Бывает критик - как палач, владея инструментом, мальчик пытается схватить за пальчик и прищемить... Пиита плач
ему лишь услаждает жизнь... Ах, садо-мазо, мазо-садо... Ну что еще для счастья надо, а литразбор по делу - сгинь.
И не случайно с палачом ассоциирует себя он. Кайф заработать на мясао, пристукнув жертву кирпичом.
Где кирпичом, где топором... А инструменты ювелира валяются вблизи сортира, они ему давно все влом.
Вот так давно замылив глаз, боясь огранки украшений - не дай бог, ухудшенья зренья - ОН БЬЕТ НАОТМАШЬ И АЛМАЗ.
П
Смотри, читатель дорогой, как критик мой, весьма любезный, работой занят бесполезной: не в глаз рукой, не в зуб ногой.
Вот он сказал: "Наш графоман насиловал руками Музу", - так покажи всему союзу, в чем заключается изъян. Но что он может показать, когда свидетелей-то нету, и он кричит на всю планету: "Ату его, япона мать".
А может быть у нас любовь, а можь, насилие руками гораздо лучше, чем ногами и будоражит нашу кровь.
Приятней смаковать интим, чем разбирать плоды насилья, Страдая творческим бессильем, он все равно не заменим.
Он с Музою нас веселит, мы веселимся и хохочем, и, думая, что он нас мочит, лишь возбуждает аппетит.
Мифологический словарь ему, поборнику традиций, и разных прочих эрудиций защитой служит, блин, как встарь.
И сыплет, сыплет черте чем: от Терпсихоры до Эрато, но нас лишь это забавлято и мы не спросим, блин: зачем?
Давай, давай, страдалец наш. Мою же Музу кличут Глашка, мы с нею вмажем по рюмашке и вновь идем на "абортаж".
Мы веселимся и творим. Нужны минеты! Есть минеты! А остальные все поеты идите... к критикам своим.