ХХ  ВЕК

Цель оправдывает средства почти век
И счёт уже пошёл на миллиарды.
Неужели за всем этим человек,
Что быть всегда желает в авангарде?

Кривыми пальцами калека подбирает ломтик хлеба
И взгляд просящий устремлён в немое небо.
Уже устал он защищать лицо руками
И вьётся тело как червяк под сапогами.

Шёпот смерти на улице глушит крик созданной нами свободы.
Кровь, стекая по дужке очков, превращается в сточные воды.
На войне страх лишает людей счастья быть полноценным.
Возвращаются только лишь те, кто сумел стать смиренным.

В мире купли-продажи Иуда стал популярен.
Собирательный образ героя сейчас не морален.
Молодёжь, насмотревшись порнух, грязью сыпет святыни.
Под прикрытьем Мессии сам Дьявол приполз из пустыни.

По коридору мелькают тени, прячут совесть.
Сосед на машинке печатает старую повесть.
Он вернулся с войны, задыхаясь горечью боли,
А теперь спекулирует правдой, не забыв сменить роли.

Исходя из понятий зла и насилия,
Проводя параллели с сегодняшним днём,
Понимаешь, насколько сейчас мы бессильны,
Что не выиграть словами сраженье с огнём.

Корректируя цепи ошибочных строчек,
Сидел одиноко поэт за столом.
Но неизвестно, сколько ещё точек
Удастся поставить нам этим пером.

                        январь-февраль 1994

АЛЛЕГОРИЯ

Уже забыта всеми эта сказка
Хоть звучит ещё печальным тоном
Жизнь, что может выглядеть как маска,
А на деле оказаться в горле комом.

Дорога, петляя повсюду, закончилась в царстве убогом.
Ребёнок букет собирал там из слёз, кои пролиты Богом
Невозможно смотреть, не всплакнув, на людской грех безликий.
В них навечно засел сам Порок - государь и владыка великий.

Алчностью, страстью к наживе, наполнены души больные.
Желание над всеми быть всем порождает оковы стальные.
Молчаливо и злобно глядят друг на друга всё время,
И готов здесь продать брата брат за безумное племя.

Слухи ветром разносятся много быстрее, чем птицы летают.
Ядом разум их бренный, как дождь всё живое, питают.
Пронеслось эхом всюду, что вдруг развелась где-то дичь золотая,
И слепец жалкий ходит за ней день и ночь всё о чём-то болтая.

Охотники на конях молодых прискакали по звёздной тропе безымянной.
С собой прихватили силки и копьё с булавой оловянной.
Засаду устроив у водоёма, где старец с орлом отдыхают под солнечным светом,
Чтоб птица запуталась, одарённая златом, ловцы удалые раскинули сети.

Издалека дивное слышится пение пташки волшебной, высоко.
Похоже, что чувствует скорую близость стихии Нептунова ока.
Всего несколько взмахов осталось парить до водицы,
Но не придётся ни старцу ни её святой влаги напиться.

Шорох, треск. Ветки как стрелы вонзаются в тело глубоко.
Верёвки. Глумятся вокруг лица потные, тела широкие.
Грянул гром, будто вселенная треснула, и молния осветила лес,
Ено беспомощными как некогда оказались стенания небес.

Старик онемел, он всё понял, но поверить в такое не мог.
Голос немощный в буре успел прокричать: УЗа что я теперь одинок.
Где ты, друг мой сердечный, не покидай, будь со мнойЕФ
В это время орёл уж был в клетке с окошком в ладонь.

Слепит солнце, но уже не греет.
Поют птицы, но не замечаешь звуков.
Постепенно всё вокруг сереет
И не слышно больше сердца стуков.

                                   Сентябрь 93, Сентябрь 94
 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Может быть лист опавший дорогу укажет,
В родной дом по которой ты сможешь дойти,
После долгой разлуки о многом расскажет
И в несчастье поможет в себе силы найти.

Ступая по акварели природы чуть слышно,
Вздымаясь на холм, исчезая в лощине,
Скажешь ты, что везде одинаково пышно,
Только след от слезы будет глубже морщины.

Руками собрав горсть земли с поля боя,
На котором сражается с совестью память,
Душа разрывается от горькой боли,
И как в храме свеча, начнёт медленно таять.

И растопит за раз воск молитвы отчаянной
Накопившийся грех в саже наших страстей,
А подлец, хитрый чёрт, лишь снаружи покаянный,
Вдруг скроется в цвете фальшивых мастей.

