Абашев Владимир Иванович : другие произведения.

Узур-Патер

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.41*11  Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Узур - Патер

(роман в письмах)

  
  
   Да, старик был прав; она оскорблена, рана её не могла зажить, и она как бы нарочно старалась растравить свою рану этой таинственностью, этой недоверчивостью ко всем нам; точно она наслаждалась сама своей болью, этим эгоизмом страдания, если так можно выразиться. Это растравление боли и это наслаждение ею было так понятно: это наслаждение многих обиженных и оскорблённых, пригнетённых судьбою и сознающих в себе её несправедливость.
   Ф.М.Достоевский "Униженные и оскорблённые".
   Письмо другу 1.
  
   Здравствуй, Сашок! Здравствуй, дружище! Ты не поверишь. Но это так. Пишу тебе через столько лет. Моё молчание было вынужденное, а может, глупое.
   Я не знаю сам...
   Да, Сашок! Это я - Сент! Уж ты поверь...Не иначе...Так назвал меня - ты. Ты помнишь моё школьное прозвище?! Моё имя не стало известным...Такова жизнь. И я живу. Надеюсь рассказать тебе...
   Странные у меня видения.
   Поверь, они появились недавно. А впрочем, как знать...
   Да, может, это странно. Я вижу сны, я слышу их...И даже больше - я говорю с ними. И часто - спорю.
   Что наша жизнь?.. Доля...Секунда...
   Высокоорганизованное существо - человек - исчезает. Право, я готов сойти с ума. А ты знаешь, это легко сделать.
   Шучу.
   Я не думаю, что я сошёл с ума, хотя все сумасшедшие думают так же. Пойми меня и выслушай...И можешь не отвечать. Не думаешь ли ты о том, о чём думаю я? Может, мы все думаем одинаково, об одном и том же!? И говорим с теми, с кем говорю и я! Моя профессия здесь ни при чём. Просто врачу это может приходить в голову чаще, нежели любому другому...
  
  
  
  
   Видение 1
  
  
   Сент
  
   Не странно мне сегодня быть с тобою
   и говорить как будто бы в бреду...
   Мой друг, ведь я чего-то стою,
   раз всё ещё мечтаю и пою.
   Пусть строк моих нестройные потоки
   расскажут всем, каким я в жизни был,
   как я молился за свои пороки,
   и как потом я медленно остыл.
   Сейчас во мне твой голос тихо стонет,
   твой хриплый голос - голосом мечты...
   Меня прозектор тоже рано вскроет,
   но я не дам раскрыться для хулы.
   Мечтали мы быть наравне с душою,
   мечтали мы здесь больше о любви,
   и голос наш был для меня судьбою,
   и я просил: "Меня ты не суди!"
   Не верь тому, что жизнь любви не стоит,
   то выдумки нахальных подлецов....
   Пускай слеза из глаз себя уронит,
   и пожалеем мы с тобой скопцов.
   А наши дети жить должны иначе,
   не веселить и не терять веселья,
   по тонкой талии водить рукой, как прачка,
   и поцелуи вспоминать с похмелья.
   Вот их удел и мой таким же был,
   пускай сейчас он с нами остаётся,
   ты мне простишь, что я оставил пыл,
   но верный друг над болью не смеётся.
   Поверишь мне и в глупость размышлений,
   всему означишь меру своей мысли,
   и возвеличив истину сомнений,
   ты сменишь на галоп шаги несмелой прыти.
   Когда решишь, что я речами болен,
   ты не зови уж для меня врачей...
   И если пожалеть ты будешь склонен,
   ты пригласи мне лучше палачей.
   Пускай болезнь моя и бестелесна,
   она не знает мышц или костей,
   и ты не станешь жить с ней по соседству,
   взирая на испорченных детей...
   Вот всё бы так...И было бы прекрасно -
   писать тебе по шесть листов взахлёб,
   но тешишь ты себя уже напрасно...
   Ведь наш Узур узнал всё наперёд!
  
  
  
   Узур
  
   Трепаться, друг, ты начал спозаранку.
   Зачем тебе, скажи, такая прыть?
   Чтоб вывернуть здесь душу наизнанку,
   необязательно по-детски долго ныть.
   Ты пишешь письма другу и таишь,
   и досаждаешь письмами в упрёках;
   но, если пишешь, значит ты не спишь;
   а я заставлю мыслить на уроках.
   Урок остался первый незамечен,
   прошёл второй - и нет ответа мысли...
   Но мой вопрос всегда был в жизни вечен,
   чтоб суть треклятых мощей вы не грызли.
   И разве есть Узур в гниющем теле?!
   Нет, не было, не будет никогда...
   Зачем вы обмануть себя хотели?!
   В живом я оставался навсегда.
   Без денег мои лёгкие движенья
   ведут меня по жизни без хулы,
   чтоб вместе нас измучили сомненья...
   Смотри же, друг, в глаза: они полны
   слезами теми, что оставил разум -
   предвестник грусти, злобы и стяжательств...
   Сказать хочу, но ты поймёшь не сразу:
   Узур живёт не в силу обстоятельств.
   Какую ночь мы спорим уже кряду,
   чтоб обнажать других или понять себя,
   чтоб вместе подготовиться к обряду...
   Зачем?!..Наверно, это зря.
   Да, я - Узур - сознание без плоти,
   но вот сегодня видишь ты меня;
   но грустно мне, что ближе это к ночи,
   когда вечерняя ложится здесь заря,
   когда проснётся червь ночных сомнений,
   и день тебе не кажется уж вечным,
   ты вспоминаешь о проклятьях и забвеньях,
   обременённых совестью беспечной...
   Вот так бывает больно и печально
   об этом говорить и мне с людьми...
   Я не могу впадать в твоё отчаянье,
   мою ты этим боль не береди.
   Так да конца мы суть постигнуть сможем,
   нам истина дороже здесь Платона...
   Узур твоё видение умножит,
   чтобы не дуть в трубу Иерихона.
   Не спорь со мною - это пока рано,
   мы соблюдаем поступь для приличья,
   где у тебя отсутствует охрана
   и всё твоё духовное обличье...
   Они мертвы здесь все и бездыханны,
   их жизнь окончилась по ту границу стен;
   твои желанья - оживить их - странны,
   когда безмолвствует остывший пациент...
  
  
  
   Сент
  
   Вся странность в том, что я опять с тобою,
   а мне хотелось быть наедине.
   Рассудку внемлю, я с тобой не спорю;
   но вот зачем приходишь ты ко мне?
   Зачем? Неужто я достоин посрамленья?
   Замечен я в стяжательстве сухом?..
   Мне надоесть могло уединенье;
   но видишь ты меня в лице другом...
   Хотя есть место слёзам и порывам;
   любовная интрига - крест души;
   ты кажешься порою очень милым;
   но я далёк сегодня от любви.
   Я говорить совсем не собирался
   про ревность чувств, страданья упоенных,
   я в "Бенеморе" так накувыркался,
   что не забуду строк позолоченных.
   Мне есть о чём здесь вспомнить и заплакать,
   не выкинешь порою из души,
   а жизнь идёт, и хочется накапать
   сегодня в сорок лет живой воды...
   И власть безумия владеет больше оных...
   Той самой, что хочу понять сейчас;
   они живут в домах, но безоконных,
   а таинством притягивают и нас...
   Не кончен срок, но власти я не ведал,
   хотя порок коснулся и меня...
   Чтоб аппетит не портить пред обедом,
   просить хочу я власти у тебя...
   Как ты приходишь - зависть неизбежна,
   я принимаю Цезаря за брата,
   но сам ведь ты безграмотный невежда,
   а хочешь мне сойти ты за Сократа.
   Ты речи говоришь, закрыв глаза;
   томишь меня неслыханным тщеславием.
   Зачем?.. когда твоя стезя
   грозила мне заслуженным изгнаньем.
   Решительная мера мне досталась,
   чтоб с болью я за всё переживал.
   ...Подумать только - маленькая малость,
   чтоб убежать за снежный перевал.
   Я тронут тем, что ты ещё полезен,
   хотя и пользы от тебя на грош...
   Зачем мне Совесть? С нею не пролезешь
   туда, куда пролезет даже вошь.
   Пинок под зад, чтоб хохотать нам вместе,
   потом заплакать на груди твоей
   или поверить молодой невесте,
   что ты вторым попал в её постель...
   Умерь свой пыл, Узур...Я недоволен:
   тяжёлый груз ты новому столетью...
   Я плавал брассом, плавал я и кролем,
   а понукал меня ты только плетью!
  
  
  
   Узур
  
   Завидная, признаться, моя доля -
   мне рассуждать не нужно самому.
   Но я всегда мечтал о шуме моря,
   и ближе становился я к костру;
   его мне пламя доставляло радость,
   огонь мне заменял всю суету,
   я забывал с ним про святую старость,
   прощая людям всё, что я могу;
   я память заставлял забыть все прегрешенья;
   рождаясь сызнова, спешил помочь тебе;
   от самого начала, от рожденья,
   рождались люди только лишь во мне...
   И вдруг тебе я стал уже не нужен,
   как скоро вы кидаете меня...
   Опомнись, Сент! Прошу тебя я! Ну же,
   возьми себе условие огня -
   чистилище, как память вдохновенья
   в отроческом терпении луны;
   бросай меня! Но только без сомненья,
   как правда не бывает без нужды...
   А счастье я ворую и поныне
   ( счастливой совесть редко удаётся),
   а я хочу родиться снова в сыне,
   и пусть мой тлен в гробу перевернётся.
   Когда наступит в нашем мире ужас,
   не упрекай, что я в истоках был,
   ведь твой исток весь растворился в лужах,
   а я тебе о море говорил...
   И что теперь скрывать душе потешной,
   облитой грязной, мутною водой?..
   Мой милый друг, любой бывает грешным,
   но совесть не бывает нам слугой!
   Как можно нам забыться в посрамленьях,
   хотя ты можешь всё себе простить,
   раз вы уже в казённых вожделеньях
   умели и без совести любить.
   Мой день прошёл, я сыт речами вдосталь,
   наговорившись, прямо, как немой;
   осталось нам - достать сегодня тостер,
   чтоб хлеб сушить на день уже другой...
   Ведь сколько слов и чувств ещё к тому же
   наговорили с трезвой головой,
   где мысль предстала в чистом слоге хуже,
   но текст легко стереть чужой рукой...
   И мысль ушла, она уже витает,
   сама собой живёт в предтече грёз,
   и звонким пеньем души обливает,
   рождая ручейки и реки слёз.
   Прощаться нам сегодня уже надо,
   да всё никак уйти не соберусь;
   мне кажется: витает где-то рядом
   вся вера в непокаянную Русь...
  
  
  
  
   Сент
  
   Ты выдумал весь ужас безграничный,
   чтоб свысока глядеть на Русь отныне,
   но кладь твоя исполнена из спичек -
   легко она сгорает даже в сыне.
   Не тронь того, что вечно...неделимо;
   поруганных нам строк не восхитить...
   Я говорю об этом только зримо,
   чтобы покой без верности хранить...
   Я распростёр объятья для мученья,
   в мучители тебя не приглашал,
   и если ты пришёл для утешенья,
   скажу - что ты ненужный капитал...
   Живу я в грешном мире без тебя
   (хвалиться этим я не собираюсь)...
   Но разве ты сегодня мне судья?!
   Ты не судья - и я о том не каюсь!
   Хватает церкви и молитвы сносной,
   в дымину пьяного попа у алтаря...
   Всю Русь держал в руках своих царь Грозный
   и не просил прощенья у тебя.
   Свобода Совести - свобода перед Богом!
   А Он прощает грешника в аду;
   ты с нами жил, грешил опять с народом;
   когда-нибудь и я тебя пойму...
   А, впрочем, и вчера, и до того тем паче
   ты говорил о совести волнуясь,
   а если посмотреть совсем иначе:
   тебя не поминаем с чёртом всуе...
   Возьмёшь ты греховодника за руку,
   всего измучишь...изомнёшь сполна;
   священник отпускает грех за муку;
   а для чего твоя мне голова?!..
   Могу я в стоге осрамиться пахом,
   шептать про вечный стон своей души,
   я не родился, право, ведь монахом,
   а только к двери подобрал ключи;
   открой мне залу с ровными углами,
   а лучше без углов - как белый шар,
   чтоб зала та наполнилась шарами,
   чтоб ты мне больше в жизни не мешал.
   Поверь, Узур, не пленник я во чреве,
   хоть покажусь, быть может, и таким...
   Но Грозным царь был грозным не во гневе,
   а грозным был, когда он был слепым.
   Вся слепота тобою измерима -
   ... противоречье совести к уму;
   болезнь такая, право ж, излечима,
   лекарство недоступно чудаку.
   А умного она здесь не коснётся,
   лишь надо видеть боль своих утрат;
   и если мозг твой скоро не проснётся,
   я извещу, что ты, Узур, - мой брат!
  
   Письмо другу 2.
  
   Ты понимаешь, Сашок, что в этой недосказанной речи есть нечто иносказательное... Что?!.. Ты ведь не хочешь сказать, что никогда не думал об этом и никогда не говорил с другими!? Думал. Говорил. Мыслил.
   Нет человека, живущего в России, который не думает о России больше, чем о самом себе... Да, дружище! Да. Ты выбираешь не самые лучшие места, чтобы меня упрекать.
   А зачем?
   Простая истина, которая поражает нас, что нет пророка в Отечестве своём.
   Саша, моё терпенье так же велико, как и твоё.
   Может быть, я думаю по-другому. Но разве можно думать о судьбе России с пренебрежением!
   Да простит меня Господь!
   Мне нельзя тебе говорить хуже и краше... Всё меняется.
   Меняется мир. Меняется наше представление о нём. Но разве ты не слышишь голоса своей, а иногда и чужой совести!?.. Всё меньше остаётся в России патриотов. Неужели мы обречены на поругание, на великое грехопадение?!.. Наверное, прав ты будешь много раз, когда скажешь, что я - скептик... Но кто - те, кто продают и предают Россию? Кого ждёт Божий Суд? Меня? Тогда мы оба сошли с ума...
  
  
  
   Видение 2
  
  
   Сент
  
   Затмение моё настало рано;
   мы времени не знали, сроки растянув;
   мы пили в брызгах горькое начало...
   Ушло оно под мёртвый секций гул.
   Мне стало легче одному на время,
   я охраняю смерть теперь других;
   рассудка не теряю, но сказать робею,
   что дар в себе открыл я для чужих.
   Пусть Лонго надо мною посмеялся,
   но десять лет моих прошли недаром -
   я мёртвых оживляю; но сорвался,
   как будто сжёг себя горячим паром.
   От пальцев кончиков и до корней волос,
   всё обварил, и мажу теперь мазью...
   Но страх живёт, чтоб друг мой не донёс,
   чтоб обвинить с нечистой силой в связи.
   Еретики воняют очень дурно,
   горят они, как вечные остроги...
   Сгорая на костре, Джордано Бруно
   смотрел на лица палачей убогих.
   Убожество и тирания ходят рядом,
   казнят у нас защитников радушно,
   так на Руси становится обрядом:
   парламент разгоняли мы из пушек!
   Тираны долгожителями стали;
   чтобы спросить - свидетелей уж нет;
   и те, кто Пиночета целовали,
   хотят забыть...или замазать цвет...
   А наш Борис - слуга покорного народа,
   воитель не воспетого ума!..
   Похож был... и сошёл нам за удода,
   и Коржаков достойный был слуга...
   Где вы, соратники - вредители народа,
   как молоко, лакающие нефть?!..
   Сегодня я спросить хочу у Бога:
   "Ты почему не остановишь круговерть?!
   Зачем ты множишь смерть у окаянных?
   Зачем ты душу рвёшь моей страны?.."
   Мы видим злобу в душах оловянных,
   погибших на горах солдат Чечни!
   Не время мне с политиками спорить!
   Смотрю... опять надеется народ!
   Но я хочу в трагедии ускорить...
   Когда тиранам настаёт черёд...
   Чтоб исповедь их выслушать на плахе,
   замедлив руку палача на миг;
   чтоб победил народ, живущий в страхе,
   победою, похожей на блицкриг!
   Наверно, мне молиться тоже надо,
   червь тирании тронул, как змея...
   Ведь на Земле ждала меня награда,
   а смерть опередит уже меня...
  
  
  
   Патер
  
   Покайся, друг... Молитесь на рассвете...
   Тебе сегодня есть чему учиться...
   Ты разглядеть сумеешь в лёгком свете
   ответа злость, чтоб с этим не смириться.
   Пройдут года, пройдёт твоя усталость,
   ты наберёшься символов в себе;
   взглянёшь вот так, как я гляжу на старость, -
   всё прочитаешь в собственной душе.
   Не так уж мало быть, скажу, счастливым,
   хоть говорят, что счастлив - лишь дурак,
   но так внушают простакам наивным,
   за счастье выдавая им кулак
   и для широких плеч размеренную поступь...
   Как я не мыслю назначать счастливых.
   Ты можешь бросить всё, но это прорубь,
   манящая, как смерть, от слёз игривых.
   Ты бьёшь по нервам, будто нервы - струны;
   я много раз от этого страдал,
   потом я отпевал обидчикам их урны,
   но смерти им я вовсе не желал.
   Бежит ручей... второй и третий в реку,
   все мы бежим в одном и общем русле.
   Заметить среди вас не каждый мог калеку,
   а мог помочь... и я тогда не струсил;
   я помню, как тащил его на сушу,
   вперёд...Я трепетал, не зная, - жив ли он,
   я не герой, я сам нередко трушу,
   но в этот раз я слышал только звон -
   он раздавался здесь и по реке тянулся,
   он был везде, он был в ушах и сердце...
   Как я тонул...Глотал сырую воду... И очнулся...
   Мой вещий сон не снится иноверцам!
   Им снятся вопли тирании, палачи...И он
   здесь видит среди слуг себя -
   красноречив, напорист и умён,
   у ног гетера вьётся, как змея...
   Таким ли быть, скажи ты, собирался?!
   Скажи мне, друг! Сегодня я - священник...
   Ты раньше в тайне исповедной сомневался,
   когда тебя соборовал мошенник.
   Мы не похожи друг на друга... И среди нас
   ты часто видишь лики тёмных сил,
   но рано или поздно без прикрас
   узнаешь: кто душой тебя любил.
   Пройдут года - и позади попойки и гулянки -
   а власть уже в руках друзей чужих;
   над мавром не смеются мавританки;
   и суд тиранам ты уж не вершишь...
   Всё оттого, что каждый - узурпатор,
   и если не в миру - то для семьи;
   легко ложишься ты в намученный фарватер,
   по берегам горят уже огни...
  
  
  
   Сент
  
   Я отдышусь, и я молиться стану.
   Забуду боль и воскрешу усопших.
   Но никогда я, Патер, не устану
   напоминать про мокрых и намокших.
   Кто намокает в грязной луже власти,
   купается в слезах, как в упоенье,
   не знает ни границ, ни покаянья всласти,
   не принимает тихого смиренья...
   И я тебе напоминать не стану.
   "Смотри, - скажу, - и исповедуй тихо:
   как тянется рука моя к нагану,
   чтобы покончить со злодейством лихо..."
   Пусть будет так, не будет другой меры,
   чтоб управлять нам волею судеб;
   они забыли нас в погоне за карьерой,
   они не слышат и не видят бед,
   не видят нищих в тёмных переходах,
   зашторены их окна в лимузинах;
   и мучается Дума, словно в родах,
   налоги умножая в магазинах.
   А где леса, где нефть, где газ российский?!
   Кто Вы: Чубайс, Волошин, Черномырдин?!
   Зачем долдоним мы язык английский?!
   Чтоб на Бродвее торговать, а проще - в МИДе...
   "Скорее бы продаться и продать..." -
   но только так мы думаем не все...
   Восстань, Узур! Не поздно ведь начать,
   чтоб оживить Иисуса на кресте.
   Погоним нечисть мы с Земли российской,
   раз Третьим Римом называют нас,
   и пусть в тайге проснётся Уссурийской
   наш полосатый тигр в Медовый Спас;
   но только не рисуй его кровавым,
   каким медведя лепят на обложках,
   жирком покрывшись, натовские страны,
   чтоб представлять нас на куриных ножках,
   Великую Россию на слезах...
   Воспевших и Оплакавших Мессию,
   который и несёт на согнутых руках
   Величие не согнутой России!
   И каяться я, Патер, буду тоже,
   Россия грешная опять простит меня,
   а кто идёт за мною, вы - моложе,
   но грешными считайте и себя.
   И нет конца, мы все в одной купели
   крестилися, не зная ещё веры...
   Крещённые тираны ведь умели
   нам подобрать достойные манеры...
  
  
  
   Патер
  
   Я на мученья сносные согласен;
   но на сносях давно Россия стонет;
   и ты опять становишься опасен;
   слезами горькими твой лик она размоет;
   они заглушат всё, и исповедь утраты,
   нам разомкнут круги извечных долей,
   придётся забывать беднеющие хаты
   всех верующих, страдающих юдолей.
   Тебя незрелой речью не учу,
   мне трудно быть и властелином дум,
   лишь одного, поверь мне, я хочу,
   чтоб ты страдал, как в "Бенеморе" Ум.
   Страдал за всех на послушанье Богу,
   шагами мерил долгий путь к Нему;
   святая часть судьбы твоей убога,
   но, если хочешь, я тебя сведу.
   И ты предстанешь перед Ним и позже,
   другим совсем, а не слепым - сейчас,
   чтоб ты забыл, как бродят твои дрожжи,
   пьянящие продуктом кислый квас...
   О, Боже, я говорю, как подленький Узур.
   Как будто совесть прячется с тобою...
   и оттого ты более понур;
   но не стыдись стирать слезу рукою...
   Не совестно заплакать за других
   и попросить прощенья пред иконой,
   не стыдно за руку вести людей слепых
   и покрывать коня в мороз попоной.
   Добро - всё то, что доставляет радость:
   тебе, другим и всем, кто рядом был;
   хвалиться этим - маленькая гадость,
   но эту грязь ведь я ещё не смыл.
   Добро всегда бесшумно и смиренно,
   покоится оно в моей душе,
   но паралич хватал меня надменно,
   когда я заставал его в уме.
   Вот здесь порог, где можно разделиться
   и вверх и вниз сегодня по ступеням;
   святой воды всем хочется напиться;
   исток тот наверху, а вниз уходит время;
   хотя вода везде высоких качеств;
   как мудрость не бывает малой;
   но я признаюсь, много было стряпчих;
   нельзя купить и научиться даром...
   Где середина? - Нет и не бывает!
   Нет относительных размеров у добра.
   Хотя тиран нутро своё скрывает,
   но червь тот доберётся до ума.
   И ты меня, казалось, уже понял;
   но не спеши: Творец не спит веками;
   а если я тебя сегодня донял,
   ответь - и я утрусь слезами.
  
