Мы ехали молча, играла пластинка,
Троллейбус на горной дороге трясло,
И пел, заикаясь, по-моему Глинка,
А может Чайковский. Он пел про весло.
Про то, как сжимая в ладонях шершавых,
Веслом протыкаешь семнадцатый вал,
Дрожал и вибрировал голос картавый,
Что он заикался, уже я сказал.
Но он заикался от горной дороги,
Сбоила пластинка, совсем не певец!
Он, судя по голосу, был одноногий,
Почти как Кутузов - солдатский отец.
Я сделал потише. Пластинка не смолкла,
А стала погромче, как будто в укор.
От гневных куплетов полопались стекла,
И я догадался - поет-то шофер!
Я только с трудом удержался от крика,
Ну разве не ужас, когда в Новый Год,
Шофер - одноногий, картавый, заика -
По горной дороге троллейбус ведет?
Нельзя было медлить - шофера я скинул,
Я знаю педали, и это спасло,
И слышалось долго, как сзади мне в спину,
Картавое эхо поет про весло.
|