Часть 2. ЗАЧЕМ БЕССМЕРТЬЕ ДУШАМ?
КРЕМЛЁВСКАЯ ПЕСН
Над городом бой башенных часов.
Удары растворятся в поднебесье.
И в нашем сердце воцарятся песней
без музыки, без голоса, без слов.
Проходит всё: и юность, и любовь,
но молоды и вечны те мгновенья,
когда она волнует вдохновенно
без музыки, без голоса, без слов.
И потому больнее во сто крат,
когда растратчики в Кремле сидят,
под песню нашей Родины старинной
святое место превратив в "малину"...
1984
В ДЕРЕВНЕ
Светлеют ноябрьские ночи,
когда выпадает снег.
По белому снегу строчки
следов от машин и телег.
Здесь место почти глухое,
двенадцать домишек в ряд.
И новых домов не строят,
и в девять уже все спят.
И прорубь за ночь замерзает,
но ломок ледок как слюда.
Вы знаете? я не знаю,
что нас занесло сюда.
А может быть, мы здесь жили,
и только не помним, когда?
Работали, травы косили,
тяжелые годы сносили,
проворных детишек растили,
и просто вернулись сюда?
1984
* * *
"Стихи вели по бездорожью"
А.А. Ахматова
Здесь речь медлительна, беспечна,
здесь синий воздух и покой.
Но в небесах великий Млечный
дрожит несбывшейся строкой.
И ты пойдёшь по бездорожью
туда, где канет без следа,
сверкнувшая как искра Божья,
скользнувшая во мрак звезда.
1985
ЗАКАТ В КАРАКУМАХ
Солнце зашло, и пустыня вздохнула,
жар выдыхая из каждой песчинки.
На горизонте крылами взмахнуло
облако розовокрылым фламинго.
Смотрит пустыня глазами.
Трудно бороться за жизнь - против жизни.
Ночь передышки - едва лишь остынет,
снова лучи на сгоревшую брызнут.
Тихо в пустыне, пустыня чуть дышит.
Жизнь без воды - что душа без строки.
Только прислушайся. Знаю, услышишь:
в сердце пустыни стучат родники.
1985
В ТАШКЕНТЕ
Здесь сыплет софора под ноги густо семя.
В духмяном выдохе колышется базар.
Остановилось, загустело время
над солнечным посёлком Чиланзар.
Столетья сгрудились, глядят из минаретов
и прошлым становиться не спешат.
И не уедет, если я уеду,
отсюда присмиревшая душа.
Но снежный край меня не отпускает,
и холодком струится по виску.
Ладонью знойной Азия ласкает
и сквозь себя проносит на весу.
1986
ЖАРА В ТАШКЕНТЕ
Плен горячей и нежной земли,
отпусти, дай прохлады вдохнуть.
Видишь, родина вьюжит вдали?
трудный путь - мой единственный путь.
Будешь сниться потом по ночам,
в сердце россыпью теплой лежать.
В темноте по озябшим плечам
золотыми лучами бежать.
будет время отчаянней, злей,
и метелям по окнам скрести...
Чтоб не стало потом холодней,
хоть немного теперь отпусти.
1986
* * *
Кибрай у предгорий Тянь-Шаня.
Прохлада воды в роднике.
Меня, сумасшедшую, тянет
к твоей прикоснуться щеке.
прислушайся, мой однокровник,
под шелест сбегающих струй,
как зреет и дышит тутовник:
не ягода, а поцелуй!
Тугое и нежное тело
у ягоды, красящий след.
Поди ж ты, взяла и посмела
такая явиться на свет!
1986
СУМЕРКИ В ТАШКЕНТЕ
Летучей мыши режущий полет,
размякшей улицы извилистая лента.
куда меня и что меня ведёт
по красноватым сумеркам Ташкента?
Навстречу смуглый движется поток,
блестят прекрасные глаза узбечек,
и кто-то просит... Может, сам Восток?
Всё позабыть, остаться здесь навечно.
Баюкает и шепчет: здесь тепло,
забудешь про снега и холода.
Там сердце твоё холодом свело.
Останешься?.. Я лгу Востоку: да...
1986
* * *
Над мечетью белая звезда
и луна ломтём бухарской дыни.
не затем ли ехала сюда,
чтоб узнать - где гордость, где гордыня?
1986
* * *
Я улыбаться не научена,
когда на сердце горький яд.
Но эту боль стерплю как лучшую,
сладчайшую из всех наград.
Чем дальше в сад, тем гуще яблоки.
Мы по обочине идём.
какие огненные зяблики
порхают в голосе твоём!
Чужие родники целую,
блаженствую в чужих краях,
чужого милого ревную
с чужой улыбкой на губах.
1986
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ КАРАКУМОВ
В Казани тополиный пух летел.
Я тоже сквозь Казань в такси летела.
И улыбаться снова не умела.
А карлик в небе злился и потел.
Но не был он властителем небес.
А если был, то был владыка жалкий:
не грел, не жёг, а лишь слепил и жалил.
Мне было всё равно - что с ним, что без,
я для него не находила слов,
глаза слегка ладонью прикрывая...
...Дымятся Каракумы, изнывая,
сжигая. как последняя любовь.
1985
КАЛЕНДАРЬ
Февраль
А в недрах февраля зародыш дремлет - март.
Февральская земля в сугробах нежных тонет.
А в сердце - чудеса! И нежность, и азарт...
А за окном зима, весну рожая, стонет.
Шёл снег. Он был слепой. А может быть, грибной.
