Весь октябрь прошел для Галереи в пустом ожидании нечто сверхъестественного. Вообще-то для художественной галереи ожидание - обычное времяпровождение. Когда зала пуста, она с трепетом ожидает картин, фотографий, персоналий, но вот галерея наполнилась... и снова ожидание. С прозрачным налётом бремени от собственной полноты, она ждёт теперь уже следующего автора (авторов) и следующих работ... И только минуты открытия, мгновения первой свежести, пока зритель не обошел ещё вокруг залы, не пробежал лёгким, почти мимолётным взглядом по картинам - и иже с ними - пока не зевнул у последней работы... только эти блаженные мгновения разрешают и наполняют Ожидание смыслом.
Октябрьское ожидание случилось иным, необычным даже для Галереи. Ждали лучших работ художников Города. Насколько возможно рисовальщику выбрать, что именно у него лучшее.
Я согласился сразу; но хозяйка Галереи Лидия Вагановна ещё долго не отпускала мою руку, и, преданно заглядывая в глаза, повторяла:
- Это будет... нечто, я уже чувствую... знаете, уже предвкушение... грандиозно... только представьте себе: лучшие работы... я это ощущаю... вы, конечно, согласны? - В этом месте она руку решительно сжимала, будто старалась свою смутную уверенность вдавить и в меня. - А в ваших работах столько откровенного, столько неподдельной... - "искренности", хотела сказать один, но это было слишком простое слово; другое же на ум не шло. - Неподдельного... Вы примете участие?
С каждым повтором мой скептицизм множился, и я покорно кивал:
- Да-да, я обязательно... непременно... Вы правы: искренность важна.
В принципе это было очень неплохо, учитывая холодную осеннюю сырость, отсутствие начатых работ, и планов, и денег, как следствие, тоже. К тому же рисунки некоторых "собратьев по цеху" мне весьма и весьма нравились - чем не повод поучаствовать?
Открытие назначили на третье ноября. Как обычно на вечер.
В первые дни ноября я ночевал в студии; много читал, медитировал, зачем-то пересмотрел старые фильмы - ощущение чего-то нового искрилось в воздухе. Возможно, от нервозных приготовлений к выставке. Я всячески старался уловить эти вибрации; взяться, наконец, за новую работу. Новую во всех смыслах. "Искренность... искренность... что такое эта ваша Искренность с большой буквы? - Три смятых листа друг за другом оказались в урне, лёг лист чётвёртый. - Искренность... а разве можно быть неискренним? Для лицемера неискренность может быть самое искреннее чувство. Чем талантливее лгун, тем его ложь искреннее - иначе сразу раскусят, поймут. А разве артисту мы аплодируем не за поддельную искренность? не за то, насколько ловка фальшивка? Именно за это! Не насколько он был искренен - насколько он создал у нас иллюзию своей искренности. Вот я сейчас: я искренно выдавливаю из себя наброски, без настроения, без желания, зато с твёрдой уверенностью, что получится дрянь. Что из этого выйдет - дрянь и выйдет! Но разве я при этом не искренен в своей работе? - искренен абсолютно.
Вы скажете: искренность - это когда ни о чем ином не думаешь, когда мозг заполнен только любимой работой. Я тоже так заблуждался. Было, что на одном дыхании, забывая сон и еду, я рисовал картину и получал в награду сморщенные физиономии и бормотание "что-то не то". А было и по-другому..."
На четвёртом что-то начало получаться, наклёвываться. Волшебное чувство, когда работа ещё львиной долей в задумке, но уже есть предубеждение, что она получится. Сложится.
Утром третьего я вложил в папку пару акварелей, в надежде разместить их во втором, "малом" зале Галереи и вышел из дому.
Городской пейзаж, промозглый и серый не удивил - эта осень обильна дождями. "Сегодня не льёт - и то хорошо". Поджидая автобус, я стоял на тротуаре, считал трещины брусчатки. Через некоторое время пошел-таки дождик. Мелкая и противная мразь.
От потока машин отпочковался джип, притормозил прямо передо мной.
- Вы в центр? - Человек за рулём опустил стекло, с интересом оглядел меня. От этого взгляда я почувствовал себя артистом на сцене. Не очень приятное ощущение; по крайней мере, для меня. - Садитесь.
Заднее сидение машины уютно приняло меня.
- Я вас знаю. - Мужчина посматривал на меня в зеркало заднего вида. - Вы художник.
Папку с акварелями я поставил рядом; неопределенно пожал плечами в ответ. "Неужели вспомнит фамилию?" Нет, фамилии моей он не припомнил и продолжил разговор в среднем роде.
- Я, знаете, тоже интересуюсь... - Он забарабанил пальцами по рулю. Ухоженные розовые ногти запрыгали рояльными клавишами. - Выставки, галереи... Я директор издательства "N". Слышали, наверное?
- Да, известная организация. - Я всё ещё не улавливал предмета разговора и его ко мне интерес; и потому отвечал осторожно.
