МЕМУАРЫ ОЛУХА
5. СЛУЖЕБНЫЙ РОМАН
Сейчас наши друзья
начнут разбегаться,
как упыри,
спешащие на тайный праздник.
Мы останемся одни
в целомудренной комнате,
под неоновыми лучами.
Сердце будет скользить
на полозьях страха,
старые руки вытянутся из углов,
чтобы преградить дорогу
нашей нежности
в эту пятницу,
в этот неисчерпаемый вечер
совпадений и предосторожностей.
6. ОЩУЩЕНИЯ
Театральный полдень.
Фонетическая нагота.
Ощущения такие,
будто вытаскиваю член
из незнакомой женщины,
похожей на китаянку,
неловко завязываю презерватив,
выплеснув часть семени на одеяло,
вытираю платком плешь
и одеваюсь, не переставая смотреть
на молодое животное,
утомлённое моими ласками,
а в кармане пальто
ещё лежит билет трамвая,
в котором нас сжала толпа,
и тогда я стал желать её так,
что она не могла не заметить,
но она только улыбалась
и следила непроглядными глазами
за плывущими заводскими заборами,
и я спросил её имя,
а она просто взяла меня за руку
и привела сюда,
в эту комнату, полную книг,
на эту кровать,
прогнувшуюся от сотен мужчин,
под глазницы видеокамер,
фиксировавших нашу любовь,
чтобы показывать её
в прямом эфире по интернету.
Вот какие ощущения
возникли у меня при защите кандидатской.
7. СТАТИСТИКА
Наши половые акты
за текущий месяц
образовали
репрезентативную выборку.
Можно сделать
предварительные
статистические выводы.
С вероятностью,
близкой к единице,
ты кричишь от счастья,
если крепко сжимать соски
или покусывать уши.
В одном случае из десяти
мы не успеваем
скинуть одежду -
в ней сами собой возникают
щели и пространства,
необходимые для любви.
С вероятностью девять десятых
твоя причёска,
поначалу идеально уложенная,
уже на четвёртой минуте
напоминает диораму
"Битва за Днепр",
а твоя общежитская кровать
(если мы до неё добрались) -
стадион,
где одноименнная команда
принимает донецкий "Шахтёр".
Только один раз
твои глаза вспыхнули,
как газовые горелки,
когда я вошёл в тебя,
и ты шептала слова,
недоступные смертному слуху.
А теперь я постараюсь доказать,
что частота одновременных оргазмов
соответствует нормальному распределению,
вычислить квантили
преждевременных эякуляций
и дисперсию
потерянной нежности.
8. ОПЯТЬ ОДНОКЛАССНИЦА
Ты живёшь
на улице Аполлинера
недалеко от редакции.
Раз в два месяца
я захожу к тебе -
сутулый друг
с кожаным портфелем.
Ты, не переставая
поливать цветы
или готовить ужин,
рассказываешь мне все новости
о своём двенадцатилетнем балбесе
или о бывшем муже,
с которым у тебя
"прекрасные отношения"
(впрочем, как и со всеми мужчинами).
Вдруг твой сын,
сидевший полчаса неподвижно,
уставившись на меня,
как сторожевая собака,
хватает футбольный мяч
и пулей вылетает из дома.
Я собираюсь с силами
ещё четыре минуты
и набрасываюсь на тебя,
целую широкий рот,
сдёргиваю одежду.
Ты смеёшься и отбиваешься:
"Ну что ты, милый.
Как же тебя изняло!" -
но потом начинаешь проявлять
лёгкий интерес,
помогаешь мне раздеться,
показываешь,
как тебя надо ласкать
и даже покрываешься,
как в детстве,
мелкими жемчужинками пота -
но тут звонит телефон,
ты хватаешь за голову
малиновую гадюку
и начинаешь обсуждать с ней
кулинарные рецепты,
наводнение в Австралии
и чудовищные известия
о генетически модифицированном мясе.
Твои глаза становятся
синими и стерильными -
два сонных колодца,
две алюминиевые звезды.
Получив-таки своё,
я одеваюсь,
стараясь не глядеть
ни на тебя, ни в зеркало.
Испытывать к тебе страсть
так же нелепо,
как любить тавтологию
или просроченный
лотерейный билет.
9. КЛАССИКА
Ты одета на все сто,
ты не терпишь небрежности.
Каждое движение похоже
на рассчитанный
порыв ветра.
