Рыдали города кровавым смехом,
Шальные птицы сыпались с небес.
В Россию был влюблен и тихий Чехов,
И горьковский безумный красный бес.

Представь себе, как мертвая планета
Летит в кольце окаменевших книг,
Как режут астероиды поэтам
Язык огня, единственный язык.

Представь, что та крупица ледяная,
Затерянная в космосе идей -
Земля. Мы ничего о ней не знаем,
Мы, звезды, превращенные в людей.

 Мы, брошенные в грязь дождем молекул,
Из пепла вулканических лавин
Должны добыть для жизни человека
Насыщенный любовью пластилин.

Представь себе, что мы - первопроходцы.
Вот Библия начала и конца.
Там, где-то за спиной восходит солнце
С японским выражением лица.

Ощерилось, как будто усмехнулось.
Вообрази, кто б мог провозгласить,
Что где-то на Хонсю земля проснулась
И скрипнула шарнирами оси.

Ты, кажется, теперь зовешься Евой.
Вот сигареты. Я - евангелист.
Прикуривай. Дыши свирепым гневом
На тех, кто нас низвергнул в эту жизнь.

Представь себе, дрейфующий осколок -
Земля, где археолог только ты,
В пыли большого взрыва книжных полок
Откапываешь разума следы.

Вот мир на стыке камня и созвучий.
Вот альпеншток - пробейся в парадиз,
Что с неба метафизики научной
Стремится вниз. Всегда стремится вниз.

Пробейся, расколи кайлом страницы,
Как скифы разбивали мерзлоту,
В которой гибли чеховские птицы
Не на лету. Увы, не на лету.
Представь, что здесь, на линии распада,
Столетиями мякла бузина,
Плешивел мох, в церквях курился ладан,
В России шла гражданская война.

Рыдали города кровавым смехом,
Шальные птицы сыпались с небес,
Когда к барону Геккерену ехал
Стрелявший в камер-юнкера Дантес.

Смотри: картон реликтовой афиши.
Дай сигарету. Трудно различить
О чем Державин Батюшкову пишет
С ворчанием копеечной свечи.

Ты, кажется, тогда звалась Татьяной.
Попробуй вспомнить имя родника,
Откуда просочились, как из раны,
Отравленные лирикой века.

Вот рухнувшее Царство Зазеркалья.
Вот русский - радикал до тридцати,
Затем - патриархальная каналья
В тоске сиюминутного пути.

Представь себе, на этом самом месте,
Где ты в могилах роешься, смеясь,
Назад тому эпох быть может двести
Кровавых городов зияла пасть.

От напасти бежал к литовцам Курбский.
Дай зажигалку, черт, моя пуста.
Мне кажется, что мы сейчас под Курском -
Такие же загробные места.

Булыжник в стеллажах библиотеки
Из карцера Матросской Тишины -
Из этой под кресты забитой Мекки,
Где глохли навсегда говоруны.

Мы, брошенные в грязь осенних суток,
Должны в курганах камерных руин
Хрусталь разбитых вдребезги сосудов
Добыть для киселя чернильных вин.

Перечеркни. Рвани руду обложки!
Мы здесь одни, беспомощно одни.
Вот капитанской дочери сережка
На трупе Гончаровой Натали.



Христос последний - Веня Ерофеев.
Напомни мне, еще каким богам,
Кривляясь, поклонялись берендеи
На пепелище винного ларька.

Напомни мне, доверчивый этнограф,
Какие птицы сыпались с небес,
Когда чертил на крышке гроба Гоголь
Черновики своих бессмертных пьес.

Дантес к барону Геккерену ехал,
Над Петербургом слепли фонари...
Поверишь ли, убийство человека
Убийству человечества сродни.

Еще тебе скажу, что смерть поэта
Всегда нелепа. Дети гибнут так,
Чудовищно... Дай, Ева, сигарету.
Со стороны Хонсю крадется мрак.

Крадется враг. Прохладно. Пахнет морем.
Откуда здесь, на битых черепках,
На месте катастрофы аллегорий,
Зашевелилось трио черепах,

Которым в панцирь швеллеры орбиты
Отчаянный мечтатель вколотил!
Дай сигарету, слышишь, Маргарита.
Сожги дневник. Сожги и уходи.

Здесь снова заревут кровавым смехом -
Вначале было Слово - города.
И снова задохнется нервный Чехов
Чахоточными сгустками стыда.

И заморгает окнами планета...
Послушай это: "Ледяная рябь
Канала". Догорает сигарета
Последняя из выкуренных зря.

Послушай: "Ледяная рябь канала.
И снова повторится все, как встарь" -
Земля, где нам для жизни не хватало
Поэзии. Стихов дневная хмарь.

Мы, звезды, превращенные в ничтожеств,
Из слез своих сгустили пластилин
На тюфяках ночлежек придорожных,
Чтоб закричал по-русски властелин.



В два сорок пять. В час гибели поэта.
Лаура, уходи. Прощай. Пора.
Оставь на всякий случай сигареты,
Чтоб надышаться насмерть до утра.

Чтоб потекла крупица ледяная
Прозрачной каплей болдинских дождей
На землю, о которой мы узнали
Из книг ее покинувших людей.