   Сент
  
   Пройдоха ты и фурия к тому же;
   несоразмерны мысли ветхих сутей,
   дорога у меня, поверь, твоей не уже,
   пусть говорит сейчас язык могучий.
   Не хватит слов, я чувствами наполнюсь,
   чтоб всё равно ты смог понять меня,
   а если не поймёшь, я не расстроюсь,
   нас вместе в перегной вернёт земля.
   Так окончательно греху уйти в могилу,
   последнюю молитву положив на крест.
   Я потерял мучительную силу
   и не люблю твой хилый благовест.
   Послушать можно будет литургию;
   любил я звуки заунывных песен;
   я понимал и принимал Марию,
   когда ты воспеваешь в горькой мессе.
   Во мне противоречий стало много,
   такими создаёт людей Господь.
   Все вместе мы - большое племя рода,
   которых порождает снова плоть.
   Где место здесь Всевышнему, не знаю.
   Наверно, знаешь ты, но промолчишь.
   Но я уж верить снова начинаю,
   что ты себя Мессией больше мнишь.
   Но мне не нравится, что ты для пасторали
   так много слов наговорил вперёд...
   Чтоб записать навек себя в скрижали,
   молиться будешь ты за весь народ...
   Но будь и ты со мною откровенным,
   как мы к тебе спешим за исцеленьем...
   Ты мне признаться должен непременно:
   каким страдал ты в жизни искушеньем?
   А если ты не человек уж вовсе, -
   то как священник может стать другим?
   Пусть прямодушен я в своём вопросе,
   мне лучше быть отпетым, чем слепым.
   Я верно в жизни этого не понял,
   предать анафеме - большой, скажу я, грех;
   быть может, я совсем того не стоил:
   себя сравнить с тобою и при всех.
   Есть мера, есть отчаянье, есть смута;
   любая голова готова разорваться;
   и ты молчишь, но знаешь уже будто,
   когда и с кем сумел ты поравняться.
   Неровня я, но это не печалит.
   А с кем могу сравнить тебя я...
   ведь ты пришёл попом ко мне вначале,
   теперь тебя я - Патер - величаю...
  
  
   Письмо другу 3.
  
   Ты снова получил моё письмо...
   Ну, здравствуй! Дружок!
   Это опять я со своими размышлениями. Я не врачую Россию. Я её хороню... По Сеньке шапка... Боль моя не умолкает.
   Неужели это начало конца!?
   И нам надлежит его видеть?1
   Почему - нам?!
   Почему я должен видеть это безумие?!
   Я не верю и не хочу... Потому что мы любим Россию. Но где она - Родина наша?!
   Глазам не верю. Как быстро она падала... и нищала... Неужели так быстро!
   И кто же в этом виноват?!
   Мы уходим, но знаем, что наша вера и совесть могут стать провозвестниками завтрашнего дня. Это целая эпопея ярких и замечательных личностей.
   Саша, я всегда тебе хотел об этом сказать...И не сказал... раньше...
   Время наших надежд...
   Время ожиданий...
   Наша жизнь уходит или возвращается на круги своя?!
   Никто не вернёт нам силы.
   Время относительно...
   Но как оно соотносится с нами?..
   Разве может быть относительной Совесть?!
   Сашок, не суди меня, если сможешь...
  
  
  
   Видение 3
  
  
   Узур
  
   Святой отец, мне жаль тебя конечно:
   не смог внушить ты сыну правоту.
   Я спорил с ним и спорил безуспешно,
   внушая боль и нравов чистоту.
   Осталось всё без должных отголосков,
   надежды нас покинули с тобой,
   а он оставил нам свои обноски,
   и мы должны нести ему покой.
   Пусть он утешится пока без наших слов,
   напоминает людям о страданьях,
   а мы дождёмся свой уже улов,
   где грешник прозревает в ожиданьях.
   Пока он сам того не понимает,
   ведь трудно понимать, что безучастно,
   он часто сам от этого страдает,
   но истина уже нам неподвластна.
   Бурлят и бесятся лишения в народе,
   толкая многих на движенье мысли.
   Лишенье и порок давно живут в природе,
   но гений не рождается в корысти.
   Лишён он права думать о деньгах -
   таким художник видится нам вместе;
   несётся над Землёй, как на парах,
   а в старости дряхлеет тихо в кресле.
   Ему и почести, признанье, серебро и злато,
   бутылок недопитое вино,
   но всё тепло у женщин уже взято,
   в последний путь не нужно ничего.
   Остались строки в звуках горьких мыслей;
   слабеет слух великого творца;
   вот здесь Узур бежит уже не рысью,
   несёт он ключ сегодня от ларца!
   Что надо вам, седеющим вдовцам,
   вдовеющим от умершей луны?..
   Чтоб кланялись сегодня мы купцам;
   готовы мы им продавать умы.
   Земля не будет больше плодородной,
   не станет нам рожать она сынов,
   а оттого, что, Патер, ты бесплодный:
   обман церковный ты рождал из слов.
   А я, Узур, томился не словами,
   не высекал я искры песнопеньем;
   таких, как я, вы звали чудаками,
   но я родился Божьим повеленьем.
   А ты пришёл и просто окрестился,
   и дал обет, что будешь до конца...
   У нас отец Валерий раз давился...
   Его спасли, но он забыл Христа...
   Сейчас пьёт водку с жаждой исступленья,
   и чаще он зовёт теперь меня;
   не ищет в церкви он уже спасенья
   и не стоит слепым у алтаря.
  
  
  
   Патер
  
   Нечистый дух и скверна во плоти
   тебя терзают, словно вопли женщин.
   Но ты попробуй - в суть вещей войди,
   и Божий Храм, ты скажешь, будет вечен.
   Слова священника - отлитая монета слёз,
   раскрепощённая, свободная в желаньях;
   всю жизнь я груз церковный горько нёс,
   ложился спать и просыпался снова в ожиданьях,
   что мысль мою Всевышний точно слышит,
   вобравшую все чаянья народа;
   и если уже рядом Совесть дышит,
   так значит - достучался я до Бога!
   Не можешь ты, Узур, мне быть опекой.
   Противник я - чтоб быть тебе слугой.
   Пускай паломники идут сегодня в Мекку,
   идут одни или идут с тобой;
   всем утешений станет в мире больше...
   Пусть никого не тронет мысль усопших...
   Пусть мыслит тот, кто мыслит в этом тоньше,
   и слух вернётся у людей оглохших.
   Чреватые друзья в опеках грешных
   не крестятся на полымя зари.
   Но от речей сейчас твоих потешных
   ещё ослепнуть могут глухари.
   Где совесть наша - там дорога к Богу,
   и я по ней вас всех давно веду;
   но если не хватает в пище йода,
   я чувствую теснение в зобу.
   Летучий йод - он словно пар священный,
   оставил лёгкий след и испарился.
   А вызов твой - для церкви взгляд надменный,
   но я на это вовсе не озлился.
   Чтоб не тянуть нам мысль тягучей жвачкой,
   скажу для простоты вещей святых:
   служил я в жизни больше старой прачкой -
   стирал бельё заблудших и слепых.
   И ты, Узур, меня ещё не понял:
   не подменить тебе меня собой,
   тебя ведь нет - ты плотью не наполнен,
   а если наполнять, - то быть тебе слугой.
   Не верю я, чтоб ты легко и просто
   здесь мог прийти, похлопать по плечу,
   чтоб мог легко поймать за хвост прохвоста
   и потушить зажжённую свечу.
   Ты тяготишь мой разум обречённый,
   наверно, для потехи явь хуля...
   Явившись словно новоиспечённый,
   ты есть сейчас видение ума...
   Оставить можно строки без размера
   и расписать страницы без конца,
   но всё равно виденье - как химера,
   а образ во плоти твой - мишура.
  
  
  
   Узур
  
   Нет, Патер, был бы ты хоть властен
   всё изменить на свой удел и нрав,
   я непременно стал бы и согласен
   всё это взять, последний штрих забрав...
   Пускай мне видится от церкви избавленье,
   которого я, право, не желал...
   "Но нету в нашей церкви исцеленья..." -
   слова твои, но ты ведь их украл.
   Куда уж проще Библию запомнить
   и заучить блаженный к ней Коран...
   Нехорошо, что я хочу оспорить,
   и этим я вершу простой обман.
   В Иисуса верил... и просил Аллаха.
   Не вижу разницы - ведь Бог у нас один.
   Но жить нельзя из чувства того страха,
   что над тобой есть судный господин.
   Ведь Совесть одинакова в изгнанье,
   нет разделенья мыслей, сутей, крова,
   есть зло, как след в воде пираньи,
   где повторяется деленье мира снова.
   Не делится одна сегодня Совесть!
   Лишь веры разные делить её хотят,
   но ложь любую ты ничем не скроешь,
   и даже то, как ты топил котят...
   Моё учение - единое на свете,
   я не хочу вам этим досаждать...
   Но я не для того здесь Сента встретил,
   и я смогу вам это доказать.
   Ты будешь вместе, будешь вместе с нами,
   и приходи, когда тебе неймётся...
   Мы потягаемся с тобою голосами,
   и пусть твой голос в связках не порвётся.
   Пройдёт истерика волнительного страха,
   я напоследок выкрикну: "Прощай!" -
   из Сента не слепить тебе монаха,
   и потому молиться начинай...
   Смеюсь я над тобой, прости, не скрою...-
   Но, Патер мой, кому нужны волхвы?
   Сегодня стол я на двоих накрою,
   не позову тебя в свои отцы.
   Мне ближе то, что совести созвучно,
   мне ближе то, чем сам я не сорю;
   тебе, пожалуй, слушать это скучно,
   тогда уйди, но я не тороплю...
   Вражда и месть - оружье не для сильных,
   и ты не станешь мне опять мешать;
   твой свет церковный лучше, чем могильный,
   но стал и он давно надоедать!
  
  
  
   Патер
  
   Очнись, Узур! Здесь совестью не пахнет -
   а проповедь заблудшего юнца;
   ведь церковь не рождает страха в страхе
   и не смеётся, глядя на глупца.
   По Божьей милости я воскрешаю души
   в живых и не поверивших в любовь;
   за много лет не стало, видишь, хуже,
   хотя, не спорю, проливалась кровь.
   Но правда... ложь... и соразмерна подлость...
   не раз вершили суд по слепоте,
   как ум и совесть порождали гордость...
   Я не был с Божьим словом в стороне.
   "Опомнитесь, друзья!" - кричал я надрываясь,
   когда брат брата убивал возле,
   когда сестра, в обители скрываясь,
   слезами обливалась на плече.
   А где был ты? чтобы плечо подставить,
   взывать их к совести, к разумному смиренью,
   ведь ты один тогда мог всё исправить
   движением руки, что значит - мановеньем...
   ты наделил их совестью своей,
   она живёт лишь в верующих сердцах.
   Узур, голубчик, отрекись скорей,
   чтобы не стала совесть на торгах
   товаром и доступным и дешёвым,
   которую ты купишь и продашь...
   А слово Божье ни старым и ни новым
   ты никогда уж больше не создашь.
   Единый Бог... Едины его слёзы...
   И подменять не нужно этот мир,
   пусть расцветают в этом мире розы
   и испускают пряный эликсир!
   Нет веры вечной в мире без порока;
   обидная судьба на долю наших дней.
   Ты говоришь мне о пришествии Пророка,
   а человечество становится всё злей...
   Пусть вера в Бога никогда не тухнет,
   тогда в ней совесть - яркая печать;
   а если мироздание и рухнет,
   ты призовёшь всех с совести начать.
   Начало неплохое, я не спорю, -
   ты снова призовёшь нас к вере,
   и первые слова ты скажешь Ною:
   "Спаси нас, Бог!" - А я вас всех согрею.
   Печальная свеча раскинет пламя.
   ...Взрастут леса. Луга покроет зелень.
   Была в нас вера, значит было знамя,
   и мы откинем снова сорный плевел.
   Мир не стоит, качаясь на пороках,
   мир вырастает в вере и в мечте;
   твержу ученикам я на уроках:
   я возвращаю к жизненной черте.
   Черта незыблема, раз возвращает к вере,
   а ты, Узур, нам обновляешь грех.
   Мы покидаем мир, ведь мы стареем,
   но Веру оставляем мы для всех.
  
  
   Узур
  
   Какая вера?!.. Бог тебе судья;
   когда попы метались средь потопа;
   тебя я слышу, или я себя
   здесь слышу среди воплей протопопа!?
   Какая здесь печаль и мучащая старость,
   не вижу и не слышу - вольный грех...
   Врывается в сознанье эта гадость,
   как делят веру общую на всех.
   Вот так рождались почести отныне,
   каких не ведал Бог в своих мечтах.
   Мы проклинали чистые святыни;
   вериги душат нас в своих силках.
   Нет, не анафему в моих словах ты слышишь -
   поточный грех поточного вранья...
   Лишь я, Узур, бываю всего выше,
   и даже выше самого себя...
   Я Каина прощать уже не стану,
   его задушит совесть во хмелю,
   а я проникнусь умилением к Тристану
   и оду ему вечную спою.
   Веди меня ты, Патер, к отреченью,
   чтоб не молиться горькому обряду;
   как обрезанье стало развлеченьем,
   а риза нам - безмолвствующим нарядом.
   Нет у тебя томления и грусти,
   я будоражусь и грущу один;
   но дети не рождаются в капусте,
   а совесть не втирает Аладдин;
   Джин из бутылки - сила без причины,
   и следствие аферы у крупье,
   смех без причины - признак дурачины,
   что совесть в храме...ласковых в нужде!
   Да, Патер, в храме вашем сальном
   обвенчаны служители стыдом;
   замечены вы в действии охальном,
   а суд не может быть проводником
   послушников и к совести, и к страху
   наполовину высохших очей,
   чтобы католики молились бы Аллаху,
   а мусульман крестил бы иудей.
   Нет вас ни в жизни, ни у Бога,
   а вера... лишь название одно;
   была у вас всегда одна дорога:
   платили мы за ваше ремесло.
   Так вы рождали гениев на драку,
   так зарождался дьявол во плоти,
   так приучали человека к маку
   и шили наркоманам ярлыки.
   Шли с вами овцы на закланье тихо,
   молился им непрошеный адепт;
   и правил узурпатор вами лихо,
   чтоб изучали мы его секрет...
  
  
  
   Письмо другу 4.
  
   Мы снова, Сашок, на перепутье надежд и ожиданий. Мы ждём. Конец ясен. Но разве смерть пугает нас с тобой?!
   Да, пугает. Но почему?
   Чем лучше человек, тем меньше он боится смерти.
   ...А боятся ли смерти наши толстосумы?
   Кого я так называю... Поверь, Сашок, я не хочу их обидеть... От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Для кого мы живём!?
   Хорошо... пусть я это знаю. Но как же нам жить дальше? Революция? - это глупо.
   Вера в Бога?! Но почему её нет?!
   Может оттого, что Бог редко стал сходить на Землю?!
   Я отгорожусь от жизни и от смерти. Сашок, нет больше счастья... Тебе и мне настало время вздохнуть. Сколько нас? Ты знаешь - о ком я!? Может быть о тех, кто хочет честно жить... Или жить хотят "честно" только те, кто не умеет зарабатывать деньги?!..
   Я не знаю ответов на эти вопросы. Но жить я хочу честно и богато!
   Возможно ли это?
   Если - нет: зачем мы говорим о Боге и о Совести?! Природа моего существа бунтует.
   ...Подбери мне слова... "чистота"... "щедрость"... Я витиевато продолжаю говорить... Если они больны, болен и я... Если они мертвы, то я - жив... А душа... бессмертна?
   Послушай нас...
  
  
  
   Видение 4
  
  
   Сент
  
   Нет, слуги, в оттепели мирной
   я наравне хочу вам говорить:
   я наслаждаюсь властью, как секирой,
   и я хочу, как водку, её пить.
   Я оживлю сегодня здесь тирана
   ни клоном и ни будущей молвой;
   не будет на ристалище обмана,
   магнит души исполнен красотой.
   Я не испил всей чаши вдохновенья,
   любовью женской плоть не осрамил.
   Узур и Патер - пошлые сомненья.
   Я верный срам на стыд у них сменил.
   Утешьтесь, мои слуги; я спокоен;
   держусь за поручни надменного стыда.
   Создатель мой был мною недоволен
   для посрамленья хитрого ума.
   Не только с ним я воскрешал усопших...
   Я воскрешу вам Лазаря один.
   Не слышит Патер, и Узур не ропщет.
   Я объявляю в морге карантин.
   Ночь для меня - ночь колдовства во мраке,
   шабаш для ведьм на послушанье мёртвым,
   как будто жизнь сегодня на биваке,
   и я наемся калачом не тёртым.
   В России власть с богатством - тождество,
   и узаконено здесь воровство поныне.
   Ах, господа, а разве не смешно,
   чтоб воспевать тождественное в сыне.
   Нет, не смешно, а горькая расплата,
   так уж ведётся волею утрат:
   сын поедает сына, брат убивает брата;
   а Бородин "милее" нам встократ.
   И нет конца беспечным казнокрадам...
   Россию Лебедь продаёт в Чечне...
   Чеканим мы им вечные награды,
   уснувшим морякам в морской воде...
   Останься "Курск" на растерзанье нищим...
   Утешит Пашу новый "Мерседес"...
   А Дима Холодов всего лишь постной пищей
   стал для Грачёва в русский Благовест...
   И смерть жены у Горбачёва - кара
   ему за всю Россию на бобах...
   Какая мать у русского тирана?!
   Россия умирает на руках...
   Уснут ли Боги в час сей искромётный!?
   Спасут Россию с ликом во Христе!?..
   Чтоб Березовский матерью залётной
   не прилетал бы больше на метле;
   на НТВ угас базар безбожный
   и вразумил Господень глас меня,
   чтоб не тревожил речью нас творожной
   угрюмый Киселёв средь бела дня...
  
  
  
   Мати
  
   Несчастный плод любви моей проснулся;
   беснуются все дети на крови;
   мой младший брат в стакане захлебнулся,
   а средний - задохнулся от петли.
   Люблю я всех... жалею ещё больше;
   не тратьте силы на разменный путь.
   Как Матерь Божья, я молюсь всё дольше,
   но мне уже спокойно не уснуть.
   Куда вы улетели, журавлята?
   Куда теперь вы растянули клин?
   Вы были непослушные котята,
   теперь послушны голосам могил.
   Аллея на погосте растянулась,
   средь "новых" русских я хожу сейчас,
   и если б я сегодня не проснулась,
   то Отче бы молился и за вас.
   Здесь богохульство ты в словах услышал,
   но оставляйте власть и деньги вкупе...
   вы не копайтесь в этом, словно мыши...
   и не мешайте яд для друга в ступе...
   Мать Президентам, видимо, не снится;
   зачем проклятый мир они куют?
   Ни волос с головы, ни с век ресница
   не падают... а черти рвут.
   Свет раздирают в клочья на миру
   и восхваляют тьму без промедленья,
   не закрывают чёрную дыру,
   не посылают солнца луч смиренья;
   чтоб изменилась жизнь за одночасье,
   молитесь, дети, за престольный свет;
   не заражайтесь вирусом вы власти,
   куда ведёт кровавый денег след.
   Не верю я... не верит мать любого,
   что можно разменять сынов на тьму;
   царь Ирод убивал подателей у Бога,
   но Бог дал жизнь любимому Христу.
   Пусть станут дети Братством неделимым;
   вы укрощайте страх своей души;
   и власть, и деньги станут средством мнимым,
   чтобы печалиться среди мирской тиши.
   Мой милый сын, я всё ещё надеюсь,
   надеяться я буду до конца,
   что материнским словом я согрею,
   и отделю я плевел от зерна.
   Я сею хлебосольное начало,
   материя от матери идёт,
   чтоб женщина на подвиг вдохновляла
   и содержала в чистоте киот,
   не смела плакать больше по лучине,
   а ярким светом освещала путь...
   Мой сын родной, приди к моей могиле,
   и помолиться, милый, не забудь...
  
  
  
   Сент
  
   Кому мне верить, я уже не знаю.
   Жалею, матерь, я тебя при всех.
   Узур и Патер, я вас презираю.
   Я проклинаю свой порочный грех.
   Не верится, но полнится в проклятьях
   моя несмелая порочная мечта;
   я воздыхаю и молюсь в объятьях,
   чтоб, Матерь Божья, Ты меня спасла.
   Покоя нету в мире среди войн
   и нет суждений гласа для него;
   так возвышаюсь и кричу - не тронь;
   а под ногами плачет алыча...
   Мне снится власть, которая глупа,
   пресытиться которой я боюсь;
   но кто же ты, тлетворная судьба,
   что похотливо я тебя стыжусь!?
   Я узурпировать готов любую власть
   для денег, для безволья или срама,
   чтоб жизнь чужую легче было красть,
   чтобы молиться у развалин храма.
   Мы бесимся, нарочно интригуя
   всех окруженьем подлого огня,
   и для себя стыдливо мы воруем...
   лишь потому, что любим мы себя...
   Я узурпирую любое наслажденье,
   что не даётся словом или делом,
   как множим чистоту своих мгновений,
   где совесть разделяем чёрным мелом.
   Опричники, стрельцы с Кремлёвских башен...
   Немцовы, Хакамады и плуты...
   Плэйбои из журналов типа "рашен"...
   завёрнуты в червонные кресты...
   Мне нету места среди вашей черни,
   чтоб мог дурачить с вами я народ,
   чтоб столоваться в вашей мне таверне,
   и с вами не ходить на эшафот...
   Так булькает от мерзости и кровь;
   просители все просятся на волю;
   как смуты дух рождается и вновь
   в провинции, питающейся солью.
   Нас больше не страшат уже оковы
   ревнителей церковных благ и воплей...
   Известно, что не плачут у нас вдовы,
   а мэры городов не точат копий...
   но больше всех нас мучает порода
   известного мытарства и вранья;
   живут они как будто для народа,
   на самом деле - это их семья.
   Ах, Мати, мне ли здесь баюкать
   умерших наших добрых горожан,
   тебе ли здесь со мною вместе хлюпать,
   чтобы творить беспомощный обман?!..
  
  
  
   Мати
  
   Умерь свой пыл в изгнании порока.
   Моим сынам не время враждовать.
   Не вспоминаешь ты моих уроков,
   и я их не хочу напоминать.
   Не власть здесь портит человека в силе -
   претензии её заполучить...
   Когда тираны мучились в могиле,
   им не хотелось руки даже мыть
   после раскопок на свои пожитки,
   вернувшись в мир, трезвоня о любви;
   их восхищали политые пытки
   заботой верного в обманутой крови...
   Мать никогда детей своих не судит,
   лишь плачет и заботится о них,
   и кормит молоком, когда стенают груди,
   и кормит узурпаторов слепых...
   Приходите вы чванно и надменно,
   кроите мир своей души окрест,
   и перед матерью вы плачете смиренно,
   а на груди целуете свой крест.
   А разве совесть и священник в церкви
   не молятся среди кровавых дней!?
   Как корабли сошли вы уже с верфи
   и ищете приюта у людей...
   Я плачу, дети, и молюсь за вас:
   храни вас, истовых, Господь благодеяний.
   Кто вас спасёт теперь на этот раз,
   кто высушит мне слёзы ожиданий?
   Нет ни размена, ни причин отныне
   страдающих, безмолвных и слепых,
   и мы рождаем снова в своём сыне
   всё те же слёзы матерей чужих...
   Нет, не отмоет нас безумье в мире
   треклятых проповедников в запрет;
   мы подставляем голову секире
   под руку сына на пустой обед...
   Кого теперь ты оживил бы снова?
   Здесь умирали все твои друзья...
   Так погибал Содом и умерла Гоморра.
   И жизнь давно покинула и я.
   Не дай вам Бог, чтоб было бы иначе:
   нет хуже горя - хоронить детей;
   над этим я теперь уже не плачу
   среди зажжённых, тлеющих свечей.
   Ни сыновьям наказ мой будет вечен,
   ни дочерям отдам свою я плоть,
   а девы мудрые здесь явятся предтечей,
   чтобы любовью жалость уколоть...
   И нет прощенья в мире без обмана,
   есть покаяние порушенной души.
   Да будет вечная сынам сегодня слава!
   Но Судия сегодня им не ты...
  
