Тухватуллина Лилия : другие произведения.

Стихи 2016г

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


  
  
   ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ
  
   Клубилась звездная вьюга,
   стелился млечный туман.
   Две птицы нашли друг друга -
   свет-птица и птица-тьма.
  
   Встретились и схлестнулись,
   на верную смерть летя.
   В нещадном вселенском гуле
   у них родилось дитя.
   Взрываясь, сверкали горы,
   и вечности голос пел...
  
   Причудливые узоры
   темнели на скорлупе
   яйца - голубого шара.
   И голос сказал: прими
   божественных птиц подарок!
  
   И Землю увидел мир.
  
   ЛИФТЕР
  
   Я думала раньше: в любом подъезде
   сидит наверху лифтер,
   чаи распивает, мечтает, грезит
   и знает: внизу простер
   сплетенные щупальца
   сонный город -
   то тропка, то тротуар -
   и слух его ловит чердачный шорох,
   возню голубиных пар.
   Я ночью смотрела на дом напротив -
   терновый венок антенн,
   а в окнах застывшая мгла,
   как в гроте -
   но вызовом темноте
   светилось окошко.
   Сушил на крыше бог облачное белье.
   В ночной тишине
   был прекрасно слышен
   небесный сигнал "прием".
   А где-то опять
   замышлялись войны,
   ведь зло никогда не спит.
   Ждать утра порою бывает больно
   на страха стальной цепи.
   Теперь-то я знаю, что нет лифтера
   в каморке под чердаком,
   когда наблюдаю,
   раздвинув шторы,
   плывущий в тумане дом.
   Порой невесомая тьма грохочет,
   и сердце стучит мое.
   Почудится: сторож недужной ночью
   в свою колотушку бьет.
  
   УСАДЬБА
  
   Мир наполнялся звуками двора.
   Кудахтали встревоженные квочки.
   Из погребов несли кувшины, бочки.
   Дворовая носилась детвора.
   Крестьяне отправлялись на покос.
   В погожий день купались в сонной речке.
   И барыня укутывала плечи,
   храня себя от комаров и ос.
   Радели о спасении души,
   шли в воскресенье всем двором к обедне.
   И было тихо, благостно в деревне.
   И подавали беднякам гроши.
  
   Обедали обильно. С требухой
   пекли пирог. Судак в коровьем масле,
   свинина, маринованная в квасе...
   Стол славился грибами и ухой.
   Наевшись, отправлялись отдыхать,
   и в доме закрывались плотно ставни.
   Под солнцем грелись миски и лохани.
   В траве лежала кошка, как доха.
   Гусыня в холодок вела гусят.
   И слуги спали - в кухне и амбарах,
   а нянечка под яблонею старой
   укачивала барское дитя.
  
   Проснувшись, на лужайке пили чай
   из медного большого самовара.
   Спасала стол от солнечного жара
   разлапистою кроной алыча.
   А к чаю были плюшки, масло, джем
   и пирожки с лесною земляникой.
   К малине подавались мед и сливки.
   И жарко становилось госпоже.
   Шла в сад она, под сень густых аллей,
   лениво перелистывала книги.
   Приезжий господин, снимавший флигель,
   раскладывал пасьянсы на столе.
   И вновь брались кухарки за ножи,
   и запахами полнилась округа.
  
   Помещик письма слал из Петербурга,
   справляясь о здоровье госпожи.
   Ей редко дозволялось приезжать
   к служившему советником супругу.
  
   Катилась жизнь привычная по кругу.
   Казалось, в ней не будет рубежа.
  
   ЗЕМЛЯНЕ
  
   Перевернутое небо,
   неумолчный гул,
   самолет дрожит телегой.
   Сухость глаз и губ
   и заложенные уши.
   Господи, прости,
   дай коснуться милой суши,
   подержи в горсти.
   Кажется, о дно скребутся
   ледники вершин.
  
   В земноводных рыжих бутсах,
   дремлет пассажир.
   Расцветает тьма земная
   сотнями огней.
   Самолет всхрапнул, снижаясь,
   в беспокойном сне.
   Он слегка поводит носом:
   что сейчас внизу?
   Птицы, бабочки и осы
   не летят в грозу.
  
   Тихой ночи ждут земляне,
   кто-то смотрит вверх.
   Самолет в воздушной яме,
   кролик на траве.
   Скоро лайнер приземлится
   на аэродром.
   Пассажиров скорбны лица:
   люди любят дом,
   лес, речушку и овражек
   на краю земли.
  
