|
|
||
|
|
Неисповедимые пути
|
|
|
Над синью волн, под сенью верб, где зеленеет грусть, два странника сошлись в четверг. Или во вторник пусть. Один был воин. Взгляд тяжёл, меч остр, на латах грязь. На запад этот странник шёл, постясь, крестясь, молясь. Второй был книжник. На восток шагал через лесок. Чернели пальцы — знаний сок впитался и засох. В закатном мареве, устав, тонуло солнце там, где горизонт, раскрыв уста, небесный дым вдыхал. "Привет тебе, — сказал боец. — Я этой встрече рад. Ты старше, будешь мне отец, а коли хочешь — брат. Давай-ка скоротаем ночь, деля тепло костра. Жаль, не сумел я доволочь походного шатра..." "Ой, брось, мой брат, всё канитель! Нам небосвод — шатёр. Земля — постель, река — купель, а луг — широкий двор. Что Бог послал, тем поедим, запьём из родника да за беседой посидим с тобой наверняка". По слову книжника они устроились, и вот поговорить, смотря в огни, им наступил черёд. "Учёный муж, почни, уважь. Ты многое видал. Я послежу за тем, чтоб наш костёр не догорал", — и воин кинул сушняка настырным языкам. Тянулась дымная рука к вечерним облакам... А книжник в пламенной игре усталый взгляд топил да руки сухонькие грел... И вот — заговорил: "Я мог бы рассказать тебе о сказочных горах, о храмах в вышней синеве, о дальних островах, дворцах восточных горемык, кто в золоте, но сир, о тайной подлости интриг, где мужу муж — вампир. Как в поле носится пыльца, где падальщиков пир, и гнев Небесного Отца гремит и режет мир... И в море грозном тонет челн, где прёт за валом вал... Я мог бы рассказать тебе... Но там я не бывал. Мой век струился, как песок в часах, средь древних книг, но я был счастлив — видит Бог! — был счастлив каждый миг! И в шелестении страниц, где пыльный сон прокис, где буквы, словно стаи птиц, расселись в новый смысл, и в тихом скрежете пера, вдыхающего дух в героев прежних, я пылал, к усталости был глух... Но горе! — начал слепнуть я, ни буковки прочесть! И вот иду теперь в края, где чудо-лекарь есть. Сын непутёв, жена ушла, я верю, в Божий Рай... И вот теперь, сгорев дотла, — ложись и помирай. Я чтец и писарь. Всё, друг мой, чем жил я и дышал... Пустое... Странствую, слепой... И где я оплошал?.. Прости. Да, повесть коротка о писарской судьбе. На сём замолкну я пока. Поведай о себе!" "Послушай, книжник, ты умён и в мудрости хитёр, мы обойдёмся без имён, допустим, ветер стёр. Ты — мой последний побратим, других мне близких нет. И вот, пока мы здесь сидим, мне нужен твой совет. Я ныне долгий путь держу, и скорбен этот путь. А что тебе я расскажу, пожалуйста, забудь. Оскорблена сестра моя, в полон увезена, и пред отцом поклялся я: „Да будет отмщена!“ Мне предрекли, что не смогу... Что силы неравны. И что надменному врагу доспехи вручены, клинком которых не пробить... Один не выйдет, плут, их будет много... Волчья сыть!.. Да, Заг его зовут. Когда я проиграю бой, и рухну потный в пыль, подосвиданькаюсь с тобой, сожму рукой ковыль, когда подбившие меня склонятся, пёсья рать: живой ли, можно ль взять коня, и что ещё забрать, я к голенищу потянусь, к заветному клинку, которым резал эту гнусь я на своём веку, но руку переломят мне, копьём проткнут икру и провернут его в дыре, затеявши игру, я стану их бранить навзрыд, проклятья изрыгать, их, потерявших всякий стыд, к ответу призывать... Но позже, в ржавых кандалах, в далёкой стороне, прислуживая на пирах, смирившийся вполне... кого дерзал я обзывать, и зло срывал на ком... я... стану... жопы им лизать... Наждачным языком". Молчал воитель, берег ждал у медленной реки, и книжник, щурясь, наблюдал, как ходят желваки на скорбном... в пламени мечась, и пальцы добела сжимают рукоять меча... Да вверх летит зола. "Поверить ли пророку? — Он вдруг поднял хмурый взгляд. — Могу ли я теперь легко нарушить узы клятв? Или идти мне до конца, скупой тропой раба? Благословение отца предать иль пить до дна? Скажи мне, брат!" И сучьев приглушённый треск, дыхание двоих... Чернильных пальцев спрятав дрожь, учёный не спеша Заговорил: "Послушай! Что ж, болит твоя душа, В смятенье ты, приносит вред обычай верить в ложь. Пророки врут. Отринешь бред — к победе ты дойдёшь. Греховен тот, кто врал судьбу. Её нельзя прозреть. Решил — вступай в свою борьбу. И не терзайся впредь. И даже если ты падёшь, до цели не дойдёшь, И победит коварно ложь, получишь в спину нож, Покоен будь: твоя борьба — священная борьба. Я вижу, друг: твоя судьба — законная судьба". И воин ликом просветлел и спину распрямил, а взор его уж не горел — спокоен был и мил. И вскоре путники легли у доброго костра, никто не потревожил их до самого утра. С рассветом братья обнялись, расстались не спеша. И дальше с миром подались, туманом рек дыша. Молился мститель что есть сил: "Дай, Бог, теперь отвагу!" А книжник Боженьку просил: "Прости меня за... Зага".
26-28 января 2009 г.
|
|
|