Поэты уходящего века.
Я убит советом друзей,
Я расстрелян всенародной заботой,
И сегодня секунда дождей
Невозможной мнится работой.
Нужно вылить посудную утварь
И в окно запечатать альбом.
Тридцать третий, седой как царь,
Входит витязь в казенный дом.

Я забыл уже время простое,
Когда что ни точка, то стих;
А сегодня больно́ и пустое
Лицо отражается в них...
Там вражда и иные идеи, 
Там сырая яйца скорлупа.
"Вы - искусства лихие халдеи,
Но "железка" не так-то глупа".

Я не понял, конечно, ни слова,
Словно пень я стоял над горой.
Повторяли мне снова и снова,
Открываясь дыра за дырой.
Я сказал эту правду, не веря.
Злоба дня не вошла бы во цвет,
Но опять, распахнувшие двери,
Друганы привезли мне привет.

Корни желчи, желание песни - 
Пули яда, ножи протоколов. 
Кровь не может вечно во плесени,
Среди строгих и бритых голов.
Ей не нужно пульсации тока,
Трубы жил ей совсем ни к чему.
Выбиваясь из массы потока,
Новый путь она укажет ему.
И сиренью запахнет поле,
И берёзы вскинут уста, 
Отдадутся покорно воле,
От безбрежия жизни устав...

Пока кто-то, как грозный боров,
Не воздвигнет "кирпич" на пути.
Сто семнадцать простых договоров -
Станут льдом вековые ступни.
Я не молод, я не видел заразу,
Но не стар, чтобы знать наперёд.
Кто-то пустит из милого газу.
Так всегда - Кто-то есть, кто соврёт.

Я сижу и зубы считаю:
Левый, шесть - кариес, пломба.
Я без дня, в отсыпной умираю,
Словно тикает часовая бомба.
Вот огонь пожирает пену - 
Ведь нельзя же есть её так.
Что ж костер совершит перемену - 
Жрет изжаренную её толстяк!
...Помню флаги над небом горели
И свинцовыми падали вниз,
И глаза по подвалам блестели:
""Наконец-то же книжный каприз!""
Дети голые плакали радостно,
Старики поправляли усы...
Мы погибли так быстро и гадостно.
Нас хоронили домашние псы.

Я сказал уже дважды вслух:
Все мы пьяные, чёрные, пленные - 
Но, по-видимому, недостаточно этих двух.
Ведь слова лишь попытки бренные
Искупить свою детскую веру
В дед Мороза и Чебурашку.
Нашу длинную, стройную эру
Год использует под промокашку.

Позвони мне из детства сытого,
Позвони поскорей, пожалуйста,
Из отрезка того скрытого,
Голод долгого того августа.
Расскажи мне, больному печенью,
То, чего я знать не хочу...
Ну да ладно уж делать нечего.
Сам себя как-нибудь полечу.

А ведь мог бы я быть спасителем
Этих стен от безумных лет,
Но, к несчастью, я стал красителем,
Что поганит состав котлет.
Я жалею свою Родимую,
Так рано меня родившую.
Пусть её кровяно-гонимую 
Не коснутся клыки убившие.

Я всё видел - мои окна во двор,
И старушки сидят в палисаднике - 
Всё клянут кособокий забор:
""Мол, не всё так уж больно ладненько,
Коли некому его подпереть"".
У старушек эпоха другая,
Их придется нам всем терпеть.
Пусть заборы себе ругают,
Нам нечего им предъявить.
Зато есть другая тема,
И есть нам кого обвинить,
И призванье - это нам не проблема.

...Я расстрелянный словно птица,
На краю небосвода лежу.
Мне как будто бы это снится - 
Я на небо из неба гляжу.
Вижу белый табун облаков,
Ходят серые клячи туч...
И мелькают проёмы мешков?
Разбудил меня света луч,
Но не солнце взошло на небо,
 А звонок постучался в дверь.
Чемпион коридорного я забега,
Открываю. Вошедший представился: ""Зверь"".

На метле улетает привычка,
Упорхает перо и листок,
Между мозгом и пальцами перемычка,
Словно звенит постоянно свисток.
Пальцы рисунок свой отставляют,
Мысли - следы, на красное белым.
Жизни, как порох, в сейфах пылают.
На плацу, строем и хором: ""Верим!""

Наша бездарность нам дарит свободу.
Мы - близорукое стадо будильников.
Пьём кислоту с надписью ""Воды"",
Прячем колготки по холодильникам.
Пули в карманах, песок в рукавах,
Чиним бульдозером нивы просторы,
Решаем вопросы о дорогах и швах...
А кто-то сидит за косые заборы.

Я убит советами друзей,
Я расстрелян всенародной заботой.
Не считаю я сколько гвоздей
Вбил я в гроб, увлечённый зевотой.
Я, возможно, уставший
И уж точно ослепший -
Я не листик опавший,
Я листок долетевший.
                   ..........17 - 18.12.1999 г.