Мартиросов Сергей : другие произведения.

Космология Вергилия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вергилий был единственным поэтом Древнего Мира, который не просто вставлял натурфилософские и теологические знания древних в свои произведения, но делал это с полным пониманием глубинного смысла каждой строки, каждого слова. Вергилий имел свою стройную схему космогонии и связей между душой и телом, богами и жизнью на земле, которая жива и поныне. При этом он оставался великим эпическим поэтом. Об этом данная статья.
  Сергей Мартиросов
  
  Космология Вергилия
  
  Вергилий был единственным поэтом Древнего Мира, который не просто вставлял натурфилософские и теологические знания древних в свои произведения, но делал это с полным пониманием глубинного смысла каждой строки, каждого слова. Вергилий имел свою стройную схему космогонии и связей между душой и телом, богами и жизнью на земле, которая жива и поныне. При этом он оставался великим эпическим поэтом. Об этом данная статья.
  ***
  Содержание.
  
  Введение...........................................1
  1. Поэт-ученый? ....................................................2
  2. "Георгики": природа и поэт-ученый................3
  3. "Эклога 6": эволюционная теория в поэзии....4
  4. "Энеида", глава 6:
  а. "Машина времени"................................10
  б. Смысл "двух ворот" на выходе из
  подземного царства....................................14
  5. Космология Вергилия........................................16
  6. О ненаписанной книге Вергилия......................17
  Литература
  
  Введение
  
  Существующий подход к чтению философского поэтического текста, который сводится к интертекстуальному анализу, совершенно недостаточен, когда речь идет о научно-философских и теологических обобщениях в поэзии Вергилия. Вопрос об уровне знаний Вергилия и причине особого интереса поэта к науке требует реконструкции его знаний на основе всех его произведений, чтобы ответить на вопрос, который остается открытым до сих пор: являются ли знания Вергилия случайными и разрозненными или они являются частью системы философских представлений поэта и выходят за рамки обычной образованности?
  Вергилий не оставил трудов по философии. Поэтому при обсуждении Вергилия как ученого не стоит вопрос о его вкладе в натурфилософию своего времени. Однако, зная, что Вергилий всю работу делал долго и чрезвычайно тщательно , можно допустить, что он создал некую синтетическую космологическую и теологическую картину, части из которой он с такой легкостью вставлял в свои поэтические произведения. Основным доказательством к такому выводу могла бы послужить реконструкция космологической концепции Вергилия на основе отрывков из его работ. Если окажется, что такая схема достаточно логична, несмотря на ее эклектичность, то придется допустить, что Вергилий был поэтом-ученым, создавшим для себя последовательную натурфилософскую картину мира, основанную на идеях греческих философов, и он пользовался этой схемой по мере необходимости при работе над своими тремя поэтическими произведениями. При этом мы не исключаем возможности и того, что накопление и упорядочение космологических знаний было связано и с планом на будущее. Это вопрос будет обсужден в конце данной работы.
  В связи с поставленной задачей по реконструкции космологии Вергилия, мне пришлось одновременно коснуться и ряда вопросов, которые не могли быть обойдены молчанием, несмотря на то, что они не имеют прямого отношения к реконструкции. В частности, я попытался показать, насколько ясно Вергилий представляет себе проблемы натуральной философии своего времени; насколько полно и точно дается античная преднаучная космогония в песне Силениуса из эклоги 6 и насколько она близка к современной эволюционной космогонии и как соотносятся друг с другом различные натурфилософские идеи в его произведениях, несмотря на чрезвычайную краткость текстов. В эклогах прежде всего важна эволюционная точка зрения поэта на космогонию, в той последовательности, которая не противоречит современной науке.
  Особое место уделено в работе устройству подземного царства теней, которое у Вергилия стало уникальной "машиной времени" , позволившей Энею увидеть будущее Рима, но потом, по выходе на поверхность земли через "ворота из слоновой кости" начисто забыть полученные знания. Композиция Энеиде 6 вся построена на умелом манипулировании известными идеями философов. Однако в этом видится заранее подготовленная логическая цельность, определившая композиционную состыкованность сюжета. Даже введение двух типов ворот на выходе из царства теней сделано в полном соответствии c его представлением о разнице в знаниях бессмертных и просто смертного человека.
  
  1. Поэт-ученый?
  
  В каждом из трех поэтических работ Вергилия ("Эклоги". "Георгики", "Энеида") можно найти натурфилософские и теологические вставки. В детальном обзоре, посвященном анализу публикаций по космологии и религиозно-философским текстам у Вергилия, Braund (1997) указывает на заимствования, сделанные Вергилием из философских учений Пифагора, Эмпедокла, Эпикура (Лукреция), стоиков, Платона. Она приходит к выводу: "... the limited usefulness of attempts to label features of Virgil"s poetry as "Stoic" or "Epicurean". He uses different ideas for different purposes in different context." В биографии Вергилия Horsfall (1986 10) говорит о желании Вергилия заняться философией такими словами: "a general tendency to elevate the poet"s wisdom in all disciplines." Такая точка зрения на философские знания поэта восходят к комментарию Servius относительно использования философии поэтами: "Sectis philosophorum poetae pro qualitate negotiorum simper utuntur". Она, в приниципе, оправдана, так как поэты не вносят вклада в философию, а лишь используют философию в литературных целях. Следовательно, приведенные выше цитаты означают, что философские знания Вергилия нужны для того, чтобы подбирать натурфилософские вставки в свои поэтические произведения, исходя из композиционных задач.
  В то же время за пределами приведенных высказываний остается другой вопрос: почему Вергилий регулярно использовал натурфилософские вставки, которые не имели прямого отношения к тексту произведения? В рамках телеологического контекста "Энеиды" Hardie (1986 60) справедливо спрашивает: "There remain the questions of why the Song of Iopas deals exclusively with natural-philosophical themes." Действительно, почему бард должен петь научный, а не лирический текст? Такого рода вопросы можно задать не только к данному отрывку, а вообще к постоянному стремлению Вергилия к философским и натурфилософским обобщениям, особенно в "Георгиках". Кроме того, должно вызывать удивление его широкие знания, так как поэт с легкостью манипулирует идеями различных философских школ. Тщательный интертекстуальный анализ космогонии Вергилия из эклоги 6 (см. ниже), позволил Stewart (1959 188) заключить: "These... six lines... cannot be assigned in toto to either system. By taking traits from different, partly opposed, doctrines Virgil has made a new formulation which represents "scientific" poetry in general, not one school or one work. This is a method which he was to use elsewhere to a similar end". Удивительным в его знаниях является, именно, уверенность, с которой он укладывает свои знания в цельную логическую цепь. Elder (1961 109), цитируя Stewart, отмечает "Virgil"s "tendency to combine features from more than one source into a single figure or unity"." Таким образом, эклектическая по своей сути философия Вергилия оказывается одновременно и логически цельной. Он как бы собрал все рациональное у разных философов в определенную систему. Строгая логика Вергилия в вопросах космологии - основная цель данной статьи.
  
