"Как ни приманчива свобода,
Но для народа
Не меньше гибельна она,
Когда разумная ей мера не дана." (И.А. Крылов. Конь и всадник)

Первый из тысяч, он молчать не собирался,
Лучший швейцар - всем открывал дверь на тот свет.
Уж лучше на себя примерить цепи рабства:
Другу Народа быть врагом - верная смерть.

Все ж он не стал главой победного парада
Нет победителя средь крыс в одном хлеву.
Отец террора не услышал шум оравы,
но, даже находясь в гробу, снискал триумф.

...
Посту Марата быть пустым пришлось недолго
И палачи не торопились на покой.
Двое хотели утвердиться в роли Бога,
Но над собой народ не признавал богов.

...

Она смотрела в тишине умершей ночи
прямо на ад ,что был теперь так примитивен:
на своё тело,отдающееся почве
и кровь республики на грязной гильотине.

Здесь больше некому в протест устроить митинг,
лишь катафалк за поворотом припаркован.
Пейзаж реален тот,но может ль его видеть
ныне отрубленная голова Дантона?

...

Когда страну уже обильно кровью рвало,
народ уж больше перед властью не робел.
И стала вишней голова Максимилиана
На том французском ярко-красном пироге.

Каждый француз тогда познал удел Содома.
Я изучал их жизнь, но так и не прозрел...
С каких сторон все же смотрели на свободу
Те три столпа: Марат, Дантон и Робеспьер?