  
  
   Сент
  
   Не верю ни во что теперь на свете,
   фальшивит голос мудрых воздаяний;
   я всех сегодня этим бы приветил
   и напоил бы водкой на прощанье.
   Прощайте, мои глупые попойки,
   прощайте с ними, нехристи в пылу;
   затухнут мои мысли на помойке,
   а я истлею нехристем в бреду.
   Отверзи луч моих терзаний мысли,
   наполни вполовину их вином.
   Я не сдаюсь, а вы уже изгрызли
   мой тленный мозг, наполненный гнильём...
   Я не боюсь, а я толкусь на плахе,
   чтоб не рубили голову вотще...
   чтоб не клали умирать в рубахе
   нас под иконою на глянцевом одре...
   Заправьте панихиду в оба уха,
   безбожники; хулу наперебой;
   плачь надо мною, милая старуха,
   и поминай меня за упокой.
   Хула вам всем, кому ещё не скоро
   увидеться со мною на Суде,
   и если умирать у нас не ново,
   то и не ново плакать о себе.
   Вот здесь сейчас я распишусь в проклятьях
   всех, кто забыл сегодня слово "честь"
   (так благодарно подлинным участьем),
   чтоб самому на трон Российский сесть.
   Прошу вас, Господа, играйте - туш,
   пускай братва идёт на послушанье;
   судьба моя срывает жирный куш,
   чтоб Березовский маялся в изгнанье...
   Не место Березовскому... доколе
   в России правит честный Президент...
   Пускай предмет сегодня учат в школе,
   который изучал ваш верный Сент.
   Узур - ему названье и порука,
   а Патера травите, словно ложь;
   какая несравненная наука,
   чтоб разглядеть и выгнать эту вошь.
   Спасибо, Мати, я ещё способен
   зачислить всех на мирный труд, смеясь;
   и я, наверно, тоже ведь подобен
   тому волхву, который был - как грязь,
   что осыпал с экрана нас прохладой,
   над вечным и убогим голося,
   где ложь была для нас его наградой,
   и мы лелеяли "народного гуся"...
   В глашатаи народа возвели маньяка;
   и умилялись батькою из Минска;
   чтоб слёзы вытирать из глаз у дьяка
   или с лица еретика Гусинского...
  
  
  
   Письмо другу 5.
  
   Сашок! Пусть снова станет, как было... Нету больше сил - терпеть и думать о лучшем.
   Лишь хочется того, чего хочется всем... А чего больше... Я не пойму сам, потому что живём без веры в Бога... и в себя.
   Нет больше счастья, которое было, - молодости. Мы возвращаемся. Повторяем те же ошибки... Ты не стал другим и не станешь. Мне нечего терять, кроме своих лет.
   Не возместить потери.
   Тайна мира не раскрыта. Эликсира жизни нет. Мы ищем и не находим. Я верю в счастье других. Я ничем не лучше тебя, а мне хочется быть другим. Возвышаться... для лучшего существования...
   Проще... поделиться Им!
   Но если мы снова станем делить, мы опять станем нищими.
   Парадокс!
   Ты хочешь меня понять, как я хочу понять себя сам...
   Мы хотим узнать и понять Великую Тайну Бытия!
   Кто станет первым?
   Врачи или Богословы!?
   Я хочу быть первым.
   Это тщеславие или честолюбие?!
   Жажда истины...
   Кто мы? Где мы?
   Молчит Космос...
   Мы вопиём и трубим: "Тайна сия нам интересна..."
  
  
   Видение 5
  
  
   Сент
  
   Кому осталось верить, я не знаю;
   молился Патер, и кричал Узур;
   я, кажется, лишь Мати понимаю,
   но крутит меня хитрый Вельзевул.
   Уйди... Напрасно... Нету сил бороться,
   я не хочу уж больше ничего.
   Не пьёт мой разум воду из колодца,
   не пьёт он воду, как не пьёт вино.
   От жажды мучаюсь, похожей на похмелье...
   виной вины винить вино виновных...
   Какое поразительное зелье!
   попрятало людей в домах казённых...
   Больницы наполняет, как и тюрьмы...
   Пускай покажут это Президенту...
   Смеётся Эрнст с экрана хитрой фурией:
   рекламой пиву множит дивиденды.
   Смешат теперь врачи палату мёртвых,
   которым умереть здесь суждено...
   А взятки не дают здесь даже вёртким...
   Уехали в столицу на гумно
   губернии все радостно молиться,
   где гурии расплещут наши слёзы,
   чтоб не могли мы славою гордиться
   и воспевать им русские берёзы.
   Россия узурпаторами сшита,
   они владеют... чем им не дано;
   и здесь смешалась вся опять палитра;
   но в морге нам не нужно ничего.
   Когда вы думать станете об этом,
   что все пути заканчиваются здесь;
   Министр Труда, вам снится ваша смета,
   и в этом ваш почин, быть может, весь.
   Вам не спастись в объятьях жён красивых,
   молоденьких подружек ваших дней;
   и в разговорах тощих и спесивых
   с экрана видим хлипких упырей.
   Владим Владимыч, станьте же сатрапом,
   избавьте вы Россию от сатиров,
   ударьте сверху им по жирным лапам,
   не сотворите вы себе кумиров.
   Нам обещал Руцкой паденье с Дома,
   Другой - на рельсы руку положить;
   как было всё, и так осталось... снова
   мы начинали с болью в сердце жить.
   Узур меня не мучает, как прежде,
   и Патер станет реже приходить,
   но продолжаю жить ещё в надежде,
   что станем все мы Совести служить.
   А как ещё... раз нету пониманья!?
   Зайдутся долгожданные лучи...
   Я слышу, что опять один болтаю;
   ...тень упадёт от восковой свечи.
  
  
  
   ...Сент
  
   Нет-нет, я смело что-то начал,
   опять не здесь и снова не о том.
   Друзья мои, всё начиналось с плача,
   а кончится российским ведь кнутом.
   Так будет вечно сотрясать Россию
   непрочная, но верная стезя,
   что плачем в ожидании Мессии,
   мы Путина ругаем почём зря.
   Потом мы будем плакать и о нём,
   когда теряем лучшее, что можем;
   и сколько горя мы ещё хлебнём,
   чтоб оценить Америку дороже...
   По-разному мы в мире все поём,
   нет задушевней песни нашей русской;
   но мы ещё не раз своих побьём,
   чтоб обменять заложников на трусов.
   Не плачь, Земля, а голоси слезами...
   Идёт неверный путч на истощенье...
   И вымирают люди городами...
   Чума в России станет усмиреньем.
   Кого опять винить, я сам не знаю,
   но хочется кого-то словно съесть;
   я испишусь об этом только к маю,
   когда в народе расцветает месть.
   Пойдут на демонстрацию коммуны,
   всем обещая жирный рай в плену;
   в Стене Кремлёвской стали уже урны
   напоминать нам Ленина в гробу.
   Мы отошли от этого и "Зю"
   нас не заманит в манну поднебесья;
   сегодня я один себя храню
   и не мечтаю быть в партийном кресле.
   Я спорю сам с собою, словно мёртвый,
   но слышу отголоски своих слов:
   ты стал большим, но был всегда упёртый,
   не признавал ты подлинных умов.
   Идут года, я спорю сам с собою:
   ну что ещё зачесть себе в вину?
   Сказать хочу, что я обиды стою,
   которую с себя я не сниму...
   И не снимаю всех своих печалей,
   тревожусь я и пыжусь за покой.
   За то, что вы лицо моё марали,
   сказать хочу я фразою простой:
   кто правит нами - Бог ему судья;
   и тот нам назначает своих судей;
   когда судить вы станете меня,
   шаманы разорвут на клочья бубен.
   Я высекаю звуки рока в штиле,
   кричу и маюсь на простой манер,
   и продолжаю упиваться в стиле
   своих двуликих мысленных афер.
  
  
  
   Сент
  
   Нет-нет, я снова не об этом...
   а что-то потаённое сказать...
   но больше я склоняюся к наветам,
   хотя совсем я не хочу здесь врать.
   Ну что же ты, Сванидзе Коля, скажешь?!
   Не любишь ты Зюганова, уж больно,
   и горько бьёшь, и словом сильно вяжешь,
   и афоризмами владеешь очень вольно.
   Братишка мой, ты нравишься мещанам,
   тебя я представляю с Шеварнадзе,
   как помешать не мог я горожанам -
   тебя запомнить мастером "свинадзе".
   Пройдёт твоя печаль без коммунистов,
   не заряжай себя на долгие дела,
   и, прославляя подлинных артистов,
   ты не забудь и вспомни про меня.
   А я уже совсем свихнусь с Узуром,
   чтобы найти печаль своих корней;
   и буду улыбаться теледурам
   среди роскошных чёсанных речей.
   Я не уйду и с поля битвы первым,
   пускай выносят мёртвого меня.
   Я буду полным русским кавалером,
   я получу все наши ордена.
   А олигархам - слава наших фильмов,
   чтоб заглянуть под нижнее бельё,
   чтоб раскопать среди червей могильных
   ни череп Ёрика, а совести цевьё.
   Ну почему Россия горько сохнет
   и почему спивается народ?!
   И слышаться от церкви только вздохи
   через немой раскрытый пьяный рот!
   За десять лет не изменилась стая
   ревнителей, болеющих за нас...
   Узур, я совесть проклинаю.
   Но где же ты, мой благовонья Спас?!
   И я, и ты не меримся годами,
   растим веками на полях цветы...
   Ведь были Президенты кунаками...
   А наш Союз как матерь сироты...
   Всё рухнуло в империи всесильной,
   всем изменила дружбы вечной совесть,
   а запах голодающих могильный -
   то, сшитая слезами, горя повесть.
   Зачем ломать мне голову об этом?
   Прибалтам снится сильный Вашингтон.
   Не нужно мне сегодня быть поэтом,
   чтобы услышать русский камертон.
   Теперь я верю чаще Президенту,
   который послан волею судеб;
   я не страхуюсь больше у агента,
   не ожидаю катаклизм и бед...
  
  
  
   ...Сент
  
   На капище взирают иноверцы,
   и назорейство погибает вновь,
   как рвётся матерей сегодня сердце,
   как продаётся тощая любовь.
   Премного благодарен пошлым сплетням,
   меняя неразменный путь души;
   я волю дал - расти тщедушным ветвям,
   а дьяволу кричал я: "Не тащи
   моих друзей в покои мрачных камер..."
   Я вырывался и бежал наверх,
   и, чувствуя, что я смертельно ранен,
   я слышал неразумный подлый смех...
   Уже привыкли люди к василиску,
   не поддаются взгляду и дыханью;
   Я отдаю сегодня свою миску
   любому... пожелавшему изгнанья.
   Не изгнаны тираны и пройдохи,
   и в куче Кучма пользует советом...
   Как журналист в своём последнем вздохе
   хотел назначить цену за обедом...
   Не дорожим свободою ненужной,
   чтоб сытно наедаться каждый день;
   довольные мы водочною кружкой,
   сегодня проклинаем свою лень...
   Нет Рохлина, Илюхин не поможет
   на паперти грести церковный грех...
   Я узнаю попа по сытой роже,
   а генералам отдаю я смех...
   Путчисты перевёрнутой России
   на Красной Площади руками развели;
   а Горбачёва, будто бы "мессию",
   поруганным, обгаженным вели.
   Не стала ты, Россия, нашей тёщей,
   не станешь генеральскою женой,
   я плачу на твои святые мощи,
   и вытираюсь до сих пор рукой...
   Я кухне дипломатов не обучен,
   хитрю я, по-народному смеясь,
   что Украина умирает с Кучмой,
   а мы живём, над Ельциным глумясь.
   Но всё уходит в радости историй,
   с тем превращаясь в фарс и анекдоты,
   а мы ещё в трагедии... всё спорим -
   для Президентов снова вводим квоты...
   Но не родить тирана в одиночку,
   нужна для этого безумная страна,
   и вот тогда распустится та почка
   на дереве Кремлёвского Ума.
   Бросает в дрожь меня при мысли этой;
   я запою елейный гимн, сопя;
   трёхколерным наполнится пусть светом
   босая моя русская душа.
  
  
  
   Сент
  
   Пусть бросит меня сын на растерзанье,
   я одиноко плачу о любви;
   как будто вся Россия - для изгнанья,
   не достучаться больше до души.
   А я ведь верил в смысл перерожденцев,
   замотанных на вечные скитанья...
   Мы все сегодня гоним иноверцев
   и произносим горько заклинанья:
   "Узур! Тебе есть место с нами!
   Приди, молись, и мы не пропадём..."
   Нам Вера больше власти с дураками,
   мы им уже анафему поём.
   Вонзись опять мечтаньем упоенных
   не сломленная гордость русских сил,
   чтоб вынести нам на плечах согбенных,
   хоть совесть от утоптанных могил;
   и вырастай на паперти голодной,
   мой неразумный, несмышлёный вор;
   и я украл бы у снегов холодных
   для Патера раскрашенный узор.
   В католицизм не обратить Россию,
   как Ленину бороться с православьем;
   на равных мы встречаем все Мессию -
   Христос владеет подлинным сознаньем.
   А вера разделяется лишь словом
   давно уже неверного стиха;
   без разницы седеющим здесь вдовам:
   каким крестом молиться у Христа.
   Я выручаю Патера речами,
   и я бешусь, на лик его глядя,
   как молятся все разными руками
   и как объединяет нас душа.
   Я не берусь тревожить и злословить
   по поводу вечернего ума,
   но если вы хотите со мной спорить,
   я спорить буду с вами до утра.
   Хоть есть над чем и мне порой смеяться
   и плакать вместе с вами на алтарь,
   но перестал уже я сомневаться:
   по ком сейчас читает пономарь.
   Звонят колокола по нашу душу,
   тревожат всю Россию во хмелю -
   я не хочу (обет я не нарушу),
   но я непрочно на ногах стою.
   Я в искушенье иллюзорных мыслей,
   не давших мне названье на миру;
   и смерть красна сегодня в этом смысле;
   я плавлюсь на обманчивом жиру.
   Топлюсь как сало я на сковородке,
   а черти скачут, полымя гася;
   плясать я начинал в косоворотке,
   над чем смеялась глупая родня...
  
  
  
   Письмо другу 6.
  
   Сашок!
   Брось свою нужду - учить меня. Ты был всегда неправ от своих неразумных мыслей.
   Ты сжёг свою жизнь в ожиданиях.
   Этого ты не понимаешь до сих пор.
   Сколько человеку нужно? Немного: дом... машина... жена и дети.
   Всё, Сашок!
   А мы к чему стремились? К чему стремимся сейчас?
   Жизнь - это великое чудо! Наслаждение! Счастье! Если даже это чей-то эксперимент.
   Господи! Не покинь нас... Мы не знаем своего счастья: мы его ищем и не находим.
   Господи! За что!..
   Не покинь меня, Господи!..
   Не накажи меня, Господи!..
   Я завидую, потому что я хочу жить хорошо... И ты, Сашок, хотел жить, как жили другие, как те, что жили хорошо... и у тебя это всё было...
   Ты спрашиваешь меня: "Станем ли мы жить хорошо..." и отвечаешь: "Нет..."
   Ты пишешь, чтобы жить хорошо, нам нужны амбиции... Ты пишешь, что нужда заставляет человека работать...
   А амбиции?!
   Увы!..
   Мне дальше страшно продолжать этот разговор... Ты ошибся... Это были твои амбиции...
  
  
   Видение 6
  
  
   Сент
  
   Я не хочу здесь вечно быть с тобою,
   ведь я уже наговорился всласть;
   я помашу вам влажною рукою...
   чтоб нам сегодня вместе на пропасть...
   Ударюсь во все тяжкие... потехи,
   перечеркну развёрнутую плоть,
   чтобы рыдать или молиться в смехе...
   или злословье в смехе побороть...
   Вальяжный дух моей Руси угаснет;
   нет мне пределов в собственной груди;
   разложенный пасьянс в крестовой масти,
   чтобы вернуться на своя круги.
   Умерьте пыл, избавьте от насилья
   сегодня вы, в глумлении друзья.
   Не вы ли подрезали мои крылья,
   лохмотьями скрывая стыд, суля
   мне неразменный плод того смиренья,
   вотще ниспровергая гул души,
   чтоб просыпаться с горького похмелья
   и раздражаться горечью в глуши.
   Не будет нам ни совести, ни света,
   а там ещё ведь теплится покой,
   но я не жду теперь уже совета,
   не называюсь правде я слугой.
   Гасите громким смехом мои вздохи,
   хвалите часть моих примет в запас
   за то, что получал от вас я крохи,
   и проливал я пот, как кислый квас.
   И вот уже Узур навстречу мчится;
   мне видятся тлетворные пройдохи;
   но лучше пусть в руке моей синица
   и раболепно почитают снохи.
   Всем вечная тому есть мера мысли;
   я восхваляю парный слог на бис...
   Ах, господа, а разве вы не грызли
   бесшумно совесть перед светлой мисс?!
   А разве вам не снились груди феи? -
   забыв про всё, вы зажимали рот;
   вы чувствовали, как с нею вы немели;
   не зная страха вы искали брод...
   Зачем нужна вам очередь несчастных?
   Зачем вам вопли горьких каторжан?
   Среди людей, бродячих или властных,
   всегда был одинаковым обман.
   Не вспоминайте впрок, а просто разрядитесь,
   глядя на мир поверх своих очков,
   и вы уже легко тогда смиритесь
   без ожиданья позабытых слов...
   Ещё бы раз... я стал бы тогда плутом,
   чтобы проснуться среди наших дур,
   но я не буду подлым и согнутым,
   куда ни гнул бы подленький Узур.
  
  
  
   Узур
  
   Опять ты о своём тревожишь мысли,
   а я давно забыл уже про то;
   тебе легко копаться без корысти,
   чтоб выводить покорное лицо...
   Но не служить мне глупому сомненью,
   я никогда не буду кукловодом,
   я не прощу в задаче озаренья,
   не зная истины... и мучаясь с народом...
   Ведь я пойду, раскрою свои карты,
   на богохульство наложу запрет
   и навсегда закрою те ломбарды,
   где заложить вы можете секрет
   своих безумных мыслей наизнанку...
   Вы навсегда смиритесь с чистотой...
   Я навсегда закончу здесь огранку,
   в трудах у вас, измученной душой...
   А совесть есть! И будет она вечно
   тревожить каждого, и это не забыть,
   хоть жизнь у нас и кажется конечной,
   но каждый начинает снова жить...
   Да, я не тот и тем уже не буду!
   Что из того, что заново твержу?!
   В Аллаха я!.. в Христа!... и верю... в Будду!..
   но душу одинаково несу.
   Душа моя - не истина в огранке,
   а проповедь Великого Творца,
   чтоб не рождались вы и не срамились в банке,
   похожей на аквариум глупца.
   Послушайте меня и не стыдитесь,
   покойные друзья, на свет глядя...
   И вы, поняв, ещё и осрамитесь,
   ведь вами движет горькая судьба...
   Я всем скажу, кто забывает совесть,
   в обход проделав путь себе для лжи, -
   там расцветает с вами подлость вровень
   среди подовых пирожков из ржи...
   Я не учусь быть смелым или умным,
   умение рождается со мной,
   и чтоб владеть мне инструментом струнным,
   душа моя исполнена струной.
   Есть место в ней сей проповеди верной,
   я не забочусь, сам уже глумясь,
   я исполняю гимн своей сиреной,
   плету узор и заплетаю вязь.
   Моим плечам нетрудно нагибаться,
   навьюченным всей мерою добра...
   Я на плечах несу, чтоб наслаждаться,
   чтоб Совестью наполнилась Земля.
   Узур вам будет нужен - не прощаться,
   а набираться силы для ума...
   И если ты готов уже расстаться,
   не оставляешь ты во мне следа...
  
  
  
   Сент
  
   Ты - компеляция своих бездарных мыслей,
   глупец на славу чёрного пиара.
   Не так совсем ложатся твои брызги
   с персоной Vip в смешенье будуара...
   Красивым слогом растекутся судьи,
   а заседателям закрутят парики,
   но бесноватый опускает будни,
   святые мысли в наши нужники.
   Я не сторонник воплей и расстрелов,
   церковных блудней и пращи в запас;
   меня волнуют больше люди в белом,
   чтоб белое зависело от нас...
   Напротив всех пусть Совесть я поставлю,
   ты возродиться сможешь не в пример...
   а диссидентов я теперь отправлю
   в монетный двор или в глухой карьер.
   Там место вам, чтоб поменяться сутью
   благих, святых, исправленных манер;
   я долго ждал и жаждал обмануться,
   чтобы очистить совести удел.
   Да видно рано говорю с тобою,
   напрасно и виню уже себя;
   я ничего, пускай, теперь не стою,
   на это есть наш Высший Судия.
   Доколе нам мечтать о вечной славе,
   чтоб называться совестью пустой?!
   Я пьяным задыхался и стонал в канаве,
   ты в это время бил меня слегой...
   Меня ведут к Христу на покаянье,
   попы на шею вешают мне крест,
   чтоб возвращаться к подлому сознанью,
   чтобы стонать, хвататься за эфес,
   чтоб изрубить здесь мысль своих терзаний
   (обрыдла святорусская мечта),
   чтобы не слышать гул чужих стенаний,
   как Мати мои руки развела...
   Идут колонны на Москву-Столицу
   за Пугачёва душу отдавать,
   а мэр её, Лужков, опять мне снится,
   чтоб памятник Дзержинскому ваять;
   поставьте почести обзорного стыда,
   ведь есть сегодня стыд для посвящённых,
   как было вечным - Горе от Ума
   в России - радость для умалишённых...
   Церковный Благовест без совести напыщен,
   здесь верное служение утрат;
   смотри сегодня на меня, Всевышний!
   Как я молюсь Тебе - Самарский Брат!
   Безумство торжествует не в потехе,
   а оземь падает танцующих огней;
   раз время наступило теперь смеху,
   закройте веки и моих очей!
  
  
  
   Узур
  
   Я к совести тебя, мой друг, зову -
   так раскрываю я секрет полишинеля...
   Быть может глупо с этим хлопочу;
   ... охочусь на тебя за спаниеля.
   К тебе я со словами конфидент:
   отринь свои уставшие десницы,
   тебя крестили ими диссидент;
   теперь ты сам порочишь ими лица.
   Пусть не расправили страницы мои мысли,
   но их немного на полях чудес;
   не высохли вина младого брызги,
   но душу золотит мне чудный крест.
   По ровне я скучаю наизнанку,
   как вепрь в себя вбирает секача,
   как человек ведётся на приманку
   и душит в себе тихо стукача...
   Наполните меня весёлым смехом,
   мои забавные послушные друзья;
   как может совесть быть для нас помехой
   и в новой жизни и среди вранья?
   Ах, "может" - говорите вы, послушник;
   крадёте девственную молодость души;
   как поступает с совестью двурушник,
   как поступают с куклой малыши...
   На то вам есть моих запретов доля,
   нас в вечном хлопотуньи исцелят;
   а я ведь, Сент, пожалуй, в этом слове
   хочу найти спокойный свой обряд.
   Наверно, не удастся, Боже правый...
   А хочется надменных строков власть,
   чтоб не покинул нас рассудок здравый,
   чтобы в безумие безбожное не впасть.
   Моих минорных слов не расхлебаешь,
   образчик неразумных слов в покос;
   когда сегодня честных попрекаешь,
   ты не забудь про гоголевский нос.
   Смирится боль твоей утраты скоро,
   есть мера неразлучного добра...
   Ты говоришь, что умирать не ново, -
   но эту мысль внушает сатана.
   А я настроен не мажорным стилем,
   чтоб возвещать о жизни пересуды...
   Семь футов я желаю вам под килем,
   чтобы от зависти душилися зануды.
   Вперёд... не так, как страшно одночасье,
   а, впрочем, неразменна суть души
   (не задыхаясь в муках своей власти),
   чтоб управлять желанием толпы.
   Отдайте власть тому, кто её может
   сейчас нести для русского ума...
   А подхалимы Президентам множат
   лишь срок на срок сегодня для вранья....
  
