(В коем Уважаемому Читателю предстоит наблюдать встречу вагинострадальца Филя с возлюбленной)
...Великолепная четвёрка продолжает осторожно пробираться по улочкам Москабада в сторону дома Ирмы. Собеседники негромко переговариваются между собой, стараясь не привлекать излишнего внимания окружающих прохожих. Вагинострадалец Филь, чьё существо полностью захвачено неслыханным волнением по поводу предстоящей встречи с любимой, не участвует в диалогах. Он идёт, не разбирая дороги, и на ходу про себя произносит следующие монологи, навеянные образом Ирмы:
"Ушедший день, который жаль!
К чему теперь твои сомненья?
Протянет вечер магистраль:
Огней бесчисленных сплетенья.
И я попробую уйти,
Меняя направленье ветра.
Оставив терпкость позади.
Так быстро обмелело лето!
Но ночь, распятая внутри
Большого города - стань нежной!
Где мы всё те же: посмотри!
И небо скрыто под одеждой!
Мне жаль, но что я мог забыть, когда
Я всё искал - искал причину?
И гнал влюблённости стада
К тебе на чистую равнину!
Ты может, снова будешь ждать?
Подыгрывать, смирив печаль искро́ю?
Как странно! - лишь начав сгорать
Становишься вдруг вмиг самим собою.
Ты видишь праздник, но устав
Стеречь привычный ход событий,
Следишь за тем, как... словно опоздав,
Дни тонут, снисходя до всплытий.
И этот город вечно одинок,
И неустроен - называй, как хочешь.
И я сегодня не жалею ног,
Промок. Но всё брожу меж прочим.
И удивляюсь: сколь ме́рно ты взялась читать
Написанное нами между строчек!
К утру ты вновь не сможешь стать
Моей, но... важно ли то очень?
И важно ли остаться вдалеке,
Когда вблизи - всё то, что нужно?
Мы бьёмся на страниц песке:
Чернила, вылитые скучно.
Но что же, здесь не опоздать
Не главное, хотя мне не придётся
Гасить огни, уйдя опять.
Ведь ночь для нас не встрепенётся...
И я привык ждать, но сейчас,
Пожалуй, это будет лишним.
И пальцы твоих ног! И глаз
Сиянье! Ты жестока с ближним!
Пусть так. И вечереть дано
Затем, чтоб возразить на повторенье
Двоими сказанного "но",
На фоне света в отдаленье...".
Душевные переживания вагинострадальца Филя прерываются подбадривающими выкриками друзей. Он слышит обрывки их рассуждений, но сам по-прежнему не принимает участия в разговоре. Монолог в голове нашего героя продолжается:
"...Да! Снова зима... снова видится мне
В о́браза глядя окно:
Небо чужое тенью бродит в листве
Павшей давно.
В вязком своём естестве
Пребывающей. Мир, рождённый плачевным эссе́.
Снегом заспанным всё ушедшее заметено.
И вещает сквозь грусть мне она
(В грязь дорожную вмёрзшая
Средь холодного снежного сна
Та листва), что я не забуду тебя...
Ирма! В час, когда выльется ночь в холод,
(В холод утра́, в холод нового дня)
Я напустил бы Февраль в город...
Но... ты не любишь снега́.
Да и инеем луж берега
Приукрашенные. Впрочем, я тоже устал
От зимы, что всегда не права. Чей оскал
Бесподобен. И, пожалуй, однажды и ты
Из обёртки зимней пустой клеветы
Мне поможешь извлечь новый смысл моей жизни пустой.
Падает снег... я прошу, останься сегодня со мной.
Не потому, что падает снег сплошной белизной,
Я прошу! - останься со мной!..".
До слуха вагинострадальца Филя доносятся следующие фразы: "Да если б "Спартак" не проиграл на выезде "Зениту"...", "...да надо было покупать других игроков..." и так далее. Осквернарий ожесточённо спорит с рецидивистом Зубило. Одуван искоса поглядывает на них и недовольно фыркает. Вагинострадалец Филь опять погружается в тяжкие думы об Ирме:
"...Завтра я окажусь среди тех
Кто не ждёт ничего.
Завтра останусь один. Это ли не успех?
А сейчас мне хватает всего:
Ожидания встречи с любимой.
Жажды впитать в себя взор её глаз. Неповторимой
Отстранённости холмиков губ её созерцателем стать.
И хоть я боюсь теперь только слов,
Ты мне можешь негромко шептать
Всё, что захочешь. Я, наверно, к чему-то готов.
Но к чему? Вряд ли мне дано это знать.
Пусть разговор ни о чём, ни к чему не ведёт.
Я промолчу. Посмотри: поздний вечер больше не ждёт
Нас, и неправ я не больше чем ты.
Зачарован прекрасным виде́нием: мы вновь вместе, вдвоём
(В растревоженном воображенье моём)
У опасной, но страстной черты.
Завтра я вспомню, что ночь
Окружает любого из нас словно мираж.
Неужели в ней есть обожание? Но толо́чь
Страх о будущем в ступе отчаянья есть неверный вираж.
Да, я уйду, прощаясь как прежде,
Чтобы, вернувшись, спасти тебе жизнь. И... самообман.
Чтобы остаться с тобой. Ведь и каждой невежде
Ясно становится с возрастом: обратится в туман
Прозябание без сближения
С тем, кого ты обрекаешь на страсти капкан.