  2. "Георгики": природа и поэт-ученый
  
  В "Георгиках" Вергилий рассказывает о научно-познавательной программе, которая будоражит его мысли и тянет к занятиям по натуральной философии:
  
  Но для себя я о главном прошу: пусть милые Музы,
  Коим священно служу, великой исполнен любовью,
  Примут меня и пути мне покажут небесных созвездий,
  Муку луны изъяснят и всякие солнца затменья.
  Землетрясенья отколь; отчего вздымается море
  После же плотины прорвав и назад отступив, опадает;
  И в океан почему погрузиться торопится солнце
  Зимнее; что для ночей замедленных встало препоной. (Гео. 2.475-82)
  
  Такую же научную программу с дополнениями по астрономии и биологии, мы встречаем в "песне Иопада" (Эне. 1.741-6): "... Люди откуда взялись и животные, дождь и светила, Влажных созвездье Гиад, Арктур и двойные Трионы ...". В этих отрывках говорит автор с вполне сложившимися интересами в области астрономии, физики и биологии. В "Георгиках", где речь идет о живой природе и о том, как подчинить ее человеку, острый интерес к общим проблемам науки уводит его в сторону от насущных задач сельского хозяйства. То и дело его отвлекают общие мысли об астрономии (Гео. 1.32-5), ботаники (Гео. 2.2-36), космологии (Гео. 2.221-7) и т. п. Ментально он не в состояние остановить свои размышления о природе вещей. Он даже вводит метафору, обращаясь к той части своего тела, которая, как ему кажется, подпитывает его любовь к натурфилософии: "Пусть этих разных сторон природы ныне коснуться Мне воспрепятствует кровь, уже мое сердце не грея ..." (Гео. 2.483-4) . Желание довести свою дидактическую поэму о сельском хозяйстве до конца в какой-то мере вступает в противоречие с радостью от познания природы вещей: "Счастливы те, кто вещей познать сумели основы..." (Гео. 2.490) - говорит он с завистью к философам. Вергилий выступает в "Георгиках" не просто любознательным поэтом, но и проницательным ученым, который уверен, что наука преобразует жизнь людей. Благодаря науке человек поднимется над судьбой. Он повторяет вслед за Лукрецием пророческие слова, в которых есть предвидение эпохи Ренессанса и начало современной науки: "Те, кто всяческий страх и Рок, непреклонный к моленьям, Смело повергли к ногам, и жадного шум Ахеронта" (Гео. 2.491-2).
  Частое использование научных идей в "Георгиках" кажется естественным, так как, в принципе, все сельскохозяйственные наставления даются на фоне более широких описаний природы. Поэтому научные мысли по различным областям знаний того времени выглядят разумным дополнением для этой дидактической поэмы о природе. Другой вопрос, что надо иметь довольно глубокие знания, чтобы с такой точностью и легкостью оперировать довольно противоречивым миром античной философии. Несомненно, что точка зрения на "Георгики", как на произведение, где Вергилий получил возможность поговорить о природе вещей, справедлива. Одновременно существенно и то, что он употребляет чрезвычайно точные формулировки, хотя строго не придерживается ни одной философской школы.
  
  3. "Эклога 6": эволюционная теория в поэзии
  
  Интерес Вергилия к естественным наукам обнаружился впервые в эклоге 6, где в поэтической форме излагается последовательно космогония, формирование Земли и возникновение жизни на земле:
  
  Петь же он начал о том, как в пустом безбрежном пространстве
  Собраны были земли семена, и ветров, и моря,
  Жидкого также огня; как зачатки эти, сплотившись,
  Создали все; как мир молодой из них появился.
  Почва стала твердеть, отграничивать в море Нерея,
  Разные формы вещей принимать начала понемногу.
  Земли дивятся лучам дотоль неизвестного солнца,
  И воспарению туч, с высоты низвергающих ливни,
  И поражает их лес, впервые возросший, и звери
  Редкие, что по горам, дотоле неведомым, бродят. (Экл. 6.31-40)
  
  С анализа этого отрывка мы и начнем обсуждение космологической концепции Вергилия. Параллельно с этим мы намерены обратить внимание и на вопрос, насколько точно поэт подает нам научный материал, оставаясь в рамках принятого им поэтического жанра буколик . Дело в том, что если быть научно точным, то легко впасть в дидактику, которая будет отклонением от жанра, а если следовать пасторальной форме изложения, то легко отклониться от научной точности и последовательности. Вергилию удалось решить эту дилемму. Важными компонентами этого отрывка являются: а) своеобразное изложение эволюционного взгляда на формирование природы, которое в такой форме вряд ли можно встретить в других поэтических или философских произведениях, кроме Генезиса Библии (см. Ros, 1997); б) сохранение пасторального стиля изложения без искажения смысла космогонической последовательности.
  Прежде чем начать обсуждение эволюционного смысла отрывка, мы хотели бы обратить внимание на важную композиционную деталь.
  Одной из самых впечатляющих поэтических находок Вергилия в шестой эклоге является то, что не пастухи рассказывают друг другу о сотворении мира, а тот, кто лично наблюдал сотворение мира - сатир Селен. Пастухи могли отловить только такого бессмертного, каким был полупьяный Селен. В то же время только в уста такого бессмертного, который "possessed of secret wisdom" (обладал тайными знаниями), можно было вложить рассказ о сотворении мира, независимо от того, какое место в иерархии бессмертных занимает этот свидетель прошлого. Используя мифологию, Вергилий дает описание известных космологических знаний того времени, оставаясь в рамках пасторальной лирики. Этим поэтическим приемом Вергилий вводит достоверность в эволюционное сотворение мира, имевшее место задолго до появления человека. Читатель вынужден поверить в истинность описываемых событий, так как их рассказывает нам бессмертный свидетель, который только и мог наблюдать это событие.
  В приведенном выше отрывке мир образовался из четырех элементов: земли, воздуха, воды и огня. Это довольно деликатное место для реконструкции космологии Вергилия. Учитывая безусловную приверженность Вергилия к теологии и телеологии, которая строго прослеживается на протяжении всего его творчества и ряд других факторов, которые будут обсуждены позже, мы склонны думать, что четыре исходных элемента для сотворения мира взяты Вергилием у Эмпедокла , а не у Аристотеля или других философов, начиная с Пифагора:
  