Ведь радуга в полнеба над землей парила.
Но это был февраль. в котором дремлет март,
а впрочем, я уже об этом говорила...
Июнь
Зелень листвы толковала о лете.
Дождик, слепой и счастливый, гулял
по площадям, где фонтаны и дети,
тучи гонял юго-западный ветер,
в белые замки на небе сбивал.
Это весна прокатилась сквозь город
влажным, гигантским, цветным колесом.
Словно любовь, проходящая скоро,
брызнула в лица, плеснула за ворот
кратким, слепым и счастливым дождём.
Октябрь
Как низко тучи! Дует ветер.
летит последний мокрый лист.
Мы будем долго жить на свете,
где то чиста, то мглиста высь.
Где всё так просто, всё так сложно,
где ветра шум и ширь полей.
Где с каждым годом всё тревожней,
понятней крики журавлей.
Декабрь
Притерпевшись к холоду и ветру,
зимнюю встречаю благодать.
выпал снег - как праздник светлый.
Значит, до весны рукой подать.
Ледяною сделалась дорога,
снег летит завесою сплошной.
А вдали задумчиво и строго
небеса сливаются с землей.
1985
* * *
В воздухе тёмном запах шиповника,
влажность июньских дождей.
Я отпущу от себя однокровника,
брата души моей.
Больше любови люблю однокровника,
больше дороги - жильё.
Мужем неверным, другом, любовником
пусть доживает своё.
Я аккуратно поладила с плотником.
Знаешь, кто плотник? Молчи.
Это в груди подневольным работником
вольное сердце стучит.
1986
* * *
"У каждого Вселенная своя.
заборы отчужденья высоки"
Н. Алешков
У каждого вселенная своя.
свою с чужой весьма опасно путать.
Но до конца желанны эти путы:
не знать границы между "ты" и "я".
Заборы отчужденья высоки.
И где уж одолеть их иль разрушить.
Но кто-то просто сдвинет две доски...
Вот так, мой друг, порой воруют души.
1983
* * *
Но вместо любови - смятенье.
А вместо страданья - покой.
И сдержанность вместо волненья.
И пустота под рукой.
Но нежность запретна и тайна,
и будущей боли залог.
Так жестом не выдам случайным,
и лучше об этом - молчок.
Пусть кто-то любви моей просит,
игрушечным чувством маня.
О нет! не полюбят, не бросят -
тогда не забудут меня.
1984
СТИХИ ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ
Валерию Сурову
Холодный пламень небосвода
слепые окна озарил.
Немыслимость моей свободы
поступком мерить - нету сил.
Пусть это сплетники обсудят
кого и с кем зачем свело.
Не знают судьи - знают люди:
есть кокон ночи. В нём тепло.
Мы бессловесны, словно звери.
таких нетрудно обучить
сквозь стены, запертые двери
свободно в комнату входить
без промедленья и без звука,
пока судьба как сводня спит.
А сердце - камешком лежит,
и не издаст оно - ни стука.
А утром, к счастью, вновь свобода,
когда порог не Бог - шагай
под лютый пламень небосвода
легко, охотно, словно в рай.
1987
* * *
Как тоскует по белому свету
сердце - в клетке горящий снегирь.
Только я никуда не уеду:
ни в Москву, ни в Казань, ни в Сибирь.
Обольщай молодую девицу,
не одев в подвенечный наряд.
Я заметила у белолицей
мой вчерашний тоскующий взгляд.
Предстоит ей дорога долгая.
Увози её - хоть в Париж.
Ты напрасно косо, ей-Богу,
на меня иногда глядишь.
Мне теперь об одном забота:
снегиря в груди уберечь,
перейти большое болото
и в траву на опушке лечь.
1986
* * *
Рождён Адам - из моего ребра.
отныне прост, как все мужчины мира.
Не сотворите ближнему добра!
Не сотворите из него кумира.
Рождён Адам. Сомнительно добро.
И позолота облетит с кумира.
Как выстрел встретит пустота квартиры.
Болит прореха. вынуто ребро.
1987
ВЗГЛЯД
1.
Так важную строку читают раза по три,
чтоб нужное понять до самого конца.
так смотрят на своих, так на чужих не смотрят.
Да так не смотрят - пьют с любимого лица!
2.
Всегда разящий наповал
всех однокровников моих и однокровниц -
тот взгляд: вприщур, холодный, как кинжал.
так на противников глядят и на любовниц.
3.
Я только удивлённо вскину бровь,
но ты не причинишь разрывом муки.
Я сквозь любовь увидела любовь,
и сквозь любовь к любви - любовь к разлуке.
1987
* * *
Добреду до старости.
мне не нужно жалости.
Мне не страшно лезвия.
Я сама железная.
скоро уж в старухи мне.
Что ж в груди так бухает,
словно оловянное,
сердце неустанное?
Мы любили с ним грехи.
мы писали с ним стихи.
мы теперь ещё дружны,
но друг другу не нужны
1987
* * *
Декабрь на осень наступал.
А ей всё грезилось спасенье.
Но день её, её последний,
никто осенним не считал.
Она бежала сквозь квартал,
теряя разом все надежды.
В чужой, незолотой одежде
её никто не узнавал.
В подтаявший и мокрый снег
каблук проваливался с треском...
Вслед шла зима в морозном блеске.
И думала, что шла навек.
1980
ПОВТОРЕНИЕ ВЕЧНЫХ ТРАГЕДИЙ
1
А небо все сильней алеет,
как бы от жгучего стыда.
Я знаю, кто меня жалеет
и не разлюбит никогда.