И вернувшись (ради того, чтоб остаться с тобой "на совсем",
И уже не искать ни странных людей, ни пропащих систем)
Я рискну просто жить. И больше напрасно не ждать.
Просто тебя обласкать. Просто ночь тебе дать...".
Четвёрка знакомцев, озираясь по сторонам и стараясь не светиться лицами перед уличными камерами, осторожно пересекает проспект и двигается дальше, всё ближе подбираясь к дому, где живёт Ирма. Вагинострадалец Филь мысленно развивает тираду, обращённую к возлюбленной:
"...Но снег... этот снег так и кру́жит!
И ты почти говоришь: он пройдёт.
Странно. Тепло твоё тут же...
Со мной... под ногами ж безмолвствует лёд.
И если б ты лишь пожелала остаться!
Если б спешила мне об этом сказать!
От ночи (нас с тобой повязавшей) спасаться!
Но никуда не бежать.
Так оставайся! Мы будем
Память за цепкость прощать.
Комнату на́прочь просту́дим,
Окна вскрыв (с целью понять
Приторно важные вещи! Позу их; вычурность, стать).
Так признайся ж, что хочешь
Просто снова быть здесь.
Там, за окном (в чуткой но́чи) -
Зыбкий снег - странная смесь...".
Вагинострадалец Филь вздыхает. Одуван тоже. Споры про футбол не смолкают. Поздний вечер необратимо претворяется в ночь. Вагинострадалец Филь завершает мысленную тираду:
"...Ты не расскажешь что сниться.
А я... но к чему обо мне?
Может, тебе загрустится,
В чёрствой, послушной зиме.
И, веришь ли? - жить без желаний
Легче. Взять сожаления дверь
И закрыть. Оползень оправданий
Тем снискать: обрамлением скучных недель.
И сейчас даже не страшно.
Ведь ночь нас с тобой привлекла.
Что происходит - не важно,
За пеленою стекла.
Ты беспощадна, но рядом.
И я рад сбросить фальшь фраз.
Верность зажги, чиркнув взглядом
Серых обманчивых глаз.
И я, пожалуй, ревную.
Но только к себе самому.
Я преклонён! Ты со мною!
Не принадлежишь никому.
И ни к чему не стремишься.
И ни о чём не молчишь.
Разве ж лишь мигу дивишься
Немного. Но никуда не спешишь.
Полночь грозит увяданьем! Кому нужна правда?
Мы вдвоём переводим часы средь утрат.
И мне безразлично, чем для нас станет "завтра".
И... вообще... что там будет с утра.
Вновь разорванный вечер
Сотней бульварных огней,
Не был в жеманстве замечен.
А ночью всегда холодней...".
Слышатся крики "подошли", "эй, Филь, готовь мензурку", "не теряйся", "держи хрен пистолетом" и тому подобные подбадривающие насмешки. Сцена переносится внутрь дома Ирмы.
__________ __________ __________
Четверть часа спустя. В прокуренной сигаретами "Тройка" гостиной Гунитта с огромным трудом пытается отлепить от Ирмы вцепившегося в неё вагинострадальца Филя. Неподалёку стоят и ухахатываются рецидивист Зубило, скульптор-неудачник Одуван и гей-активист Осквернарий.
Гунитта (с возмущением):
Достаточно... достаточно! А ну-ка по углам!
Нет спаса от страдальцев по вагинам!
Что за напасть? Возлюбленный твой, Ирма, просто хам!
Едва успел войти, как проскользнул налимом
Скользким. И с ходу бросился в атаку!
А эта троица...
(Гунитта указывает на гогочущих мужчин)
...лишь добавляет смаку
Абсурдности сложившейся картины...
Гунитте наконец удаётся освободить подругу (при явном сопротивлении последней) от объятий вагинострадальца Филя. Гунитта добавляет:
Ох, как же они всё-таки противны!
Шуты, собравшиеся здесь не понарошку!
И вот ведь аж затеяли делёжку!
Им - женщин подавай! А нам (девицам) нервный тик.
А впрочем... ду́рней тех двоих я знаю (точно мошку
Назойливую, летнюю)! Но это с ними что за тип
Явился?..
(Гунитта с высокомерием указывает на рецидивиста Зубило)
...Ещё нам не хватало
Для счёта ровного такого фрукта! Дабы стало
Совсем уж восхитительно! Как я от вас устала!
Ну? Отвечайте же, шуты! Не церемоньтесь!
Одуван (тонким голосом):
Рецидивист Зубило. И, в общем-то, довольно славный малый!
Хотя не гей! Пожалуйста, знакомьтесь!
Гунитта (теперь с нескрываемой заинтересованностью):
Рецидивист?..
Осквернарий (почёсывая давно не бритый подбородок):
Он самый! И весьма опасный!
Прирезать может. Обобрать. Рукастый
Малый. Ну, изнасиловать тем более готов тебя, плутовка!
Гунитта (с ещё большей заинтересованностью):
Что? - правда?..
Рецидивист Зубило (поспешно):
Нет! Наговор то! Гейская издёвка!
Вагинострадалец Филь (снова обвивая стан Ирмы):
Уймитесь! Не пугайте почём зря Гунитту!
Гунитта (с недовольством наблюдая за действиями Филя):
Ха! Короля, набравшего себе такую свиту
Бояться нечего! Король в преступном мире
С такой компанией мочил бы нос себе же самому в сортире.