  Выслушай прежде всего, что четыре есть корня вселенной:
  Зевс лучезарный, и животворящая Гера, и Гадес,
  Также, слезами текущая в смертных источниках, Нестис (Эмп., О пр., 6),
  
  где Зевс - это огонь, Гера - земля, Нестис - вода и Гадес - воздух. Можно думать, что у Эмпедокла имена богов, использованные вместо четырех элементов, даны как метафора. "Empedocles, however, actually thinks that the elements are divine. Aristotle believed that Empedocles considered the elements to be prior to the gods and to be gods". "It means that Greek gods are composed of the elements, and that the elements of which they are composed are more divine than they are, since they have this ontological priority" . Иными словами это не просто семена (атомы) четырех элементов, а это семена богов, из которых вырастают миры. Боги - главные участники всех событий у Вергилия. Вергилий повсюду подчеркивает божественное участие, особенно Юпитера (огонь), в образовании всего сущего. В четырех элементах, вслед за Эмпедоклом, он видит то участие богов в возникновении вселенной, которое сводит материалистическую космогонию отчасти к мифологической концепции. Приняв элементы Эмпидокла за основу в формировании мира, Вергилий пошел другим путем в вопросе о том, как из этих элементов возник наш мир. Вергилий считает, что в пустом безбрежном пространстве изначально были semina (семена) этих четырех элементов. Термин semina и magnum per inane взяты им у Лукреция , который называл семенами атомы , исходное состояние материи, и брал пустое безграничное пространство, в котором формируются новые миры . Вергилий тем самым отдает дань эпикурейству и Лукрецию. Он признает, что в основе мироздания находятся неделимые элементы "семена" (читай "атомы"), из которых и формируются вещи, но утверждает, что таких семян имеется только четыре вида. В этой части отрывка (Экл. 6.31-3) существенно и то, что он дает элементы в их реально наблюдаемой форме, близкой к поэзии, не нарушая космологической концепции, а только вводя метафору. Например, marinus вместо "воды", или liquidi ... ignis вместо "огонь". Особенно интересен огонь, подобный жидкости, для понимания точности, с которой Вергилий передает философскую идею в поэтической форме. "Жидкий огонь" древние могли наблюдать при плавке металла, когда огонь становился созидательной, а не разрушительной силой. Используя расплавленный металл, люди создают разнообразные металлические изделия. С поэтической точки зрения Вергилий подставляет воображению читателя знакомый образ, который можно увидеть даже в ближайшей кузнице. С логической точки зрения рассматривается семя не просто огня, который обычно разрушает вещи, а только образ "созидательного" жидкого огня (liquidi ... ignis). Огонь имеет принципиальное значение для всей космологи Вергилия (см. ниже), и поэтому мы допускаем, что он специально выделил "созидательную" часть огня. Наконец, интересен и его полный отход от Эмпидокла в сторону Эпикура, когда он говорит о пустом пространстве (magnum per inane). У Эмпидокла говорится совершенно противоположное:
  
  Нет во вселенной нигде ни излишка, ни места пустого.
  Нет во вселенной нигде пустоты: и откуда ей взяться? (Эмп., О пр., 13-14)
  
  Таким образом, у Вергилия прослеживается несколько эклектичное понимание мира в противоположность Эмпедоклу и Лукрецию: четыре божественных элемента существуют в виде неделимых семян в пустом безбрежном пространстве. Из них формируется все, что мы видим. Уже при сотворении мира (Экл. 6.31-3), Вергилий отходит от эпикурейского материализма и не принимает полностью Эмпедокла. В то же время это не дидактическая повесть, а поэтически зримый мир, который легко может уложиться в воображение человека.
  Строчка Экл. 6.34 дает дополнительную информацию о знаниях Вергилия. С современной точки зрения кажется, что речь идет о земном шаре. В книге 6 "Энеиды" мы находим красивый образ шарообразной Луны: lucentemque globum lunae (Эне. 6.725) . Шар мог казаться поэту очаровательным. Но вкладывал ли он глубокий научный смысл в этот поэтический образ или в данном случае шар был лишь красивой поэтической конструкцией? Древние философы не отрицали возможность шарообразной формы у Луны и Земли. Вергилий представляет читателю шарообразными и Землю, и Луну. В вопросах природы он придерживался натурфилософской точности, на которую уже несколькими умелыми штрихами накладывал метафору и образ.
  Следующую ступень в формировании земли дает строка Экл. 6.35. По тексту отрывка получается, что мир, который сформировался из четырех элементов, был водным миром, из которого сформировалась жизнь. Естественно, что в таком первоначальном мире старец Нерей был в своей стихии, а планета Земля была целиком покрыта океаном. Когда же из воды стала появляться почва и твердеть, то Нерея как бы потеснили. Ирония сугубо поэтическая, придающая отрывку живость и привлекательность. И, кроме того, эта строка не дает нам забыть, что рассказывает эту историю веселый Селен. В том, что из воды стали появляться твердые участки земли, поэт увидел притеснение бессмертного Нерея, что в стихотворении обретает шутливую интонацию. В дополнении к поэтической красоте, ироничности и выразительности этого образа, мы должны отметить замечательную точность в передаче идеи, существовавшей в древней философии. В данной строке и в следующей за ней речь идет об идее, которая получила обоснование лишь в научной эволюционной теории двадцатого столетия. В одном предложении мы снова находим и поэзию, и натурфилософскую точность: сначала на планете была только вода, а дальше, как явствует из отрывка, из нее появилась жизнь на земле. Это правда: жизнь начала формироваться в воде. Подтверждением Экл. 6.35 в вопросе о первичности океана служит и Гео. 4.382 ("И Океану - отцу всех вещей..."). Трудно верится, что в эти слова вкладывался современный смысл, хотя вся последовательность эволюционных событий в Экл. 6.31-41 заставляет именно так понимать текст Вергилия.
  Экл. 6.36 занимает центральное место в эволюционной идее данного отрывка. Это предложение следует расценивать, как прямое указание на эволюцию Землю, на эволюционный переход от простого к сложному. Сначала появилась сухая земля, а потом на ней понемногу стали формироваться обитатели земли. Paulatim означает то же, что и изменяться шаг за шагом, т. е. эволюционировать. Вещи появились и усложнились не сразу, а постепенно. Удивительна не только идея постепенности в этом отрывке, но и то, что Вергилий обращает внимание на это важное понятие. Постепенность (paulatim) весьма примечательный лексический элемент, указывающий на понимание Вергилием эволюционности в формировании вещей. Там, где просто рассказывается, о чем поет бард Иопад (Эне. 1.741-6), Вергилий не придерживается космогонической последовательности: "... Люди откуда взялись и животные, дождь и светила...". Как будто умышленно эволюционная последовательность дана в обратном порядке, чтобы подчеркнуть антропоцентричность мира.
  Экл. 6.37 трудна для расшифровки, так как несет двойственный смысл. Можно допустить, что солнце появилось после образования земли. Однако не исключено, что Вергилий имел в виду совершенно иное. Если учесть предыдущие строки о появление почвы из пучины морской, то смысл этой строки можно интерпретировать иначе. Находясь в глубине океана, земля не могла "видеть" солнце. Только выйдя из океана, сформированная земля впервые увидела солнце и "восхитилась" увиденным. Следовательно, солнце появилось, по крайней мере, не позже земли.
  С другой стороны здесь дается поэтическое очеловечивание неодушевленного предмета, в данном случае земли. Поэту свойственно давать физические предметы в антропологической метафоре и Вергилий постоянно этим пользуется (см. например Экл. 8.2-4). В данном отрывке Вергилий таким вот поэтическим путем уточняет появление земли из воды - важную философскую идею о первичности океана. Со строки Экл. 6.37 начинается антропоморфное описание в формировании земной природы. Новорожденная суша выступает наблюдателем вместо человека, которого еще не было на раннем этапе образования земли. А видит она следующее. Существование солнца ведет к образованию испарений и туч, которые льют дожди, при этом последовательно формируются сперва растения, а потом появляются звери (Экл. 6.38-40).
  Возникновение человека (Экл. 6.41) у Вергилия включено в эволюцию мира сразу же за появлением животных, но весьма своеобразно. Это место требует специального рассмотрения. Прежде всего отметим, что эволюция природы у древних была не научной доктриной, в которой происхождение человека становится завершением эволюции природы, хотя и в акте сотворения мира богом, человек является "венцом творения". У Вергилия то же сразу же после появления растений и животных на земле (Экл. 6.38-40) сатир Селен продолжает свой рассказ словами: "Вот о камнях он Пирры поет , о царстве Сатурна" (Экл. 6.41). В двух местах в поэмах Вергилия можно встретить указание на то, что за происхождение современного человека он принимает историческое время после потопа. В "Георгиках" также читаем:
  