                           Конец 1994 - начало 1995
 

С*** (на прощание)

В объятии лунного света по немой мостовой
Возвращаешься с долгой прогулки домой.
Ждёт тебя златокрылый волшебник Морфей,
Прародитель забвений и колдун-чародей.

Всякий раз, ближе к полночи, он залетает
В каждый дом. Сознание в миг исчезает.
И не видит предела в творении чудес,
Иногда лишь вздыхая под стоны небес.

Вот ты усталая в комнату входишь,
Спящих игрушек тихо пледом укроешь,
Взглянешь в окно на безмолвный пейзаж,
Млечный путь мыслей начнёт свой пассаж.
  *   *   *
Промелькнут за мгновение тысячи ликов,
Ворвутся душой, словно гром детских криков.
...Но, вдруг оказавшись чужими и лишними,
Провалятся в вечность переспелыми вишнями.

Слепой мрак веет стужей уснувших руин,
Одиночество в клочья рвёт сердца рубин.
Из груди вырывается воплем отчаяние,
А в ответ эхом вторит людское молчание.

Превращаются краски в чёрно-белый эскиз.
Холод туч свинцовым клином опускается вниз.
Душистый май вытекает в прощальное лето.
Единственно спасающее мир это - ...

Любовь. Проводник по болью разрушенным,
Заросших колючей травой - равнодушием,
Лабиринтам сокрытого непонимания,
Этой страшной болезни всего мироздания.
  *   *   *
Улетит протяжным плачем последний каприс.
Рассеет печаль в облаках лёгкий бриз.
Веки слипаются под бой старинных часов,
Восприятие закрылось на прочный засов.

И не сможет никто потревожить покой,
Когда Олле-Луккое, развеяв рукой
Зло и серость реалии сумрачных дней,
Цветной зонтик раскроет над подушкой твоей.

Иероглифы снов в зелени твоих глаз
Паутиной покроют мечтаний топаз.
И дыхание становится сладким от грёх,
Растворив в себе яд лепестков терпких роз.

Бархат губ, словно сок из цветущей лозы,
(Две воздушные лилии в тени бирюзы)
Оставляет свой шепот в потоке любви,
Что начало берёт с капли горькой слезы.

Ветер нежно ласкает волос водопад
И в букет собирает хмельной аромат.
Сонм волшебных частиц под покровом ночи
Он разносит повсюду, как солнце лучи.

                                 январь-май  1995

НОВОГОДНЯЯ ПОХОРОННАЯ

Время кровью течёт по немеющим венам,
Впадающих в бездну смертельной тоски.

Холодный поток чёрно-белых страданий,
По теплу твоих недостигаемых рук,
Смывает пророчества прошлых гаданий,
Превращая  неровные линии в замкнутый круг.

Под ногами мозаика кленовых пастелей
В абстрактных картинах осенних пейзажей
Освещается нитью неонов отелей,
Отмытых дождём от удушливой сажи.

Тучи землю стянули узлом, петли накинув
На узкую шею - сжались лёгкие в камень.
Гром бьёт колоколом. Черти сонные, сгинув
В пропасть, разжигают из ветвей пламень.

Языки остро жалят, но от боли не корчусь,
Плотно скован ремнями истерзанных глаз.
Молю Бога о жизни, а он, едко морщась,
После выпитой рюмки, выносит отказ.

Зачерпни ж ледяной мне воды из колодца,
Напоследок напьюсь из ладоней твоих.
Трудно жить в шкуре загнанного иноходца,
Когда мёртвые взгляды чужие ближе своих.

Но прозорливый вор, жадно жало нацелив
На остывшее сердце в холодной груди,
Запустил свои пальцы в размякшее тело
И достал ком запёкшийся. "Разбуди!"-

Стон обрушился камнем на мёртвые скалы
Пожелтевших, измученных пытками стен,
УМне ведь надо успетьЕФ, но глухие вассалы
Бескровное тело сбросили в дантовский плен.
              * *   *
Расстелили деревья аллеи из листьев,
Обнажив свою хрупкость. Без ярких одежд
Процессия старых уродливых мыслей
Вдаль провожает похоронный кортеж.

Cквозь колючий строй елей, мешающих свету
Вонзить свои иглы-лучи в мою душу,
Несут гроб дощатый навстречу рассвету,
Лилипуты, скорбящие равнодушно.