  
  
   Сент
  
   Для всех враньё... я тоже это знаю,
   но неверна здесь расстановка сил при мне,
   отца я чту, и мать я вспоминаю...
   гореть всем недоноскам на огне.
   Притворна сеть расставленных стяжательств,
   нет совести ни в ком, кого я знаю;
   придуманы слова, слова ругательств,
   но русский мат я больше понимаю...
   Теперь, наверно, станет уже глупо
   мне говорить, что верил я в любовь;
   когда кричали мы об этом в рупор,
   не различали в жилах эту кровь...
   Придуман и микроб уже нетленный,
   ликуй, молись от СПИДа или вой:
   не видит власть сегодня способ верный,
   чтоб вызвать примирения покой...
   Пекусь я не о совести блаженной,
   ей места нет среди созвучных бурь,
   я отрекаюсь фразою надменной:
   ты в соглядатаи меня здесь не пакуй...
   Желания твои теряют силу,
   а совестью не меряют любовь,
   как тот же голос нас ведёт в могилу:
   "Гробы заранее алкающим готовь..."
   Позорная стезя у смерти линий,
   ей напомажен бритвенный прибор,
   и в приговоре Высшего... повинен
   заведомый и проклятый набор...
   Сечёт нам ровно гильотина шею,
   и петлю мажем воском, а не мылом;
   мы над словами совести не млеем,
   и Лазаря поём все языком постылым:
   берите, брандахлысты, вожжи сплетен,
   чаруйте власть неслыханных воров;
   ведь тот же ум сегодня вас приветил -
   глупейшей нашей жизни подлый кров.
   Елейный слог несмело брадобреи
   испуганно на шее разведут,
   но тёплым словом душу не согреет
   ничтожный и похабный власти кнут.
   И только чиркнет, и завьётся жаром,
   всех нас пугающий, забывчивый урок,
   который ты давал мне больше даром,
   но сам уже отсчитывал мне срок.
   И всех бы так, кто власть свою измерил,
   направить в исправительный котёл,
   чтоб не осталось больше в бренном теле
   души несчастной... Или я - осёл -
   тебе, Узур, здесь уступил бы место,
   чтобы хвалить величие всех дел,
   чтобы мечом ты препоясал чресла,
   чтоб меч твой не тупился, а звенел...
  
  
   Письмо другу 7.
  
  
   Сашок! Я впадаю в новое отчаянье.
   Я не мечтаю о сильной руке. Ты хочешь, чтобы Президентом стал человек, похожий на... Я промолчу - политика... Ты пишешь про голод и любовь, про удовлетворение инстинктов... Они давно стали богатыми людьми.
   Желать... Доказать... Президент... Сильное государство... Великая страна... Амбиции... Безусловно - это умные люди...
   Поднять Россию с колен! И что?! Мы ждём такого Президента?! Сменяемость выборной власти - необходимое условие обеспечения её чистоты! А оговорки, что новый Президент развенчает старого, - это остановит всех от казнокрадства, - излишне!
   Как потом нам говорить о Боге и о Совести! Ты скажешь, я - богохульник! Это неправда! А сноски о Президенте, как о простом человеке, что заставляет его работать... Чушь! От амбиций к Божьему промыслу...
   Даётся от Бога...
   А внизу - амбиции...
   Странно...
   И страшно...
   К сожалению...
   Соединить Божий промысел и Гордыню, Великую Тайну Мастера Света и Провидение...
  
  
   Видение 7
  
  
   Сент
  
   Я немощен... но страждал я во чреве,
   чтобы на притолоке кроить свои модели,
   чтоб мысли, зарождаясь, погибали в гневе,
   а не родившись - медленно горели...
   Во что мне вылить страх моих объятий,
   не знал... и знать я не хотел,
   я слал воспоминания проклятий
   в раскрытый вечный новый передел.
   Мне быть, и вам всем, на дрожжах растущих
   варёного образчика мечты...
   Вам нагибаться и алкать гнетущих,
   как неспособных вырвать из судьбы
   или... небесной алчной тени зла
   ( пугали вы меня и брали снова властью;
   вы шили мне одежду изо льна,
   в которой шёл потом я на причастье
   со всеми вместе, средь толпы людей,
   как будто в помощь засорённой власти,
   которую забил уже пырей );
   и ожидали вы теперь ненастья...
   Но я врастал, врастал среди корений,
   ответственных за поросль для ума,
   и цвёл тогда цветок моих сомнений,
   а мысль мою тревожила тоска...
   Не верил всё равно я в этот плевел,
   не верил ни во что, где прежде жил;
   врастала мысль, и там искал я семя,
   и вновь по узам брака я тужил.
   Враньё - несметное российское отрепье;
   а нужен ли был русский крен души?
   Я, наслаждаясь, будто верю в ветер -
   в сокрытого мошенника глуши...
   Верёвки, петли, кирпичи, обноски...
   Мы вместе создаём здесь русский Храм...
   Чтобы вернуться к Православью... в сноске
   я вам своих глашатаев продам.
   Нет места нам ни в мире, ни у Бога,
   а только лишь томление вдвоём;
   ты мне поможешь болью от народа -
   мы вместе рубль голодному пошлём.
   И не хочу я распрей и сомнений,
   и не хочу я долгого пути...
   Я разделяю всех одним движеньем,
   когда зажгу свечу я от свечи,
   которой очерчу я жизнь неверных
   в отроческом приподнятом туше...
   И понял я, что жизнь бывает скверной,
   несоразмерна подлинность в душе.
   Я вам кричу, что больше я не смею
   смеяться в одиночку над собой...
   Не Патер приводил меня к сомненью,
   а дух святой, помянутый душой!
  
  
  
   Патер
  
   Вход в базилику Рождества Христова я столбил,
   я пил вино из Каны Галилейской...
   И что бы ты сейчас ни говорил,
   не исповедовал хулы я фарисейской...
   Пророчеств и безумств мой разум не родит,
   не требует он мыслей поднадзорных...
   Рука моя с крестом святым спешит,
   чтоб окрестить крестом тебя соборным.
   Всех верою святой я призываю к свету
   и воздаю покойный слог в пример...
   Чтобы была душа твоя отпетой,
   не нужно изменять желанье вер...
   Всем требуется сила для желаний
   и очищенье на святой приход;
   пусть оживает кровью Януарий,
   чтобы у всех растаял в сердце лёд...
   Нетленным словом, Сент, я очищаю
   сегодня всех, кто слышит монолог,
   но я совсем, поверь, не понимаю,
   что большего желать в предтече вод:
   покаяться и покаянно стихнуть,
   умерить злость и пыл своих желаний;
   и ты тогда сумеешь уже крикнуть:
   "Избави, Блаже, от числа страданий!"
   Всегда ли власть повинна в наших муках?
   Но власть всегда наследует порок;
   а, оставаясь с нами на поруках,
   тиран уходит в преисподнюю на срок...
   Великая страда и жажда мести
   нас увлекает слишком далеко;
   и легче вспоминать нам о невесте,
   чем о жене, взрастившей своё зло.
   Вернём потуги горьких излияний,
   а мысли для расстрела на святой манер,
   как мыслями в лучах чужих скрижалей
   ты посвятить любви себя хотел.
   Покаяться не поздно в этом стиле -
   невольный путь любого до суда,
   как не похвально изливаться в мире,
   чтоб воскрешать безумие конца.
   Поверь мне, Сент, я - суть твоих деяний,
   я суть твоих волнений из души,
   но в мыслях твоих горьких излияний
   расходятся бесовские круги...
   Не славь!.. ведь станет ещё больше
   виток порочный у твоей души;
   распорядитель рая плачет горше,
   но ты с меня за это не взыщи.
   Покайся, Сент! В прощенье - твоё время
   неслыханно безумного ума;
   как не родится в зле святое семя,
   в корысти не сбывается мечта!
  
  
  
   Сент
  
   Заткнись, духовно подлый обыватель!
   Любовью ты меня не сокрушишь.
   Лепил меня порочного Создатель;
   своими мыслями ты сам Его хулишь...
   Я вывернусь не наизнанку в поле,
   а выверну лишь рукава назло,
   и если мы померимся здесь в слове,
   то сеешь ты бесплодное зерно...
   На пустоцвет я не гадаю больше...
   Волхвов Долину меряет сатрап...
   Я заплетаю Деве косы толще,
чтобы родился в Вифлееме Брат...
   Нет упырям прохода к нашим святкам,
   попам закрыта лестница с небес,
   и стало в церкви слово жизни мятым
   за то, что целовали с водкой крест!
   Неверных поступь разжигает распри,
   мы тянемся к обличию ума,
   когда казнила нас в зловонной пасти
   холодная у Феликса рука.
   Нам есть чему учиться... чтобы проще
   топтать к Гулагу ноги до крови
   и превратятся кости наши в мощи,
   а кровь уж дохлебают упыри...
   Я ненавижу церковь и по сути...
   за то, что в ней приличие вранья...
   Я, движимый народом к верной смуте,
   не полюблю российского царя...
   И сколько их сегодня поимённо
   сумеем мы на Божий Суд созвать!?
   Скажу я, Патер, больше отвлечённо -
   что церковь не готова понимать...
   А лишь Узур - величье нараспашку -
   пусть явит веру Чурикова дня,
   чтобы излить слезу в его рубашку
   и забывать покойного вождя...
   Не быть мне на распятье для усмешки,
   и в этом моя вечная беда:
   как будто в ожидании и спешке
   живу я, непорочно голося...
   Ему откроюсь, может, неизбежно
   лишь волею порока и ума,
   что мы живём одною все надеждой,
   как не дожить до Судного нам дня.
   Проклятьем мира смазанные губы
   вощат вином порочную кайму,
   чтобы сжигать "горящие в них трубы"
   через слепую сонную хулу.
   Не надо, Патер, ухмыляться ныне,
   напористо тревожа мир с людьми,
   ведь ты уже рождаешь в моём сыне
   тщедушного тирана для семьи...
  
  
  
   Патер
  
   Покайся, Сент, ведь ты ещё способен...
   и вынесешь тяжёлых мук просчёт...
   Ты - человек, и ты уже подобен...
   кто предъявляет жизни новый счёт.
   Ведь есть душа, которой нужен регент,
   чтоб дирижировать хором своих чувств...
   Я понимаю: разум в этом медлит,
   но я срываю слово с твоих уст...
   Здесь промедленье тихого блаженства,
   нахальных слов сжигающий огонь...
   У церкви нету хитрого агентства,
   чтоб уместился пыли толстый слой.
   Вернётся вера в тихом слове лунном
   заплаканных, ревущих вдов теперь,
   и зазвучат, как в лабиринте струнном,
   все покаянные страницы ваших дней.
   Для строк я вам не горожу изнанку;
   святого слова Девы ниспошлю,
   чтобы, заслышав с улицы шарманку,
   служили вы Небесному Царю!
   Как прихоть чисто водится сегодня,
   уже не знаю, как хвалить мне вас,
   но я не принимаю Совесть в сводню,
   чтоб свет её лучины не погас.
   И вы теперь не примеряйте к слову
   моих рассказов лёгкую печаль;
   ты хочешь, Сент, надеть Отца корону!
   Слепец! и мне тебя здесь жаль.
   Ведь сколько раз я говорил, но... втуне,
   мысль пожирая и тревожа слух,
   что ты - податель басней злой фортуне -
   похож с ней на ловца "ждунов" и мух.
   И мне напрасно тешиться куплетом,
   что я исполню роль вам до конца,
   ведь я страдаю от твоих наветов,
   незримо превращаясь в хвастуна.
   Для вас я - верный подданный Величью,
   чтобы служить, грех освещая на Суде.
   Лишь для того я сохранял приличье,
   чтоб ты не сомневался, друг, во мне.
   Теперь мне время - говорить вам строже,
   что кормит тебя хлеб моей души,
   чтоб уложилось на известном ложе
   желание народа... боль глуши...
   Вам сатанинским словом не согреться,
   как не согреться от желанья тьмы;
   от слёз ты можешь в церкви утереться,
   где я избавлю вас от слепоты.
   Узур тебя не выведет из мрака,
   на это я имею вольный смех...
   Сектанты спорят про влиянье мака,
   а я молюсь, чтоб излечить ваш грех...
  
  
  
   Сент
  
   Допью остатки желчи и оцта,
   чтобы охулки на руки не класть...
   Я слышу крики за панелью Бронкса
   и вижу там разинутую пасть;
   вот вам дебелая девица в маске
   на притолоке раскрашенных чудес;
   мне Микеланджело помог увидеть в краске
   для дев умильных роковой насест...
   Во имя сил не видно больше тени
   для посрамленья обречённых дел,
   как отдохнуть стремился я на Сене,
   резвиться с вами среди голых тел.
   Ведь я не мальчик для сопливых нюней;
   уж натерпелся подлого вранья;
   легко я вытру собственные слюни,
   а вас утру за подлые слова.
   Вершится Суд не смыслом одиноких
   моих высоких и слащавых дел;
   любили мы попов когда-то кротких,
   теперь мы любим собственный надел...
   Но где прочесть сегодня в подлых свитках
   то место про занятие чужих,
   или оставить в подлых манускриптах
   не испещрённые страницы... для своих...
   Врата не верят... не пускают тощих...
   закрыт сегодня Божий Суд для всех...
   Лишь потому, что мы готовим мощи,
   России грешной искупая грех...
   Владим Владимыч, я ли вам не ровня,
   чтоб не корить, а потчевать умом!?
   Пускай тревожат слух сегодня хвори,
   надрывным кашлем разрывая дом...
   Не будет ли у русских опять бойни?
   Или другой не знаем мы судьбы?
   Пусть скачут к нам трёхколерные кони
   с экрана в дом для полной чистоты.
   Не церковь нас зовёт к опричной воле,
   а к совести зовёт слепой народ,
   и мы торопимся омыть свои юдоли,
   а от войны крестимся наперёд.
   Теперь похож на Патера я в слове,
   а мне бы гнать давно его уже,
   всё объяснить сумел себе я... кроме
   гадливого порока на душе...
   Я больше не хочу бороться с этим,
   пускай Узур опять хранит меня;
   я не на все вопросы здесь ответил,
   но говорил об этом вам не зря!
  
  
  
   Письмо другу 8.
  
   Сашок! Что это? Одержимость? - мы должны Президенту... Президент должен нам... мы говорим о любви Президента... Президент любит народ... Смешно!
   Любить всех - это всегда смешно. Человек может любить детей... мать... жену... А амбиции! - быть человеком...
   Не надо помыкать мной... Этого не любит никто... Президент - тоже...
   Наши магнаты, если хотят жить в России, должны сохранить страну, чтобы сохранить свой статус. И это, по-моему, понятно всем. Но мы с тобой не успеваем думать об этом. Мы, просто, живём... Ловим рыбу... Хотим сытно есть... Радуемся детям... Твоей - пять... Моему - четырнадцать...
   И нас это радует...
   Любовь будет... и останется...
   Ты веришь этому... и я знаю...
   И я счастлив, Сашок. И я много нового мог бы рассказать тебе о своей любви... Но лучше об этом - в другой раз...
   "Красота спасёт мир".
   Наверное Достоевский думал о красивых женщинах... Сколько в России красивых женщин!.. Поэтому у нас всегда будут паломники, врачи и казнокрады...
   Но Россия выживет и будет великой.
   Верь этому, как верю я, что мы на пути больших перемен к лучшему. Я ожидаю нового просветления в Умах...
  
  
   Видение 8
  
  
   Сент
  
   Я среди париев ищу Тебя сегодня...
   "Доколе, Господи?.." - взываю я в ночи...
   Меня терзает подлинная сводня -
   считать для Вавилона кирпичи.
   Сведи меня ты, сводня, в мрак бесшумный,
   для Откровения воочию прорвись,
   чтоб отрекался ночью я безумной
   и в отреченье возносился ввысь;
   терзал бы меня мрак рукой надменной,
   для Ваала я тени не искал;
   пусть для меня родится уже смена,
   чтоб жизнь свою я горько продолжал.
   И нет ли в том всей мути вожделенья,
   наверно, не узнать мне никогда;
   а в катехизис я вписал сомненья,
   чтобы в Гай-Маркет увести уже себя.
   Читайте для меня вы репарти;
   я душу принесу свою на блюде;
   и всё равно кричите мне: "Влачи!" -
   и бьёте по спине, слепые люди.
   Я Люмпен по природе своих мыслей,
   кем быть, поверьте мне, я не хотел.
   Но я всегда был более капризней
   среди людей, с которыми я пел.
   Их лица были точно из кипсеков,
   но мне судить их право не дано,
   и status quo, наверно, было светом,
   чтобы продолжить это ремесло.
   Я бессребреник по сути своей доли,
   душа моя как чистая доска,
   и берегу я душу не для моли,
   но и не прячусь в подлости ума.
   Проклятье терроризму в русских душах,
   понятием исполненным судьбой,
   а для пиара давят нам на уши,
   что нас разводят жёсткою рукой.
   Вершится время в судьбах Президентов,
   я боль свою вам отдаю, отцы;
   а в морге утопаю средь советов;
   но разве ты, Узур, сильней судьбы!?..
   Всех журналистов с Патерами к стенке,
   пускай они помолятся там вместе...
   Лишь у Него не дрогнули коленки:
   "Норд-Ост" теперь останется на месте.
   Что здесь блажат Узур и Патер в лицах,
   пожалуй, я сегодня не решу.
   Ответ вернётся только в белых птицах.
   Я в первый раз гордился за страну.
   Оставьте нам трагедию на совесть
   (раз время её выбрало здесь нас),
   и пусть объявит Шустер эту новость:
   "Свобода слова нам как Божий глас!"
  
  
  
   ...Сент
  
   Ах, как легко ты верещишь о боли
   (наверно, был таким и твой отец),
   и возишь ты кусочек хлеба в соли,
   всем предвещая роковой конец...
   Чтоб лик наш не размыть скупой слезою,
   ты сохранил безликий талисман,
   ты руку отрубил второй рукою,
   чтоб не молиться на слепой обман...
   Так вы затейливо таскаетесь с уродом,
   как будто им сберечь всё надлежит;
   и расточая басни пред народом,
   надеетесь, что время их простит.
   Но нечем Черномырдину хвалиться,
   что вёл переговоры он взахлёб...
   Да лучше бы, Степаныч, повиниться,
   чтобы уменьшить ржавчины налёт...
   Легко сейчас и говорить о страхе,
   что страх вы испытали наперёд...
   Но плачут предо мной опять монахи,
   что не любил, Степаныч, ты народ...
   Не верю я рассказам ваших дней
   и отрекаюсь от людей во власти...
   И ты меня уж больше не жалей,
   злословлю я о чёрной Белой Касте...
   Смочите губы мне сегодня словом,
   но я уж здесь быстрее разберусь...
   "Норд-Ост" отсчётом станет моим новым
   России грешной за святую Русь!
   Правители остынут в хитрой смуте...
   Буш проследит по карте за "Акулой"...
   Но отзовётся Родина в Калькутте:
   не будем жить под вашим, янки, дулом!
   Мне нелегко вам говорить приметами,
   но хочется беседою взыскать;
   мы трудно расставалися с Советами,
   но разрубить, не значит отрубать
   нам голову у гидры самовластья
   неверных в пересчёт кромешных дней,
   и не хочу сегодня красть я
   мой лозунг незаконченных статей:
   как бродит Призрак подлого злословья...
   как я неверных отдаю в набор...
   Пускай Узур здесь забивает колья,
   а Патер делит наш церковный хор.
   А колья те... - единого обряда,
   что век грядущий Вера озарит;
   и согласится вся со мной плеяда,
   кто в этой пьесе плачет и смешит...
   Нам не стоять, быть может, уже вместе
   за промедленьем краткого пути,
   но вы уже не крикните мне, бестии,
   чтоб с Патером сегодня нам уйти...
  
  
  
   Сент
  
   Да не о том бормочешь ты мне, Сент,
   а я готов уж снова тебя слушать,
   но вера наша - тлеющий момент,
   и хорошо, пока ещё не душит...
   Вот так я отрекаюсь в одночасье,
   чтоб отворить амбар нехитрых мыслей;
   мы отреклись легко от подлой власти,
   когда мы задыхались все в корысти...
   Да, я не тот, кем был в начале спора,
   шумливый мальчик подлых излияний,
   но ты меня тревожишь уже снова,
   что мы с тобой заложники влияний.
   Влиять нам - значит править миром,
   доступно будет церковь разделить,
   где можно сотворить для нас кумира
   и совесть русских заживо сгноить...
   Но я не буду слушать ваших воплей
   и озираться с дикими назад...
   Казалось, в "Бенеморе" мы иссохли,
   чтоб не пройти нам мимо Царских Врат.
   Но я иду, не зная теперь брода,
   крестовым ходом расплетая рок...
   Я вижу боль у русского народа,
   как мы умом не богатеем впрок.
   И хвалится нам власть в предтече смуты,
   наперекор поёт про "русский путь",
   и вяжут нас опять всё те же путы -
   ... величие пытаемся мы гнуть.
   Но бормотанья наши снова плохи,
   как с ними просится наружу сильный крик.
   Россию ели вши, кусали блохи,
   и замедляла бег она на миг;
   потом вздымалась на дыбы на месте
   и разлеталася потешная молва,
   но замесить мы успевали в тесте...
   чтобы пеклась народная хула.
   Потом ни совести, ни веры мы не знали,
   тиранам расчищали длинный путь.
   Но с Золотой Ордою мы снискали -
   святыни Православной жала суть.
   Не помним мы, а много не знаем,
   как мы не знаем веры у других,
   и лишь одно все вместе понимаем,
   когда клянём тиранов мы своих.
   Сейчас я вам сказать хочу лишь к слову,
   что перед вами я опять один,
   и чтоб взглянуть на душу свою снова,
   пусть назовётся мною господин.
   Пусть Патер вопиет уже во страхе,
   раз излеченья мне он не сулит;
   а я с насмешкой растянусь на плахе,
   когда рука его меня казнит!
  
  
  
   ...Сент
  
   Ты врёшь сегодня мне надменным слогом,
   как будто верить должен я тебе:
   но Вера русским выходила боком -
   они хулили Бога на кресте...
   Но Он меня Судом уже не смерит;
   далёкое созвездие в пути;
   ведь Водолей польёт на русский берег;
   чтоб я увидел вас среди межи.
   Осудят Березовского, я знаю;
   так хочется мне верить в этот стыд...
   Я хорошо Россию понимаю -
   что Ельцина судом она простит.
   Но хватит ли на это сил мятежных...
   ведь я не поучаю Президентов;
   но родилась великая надежда,
   что мучает нас червь дотошных Сентов!
   Шестая часть откроет нам эпоху,
   которую прославит её Страж;
   тот говорит об этом сейчас плохо,
   кто увлекает саваном в кураж,
   чтоб выгадать на восемь лет потехи,
   где судьбы наши заменяют лица;
   я допускаю в точностях огрехи,
   в пророчествах не буду я стыдиться...
   И я пришёл, чтоб рассказать об этом,
   и я привёл обидчиков с собой;
   я стал в России больше, чем поэтом;
   в России был уже поэт такой.
   Мне видится - вершится воздаяние...
   тлетворных, но благих уже надежд,
   как веру мы приводим в понукание,
   как тащим совесть русскую на крест...
   Но вы не стойте в очередь за мною
   и не пишите цифры на руке,
   кладите крест вы на себя рукою,
   чтоб епитимью вычеркнуть в судьбе.
   Ведь неделимы мысли русских стонов
   пророчеством столицы на Неве;
   не вынесли от Братца мы укоров,
   как проклял он причастие в вине.
   На исповедь зовёт Россию мука
   в освобожденье пьяного ума;
   как с Верою была у нас разлука,
   так просим мы у Господа слова,
   чтобы вернуться в чистые одежды,
   в Русь Христианскую без пьяного стыда,
   чтоб окрестились русские невежды,
   склонившие Россию до блуда...
   Из северной столицы дуют ветры,
предвижу я Зарницу в смелый час...
   Мы мерим Починка сегодня сметой,
   но просим мы у Господа аванс.
  