  ... при начале вселенной
  Девкалион побросал на пустынную землю каменья, -
  Вышли же люди из них - род крепкий! (Гео. 1.61-3)
  
  Сопоставив Экл. 6.41 с Гео. 1.61-3, мы должны допустить, что по Вергилию род человеческий возродился от Девкалиона и Пирры "при начале вселенной". Следовательно, за начало мира принят всемирный потоп. Поэтому указывается на то, что в начале везде была вода (Экл. 6.35). После эволюции растительного и животного миров, появляется человек, но не как следующая ступень в развитии мира, а как отдельное и искусственно созданное существо, но уже в рамках мифологии и теологии. С создания человека начинается история человечества и ее первая ступень - золотой век Сатурна: "Век, когда правил Сатурн, золотым именуется ныне" (Эне. 8.324). Таким образом, у Вергилия соблюдена эволюционная последовательность, но рождение человека дается вначале исторического времени и в мифологическом контексте. О том, что последовательность событий в космогонии соблюдена сознательно, говорит следующий факт. Чтобы рождение человека было после появления животных, последующая хронология историко-мифологических событий нарушена.
  В контексте данной работы важно, как Вергилий подает нам рождение человека. Он говорит о рождении человека в начале исторической ретроспективы Селена, когда начинается мифотворчество (Экл. 6.41). Человек повторно рождается с божественным участием, когда Пирра (или Девкалион) "сеют" камни на теле богини земли, из которой уже произрастают люди. Характерно, что и в Экл. 6.41, и в Гео. 1.61-3 Вергилий пренебрегает полом людей. У него и Девкалион, и Пирра сеют как будто людей обоего пола, что не соответствует мифу. Непонятно, сделал ли Вергилий перескок от натурфилософии к мифологии в угоду поэтической форме или он, действительно, считает начало вселенной от потопа и принимает мифологию за реальный путь воссоздания людей на земле. Я склонен думать второе, так как Вергилий строго придерживался теологи и телеологии и, кроме того, источником происхождения человека у него остается тот же миф в "Эклогах" и "Георгиках".
  Здесь важно обратить внимание на существование подобного рода космогонии в "Apollonius" песне Орфея, из которого по мнению Clausen (1995 176) заимствована песня Селена в Экл. 6.31-41. Однако простое сопоставление текстов показывает, что в песне Орфея не прослеживается никакой эволюционной идеи, несмотря на видимое сходство отрывков. В то же время библейский генезис, что и в песне Селена, хотя в Генезисе не даются исходные элементы всего сущего и не указывается на постепенность в усложнении природы.
  В Экл. 6.31-41, таким образом, изложена эволюция мира от зарождения земли до появления на ней человека. Поразительным образом последовательность сотворения совпадает с современной эволюционной космогонией.
  Однако ни одна космология античного мира не может считаться полной, если она не содержит сведений о поведении душ. Формирование живых существ невозможно без участия душ. Вергилий уделяет этому специальное внимание, но уже совершенно по другому поводу, создав уникальную картину о свойствах душ с использованием идей греческих философов.
  
  4. "Энеида", глава 6:
  
  а. "Машина времени"
  
