ХХХII
А шалость юности известна,
А жизни - не больше чем игра:
Бурлит и пенится, и тем прелестна,
Но всё же юность глупая пора.
А всех судить с годами легче,
Долдонить умненькие речи:
Кто сделать должен, что и как,
Кто поступает, где не так,
Кто просто глупый и дурак,
Кто правду говорить мастак,
Но сам ничто не произвёл,
Усилия на нет другие свёл.
Теперь везде: нельзя, нельзя.
Куда ж идти, спрошу их я?
      ХХХIII
Хоть друга действия, слова
Вполне достойны осуждения,
Но вот его, садовая глава,
Замечу между делом я,
Не придала словам своим значенье,
В нём не возникло и сомненье,
Что спор он может проиграть,
И даже он, поверьте мне,
Итог не думал проверять-
Гори едино всё в огне.
Он лишь приятеля задорил,
И оттого он только спорил,
А о другом он размышлял.
Да-да: о ней-то он гадал.
   XXXIV
Вот так: она вошла, и он - узнал.
Причуды гранда молодого:
Он чувствам воли не давал,
И сердца не желал родного,
Но он науку чувства знал,
И это он в себе предполагал.
Но он ценил ещё свободу
И не желал гимейных уз:3
Считал что уж ему от роду
То суждено, а баба-груз.
Но рассужденья те не новы
И слышали не раз их вы.
Так рассуждал когда-то я,
И правда здесь была моя.