Давишь ли ты комара,
снимаешь ли юбку
или идёшь по набережной,
пересекая полосы
рыдающего света, -
всякий раз это музыка,
нечто среднее
между Моцартом и Стравинским.
Я записываю
каждое твоё слово,
включая гнусности,
которые ты шепчешь в постели, -
это будет мощная поэма,
недостоверная и умышленная,
как твоя любовь.
10. БОЛОТНЫЙ НОКТЮРН
Бывает
проснусь ночью
и шепчу женское имя
Аня или Наташа
не имеющее отношения
к ценительнице скрытых талантов
груди которой вчера
аппетитно шлёпались друг о друга
если я не придерживал их руками
а теперь это милое вымя
разметалось рядом
прихотливо
как на картинах Пикассо
Я приподымаюсь в постели
Тело любовницы
колышется в болотном свете
будто готовится всплыть
и виолончельная грусть
армянского разлива
брезжит в наушниках
как небо
испачканное помадой
11. CENSORED
Долго не вспоминал
Иру Конюхову,
территорию
моих юношеских позоров,
первую девушку,
которую я держал за руку
в реторте кинотеатра.
Эта априорно опытная
тринадцатилетняя женщина
приехала из Тобольска -
помню, она рассказывала,
как мёрзли её пальцы
во время школьного концерта,
и клавиши фоно от дыхания
покрывались ледяной коркой.
Впрочем, поначалу
мне больше нравилась
её подружка,
наполовину сербка,
вместо имени которой,
как назло,
зияет чернильная клякса.
(Потом эта девочка
выучилась на журналистку
и уехала в Белград
сразу после войны.)
Почти полгода
я то и дело
поворачивался за партой
градусов на сто
и пялился на мою любовь,
чем забавлял и её,
и новенькую,
как украинская государственность,
грудастую соседку Ирину.
Кажется, однажды Заречная
(фамилию мне всё-таки
удалось изъять у забвения)
пригласила меня
прогулять с ней уроки;
я растерялся
и бормотал чепуху
насчёт предстоящей контрольной.
Друзья звали Ирину
Лошадью или Дыркой.
Она и впрямь была
практичной чёрной дырою,
засосавшей два мои года,
непролазным островом,
на котором я не выцыганил
ни одного поцелуя.
Забавно,
что я невыносимо
хотел её трахнуть,
хотя в бассейне
коротконогая мучительница
вовсе не казалась красивой.
Теперь у Иры
чемоданообразный муж -
ещё один одноклассник
по прозвищу Мясо.
При случайных встречах
богатые супруги
делают вид,
будто со мной незнакомы.
Пользуясь удобным случаем,
шлю их обоих
с помощью электронной чумы
и волшебника.
12. ОТПУСК
Уже десять дней
мы не произносим ни слова -
колесим на велосипедах по Крыму
и занимаемся любовью
на больших и малых холмах.
У тебя зелёные глаза,
близорукие, как море,
и прохладная душа,
словно воздух в сырых каньонах.
Слава Богу,
нам не о чем говорить.
Наш секс -
как зябкая хижина
на склоне горы,
как звезда,
дрожащая в стакане чая.
Сегодня мы видели
на очередном пляжике
бронзового ангела,
который мочился так мощно,
будто намеревался
побить мировой рекорд,
собаку
с высунутым языком,
похожую в профиль
на половину герба России,
и парня
в жёлто-голубых трусах,
так закрывшего даму,
что наружу выглядывали
только толстая ляжка
и две трети улыбки.
А потом
мы неслись под уклон
за разогнавшимся автобусом,
симметричные,
как классическая рифма,
вооружённая колёсами, -
а в заднем окне
взмывали и опадали
два фиолетовых банта,
и хохотал,
указывая на нас пальцем,
рыжебородый поэт.
За время нашего знакомства
я трахнул тебя
почти сорок раз,
но не прочитал на твоём лице
ни прошлого, ни будущего,
ни иронии, ни любопытства.
Мы лежим,
сплетённые, как жгут,
в одном спальном мешке.
Я ещё не вышел из тебя,
руки гладят
давно не мытые волосы,
обнимают солёные плечи,
а мысли
катятся в ночь,
как троллейбусы,
забитые прошлогодней листвой.
2007-2008
ПЯТНА
1.
