Беспрерывно на пирах и балах; веселье беспрестанно окружает его, так, что гости безвыездно бывают у старого Графа N*, отца его, или и сам Фридрих часто разъезжает в гости к ближним соседям".

- Знаешь ли, Эмиль! зачем я приехал в Москву?

"Нет, не могу знать".

- В полку поговаривают о войне с Турками, что она непременно воспоследует, что полк наш отправится в поход и проч. Итак, узнав в Москве обо всём этом хорошенько, я подал в отставку.

"В отставку?... Не худо бы и мне последовать твоему примеру. А как долго намерен ты пробыть в Москве?..."

- Не более недели; потом, приехав в полк, подам непременно в отставку.

"И я также. Но видел ли ты барышню в карете, близь которой ты остановил меня?"

- Ту прекрасную брюнетку, которая так весело с тобою разговаривала?...

"Ну, да; это моя невеста!..."

- Ты шутишь, Эмиль!

"Нимало, и я намерен на ней вскоре жениться. Родители ее меня уже обручили с нею; вот и кольцо ее".

- Так поздравляю, брат! поздравляю от чистого сердца. Дай Бог, Гусарам нашим хорошеньких невест.

"Что ж ты мне скажешь об отставке?"

- Поторопись поскорее подавать прозьбу, а то ты должен будешь или по окончании компании [sic!] жениться на своей невесте, либо во время компании пасть жертвою брани. Пан, либо пропал, мой друг! говорит пословица.

"Ты меня пугаешь; я непременно через неделю подам в отставку".

- Так поедем в полк вместе со мною; нам вдвоем будет веселее.

"Согласен, согласен с большим удовольствием!"

Поговорив таким образом, они дружески расстались.

Глава XIX. Вторая разлука. Поход.

...Эмиль... ежедневно оказывал Аделаиде ласки самой нежнейшей страсти: но скрывал от нее намерение свое выдти в отставку до тех пор, пока решительная минута к тому его принудила.

Это было в последнее Воскресенье Святой недели. Приехав, как всегда бывало, утром, он вошел прямо в кабинет Г. Б* и довольно долго с ним разговаривал. Аделаида весьма удивилась столь необыкновенному обстоятельству и полагала, что Эмиль решительно требовал от отца ее назначения дня их бракосочетания. Мысль сия несколько возхищала ее. Когда же Эмиль вышел из кабинета в зал, где его дожидалась уже Аделаида; когда он, подошед к ней, поцеловал ее с каким-то замешательством и крепко жал ее руку с таинственным видом, тогда, тогда сердце Аделаиды облилось кровию!...

"Что с тобой сделалось?" сказала она. "Ты, кажется, переменился!"

- Обожаемая моя Аделаида! не спрашивай меня о том, чего не в силах я объявить тебе....

"Что такое, что такое?" вскричала встревоженная Аделаида.

- Будь покойна, моя милая! всё идет своим порядком.

"Я тебя не понимаю, Эмиль; ради Бога! объясни мне твою скрытность".

- Ах, Ангел мой! завтра я должен непременно поспешать в полк.

"Поспешать в полк? разве тебя туда скоро требуют".

- Срок моего отпуска кончился, и, хотя меня не требуют: но я хочу подать в отставку.

"Что тебе так вздумалось, друг мой?"

- Служба препятствует мне быть всегда с тобою, а я желаю при тебе быть неразлучно.

- Ах, любезный мой Эмиль! я сама того же желаю: но ты, может быть, оставишь меня надолго?

- Не думаю, милая Аделаида! По крайней мере, как полагаю, чрез две или много три недели я буду опять в твоих объятиях.

"Шутка ли ждать мне тебя две или три недели! Мне кажется, я не перенесу моей печали в столь долгой разлуке с тобою".

- Полно, дружочик! не печалься; я буду стараться возвратиться скорее.

Таким образом Эмиль, стараясь скрыть от Аделаиды главную причину, понуждавшую его торопиться отставкою, умел успокоить ее и, простясь не без слез с нею и со всеми домашними, отправился на рассвете в путь с Полковым Казначеем. Аделаида рыдала неутешно, расставаясь со своим любезным. Может быть, она чувствовала, что разлука их надолго продолжится.

Прибыв в полк, Эмиль явился к Полковнику, который весьма ему обрадовался и которому объявил он свое намерение. Полковой Командир усмехнулся и, пожимая ему руку, дружески разговаривал. Спустя несколько времени Эмиль от него вышел. За сим четыре дня сряду прошли в шумном пировании веселых Гусаров, как вдруг неожиданное известие ужасно поразило всех! В Полковую Канцелярию прислан был Указ, коим велено было Гусарскому полку их выступить скорее в поход на Турецкую границу...