Я знаю, для других колечко
горит на пальце у меня.
А для него оно навечно -
полоска жгущего огня.
Но объяснять ему не нужно.
Единственный, запомнил он,
что не коварна - простодушна
была Манон.
2
Ты глядишь, как убийца Кармен.
Взгляд горящий и стиснуты зубы.
Ах, не так, ах не так нынче любят!
Обещание верности - тлен!
И не первая эта измена,
может, сотая из измен...
Ты глядишь, как убийца Кармен,
но она - ненавистница плена!
3
Раньше гаснут вечерние зори,
остывает в туманах река.
О, без друга остаться не горе!
Расставаться - вот в чем тоска!
Сердце мертвое наполовину.
Лучше сразу бы - наповал!
Коломбина моя, Коломбина! -
опереточный мальчик рыдал.
1989г.
* * *
Ни на что не жалуюсь,
но прошу, пожалуйста,
побыстрее, жизнь!
неприятным сквозняком
ты по сердцу прямиком.
так быстрее мчись!
Жду не радостей - конца.
И не отверну лица.
1981
* * *
Про негулянья под луной
уже написано другою.
но утверждаю: про покой
писали дрогнувшей рукой.
Там не было совсем покоя.
1986
* * *
Оседает сугроб на балконе.
За окном и ручьи, и капель...
Снится конь в ярко-красной попоне,
и снега, и мороз, и метель.
Коченеют от холода руки,
чей-то взгляд горячит, горячит!
Вот вернутся из дальней разлуки,
разбредутся по пашням грачи.
А во сне - расставанье иль встреча?
В снежной буре не видно ни зги.
Вырастает дорога - в Млечный,
чтоб упасть под твои шаги.
1986
* * *
Меж двумя городами дымятся равнины снегов.
Низко небо над ними провисло - хоть трогай руками.
Дар бесценный из самых бесценных даров:
эта встреча, и всё, что могло, да не сбудется с нами.
Меж двумя городами дорога струится легко.
Животворной рекою от сердца до сердца струится.
В нашем возрасте было б несчастьем влюбиться,
если б не было счастье столь полно и столь глубоко.
Меж двумя городами дорога живым существом,
чтобы встреча сбылась - безоглядная - кинется в ноги.
Если б можно мне было для людей выбирать божество,
я б велела молиться меж двумя городами дороге.
Меж двумя городами дымятся равнины снегов.
Низко небо над ними провисло - хоть трогай руками...
Дар бесценный из самых бесценных даров
эта встреча, и всё, что могло, да не сбудется с нами.
1985
* * *
Давай погуляем по зимнему городу?
Дела? да их вечно невпроворот.
Давай погуляем. День зимний так короток.
Тем более, нынче солнцеворот,
и солнце плывёт по заснеженной улице.
Шагни за порог - и услышишь меня.
Пусть речи забудутся, пусть не забудется
скупая улыбка зимнего дня.
Какая прогулка! ну кто догадается,
что в наших с тобою творится сердцах,
как нежно, как сладко с тобой нам гуляется
вдвоём - только в разных совсем городах.
1985
СТИХИ ОБ АГРЫЗЕ
1.
Смывает белесое небо
остатки ночной темноты.
Здесь горе моё канет в небыль,
во мне уменьшаешься ты.
Здесь голубь порхает как веер,
здесь ветви дерев в куржаке.
И души таких же деревьев
из труб вознеслись налегке.
Здесь вас не терзают грани
ни города и ни села.
На окнах стоят герани,
а в печках лежит зола.
Вот путь к моей старой школе.
здесь улицы словно сады.
Здесь время прошло в ореоле
и юности, и слепоты...
2.
В этом городе, где цокают копыта,
в конских гривах серпантин тесьмы,
в этом городе, чужом и позабытом,
я не помню ни одной весны...
Только зимы. только темь и холод,
стыд и страх набухшего соска,
только голод, по кому-то голод -
юная и острая тоска.
Не затем по улицам метельным
я брожу, чтоб детство вспоминать.
Просто здесь легко, как в колыбели,
мне беду любую укачать.
1986, 1987
* * *
Ночь темна. Белеет полотенце.
Миновало время поздних гроз.
Нерождённого оплакивать младенца
Бог не даст ни права и ни слёз.
Первый снег летает лёгким пухом,
белый саван ткёт бесстрастный ткач.
И, едва отчётливый для слуха,
так надсаден с неба детский плач!..
Но не надо вскакивать с постели,
чтоб вложить сосок в кричащий рот,
раз до срока груди оскудели
и тугой, как яблоко, живот.
Было страшно ль в ледяную воду
из костра горящего упасть?..
Ни пелёнки не грозят, ни роды.
Будешь вновь гулять и плакать всласть.
Затянув на талии шнуровку,
опусти голодный, дикий взгляд.
Иль забыла, как на остановку
окна равнодушные глядят?
1987
ПАМЯТИ ПОЭТА ГЕОРГИЯ СУШКО
Ты из немногих, кто любя - любил.
Ты из немногих, кто любил так больно.
Навзрыд любил, навзрыд дышал и жил.
Всё кончено. Теперь ты вольный.
Теперь ты там, где тают облака.
Где знают всё, где ни о чем не плачут.
Жизнь кончена, как кончена строка.
И новый стих уже не будет начат.
Ты жизнь свою с улыбкой на устах,
как пенный кубок, расплескал в пространстве.
Не ранят больше ни любовь, ни страх,
ни возвращенье от постылых странствий.