Всякий раз, как я слышу ночную браваду
Ускользающих в смерть влажноносых оленей,
Я, как ржавый Колумб, рвусь к запретному саду,
В веницейских шутихах ищу свою меру.
Приболевшие звёздочки грузнут над Невским,
Нет свободы в клешнях треугольного лета.
Колыбельную фугу сыграл Лобачевский
Под ростральной колонной гусиного света.
ЗАЗЕРКАЛЬЕ
1.
В глубине полушария
раскачивается
зародыш маяка.
Так поют только лошади.
Поверхностное натяжение
опасно.
Ртутный человечек
сейчас лопнет
и оросит
ржавого самурая.
Ибо, пока мы созерцаем
святые джунгли,
бутылочное стекло светлеет
и резиновые куры
наливаются злостью.
2. НА КОНЦЕРТЕ ПОЭЗИИ
На два часа
перестану быть
прямоугольной звёздой,
спрячусь, как яичница,
внутрь раскалённой сковородки.
Солнце дёргается -
обляпанный чернилами
колокольчик -
но не издаёт
ни звука.
Руки обрастают
равнобедреными глазами
и близорукими треугольниками.
Кыш, двуглазые!
Будем спорить
с розовыми капюшонами,
спускающимися,
как вертолёты,
с решетчатых потолков.
Волнение - это подарок,
серебряный ключ,
позволяющий
открыть заново пошлость,
как давно забытую родину.
3.
Первое слово
было горьким, как водка,
второе - влажным, как мох,
а третье,
как узловатая дорога,
огибало мусоросжигатель.
День бесправен.
Любовники падают,
как пластмассовые стаканчики,
в придорожную траву.
Восторженная бессонница
режет ступни
об осколки хоралов.
Кофейные скульптуры
глазеют на младенцев.
Смоктуновский
идёт в зрительный зал
с мешком головастиков.
Изысканный визг пилы.
Занавес.
2007-2008
КАМЕШКИ
Телевизор - подельник демонов.
Превратил в Будду
мою толстую маму.
*
У каждой вещи есть история,
а у меня - только будущее,
чистенькое, как больничная палата.
*
Лучшие стихи тают в воздухе,
не оставляя следов на бумаге.
*
Опять фонарь! Повыдергать из строк
Все фонари, засеять ими поле
И вырастить дождливую дорогу,
Ведущую в застенчивую даль.
*
В Петербурге куплен Кушнер -
Значит, в доме будет бой
Меж классической ракушкой
И болотистой судьбой.
*
Кто-то рисует горный пейзаж,
Кто-то - кардиограмму,
А я - исключительно чёртиков
На салфетках в кафе.
*
Единственное, что мне нужно от тебя -
сахар,
сахар, который ты грызёшь с мальчишками,
сахар, который прячешь от меня
за самой далёкой дверью.
*
Зачем мы пытаемся склеить
всю эту фальшь,
все эти наклонные плоскости?
В итоге каждый наш день -
как инсталляция Татлина.
*
Наши тела образовали иероглиф,
непрерывно меняющий свой смысл:
речная слепота,
колокольная ночь,
взятое на поруки забвение.
*
Сердце опять ноет.
Хлопотливому зверьку
достался несносный хозяин.
*
Поздно обустраивать дом
в духе капитана Шотовера.
Фэн-шуй свистит по квартире.
Ты уже простудилась.
*
Солнце взяло отгул,
ветер щёлкает ножницами.
Кашляем, как умывальники,
и клянём сентябрьскую придурь.
*
Падает хрупкая музыка
узких сентябрьских дождей.
Не хочет браться за дело
простуженная душа.
*
Поутру меня разбудили
звуки молотка.
Кто-то хорошо выспался.
*
Представить тебя голой -
всё равно, что распороть ножом темноту
и вызволить потерянную флейту.
2007-2008
ОШИБОЧНЫЕ ТЕОРЕМЫ
?9
Найди меня
в маленькой комнате:
я сижу среди проводов
на уютном облаке,
триипостасный,
несмолкаемый,
наглый.
Найди меня
и надери мне уши,
Господи.
?10
Сегодня спросонья
новое стихотворение
явилось ко мне
в виде рюкзака,
в который надо было затолкать
подходящие предметы:
сжавшихся в клубки ежей,
резные можжевеловые ложки,
несколько пачек презервативов,
растрёпанную книгу братьев Гонкур.
(Я сбросил
стихотворение-рюкзак
с Канавинского моста
на проплывавший пароход.)