  В Энеиде 6 Эней совершает путешествие во времени из прошлого через настоящее в будущее. Чтобы совершить подобное путешествие, Эней спускается в подземное царство теней, которое по замыслу Вергилия должно представлять собой "машину времени", Именно там представители нематериального мира совершают путешествовие во времени. Описание конструкции этого литературного изобретения Вергилия мы находим в речи Анхиза и в ряде деталей, описанных в Энеиде 6.
  Религиозно-философское отступление о природе душ в Энеиде 6 (Эне. 6.724-52) является стержнем всего логического плана путешествия Энея во времени. Две основные идеи Вергилия о связи всего сущего с мировым духом (universal spirit) и о перевоплощении душ привязаны, по-видимому, к "pneuma" стоиков и к мистике Пифагора (метампсихоз), соответственно :
  а) Вселенский дух пронизывает все сущее на земле и на небесах (6.724-9);
  б) После того, как души возвращаются с земли оскверненные, они очищаются и, переродившись, могут снова вернуться на землю (6.730-2) [не индусская ли это реинкарнация?].
  Однако искать простое соответствие между Эне. 6.724-52 и греческими философами было бы неправильным шагом. Еще Servius обратил внимание на сложную структуру Энеиды 6. Он начинает свой комментарий об этой книге словами: "All Virgil is full of wisdom, but especially this book, the greater part of which is taken from Homer. Some things in it are stated simply, many are historical, many deal in lofty wisdom of philosophers, theologians, and Egyptians, so that whole treatises have often been written on individual passages of the book." Теологические построения Вергилия отличаются эклектичностью и сложностью, на которую указывают ряд авторов. Feeney (1999 223) отмечает: 'The reader who has his expectations primed by such reminiscences is going to be considerably puzzled at a number of points where Virgil's drift runs directly counter to his models." Наша задача не только рассмотреть внимательно уникальный анализ, сделанный Вергилием, чтобы изобрести литературную машину времени, но и связать различные детали о перемещении душ между небом, землей и подземным царством, чтобы реконструировать его представления о душах.
  Ранее мы уже говорили о том, что у Вергилия семена не просто материальные частицы. Это семена богов-прародителей всего сущего. Юпитер высший бог, которому подчинено все в небесах и под ними. Более того, ничего не может жить, не будучи пронизанным божьим духом. Однако понять universal spirit можно двояко. Первое, божий дух Юпитера разлит по всей вселенной и пронизывает все сущее, и, второе, Юпитер может быть рассмотрен, как бог, дающий семя "созидательного" жидкого огня (Экл. 6.33), из которого образуются тела и души. Этот божественный огонь должен присутствовать во всех вещах во вселенной. Именно такая схема участия Юпитера в сотворении мира принята в данной работе, так как постоянно повторяется тезис об огненности душ и важности огня для всего сущего. При этом мы не исключаем одновременное присутствие божьего духа во всех вещах и превращениях. Просто божий дух является фоном, на котором развивается все сущее.
   Особенность перерождения душ у Вергилия требует специального рассмотрения, так как представляет собой важный момент литературной композиции Энеиды 6 и, по-видимому, является компонентом творческой фантазии автора, по крайней мере, в деталях. Выбор повторного возврата душ на землю через подземное царство теней при описании взаимоотношения душ с материальным миром был связан либо с литературной задачей, либо был следствием уже сформировавшегося философского взгляда Вергилия на природу вещей. В данном случае особенности логической схемы Вергилия о повторном перемещении душ между царством теней и материальным миром дали возможность Энею совершить путешествие во времени. Иначе возникли бы композиционные осложнения, так как "душ семена рождены в небесах..." (6.730) - говорит Вергилий, а Эней должен был попасть в будущий Рим, находясь в царстве теней под землей.
  Вергилий, видимо, принял религиозно-философскую схему Пифагора об очищении и перерождении душ не без писательского умысла. Вергилию нужно было, чтобы в подземном царстве тоже были чистые души, готовые отправиться в будущую свою жизнь, а не только души, прошедшие земную жизнь и оскверненные. В противном случае было бы сложно создать сюжетную линию путешествия во времени из прошлого в будущее столь же естественным путем, каким Вергилий определил перемещение Энея по подземному царству, если бы за душами для будущего надо было отправляться на небо. Он поместил души из прошлых рождений в Тартар и в райские кущи (Элизиум), тогда как души будущих римлян помещены рядом с рекой забвения Летой. Души, ждущие второго рождения после очищения, уже не будут помнить своего прошлого рождения и всего, что с ними было до этого на земле, так как они пьют воду из Леты. Они уподобляются новым чистым душам, которые должны быть "огненной силой наделены" (6.730) так же, как вновь рожденные души на небесах. И они становятся такими:
  
   Вновь обретет чистоту, от земной избавленный порчи,
   Душ изначальный огонь, эфирным дыханьем зажженный. (6.746-7)
  
  В этом месте возникает еще одна композиционная проблема для Вергилия относительно того, как должны выглядеть перерожденные души, чтобы можно было узнать, в каком теле они будут пребывать и что это будет за личность в своей земной жизни. Для души, покинувшей тело, уже существовала античная традиция, что душа представляет собой бестелесную объемную тень умершего человека. При этом Вергилий утверждает, что даже после смерти, образ, который принимает душа, определяется судьбой:
  
  С ними бродил и Кеней, превращенный из юноши в деву,
   Ибо по смерти судьба ему прежний облик вернула. (6.448-9)
  
  Иными словами, облик душ подчиняется судьбе (как мы узнаем ниже, имеется в виду божественное участие в формировании этого облика, даже после смерти человека).
  С прошлым было все ясно. Но как должны выглядеть те души, которые собираются повторно вернуться на землю? Они прошли Лету и полностью забыли образ человека из своего прошлого бытия. Как должна выглядеть их тень? И тут изобретательный Вергилий говорит нам, что каждой перевоплощенной душе при повторном рождении предписано богами вселиться в определенной тело в будущем времени. Души как бы заранее знают, как будут выглядеть (интересная интерпретация телеологии!). Поэтому перерожденные души по Вергилию теряют облик своих прежних тел и обретают образы тех тел, в которые им предназначено вселиться в будущем. Они становятся тенями будущих людей и народов. В той области царства теней, где течет Лета, "без числа витали кругом племена и народы" (6.706), которым суждено будет жить в будущем. Логика неоспоримая с точки зрения композиции Энеиды 6. Подземное царство стало машиной времени , где можно путешествовать из прошлого в будущее и обратно, ибо теперь царство теней устроено таким образом, что не только прошлое, но и будущее стало определенным и ясным. Будущее заранее спланировано, поэтому прошлое плавно переходят в будущее. Подземное царство стало прообразом земной жизни в хронологическом смысле, что возможно только в машине времени, когда можно передвигаться вперед и назад по шкале времени. Души, которые прошли земной плен, могут перерождаться и возвращаться на землю. Они очищаются в подземном царстве и принимают образ тех людей из будущего, в тела которых им предначертано вселиться. Это и есть конструкция мифической машины времени , которую с такой точностью и последовательностью описывает Энею его отец. Здесь небезынтересно обратить внимание на тот факт, что без признания литературной композиции подземного царства в виде машины времени, мы сталкиваемся с тематическим разрывом между описанием душ и историей Рима (сюжетный и логический разрыв): "At issue here is a fundamental paradox, an eschatology which is expressed and presented within a recognized philosophical tradition, turning our eyes insistently towards this corporeal world, away from the concerns of soul. Various writers have commented on the difficulties of the link between the 'philosophical' exposition and the subsequent praise of Rome, but for the most part they accept the independence of the two sections." В машине времени такой проблемы не существует. Как раз наоборот, будущее Рима становится важным компонентом загробного мира. Вергилий связал воедино прошлое и будущее с помощью "машины времени".
  Вообще, у Вергилия загробная жизнь (eschatology) относится к истории душ, которые, рождаются на небесах, чтобы затем вселиться в бренное тело живого существа, не только человека. Животные у него почти антропоморфны, когда речь идет об их душах: "Там умирают ... телята ... с юной душой расстаются" (Гео. 3.494-5); "Гибнет вол ... не оживить в нем души ..." (Гео. 3.520-1); или о душах у пчел "В маленьком сердце своем великую душу являют" (Гео. 4. 83). Путь этих душ на землю и после смерти животного не ясен, так как в отрывке Гео. 4.220-7, который мог бы внести ясность в этот вопрос, ответ относится не к душам, а вообще к разложению на первичные семена всего сущего, включая и тела, и души (эпикурейство): "Все, что родится, берет тончайшие жизни частицы И, разложившись, опять к своему возвращает истоку." (Гео. 224-5). Этот отрывок как будто противоречит рассказу Анхиза о человеческих душах. В "Георгиках" говорится вообще о судьбе всех душ и тел, состоящих из мельчайших частиц. Они возвращаются в виде атомов туда, откуда начали свой путь, чтобы снова принять участие в круговороте мельчайших частиц всего сущего. В Энеиде же (6.724-52) подробно описывается путь душ, которые селятся только в человеческие существа. Они проделывают сложный путь рождения, перерождения, и, в конце концов, они возвратятся туда, откуда пришли, либо в виде атомов (Гео. 4.224-5), либо получат место на небесах среди небожителей (о Дардане, например, сказано: "Начал отсюда он путь ... Ныне же занял престол в чертогах звездного неба, Свой прибавив алтарь к алтарям бессмертных высоким" Эне. 7.209-11). Картина кажется противоречивой, но только до реконструкции космологии Вергилия, которая дана ниже.
  
