Неволить век, нетяглый я по чину,
и на крежах людских всё сердце истощил.
Ватагой грех с души мучительно тащил.
И пасть невмочь, но всё ж когда-то сгину

безгласым я и позабытым кем-то.
Пока герои впрыть неслись, я лишь тайком
за щель глядел, и прятался, как некто
глядел с защели на меня, - я всё ничком.

Сократ осужденный и вида не подаст,
Боэций мертвенный не вымолвит и слова.
И только он, судитель здешних бразд,
поймёт, - простит, быть может, снова, - снова.