   Человек лишь дома важен,
   что бы ни плели
   о другом предназначенье.
   Ну, садись скорей...
   Там горячий чай вечерний
   с парой сухарей.
   Там подушки в мягкой спальне.
   Дрожь скрещенных рук.
   Выпустил закрылки лайнер,
   сделав первый круг.
  
   ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕ
  
   Невесомые лучики солнышка,
   растрепались опять, а лицо
   похудевшее, бледное, сонное.
   Так выходит больной на крыльцо
   и тихонько ступает по улочке,
   удивляясь дневной пустоте,
   чтобы только добраться до булочной,
   и вернувшись, зарыться в постель.
  
   ЭМОЦИЯ
  
   сегодня день такой хороший
   сейчас открою дверь
   и будет суп из ста горошин
   и кофе - черный зверь
  
   сегодня день какой-то милый
   малиновый совсем
   и мне не встретится страшила
   покинувший гарлем
  
   в стакан окна широкий тонкий
   налит лимонный сок
   и вспоминаются японки
   и камбала - восток
  
   сегодня мир такой безбрежный
   на улице плюс семь
   и воздух сладковато-нежный
   березовый совсем
  
   ВЗГОРЬЕ
  
   Я поднимусь на жизненное взгорье -
   мне б по дороге только не упасть, и
   подумаю: а горе ведь не горе,
   подумаю: а счастье ведь не счастье.
   И сласти жизни ведь совсем не сласти,
   и горечь жизни ведь совсем не горечь.
   И в тот же миг я обнаружу счастье -
   как только оглянусь на косогоре,
   вцепившись в куст дрожащими руками,
   увижу пропасть и нависший камень...
   Ведь счастье - не случившееся горе.
  
   КОФЕ
  
   Вознаградив себя горячим кофе
   за то, что встала, и за то, что утро,
   восстановила ток горячей крови.
   А небеса, лишившись перламутра,
   напомнили про пасмурную осень.
   И время быстро вспять пошло, казалось,
   там кто-то ждет тебя, о чем-то просит,
   а ты боишься суеты вокзала.
  
   Воспоминаний оседает пена,
   и пьются дни, как свежий чай и кофе,
   и привыкаешь к грусти постепенно,
   в нее шагаешь поутру, как в офис.
   А в мартовских объятиях широких
   мне чудится недюжинная сила,
   но как светлы его глаза и щеки,
   им тоже красок жизни не хватило.
  
   Бармен достанет запотевший штофик,
   когда зайдем с тобою в ресторанчик,
   я позабуду про дежурный кофе,
   как раньше.
   И я уже не побоюсь причалов
   и баров незнакомых побережий,
   я залпом выпью за любовь сначала
   небрежно.
  
   ТРИ ДНЯ ДО АПРЕЛЯ
  
   Капли стучат по карнизу,
   тает оставшийся снег.
   Видно, оформили визу
   в нашем посольстве весне.
   Дождик такой пустомеля,
   но иногда деловит.
   Только три дня до апреля,
   словно до первой любви,
   той, что, наверное, снится,
   только не помню я снов.
   Спряталось солнце - лисица.
   Дождь, вдохновленный весной
   будет нашептывать стансы,
   будет проситься ко мне -
   с исповедью иностранца,
   только российских корней.
  
   ВЕЛОСИПЕД
  
   Велосипед, мелькая спицами,
   сверкая никелем руля,
   летел под тучами и птицами,
   и уходила вниз земля.
  
   Деревни вслед махали кленами,
   кричали женщины: привет,
   автомобили удивленные
   съезжали медленно в кювет.
  
   Крутил педалями и с лесенки
   съезжал и гнал, не зная бед.
   Когда землянам было весело -
   изобрели велосипед.
  
   ДОЖДИ
  
   Дожди, дожди, которым нет числа.
   Под них иные жизнь свою итожат.
   Не сходит мрак с небесного чела.
   Дрожат деревья в мокрых макинтошах.
  
   Луж дождевых непроходима мель
   и струй дождя неодолимы путы.
   Как быстро тает лета карамель
   и жизнь теряет сладость почему-то.
  
   Дожди, дожди, которым нет конца.
   Молчат деревья, с осенью не споря.
   Земля пьет воду с грустного лица
   седых небес и в радости, и в горе.
  