?11
Почему-то
каждая ловкая поэтесса
неогрубевшего возраста
вызывает особые желания:
хочется ходить с ней по улицам
и собирать пивные бутылки,
курить
дрянные болгарские сигареты,
плевать с высоких домов
на нежные лысины
собратьев по цеху.
Хочется не просто
прожить с ней несколько месяцев,
но непременно зачать ребёнка.
?12
Мне омерзительно и неловко.
Меня тошнит от прошлого,
как от забродившего винограда.
Оно настигает меня
простуженным звоном
январских пододеяльников.
Я завесил окна
бархатными шторами,
но прошлое всё равно льётся
в комнату из щелей.
Далеко заполночь
я лежу без сна
и расчёсываю новые укусы.
Надо быть готовым
подраться с прошлым, как с женой,
или заняться любовью,
как с молоденькой мачехой.
?13
Осень выдаёт зарплату
институтскими ботинками,
фарфоровыми воробьями,
скрипичными ключами
и голыми девушками.
Осенью я почти невидим,
ещё немного - и я расхохочусь,
расплачусь и увалю в кусты
очередное трепетное создание.
Осенью телемастера
пытаются чинить мою сущность.
Я едва отбиваюсь
от неизбежных отвёрток.
Осенью зеркала
перестают отражать.
Хожу дикий, лохматый,
и ощущаю неловкость
при попытках знакомиться с женщинами.
Одна из моих любовниц,
очень практичная тётка,
ночью влезла на крышу,
спилила четыре звезды,
развесила их по стенам
и отказалась от лампочек.
При свете домашних звёзд
кажется, будто любишь
семнадцатилетнюю девочку.
?14
Небрежность победила.
Отправляясь в полдень
с нарисованной станции,
уже не думаешь о том,
когда вернёшься в небо.
Поэзия - это железнодорожный гул,
пляска семантических поршней,
сгущённая бессмыслица
случайных разговоров -
исподволь разрастающийся
заговор против вечности.
?15
"Не высовывайся!" -
так сказал Заратустра.
Это повторили мне
горбатый ангел,
акробат с раскроенным черепом
и голубоглазый миротворец
с автоматом наперевес.
Не высовывайся!
?16
Мой друг
с петушиной головой
умеет высекать огонь
даже из кукурузных палочек.
Иногда его душа
со скрипом
открывается,
и наружу выглядывает
нечто бессмысленное -
вроде груды использованных
носовых платков.
Чем более протяжёнными
становятся его прогулки
вглубь собственного
простуженного горла,
тем дольше
почтовые голуби
ищут
потерявшихся в песках
слушательниц.
?17
Сегодня я ухабист,
как лыжник,
недобрым ветром
занесённый в постель к Мадонне.
Целую руку
обоюдоострой даме
с цветочным горшком вместо шляпки,
перебегаю улицу
на серебряный свет
и хлещу солнце газеткой
по азиатской морде.
Гуашевое утро
роняет на асфальтовые дорожки
чувственые плевочки
и студенистые пентаграммы.
Может быть,
это новая форма любви.
Пора выбрать себе
другое имя.
Как вам
"Смертельный Челябинск"
или "Земляничная Пагода"?
?18
при знакомстве с классиком
думаешь
э
какой у него
глупый вид:
болотистая лысина
и крокодильи ухватки
а день спустя
уже удивляешься
что беседовал
с действующим вулканом
?19
Солнце скачет с бугра на бугор,
как широкоскулый
и ни черта не понимающий
в нашей жизни
гастарбайтер.
Оно подметает улицу,
моет витрины церквей,
а потом хватает,
как детский микроскоп,
мою девятиэтажку,
трясёт её жёлтыми руками
и приговаривает:
"Ни сердца, ни зеркала,
ни звука.
На-ми-а-ми-да-бут-су."
?20
Я перемещаюсь,
как Харон,
из палаты в коридор
и обратно.
В коридоре полумрак,
прохладный японский сад,
где роли камней
играют медсёстры,
замершие в странных позах.
А в палате
прицельное солнце,
попка-врач
и разверстое радио,
похожее на пасть
мистического льва
или на яму
со зловонными останками.
?21
Смешной человек
живёт только по субботам
и носит на себе,
как улитка,
свой дом, полный рыб.
Обычно болезненно робкий,
однажды он подарил
зеленоглазой
и солёной на вкус девушке
огромного муравья с бивнями
по кличке Сысой,
и она от удивления
стала его любовницей.