1985
Сыну Дмитрию
1.
Цветок на подоконнике всё чахнет.
Но кажется, что близко до весны.
Февральский снег антоновкою пахнет,
и ночью снятся сказочные сны.
И ночью за окном метель бушует.
Тебе пригрезилась, что летняя гроза.
Я подсмотрела: это дует, дует
весна в твои закрытые глаза.
2.
Жизнь тепла, как южный ветер.
Жизнь текла, как сахар с уст.
Жалом прямо в сердце метят
золотые пчёлы чувств.
Счастье сладко, словно улей.
Счастье, словно улей, зло.
Золотые метят пули
в безмятежное чело.
1985, 1988
* * *
Вот взяла и подарила встречу.
как приятно быть любимой и царить.
и со старым другом в летний вечер
светлый рислинг на балконе пить.
Старый друг придёт ко мне с цветами,
от волненья попытается шутить,
и сухими, бледными губами
о любви ненужной говорить.
Я его нисколько не жалею.
Не о чем тут, не о чем жалеть.
Я ещё больней его умею
волноваться. горевать, бледнеть.
1985
ДЕНЬ ЧУДЕС
Такие дни пристало отмечать
глотком вина, букетом или словом,
или листком, багряным и кленовым,
заложенным в заветную тетрадь.
В такие дни случается душе
уже дремать до старости готовой,
найти в себе источник жизни новой,
боготворить "ещё", а не "уже".
В листве сентябрьской всполохи огня.
В крови тепла осенний недостаток.
но дни ещё перерастают в даты,
и всё ещё свершится у меня!
1989
* * *
Мне кажется, что скоро будет праздник.
Лошадка, колокольчиком звеня,
покажется в окне. меня маня,
потом умчит туда, где смех не гаснет.
Там весело, там не грустит никто,
потешный клоун хлопает в ладоши,
бегут по лужам дети, сняв калоши,
а за углом - за каждым - шапито.
И будем чай мы на террасе пить,
и вытряхнем на клумбу птицам крошки,
а на лужайку будет сыпать дождик,
стреноженные лошади бродить.
В огромном доме стихнут голоса.
Заснут спокойно старики и дети.
И мы останемся одни на свете,
и будем слушать руки и глаза.
Потом луна оранжево вспорхнёт
над тишиной. как будто мёд разлитой.
И тонко скрипнет старая калитка,
и тихо счастье в сонный дом войдет.
Оно затем войдёт тихонько в дом,
чтоб в этом доме никому не плакать.
...Глаза откроет сонная собака
и обо всём ра скажет нам потом.
1983
* * *
Дай мне руку, погляди в глаза.
И давай запомним эту осень.
В небесах устойчивая просинь,
позади осенняя гроза.
Свежий день как яблоко в руке,
чуть холодноват и безмятежен.
А тебе, мой ненаглядный, нежный,
властвовать и в сердце, и в строке.
1987
* * *
Я верю в тебя, как веруют в Бога.
Всей силой
уже разучившейся верить души.
так в омуте тёмном,
пустом и глубоком
звезда золотою надеждой дрожит.
Всё сдвинулось в мире, в котором
нельзя без движенья.
А жилы твои напряглись
от усилия - остановить.
Но что ты замедлишь? Крушение?
Или мгновенье,
во имя которого только и стоило жить?
1988
О СЧАСТЬЕ
Конечно, его не вымаливают,
и не приносят на блюде.
И счастье куда печальнее,
чем представляют люди.
Счастья желают истово,
думая, лик его светел.
А у счастливых истинно
лица серы как пепел.
Счастье - предел желаниям.
Что же лежит за пределом?
Я заглянула: прощание
с телом.
1987
* * *
Не стать ничем! не прогореть в золе!
Огромный ветер над планетой свищет...
Давай договоримся на земле,
как в небесах друг друга мы отыщем.
Не говори, что дух наш одинок,
что, сталкиваясь в небе то и дело,
бесплотные, как воздуха поток,
друг друга не узнаем мы без тела!
Ведь это хуже, чем сгореть дотла!
И если так - зачем бессмертье душам?..
Пусть остается лишь одна зола,
чем дух жены, тоскующий без мужа.
1990
В РОССИИ
Вот это я, и жизнь моя,
и мой просторный дом.
И сад в снегу, и я могу
гулять до ночи в нём.
Вот это я, и жизнь моя,
и Русь моя, и снег.
И это мой, до боли мой
хороший человек.
Вот это я, и жизнь моя,
и дочь моя - во мне.
И эта жизнь приснится мне
во всех других...
1992
* * *
нам грядущий день неведом,
мы не знаем. что потом.
В доме тени птиц и веток,
их мельканье за окном.
В доме тонкий звук часов:
пульс живой в стеклянном,
хрупком...
Память - битые скорлупки,
память - груда черепков.
Вот тепло ладони - на!
Вот тепло дыханья рядом.
Я с моим желанным чадом
и одна, и не одна...
Печь затопим. Прогорит.
И тепло нам без одежды.
Сон дневной смыкает вежды,
и нескучно от надежды,
что дитя - заговорит...
1993
* * *
Ангел боли, ангел радости,
в вашей дружбе суть моя.
Потому с горчинкой сладости:
дом, любовь, стихи, семья.
Ангел боли: старость близится!
Ангел радости: пускай!
Не успевшие унизиться
попадают прямо в рай.
Разве есть о чём тревожиться?
Что там - старость, эка грань!
Ангел боли: горе множится.
Ангел радости: отстань...