  
  
   Сент
  
   Подвергну вас третейскому решенью,
   мои неслыханно порочные друзья;
   поставлю с вами мысли под сомненье,
   где несомненно первым буду я...
   Вам есть над чем злословить и смеяться,
   я с вами различаю этот смех,
   но я хочу не властью наслаждаться,
   а я хочу пропеть Библейский грех.
   Кто может быть судьёй суда судимых?
   Один лишь Бог не ведает греха.
   Мы утопаем все в пороках зримых...
   Что мним незаменимыми себя...
   Хула в нас расцветает вместе с Яхве...
   Лужков клянётся верой пред народом...
   Но закровит у мэра вера в страхе,
   когда петух напомнят ему с Лотом...
   В России больше нету Долгоруких...
   Так быстро захлебнулся русский век...
   Что любим мы здесь снова сухоруких
   и прославляем сталинский забег...
   Мы сами заменить не можем лацкан,
   портных в России не родит земля...
   А дым с болот здесь травит лишь кацапов...
   В Москве нерусским захотел быть я!..
   Мне всё равно, что я не знаю меры,
   злословьем поливаю я друзей,
   лишь оттого, что мы ушли от Веры,
   в антисемитах ищем здесь елей...
   Когда в России солнце в полной лени,
   то иудеев путают с врагами;
   наверно, мы родились в самом деле,
   когда от обрезанья пострадали.
   Движенья рек нам заменяют мысли,
   сейчас их изменить опять хотят;
   голов плешивых моли не погрызли,
   но кожаную кепку пусть съедят...
   Предвижу я третейское решенье,
   а как ему не состояться вновь;
   живём провинциальным прегрешеньем,
   когда Лужкова хвалим за любовь...
   Одна у нас дорога - в Град Престольный -
   работа остаётся у него...
   И хочется мне в драке здесь застольной
   назвать его - евреем - всем назло.
   Но если он поманит меня хлебом,
   я соглашусь на золотой паёк.
   Вот так живём между землёй и небом,
   а крыльями мы машем ниже ног...
  
  
  
   Письмо другу 9.
  
   Сашок! Что стало с нами сегодня?!.. Тупость... Глупость... Бесславие... Как всегда...
   Это будит и тревожит мой разум. Я не знаю сам, что я знаю... Но знаю я точно, что живём мы не так.
   И это было всегда. И это было в России. Когда в одном месте жиреют, то в другом всегда почему-то нищают и голодают. На одном конце умнеют, на другом - глупеют.
   Боль и нищета сотрясают Россию.
   Войны и революции...
   Я хочу узнать тайну мира. Нет - зачем? - тайну России!
   Телеведущий (кажется Якубович) продаёт самолёт...
   А хирург районной больницы жалеет деньги, чтобы купить себе красивый костюм...
   Боже! На что они надеются?! Всё это уже было!.. Вилы... Топоры... Гражданское неповиновение... Потом - затишье... И новые потрясения...бесконечные социальные катаклизмы... Власть рано жиреет, перестаёт думать и работать. Сын нашего мэра учится в Америке; а мой - медалист - не сможет поступить в институт на соседней улице - деньги!.. Боже! Неужели Ты ничего этого не видишь?! Как можно давать власть тому, кто её... Дальше страшно говорить...
   Сашок! Если удастся пережить боль и страдание... я постараюсь быть объективным.. Всегда... Но сейчас меня мучают и одолевают страшные мысли. Может, это псевдодемократия?!..
  
  
   Видение 9
  
   Сент
  
   Ах, Мати, нет для нас покоя:
   я жить здесь не хочу и умирать...
   За Жириновского народу больше втрое,
   чтобы с Явлинским нудно не стонать.
   Не столько ли здесь мир утешный дремлет,
   как сколько с ним я нахватался зла;
   ничтожный мир, он мне уже не внемлет,
   но не прошу я милость у добра.
   И строки закрепляют зло навеки
   и не истлеют мыслью никогда;
   я стоицизма наберусь в Сенеке,
   но не расширюсь в философии ума.
   Ах, Мати, пусть поможет Вера,
   я попрошу об этом Серафима;
   наверно, ты не знала, как сумела...
   и вырастила хищного налима.
   Неверный слог и долгое... в проклятьях
   сегодня отлучаем мы от боли;
   мы вводим Богословье на занятьях,
   чтоб совесть ограничить уже в школе,
   чтоб не растили мы опять тиранов,
   а узурпаторам клеймили сразу лбы;
   но вырастут уже на тех обманах
   лишь новые старатели хулы.
  
  
  
   Мати
  
   Я вижу, сын, в твоих сомненьях страхи.
   Как не водиться страхам в этот час!
   Тревожились не зря всегда монахи,
   что Люцифер вас с юных лет всех пас...
   Взрастить мне сына, не было упрёком,
   мне ли не знать конечный миг судьбы,
   что Апокалипсис привиделся пророкам,
   Армагеддон - лишь город для хулы.
   Мираж надводных сил и расстояний,
   а космонавтам - голоса веков,
   и слышатся нам звуки подаяний
   глашатаев развёрнутых миров.
   Мои сыны, Земли бесчеловечной!
   на узурпированных просторах чистоты!
   Остановитесь силою Предтечи! -
   Кронштадтского пророчеством души...
   Явление креста - знаменье силы...
   Мессия русского Царя не подаёт...
   А мёртвые не встанут из могилы,
   их дух из Интернета к вам придёт...
   Ведь Божий Суд не смерть несёт повинным,
   а тайну совести разложит наперёд...
   И, возрождаясь в новом свете дивном,
   наступит Откровения черёд...
  
  
  
   Сент
  
   Я Откровеньем Богослова не исправлюсь,
   я снова буду думать о деньгах;
   я чаще сам себе уже не нравлюсь,
   и плачу, Мати, на твоих руках.
   Прости мне стоны душ не испещрённых...
   Прости мне волю подлого ума...
   Я насмехаюсь счастьем посвящённых;
   всех осмеял, но только не себя.
   Пожалуй, мне просить прощенья надо,
   но я никак не оглашу Завет...
   За Путиным стоит сейчас плеяда,
   за Жириновским брезжит нервный свет!
   Хочу набраться сдержанности высшей,
   у Президента научиться ждать;
   ведь совесть русским выдавали свыше! -
   заставьте вы Россию уважать!..
   Вернуться в Веру - путь для посвящённых
   (наверно, я хотел сейчас сказать),
   но стало искушеньем для крещёных -
   портфели стали в Думе покупать...
   Я удержать хочу всех в слове честном;
   а нужно ли нам веру здесь менять?
   Я говорю сегодня повсеместно -
   настало время душу отмывать!
   ...Поверить в темперамент "жириновцев",
   соединить с волненьем их надежд,
   чтоб бить сегодня морды "баркашовцам",
   чтобы не ждать волны других невежд!
  
   Мати
  
   Я вам опять сейчас напоминаю:
   вы только в озлобленье впали вновь!..
   За вас я не одна уже страдаю...
   Из глаз икон сочится моя кровь...
   Не сохнет боль, как сотканная лужа,
   бравируя в бравурном марше бредней...
   Что Совести не Патер нашей нужен...
   Что я тону в разливе бурных сплетен...
   Хочу я быть сегодня правым сердцем,
   раз левое - ты носишь уже сам.
   Со мною ты не станешь иноверцем;
   не нужен Патер нашим сыновьям.
   Узур теперь в наличие пороку
   несёт великое прозрение умов...
   С какого, ты скажи мне, Патер боку
   в России Православной ищет кров!?
   Брахман мне ближе воплей иезуитов;
   безверие и в Вере точит дни;
   Иисус сейчас - в пропавших манускриптах,
   а Магомет - в знамении Луны.
   А мать - всегда исток волнений кровных...
   делимой веры вековых начал...
   Зачем ты поклонялся вере спорной,
   раз Бог единый Душу создавал!?
   Разгоним тучи и порок неверных,
   здесь правы те, чья Вера нас целит;
   чтобы не знать нам совести согбенных,
   пусть слово материнское живит...
  
  
  
   Сент
  
   Враньё и враки снова вместе с нами...
   Опять Россия в горе без ума...
   И чаще мы воюем с дураками -
   нам не хватает русского кнута.
   Ведь партбилет нам был когда-то верой,
   теперь знаменье золотых крестов...
   Владимир Вольфович! Трубите вы сиреной
   и тоните в разливе своих слов...
   Трясут Россию стаи хороводы,
   насмешки не распахнутых обрядов...
   Как вера преломляется для моды,
   а к выборам готовятся наряды...
   Власть - испытанье подлых... как занятье...
   Убрать лишь нужно золотой паёк...
   Премьер и Ноздратенко стали братьями,
   назвался братом пескарю хорёк...
   Хочу я, Мати, верить в эти страхи,
   какие снятся русскому царьку -
   что рубят ему голову на плахе -
   а я виденье это воспою...
   Воспоминания у русского народа тирании
   пусть вменятся Премьерам всем в нужду...
   Ах, право, Мати, вижу я Мессию,
   который плачет в мраморном гробу...
  
  
  
   Мати
  
   Мой труд сегодня воспевает силы,
   которые ведут нас к вящей вере,
   чтоб источать добро не из могилы,
   а чтоб добреть душой на самом деле.
   Вам, сыновья, дарю я мир желаний -
   не вычерпать и не измерить словом;
   всех утешают лики изваяний,
   что оживают здесь в Завете Новом!
   Моё желанье будет вам заботой
   тревожиться за мирный труд опять,
   чтоб обливаться на работе потом,
   чтобы трудиться в жизни веселясь...
   Лишь только труд вас приведёт к началу,
   который был забыт сегодня вновь.
   И матерью я вашей снова стану,
   чтоб огласить великую Любовь.
   А защищать меня и Родину-Россию
   здесь в новом свете русским надлежит;
   так в каждом сыне вижу я Мессию,
   как каждого добро моё поит!
   Поверьте, дети... Вам ли не понятны
   мои слова... а в них великий жест...
   Вы - Агнецы, а для меня - ягнята,
   несу я указующий вам перст;
   "Прощайте всех за то, что я прощала,
   и уповайте на Отца в себе!
   А если я вас сердцем воспитала,
   то наш Отец простит вас на Суде!"
  
  
  
   Сент
  
   Не изменить мне сил и расстояний,
   слова теперь легли на белый лист,
   и снова я политиков мараю,
   А Путину пою опять акафист...
   Не буду, Мати, раскрывать объятий,
   но не сдержать мне стонов прежних лет,
   и вместо предисловия в проклятье
   уносит меня праздности обет.
   Я поминаю власть тиранов... всуе,
   я поминаю их словами зла;
   а сам ведь я за почести торгуюсь,
   у Президента клянчу ордена...
   Придумали для Брежнева распятье -
   и для груди широкой вшили крест;
   но занятый сейчас опять проклятьем,
   взобрался вместе с ним я на насест.
   Всех перечислить - есть ли исцеленье?!
   Не исцелить Россию кулаками...
   Я лишь хочу представить на мгновенье,
   как лучше мне признаться своей маме:
   "На югославах отыгрались янки?!..
   А за Ирак торгуемся назло?!.."
   Напомнить бы про русские тачанки
   и кукиш положить им на плечо -
   мол, выкуси, насилующая стая -
   на позолоту вешаешь лапшу;
   я с Ходорковским нефть не разливаю,
   косой для вас "капусту" не кошу.
  
  
  
   Мати
  
   Не будет меры чище, чем у Бога;
   нас родословная дорога примирит;
   но помни, сын, владеет теми мода,
   кто в церкви в исступлении сопит...
   Пускай придётся снова здесь украсить
   благих надежд мой неразрывный слог,
   но я не унижаюсь перед властью,
   чтобы просить за страждущий народ.
   Пойдите все в целители согбенных
   и протяните им мою ладонь,
   а если вы живёте средь неверных,
   я принесу живительный огонь...
   Сегодня, сыновья моей эпохи,
   я вам хочу сказать про чудный миг;
   меня здесь восхищают ваши вздохи,
   упавшие с груди в надрывный крик...
   С полей войны вернём вас через раны,
   начислим узурпаторам вину;
   волнуют русский мир опять тираны
   и вопли, превращённые в хулу.
   Хочу поверить, дети, в мир потешный,
   что он дозреет вашими делами;
   но говорит о мире чаще грешный
   и делит его снова кулаками...
  
  
  
   Сент
  
   Ах, Мати, всё я понимаю:
   и Трою, и Троянского коня;
   и если Буш здесь обратится к раю,
наверно, я заплачу про себя...
   Как трудно быть сегодня с ними первыми,
   французы с немцами нам замыкают круг.
   Но знают русских больше они "белыми",
   а мысль свою для "красных" опять трут...
   Я вместе с вами, наши узурпаторы,
   в тот миг, когда Россия на юру;
   пути сегодня нет у нас обратно,
   ведь мы упёрлись взглядом в сатану.
   Я каюсь, Мати, непрерывным смехом,
   а ты мне помоги не зарыдать...
   Мы мерили Христа по русским вехам,
   чтобы умом Давидовым начать...
   Начать кричать на полустанках ветхих
   Евангельских страниц святой запрет,
   чтоб выбрать нам политиков здесь крепких,
   кто нам зажечь сумеет Русский Свет!
   Я не прошу у Путина регалий.
   Завёрнут я в холщовые труды.
   Но часто мы в Россию допускали -
   и облик... и явленье сатаны...
   Теперь покаялись и снова присмирели,
   а воровством измазались уж вновь,
   и снова мы хомут надеть сумели
   России Православной за Любовь!
  
  
  
   Мати
  
   Покайтесь, Дети, уже в новом свете,
   Джордж Буш и Тони Блэр... за Ирак,
   пусть наша дружба неразрывно крепнет,
   разжат Саддама маленький кулак.
   Какая боль на сердце материнском? -
   Чтоб не делить вам радость со слугой...
   Заплачу я с Мадонною Сикстинской -
   вас защитить хочу её душой...
   Все - дети мне - кто думает о счастье,
   что меряется мерою добра;
   питался подлый бес Лесажев властью,
   что измерялась волею блуда...
   Не матерям в политиках копаться,
   и, верно, мне политиком не стать,
   а боль моя тревожится за Братство,
   как плачет за Россию Божья Мать.
   Здесь женщины в политике - для моды -
   не разделяют с Матерью добра;
   как избран Путин волею народа...
   Но кто же станет Совестью Ума?!
   Простите мне мой неразумный посох,
   опять в России матери вопят;
   боюсь, что ошибусь в "единороссах" -
   сегодня слёзы Веры нас слепят!
   Скажите нам, Грызлов, на самом деле,
   когда поднять мне красные глаза?!
   Не дай нам, Бог, чтоб вы с Шойгу сгорели!
   С кого спросить за сыновей тогда?!
  
  
  
   Письмо другу 10.
  
   Мне есть о чём думать, Сашок, - только и всего. Хотелось бы, чтобы я мог что-то изменить... Может, попросить у Президента должность?..
   Господи! А ведь я подумал об этом... Как тупо и просто решаем свои проблемы - доходное место!... Сотни лет попрошайничаем... Смеёмся... Насмехаемся...Отдаём ум в рассрочку...
   Ничего не прибавляется ни в совести, ни в сознании... Не научились жить сами и не научили других.
   Философия нашего разума не осознаёт: "Возлюби ближнего как самого себя!" Вот что нужно менять!
   Поколения молодых раздирают Россию на куски. Из года в год, из десятилетия в десятилетие, из века в век повторяется одно и то же...
   Разве в России нельзя жить по-другому?!.. Ты спрашиваешь меня:
  -- Кто это должен сделать?!
  -- Президент!! Его ум! Честь! И Совесть!
   Остановить безумный хаос и беспредел... Научить жить иначе...
   Слишком коротка человеческая жизнь. Простой человек за семьдесят лет среднестатистического пребывания на Земле не может понять и уразуметь, что любой грех приводит к возмездию. Нищие умом и духом мы от короткой и бедной жизни. Президенты могут изменить мир. Истинно думаю и говорю об этом.
  
  
  
  
  
  
   Видение 10
  
  
   Сент
  
   Пусть так... Останется всё втуне,
   напрасными посулами судьбы.
   Поверьте мне, что я не буду в Думе;
   я не измажу вам воротники...
   А если я измажусь... только мыслью,
   когда мечтаю я про чёрный джип...
   Я не возглавлю ни одну комиссию,
   не закажу для выборов я клип:
   как я спасу Россию от блуда,
   как вытру я следы кровавых дней,
   что воровать не буду никогда,
   кто истинный сегодня Назорей...
   Природа сил моих не отменяет муки,
   расписан день и в нём печать ночи;
   пусть не ползут безудержные слухи,
   что мой талант отрубят палачи...
   Теряя голову, не плачут по бровям,
   что не одно и то же в параллели...
   Я продаю талант не палачам,
   а я увидел Совесть в новой келье...
   Сегодня её ступою толкут...
   Всё для того, чтоб снова мы ослепли;
   секретной службы не убитый спрут
   впускает те же пуговицы в петли...
   "Ведь ворон ворона клюёт при жизни мёртвого", -
   так я хочу сказать про вещий сон...
   Я сел на калача сегодня тёртого -
   не пожалею здесь красивых слов...
   Кому нужна охота моей страсти?
   Я верно понимаю страхи здесь...
   Трусливо Ельцин уходил из Власти!
   Мы хитро приготовим ему месть...
   Не станет хоронить Россия жребий,
   который льётся, словно сладкий пунш...
   А разбираясь в мыслях средь отрепьев,
   мы видим лики в отраженьях луж...
   Я не боюсь закрыть глаза и вспомнить
   (кому-то это тягость или ... мрак),
   но десять лет прошли, и мы хотим напомнить,
   как развивался "павловский" бардак.
   А, может, ни к чему?.. зачем? - не знаю,
   прощать ведь нужно - заповедь Христа;
   а я опять политиков мараю
   и брызгаю слюною болтуна.
   А внучка Горбачёва стала взрослой...
   Наш мир меняется быстрей, чем день расправы;
   в год выборный - он будет високосный -
   я не хочу заложником быть раны,
   рубцом она на сердце моём стала,
   и сердце оттого сильней болит,
   но если вам свидетельств этих мало,
   я перед вами - честный инвалид!
  
  
  
   Узур
  
   Ох, браво, Сент... Ну как ты замурлыкал...
   Подвижник страсти, совести, ума,
   совсем недавно ты с Рыжковым хныкал,
   в слезах солёных омывал тунца.
   Безумные слова с печалью в радость,
   ты держишь путь к тревожному обряду,
   спешишь и совершаешь гадость -
   смеёшься с Галкиным ты надо всеми кряду...
   Мальчишка... баловень судьбы...
   Хитрец... шельмец непосвящённым,
   достойный плут в руках у сатаны,
   вниманьем Примадонны развращённый.
   Уж где тебе тягаться с этим другом -
   нахальный выскочка без меры и ума...
   Но Путин наш не радуется слугам,
   кто раздувает муху до слона.
   Лихой болтун для наших голодранцев;
   он Жириновского терзает на паях;
   профукали Аляску чужестранцам,
   как продаём мы душу на сносях...
   Владимир Вольфович - я не пою вам славу,
   но рот строкой хочу закрыть Максиму:
   мальчишка служит русскому тирану,
   а грязь его бросает вам на спину.
   Вот так ведь, Сент, ты мне хотел сказать? -
   а я уже опередил тебя;
   настало время (каждый должен знать),
   что Совесть - для величия Добра!
   Уж не кричать мне больше слов печальных;
   нам надоел всем роковой обман;
   а если проповедь моя была нахальной,
   ты не взыщи - я рассчитаюсь сам...
   А если нет... иди и исповедуй,
   кто для России - поп, а кто - отец.
   Но помни, Сент, и только то наследуй,
   что Совесть говорит тебе: "Слепец!
   Уж нет в тебе спешащего каюра!
   Я вижу длинных строк тревожный миг,
   как велика Россия от Амура,
   и так тревожно раздаётся крик!"
   Обвешаны мы совестью несчастных,
   отрыгиваем кур окороками;
   мы ожидаем перемен негласных
   и покупаем совесть голосами...
   И что я снова говорю за вас,
   мне надоело быть здесь человеком;
   пусть Патер издаёт опять Указ,
   чтоб вскрыл меня ты завтра с первым светом.
   Я сам уже жить с вами не хочу,
   тебе подумать тоже стоит вкупе:
   что, если я сегодня замолчу,
   нам вместе плавать сваренными в супе...
  
  
  
   Сент
  
   Да нет, Узур, ты путаешься с нами
   и набиваешь ножкой Буша чрево;
   нам легче здесь смешаться с дураками
   или уйти от жизни снова влево...
   А что не так? пусть будет всё как было,
   присутствующих здесь не различить;
   мы убивали Совесть и варили мыло,
   и с культом личности умели ловко жить.
   Пусть тащат теперь влево или вправо
   (мне всё равно - я, видно, не созрел),
   сегодня есть и лидер и... охрана,
   и дверь открыта мне в ЛДПР.
   А что Узур? - тревога грустной мысли
   покоя не даёт уместно жить,
   чтоб обратиться снова с этим к гризли,
   мне нужно руку с козырьком сложить:
   товарищ Генерал, оставьте мне свободу!..
   Но стал Васильев больше по нутру!
   Ах, господа, а сколько ведь народу
   опять обманут в выборном году.
   Владим Владимыч, разве вам невидно:
   партийцы без стыда заигрывают в лад;
   и мне опять становится "завидно"
   тому, что я неполный "демократ"!
   ...Артисты безголосые закружат,
   а голосистых Шпигель купит вновь;
   и тычутся медведи в свою лужу,
   а Уссурийский тигр не лижет вонь!
   И я не дамся, чтобы стать мне битым;
   мне надоело потчевать вас мыслью:
   не для того родился я пиитом,
   чтобы Министры шею мою грызли.
   Вот вам пример подённых сказок в деле,
   наверно, для острогов - новый флаг,
   но сохранит Россия Совесть в теле
   и распластает душу на барак.
   Отныне я хочу быть в новом теле
   воспетых слов и вековых начал...
   Поверьте мне - ведь я, на самом деле,
   сегодня к бунту вас не призывал.
   Я воспарил у Патера над словом,
   а броским кличем жизнь здесь озарил;
   не стал, Узур, ты новым мне укором
   за то, что я здесь Путина хвалил.
   Опять Россия мечется в проклятьях,
   надменно расстилая путь речам;
   Посланье задохнулось на распятье
   безгрешною виною палачам...
   Но кто вы, палачи, сегодня в вере?
   Тщедушье православных... мусульман...
   Весёлый Буш один сейчас "уверен"...
   А слово отдаю я снова вам,
   тому, кто верит в Возрождение России,
   кто не стыдится взгляда с паранджой;
   наверняка сегодня я осилю...
   чтобы не стать Третейским вам судьёй...
  
