Опять заголосит
в надорванную просинь
петух или другой бессонный бузотер.
И чей-нибудь птенец, 
прекрасный как Иосиф, 
проснется и уйдет от братьев и сестер.
За тридевять страниц 
за вычетом пролога,
на литографский слой песка у мыса Горн
где менее всего охота слыть пророком
и миру предвещать погоду и прокорм,  
и тучные стада и облачные перья,
покуда не взойдет  нагрудная звезда
у вечного жида и юного еврея,
виновного что ночь, 
и суша, и вода.
Стирается свинец в неистовых широтах
и черная волна выбрасывает соль --
хоть пальцами читай, 
ощупывая что-то
и вещное как плоть, 
и вещее как боль,
и ветхое как пыль с подветренной страницы --
вот так и пролистать, отряхивая год.
Но снова прокричит заезженная птица 
и вечное перо продолжит оборот.