1993
![Зачем бессмертье душам? [рис. Дмитрия Абросова]](/img/a/arjamnowa_w_n/w-2002/18.jpg)
КРЕМЛЁВСКАЯ ПЕСН
Над городом бой башенных часов.
Удары растворятся в поднебесье.
И в нашем сердце воцарятся песней
без музыки, без голоса, без слов.
Проходит всё: и юность, и любовь,
но молоды и вечны те мгновенья,
когда она волнует вдохновенно
без музыки, без голоса, без слов.
И потому больнее во сто крат,
когда растратчики в Кремле сидят,
под песню нашей Родины старинной
святое место превратив в "малину"...
1984
В ДЕРЕВНЕ
Светлеют ноябрьские ночи,
когда выпадает снег.
По белому снегу строчки
следов от машин и телег.
Здесь место почти глухое,
двенадцать домишек в ряд.
И новых домов не строят,
и в девять уже все спят.
И прорубь за ночь замерзает,
но ломок ледок как слюда.
Вы знаете? я не знаю,
что нас занесло сюда.
А может быть, мы здесь жили,
и только не помним, когда?
Работали, травы косили,
тяжелые годы сносили,
проворных детишек растили,
и просто вернулись сюда?
1984
* * *
"Стихи вели по бездорожью"
А.А. Ахматова
Здесь речь медлительна, беспечна,
здесь синий воздух и покой.
Но в небесах великий Млечный
дрожит несбывшейся строкой.
И ты пойдёшь по бездорожью
туда, где канет без следа,
сверкнувшая как искра Божья,
скользнувшая во мрак звезда.
1985
ЗАКАТ В КАРАКУМАХ
Солнце зашло, и пустыня вздохнула,
жар выдыхая из каждой песчинки.
На горизонте крылами взмахнуло
облако розовокрылым фламинго.
Смотрит пустыня глазами.
Трудно бороться за жизнь - против жизни.
Ночь передышки - едва лишь остынет,
снова лучи на сгоревшую брызнут.
Тихо в пустыне, пустыня чуть дышит.
Жизнь без воды - что душа без строки.
Только прислушайся. Знаю, услышишь:
в сердце пустыни стучат родники.
1985
В ТАШКЕНТЕ
Здесь сыплет софора под ноги густо семя.
В духмяном выдохе колышется базар.
Остановилось, загустело время
над солнечным посёлком Чиланзар.
Столетья сгрудились, глядят из минаретов
и прошлым становиться не спешат.
И не уедет, если я уеду,
отсюда присмиревшая душа.
Но снежный край меня не отпускает,
и холодком струится по виску.
Ладонью знойной Азия ласкает
и сквозь себя проносит на весу.
1986
ЖАРА В ТАШКЕНТЕ
Плен горячей и нежной земли,
отпусти, дай прохлады вдохнуть.
Видишь, родина вьюжит вдали?
трудный путь - мой единственный путь.
Будешь сниться потом по ночам,
в сердце россыпью теплой лежать.
В темноте по озябшим плечам
золотыми лучами бежать.
будет время отчаянней, злей,
и метелям по окнам скрести...
Чтоб не стало потом холодней,
хоть немного теперь отпусти.
1986
* * *
Кибрай у предгорий Тянь-Шаня.
Прохлада воды в роднике.
Меня, сумасшедшую, тянет
к твоей прикоснуться щеке.
прислушайся, мой однокровник,
под шелест сбегающих струй,
как зреет и дышит тутовник:
не ягода, а поцелуй!
Тугое и нежное тело
у ягоды, красящий след.
Поди ж ты, взяла и посмела
такая явиться на свет!
1986
СУМЕРКИ В ТАШКЕНТЕ
Летучей мыши режущий полет,
размякшей улицы извилистая лента.
куда меня и что меня ведёт
по красноватым сумеркам Ташкента?
Навстречу смуглый движется поток,
блестят прекрасные глаза узбечек,
и кто-то просит... Может, сам Восток?
Всё позабыть, остаться здесь навечно.
Баюкает и шепчет: здесь тепло,
забудешь про снега и холода.
Там сердце твоё холодом свело.
Останешься?.. Я лгу Востоку: да...
1986
* * *
Над мечетью белая звезда
и луна ломтём бухарской дыни.
не затем ли ехала сюда,
чтоб узнать - где гордость, где гордыня?
1986
* * *
Я улыбаться не научена,
когда на сердце горький яд.
Но эту боль стерплю как лучшую,
сладчайшую из всех наград.
Чем дальше в сад, тем гуще яблоки.
Мы по обочине идём.
какие огненные зяблики
порхают в голосе твоём!
Чужие родники целую,
блаженствую в чужих краях,
чужого милого ревную
с чужой улыбкой на губах.
1986
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ КАРАКУМОВ
В Казани тополиный пух летел.
Я тоже сквозь Казань в такси летела.
И улыбаться снова не умела.
А карлик в небе злился и потел.
Но не был он властителем небес.
А если был, то был владыка жалкий:
не грел, не жёг, а лишь слепил и жалил.
Мне было всё равно - что с ним, что без,
я для него не находила слов,
глаза слегка ладонью прикрывая...
...Дымятся Каракумы, изнывая,
сжигая. как последняя любовь.
1985
КАЛЕНДАРЬ
Февраль
А в недрах февраля зародыш дремлет - март.
Февральская земля в сугробах нежных тонет.
А в сердце - чудеса! И нежность, и азарт...
А за окном зима, весну рожая, стонет.
Шёл снег. Он был слепой. А может быть, грибной.