Среди сонма серых, бесформенных лиц,
Выделялось одно удивительным ликом -
Перламутр сверкающих детских ресниц
Оживлял жемчуг глаз чарующим бликом.

И склонившись над телом, поджав одеяния,
Чтоб не пачкала грязь дорогую парчу,
Белоснежная статуя - неземных рук ваяние -
Под раскатистый смех воронья затушила свечу.

                                       Осень 96 - Март 97
 

БЕЗУМИЕ

Змея, розу от страсти обвив, расцарапала тело,
И не смогла доползти до горящего кровью цветка.
Её злость, за мгновение, молнией яда влетела
В плоть несущегося на крыльях любви мотылька.

В моих глазах мир, где разбиты надежды.
Я погружен в страдания и липкие одежды.
Каждый раз к тебе прикоснувшись нежно
Просыпаюсь и  вижу лишь мёртвую тень.

Вместо радуги петля на моей картине.
Разбились волны любви о бетон плотины.
К тебе на полпути завязли ноги в тине,
И который раз, как во сне, утопаю в бреду.

Hе ощущаю время, когда с тобою рядом,
И камни твоих слов не кажутся мне градом.
Я в облака хочу взнестись журчащим ладом,
А пока всё по млечной тропинке бумаги иду.

Дождь разбил окно - ветер пеплом в дом.
Тянутся руки за драгоценным теплом,
Но осколки впиваются в вены ножом,
И снова срываюсь с иглы  в твою пропасть.

Испробовав отраву твоих невинных глаз,
Огонь любви бессильной панически угас,
Но сердце продолжает исполнять приказ,
И вяло со скрипом вращается ржавая лопасть.

        Большая часть - август-сентябрь "96; дописано в августе "97
 

МОЯ РЕЛИГИЯ

Снег падал лепестками мёртвых роз
На заржавевшее от слёз немое тело.
Качался с севера на юг плетёный трос
И Дон Кихот на нём, в кафтане белом.

Там в глубокой пещере рождается в боли любовь
И течёт густой брагой под коркой запёкшейся раны,
Где палач топором тупым рубит белесую бровь
Творца, что лепит души из замёрзшей глины срама.

Взирая на спящие тени камнями застывших богов,
Сквозь узкие петли обугленных верою глаз,
Я шёл за проклятой судьбой вдоль крутых берегов
Бурлящей реки, извергающей радужный газ.

Но купался я в ней и на зло всем живой выходил,
Лишь кусками сползла опалённая ядом кожа.
И вдыхал аромат по усопшим дымящих кадил,
Встречая слепую любовь под звёздной рогожей.

С неба краски бы собрать на палитру,
Завязать в узелок и пустить по реке,
Чтоб всем жаждущим досталося по литру
Зелья сладкого, заваренного на святом грехе.

Искрами любви высекаю огонь на груди
И сгораю дотла в синих языках костра.
Так смейся во весь дух, только не грусти!-
Мне не привыкать одному ползти до креста,

Где любовь пеплом стелит узорный ковёр
Для постыдных утех продажных блядей,
Превративших в бордель хрустальный шатёр.
И вкушающих мёд безотказных плетей.

Всё по колено в грязи; но с кнутами в ветрах-
Да не страшись ударов коли кровь горяча!-
Воздух в листьях осенних несёт божий прах,
И укрывает землю саваном с нашего плеча.

                Июнь-Сентябрь (большая часть) 1997
 

КРУГОВОРОТ

Грязь их глаз смеется
         И пачкает сонные веки зеленых холмов;
Из узды время рвется
         Сквозь серые стены лесами заросших веков;
Разбавляя соль слез,
         Молоко облаков льется сладким дождём;
Спиленный сонм берез
         Стонет в немощном теле забитым гвоздём;
Неизменный триптих:
         УНаслаждения садФ в зеркалах спящих рек;
Ежедневный стриптиз-
         Боги в рясах молитвой снимают с нас грех;
Почернели скрижали
         На скошенных храмах извечных страданий;
Искры пламя рожали,
         Только падал лишь пепел забытых преданий;
Коронованный принц
        Геноцид в маске мирных идей у обрыва;
Вырванный гиацинт
         Оставляет в земле почерствевшие дыры;
Прокаженная радость
         Каплей липкой слюны по застывшей улыбке;
Заскорузлая слабость
         В оловянном кресте на засаленной нитке;
Долгожитель Христос
         Заливается смехом под ядерной пылью;
С уст сошедший вопрос:
         Суждено ль этой сказке стать былью?