   ИРРЕАЛЬНОСТЬ
  
   Не интерес, не равнодушие -
   лишь суета.
   И вот однажды обнаружу я:
   пора давно сложить оружие,
   вся жизнь - не та.
  
   Мой мир, в котором много лишнего,
   как в сундуке,
   качая шляпами и крышами,
   зовя иконками-афишами,
   зашел в пике.
  
   И только старые истории
   из лучших книг,
   не о моей любви которые,
   не о моем зависшем городе -
   спасут на миг.
  
   За строчкой строчка к пальцам тянется -
   готов клубок.
   Ах, как ажурна ложь-жеманница,
   как откровенна правда-странница,
   и - эпилог.
  
   И не прервется нить сюжетная -
   глава к главе.
   Граф на коне сверкнет манжетами
   при свете лунного прожектора -
   промчится век.
  
   Обложка, словно дверь, захлопнется -
   один итог.
   Историй жизни я поклонница,
   когда судьба как на ладони вся -
   к витку виток.
  
   ...И вновь такси рябило шашками,
   ревел клаксон.
   И снова выплыл вверх тормашками,
   неугомонный и ромашковый,
   мой город - сон.
  
   Мой сон, в котором много нужного,
   как в сундуке,
   летел над крышами и лужами,
   и над ржавеющими ружьями
   на чердаке.
  
   О ДОЖДЕ ДОЛГОЖДАННОМ
  
   Что дождь? Не прилетел ли поздно ночью?
   Повеса долговязый загулял.
   Придет, потупив голубые очи,
   потреплет по загривкам тополя
   и зачастит, оправдываться будет,
   окна касаясь бледною щекой,
   мол, задержался он в Санкт-Петербурге,
   не мог расстаться с городом легко.
   И наиграет, как на фортепьяно,
   на козырьке знакомый саундтрек,
   раскачиваясь - грустный, полупьяный,
   вкусивший воду петербургских рек.
   И спрячет лик под серым капюшоном,
   но перед этим взглянет так светло,
   что не пойму... он здесь, опять ушел он?
   Дождь любит загонять людей в метро,
   в кафе... Хотя скучает без прохожих.
   Все музыканты любят полный зал.
   Мой дождь - джазмен. Чуть нервный, тонкокожий.
   Он в город мой давно не заезжал.
  
   СПЛИН
  
   Листья осени цвета коньячного.
   Сплин осенний, ты сколько ни прячь его.
   Только курочки с алыми гребнями
   вознеслись высоко над деревьями.
  
   Ветер, выспавшись, снова витийствует.
   Лужи стали темней и таинственней.
   Месяц худенький - кожа да ребрышки.
   Тучи зябко взъерошили перышки.
  
   Листья осени цвета горчичного,
   эту осень рисует мой личный Гог.
   В поле хлебном уже ни ворон, ни скирд.
   Краски выцвели. Это по-божески.
  
   ПРИРОДЫ ХРАМ
  
   Природы храм. Какие залы в нем,
   холсты какие, фрески и скульптуры.
   То солнцем озаренный ясным днем,
   то в тень ночную прячущий фигуры
   птиц и зверей, и бабочек, и рыб,
   и женщин, и мужчин, детей и старцев.
   То тишина, то слышатся хоры
   и звук органа в поднебесном царстве.
   Ручьев лазурных гибкие шелка,
   и в неге утопающие розы,
   и белые - на фоне серых скал -
   над пропастью гуляющие козы.
   Случается, опустошает храм
   воды стихия - ливни, наводнения.
   Случается, сметает ураган
   искусных рук прекрасные творения.
   И каждый пережитый катаклизм
   порой не отличить от божьей кары.
   Но Бог ли хочет храм смести с земли
   и посылает войны и пожары?
   По божьей воле или вопреки
   огонь ползет по беззащитной хвое?
   Но знаю: не от божеской руки
   молящие о жизни - гибнут в войнах.
   Цветущая душистая сирень -
   и рядом с этим таинством природы
   раскаты взрывов, рев и вой сирен,
   дымящие военные заводы.
   В святилище небесной тишины -
   машины и орудия войны.
  