  б. Смысл "двух ворот" на выходе из подземного царства
  
  Нельзя обойти молчанием и важную деталь в подземном царстве, которая имеет прямое отношение к модели Вергилия о знаниях смертных и о знаниях самих душ. Речь пойдет о сущности двух ворот на выходе из царства теней.
  Эней знает, что ему предначначено быть основателем великого государства. Но это не означает, что он знает будущее. То, что человек знает цель своей жизни и стремится достигнуть своей цели является довольно нередким явлением и в обычной жизни. Однако осознавать свое предназначение и действовать, чтобы осуществить его - это не означает знать будущее. Смертные не могут знать прошлых и будущих рождений своей души. Поэтому машина времени предназначена не для смертных. Такова телеологическая модель Вергилия. По-видимому, Вергилий четко осознавал это при построении машины времени. Сперва он создает проводников по прошлым и будущим рождениям, Сивиллу и Анхиса соответственно, которые объясняют смертному Энею устройство подземного царства. При этом, дав смертному Энею знания о будущих рождениях, они тем самым приобщают его к недозволенным знаниям. Здесь возникла еще одна композиционная проблема: как сделать так, чтобы Эней, выйдя из царства теней, забыл о виденном, так как смертный не может знать будущего (не будем забывать того, что Вергилий тщательно взвешивал каждый штрих в своих произведениях). Вергилий решает этот вопрос весьма любопытным образом, но так, что вводит всех будущих исследователей Энеиды в недоумение (см., например, Cockburn 1992). Итак, проблема в том, чтобы вывести Энея из подземного царства теней, лишив его полученных знаний.
  В Эне. 6.893-8 сказано :
  
   Двое ворот открыты для снов: одни - роговые,
   В них вылетают легко правдивые только виденья;
   Белые створы других изукрашены костью слоновой,
   Маны, однако, из них только лживые сны высылают.
   К ним, беседуя, вел Анхиз Сивиллу с Энеем;
   Костью слоновой блестя, распахнулись ворота пред ними,
  
  Если не придерживаться точки зрения, что мысли Вергилия всегда развиваются последовательно и логично, то нам остается признать вослед другим ученым: "the application in Homer is quite different; and we are left wondering why Virgil introduced the two gates here, and why Aeneas left by the ivory gate. No decisive answer can be given: the interpretation must be left to the feeling and imagination of the reader." Между тем, Вергилий довольно хорошо нам объясняет свою модель о сущности душ и то, почему нужны двое ворот при выходе из царства теней. Если что-то выходит из ворот, сделанных из рогов, то выносятся истинные знания, недозволенные для простых смертных. Выведя Энея через ворота, сделанные с использованием слоновой кости, боги лишают его истинных знаний о будущем, так как, все что выходит через них несет с собой ложные видения. Чтобы у читателя не возникло сомнения о сущности ворот из слоновой кости, Вергилий снова возвращается к вопросу о знаниях будущего в сознании смертного человека при описании щита Энея, выкованного Вулканом. На этом щите снова дается описание будущего Рима в виде последовательных картин. Можно думать, что это очередной сюжетный повтор Гомера. Но это не так. На щите Ахилла, выкованного Гефестом, подробно описываются картины сельской и городской жизни. На щите же Энея Вергилий дал возможность Вулкану снова подробно рассказать о великом будущем Рима, вместо общих картин быта, описанных Гомером:
  
  Бог огнемощный на нем италийцев и римлян деянья
  Выковал сам, прорицаний не чужд и грядущее зная ... (Эне. 8.626-7).
  
  Вулкан, естественно, знал грядущее, и поэтому выковал то, что Эней уже слышал от Анхиса в подземном царстве. Самое важное, что Эней получает на руки подробную картину будущего Рима, но даже не догадывается об этом. По своей сути щит повторяет рассказ Анхиса. Однако
  
  Видит все это Эней ...
  ... хоть не ведает сам на щите отчеканенных судеб ... (Эне. 8.729-30).
  
  Вот это и есть ответ на сущность ворот из слоновой кости: иллюзия покрыла сознание Энея, он смотрит на щит, но не понимает, что видит будущее Рима. Во второй раз Эней получает картину будущего Рима. И Вергилий уже на прямую отмечает, что Эней не может знать истинную суть того, что знают боги. Здесь нет тени Анхиза, который мог бы рассказать ему то, что выковано на щите. Здесь некому дать ему истинных знаний, которыми обладал Анхиз по воле богов. Таким образом, выйдя через ворота из слоновой кости, Эней потерял истинные знания о грядущем и поэтому не мог понять сущности изображений на своем щите. Если бы ему дозволено было выйти через ворота из рогов, у него бы были истинные знания о будущем, а это по модели Вергилия смертным не дозволено знать.
  