  
  
  
  
   Узур
  
   Враньё твоё я слышал уже прежде
   (чиновник не живёт без лизоблюдства),
   увидев многих в новенькой одежде,
   я не избавился от прежнего здесь чувства...
   Тиранам вы соединили души,
   космополитов затоптали след;
   наверно, вам послушать будет нужно -
   как диссонирует российский человек...
   И разговоры с ним о тётушках в накидках,
   несущих нам церковный хор души,
   я прежде не любил и даже в списках
   не верил, а стонал: "О, Господи! Прости!.."
   Как верно то, что мы ещё не знаем,
   и есть, пожалуй, сизый мрак у Врат...
   Как часто мы Россию осуждаем!..
   Но с Лениным пришёл Великий Брат!
   Тиран уснул в гробнице вечным страхом,
   а весть о Братце Мир разносит сам;
   я знаю, Сент, не станешь ты монахом,
   но ты родился гением к устам,
   которые расскажут нам о Братстве,
   о Совести, о Боге, о Душе... Нет!
   Встань, чтобы со мной поклясться
   и дать сегодня праведный обет!
   Ты будешь обещать, что лгать не станешь!
   Ты будешь жить в Любви! У злых людей
   креститься среди партий перестанешь!
   Ты вспомнишь, кто такой был Назорей!
   Ты будешь вечно воспалять в сознанье славу
   тому, кто называет жизнь мечтой;
   и, взвесив трезвую корону... и отраву,
   предстанешь перед Совестью слугой!..
   Антихристы покинут жизнь... Лукавых
   озарит наш свет прощальных дней;
   я стану снова равный среди равных -
   ведь Братец Иоанн - мой Назорей!
   Вершится время. Сил моих не жалко.
   Я отдаю свой верный слог стихов.
   Я сердце отдаю своё как Данко,
   а мысли - в отрезвление умов.
   Всё скоро станет в мире по-иному!
   Святой Пророк Россию освятил!
   Отец Духовный в Питере по слову -
   Евангельскому слову - нас крестил!
   Сердоба - его дом в России Вещей!
   Пока весь Мир не знает эту сень...
   Я слишком тихо говорил... но если
   вслушаться, то вслушайся, Сентэй:
   минуло время от Христа минутой,
   воры лукаво с Православием сжились;
   не зарождай в России новой смуты,
   чтоб извести воров и пьяниц, - помолись!
  
  
  
   Сент
  
   Вора и пьяницы - в России две судьбы;
   "дороги с дураками" - метафора сквозная...
   Но как легко поверить в эти сны
   и строить жизнь, легонько уступая
   тому, с кем вместе строили дороги;
   на посмеянье выстроили БАМ...
   Ты мне скажи, пока не сбились ноги,
   как отрубить нам головы ворам?..
   А может, всех их в каторжные вожжи
   (запрячь Лужкова, Собчака и Каца)?
   Чтобы остыли у красавиц ложи,
   а я б послушал у тебя за Братца...
   А, впрочем, Собчака уж с нами нет,
   они ведь стали умирать в изгнанье...
   А я бы всех их пригласил на свет,
   чтоб вместе к нам вернулось поминанье:
   мол, судим мы в Буданове свой стыд,
   вернись мираж у власти посвящённым
   (с отцом Кунгаевой рыдаю я навзрыд),
   а вор опять становится крещёным!
   Спасителю Христу возводим Храмы...
   Нищают школы... детские сады...
   Мэр не жалеет денег для охраны -
   халдей в руках у собственной беды...
   Пусть Магадан невзгоды размножает,
   сам губернатор пал, для своры вящей
   важности почил умом, в умах и почивает
   с улыбкой вора на лице скорбящем!
   Я неразумно здесь об этом начал,
   Доренко уже выполнил заказ...
   Прости, Серёжа, ты играл на скачках,
   а боль моя сейчас не напоказ.
   Склоню я перед Совестью погоны:
   Колесников, вы честный генерал!
   Но слишком мелкие рубли Скуратова в притонах,
   чтоб громко пел для Ельцина хорал.
   Я не хочу здесь знать позора власти,
   трагедий завершая подлый счёт;
   а чтобы я хотел здесь и украсть бы,
   скажу для всех: у Родины просчёт!
   Был Президент у нас пройдоха пьяный,
   мы дали власть запойному слуге...
   Владим Владимыч! вы политик рьяный,
   но послабленье дали сатане,
   раз Черномырдин кормится у власти,
   а Бородин за Лукашенко подаёт...
   Простите, Господа, не вынести напасти,
   финал такой трагедии грядёт!
   Я не хочу, Узур, нравоучений чаще
   не слышать, не писать их для других;
   я устаю от Совести урчащей,
   мне Патер ближе окриков твоих.
  
  
  
  
   Письмо другу 11.
  
   Сашок! Я не стану тем человеком, который знает или мог бы знать всё. Ты не будешь тем человеком, который смог бы мне подсказать. Но ты стал тем человеком, который выслушает меня до конца.
   Есть - наша - у нас с тобой правда. Есть правда среднего класса, которому не нужны революции.
   Но когда у нас будет этот средний класс?! Ведь сейчас все русские хотят быть первыми. Это менталитет нации... Хорошо... Но до каких пор они будут убивать друг друга?! Ведь никогда мы не смиримся, что Новую Россию поделили правильно. Мы никогда не забудем позора Ваучера. Мы никогда не перестанем удручаться о газе и о нефти в Новой России!
   Боже! Дай мне сил - встретиться с Тобой разутым...
   Глумливая, беснующаяся и погибающая Россия... Неужели мы ждём, когда нашим ядерным оружием завладеют бежавшие от нас диссиденты!?.. Они построили Великую Страну... Вы хотите этого, толстосумы и олигархи? Вы, поправшие законы?... Если - нет... Почему вам не начать жить иначе - по-новому!?... Возлюбленные! Да возьмитесь за руки и накормите себя и ближнего. Подарите радость и свет чарующего Слова. Слово - великое и живое!.. И станьте вместе счастливыми и богатыми. И будет вам мир вечно и во веки веков! Аминь!
  
   Видение 11
  
  
   Сент
  
   Довольно, Господа... Сегодня скупо
   я расскажу опять про русский сон:
   как вы тихонько шепчете на ухо
   и пишете нам заново закон...
   Переиначите вы Конституцию за ночь...
   А срок для Президента - это мелочь...
   родится сын у Девы или дочь -
   ведь всё равно... крестит рукою Светоч
   той мысли, я которую проверю,
   когда меня разбудит детский крик,
   когда от власти снова осовею,
   и пристыдит нас чистый Девы лик...
   Ну кто же ты сегодня, Ваня русский?!..
   Уж Пол Маккартни постарел со мной...
   Напомнил мне метеорит Тунгусский
   когда-то до Сибири путь зимой...
   Прошу вас, господа, вы не сажайте -
   я не Лимонов... с локоном в мешке,
   как Братца в Суздаль-крепость не ссылайте
   и не сулите горя в маяте...
   Я маюсь с вами, гости дорогие!
   В России накрываю пышный стол,
   чтоб перебрать подарки вам сухие,
   я ездил с вами в Питер на фурор...
   Мы триста лет хороним и ласкаем
   мятежный русский дух наперебой...
   Но почему так быстро забываем,
   что срок в провинции у нас уже другой.
   Мы этот путь давно прошли в лаптях,
   стоим сейчас под стенами Кремля,
   а вы поёте там и пляшете в носках...
   Клондайком стала грешная Чечня!
   Довольно же, Владим Владимыч, смеху!
   Зачем в России пыль мести сиренью?
   Потёмкина деревни на потеху
   мы выставляем с русской хитрой ленью.
   Не лучше ли забиться в дальний угол,
   чтобы ковать орала и ковать мечи?!..
   Тогда ведь только нас они полюбят,
   когда научимся мы печь здесь куличи,
   когда мы испечём кулич Пасхальной Правды,
   наш водонос умоет лик лица,
   а валаамова ослица, отойдя от халды,
   произнесёт молитву для Отца!
   ...Я вас боюсь и ползаю на брюхе,
   сухою ложкой раздираю рот;
   я мыслить буду стариком в прорухе,
   бежавший из романа - идиот...
   Но не агностик я, не друг Гайдару,
   и я вопил и возвещал вам сон:
   позор Чубайса виден по карману,
   Гайдар продвинут дедом и отцом.
  
  
  
   Патер
  
   Сегодня ты за всех ответить хочешь?
   Ты русских просветишь? Прольёшь им свет?
   Боюсь я, Сент, что ты всего лишь скотчем
   залепишь рот и замолчишь ответ.
   А он ведь здесь... ты тоже знаешь это,
   что Бог наш никуда не уходил,
   и мне понятно по твоим наветам -
   ты за кого у Бога здесь просил.
   Вся мука христианская вещает,
   чтоб Дом Российский был сегодня свят;
   вся наша паства всех вас принимает:
   они ваш перст с молитвою скрепят...
   Не нужно нам делить своих Пророков,
   на Николае Чудотворце рвать хитон;
   всё человечество выносит боль уроков,
   как молнии сверкали и увечил гром;
   для инквизиции потраченные слухи
   пусть никогда не взбесят мир потешный...
   Я не обидел в жизни даже мухи,
   хотя, как все, я в мыслях тоже грешный...
   Но я утешить мог себя словами,
   молитвой потаённой в тихий час.
   Любите мир сегодня со слезами,
   чтобы Спаситель душу нашу спас!
   И в этом, Сент, я вижу, моя доля,
   как утешать и призывать к Отцу,
   чтоб даже ухом чуять запах моря,
   душою красить образы в миру...
   Наверно, я сказал, как говорят поэты,
   как можно говорить в свободный час...
   Не знал и знать не буду сметы
   я у Любви - огонь её не гас!
   В вас нету Веры... не созрела Правда,
   вы снова доверяетесь уму,
   но нету у сутаны хитрой фалды,
   чтоб развести мне быстро суету.
   Сегодня мир вернулся в дом потешный,
   здесь много горя выпало нам всем,
   я помогу вам мыслию сердечной
   забыть коммунистический гарем.
   Вы Папу не пускаете и к мессе,
   пока в России вам её не спеть,
   как на венчанье говорить невесте,
   что вы хотели честь её сберечь...
   Пусть Православье соберётся к миске,
   церковным страхом наполняя день;
   католики сегодня в чёрном списке,
   и стыд блуда их соберёт под сень...
   А вам молиться лучше теперь дома,
   с тем не взирая на церковный грех,
   вернётся пониманье христианам снова,
   что таинство молитвы не для всех:
   молитва успокоит вашу душу,
   нравоучения поправят ложа суть -
   а я закон религий не нарушил,
   когда зову людей на божий путь.
  
  
  
   Сент
  
   Я в Вырицу сбегу и там останусь;
   жену пусть забавляет лунный свет;
   как много сил в России через рану
   святой водой вливалось сквозь запрет...
   Мы захотели изменить науку -
   на выборах Советов заменили ген...
   С любовью жали все Генсеку руку,
   чтоб объявить Вавилову расстрел...
   Но суть природная нас после снова душит,
   и мы провозглашаем путь к мощам,
   а совесть наша разум подлый сушит
   и отправляет мысли к праотцам.
   Грозят нам раэлиты громким шумом,
   что мы увидим новый клон Христа...
   Я ж обращаюсь сразу ко всем Думам,
   пусть для начала справится слуга.
   Кого назначим - изберём из лучших,
   ведь есть тревожный путь у нас у всех.
   И чтобы мой вопрос тебя не мучил,
   скажи мне, Патер, про последний грех:
   что Ельцина в Преемнике тревожит?
   Что оборвал Преемник путь для зла!
   А если ты помочь нам хочешь тоже,
   то выпроси ты гнева у Творца.
   И, если Ему всё в миру возможно,
   пускай Он развенчает этот путь...
   Я понимаю, Патер, жить вам должно:
   не управлять политикой... а дуть...
   Но неизменный путь поможет нищим,
   им разыскать тревожный миг конца.
   Мне жаль, что дети были пищей
   геенны огненной Кремлёвского Дворца...
   Для нас есть блуд - движенье подлых членов:
   руки, ноги и светского ума...
   Как выбирала среди яблок прелых -
   детей Царей - казнившая рука.
   Царю не нужен похоронов Шум,
   где Ельцин прославляется попойкой;
   народ клевал на Горбачёва Бум,
   а Рейган усмехался перестройкой.
   Так два плута терзали души многих,
   на беловежских лицах мерили казну...
   Раввинов проклинали мы убогих...
   Теперь клянём мы русскую чету...
   В России стали Выборы в чахотке,
   куда уносит жизни русский сель...
   Пускай Узур вернётся средством рвотным,
   а Патер осветит чужих постель...
   Блуд у политиков сегодня столь же верный,
   похож он на позор моих блудов...
   Чтобы не знать мне правды застарелой,
   верните силу Полевых Судов!
  
  
  
  
  
   Патер
  
   Ты задыхаешься не в чаяньях народа,
   себя ты не готовишь для Суда...
   Ты называешь имена уродов!
   Зачем ты просишь гнева у Творца?!
   Уж если ты познал устройство мира,
   то распиши его на белый лист.
   Как вижу, нет в душе твоей кумира,
   и был условным Братцу твой акафист...
   Ну хорошо... пора уже подумать
   и путь сегодня проложить во власть...
   Легко усвоив, где ты можешь плюнуть,
   талантливо научишься ты красть.
   А Вера входит медленно словами;
   веди себя ты к светлой полынье;
   и, если не измажешься дарами,
   научишься ходить ты по воде...
   Вот путь Христа от боли к просветленью!
   В ХХ веке он служил в России!
   Наверно, я в гробу уже истлею,
   когда признают Русского Мессию!
   Поверь мне, Сент, я буду рад и после
   по-новому увидеть здесь Эдем,
   чтобы всплакнуть на стареньком погосте
   и рассказать о радости там всем.
   "Помилуй, Боже, мя... Ты возликуя..."
   Кому я отдаю... и отхожу от дел...
   Но не забуду... здесь же памятуя:
   согрелся я, когда других согрел!
   Возьмёшь ты на себя, груз узаконив,
   лишь доброе величие в слуге,
   и ты поймёшь: с тобой я не был склонен
   принять добро знамением в судьбе.
   Пусть зло твоё не станет новой притчей
   и не оставит пену на губах,
   и я тебе признаюсь уже лично,
   кто был в России скользкий вертопрах...
   Неси его... и чтоб не уронить -
   безликий труд позорного глупца -
   тебе сейчас хочу я подарить
   с желаньем добрым голос из ларца.
   Возьми его... ты будешь уже скоро
   с ним говорить и мудро людям петь.
   А платье твоё будет вечно новым -
   как в нём нельзя от Веры постареть.
   Ты взыщешь суть и рано протрезвеешь,
   чтоб не потешно веровать Отцу,
   где доброе зерно своё посеешь...
   в исповедальне мудрому юнцу!
  
  
  
   Сент
  
   Все снова в ожиданиях и смуте...
   Голов плешивых стрекотанья шум...
   Мы любим Вас, Владим Владимыч Путин,
   и отрицаем мысли наобум...
   В клозетах вы забьёте террористов!
   И от котлет вы отделите мух!
   Вы в окруженье подхалимов и софистов,
   они "преемником" вас обзывают вслух.
   Как оторваться Вам от своры сводных дней?!
   И не забыть свой дом в лугах позеленевших!..
   Вы вспомните: Узур - ваш Назорей!
   А Патер - от людей уже окрепших...
   Вы справитесь, я знаю, с сатаною,
   скрывая за величием свой стыд...
   Суда боится Ельцин... К аналою
   его пусть приведёт здесь Демокрит...
   Атараксия стала его школой!
   Поэтому стал Жириновский им чужой!
   Я в школе уже понял это скоро,
   за что клеймили Чацкого строфой;
   его все называли сумасшедшим,
   как Жириновского Немцов нам подаёт,
   а сам Бориска - манекенщик грешный,
   а хуже пускай Галкин осмеёт...
   Владим Владимыч, я ведь ваш сторонник,
   вам срок второй - в рассрочку сильных лет...
   Сегодня голосует не паломник,
   а голос мой ведёт надежды след...
   Увековечьте имя своё честью -
   отдайте Вы нам Ельцина на суд!
   Поверьте мне, что я не славюсь местью,
   пускай вернёт он золотой народу пуд...
   Тогда вам можно экстрадировать олигархов!
   А что сейчас сказать им через стыд?!
   Что нету больше у народа страхов!
   Но боль его с обидою кипит...
   Поэтому нас ожидает смута...
   Велеречивый вспомните совет...
   Как скажут люди: "Хватит уже путать!"
   А на Голгофе... скудо за ответ!
   Я вижу уже вопли диких распрей...
   Дерут одежду на груди у вас...
   По дну, без воздуха, глумливо делят Каспий
   и просят им подать российский газ...
   Но не сковать наручниками руки,
   чтоб запретить писать горчичный стих;
   стыжусь за то, что матери-старухе
   не хватит пенсии для сына на триптих.
   Бесславие на славе чужеродной
   рождает новых мук российский стон,
   и признаюсь я, Патер, принародно,
   что я был сразу Путиным прельщён!
  
  
  
  
   Письмо другу 12.
  
   Сашок!
   Я не так глуп, как ты думаешь... Если я схожу с ума, то в одиночку... Не хожу домой. Ползут по городу слухи. Андрюша Малахов, наш нарколог, готовит мне смирительную рубашку... Так думаешь и ты... Зря, Сашок...
   Я понимаю, что путь к равенству у нас уже был и был путь к неравенству. Как был путь к Богу, и был путь к безбожию. Теперь ты хочешь спросить: что дальше?! Любовь!
   Мы не научились любить... Мы не понимаем этого чувства... Но мы должны провозгласить - Любовь!
   Иначе дети наших олигархов, "новых" русских, будут бежать от очередных переделов...
   А Познер скажет: "У нас такие времена". Но это уже на другом канале.
   Сашок! Я сойду с ума, потому что в октябре нам дадут большую зарплату... Наверно, я женюсь... Ведь от меня ушла жена, когда нам платили мало... Ты думаешь - это шутка? А почему шутка? И где тогда жизнь? Где начало и конец того и другого, хочется понять и оценить. И что сделать проще, я не знаю.
   Одно не изменилось (у тебя есть друг) - это я - Сергей Сенаторов. А "сенат" с латинского - старик... Пожалуй, так и есть, что гужу я как старик...
  
   Видение 12
  
  
   Патер
  
   Порок устал... ему назначим сроки,
   чтоб изменить вам похотливый взор.
   Мы вынесли на суд чужих уроки,
   а Вера осветила новый дом.
   Я не хочу сегодня уже видеть,
   как ты глумишься над моим Отцом.
   Ты можешь здесь легко меня обидеть
   и даже называть опять глупцом...
   Но не изменишь моего дыханья,
   вздымаю грудь я, словно ломовой.
   Сегодня есть мне мера для рыданья,
   но меры нет у совести глухой...
   Могу я увеличить её в вере,
   без веры не живут теперь тельца...
   Я обращаюсь к подлинной химере
   и вижу здесь простого наглеца...
   Нет, ты, Узур, не будешь равным с верой,
   ведь много на Земле таких, как я...
   Ты лёгок и умён одной манерой
   и щеголять умеешь для вранья.
   Всех обличишь, измажешь чёрной грязью -
   хороший, убедительный урок;
   потом ты послюнявишь своей мазью
   и бросишь веру на чужой порог...
   Но лучше расскажи мне про измену,
   для русских - это подлинный порыв;
   так, убедив и молодую смену,
   для выборов получишь сильный взрыв:
   "Идите, голосуйте, все калеки!
   Я ваш навеки! Вечный навсегда!
   Для мусульман пророком стану в Мекке!
   Для христиан убью крестом жида!"
   И горе развернётся в Красной смуте,
   как было много раз уже при мне:
   травили души ядовитой ртутью,
   крестились и плясали на кресте.
   Вот вера для регалий и пути,
   неверие постриженных монахов;
   имея уши - правду ты взыщи,
   имея душу - не дыши от страха.
   На постриг я ведь не зову Россию...
   А я хочу тебя изобличить...
   Поверь и ты, что я тебя осилю,
   но я не стану этим тебя злить...
   В ХХ веке надоели войны,
   всё человечество мужает... в мире жить,
   и вашим семьям сути больше втрое
   хочу я пожелать... и окропить...
   сегодня честным словом от Отца,
   навечно оглашая раю рать
   и отметая споры про Творца
   с душой понтифика, чтоб Бога прославлять!
  
  
  
   Узур
  
   Веди меня ты снова в свои сети,
   ещё немного - стану я твоим,
   ещё немного - я взбешусь от тени,
   а в продолженье назовусь глухим.
   Я так наслушался здесь речи твоей сладкой;
   уста не замочил, а уши - пусть...
   Конечно, буду понят я превратно,
   что о России много так пекусь...
   Не вам одним, а всем теперь здесь плохо -
   когда провозглашаем новый путь...
   Быть может, лишь Россия не оглохла,
   в Европе - продолжают пиво "дуть"...
   Не зажирели души только русских,
   иное здесь покажется слепым...
   Второй язык был у меня французский -
   я о любви мог говорить с глухим.
   Но где же ваша совесть, наши музы?
   За что вас били в разные года?
   Я не хочу вас загонять в те лузы -
   не разжигать мне вам позор стыда,
   как любит делать с русской прямотою
   сегодня Власть от жирного стола,
   поэтому я вижу свою долю,
   какая будет мне отведена...
   Вам хочется здесь прихвастнуть... не стихнуть...
   бунтует с этим русская душа;
   хлебнули, бедолаги, вы с ней лихо
   и хвалитесь сегодня, хвост пуша...
   Но где же ты - безумный русский Бог?!
   Когда Ты призовёшь всех к Аналою?!
   Не уповали чтоб на запад и восток,
   а чтоб трезвились с низкой головою,
   руками - в пашню, а ногами - в грязь,
   "пырялись", потом растирая плечи,
   чтоб протянуть преемственную связь,
   куда пахнут мартеновские печи;
   забудут путь в наживе лёгкой славы,
   чтобы не спать на нефтяной трубе,
   и отдадут рубли слепой отравы,
   чтоб не слепить валютой на Суде...
   Я знаю: трудно и подумать,
   что больше вам сегодня для души,
   как боль зубную со слезой не сплюнуть,
   где совесть душит ваши барыши.
   Мне хорошо... Легко на сердце глупом -
   ни денег, ни печали в кошельке...
   Я не судить пришёл, вещая в рупор
   марш похоронный в нефтяной трубе...
  