Ведь радуга в полнеба над землей парила.
Но это был февраль. в котором дремлет март,
а впрочем, я уже об этом говорила...
Июнь
Зелень листвы толковала о лете.
Дождик, слепой и счастливый, гулял
по площадям, где фонтаны и дети,
тучи гонял юго-западный ветер,
в белые замки на небе сбивал.
Это весна прокатилась сквозь город
влажным, гигантским, цветным колесом.
Словно любовь, проходящая скоро,
брызнула в лица, плеснула за ворот
кратким, слепым и счастливым дождём.
Октябрь
Как низко тучи! Дует ветер.
летит последний мокрый лист.
Мы будем долго жить на свете,
где то чиста, то мглиста высь.
Где всё так просто, всё так сложно,
где ветра шум и ширь полей.
Где с каждым годом всё тревожней,
понятней крики журавлей.
Декабрь
Притерпевшись к холоду и ветру,
зимнюю встречаю благодать.
выпал снег - как праздник светлый.
Значит, до весны рукой подать.
Ледяною сделалась дорога,
снег летит завесою сплошной.
А вдали задумчиво и строго
небеса сливаются с землей.
1985
* * *
В воздухе тёмном запах шиповника,
влажность июньских дождей.
Я отпущу от себя однокровника,
брата души моей.
Больше любови люблю однокровника,
больше дороги - жильё.
Мужем неверным, другом, любовником
пусть доживает своё.
Я аккуратно поладила с плотником.
Знаешь, кто плотник? Молчи.
Это в груди подневольным работником
вольное сердце стучит.
1986
* * *
"У каждого Вселенная своя.
заборы отчужденья высоки"
Н. Алешков
У каждого вселенная своя.
свою с чужой весьма опасно путать.
Но до конца желанны эти путы:
не знать границы между "ты" и "я".
Заборы отчужденья высоки.
И где уж одолеть их иль разрушить.
Но кто-то просто сдвинет две доски...
Вот так, мой друг, порой воруют души.
1983
* * *
Но вместо любови - смятенье.
А вместо страданья - покой.
И сдержанность вместо волненья.
И пустота под рукой.
Но нежность запретна и тайна,
и будущей боли залог.
Так жестом не выдам случайным,
и лучше об этом - молчок.
Пусть кто-то любви моей просит,
игрушечным чувством маня.
О нет! не полюбят, не бросят -
тогда не забудут меня.
1984
СТИХИ ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ
Валерию Сурову
Холодный пламень небосвода
слепые окна озарил.
Немыслимость моей свободы
поступком мерить - нету сил.
Пусть это сплетники обсудят
кого и с кем зачем свело.
Не знают судьи - знают люди:
есть кокон ночи. В нём тепло.
Мы бессловесны, словно звери.
таких нетрудно обучить
сквозь стены, запертые двери
свободно в комнату входить
без промедленья и без звука,
пока судьба как сводня спит.
А сердце - камешком лежит,
и не издаст оно - ни стука.
А утром, к счастью, вновь свобода,
когда порог не Бог - шагай
под лютый пламень небосвода
легко, охотно, словно в рай.
1987
* * *
Как тоскует по белому свету
сердце - в клетке горящий снегирь.
Только я никуда не уеду:
ни в Москву, ни в Казань, ни в Сибирь.
Обольщай молодую девицу,
не одев в подвенечный наряд.
Я заметила у белолицей
мой вчерашний тоскующий взгляд.
Предстоит ей дорога долгая.
Увози её - хоть в Париж.
Ты напрасно косо, ей-Богу,
на меня иногда глядишь.
Мне теперь об одном забота:
снегиря в груди уберечь,
перейти большое болото
и в траву на опушке лечь.
1986
* * *
Рождён Адам - из моего ребра.
отныне прост, как все мужчины мира.
Не сотворите ближнему добра!
Не сотворите из него кумира.
Рождён Адам. Сомнительно добро.
И позолота облетит с кумира.
Как выстрел встретит пустота квартиры.
Болит прореха. вынуто ребро.
1987
ВЗГЛЯД
1.
Так важную строку читают раза по три,
чтоб нужное понять до самого конца.
так смотрят на своих, так на чужих не смотрят.
Да так не смотрят - пьют с любимого лица!
2.
Всегда разящий наповал
всех однокровников моих и однокровниц -
тот взгляд: вприщур, холодный, как кинжал.
так на противников глядят и на любовниц.
3.
Я только удивлённо вскину бровь,
но ты не причинишь разрывом муки.
Я сквозь любовь увидела любовь,
и сквозь любовь к любви - любовь к разлуке.
1987
* * *
Добреду до старости.
мне не нужно жалости.
Мне не страшно лезвия.
Я сама железная.
скоро уж в старухи мне.
Что ж в груди так бухает,
словно оловянное,
сердце неустанное?
Мы любили с ним грехи.
мы писали с ним стихи.
мы теперь ещё дружны,
но друг другу не нужны
1987
* * *
Декабрь на осень наступал.
А ей всё грезилось спасенье.
Но день её, её последний,
никто осенним не считал.
Она бежала сквозь квартал,
теряя разом все надежды.
В чужой, незолотой одежде
её никто не узнавал.
В подтаявший и мокрый снег
каблук проваливался с треском...
Вслед шла зима в морозном блеске.
И думала, что шла навек.
1980
ПОВТОРЕНИЕ ВЕЧНЫХ ТРАГЕДИЙ
1
А небо все сильней алеет,
как бы от жгучего стыда.