                                        Март 1998
 

ДОРОГА В НЕБО

Одинокие гнёзда тоскуют по птицам,
А те уже новые вьют в южных странах.
Слёзы струятся по птичьим ресницам,
Застревая занозами в ноющих ранах.

Целое небо одним поцелуем объять,
Вздохом взнестись до заветной земли.
С ручьёв звёзды заката ладонью собрать,
Пусть осветят извилистый путь до петли.

Тропа вдоль обрыва горбатой ложбины
Течёт вкривь да вкровь, раздирая ухабы.
Шиповник пощечиной острой щетины
Лелеет чугунные дёсна ограды.

Затянуть узелок встречной течью ветров,
А концы сбросить в воду летящей зари.
Заусенцами трав застелить кривой ров,
Где река прячет тусклых очей янтари.

Луна поёт альтом скрипучих уключин
Ночные рапсодии сонным оврагам.
Пеньки на опушках танцуют в дремучем
Лесу, разгоняя сучки да коряги.

Иллюзорные сны лучезарной росой
Скользят по изломам седого восхода.
Лазурный прилив заострённой косой
Срезает колосья голов божьих всходов.

Вот и солнце взошло - веселее бежать
Навстречу стреляющим светом лучам.
Искони суждено пред рассветом дрожать
Кому страшно подставить доспехи мечам.

Чей-то вопль разнёсся над дымчатой пашней,
Пронзив эхом серебренным едкий туман.
Охранник навскидку из смотровой башни
Уложил беглеца лицом в мягкий бурьян.

Пополам раскололось литое распятие
На жилистой шее придворного вора.
Мёртвой хваткой вцепились собаки в запястье
Трясущейся жертвы судьбы приговора.

Громче грома смеялись беззубые рты,
Хохотали до судорог в сутолоке дней,
Пальцем тыкали вверх коротышки кроты,
Пред собою лишь чуя гнилой запах пней.

На молитвах любви я лечу в облаках
Ниже спящих теней, выше певчих птиц.
Образ спрятан святой в райских яблоках
Среди каменных масок враждебных лиц.

Твой ядерный нимб ослепил бездну глаз
Золочёным копьём безвозвратной весны.
Заблудившийся в трёх снах усталый пегас
Песнь слагает Богам у сгоревшей сосны.

А я не верю в Богов, ведь рядом есть ты,
Икона в распахнутом настежь окне.
На моих венах болью разводят мосты,
И корабль плывёт в погребальном огне.

Он причалит к размытым дождём берегам,
Возвестив долгой паузой искренних слов.
Тебя долго искал по чужим городам,
Чтобы вместе сбежать от телесных оков.

                           Март-Апрель 1998
 

ВЕЛИКИЙ ПУТЬ

Как любовь одежды шила нам в далёкий путь
Из колючих городов в бескрайность вечности,
Где пауз долгих пустота определяет силы суть
И застывает цветком чувств от быстротечности.

Как вдоль и поперёк по швам трещали платья,
Рвались насквозь, не в силах страсть сдержать,
Мы облачили в распростёртые заплаты счастья
Тела нагие.
                    От времени легко теперь сбежать
Когда людей не слышен повседневный ропот,
Лишь звонкий смех дождя над крышей поднебесья;
Когда крылатых лошадей в златой упряжке топот
Исчезнет с нами в облаках эфирной песней.

Как в поцелуе растворились бренных тел пределы,
Слились в дыхании душ гармонией аккорда,
Мы к звездам вознеслись сквозь памяти пробелы,
Открыв в себе заброшенные сцены Амаркорда .

Как жадно пили сок Луны, закусывали Солнцем,
Нанизывая млечный путь на нить кривых комет.
Я представлял себя во сне скитающимся горцем,
Блуждающим по кратерам семи твоих планет.

Как жили-ворожили по углям бездонных глаз,
Растапливали печь любви на судьбоносных искрах.
Из чайника весны  лучистой радугой смывали грязь
Чужих шагов, тайком проникнутых на наши прииски.

Как восвояси возвращались к высохшим истокам,
Подошвой пыльною собрав звёзд огненный букет.
Из слёз блаженных глаз и мудрости Востока
Соткали на густой крови пылающий секрет.

                                               Март - Май, 1998

ЖАТВА
 

Мы все рождены для последующей смерти
И тут ничего не поделаешь, ведь таков рок.
Однажды получишь записку в дырявом конверте,
Все примешь как есть и исчезнешь в свой срок.