  5. Космология Вергилия
  
  Приведенный выше анализ натурфилософских и теологических отрывков из произведений Вергилия позволяет думать, что включение философских отрывков в его произведения могло быть подчинено поэтической композициции (речь Анхиза, Эне. 6.724-52), но могло быть и искусственной вставкой, соответствующей внутреннему желанию автора поговорить о философии (песня Селена, Экл. 6.31-40, Гео. 2.475-90 или песня Иопада, Эне. 1.741-6). Поэтому у нас нет оснований думать, что Вергилий использовал идеи того или иного греческого философа, чтобы создать необходимую композиционную линию. Единственное место, где такая мысль выглядит убедительной является речь Анхиза (Aen. 6.724-52), которая позволяет Вергилию объяснит, почему нужно создать "машину времени", а именно, чтобы рассказать не только о прошлом, но и о будущем величии Рима. В остальных случаях использование натурфилософии и теологии является особенностью авторского мира, настолько органически они встроены в поэтическую структуру его произведений. Именно эта легкость и точность без дидактического навязывания своих знаний, мне кажется, вынудила Servius признать: "All Virgil is full of wisdom..." (см. раздел 4).
  После приведенного в первых четырех разделах анализа поэзии Вергилия, содержащих натурфилософские и теологические тексты, несложно составить космологию Вергилия, включающую и эволюционную космогонию. Выглядит космогония Вергилия в виде последовательности ступеней, известных в настоящее время, как эволюционная теория.
  КОСМОГОНИЯ:
  Пустое пространство 
  боги дают свои изначальные атомы огня, воздуха, воды и земли 
  формируются звезды, солнце и шарообразная планета Земля 
  на Земле образуется океан как прародитель всего живого 
  из океана выступает сухая земля, на которой должна будет развиваться наземная жизнь 
  сначала формируются растения 
  позже возникает животный мир 
  и только потом появляется человек, но не без божественного вмешательства.
  ТЕОЛОГИЯ:
  Души формируются на небесах 
  затем переходят в новое живое тело (человека или животного) 
  после смерти живого существа душа человека уходит в царство теней (подземное царство) 
  там она очищается 
  очищенная, вновь возвращается в живого человека или неочищенная, остается навеки в подземном царстве, чтобы страдать (Важный пифагорийский компонент теологии Вергилия - это реинкарнация, очищение и повторное возвращение душ на землю. Без этого компонента была бы невозвожна блестящая композиция шестой главы "Энеиды" и намеченное им восхваление великого будущего Рима) 
  в конце концов все души разлагаются на атомы.
  Эта космологическая схема построена на основе отрывков из произведений Вергилия. Ее, наверное, нельзя назвать полной, так в ней отсутствует описание пантеона богов. Но уже этого достаточно, чтобы понять насколько серьезными были его знания древней философии. Он не просто манипулировал философами, он стремился к созданию логически полноценной космологической картины, где телеологическая натурфилософия занимала бы центральное место.
  Деление небес и пустого пространства на две отдельные части довольно условное, так как по Вергилию боги находятся и в звездном куполе, который представляется часто твердой субстанцией со звездами (например, "грохот раздался вокруг, будто рухнули своды эфира", Эне. 8.525) . Этот купол поддерживается Атлантом (например, "матери сын отвечал, вращающий звездное небо", Эне. 9.93; или "Где небодержец Атлант вращает свод многозвездный", Эне. 6.797). Что касается солнца, то здесь имеется ряд неопределенностей. Оно отделено от звездного купола, хотя можно найти у Вергилия и слова о движении солнца среди звезд, например: "...светил, меж которыми движется солнце" Эне. 6.796. Солнце остается все же неопределенным моментом в реконструкции, так как в эклоге 6, оно дается отдельно от звезд. Такого рода сложности, как положение солнца или формирование людей с помощью Пирры и Девкалиона являются следствием поэтической и мифологической структуры текста, несмотря на точность, с которой Вергилий старается излагать свои мысли. Такая же метафоричность есть и в описании исходных элементов природы в виде ветра, моря и жидкого огня (Экл. 6.31-3).
  Наиболее доказательными фактами для космологии Вергилия кажутся все же: а) четыре начальных элемента всего сущего; б) атомы-семена - источники формирования тел и душ; в) понимание эволюции мира; г) сложное перемещение душ между небом, землей и подземным царством теней. Именно то, что делает эклектичную космологию Вергилия продуманной структурой. Мне кажется, что, следуя этой схеме, Вергилий и строил свои поэтические композиции. Загадкой для меня остается желание Вергилия сжечь рукопись "Энеиды", которая выглядит классически завершенной эпопеей и в целом, и в каждой детали.
  