Я знаю, кто меня жалеет
и не разлюбит никогда.
Я знаю, для других колечко
горит на пальце у меня.
А для него оно навечно -
полоска жгущего огня.
Но объяснять ему не нужно.
Единственный, запомнил он,
что не коварна - простодушна
была Манон.
2
Ты глядишь, как убийца Кармен.
Взгляд горящий и стиснуты зубы.
Ах, не так, ах не так нынче любят!
Обещание верности - тлен!
И не первая эта измена,
может, сотая из измен...
Ты глядишь, как убийца Кармен,
но она - ненавистница плена!
3
Раньше гаснут вечерние зори,
остывает в туманах река.
О, без друга остаться не горе!
Расставаться - вот в чем тоска!
Сердце мертвое наполовину.
Лучше сразу бы - наповал!
Коломбина моя, Коломбина! -
опереточный мальчик рыдал.
1989г.
* * *
Ни на что не жалуюсь,
но прошу, пожалуйста,
побыстрее, жизнь!
неприятным сквозняком
ты по сердцу прямиком.
так быстрее мчись!
Жду не радостей - конца.
И не отверну лица.
1981
* * *
Про негулянья под луной
уже написано другою.
но утверждаю: про покой
писали дрогнувшей рукой.
Там не было совсем покоя.
1986
* * *
Оседает сугроб на балконе.
За окном и ручьи, и капель...
Снится конь в ярко-красной попоне,
и снега, и мороз, и метель.
Коченеют от холода руки,
чей-то взгляд горячит, горячит!
Вот вернутся из дальней разлуки,
разбредутся по пашням грачи.
А во сне - расставанье иль встреча?
В снежной буре не видно ни зги.
Вырастает дорога - в Млечный,
чтоб упасть под твои шаги.
1986
* * *
Меж двумя городами дымятся равнины снегов.
Низко небо над ними провисло - хоть трогай руками.
Дар бесценный из самых бесценных даров:
эта встреча, и всё, что могло, да не сбудется с нами.
Меж двумя городами дорога струится легко.
Животворной рекою от сердца до сердца струится.
В нашем возрасте было б несчастьем влюбиться,
если б не было счастье столь полно и столь глубоко.
Меж двумя городами дорога живым существом,
чтобы встреча сбылась - безоглядная - кинется в ноги.
Если б можно мне было для людей выбирать божество,
я б велела молиться меж двумя городами дороге.
Меж двумя городами дымятся равнины снегов.
Низко небо над ними провисло - хоть трогай руками...
Дар бесценный из самых бесценных даров
эта встреча, и всё, что могло, да не сбудется с нами.
1985
* * *
Давай погуляем по зимнему городу?
Дела? да их вечно невпроворот.
Давай погуляем. День зимний так короток.
Тем более, нынче солнцеворот,
и солнце плывёт по заснеженной улице.
Шагни за порог - и услышишь меня.
Пусть речи забудутся, пусть не забудется
скупая улыбка зимнего дня.
Какая прогулка! ну кто догадается,
что в наших с тобою творится сердцах,
как нежно, как сладко с тобой нам гуляется
вдвоём - только в разных совсем городах.
1985
СТИХИ ОБ АГРЫЗЕ
1.
Смывает белесое небо
остатки ночной темноты.
Здесь горе моё канет в небыль,
во мне уменьшаешься ты.
Здесь голубь порхает как веер,
здесь ветви дерев в куржаке.
И души таких же деревьев
из труб вознеслись налегке.
Здесь вас не терзают грани
ни города и ни села.
На окнах стоят герани,
а в печках лежит зола.
Вот путь к моей старой школе.
здесь улицы словно сады.
Здесь время прошло в ореоле
и юности, и слепоты...
2.
В этом городе, где цокают копыта,
в конских гривах серпантин тесьмы,
в этом городе, чужом и позабытом,
я не помню ни одной весны...
Только зимы. только темь и холод,
стыд и страх набухшего соска,
только голод, по кому-то голод -
юная и острая тоска.
Не затем по улицам метельным
я брожу, чтоб детство вспоминать.
Просто здесь легко, как в колыбели,
мне беду любую укачать.
1986, 1987
* * *
Ночь темна. Белеет полотенце.
Миновало время поздних гроз.
Нерождённого оплакивать младенца
Бог не даст ни права и ни слёз.
Первый снег летает лёгким пухом,
белый саван ткёт бесстрастный ткач.
И, едва отчётливый для слуха,
так надсаден с неба детский плач!..
Но не надо вскакивать с постели,
чтоб вложить сосок в кричащий рот,
раз до срока груди оскудели
и тугой, как яблоко, живот.
Было страшно ль в ледяную воду
из костра горящего упасть?..
Ни пелёнки не грозят, ни роды.
Будешь вновь гулять и плакать всласть.
Затянув на талии шнуровку,
опусти голодный, дикий взгляд.
Иль забыла, как на остановку
окна равнодушные глядят?
1987
ПАМЯТИ ПОЭТА ГЕОРГИЯ СУШКО
Ты из немногих, кто любя - любил.
Ты из немногих, кто любил так больно.
Навзрыд любил, навзрыд дышал и жил.
Всё кончено. Теперь ты вольный.
Теперь ты там, где тают облака.
Где знают всё, где ни о чем не плачут.
Жизнь кончена, как кончена строка.
И новый стих уже не будет начат.
Ты жизнь свою с улыбкой на устах,
как пенный кубок, расплескал в пространстве.
Не ранят больше ни любовь, ни страх,
ни возвращенье от постылых странствий.
