Головин Владимир Георгиевич :
другие произведения.
Стихи
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Головин Владимир Георгиевич
(
vladgolov@mail.ru
)
Размещен: 23/11/2008, изменен: 17/02/2009. 13k.
Статистика.
Стихотворение
:
Поэзия
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
ОТКЛЮЧЕНИЕ СВЕТА В ТБИЛИСИ
(2003
г.)
Перевелись сегодня Прометеи.
Когда весь город падает во мрак
и газовая печка еле греет,
и торжествует принцип "сам - дурак",
я думаю: "А раздобыть бы факел,
зажечь его у власти во дворце
и пробежать по улицам во мраке,
и чтоб - багровый отсвет на лице.
И зажигать камины и печурки
и хворост под столбами фонарей,
и перестать играть с природой в жмурки,
и стать при свете лучше и добрей..."
Но я сижу в потемках и зверею,
потом с ворчаньем падаю в кровать.
Перевелись сегодня Прометеи.
А впрочем, Зевсов тоже не видать.
* * *
Не канатоходцем, не полярником,
и не тем, кто к звездам улетал,
не матросом, даже не пожарником
- в детстве стать я клоуном мечтал.
Чтобы в круг, расцвеченный софитами,
вплыли мой парик и красный нос.
Чтобы даже вредины сердитые
подобрели от веселых слез...
У афиш смешных и размалеванных.
мудрость не дарили мне года.
Но узнал я, что шутов и клоунов
люди уважают не всегда.
Видя их усмешки, снисходительность,
благочинность их успешных дел,
я хотел растормошить действительность,
в клоуны по-прежнему хотел.
Слышал я, как, словно оскорбление,
весь в делах, серьезный, строгий люд
говорил кому-то с раздражением:
"Успокойся, балаганный шут!".
Полно, господа, не пыжьтесь попусту,
жизнь - не бухгалтерия, не плац,
и она не жизнью станет попросту,
если смолкнут клоун, шут, паяц.
Может в ней и поровну замешаны
смех и слезы, радость и беда,
Только, вот, планету нашу грешную
клоуны вращают, господа.
Я проснусь, бывает, в полнолуние
и, как в царстве мрака про свечу,
вспомню про Никулина с Полуниным...
Я всю жизнь стать клоуном хочу.
* * *
Я не люблю больших квартир,
где сделал шаг - и заблудился,
а в кухне бы вполне вместился
уютный маленький трактир.
Не то, чтоб мало здесь уюта,
а все же тянет ветерком.
И долго тянутся минуты
под необъятным потолком.
Я не люблю больших квартир.
Они и с мебелью пустынны,
они смешали воедино
Пенаты и застенный мир.
В них норму тихого уклада,
страстей актив и слез пассив
вобрали комнат анфилады,
неравномерно растворив.
В них тихий шаг звучит так гулко!
И ты не знаешь, чего ждать
в их лабиринтах, в закоулках,
которых не пересчитать.
В них искажается пространством
привычный жизненный пунктир.
Коня, коня за это царство!
Я не люблю больших квартир.
* * *
Время ускоряет бег.
Вот, и двадцать первый век...
Музыку из кинофильмов
называют "саундтрек".
"Мониторингом" - контроль,
"кастингом" - отбор на роль,
а "эстрадой" - смачных девок,
путающих "ля" и "соль".
Что ж, философы правы:
все меняется, увы.
Многие, кто не менялись,
не сносили головы.
Жнец и на дуде игрец
- не властители сердец.
Не о них вздыхают дамы:
"Состоялся! Молодец!"
"Состоялся" - ранг для тех,
кто в делах познал успех.
Так что, быть не при деньжатах
нынче - просто смертный грех.
Мы мечтали об ином
за гитарой и вином.
Был нам этот самый бизнес
как ньютоновский бином.
Мы творили что-то впрок,
состояться каждый смог,
только это "состоялся"
- не набитый кошелек.
Двадцать первый век - иной,
он живет своей ценой,
только прежними остались
смех и слезы, снег и зной,
Океана красота
и мурлыканье кота,
дар влюбиться, страх утратить
и надежды высота.
Состояться все должно.
И у всех, конечно. Но,
все-таки, не саундтреки,
а мелодии в кино.
* * *
А ведь у нас все это уже было.
Такой же снег проснувшейся зимы
утаптывал усердно и уныло
по осени рыжевшие холмы.
На деревянном стареньком балконе
белела так же вязь резных перил.
И колокольный перезвон Сиони
над городом встревожено парил
А город точно так же, в ожиданье
какой-то затаившейся беды,
морозу отдавал на поруганье
свои отзеленевшие сады.
И вот тогда-то мы видали это:
мороз, сумевший победить везде,
катки из улиц сотворял к рассвету
и все по ним скользили вниз, к беде.
* * *
Набирают обороты годы
в колеях удачи и беды.
Легкою поземкою невзгоды
заметут нечеткие следы.
Время постепенно сдаст в музей
запахи, напевы, голоса.
Сохрани мне, Господи, друзей.
А врагов себе создам я сам.
Кто-то там из прошлого помашет
не успевшей сморщиться рукой.
Развернутся вдруг дороги наши,
обещая благость и покой.
И, как ловкий древний грек Тезей,
к выходу найду на ощупь нить.
Не вини, Господь, моих друзей.
А врагов я знаю, в чем винить.
Правда, жаль, что всех пораскидало,
что подруги начали седеть,
что уже не сможем, как бывало,
до рассвета с рюмкой досидеть.
Жаль, уже по-старому нельзя
покорять сердца прекрасных дам.
Ты воздай, Господь, моим друзьям.
А врагам я как-нибудь воздам.
Надо бы успеть остановиться,
только передышки не манят.
Слишком жестки вокруг нас границы,
слишком много за собой хранят.
Словно гладиатор в Колизей,
собираю старую пращу.
Ты прости, Господь, моих друзей.
А врагов своих я сам прощу.
* * *
Проснуться от призыва ветра.
Встать. И увидеть из окна,
как размывает силуэты
дождем набухшая луна.
И в капель четком перестуке,
морзянкой рвущемся в окно,
узнать мелодию разлуки,
в тебе живущую давно.
Бессонница. Ночная кара
за день, за мысли, за дела.
Как недотлевшего пожара
хранящая огонь зола,
остатками дневных сомнений
заявит гулко о себе.
И призовут ночные тени
уже к совсем иной борьбе.
В которой выбор надо сделать
меж тем, как жил иль хочешь жить,
и тем, что ночь тебе успела
напомнить, иль наворожить...
Проснуться ночью. Ветер слушать.
И в стуке капель услыхать
Сигнал: "Спасаю ваши души.
Пока осталось, что спасать".
Ах, только б было, что спасать...
* * *
По ходу действий драм и оперетт,
да и во всех владеньях Мельпомены
в шкафу героя кроется скелет
и кто-то ружья вешает на стены.
"Жизнь - это театр", - провозгласил поэт,
ведя учет ошибок и амбиций.
И мы играем. Каждый - свой сюжет.
Но без суфлеров и без репетиций.
Кому-то в этом театре - благодать,
кому-то надоела роль актера.
Но труппе не дано предугадать
задумки драматурга-режиссера.
Кого-то ждет на сцене полный крах.
А чьи-то роли истинно бесценны.
Скелеты сами прячем мы в шкафах.
Но кто нам ружья вешает на стены?
* * *
Проталины сменились лужами,
мороз - холодным ветрами,
снежинкой вытканное кружево
- холстом дождя в оконной раме.
Зима сдаваться не торопится
и не спешит весна с атакою,
но где-то там, где крыши сходятся,