Из всех гостей предпочитаю
Я незнакомку на своём пороге;
В котле любви она заварит чаю
И уведёт заманчивой дорогой.

Приветствуют слуги туманную пропасть,
Хохоча во все стороны злою грозой.
С неба медленно сходит солёная копоть,
Проливаясь на снег ядовитой слезой.

Тучи ливнем лелеют разрушенный город,
Заключенный во власть летаргических стен.
Сквозь руины дворцов пробирается голод,
Добавляя штрихи к декорациям сцен.

Подворотни любовью покинутых судеб
Завлекают пленительным блеском афиш
Рабов совести в шелковых мантиях судей
Да бездомных котов с подсознания крыш.

Любовь дарит страждущим новую веру,
Отдавая себя в плен засаленных рук;
Без оглядки ступает, хромая, к  барьеру
На съедение болезни царящей вокруг.

Боль сочится из ложью пропитанной раны
Утомленного сердца в оковах груди.
Багровеют заросшие небом капканы
От кровавой волны одинокой ладьи.

Слепая тень гребёт веслом по бездорожью
Распластанной любви в потерянном раю.
Вселенной пустота седые крылья дрожью
Сковала часовым в архангельском строю.
  * * *
Королева тем временем меряет маски
В глубине почерневших от пыли зеркал.
Отражения кружатся мыслями в пляске,
За улыбками пряча коварный оскал.

В банке грима бурлят колдовские приправы,
Веет ладаном с ржавых окладов икон.
На безмолвном лице капли едкой отравы
Оставляют морщины терновым венком.
 

В лохмотьях бродяги босоногая ведьма
С рукою протянутой ходит по хатам,
Но вместо червонцев из краденной меди
Кидают ей жизни чугунным ухватом.

Брезгливо усмехаясь, она петляет дальше
Вдоль ледяных артерий извилистой реки.
Её сопровождает в прозрачной робе фальши
Таинственная тень. УЭй, барин, запряги!Ф-

Сиреною вскричала беззубая старуха
Случайному зеваке в заснеженной степи.
УКуда ж тебя везти, кругом одна разруха!
Иди своей грядой, не то спущу с цепиЕФ

Обрывки слов взвились горбатою пургою,
Сорвав с земли росток гнилого ямщика.
Кнут вьюги затянул верёвкою тугою
Соломенную шею. Шершавая щека

Прижалась к синеве безоблачного неба,
Пролив размытых глаз серебряную грусть.
Истошными молитвами пророческого гнева
Летят с лазурной плахи проклятья наизусть.

Разносит ветер страх послушною метлою
По оголённым дуплам потерянной души.
Застыл распятый образ невидимой петлёю,
Лишь у подножья звякают секундами гроши.

Стучится тихо в дверь березовой клюкою,
Попрятались собаки под сонную кровать.
Накинув шаль забвения трясущейся рукою,
Побрёл в немом адажио засовы отворять.

Впорхнула красотой сонета менестреля,
Оставив за дверьми потешный маскарад.
Вонзился мёртвый лик как Себастьяна стрелы
В ослабленную плоть. Глаз огненных снаряд

Свинцовым смехом разразился в дряблом теле,
Где пламя захлебнулось терпким воском жизни.
За окнами снег падал, а слова летели
Прощальным эхом неизбежной тризны.
  * * *
Кружусь я в вальсе вдоль стены воспоминаний
В объятиях вечной спутницы раздумий.
Мир растворяется в водовороте знаний
Тысячелетий, спрятанных под пеплом мумий.

                                закончено в Январе 1999
 

                          *  *  *
                                                        С***

На бумагу кисть роняет капли акварели.
Льётся по лесу, журча, песенка свирели.
Ветер листьями шуршит по кривой дорожке.
Разыгралися лучи в солнечном лукошке.

Машет клён ветвями рук пьяному закату.
На устах застыли капли сладкого муската.
Водят искры вещих глаз хоровод вприсядку.
Губы шепчут в поцелуе таинства разгадку.

Скрипка пульсом рваных струн издает каприсы.
На седом холме заснули в грусти кипарисы.
Солнца выжатый лимон тонет в чаше неба.
Просит жухлая земля горсть сырого снега.

Дождь с лица смывает грим надоевшей роли.
Спрятались в густой траве сказочные тролли
Птиц разносится сонет эхом над обрывом.
Вырвало цветок с земли жалости порывом.

