В.Л.

Я чернил Вам желаю для жадного чрева пера
и ошейника - мягче, с застежкой на сивом загривке,
и чтоб та, о которой я знать не хотела вчера,
подавала в постель Вам с утра подогретые сливки.

Я пью водку, худею и скверны уже не боюсь, -
прокаженный изгой перед каждым убогим порогом.
Я свята и богата. Но нынче я сильно напьюсь
за козлиные свойства мужской или женской породы.

Я устрою себе капитальный скандал и погром.
Я поссорюсь с собой, оскорбляя по-пьяному метко.
Ну а завтра пройду сквозь трагикобелиный синдром,
и сотру им с себя поцелуи твои, как салфеткой.

Разбросаю, распутаю суть, что вплелась в гобелен
запрокинутым озером в небо и жаждущим света,
нежнолобо узнав о непрочности проклятых стен,
и, быть может, не вдребезги душу рассыпав при этом.

Ах, как отче от паствы своей окаянной бежал!
Он крестился за всех, а заплакал над собственным адом.
Сердце боль доедает, как вечно голодный шакал.
Но в немых диалогах мне больше ломаться не надо.
1998