Аннотация: От моей судьбы цветастой Не осталось даже дыма. Как по миру ты ни шастай, Но пора прибиться к дому, Чтобы тлела у забора Купина неопалима, Чтобы пели птицы хором Непонятное другому...
СЛОВО
Эта вечная наша надсада:
Разговоры, как через стекло,
И последнее слово мне надо
Громко выкрикнуть, чтобы дошло.
Так бывает порой между нами
На вокзале, на выдохе дня -
Ты потешно разводишь руками
И не хочешь услышать меня.
И стремительна ты, и готова
К этой новой, отдельной судьбе.
И мое задыхается слово,
И пути не находит к тебе.
ПРЕДРАССВЕТНОЕ
из дома замкнутого как дот
из дома выветренного как мол
любовь безжалостно уведет
туда, куда я и раньше шел
и будет жизнь еще хороша
и будет в горле комок дрожать
и будет праздничная душа
стихи мальчишеские рожать
ОТ ПОРОГА ДО ПОБЕГА...
Алексею Ивантеру
От порога до порога, от побега до побега
Хороша моя дорога, не видна моя победа.
Путь от храма до притона, жуть от хохота до стона -
Только тихая протока остановит непреклонно.
Нет лекарства от ухода кроме совести укола.
Жаль, что вывелась порода, эту помнящая школу.
Можно бОсыми по снегу, можно с криком: "Стыдно, братцы..."
От порога до побега главное - с крюка сорваться!
В мире шатком, в мире гулком - опрокинутые лица...
А приходишь - на могилку, поклониться, поклониться.
НЫРЯЮЩИЙ С МОСТА
Ныряющий с моста бескрыл, печален, вечен.
Взлетающий из вод - хитер и серебрист.
И встретятся ль они, когда остынет вечер,
Когда забьется день, как облетевший лист?
Ныряющий с моста, крича, протянет руки,
Но унесет его резины жадной жгут,
Туда, где у воды дебелые старухи
Намокшее белье ладонями жуют.
Взлетающий из вод без видимой причины
Застынет, закричит, затихнет и умрет:
Его стреляют влет солидные мужчины,
Там, где летит к земле горящий вертолет,
Где непослушный винт закатом перерезан,
Где не узнаешь зло, и не найдешь добро...
Ныряющий с моста стоит, до боли трезвый,
И смотрит, как река уносит серебро.
ВРЕМЯ СРЕДНИХ
Уже не Средние века,
И тьма слепая далека,
Но всё ж горит Джордано Бруно.
Его Венеция - сдала
И, опустив свои крыла,
Теряет яростных и юных.
Всю веру бросив на весы,
Средневековья блудный сын -
Горит, горит Савонарола.
Флоренция, мечту поправ,
Скрутила свой могучий нрав
И жалкие играет роли.
У инквизиции дела,
И птица-тройка раздала
Кому тугой свинец в затылок,
Кому - Устьлаг, лесоповал,
Где доходяга остывал,
И где закат взрывался стылый...
Так и живем среди веков,
И выбивает стариков
Эпоха ворона и вора.
Уже не Средние, увы,
Но не поднять нам головы,
Когда потрескивает хворост.
Не может млечная страна
Свои припомнить письмена,
Дождаться доброты и света...
И правит каменный закон
В начале меркнущих времён.
И поднимается комета.
КОРНИ И КРОНЫ
...А в черноте апреля,
где зелень - только ели,
весною пахнет еле
и угольны стволы,
весь мир прямоуголен,
и сам ты, словно Голлем,
забрызган, замусолен,
и размышленья злы.
Нас не находит почта,
еще не дышит почва,
но вдруг пробьется почка
у локтя твоего.
Легко поправ законы,
пусти скорее корни,
и ты развесишь крону,
не помня ничего.
ДАЛЕКО ПIД ПОЛТАВОЮ
Лубны, Миргород, Диканька - ты попробуй, чудик, встань-ка на забытые следы.
Девочкой была бабуля, и степные ветры дули, и стихали у воды.
Принимала речка Сула все, что смыло и уснуло, уносила до Днiпра -
Все испуганные плачи, все девчачьи неудачи, все побеги со двора...
Лубны злые, золотые, в прежнем времени застыли, словно муха в янтаре,
Вместе с криками погрома, вместе с ликами у дома, и с убитым во дворе.
Миргород, Диканька, Лубны... Снова улицы безлюдны, только ходит в тишине
Николай Василич Гоголь - вдоль по улице убогой, в страшном бабушкином сне...