Одуванчик разлетелся белым серпантином.
Тучи небо облепили липким пластилином.
Пух набрасывает шаль на твои ресницы.
В шляпе пугала гнездо свили Богу птицы.

Чаша яд хранит в кольце золотой оправы.
На губах кипит любовь в капельках отравы.
Тело тонет в кипятке бесконечной лавы.
Расстелилися ковром шелковые травы.

Ты вдыхаешь сон осенний, лежа на опушке.
Проплывают облака перьями подушки.
Греют душу угольки звездного ночлега.
Улыбаясь, в ночь восходит сотканная нега.

                            Февраль - Апрель 1999
 

ПРОБЕЛ

Глотаю горький чернозём с холма твоей могилы.
Бросает тень безликий крест на выцветший венок.
Среди прожорливых червей в кустах сухой малины
Нашёл забвение и приют кочующий челнок.

Ты предала меня своим наивным безрассудством.
Записка на краю стола трепещет на ветру
Любовью, рвущейся строкой к помятым ложью чувствам,
Но тяжесть точек не дает сойти с ума перу.

Душа в раю зовёт меня колючим снегопадом,
Но тело держится за жизнь цепями тесных слов.
Вдыхает память писем жухлых леденящий ладан
И кровью х?ркает на стон евангельских псалм?в.

Я вспоминаю тишину последних разговоров,
Прогулки по ночным дворам уродливой судьбы.
Прикосновение огня губ и щелканье затвора,
Разлуку - страшный приговор чердачного судьи

Минуты встреч в прорехах лет икали от изжоги
И молоко давно прокисло на дрожжах вины.
От взгляда долгого как сон кислотные ожоги
Ползли по рытвинам души вдоль лагерной стены.

Срока текли густой смолой и заливали раны;
Рубцы на преданных глазах блестели чешуёй.
Лишь кровь вина на простыне, да грязные стаканы
Напоминали о тебе кошмарной тишиной.

Окно открыто, но шагнуть я за тобой не в силах;
Любовь спешит раздетой жизни наверстать круги.
Ширинка вьётся словно парус на метели крыльях
И колотит пунцовый снег упругий кнут струи.

                               Декабрь 1999
 

СТАРОСТЬ

Пружина лопнула в часахЕ
        И завертелась карусель
                Утраченных годов.
В чужих далёких голосах
        Ты узнаёшь своих друзей
                Под рокот городов.
Глаза, опухшие от сна,
        Протянут взоры, до краёв
                Наполненных слезой.
Лазурь открытого окна
        Свет опрокинет вдоль ковра,
                И вскрикнет миг грозой.
Опустишь шторы томных век
        И тенью ляжет ночь
                На плоть твою сухую.
Слагаются декады в век,
        Век рвётся прочь
                Сквозь нить эпох тугую.
За праздничным столом одна,
        Лишь отражение смотрит вкось
                С календаря стены.
Настойки прошлого волна
        Вбивает в память горький гвоздь
                Упущенной весны.
И зеркало тебе не лжёт,
        Когда морщины на лице
                Ты видишь за букетом роз.
Луна печально саван шьёт,
        Усевшись тихо на плече,
                Из седовласых кос.
Задует ветер свечи чувств
        Просроченной любви,
                И пыль слетит с письма.
Измятый лист сегодня пуст -
        Растрачены слова судьбы,
                И с потолка глядит тесьма.
Там колокольчик в копоти
        Без устали звенит
                И тянет за собой.
Ты ляжешь в золе-золоте
        Под треснувший гранит
                И сон уйдёт в покой.

                            12-14 Мая, 2000
 

ПРОГУЛКА (задумано как продолжение к "Великому Пути")

Ближе всего к планете Маленького принца были астероиды 325, 326, 327, 328, 329 и 330.
Вот он и решил для начала посетить их: надо же найти себе занятие да и поучиться чему-нибудь.
                        Антуан Де Сент-Экзюпери УМаленткий ПринцФ (глава Х)

