Спокойно вглядываясь в мерное качанье
на привязи оставленных лодчонок,
что терлись друг о дружку как собаки,
давно забытые у входа в бакалею,
он думал:
       "Где граница между явью
И забытьем? Вот, скажем, эти лодки -
Простые, неприметные предметы,
Несущие в себе способность плыть,
Объем воздушный в форму облекая,
Как завещал во время оно Архимед.
Ритмичный стук и тихий плеск под ним -
Явленье жизни, слышимо и зримо,
Но, представляя лодку посреди
Безбрежного, как память, океана,
Я погружаюсь в область не вполне
Реальных, не вполне определимых
Идей. А если шире посмотреть,
То жизнь моя расколота на две
Неравные и связанные части,
Где меньшая - реальность, а вторая -
Проекции сознанья, и притом
Границу меж надводным и подводным
Порою невозможно разглядеть,
И часто мир идей куда реальней,
Куда богаче и куда живей,
Чем мир предметов, тел и ощущений".

Он отхлебнул из чашки. Горький вкус
напомнил о вторичности его
пространных философских рассуждений:
быть может, виноват морской пейзаж,
цикличность волн, безлюдье и усталость...
Неважно. Ведь еще четыре строчки -
и в мире не останется ни волн,
ни лодок, ни мужчины с чашкой кофе,
ни размышлений.
              Дальше - пустота.