Ее губы зашиты грубыми нитками,
Чтобы она не смогла говорить.
Ее бедные глазки вороны выклевали,
Чтоб не смогла за миром следить.

Ее пальцы обрублены, перебинтованы,
Чтобы она не смогла прикоснуться
К тем, кого видит на сквозь она,
Чтобы им не пришлось ужаснуться.

Она идет по горячей пустыне.
Уже вот сто лет как шагает.
Она в теле ребенка застыла.
Ее облик скитальцев пугает.

Как-то, шагая чрез пустыню,
Она на два изумруда наткнулась.
Третий глаз их сразу воспринял.
Обрубками пальцев она к ним потянулась.

Раздирая повязку, что глаза закрывала,
Она камни с песков поднимает.
Это есть то, чего она долго искала.
Она камни в глазницы вставляет.

Пред ней предстают очень яркие краски.
Потом эти краски стали картинками.
Она видит фигуры людей, видит маски.
Вот, повязки с рук она скинула.

Пытаясь прикоснуться к людям,
Она идет лишь к ним навстречу.
Она им верит. Ведь не будут
Они ее больше калечить.

И вот она рвет кожу губ,
Срывая с них грубые нити.
Кровь сразу падает на грудь,
Стекает медленно, к пескам летит.

Ее обрубок языка
Напрягся, чтобы слово молвить.
Лишь кровь полилась изо рта.
А люди все стоят безмолвно.

Захлебываясь в своей крови,
В мыслях кричит им, "подойдите!".
Она не чувствовала боли,
Но в этот миг боль стала дикой.

А люди все стоят и смотрят.
И вдруг один срывает маску.
Его лицо - ангела портрет.
Как будто он пришел из сказки.

"Скажи мне кто ты. Ты не ангел". 
Шептал он голосом небесным.
"И кто же тебя так изранил,
Доставил столько мук телесных?".

Она хотела рассказать им...
Она хотела это крикнуть...
Но ее речи люд лишил 
И приказал в пустыне гибнуть.

Она жила среди людей.
Она ни чем не выделялась
Из остальных мирских детей.
Она лишь ни как все играла.

Она играла с лунным светом,
С шаром энергии играла.
Как подросла, нашла ответы
На все вопросы, что желала.

Она читала мысли мира
И говорила с соловьями.
Она живое так любила...
Но люди ее не понимали.

Она лечила от болезней,
Она советы им давала,
Она старалась быть полезной,
Они ее вечно боялись.

И вот от страха и порока
Они зашили ее губы,
Чтобы не слышать глас пророка,
Чтобы не знать свои грязные судьбы.

Она смиренно ожидала, 
Не веря в новые виденья.
Им неизвестно чувство жалость.
Да, боль всего лишь сновиденье.

И вот, она одна в пустыне.
Глаз нет, зашиты губы, пальцы обрубки.
И время для нее застыло.
Она на веки в теле хрупком.

Своими новыми глазами 
Она смогла увидеть духов.
Хотела крикнуть "хочу с вами".
Но не смогла издать ни звука.

Они с терпеньем выжидали,
Он вот пришел конец терпенью.
И снова ее обрекают
На бесконечное мученье.