По рваной равнине к зачалу заката
Тропинка змеёй извивалась в полуденном мраке.
Сонма синиц раскаты стаккато
Долетали прелюдией к очередной драке.
За хлебные крошки
В пыли насмерть бились голодные птицы.
Кровавой окрошки
Хлебнули седые от ветра волчицы,
Блуждавшие бренно.
Перья птичьи кружились петлями в пляске,
Мечтая, одновременно
Быть веером дамы в серебряной маске
И пухом подушки
В зеркальных просторах её пустой спальни.
Но царевны-лягушки
Попрятались в серую глину Земли-наковальни.
Колдовство исчезает
С последним ударом Гефестова молота.
Грохот с тьмой излучает
Гипнотический страх безмятежного Молоха.
Душу дождь омывает
От налипшей коросты евангельской ереси.
Ветер лесом кивает,
Приветствуя миг рассветающей серости.
В белом поле дней
Гроза гроздями звёзд звонит в колокол облака.
Небо молнией
Рассмеялось во сне.
С лунной скатерти агнец слепой молоко лакал,
Улыбаясь Весне.
Дарует радуга просящим луч затмения
Млеющей ночью.
В небе тлеют углями звёзды знамения.
Кричат, что есть мочи
Кошмары затронутых воспоминаний
Образами пустот.
Во рту время застряло оскоминой знаний.
Глаз играет фокстрот.
Звёзды падали вечности в жадные руки
Ржавым серебром.
Воем бесов пугая, бездомные суки
Брели берегом.
Дым табачный струится ручьём изо рта,
В кольца вяжется.
Под ногами хрустит листьев жухлых орда.
Грязью ряжется
Зыбкая плесень немых бездорожных широт.
Деревья редеют.
Не сыскать сторожей у ведущих к рассвету ворот.
Клякса облака рдеет.
Тишина взорвалась чьим-то жалобным криком.
После выстрела
Захлебнулась колючая боль влажным хрипом.
Возле выселка
К вязу привязанный дикобраз
В алой луже сопел, притворившись ручным.
Его ненароком пробитый глаз
Кровоточил водопадом речным.
Шепот шагов в рифме с шелестом трав
Стихом крадётся.
Дыхание благоухает эфиром отрав.
Тихо скребётся
Тень в бархатном фраке сквозь дебри
Лиловых ветвей.
Воплем бешенства сгинули дикие вепри
В гущу голых полей.
Оказались ладони в плену детских рук.
Гость непрошеный
Пустоту стеганул и помчались под стук
Копыт лошади,
Сотканной мыслью повенчанной в пепле
На густой крови.
Всполохнула и лопнула в солнечном пекле
Тетива зари.
Разлетались углями от дроби галопа
Звёзды по ветру.
Путь небесный залило волною потопа.
Замер страх во рту
Молитвою покаянной к кровоточащим швам
Заплат протёртых глаз.
Струёй лилась слепая мгла с медвежьего ковша,
Стаканы наполняя робких фраз
Дыханием ледяным, аж дрожь сводила кости.
Летели в бездну крики.
Плоть космоса бескрайняя покойно на погосте
Спала под соло скрипки.
Бриллиантовые струны оплетают семь планет
Волшебною октавой.
Сквозь пустоту кромешную слетевший с уст сонет
Смычком скользит лукаво.
На огненную почву вознеслись с попутным ветром.
Пожаром вспыхнула душа.
Привыкшие ко тьме тела захлёбывались светом,
Пустой обоймой слов дыша.
За шторой век палитра дна открылась в роднике
Хрустального колодца.
Сквозь скважину чугунных глаз в забытом тайнике
Соль слёз слюдою льется
По серой простыне лица в тисках свинцовой боли.
В алмазах хрупких Красота,
Рождённая солнечной кистью божественной воли,
Сверкает по рукам Христа
Над пасмурным небом в расколотой глиняной чашке.
Уплываем под светом свечей
Кровожадной луны на фрегате из сна-промокашки.
Высох ночи ручей.
В рыхлой мякоти вялого утра шаги утопают.
Яблони до небес
Протянули фруктовые кисти; полон ковш наливают.
Захмелел густой лес;
Захмелел натощак, да забрёл на дрожжах восвояси.
Расплелась горизонта коса
Вдоль поляны лучистой, где солнце купается в мясе
Воскового креста
На ползучих камнях изувеченной временем веры.
Ржавым златом икон
Входит Святость в пустые сердца сквозь забитые двери.
Глаз прозрачных поклон
Провожает незванных гостей прочь из Жабьего храма.
Под болотный псалом.
Летим мятыми нотами в пропасть зияющей раны,
Где в стакане со льдом
Кровь запястья мешается с водкой напополам.
Океан, да вверх дном,
Полотном распростёрся по липким от грязи рукам.
Дождь идёт за окном,
За разбитым окном, что ведёт в сад опавших минут,
Где секунды веками
Текут и впадают в истории тесный приют.
Роют время клыками
Беспризорные дни эфемерных эпох;
Ищут выход, где вход.
Ветер лижет камыш, да луна топчет мох.
Водит жизнь хоровод.
Бесконечность узлом вяжет швы на дырявых глазах
Потемнело снутри.
УОтворяйте ворота!Ф взревела мольба в голосах,
УЭх, давай, раз-два-три!Ф
Навзничь пала стена.
Сп?ла тень кирпичей с нимба ангела-вестника,
Уплыла сатана.
Первородный открылся пейзаж в похоронных венках -
Пепелища диптих:
Купола золотые крестами пронзают трясину небес.
В клочья вяжется стих.
Чистота снегопадом окутала лысых пней лес.
Фарфор плавится глаз
От земли кипятка, что бурлит под ногтями корней.
Всё нутро напоказ
В покаянье пустому дуплу под присягой камней.
Обнаженная мысль
Сохраняет червонную душу в казёном раю,
А потерянный смысл
С интуицией пьёт из горла на отвесном краю
Долговязой судьбы.
Я прилёг в тени яблони, сваленный долгой прогулкой;
Нету сил для ходьбы.
УСмерть приходит со сномФ - слышу голос доносится гулкий
И мурашки шуршат по спине.
Проницательность ощупью глаз от греха провожала
По упругой струне.
В междометьях мгновений вонзалось мне жало кинжала
И секло пополам -
На две чаши весов; на созвездия Христа и Пилата;
Кнутом по губам
Стегал конюх бродягу. УЗа ложь тебе плата!Ф -
Хрипел потный скопец,
А бродяга сквозь боль улыбался разорванным ртомЕ
Волокли под венец
С пресловутою смертью безжизненный ком.
УДобрый ты человекФ;
Осколки слов, слетев с креста, вонзились в сердце палача.
На жизнь укоротился век.
Поплёлся с плахи игемон, кнут за спиною волоча,
В заброшенный дворец.
Мечом запястья приласкав, в последний раз взошёл на трон
Чтоб обрести конец -
В пенистом море Доброты под всплеск копыт купался конь.
Мы сани запрягли
И понеслись на край аккорда, рассекая свистом мглу.
Сверкали глаз угли.
Нанизывали нить планет на вечности иглу
И штопали грехи.
Сошли на жухлую траву последнего причала;
Мой друг читал стихи
О безысходности конца и тупике начала
Прогулки нашей.
Его олово слов в плаче Жалости плавилось
И текло манной кашей
По чёрствой краюхе сюжета, где я только лишь гость.
Вещевой мешок пуст.
Хоть не хлебом единым, но все же томит душу голод.
Бередит сердце грусть
По родимой Любви, хоть и вечный там холод.
Возвращаюсь домой,
Перебрав струны чудных, но чуждых планет.
Возвращаюсь домой,
К роднику вдохновения; к тому, чего нет.