  
  
   Патер
  
   Возлюбленные! Ваш мир тревожно дремлет,
   отягощённый Верой прежних лет.
   Моим словам сегодня каждый внемлет,
   но предаёт Россию для запрет...
   Вам Вера достаётся с сильной болью
   здесь в извращённой форме бытия.
   Душа и совесть ваши были с кровью!
   Вам не хватает в Православии стыда,
   чтоб устыдиться в прежней правде жизни,
   в разоблаченье связи с сатаной,
   когда волнуют снова те же мысли,
   что вас разводят прежнею рукой...
   На КГБ работать - это муки,
   но Бог вас принимает и таких;
   я вас возьму сегодня на поруки,
   чтоб вывел всех Пророк детей слепых...
   Теперь лишь труд, а день седьмой - в молитвах -
   Второе Вам Пришествие Христа!
   Раскрылась тайна в древних манускриптах,
   зажглась в России для волхвов звезда!
   Разгоните вы боль своих объятий;
   мы видим, что Россию слепит дым!
   Но если вы погрязнете в распятьях,
   покинет вашу Землю Божий Сын!
   Иерусалимом Новым Питер станет,
   примите счастье Ноева Ковчега;
   как свет российский многих уже манит,
   душою расстилаясь для поэта...
   На верующих есть мера измеренья:
   потешить Мати чтобы в тихий час...
   Оставят дом последние сомненья
   и скажут все: "Прости Ты, Боже, нас!"
   Лишь покаяние впускает снова Веру,
   придёт оно и разольётся в душах;
   мы не услышим чуждую сирену,
   что нас будила на кровавых лужах...
   Восходит солнце, освещая лица
   любовью каждого... не брошенным словцом...
   Ухоженные лица, чтобы не стыдиться
   багряным заревом, встречаяся с Отцом!
   Ведь нет нужды Ему и верховодить,
   вы всё равно утешились судьбою,
   а ты, Узур, учил меня лишь шкодить,
   чтоб глупо насмехаться над толпою.
   Я буду скуп здесь с вами на слова
   и запою с тобою "Отче Наш..."
   Сложу я веру слогом из добра,
   чтоб говорить... а ты Любовь уважь!
   Пусть будет вера мужу и жене,
   и дети засыпают в лунном свете,
   а тьму войны безумья в сатане
   я заключу в гранитном парапете...
  
  
  
   Узур
  
   Но мысль мою опять тревожат слухи,
   что бьёт Министр сегодня в русских лихо,
   а Абрамович с лёгкостью на кухне,
   привнёс в футбол порочный страх от мифа...
   Туманный Альбион напрасно дремлет -
   ум не отнять у Северной Пальмиры;
   никто в России совесть не измерит,
   что русским шепчет красная порфира.
   Где парадокс и где названье смеху,
   мне не понять, я стал для них чужой.
   Владим Владимыч, я бы на потеху
   России выдал рублик нефтяной...
   Вам говорить об этом стал Узур,
   других уже вы прячете в тюрьму.
   И если с газом Блэр не надул,
   Министры ведь поделят нашу мзду.
   Воры в погонах миллиона три
   собрать сумели с пышной русской булки...
   А я кричу тут: "Боже! Ты
   и я... вдвоём не клали на руку охулки..."
   Я правду не хочу взыскать со всех,
   ведь я боюсь здесь пули олигархов...
   когда слуга берёт на душу малый грех,
   легко в крови измажется монархов.
   Как править миром, я вас не учу,
   нет ничего здесь проще этой сути:
   "За что вас совесть судит, - я шепчу, -
   не делайте того... на перепутье...
   когда решаете судьбу... Она осудит
   образчика мечты наперекор от лести..."
   Но кто же Православие полюбит,
   когда все задыхаются от мести...
   Когда имеет месть своё названье:
   в Централе признают... узнав в Гулаге...
   где в нищету опустят по призванью
   или поднимут на чужой награде...
   Век чехарды российского притона -
   всех опускаем мы поочерёдно...
   От крови до суда Российская Корона
   живёт, бесясь и каясь принародно.
   Хочу ещё отметить... в этой смуте
   приходит по писанию "предтеча" -
   так стал известен лиходей Распутин,
   как Миша меченный явился с мутной речью.
   И до сих пор он - политический невольник,
   их назовут здесь с Ельциным шутами,
   но я хочу им дать в последнем слове
   возможность повиниться перед нами...
   Ведь Братца Колокол Россию пробуждает:
   проснитесь вы от пьяных глупых снов!
   Пусть Путин вместе с нами зарыдает,
   чтоб вместе нам найти родимый кров.
  
  
   Патер
  
   Всё было так и остаётся прежним...
   Сумею вас я заключить для ора...
   Храм Спаса - на - Крови вы возвели в надежде,
   чтоб избежать суда и приговора...
   Но всё равно бунтуют и тревожат...
   сегодня те, кто думают за нас...
   Пусть Вера снова счастье перемножит,
   обрядов бастион царей любви не спас.
   Не в лицемерье ханжество сравнится словом,
   а в русском духе вечного стыда;
   не станет мне, безгрешному, укором,
   что выя моя толще от креста.
   Ответа нет - кому я не открою;
   вас вразумить хочу для добрых дел.
   Мне стыдно признаваться, что злословлю,
   от этого я сильно постарел...
   Но есть в тебе бесёнок тот же верный,
   и был он другом бестиям другим,
   а образ твой сегодня эфемерный,
   и ты кичишься образом слепым;
   он не увидит разницу в надежде,
   когда изложишь суть ему для дела...
   Как помнишь, друг, ты говорил мне прежде,
   что изменить Любовь тебя сумела.
   Где ж образ тот, которому поверю?
   Ты, видно, уберёг меня от смеха...
   Назвать я бред любовью не посмею -
   кругом опять порочная потеха.
   Пусть нет сегодня дел тебе до сплетен,
   но мир наш задохнулся от обид;
   как я с тобою жертву здесь не метил,
   в одном тебе позор блуда кипит.
   Несчастье политических историй -
   так называют русский век любви...
   Я начерчу в словах свой мораторий,
   чтоб не светить для политической хулы.
   Но время душит нас... хочу быть честным,
   тревожась за порог российских дней;
   привычка - восседать сегодня в креслах -
   уходит в мысли вековых корней.
   Не славить больше... не смеяться чаще...
   наполнит вера болью в тишине...
   напомните из слов уже вчерашних,
   что мудрость зарождается в семье...
   Несчастные потенции в тиранах
   и дребезжание обрюзгших в мутной речи
   прославились тщеславьем на обманах
   и задохнулись снова в русской сечи.
   Отец Небесный выше славы мира,
   покайтесь все и уступите место,
   пусть проповедь послушает порфира,
   а плащаницею накройте своё кресло!
  
  
  
   Письмо другу 13.
  
   Господи! Слышишь ли Ты мои стоны и молитвы?!
   Господи! Услышь меня!
   Почему Ты медлишь и ждёшь?!
   Если Ты беден, как и я, Ты не станешь ждать и чваниться...
   Начни, Господи!..
   С них...
   Прости, Сашок, за такое письмо...
   Но ты меня поймёшь...
   Они принимают Бюджет?!
   Они думают?!
   Они гадают!!
   И мне кажется - им на всё наплевать...
   Кроме самих себя...
   Расставляют приоритеты?!
   Мы их давно расставили!.. Крестьяне, рабочие, врачи, учителя, юристы...
   Или чуть иначе...
   Но беда, Сашок, в другом. Наша психология: "хапнул и в тину"... "хапнул и затаился"... "хапнул и забыл"... "хапнуть, чтобы на всю жизнь хватило"...
   Боль и нужда...
   Страдания и слёзы...
   Нам не нужны законы, нам нужна Воля Президента, чтобы капиталы не лежали на счетах... Чтобы их невыгодно было там держать... А только вкладывать в сферы производства...
   Лю-бы-е!
   При вечных, пожизненных, и тем более посмертных, гарантиях - частной собственности!
   Но как можно говорить об этом, если капиталы вывозят из России!
   Кто остановит?!
   Кто может остановить?!
   Президент!!
   Или ему нужна Совесть и Вера?! А потом Веру и Совесть он привьёт народу?!
   Смех...
   Прости меня, Сашок!
   Я горячусь...
   Бездари не разоряются... Талантливые не обогащают Россию...
   Вот она - экономическая амнистия!
   Не моё это дело - писать программы...
  
  
  
   Видение 13
  
  
   Сент
  
   Я одночасьем слов теперь согреюсь;
   другого мне не нужно в ратном мире;
   чтоб никогда не знать мне Саломею;
   я не хочу служить слепой порфире.
   В 100-летие долдонят про Саровского,
   святые мощи канули в лета...
   Вот потому прошу я Жириновского:
   Владимир Вольфович! ссудите на года
   тревожного российского тумана,
   позорных лет безумия ума;
   окститесь - господа обмана -
   боитесь вы не Сталина кнута!
   Боитесь вы прозрения народа!
   Когда он перестанет водку пить,
   он разглядит черты лица урода
   и призовёт уродов тех казнить!
   Владимир Вольфович! сегодня по Писанию
   я отдаю вам право короля!..
   Свершится сила веры назиданием,
   и я наполнюсь песнопеньем псалтыря!
   Вы знаете, где царство на Руси!
   Я тайну зрю, она у нас одна...
   "Отец родной! Кому же нас спасти...
   Смердит Россия в пьянстве от стыда!"
   Бог снова нас оставил в смутном горе;
   где русский стяг - там видим мир теней,
   мы утопаем в русском пьяном море,
   и мысли нам не сушит Назорей!
   Второе мы Пришествие Христа
   опять не признаём - как Первого не знали...
   Но Братец будит нас среди блуда,
   так Чуриковцы Веру познавали!
   Скорее же согрейте души чёрствых,
   нас ждёт прозрение до третьих петухов;
   покайтесь все сегодня не для мёртвых...
   Он - Бог Живых - от трезвых чистых слов!
   Когда в России пить вы перестанете,
   то явится вам чудо из чудес...
   Своих прошу я: "Трезвость мира славьте
   и поднимите на духовный крест!"
   Наверно так мне встретить и прославить
   Святого Духа, но среди хулы...
   Но я хочу отдать вам даром в память
   прозренье ожидания страны...
   Перевернёт Россию чистый воздух,
   я слышу звуки рока для мощей.
   Распустят Думу русские на отдых,
   где совесть им осушит Назорей!
   Владимир Вольфович, наперсник вы у Братца!
   Купель Его уже возведена!
   Вам с Алма -Атою выпало расстаться,
   чтоб стать для русских Совестью Ума!
  
  
  
   Узур
  
   Какая чушь! И ты ещё всё веришь
   сегодня в отреченье подлых дней!
   За что, скажи, сегодня ты потеешь,
   уж коли рядом пляшет "назорей"?!
   Поверить можно в трезвый голод нищих,
   я тоже буду верить на паях,
   но разве может стать для Веры нищей
   надломленная совесть в упырях?!
   Я с теми, кто во мне ещё чарует
   высокий слог, в монетах видя ложь...
   И пусть за этим вождь наш не ликует,
   переживаем мы "рас-путинскую" дрожь...
   А значит - не хочу я быть и с теми,
   кто водворял на трон таких вельмож,
   и я смеюсь над вами горе-племя,
   как вы поёте Президенту ложь!
   В портретах Путина все кабинеты стали,
   какая вдруг любовь у вас стряслась!?
   Уж если служим мы одной морали,
   то оппозиции должны желать мы власть!
   Когда сменяет власть друг друга в силе,
   тогда нам можно ждать и перемен!
   А прежний путь опять ведёт к могиле!
   Преемники нужны для старых стен,
   чтоб сохранить им жизнь от проволочек,
   наполнивших здесь дух дурных страстей,
   чтобы не драли золото из мочек,
   чтоб ложь хранилась от чужих ушей...
   Не утешает страсть в финале бойни,
   чтоб вырвать и забрать себе Престол.
   Кто ж Узурпатор подлинный из тройни?!
   Владим Владимыч! Ну скажите - мол,
   хотели вывести Россию из скитаний...
   Я снова буду верить с чистым сердцем!
   Пускай Россию вы не опускали!
   Тогда, тем более - спросите с иноверцев!
   Пусть Горбачёв и Ельцин встанут в стойку!
   Скажите громко - за стабильность Мы!
   Один подлец здесь начал перестройку,
   а о Втором - молчите только Вы!
   Кто продавал лес вековой за миллионы?
   Кто первый взяточник был у лица Союза?
   Вы ищете природу наших стонов!?..
   ...Страшат вас дни грядущего конфуза!
   Вас неизменно ждёт здесь суд тирана,
   а он для нас - Мессия на Крови!
   Фашизм в России - подлинная драма,
   созревшая в народе из слюны...
   голодных, обнищавших дуралеев,
   набравших полный рот святой воды...
   В России много было прохиндеев,
   кто обращал нас в веру сатаны!
  
  
  
   Сент
  
   Я не о том пекусь, Узур, с тобою;
   что общего с фашизмом у меня?
   Я - врач, я был душе - слугою,
   а в совести клеймил порок ума!
   Он порождает новых мук страданья;
   я верю в Русь, и я молюсь за вас;
   я слышу среди воплей назиданья -
   от Жириновского идёт правдивый Спас!
   И чтобы начертать свой путь терзаний,
   давай осудим прежние года!
   Давай представим Власти школу знаний,
   что спрут хранит томление для зла,
   не знавший горя, не оценит радость
   всех прежних лет в заботах атеизма,
   что выросла сегодня хуже гадость,
   гадливей рассуждения марксизма...
   Чем унимать, Узур, мне страх влияний?!..
   Молиться за участие всех вер!..
   Взыщу с надрывом в криках я морали
   сегодня правду лишь в ЛДПР!
   А разве мало - слышать правду в крике?!
   Пожалуй Президенту невдомёк!
   Что черти пляшут пьяными в Борвихе,
   внушая страхи - Трезвому - в упрёк!
   Я не хочу, Узур, трепаться в морге...
   Хочу сбежать... Ты выпусти меня!..
   Для сердца шунт мы отдавали в торге...
   В проклятьях здесь живёт его Семья...
   Нехорошо - лукавый меня кружит;
   нехорошо, что бьюсь опять за мысль;
   когда шунт в сердце дьяволу отслужит,
   ко мне вернётся снова его жизнь!
   Нам здесь леченье это недоступно.
   Пускай коллега чопорный осудит.
   Но в душу мою снова входит смута,
   когда беру я сердце бренных в руки.
   С руками чистыми... с холодной головой...
   с горячим сердцем... плачу о России!
   Владим Владимыч! Вы сегодня - Ной!
   А служите спокойствию, как стилю.
   Но ни одно и то же - Боль и Смута!
   Смутьяны отшумели в десять лет...
   А вы лелеете дитя того же спрута,
   кто запрещал нам видеть Божий Свет!
   Наверно, вся Россия из "кротов",
   наверно, все мы в банде лихоимцев,
   мы из отравленных, наверное, сортов,
   чтобы купаться в зависти мздоимцев...
   Вам будет жаль, что я не стал здесь Вашим!
   Меня ваш капитан тут вербовал...
   Вот потому "Курск" утонул на марше...
   А мой отец на "Курской" воевал!
  
  
  
   Узур
  
   Давай оставим род и племя оных...
   Определимся в стержне своих лет.
   Евангелисты Богом называли Слово!
   Тогда посмею дать и я совет:
   пусть слово нам выносит приговор;
   тела мятежных пусть осудит совесть;
   пускай услышат все народный ор,
   чтоб стал Узур с солистом правды вровень...
   Есть место всем... и тратить сил не надо...
   А новым заревом расплещется укор...
   Пусть совесть сонных соберёт ограда
   и спрячет за кладбищенский забор...
   Мне хорошо сегодня в этой доле,
   где ты вчера ещё мог быть другим...
   А плачу я сегодня не от боли...
   Стучится ко мне кроткий херувим...
   Спустился он, чтоб ты не сомневался,
   что оживает мёртвый Русский Дом,
   чтоб каждый русский в жизни наслаждался
   и всех простил, кто заселял притон...
   Уходят дни... часы считают время...
   Но нету времени в пространстве Бытия...
   Я так любил тебя, сказать не смея,
   что время ночи стало меньше дня...
   Порок несчастных... Проповедь отпетых...
   Все философствуют через "Задорнов - грех",
   я из других, из мыслей только светлых,
   я не люблю у юмористов смех;
   придуманы в слащавых днях притона
   покровы для томленья из парчи...
   Но гибнут парни русского ОМОНа,
   где нету просветленья из Чечни!
   "Норд-Ост" стал продолженьем новой книги
   "двум капитанам" для другой войны,
   чтоб я сегодня спрятал свои фиги
   и положил их на Кремлёвские гробы!
   Я вас не хороню, а осуждаю...
   За тот же срок мы выиграли войну...
   Четыре года... я не понимаю...
   "Владим Владимыч! Я ведь вас виню!.."
   Ведь скоро власть оставите вы все,
   раз есть Узур для нищих и больных...
   Уйдёте из России в сутане,
   вас Патер уведёт богатых и чужих...
   всех хлипких, слабых и больных во чреве,
   как неспособных Русью управлять...
   Двоим уже гореть в моей геенне,
   а Третьего хочу я удержать...
   Восстанут люди - с нами сила Братца;
   колотит нашу совесть на юру.
   Я призываю - за руки всех взяться...
   Ведь есть в России подлинный Гуру!
  
  
  
   Сент
  
   Не стал я пить, курить и слов стыдиться...
   "О, Господи! Спаси Ты наши души!.."
   Не вижу вас... Но где же ваши лица?!..
   Наш SOS опять смурные парни глушат.
   Не петь мне песен, как Высоцкий пел,
   не дал Господь таланта больше силы,
   но мне Он дал, Узур, что я хотел,
   чтобы взглянуть на правду из могилы.
   Поэтому я стал врачом без торга,
   здесь по-другому думают про жизнь;
   я слышу от Грызлова речь парторга,
   он шепчет мне: "Мой демократ, уймись!
   Давно уже подписаны мандаты,
   просчитаны проценты партий вкупе!
   Получат деньги русские солдаты...
   А либералов ты увидишь в супе!.."
   Нехитрый ведь, Узур, порог мечтаний,
   так Троцкого травили среди нас;
   как не хватало русским в жизни знаний,
   чтоб мысль переложить на парафраз.
   И снова бьюсь опять в сомненьях ложных,
   а мысль одна, что я теперь другой;
   ты знал меня, конечно, в жизни прошлой,
   как запивал я горе со слезой...
   Нас, русских, видят больше ведь такими,
   легенды сочиняют, как мы пьём;
   но, если мы не бросим это ныне,
   Христа навечно русского убьём!
   "Святая Трезвость - путь наш в этом мире", -
   слова нам эти Чуриков сказал;
   назвали Братцем все его в Пальмире,
   из Вырицы Он руки простирал.
   (Где трезвый ум - там выбор Власти честной,
   не одурачит трезвых дьявол зла;
   назвать хочу сегодня Ходом Крестным
   политиков от трезвого ума!..)
   Он зло слепых нарёк "сухим лукавством",
   скрывающих личину воровства!
   Как Горбачёв подал "сухое пьянство"...
   Как Ельцин пил "напиток колдуна"...
   Всели в меня, Узур, ты дар бесценный,
   чтоб полюбил я Бога как себя,
   чтобы узнал я в жизни моей бренной,
   что Бог сегодня любит и меня,
   чтобы не шёл я грабить олигархов,
   чтоб не кричал: "Распни Его! Распни!",
   чтобы в толпе не проклинал монархов,
   чтоб к стенке нас не ставили они,
   чтобы нашёл гармонию я с властью,
   чтоб не плясал я в пьяной чехарде,
   чтоб не втыкал я вилы в плечи касте,
   чтоб исцелился на Святой Неве!..
  
  
  
   Письмо другу 14.
  
   Уходит время и мы теряем страну... Где та точка отсчёта, чтобы не свалиться в пропасть?!
   Я этого, Сашок, не знаю. Потому что не знаю, где наша Оборона - в каком состоянии...
   А если представить себя на короткое время Президентом Америки, легко предсказать другое... Я подкупил бы российских чиновников; десант захватил бы главные стратегические объекты; а утром - симфонический оркестр, пресловутый балет с Волочковой или без Волочковой - вместе с Президентом России объявил бы о "великом сотрудничестве" и "слиянии" двух ядерных мировых держав... Так мы отдали Берлин. По-твоему, я смешон! Но на месте Американского Президента я поступил бы только так... Амбициозный Великий Русский Народ любит называть себя "Великим". Чтобы Америке быть спокойной, этот "Великий Народ" должен быть не опасен.
   Господи! Неужели такие мысли могут приходить только в мою голову?! И не приходят в голову Американскому Президенту и не мучают Русского Президента?!
   Неужели судьба моей страны может так мучить... меня?! И зависеть от Президента Америки?! На моих глазах Россия гибнет. Как никогда она близка к политической смерти... Всемирной ядерной катастрофы не будет, потому что есть Америка... "Да здравствует" свобода по-американски!
   Господи! Помоги нам подняться!
  
  
  
   Видение 14
  
  
   Сент
  
   Сегодня я забыть хочу всё сразу,
   мне надоело думать про страну,
   как я пришёл к порочному сарказму,
   что жить таким я больше не хочу.
   Я перед всеми каюсь для прощенья
   у Братца-Бога!.. Бога для живых!
   Пускай уляжется мой червь дурного мщенья,
   хотел я достучаться до глухих!
   Но разве нет прощенья мне - живому?
   Мы научились мёртвых всё прощать!..
   А я учил вас радоваться дому,
   откуда мир мы стали познавать...
   Уже тогда все знали: кем я буду.
   Но не учил я заправлять хулу,
   я не учил выпрашивать вас ссуду,
   прощеньем умножая лишь нужду...
   Когда же жить начну я лучше вора -
   скажите мне, бездарный Починок?!
   Какая боль влечёт от уговора?
   Кто снова выжимает боли сок?
   И разве я один в России - нищий?!
   Таких, как, я здесь весь восточный край.
   Мне кажется всё чаще, что народ стал лишний:
   он уповает на Небесный рай.
   Как можно жить одним Кремлём в потехе?
   Чтоб Лившиц ухмылялся сквозь очки!
   Чтоб называться коркой ему в смехе...
   "О, Господи!... Прошу Тебя - прости!.."
   Вот так Россия стонет в злой надежде;
   мы натерпелись мира и войны;
   но коммунисты так не крали прежде,
   как демократы - Лившицы-лгуны.
   Волошин тоже станет олигархом...
   Хитрец Касьянов устыдится слухом;
   но сердце не порвётся новым страхом
   здесь у народа с сильным русским духом.
   И я хочу на выборах услышать
   про Новый День сегодня от других,
   но голос снова шепчет: "Бери выше!
   Раздвиньте Веры новый вы триптих!"
   ...И я молюсь: "Приди...вселися в нас!"
   ...Я с этим постигаю суть добра...
   ...Гусинского осудят напоказ...
   ...А мы опять все закричим: "Ура-а!"
   И в этом суть России тощей славы,
   как продолжают думать все о нас,
   что в казнях наберёмся мы отравы,
   желудки нам отравит кислый квас...
   К нам не вернётся вера вящей славы
   родительским напутствием добра!
   Мы стали все свидетелями драмы,
   а в соучастники запишет сатана!
  