1985
Сыну Дмитрию
1.
Цветок на подоконнике всё чахнет.
Но кажется, что близко до весны.
Февральский снег антоновкою пахнет,
и ночью снятся сказочные сны.
И ночью за окном метель бушует.
Тебе пригрезилась, что летняя гроза.
Я подсмотрела: это дует, дует
весна в твои закрытые глаза.
2.
Жизнь тепла, как южный ветер.
Жизнь текла, как сахар с уст.
Жалом прямо в сердце метят
золотые пчёлы чувств.
Счастье сладко, словно улей.
Счастье, словно улей, зло.
Золотые метят пули
в безмятежное чело.
1985, 1988
* * *
Вот взяла и подарила встречу.
как приятно быть любимой и царить.
и со старым другом в летний вечер
светлый рислинг на балконе пить.
Старый друг придёт ко мне с цветами,
от волненья попытается шутить,
и сухими, бледными губами
о любви ненужной говорить.
Я его нисколько не жалею.
Не о чем тут, не о чем жалеть.
Я ещё больней его умею
волноваться. горевать, бледнеть.
1985
ДЕНЬ ЧУДЕС
Такие дни пристало отмечать
глотком вина, букетом или словом,
или листком, багряным и кленовым,
заложенным в заветную тетрадь.
В такие дни случается душе
уже дремать до старости готовой,
найти в себе источник жизни новой,
боготворить "ещё", а не "уже".
В листве сентябрьской всполохи огня.
В крови тепла осенний недостаток.
но дни ещё перерастают в даты,
и всё ещё свершится у меня!
1989
* * *
Мне кажется, что скоро будет праздник.
Лошадка, колокольчиком звеня,
покажется в окне. меня маня,
потом умчит туда, где смех не гаснет.
Там весело, там не грустит никто,
потешный клоун хлопает в ладоши,
бегут по лужам дети, сняв калоши,
а за углом - за каждым - шапито.
И будем чай мы на террасе пить,
и вытряхнем на клумбу птицам крошки,
а на лужайку будет сыпать дождик,
стреноженные лошади бродить.
В огромном доме стихнут голоса.
Заснут спокойно старики и дети.
И мы останемся одни на свете,
и будем слушать руки и глаза.
Потом луна оранжево вспорхнёт
над тишиной. как будто мёд разлитой.
И тонко скрипнет старая калитка,
и тихо счастье в сонный дом войдет.
Оно затем войдёт тихонько в дом,
чтоб в этом доме никому не плакать.
...Глаза откроет сонная собака
и обо всём ра скажет нам потом.
1983
* * *
Дай мне руку, погляди в глаза.
И давай запомним эту осень.
В небесах устойчивая просинь,
позади осенняя гроза.
Свежий день как яблоко в руке,
чуть холодноват и безмятежен.
А тебе, мой ненаглядный, нежный,
властвовать и в сердце, и в строке.
1987
* * *
Я верю в тебя, как веруют в Бога.
Всей силой
уже разучившейся верить души.
так в омуте тёмном,
пустом и глубоком
звезда золотою надеждой дрожит.
Всё сдвинулось в мире, в котором
нельзя без движенья.
А жилы твои напряглись
от усилия - остановить.
Но что ты замедлишь? Крушение?
Или мгновенье,
во имя которого только и стоило жить?
1988
О СЧАСТЬЕ
Конечно, его не вымаливают,
и не приносят на блюде.
И счастье куда печальнее,
чем представляют люди.
Счастья желают истово,
думая, лик его светел.
А у счастливых истинно
лица серы как пепел.
Счастье - предел желаниям.
Что же лежит за пределом?
Я заглянула: прощание
с телом.
1987
* * *
Не стать ничем! не прогореть в золе!
Огромный ветер над планетой свищет...
Давай договоримся на земле,
как в небесах друг друга мы отыщем.
Не говори, что дух наш одинок,
что, сталкиваясь в небе то и дело,
бесплотные, как воздуха поток,
друг друга не узнаем мы без тела!
Ведь это хуже, чем сгореть дотла!
И если так - зачем бессмертье душам?..
Пусть остается лишь одна зола,
чем дух жены, тоскующий без мужа.
1990
В РОССИИ
Вот это я, и жизнь моя,
и мой просторный дом.
И сад в снегу, и я могу
гулять до ночи в нём.
Вот это я, и жизнь моя,
и Русь моя, и снег.
И это мой, до боли мой
хороший человек.
Вот это я, и жизнь моя,
и дочь моя - во мне.
И эта жизнь приснится мне
во всех других...
1992
* * *
нам грядущий день неведом,
мы не знаем. что потом.
В доме тени птиц и веток,
их мельканье за окном.
В доме тонкий звук часов:
пульс живой в стеклянном,
хрупком...
Память - битые скорлупки,
память - груда черепков.
Вот тепло ладони - на!
Вот тепло дыханья рядом.
Я с моим желанным чадом
и одна, и не одна...
Печь затопим. Прогорит.
И тепло нам без одежды.
Сон дневной смыкает вежды,
и нескучно от надежды,
что дитя - заговорит...
1993
* * *
Ангел боли, ангел радости,
в вашей дружбе суть моя.
Потому с горчинкой сладости:
дом, любовь, стихи, семья.
Ангел боли: старость близится!
Ангел радости: пускай!
Не успевшие унизиться
попадают прямо в рай.
Разве есть о чём тревожиться?
Что там - старость, эка грань!
Ангел боли: горе множится.
Ангел радости: отстань...
1993