Время торопилось и поскальзывалось.
После нескольких
стохастических ссор и примирений
они всё-таки поженились
и стали жить вместе
под надзором
глубоководных чудищ.
Поскольку дети
смешного человека
жили только по четвергам,
он не возился с отпрысками
и посвятил субботы
любви и ихтиологии.
Всю жизнь он ревновал
к недоступным дням недели,
ибо зеленоглазая,
а впоследствии и красноволосая
женщина
постепенно привыкла,
как море,
нежить всякого пловца.
?22
Сегодня особенно боязно
пробираться ночью домой.
За каждым углом
караулит стоустый верлибр
и отъедает головы
зазевавшимся рифмачам.
Даже если ты просто
"кохався"
(как говорят украинцы)
с классической поэтессой,
или заполночь
мудревал в алкогольном лесу
с окладистым шестидесятником,
или - о ужас -
в твоей сумке том Ахмадулиной -
спасенье одно:
журнал "Воздух"
и густое облако ладана.
?23
Деликатные прикосновения
немолодой
романтически грустной
парикмахерши
доставили мне больше
любовной радости,
чем полтора десятка соитий.
К лучшим
эротическим приключениям
за отчётный месяц
я ещё отношу
короткий телефонный звонок
давнишней знакомой,
рассеянный взгляд мороженщицы
и все гласные буквы
в этом стихотворении.
2007-2008
КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
Кто учит выксунских простушек
пыхтеть, как раненый троллейбус,
и громко каркать, точно пчёлы?
И кто наставил их дарить
непредумышленным коровам
сгущённое китовье молоко?
*
Кто обучил меня играть
на глинистой гитаре тела
и дал ключи мне к пониманью
дифуравненья майских звёзд?
*
Как относятся женщины
к незнаменитым поэтам,
разглядывающим их ноги
с третьего этажа?
*
На что похожа поэзия?
Может, на попытку пробраться
на чердак нежилого дома
или на разговор с любимой
в битком набитом троллейбусе?
*
Почему музыка
всегда играет вничью?
Почему твои пальцы влажны,
как попавшие под дождь почтальоны?
*
Куда движется ночь
под тёплым крылом солнца?
Как нам поймать в силки
заржавленную тишину?
*
Погибнут ли мои зубы
в неравной борьбе с шоколадом?
Видела ли ты море,
свёрнутое в кольцо?
*
Где кончается нежность
и начинается похоть?
Почему я хочу пробраться
за каждую скрытую дверь?
*
Где мне найти аптеку
с каплями против де Ниро?
Сколько фильмов расположилось
на острие иглы?
*
Как любят друг друга радуги
и как рожают детей?
Есть ли у радуг парламент,
или у них - монарх?
Вяжут ли мамы-радуги
варежки для малышей?
*
Сможешь ли ты задержать
падение яблок на землю
и шёлковый путь, ведущий
воду на небеса?
2007-2009
УЗЕЛКИ
2.
Осень завладела наследством,
вязким,
как голова Сальватора Дали.
Сопротивление бесполезно,
крылья ангелов буксуют,
и простейший вопрос
теряется по дороге
от моих губ до уха любимой.
3.
У тебя одно колено сладкое,
а другое горькое,
словно источники,
несущие воды жизни и смерти.
К тому же ты залетела.
4.
Сегодня я могу написать
очень странное стихотворение,
похожее на угольный пласт
с отпечатками древних насекомых.
Боюсь только - некому будет
перевести его на русский язык.
5.
Известия о смерти воздуха
оказались преждевременными.
Утром он снова пришёл -
пасмурный зверь
со свалявшейся шерстью -
и облизал меня длинным
лоснящимся языком.
6.
Штиль охватил душу -
как будто красивая женщина
оплела меня ногами,
и я битый час
боюсь пошевелиться,
чтобы она не проснулась.
7.
Твоя улыбка
шлёпнулась в мою душу,
как жирный блин на сковородку.
Включу воображение,
чиркну спичкой сарказма
и разогрею это
полупочтенное блюдо.
8. ЧИСТАЯ ПРАВДА
Бессонница.
Трансцендентный голод -
но при этом лень встать
и добраться до холодильника.
Утопленные шаги прохожего
и неожиданный возглас: "Хуй!"
2007-2008
ЖИВОЙ ЖУРНАЛ
9.