   ЛИРИЧЕСКАЯ ГЕРОИНЯ
  
   Комнату освещает напротив стоящий дом.
   Обо мне вы не знаете, зачем вам мое имя.
   Я сама себя узнаю с трудом.
   У меня есть автор, я - лирическая героиня.
   Он, мне кажется, хочет сказать о главном,
   а мне все время приходится нервно ждать.
   Так боится охотника утка, скрываясь в плавнях -
   выстрелы, возгласы и вода - вода.
   Вы подождите, все может случиться быстро.
   Я иногда и сама говорю за творца.
   Он в поиске вечном - неуловимого смысла,
   когда-то понятного праотцам.
   Я героиня каждого стихотворения,
   я разбиваю чашку, вздрагиваю от мотылька,
   шлейфом за мною тянутся говорящие тени.
   Иногда я бываю куклой, выставленной напоказ,
   и оживаю ночью от лунного света
   или взгляда внимательных глаз, бормочу -
   жалуюсь, что не причесана и не одета,
   и всякую второстепенную чушь.
  
   Комната - полуосвещенная витрина,
   льется свет из дома напротив и попадает сюда.
   Мелко дрожат деревца в нитяных пелеринах.
   Пятна неровных лужиц - сверкающая слюда.
   Автор растирает затекшие локти, колени.
   Ветер бросается грудью на мокрые окна.
  
   Хлопает дверь в никуда. Нет перил, лишь ступени.
   Мой сочинитель, в лучших стихах одиноко.
  
   МИЛАЯ ОБИТЕЛЬ
  
   Ты для мира лишь призрачный сон,
   тихий танец плывущей волны.
   Возле арфы уходишь в песок,
   не задев ни единой струны.
  
   Дождь ослеп и от грома оглох,
   ураган извалялся в пыли.
   Но под солнцем блестит как стекло
   твой затерянный в дюнах залив.
  
   А вокруг тишина, тишина.
   Не качнутся ни мачта, ни ель.
   Высь бескрайнего неба - страшна.
   Как ласкает прибрежная мель.
  
   НЕ ЖДАТЬ
  
   Осенний дождь бежит к своим корням,
   а снег когда-то ляжет у подножий.
   Я не хочу ни ждать, ни догонять.
   Пусть говорят, что это невозможно.
  
   Не нужно мне ни быстрого коня,
   ни придорожных баров и трактиров -
   я не хочу ни ждать, ни догонять
   в прогалинах сгорающего мира.
  
   Зачем мне ждать, кого мне догонять:
   пройдет и эта призрачная осень.
   Не год от года жизнь - день изо дня,
   и никогда не иссушить в ней вёсел.
  
   ДРАМА
  
   Поздней осени темы избиты.
   Сколько пауз, заставок, длиннот...
   У природы полно реквизитов,
   только мало идей для кино.
  
   Дождь осенний - совсем безыскусный,
   не художник, а просто маляр.
   Поредевшею кисточкой грустно
   он малюет весь день тротуар.
  
   И ветра пролетают транзитом,
   и теперь не расслышать их свист.
   И привычно грустит композитор
   в треке, льющемся из-за кулис.
  
   Иногда в глубине декораций
   я в расшатанном кресле сижу
   в ожидании, как папарацци,
   и снимаю реалити-жуть.
  
   Сценарист с режиссером не правы,
   драма глубже на этой земле.
   Умирают мечты, а не травы,
   осыпается жизнь, а не лес.
  
   ИЗ ОСЕНИ В ЗИМУ
  
   Проснется город и поедет,
   звеня брелоком и ключом.
   И ты не первый, не последний -
   нигде - нигде, ни в чем - ни в чем.
  
   Ты осени безвестный инок,
   уйдешь из стен монастыря
   дорогой зимнею и длинной,
   тропу случайную торя.
  
   Одной достаточно тропинки -
   и выйдешь из большой тоски,
   рвя цепи, словно паутинки -
   покинешь обветшалый скит.
  
   Сигналя фонарями, город
   тебя дождется у дверей
   каретой помощи нескорой.
   Что - грусть?.. Не нужно верить ей.
  
   ОКНА
  
   В оконных проемах то горькая мгла,
   то снова медовое солнце.
   О, если бы окна читать я могла,
   они не прикрыты картонцем
   обложек, и в них настоящая жизнь.
   Страницам не читанным тесно
   на стенах панельных. Бегут этажи...
  
   Но разве она интересна -
   обыденность наша в своем торжестве?
   И я понимаю, что лучше
   пустыню и море, закат и рассвет
   читать в человеческих душах.
   Вся жизнь, что таится за тканью гардин,
   хранится ранимой душою.
  
