Слишком долго было слишком больно, 
Слабенькие пальчики сдались, 
Со всего разбегу с колокольни 
Рухнул вниз... 
   
Голос грубый, клёкот безответный 
Крови в горле, желчи и слюны. 
Ты лежал, и так сводило шею 
От стремительно сгустевшей высоты. 
   
Небо опрокинуто, и пропасть, 
Ржавых прутьев куцые штыки. 
Где ж ты был, когда твоя жестокость 
Собирала дань с моей весны? 
   
Вьюга канителится по крышам, 
Ударяет дверью о косяк. 
Я не сплю, я и в бреду всё слышу. 
До чего суровая зима! 
   
Даст Бог день, и даст Бог пищу, 
Тот же холод, мысли и слова, - 
Всё как в прошлой жизни, а поди ж ты - 
Мозг как будто разъедает ржа. 
   
Больно, пузырёк подвздошный 
Медленно раздавлен и саднит. 
Я ещё дышу не оттого что 
Сердце выволокли из груди - 
Может, на снегу оно заметней, 
Рыхлое, багровое - Твоё. 
Падаю в припадке эпилепсии 
На разбитое оконное стекло. 
   
Летописи... Летописи... Летописи... 
Записала тонким ноготком 
На пергаменте телячьем: "Лета сего 
Был казнён!" 
   
Вот и всё, что от тебя осталось 
(Ты ещё надеялся на жалость, 
Может быть, в тот самый первый миг, 
Но она во мне не задержалась, 
Да и ты к ней тоже не привык). 
   
Из оцепененья выплывают 
Люди, вещи; слабо моросит... 
По инерции ладони подставляю, 
Будто с них возможно это смыть.