Аннотация: В стихах не принято называть имен. Но губитель мой и спаситель мой должны быть названы! Не проклинаю тебя, ловелас, но лучше бы нам не встречаться. Благословляю тебя, юноша, похожий на Христа, и прости, что не смогла полюбить тебя...
Я давно уже не помню,
кто сказал: "Жизнь есть движенье!"
Пресной жизни горькой солью
называют обновленье -
и, когда нам станет снова
от обыденности жутко,
то началом жизни новой,
как и старой, будет утро.
Утро быть не обещало
ни загадочным, ни странным,
и прошло. А дня в начале
постучался кто-то к Жану.
У него женой жила я,
хоть и числилась подругой.
Научить меня желая
стойкой быть к житейским вьюгам,
Жан сказал, что в этом мире
лучше ближнему не верить -
и, одна в его квартире,
открывая гостю двери,
я имела вид ищейки:
настороженный и строгий.
Скромный парень Дима Лейкин
появился на пороге,
об испуг мой укололся
и спросил: "А... Жан не дома?"
Его голос, взгляд и челка
были странно мне знакомы,
и испуг был незаслужен!
Я сказала: "Извините,
нет его. Он сильно нужен?
У соседей поищите".
Я и не предполагала,
что его еще раз встречу!
Он пришел - я рассказала
жизнь свою ему в тот вечер.
Взгляд его и голос были
на кого-то так похожи!..
Мы так долго говорили,
что язык устал. Но все же
мне впервые в жизни было
с человеком так приятно!
Хоть меня и осудил он -
но считал невероятным,
невозможным и бесстыжим
на беду чужую плюнуть.
Стиснул зубы он, услышав,
что моя осталась юность
на казенной на кровати,
что не то еще видала -
и огонь Великой Страсти
я в глазах его узнала!
Этой страстью загораться
лишь немногие способны.
Это значит - невозможность
чувствовать себя удобно,
если кто-то где-то плачет,
и нужна кому-то помощь
и защита; это значит -
чутким быть и к незнакомым,
и болеть чужою болью
много больше, чем своею...
Это, скажете, несложно?
А вот я так не умею!
Я забыла его имя,
позабыла взгляд и челку -
только мыслями моими
он владел еще так долго,
что я даже испугалась
этой памяти. Как странно!
Даже в мыслях я старалась
верной быть лишь только Жану.
Я верна была - а толку?!
Плод любви моей горячей
сбила с ветки раньше сроку,
будто не могла иначе.
Но семьи тем не спасла я,
счастье кончилось, как сказка.
В чувствах ясности желая,
я приблизила развязку -
и, когда себя в природе
я почувствовала лишней,
добрый гений Митя Modest
в жизнь мою вошел неслышно.
Мне звезда его открыла,
что вначале было Слово...
Ночь страданий завершило
это утро жизни новой!
1991