- Есть наработки. - Пропела нотка гордости. - А вас я на выставке, как раз и видел. В прошлом году? - здесь я кивнул уже бодрее и он продолжал. - Я любитель современного искусства... любитель поиска. Традиции, жесткие рамки реализма не для меня. Свобода... поиск, рывок в сторону, когда душа вытягивается, выпластывается из оков действительности - вот это искусство. А иначе - фотоаппарат. - В этом месте мне страстно захотелось возразить, но он говорил с таким воодушевлением-верой, что я не решился прерывать. - Модерн, сюрреализм, абстракционизм... ещё черт знает что... вот где скрывается и вскрывается сила чувств. Всплеск эмоций. Вулкан.
"Забавный малый". Издатель жестикулировал, размахивал руками, часто оборачивался на меня. Тема его вдохновляла.
- ...вы ведь тоже из модернистов? - спросил он полуутвердительно.
- Некоторым образом.
- Да бросьте скромничать. Я помню ваши холсты. - "Ого!" - Мы запускаем новую серию книг; я давно уже обдумываю оформление обложки и приглядываюсь к вашим работам. Как-то нужно встретиться, посмотреть картины.
- Поедемте в Галерею. Сегодня как раз выставка.
- Во сколько?
- Поедемте сейчас. Работы уже висят, а публики ещё нет. Посмотрим-побеседуем спокойно.
- Отлично.
Через десять минут мы были на месте. Пока он парковал машину я вошел в Галерею, оставил в "малом" зале пальто и папку, вышел в главную залу. Картины уже разместили - мои попали куда-то в середину - настроили свет, и даже включили музыку. Всё было готово. Только вот подписи под работами не расставили. Маша как раз пристраивала эти беленькие бумажки; она шла от конца экспозиции к началу.
Первым "висел" Женя Микеев. Мне очень нравится этот его рисунок. Океан в Небе - Небо в Океане. Женя прагматично называет его "Рыбы", а я - "Отражения". Не могу сказать как именно, не могу сказать, чем именно и почему; и почему именно он... Но он хорош; этот рисунок. И я не одинок в своём мнении. "Может быть, это и есть проявление Искренности?.."
Мой новый знакомец нетерпеливо кашлянул за спиной; я резко обернулся - за мыслями я не услышал, как он подобрался.
- Как-то не очень. - Он глядел задумчиво, приложил к щеке палец. - Невыразительно... нет, не понимаю таких... О чем картина? О чем вообще в ней речь? - Я молчал. Собеседник был не нужен, был нужен предмет, к которому можно обращаться, и ещё слушатель. Он ещё несколько секунд неотрывно смотрел на рисунок, потом вспомнил обо мне. - А как она вам?
Я чуть качнул в ответ головой. Что-то мне показалось в его взгляде.
- Вот именно. - Он расценил мой жест по-своему. - Хотя в интерьере, как цветное пятно... возможно и подойдет кому-нибудь.
Три карандашных рисунка Севы Новикова понравились чуть больше. Полу-реалистический триптих "лёгкого" Севиного карандаша "Дама с прической". Широкий воздушный штрих, гибкая отточенная линия, слабо проработанные детали - Сева умеет сделать в рисунке настроение эфира.
- Вот это лучше. Не скажу, что хорошо. Но лучше. Вот эти кудри сверху бы убрать, низ прописать получше. Краски поярче. - Издатель шагнул вправо, влево, наклонился. - Цвета плохо подобраны. Вот эта зелень с ультрамарином не живет. Да и вообще, говорить строго - банальщина...
Маша прошла "зенит" залы, вставила подписи под моими работами и приближалась уже к нам.
- ...примитив. Черты лица у женщины какие-то неправильные. - Короткий взгляд на меня. - Так, а где ваши? Хотя не говорите, я узнаю.
Моих рисунков он не узнал. Они заслужили "мало воздуха", "мрачно" и "полная чепуха", и "вот я видел у...". Я не обиделся и даже пожурил неловкого автора за неумение донести до зрителя идею рисунка, за невнятную технику и фальшь.
Много интереснее мне становился сам мой спутник. С каждым его мнением. В его взглядах я ясно различал уверенность; ту самую твердую уверенность, что притягательно поразила меня в машине, пока мы ехали. Ни блика сомнений. Полная искренность. Уверенность - есть Искренность в высшем проявлении.
Зала закончилась. Пригласить его в малый зал я не решился. Мы стали в центре, у колоны и ещё раз оглядели экспозицию. Негромко вился затейливый Баховский "клавир", создавая у зрителей настроение к неспешному созерцанию.
- Вот в конце есть несколько очень изрядных работ. - Издатель кивнул на пейзажи Черканова. Симпатичные. Сочные, детально прописанные. Как живые. - И пропорция очень хороша.
- ???
- Пропорция как у книжной обложки.
- Да. Вы очень-очень правы. - А что я мог возразить?