Алупкинская дорога
выписывает каракули
визуальных стихов,
а море вообще сегодня
ведёт себя, как юная поэтесса:
вредничает, смеётся,
меняет платье за платьем,
вскидывает крутую бровь берега,
кутается в туманы,
набивается в гости
и на все вопросы
отвечает непробудным кокетством.
10.
Хочу жить в Выксе,
есть ломтями
косноязычный воздух,
петлять
по болотистым тропам,
укутывать мхом
ржавые заводские трубы
и любить в усатом ельнике
сладких,
как кисляйская сгущёнка,
электросварщиц.
11.
Огорчу
своих бесплотных читателей
(сейчас вы вьётесь вокруг меня -
странные сизые духи,
мыслящие против течения,
так что я узнаю
о плотине в верховьях,
лишь спустившись
далеко вниз по реке).
Так вот, Господа
Жёлтые Листья
и Госпожи
Живые Закладки,
теперь в своём ЖЖ
я буду писать,
как и положено,
обо всяком вздоре,
интересном одному мне -
и начну
с красавицы кошечки,
которая встретила нас сегодня
возле выксунского леса -
не чёрная,
не серая,
не фиолетовая,
а как раз
чёрно-серо-фиолетовая
молния
пролетела рядом с нами,
чтобы поточить когти
о трухлявый столб.
Мы уже виделись,
здравствуй.
Полгода назад
во Львове
этот кэт выныривал
из кубофутуристского тумана,
заполненного также
улыбчивыми кустами
и сардоническими рыбами,
на одной из чашек,
которыми торговала
сама художница -
из числа тех милых людей,
которых не смущает
полосатый, как зебра,
украино-русский разговор.
Ту чашку
выхватил у меня из-под носа
параллельный покупатель -
помнится, это был инопланетянин
с зелёным помидором вместо головы
(признайтесь, вы задремали).
А я завладел другой;
вообще-то
я не способен разобрать,
что на ней изображено:
не то медвежья берлога,
не то портрет поэта
Максима Бородина,
а может быть, просто
виды Санкт-Петербурга.
Тем не менее,
эта вторая чашка
сейчас передо мной на столе,
и я прихлёбываю
желчегонное варево.
12.
Лучшие строчки
лезут в голову
далеко за полночь,
когда я выплываю из дрёмы
в лунатический пояс лампы
за стол со статьёй
по теории аппроксимации.
В эти минуты
голова моя - дымный лес,
где бродят непуганные звери,
и я уверен,
что смогу до утра
ловить их голыми руками
и пересаживать на бумагу.
Ничуть не бывало,
я предпочитаю сон.
"Отвяжитесь" -
шепчу я,
положив подушку на голову,
и при приближении
наиболее навязчивых образов
начинаю считать
от одного до ста -
так можно запугать
самое развязное стихотворение.
А наутро вместо леса
в башке опять
сухая лучистая степь
с необщительными
и юркими зайцами.
13.
Вечером я занимался любовью,
потом долго и крепко спал.
Теперь сижу на балконе,
и строчки
карабкаются на утёсы,
как крымские тропы,
сжимают солнце в горсти,
как пальмы,
кутаются
в махровые шарфы,
как горы,
спешат с виноватым видом,
как троллейбусы,
и летят по ветру,
как отпускные деньги.
14.
После сна
в душе грязный осадок,
как после последней игры
украинской сборной.
Может быть,
это предвкушение
рыхлой маршрутки
с мокрыми разводами на стёклах,
сквозь которые
абстрактно и радужно
проступают
подводные лодки
и отливающие заводчане.
2007-2008
ИНВЕРСИИ
1.
Ощупываю свою одежду.
Кажется, забыл пристегнуть нимб,
и уныние неловко выглядывает
из-под лакейской улыбки.
Не понимаю, как склеить
растрескавшуюся память,
мутную, как утро в погребе,
неподвижную, как денежные знаки.
Весна собирает дань
чугунными орлами
и закутанными старухами.
Каждый день нахожу в карманах
невозмутимых призраков
в чиновничьих котелках.
Хочется сломать решётки
на окнах нелепых будней,
упасть в певчее небо,
словно в лесной ручей.
2.