  6. О ненаписанной книге Вергилия
  
  Следствием логичности приведенной космологической схемы является и мое предположение о более глубоких причинах интереса Вергилия к философии, которое я собираюсь обсудить в данном разделе. Вергилий эпический поэт по складу своего ума и по природе своей поэзии, где широта ассоциаций выходит далеко за рамки обычных метафор. Ассоциативность его мышления по духу приблизительно соответствует строчке "Так же родится, и ель, - для грядущих кораблекрушений!" (Гео. 2.68). Поразительная ассоциация. Рождается и растет дерево, затрачивается труд на работу над деревом, изготовляется мачта, а потом корабль с этой мачтой погибает в бурю. Поэтический образ. Жизнь от рождения вещи и до смерти. Ошеломительная по своей неожиданности метафора. Такого рода стихотворений и строчек в его поэзии много. Даже в тематическом отношении Вергилий уже в эклогах охватил пространство от политики до науки. Подобный эпический образ мышления не мог не отразиться и на его творческих планах.
  Вергилий пишет на латинском. Как всякий эстет-новатор, он ощущает потребность рассказать ту же историю в поэтическом пространстве латинского языка, где созданная им поэзия поднимется над темой и станет для читателей не просто знакомой историей, а, наоборот, незнакомой поэзией, порожденной и словом, и духом латинского языка. В поэзии, как и в искусстве, не тема важна, а эстетическое пространство, созданное автором. То, что Вергилий шаг за шагом преодолевал Феокрита, Гесиода, а затем Гомера, свидетельствует о том, что он не ставил знака равенства между переводом этих поэтов и их греческим подлинником. Вергилий выбрал наиболее выдающиеся греческие примеры, чтобы дать читателю не темы, которые ему хорошо знакомы, а прежде всего желая привести в соответствие с латинским языком знакомые всем греческие мотивы, хотя и делал эту работу чрезвычайно творчески.
  Он начал с размышлений о золотом веке в эклогах (освоив пространство Феокрита), продолжал думать о гармонии природы в "Георгиках" (освоив пространство Гесиода) и поднялся до общечеловеческой морали и этики в "Энеиде" (закончив Гомеровскую историю о троянской войне).
  Встает вопрос о его планах на следующие, скажем, 20 лет, после того, как он уже прошел весь путь греческой поэзии от Феокрита до Гомера. Приведенный выше анализ натурфилософских знаний Вергилия и особенность его мышления, не исключают возможности того, что он попытался бы перенести в латинскую поэзию и огромное философское наследие Древней Греции, что потребовало бы значительной предварительной работы, которую он, возможно, начал еще в молодости. С этой точки зрения эклектичность, но логичность его философских знаний приобретает иную окраску. Последней ступенью в его гигантском поэтическом труде могла бы быть философская поэма. Но поэма не в духе Лукреция, а совершенно наоборот: метафора была бы центром тяжести поэмы, но при этом философия не потеряла бы в точности.
  На всем пути его жизни мы видим поэта-мыслителя. Как же должна была бы выглядеть поэма о философии у Вергилия, если бы она была написана? Такая поэма была бы последней ступенью в перенесении греческой темы на латинскую поэтическую почву. Более того, перед ним был уже Лукреций, который своей поэмой служил ярким примером того, что можно передать греческую философскую мысль языком латинского стиха в довольно эмоциональной форме, не теряя точности изложения. Несомненно, что Лукреций строго последователен и страстен в своем эпикурействе. Но он писал дидактическую поэму по заранее известной схеме Эпикура, хотя и писал ее с замечательной творческой отдачей. Что же сказать о Вергилии, который строго планировал свою работу вплоть до того, что составил прозаический текст Энеиды , чтобы уже работать над поэмой как таковой. Либо в мыслях, либо письменно у него уже существовали наброски философской поэмы, куски из которой угадываются повсюду. Поэтому на основании существующих данных мы не можем исключить из рассмотрения возможность того, что Вергилий хотел написать философскую поэму, которая завершила бы весь цикл его творческой деятельности. Действуя так же, как он делал до этого, можно думать, что это была бы поэма, в которой он изложил бы свое представление о натурфилософии и теологии. Судя по реконструкции и по анализу, приведенному в предыдущих разделах, поэма была бы смесью мифологии и натурфилософии.
  В чем бы была ценность такой поэмы? Несомненно, что, используя идеи греческих философов, он дал бы читателям понять или просто отметил бы, кого из философов он использует. Потомки же, получив такую поэму, могли бы снова читать замечательные стихи Вергилия, которые достигли бы своего апогея, так как он был бы в самой для него дорогой атмосфере - натурфилософии. При этом несомненно, что мы имели бы интересный экземпляр по истории философии. Тогда бы о многих философах мы могли бы судить, используя и Вергилия. Для этого ему нужно было бы, наверное, 15-20 лет.
  Удивительная способность была у Вергилия сказать нечто пророческое в эклоге 4. Сомнительно, чтобы он планировал написание философской поэмы в то время, но поражают слова: "Лишь бы последнюю часть не утратил я длительной жизни" (Экл. 4.53). Боги, в которых он так верил, не дали ему еще 20-ти лет жизни, так как боги всегда боятся совершенства в бренном мире людей.
  
  Литература
  
  Текст из "Буколик" приводится в переводе С. Шервинского (1933 г.).
  Текст из "Георгик" приводится: Перевод С. В. Шервинского. Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах. Для высших учебных заведений. Том 2. Н. Ф. Дератани, Н. А. Тимофеева. Римская литература. М., "Просвещение", 1965.
  Текст из "Энеиды" приводится по изданию: Вергилий. Собрание сочинений. Изд-во Биографический институт "Студиа Биографика", СПб, 1994. Перевод С. Ошерова под редакцией Ф. Петровского.
  
  Braund, Susanna Morton. "Virgil and the Cosmos. Religious and Philosophical Ideas." In The Cambridge Companion to Vergil, ed. by Martindale, Charles. Cambridge. 1997.
  Campbell, G. L., Lucretius on Creation and Evolution: a Commentary on De rerum natura Book Five, lines 772-1104. Oxford: Oxford University Press, 2003.
  Clausen, W., A Commentary on Virgil Eclogues, Clarendon Press, Oxford, 1995.
  Cockburn, Gordon T. , Aeneas and the Gates of Sleep: An Etymological Approach, Phoenix, Vol. 46, No. 4 (Winter, 1992), pp. 362-364
  Conte, G. B., Genres and readers, pp.1-34, The Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1994.
  Diogenes Laertius, The Lives and Opinions of Eminent Philosophers, book 8. Literally translated by C.D. Yonge. London: Henry G. Bohn, 1853.
  Donatus, Aelius. Life of Virgil. Trans. David Scott Wilson-Okamura. 1996. Online. Internet. 23 July 1997.
  Elder, J. P., Non iniussa cano: Virgil"s Sixth Eclogue, HSCP 65 (1961) 109-125.
  D. C. Feeney, History and Revelation in Vergil's Underworld, Virgil, Critical Assessments of Classical Authors, vol. IV, 1999, pp. 221-243 (reprinted from Proceedings of the Cambridge Philological Society, vol. 32, 1986, pp. 1-24).
  F. Fletcher, Commentary, pp. 24-102. Virgil. Aeneid VI. Claredon Press, Oxford, 1948.
  Gale, Monica R., Virgilion the Nature of Things. The Georgics, Lucretius and the Didactic Tradition. Cambridge University Press, 2000
  Hardie, P. R., Virgil"s Aeneid. Cosmos and Imperium, Oxford University Press, Oxford, 1986.
  Horsfall, N. M., "Virgil: his life and times", in Horsfall, Nicholas M., ed. A Companion to the Study of Virgil. Mnemosyne Supplement 151. Leiden. 1986, 1-25.
  Mynors, R. A. B., Commentary, Virgil"s Georgics. Claredon Press, Oxford, 1990, pp.166-169.
  Putnam, M. C. J., Virgil"s Pastoral Art. Studies in the Eclogues. Princeton, 1970, pp. 200-205.
  Ros, M., "Master or Visitor? On the Evolution of Information in the Universe", Vantage Press, New York, 1997.
  Ross, D. O., Jr., Virgil"s Elements: Physics and Poetry in the Georgics. Princeton, 1987.
  Stewart, Z., "The Song of Silenius", HSCP 64 (1959), 179-205.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"