   Я слышу, как вдребезги бьются дожди
   об окна в режиме слайд-шоу.
  
   СНЕЖНОСТЬ
  
   Шумно падали тучи,
   а теперь невесомы.
   Этот город не лучший,
   просто очень знакомый
   каждой новой снежинкой,
   пусть и неповторимой,
   каждой новой ужимкой
   клена - клоуна-мима.
  
   Проскользнет тихой сапой
   вечер между домами.
   Я люблю тебя, папа,
   я люблю тебя, мама.
   Вам в степи белоснежной
   больше не заблудиться.
   Я храню вашу нежность,
   я храню ваши лица.
  
   Листья падали в лужи,
   а теперь на сугробы.
   Он слегка неуклюжий -
   снежный город огромный.
   Ветер мантрам шамана
   по ночам меня учит:
   я люблю тебя, мама...
   этот город не лучший...
   ели мягки и тихи...
   тополя сухопары...
  
   Марля вьюжная вспыхнет
   от лучины фонарной.
  
   ЕМУ ВЕДЬ НАДО ЗВЕЗДЫ КАРАУЛИТЬ
  
   Ему ведь нужно звезды караулить.
   Он нитями сплетенных воедино
   мерцающих во тьме холодных улиц
   качается и рваной паутиной
   в ночи переливается, блестит он.
   Наш город засыпает очень поздно.
   А небосвод чернеет антрацитом.
  
   Когда опять летят на землю звезды,
   звучат в сердцах мелодии и песни
   печальней, чем ветра, дожди и вьюги.
   Давно здесь не осталось целых лестниц
   до неба. Проржавели все в округе,
  
   и город полон бесконечной прозы.
   У несчастливых ночь бывает длинной.
   И падают из шахт вселенских звезды,
   как только переполнятся корзины.
  
   СТАЛКЕР
  
   Опустел внезапно бензобак,
   и колеса вмиг окоченели.
   Посреди пустыни два столба,
   а на поперечине - качели.
  
   Под ногами сахарный песок,
   саксофон лежит, в пустыню вмятый
   под передним правым колесом,
   и дрожат пеньковые канаты.
  
   Покатал во рту воды глоток,
   вышел из машины, хлопнув дверцей.
   Загорелся веером восток,
   но в пустыне никуда не деться.
  
   Ветер отдувает тишину,
   глянец неба скрыт листами кальки.
   Бог к себе качели притянул,
   отпустил... Ушел в барханы сталкер.
  
   КОНСЕРВНЫЙ РЯД
  
   "Консервный Ряд в Монтерее - ...
   ностальгическое видение, мечта."
   (Дж.Стейнбек)
  
  
   Огни в домах едва горят,
   луна - латунный гонг.
   И вот он мой Консервный ряд.
   Спит лавочник Ли Чонг.
   Над Дориным крыльцом фонарь
   качается легко,
   развеивая мглу и хмарь
   и теша рыбаков.
   В туманной дымке Монтерей
   забылся до утра.
   При свете тусклых фонарей
   всяк прав и всяк неправ.
  
   И можно за секунды две,
   за краткий выдох-вдох,
   открыть незапертую дверь.
   Над микроскопом Док
   склонился. В банках вдоль стены -
   дары морского дна.
   А небеса пока темны
   и зреет тишина.
  
   И вновь рассвет. В поток один
   сливаясь, люд спешит
   консервы делать из сардин.
   У рыб есть свой аид,
   в котором грохот, смрад, и лязг
   и сейнеров свистки.
   Но волны успокоят взгляд,
   и с берегом морским
   простившись, ты взойдешь на холм.
   С утра на пустыре
   зевают - в сонмище грехов
   лень не великий грех -
   блаженно нищие, ловцы
   лягушек и медуз.
   Для них весь город - это цирк.
   Другим не на беду
   поворовав денек-другой
   и что-то наловив,
   они слетятся на огонь
   надежды и любви,
   всегда трепещущий в окне -
   лишь перейти пустырь,
   и хватит Дока им вполне.
   Не нужен и псалтырь,
   когда один обол в горсти.
   Вселенная - в душе.
   Как океан вдали блестит,
   и мир не стал грешней,
   и птицы белые парят.
  
   Над побережьем всем
   грохочет мой Консервный ряд -
   поэма из поэм.
  
  
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"