она чем зыбче тем красивей
даже когда раздвигает ноги
приглушённая ускользающая
чужая жизнь
тело покорно
тело каждой порой
славит слабость и униженность
женщина спит
женщина врастает в быт
корневой системой
разговора
женщина протаптывает стёжку
и выходит из леса
к насекомому свету лампы
семя всё ещё
вытекает
и тонкими струйками
спускается до сандалий
истина кривоугольна
как странный столовый прибор:
вы отражаетесь
перевёрнутые слепые
измазанные вишнёвым вареньем
3.
тёмная проза
ты пропитана запахом жести
высыхаешь в шумном колодце
копишься дёгтем
в медовой речи
глазастая и общительная
быстрее всего ты растёшь
в топком безмолвии
в стеклянной слепоте
когда тают комья снега
и твои корни
опутывают комнату
когда ночь
вливается в одно ухо
и выплёскивается из другого
фонтанчиком
на рассвете ты гаснешь
теряешь очертания
затапливаешь подземные переходы
вода несёт полумесяцы
и близкая смерть
как лошадь прядёт ушами
первый встречный
кисейный конторщик
кладёт тебя в карман
вместе с болотной жижей
и мельхиоровым голодом
4.
смерть манит тебя
в свои переулки
ложь капает с балконов
и неприцельные кошки
скользят по тебе глазами
кубическая непроницаемая
созданная из белой глины
и жжёного сахара
ты движешься по волнам
чужого времени
как заправская пловчиха
ты бесправна как день
ограниченный железнодорожным расписанием
беспощадна как дуэль
между рифмой и здравым смыслом
2007-2008
Я стал занудой. Я опять хочу
писать роман в стихах или поэму -
на этот раз про двух любовниц,
случившихся и канувших за год.
Язык мой вял, но сердце живо,
и я гляжу с придворным оптимизмом
на сызнова открывшиеся мне
объёмы рек, снегов, пятиэтажек.
Прищурившись, я вижу из окна
убогого и белого жилища
несущиеся звёздами пролётки,
циллиндры на поддельных господах.
Пишу на подоконнике, а рядом
мостится кошка. Синие глаза
истомничают, лапы обнимают
чугунное болтливое тепло.
2007
ПРИСУТСТВИЕ
7.
Улицы что-то прячут от меня
в дымных ладонях,
город заминирован нежностью,
и сапёром была ты.
Ничего не осталось
от хрупкой студентки.
Ты лопаешься по швам,
ты крепка и шероховата.
Ты похожа
на земное притяжение,
на торговку рыбой,
на шаловливого медведя.
Твоя улыбка расправит
сложенные в гармошку дома
и приручит
старую обезьянку-зиму.
8.
Ты была
звенящим камнем,
потрёпанной снежинкой,
подводной лодкой, уходящей
вниз, к самым корням весны.
Я был
добродушной гиеной,
зеркалом, отражавшим
твой тощий зад,
подвижные косички,
первые пломбы
и незлопамятные губы.
Ты была тополем,
проросшим в стене колокольни,
нагим амулетом,
карандашной линией
на моей щеке.
Зачем нам было бояться
звезды, или облака, или хлеба?
А я был
напряжёным осязанием,
первым встречным,
близорукой гвоздикой,
маятником, считавшим
секунды твоего смеха.
И некуда было деться
от ламп,
кирпичных людей
и мочегонных заборов.
2007-2008
СКВОЗЬ ТУСКЛОЕ СТЕКЛО
1.
Девочка,
ты до сих пор плачешь по ночам,
обнимая собственного судью.
Утром он молится
на незнакомом языке
и одевает маску,
когда идёт на работу.
Всё в прошлом:
экспедиция,
летняя дружба,
телефонное счастье,
беременность,
два ножа,
распоровшие майское солнце.
2.
Ты
перебираешь мужчин,
как чётки,
обнимаешься
с сопливым англичанином,
хочешь,
чтобы я ревновал.
Это смешно,
как твой вздёрнутый носик
и жиденькие косички.
Я люблю не тебя,
а этот волнистый город,
где звездообразные бакалейщики
бьют меня наотмашь по лицу.
Выброшусь с площадки
на верхушке ратуши,
буду кружиться,
как подстреленная птица,
между одутловатых епископов
и задумчивых Христов
с мозолистыми руками.
3.
В этом доме
так много помещений,
и чего тут только нет:
я видел
осёдланных лошадей,
запылённые старые автомобили,
целую галерею
фотопортретов Веры Холодной
и пьяных в дым,
но всё ещё довольно адекватных
царскосельских балбесов.