                Начато в 1998(?), закончено в августе 2000
 

ГОРЕ
                                на смерть Джея

Зима сковала льдом асфальт безликой ночью,
Беспечный ветер разносил снежные клочья.
По равнодушным переулкам Смерть бродила;
Искала повод для утех под свет кадила.

Беспомощная жизнь попалась на распутье.
Болезнь текла в могучем теле вязкой ртутью.
Но как шепнула Смерть на ухо цель визита,
Так затрещали в клыках кости из гранита.

Смерть в подворотне застонала рваным ладом.
Жизнь хохотала, кровью харкая на ладан.
Кричали раны болью глаз в сырой темнице,
И догорал огонь свечей в пустой больнице.

Лились часы по руслу дней в степи тревоги.
Впадали сны в седую прядь тоски убогой.
Петля табачная узлом душила стебель шеи.
Кровь разносила сердца стон по вымершей аллее.

Надежда в судорогах билась в заточении.
Молитвы плыли в море слёз против течения.
Любовь сквозь окна пор сочилась на свободу.
Огонь глаз жёг цемент облупленного свода.

По лабиринтам тьмы кромешной вьюга выла.
Устала Жизнь бежать на ощупь вдоль обрыва;
На край присела под осиной, свесив ноги
В немую плоть вселенной. Расплелись дороги

В облаках, насквозь пропитанных любовью.
В затылок дышит Смерть, дождь поливает кровью,
Но вопреки фатальному раскладу карт природы
Жизнь соскальзнула ручейком в поток свободы.

                            Январь 2001, Июнь 2001