*     *     *
Очередное бесплотное "завтра"
щепетильно вступало в права.
Зазеленела в багрянце трава.
Шли вагоны,
гремели бидоны,
искрили провода.
Тихо догнивали неоплаканные динозавры.
Слёзно блеснула росистая нива.
Томно зевнула спросонья земля.
Покатилась Хорсова лепёшка по сапфирной тверди...
Уголёчек вневременной радости
дотлевал под струёй утешительной
учтиво-степенного мальчика,
благонамеренно избегавшего возгораний,
опасавшегося воспламенений
людских сомнений,
излишеств и вожделений.
И мир воцарялся,
и ветер взвивался
над крышами ветхих строений,
над твердынями бетона,
над непокрытыми головами,
пустыми словами,
воздушными потоками
да условными сроками,
задавленным стоном,
умиляющей прохладцей,
ласковыми дуновениями.
Повеяло странными поползновениями,
как будто что-то нарождалось,
как будто что-то вызревало.
Стыдливо совесть вылуплялась
из яйца первородного,
как грех недопонятый,
как смех неприкаянный
существа, для славного бытия пригодного
несносным бременем разума отягощённого
и на гордо звучащее имя обречённого.