Я даже пытался побеседовать с Гёте,
но он выставил меня за дверь,
едва услышал ломаный немецкий.
И только в одну комнату
я не могу найти путь:
в ней сидишь ты,
глядишь на расклешённую
осеннюю дорогу
и укачиваешь чужого ребёнка.
4. БЛЮЗ
Снег с дождём.
Ничего не изменится,
даже если я
закрою глаза
и представлю, что тискаю
самую первую девочку.
Достань водку
из холодильника,
моя помятая небожительница.
Пусть печень
лопнет
и просыплется на город
хрустальными строчками,
пусть музыка
повиснет в комнате,
как чугунная батарея
(на такой сейчас сушатся
твои пёстрые чулки).
Будем бить
друг друга подушками,
ругаться по-немецки,
а потом сольёмся в одно
пыхтящее немолодое тело,
источающее кислый запах
в ритме блюз.
2008
Перекручен и ногаст
плеск разумных жабьих ласт,
и разбросаны куски
лЕски или же лескИ.
Черноус и муравьист,
съел варенье пародист,
и затвержен наизусть
вкус вишнёвый крупных уст.
Как перкуссия, звучит
семислухий бабий скит,
и в зеркальный переплёт
радуга ракеткой бьёт.
2008
МЕТЕОРОЛОГИЯ
1.
Осень выходит из подполья.
Над водой
копятся жёлтые буквы.
Стихи, как зябкие хищники,
ступают в лужи
и отдёргивают лапы.
С корабельной высоты,
невзирая на окрики солнца,
падает чёрная капля.
2.
Ночью лето упало
с высотного дома
и рассыпалось вдребезги.
Небо сегодня
выступает без грима.
У ветра
есть снайперская винтовка:
истошные птицы
камнями падают вверх.
Солнце обмахивается веером:
кажется, что рыжий тигр
то выпрыгивает на дорогу,
то прячется в кусты.
2008
ИЗВЕСТНЯК
3.
Хватит перебирать
перья лежалых мелодий.
Пора монгольскую спесь
бросить на приступ твердыни.
Раскольничье, вдовье небо
брезжит, как улей смерти.
Администратор скорби
кормит волков бумагой.
Варвары роют ямы,
хоронят в них свои тени.
2008
ДЕВУШКИ
1. ДЕВУШКА, ЧИСТЯЩАЯ ЛУК
эта девушка
раздевает мою душу
как луковицу
снимает одну кожицу за другой
пока не остаётся
необъяснимый и насущный факт:
я не спал с ней
когда ей этого ещё хотелось
2. ДЕВУШКА, ПОХОЖАЯ НА АНГЕЛА
сомнительный ангел
с химической завивкой
едет из пункта А
в пункт Б на троллейбусе
настойчиво прижимаясь
голой коленкой
к соседу
то есть ко мне
несмотря на эрекцию
я сохраняю
внушительное равновесие
в пункте А
всего полчаса назад
я впервые любил
ассистентку с кафедры философии
она отбивалась
и сыпала
загадочными немецкими проклятиями
а в пункте Б
меня ждёт
довольно стрёмное чаепитие
со стриженой под мальчика
любительницей хокку
ну и при чём тут ангелы
да ещё с такой паршивой косметикой?
3. ЦЕЛОМУДРИЕ
теперь тебе впору
выпускать консервы
с фаршированной добродетелью,
а раньше твоё целомудрие
не смело войти в комнату
и топталось в коридоре,
когда ты рывком, через голову
освобождалась от платья
2008-2009
В двадцатых числах августа (тот год
был близорук и косолап,
и номером не обзавёлся)
я познакомился с одним
днепропетровским люцифером.
Он был как рупор, сквозь который
орёт скабрёзности весна.
Я глох порою от его
безнравственных нравоучений.
Он содержал в себе когорту
весьма сомнительных существ:
порою ведал Бонапарт
дождливым левым полушарьем
и вёл спалить дотла Москву
свои щегольские войска;
порою друг пускался в дебри
пространных умозлоключений,
когда вели бедовый диспут
Огюст и Конт в его мозгу.
А как-то раз приятель странный
решил пожить наоборот,
и делать в жизни только то,
к чему питает отвращенье.
Последний раз его я видел
на книжном рынке. Торговал
бедняга мисками для кошек
и раздавал всем безвозмездно
осточертевший книжный хлам.
2007-2009