  
  
   Патер
  
   Постой, мой друг... Тебя опять ведь к Богу
   хочу я обратить уж в сотый раз.
   Дарю любовь свою я не в угоду...
   и не для лести мой тебе наказ.
   ...Что остаётся в жизни без стыда?
   Твой тихий плач и горькое забвенье.
   Пускай услышит Бог мои слова
   и призовёт тебя уже к смиренью!
   Чтоб не трещать, не мучиться упрёком,
   добро с душою мы соединим...
   Но Вера нам не может быть уроком,
   как нарочито верить мы спешим.
   Пусть новый век наш станет неделимым,
   а вера растревожит взор очей,
   но никогда я не был с верой мнимой,
   для нас Иисус - единый Назорей!
   Не раз ведь Правом Православие грешило,
   напористо внушая властный страх,
   как Православье правила сменило,
   присвоив веру на чужих правах.
   Пусть нет единства в верах разных мыслей,
   но с Рождеством Христовым согласились мы,
   а "Братца" ты придумал из корысти,
   как пьянство было миром сатаны...
   А ты с тем снисхождения всё просишь:
   "Помилуй нас за то, что мы пьяны!"
   Ты пьянством имя русское поносишь,
   забыть не в силах горькой суеты!
   Величьем перед Богом была трезвость!
   Ты не открыл в Писанье нечто новое...
   Христу лишь не хватило вам обрезать
   язык, запавший в горло солодовое...
   Нет объяснений для прощенья пьянства,
   чтоб кровь Христа вином вам называть,
   калеченный исходит из лукавства,
   где просит Бога пьянству сострадать...
   Рождаете вы новые обряды...
   Саров вы превратили в Арзамас...
   А Серафим Саровский вам оставил взгляды,
   чтоб не вплетали водород в иконостас!
   ...Где место пьянству - там воры жируют,
   поэтому ваш неустроен бытовой уют.
   В России каждого плуты за рубль "надуют",
   за три - закажут и легко убьют.
   Притворный торг у русских со всем миром,
   где просит голос Арзамаса подаянье...
   Глумитесь вы с очередным кумиром...
   Но знаете - война есть ложь познанья!
   Ваш пьяный атом страхом в мир потешный
   передо мной кривляется для всех...
   Я призываю речью вас неспешной -
   бесовский свой остановите грех!
  
  
  
   Сент
  
   Послушай, Патер, что я каюсь честно,
   у всех прошу прощенья - ты поверь...
   Ты о моём грехе сказал нелестно,
   но я послушный и ручной теперь...
   Простите, Господа, меня за всё:
   Вы - господин Грызлов и миссис Хакамада,
   простите, грешный Кириенко и Волошин;
   "простите" - я скажу вам сколько надо, -
   и Лебедь с Галкиным и незабвенный Трошев.
   Пусть все простят, кого я здесь обидел,
   простят заранее, Сванидзе... пусть - потом.
   Простят пусть все, кого такими видел
   и рифмовал с тревожным шепотком.
   Я тоже грешный, как и вы, в России!
   Питаюсь малой кровью от людей.
   Я тоже, как и вы, всё ждал Мессию,
   но Братец Иоанн - вот русский Назорей!
   Таким же Братом я хочу быть с вами;
   а перед Путиным особо повинюсь;
   и чтобы мне обнять Его руками,
   я сам от злости, братцы, отрекусь...
   Но дайте мне деньжонок вы немного
   в Приволжский округ на скупой обед...
   За Бочкарёва я прошу у Бога!
   А "Kinder" нам - как прошлогодний снег...
   (...Как генерал приказ не исполняет,
   его простили - дали вольный хлеб;
   от строк моих не хуже ведь воняет
   и легче наложить на них запрет!..)
   Винюсь я перед всеми, если вспомню
   кого назвать в строках послушной книги,
   особо я Кремлю теперь напомню,
   что я разжал свои сырые фиги...
   Ай-кью - вам, господа... Имейте совесть...
   Неужто и за это нас сажать!
   Просился встать я с Президентом вровень -
   шутил, Товарищи, - забыть и наплевать.
   Хочу призвать себя к разумным мыслям,
   мол... хватит мне вас грязью поливать,
   уж если мы стремимся к русским высям,
   нам нужно примирения искать...
   Для этого Указ подписан Президентом,
   для Дела Вешнякова - честный путь...
   Дорогу расчищаем претендентам...
   Одним глазком хочу на вас взглянуть,
   но только после выборов с обменом...
   Когда власть поменяем в лучшем стиле,
   ведь я готов поверить переменам,
   чтоб правду не искать потом в могиле...
   А если Вешняков - наш Председатель -
   вдруг станет дипломатом... чур не я...
   герой народа русского - предатель,
   накормит нас всех русская кутья...
  
  
  
   Патер
  
   Каким умом ты хочешь меня смерить?
   Что ваш Пророк здесь просветит слепых?
   Чтоб я легко сумел тебе поверить
   и заказать на четверых триптих?!
   Я, к сожаленью, среди глупых бредней
   хочу здесь достучаться до глухих...
   (но я боюсь испортить вам обедню...)
   чтобы страдать за русских крепостных...
   Хочу, чтоб ты прославил Возрождение,
   чтоб перестали русские грешить,
   чтоб ты прогнал здесь бесов злое бдение,
   чтоб вы сумели Веру воскресить!
   Не жду сейчас я от тебя признанья,
   тон слов моих покажется дурным...
   Пророк из Вырицы Вам написал Воззвание!
   Его назвали вы Пришествием Вторым...
   Пусть будет так, ведь Трезвость не калечит,
   добро едино знаменем ума...
Пускай не тлеют, озаряют свечи
   политиков, как "веру" колдуна.
   Наш мир в пороках, но преодолимых,
   и легче верить тем, кто это зрит!..
   Не выбирайте Президентов мнимых,
   кто в Бога верит так же, как сулит...
   Я верил в перемены от вождей,
   мы этот путь в Европе прошагали...
   Но Совесть продают, как Веру - для людей,
   и узурпаторы сегодня власть забрали!
   Наш мир - для верующих, прозренье - для слепых!
   Единобожие несут нам все Пророки!
   Бог приходил к нам в образах земных
   и справедливо оставлял... упрёки!
   Как нет и не было в Отечестве своём
   Пророка - так мы Его и в Братце отрицаем!
   Но признаюсь Ему опять о том,
   что Веру мы за деньги отпускали!
   Так педофилы появились среди нас...
   Так в Нижнем однополых обвенчали...
   Хотели мы служить Христу Правдивый Спас,
   за деньги Его снова продавали!
   Пускай поверят Президенты в Бога!
   Им денег не хватает лишь вначале.
   А боль и муки своего народа
   в гробу не тлеют, а живут в оскале.
   Вы Трезвость Братца даром раздаёте!
   Вас Ватикан за это осудил.
   Ведь если Веру даром вы привьёте,
   то на какие средства Он бы жил?!
   Вы Православье продаёте нищим,
   рубль погнутый кладут вам на Алтарь.
   Не Вера - нам... а сало стало пищей,
   и в рясе и в сутане - жирный враль!
  
  
  
   Сент
  
   Зачем тогда я каюсь перед всеми?
   Зачем опять я признаю грехи?
   Я каюсь здесь сегодня перед теми,
   с кем мне уже по жизни не идти.
   "Одних уж нет, другие же - далече".
   Мне их притворных слов не разучить;
   как билась Дума - раненое вече...
   Мы не смогли безумных "замочить"...
   С офшоров не собрали больше денег...
   Владим Владимыч, это я про Вас!
   "Глотаем пыль", чтоб обратиться к Стеньке,
   пускай рассудит Разин глупых нас.
   Ведь что-то здесь не так... Мои хромые,
   трёхногими не сделаю я вас,
   как лошади мы пашем ломовые,
   и стала "лошадь" символом для нас.
   Конечно, я во всём Вас не виню!
   Что можно взять в России без кнута!?
   Но правду я от Вас не хороню,
   что путь у Вас - бес-пути-ца ума!
   Простите, мои мысли в прежнем страхе,
   мы плюрализмом бредили не раз...
   Об этом говорил я и в бараке,
   теперь в квартиру провели мне газ...
   Прошу Вас: не продайте его весь,
   оставите мой суп без подогрева...
   О, Господи! "Хлеб наш насущный дай нам днесь!"
   Пусть принесёт мне зрелище Минерва.
   Заброшу я минею в дальний угол,
   чтоб не дурачить богословьем Думу...
   Об этом я не раз уже ведь думал,
   что не могу собрать зарплату в сумму...
   Ещё шутил, что я для вас "Гуру",
   хотел тягаться с властью предержащих;
   но видно не спасёт меня Шойгу...
   Полпредов нам назначат из "смотрящих"...
   А главным станет "он один в законе"...
   Мы с ним легко протиснемся в Союз...
   Он Европейским выглядит на троне,
   освободив богатых от валютных уз...
   Наш Дом - Россия - чаще был тюрьмой,
   партийцев разных вспоминаем с воем...
   Грызлов с "россией" - с попранной женой,
   Давид он - с виду, Урия - по доле!
   Какая правда нам... опять в дорогу?!
   Из Петербурга слышим колокольный плач!
   Владим Владимыч! Мы идём не в ногу!
   Кого-то ждёт не вверенный палач...
   Пока его не видим, только слышим...
   Помазанник несёт вам приговор,
   который за "Россию" честно дышит,
   чтоб вас утешил вверенный приор!
  
  
  
  
   Письмо другу 15.
  
   Сашок!
   Если бы я не хотел жить в России, может быть, меня бы это радовало...
   Но я не хочу так жить!
   Это и есть патриотизм, чтобы дальше уже никогда не спорить, что такое патриотизм!
   Сашок! Странно? Правда?!
   Мы говорим о патриотизме через сорок с лишним лет своей жизни!
   Сашок! мне страшно, потому что я бы тоже сбежал за границу с миллионом долларов и рассуждал бы там о патриотизме.
   Мы не видим, как ни странно, в этом предательства - и ничего антипатриотического!
   Кто нам привьёт патриотизм?
   Кто может это сделать?
   Президент!
   Надорвалось наше изначальное представление о Совести, о Вере и о Патриотизме! За последние десять лет погони за долларом.
   Валюта - с абсолютной ценностью и цинизмом!
   Такого не могли представить все Пророки. Американский доллар - денежная единица на всём пространстве Земли.
   Как жить дальше?!
   Сашок!
   Не кажется ли тебе, что мы теряем страну?!..
  
  
  
   Видение 15
  
  
   Сент
  
   Нет, Мати, Веры у Кремля Московского...
   Тревожит меня честный узурпатор!
   Хочу услышать правду Жириновского,
   чтоб увеличил славу триумфатор!
   Соври... что самолёт разбился с Президентом -
   все голоса услышишь в нашем стане.
   Кто выкрикнет слова из Претендентов:
   "Да здравствует король!" - он короля помянет!
   Я не в торжественных минутах зазываю...
   Явленьем русским я умею дорожить...
   Дефолт наступит видно уже к маю -
   накал страстей на политическую нить!
   Ах, Мати-Мати! Каюсь я и в этом,
   что неразумно не хвалю другого;
   за десять лет им Конституция согрета,
   и мы лелеяли плебея чумового.
   ...На их могилах видятся мне "кучи",
   я наложу им тоже свою долю,
   как вырос на халяве той вонючей
   свердловский дурень, извративший волю!
   Нам свыше выпало святое испытанье,
   и я хочу измерить всех троих,
   с длиною гроба сделаю признанье,
   как дьявол нам нарисовал триптих!
   Единство их безбожием омыто -
   два пастушка глядят на третий лик...
   Ничто здесь перед Богом не сокрыто -
   вам говорю не я, а говорит старик!
   Хочу я взять все муки на себя,
   чтоб каяться или страшиться слова,
   хочу лицо я видеть у Кремля,
   чтоб не стыдиться с Президентом снова!
   Я не участник, Мати, в этой сваре,
   но громогласно я держу пари;
   и хорошо ведь знаю, кто в финале
   мне скажет своё жалкое "прости".
   Один хотел кормить меня баландой,
   другой здесь упрекал за стиль ума...
   за то, что называл их "русской бандой",
   не славил узурпаторов Кремля.
   Подённой своре, связке лихоимцев
   дышать троим в помятую постель;
   я тоже, Мати, стал уже мздоимцем,
   чтоб слёзы превращать больных в капель...
   Не знают жалости все узурпаторы и ныне,
   не будем мы их с равными жалеть,
   чтоб не осталось их имён в помине,
   мы узаконим узурпаторам лишь смерть!
   Вздохнёт Россия в Выборах урочных,
   узнаем правду горькую мы здесь.
   Бог выверяет Совесть нашу точно,
   чтобы вернуть для русских славы честь!
  
  
  
   Мати
  
   "Серёженька" - тебя я так звала;
   теперь ты называешь себя - "Сент"...
   Помилуй, Боже, чтоб я поняла,
   кому ты служишь, мальчик мой, - агент!
   Такую жизнь вы захотели сами,
   чтоб ваши лица видеть в "иномарках"...
   Ах, дети... дети... Горе русской маме -
   свихнулись вы на дорогих подарках.
   А помнишь ты деревню? Дом наш слёзный?
   А хрюшек помнишь? И цыплячий двор?
   Ты не любил, я знаю, мат скабрёзный,
   тобою не владел наш смертный мор -
   ты не курил, не пил; ты словно мыслил -
   ну, право, был Сенека от сохи;
   как будто душу ты берёг, ты словно чистил,
   она как мех у старенькой дохи...
   Совсем другим ты был... Или казался...
   Добро в тебя вселялось без меня...
   Или со мной... Но ты ведь никогда не сомневался,
   что Мать нам - наша Русская Земля!
   Что вор в тебе не вырастет в отместку,
   я знала... Как будто я от Илии вняла!
   Я помню, как влюбился ты в соседку...
   Как появилась новая семья...
   Как первый телевизор мы купили...
   и первым появился он у нас...
   И я мечтала: будет сила в сыне,
   придёт в семью Нерукотворный Спас!
   Теперь хулишь ты камарилью бесовскую,
   но ты ведь славишь лик Кремля детей...
   Любите, Дети, Родину Святую -
   пришёл в Россию - Русский Назорей!
   Ты вопрошаешь в ситце на орнамент
   чреватых по последствиям друзей:
   "Народ российский скоро ли восстанет -
   не за любовь, а за своих детей?!"
   А я вас призываю для любви собраться,
   я к трезвому пути взываю без причин...
   Я говорю сегодня вам за Братца,
   и если даже слышишь ты один...
   Приходит наше счастье от Любви!
   И возвращается оно к тебе в причудах...
   Я обращаюсь - Родины Сыны:
   оставьте вы разборки в грязных лужах!
   Всем матерям покоя и терпенья
   желаю я сегодня... навсегда...
   Я Братца называю Назореем!
   Лишь Он спасёт Россию от стыда!
   Ты пить здесь начинал, как твой отец несчастный,
   а он ведь умер, помнишь, от вина
   Но взял с меня Господь оброк негласный,
   и отдала я душу для Суда!
  
  
  
   Сент
  
   Хочу я, Мати, всё забыть на свете,
   как я хотел о совести сказать...
   Какой мне срок сегодня теперь светит,
   чтоб угрызений совести не знать?..
   А что забыл - восполнят пусть другие...
   Роман свой начинал я не о том.
   Но, если скажете, что строки все пустые,
   вы не посмеете назвать меня лгуном!
   Найду прощенье от открытых мыслей,
   где осудить сумел я сам себя,
   но не писал я строки из корысти
   и не хулил за деньги лик Кремля!
   Что накипело, то и говорю...
   Ведь сердце уже бьётся в ишемии...
   Вы посмеётесь: рано, мол, сдаю...
   Боюсь, что уже поздно для России!
   А что же Совесть? где она родная?
   Ведь я об этом начинал вещать...
   Прости меня ты, Мати дорогая,
   но совесть русских русским не понять.
   Она как чистый дух и наваждение,
   как светлый прах и Феникс в ратном мире,
   как мой Узур, слепое привидение,
   с ним вместе Патер в золотой порфире.
   Не можем мы понять самих себя.
   Спешим назвать любого - человеком...
   Останкино - вот кафедра Кремля,
   чтоб ложь любую раздавать калекам!
   Писатели!! А что же вы молчите?!
   Я, Господа, вас, право, не пойму!
   "Свобода слова!" Что же не кричите?!
   Отдали это право вы Кремлю!
   В погоне жизни есть отмычка к страху,
   и потерять её вы не могли;
   идёт народ российский скопом к краху,
   так Совесть русских ловко развели.
   Я в морг собрал вас в неурочный час,
   поверьте мне - я что-то здесь ищу!
   Летает здесь мой родовой Пегас,
   на мельницу чужую воду лью,
   чтоб вы увидели и тоже испугались;
   я не виню вас, жалкий наш народ,
   но вспомните, с кем вы уже братались,
   как целовал вас в губы пьяный чёрт!
   Настало время говорить про Совесть,
   проголосуйте в марте за страну,
   легко вам в урну бюллетень свой бросить,
   когда отдали голос вы Ему!..
   Тому, кто нужен каждому в финале,
   кто не стоит и не стоял с обманом,
   чтоб Рай Земной вы здесь не пропивали,
   чтоб не купили голос ваш "стаканом"...
  
  
  
   Мати
  
   О, Господи!.. Услышал о разлуке!
   Услышал мои вздохи и тревожный плач!
   При жизни я познала эти муки:
   отец был твой тиран, а муж - палач...
   Не стань и ты теперь таким для сына...
   Мой внук растёт... в нём сохрани ты кровь...
   Хлестала я тебя... В руке крапива
   пускай тебе напомнит это вновь!
   Я вырастила душу здесь в тебе,
   а ты теперь продолжишь это дальше.
   Но ты поплачь и о родном отце
   (их камарилья развратила фальшью):
   их в партию бесстыжую манили,
   а водку заливали прямо в рот,
   а всё добро с завода растащили...
   Но весь исход я знала наперёд,
   что водку льют в того, кого обманут,
   что любит это только русский чёрт!..
   Но из могилы мёртвые не встанут!
   Живым должны сушить вы пьяный рот!
   От широты душевной русский спич...
   Транжирят они пьяными столами...
   Коммуне водку дал один Ильич,
   другой Ильич развёл её бровями!
   Код генетический Народа Русского - Великий,
   Народ России - роковой Эдем;
   как станет невозможно новой клике
   расширить политический гарем...
   И старыми не стали мои мысли,
   чтоб сохранить, я говорю их вам,
   что есть изъян у кода русских в жизни,
   что русский гений любит "свой стакан"!..
   Я встретила здесь Блока и Есенина...
   Как тяжело, поверь, на них смотреть...
   Но я ведь там и плакала, и верила -
   Святую Трезвость сможешь ты воспеть!
   Наш Братец Иоанне так велик,
   Они теперь с Христом в одной купели,
   по почте электронной вышлю Его лик...
   (купи себе компьютер, в самом деле,
   за строки эти ты получишь деньги,
   но слишком много, сын мой, не проси...)
   Серёжа милый, не молись под сенью
   закона, что ваяют упыри...
   Впусти, не думая, ты в душу свою Бога!
   С ним говори и вверься для Любви!
   Ведь до сих пор у русских жизнь убога!
   Боится клика Жириновского струны,
   что приструнит он подлый этот род...
   И скоро всё исполнится - попомни,
   что Жириновского Россия призовёт
   и вспомнят в Пензе Лермонтова корни!
  
  
  
   Сент
  
   Смех... но Березовский - политический изгнанник,
   а Абрамович - покупает футболистов...
   Мы ждали и пришёл в Россию странник,
   чтобы напомнить богохульство всем "артистам"!
   Толстого пустынь Оптина смирила б,
   но не простило Православие его;
   ждала, Россия, ты и получила
   от церкви русской подлое лицо...
   Алексий куплен Ельциным - ты слышишь?
   Задобрен Аслаханов Президентом...
   Кадыров будет той же старой "крышей"...
   А я сегодня стану снова Сентом.
   И оттого я буднично кичусь.
   Пророчества оставил старый Авель!
   Хочу я известить Святую Русь,
   что трижды его имя мы прославим.
   Владимир Ленин и Владимир Путин -
   вот два "Владимира", которых он открыл.
   А чтобы вам не отойти от сути,
   скажу про третьего я из последних сил!
   С грузин начнутся перемены, Мати.
   Но будет избран Путин в марте снова.
   Но мы с тобою слышим боль в набате,
   что раздаётся тихо от покрова.
   Кто мог предвидеть Кармадонский ужас?
   Но видел я, что миг его грядёт:
   "кавказский пленник" русскому не нужен -
   предательством он подлым отдаёт.
   Забрал Бодрова младшего навек
   Господь Великий и Аллах могучий,
   чтоб мальчик, запятнавший русский снег,
   не продавал талант бандитской куче!
   Я отрекаюсь ото всех, кто против...
   сегодня признавать в России честный стон,
   и сесть хочу я только с тем напротив,
   кто видит в Петербурге Новый Дом.
   Не там, где Матвиенко оглушает,
   а там, где с Верою на Вырицу глядят;
   никто вам в марте, господа, не помешает,
   но в мае спросят за безбожный взгляд.
   Как будет это здесь, я уже вижу
   колоду ваших карточных прохвостов -
   бубновых лица мы на шпиль нанижем
   и пыль сотрём с оболганных подмостков.
   Поверьте, господа! Финал уже стучится
   для вас, как неизбежный божий рок!
   Не нужно вам на Путина молиться!
   Вернуть вам нужно роковой оброк!
   Душа народа - это русский Бог!
   А цвет теней теперь у сатаны.
   Пусть Лондон вам согреет пятки ног,
   а скипидар мы выжмем из души...
  
  
  
   Письмо другу 16.
  
   Сашок!
   При всём том, что я тебе писал за последний год, меня не покидает чувство реального оптимизма. Хочу верить и надеяться, что это чувство присуще и тебе.
   Мы, наверное, скоро с тобой увидимся, так что писать я тебе уже не буду.
   Что можно сказать сейчас о прошедшем времени? Что это путь роста нашего общественного самосознания.
   Так оно не должно было быть, но случилось. Истории в сослагательном наклонении не бывает... Её не переделаешь...
   Неизбежные события.
   Иной раз кажется, что это от нас не зависит. Как будто этим кто-то движет и руководит. И кто-то из нас именно так приходит к пониманию Бога. Ну что же пусть будет так, если мы одинаково отвечаем на один и тот же вопрос: "Что такое Бог и где Он?" Это главный, я думаю, вопрос, на который должно будет ответить новое Тысячелетие. Что это Любовь и Добро в нашей огромной человеческой Душе.
   И спасёт наш мир только Любовь, если думать о Боге!
   Всего самого наилучшего тебе в новом году!
   Твой друг и врач Сентэй!
  
  
   Видение 16
  
  
   Сент
  
   Зачем связали руки мне верёвкой?
   Зачем меня вы посадили на осла?
   Я на себя затем надел поддёвку,
   чтоб больше походить на мертвеца.
   Ты, Патер, будешь мне за прокурора,
   Узур разделит участи судьи,
   а Мати меня любит и такого,
   пусть хуже буду вашей я Статьи!
   Мне Мати - прокурор и утешитель,
   она - защитник мне и судия.
   Последний вздох услышишь ты, обитель,
   я натерпелся горя бытия!
  
  
  
   Патер
  
   Пусть прокурором станет тебе Время!
   Не вышло ничего, что запрещал тебе.
   Посеял русским старое ты семя
   и грех растёр им на моей руке.
   От выдвиженья мысли я смолкаю
   и не хочу оспаривать поэтов.
   Судью я к приговору призываю,
   чтоб не дожил ты даже до рассвета!
   Пусть горе будет выжито годами,
   я не любил с тем откровений за душой,
   мы приговор исполним не речами,
   твою строфу перечеркнём строкой.
  
  
  
   Мати
  
   Мой сын, прошу тебя очнись
   и уступи здесь мысли им святые.
   Уже немало - что имеешь жизнь
   и ешь пока хлебцы не дармовые.
   Всё отпрыскам отдай и не канючь!
   Зачем тебе судьба тюремной боли!?
   Мой дорогой, прошу тебя - не мучь;
   смирись с обидою в безбожном приговоре.
   Не быть России в сонме сладких чувств,
   сегодня не настало ещё время...
   А слово, что слетело с твоих уст,
   ты им скажи: заблудшее, мол, семя...
  
  
  
   Узур
  
   Судить мне трудно самого себя.
   С тобою, Сент, мы были одним телом.
   Но ты отправил к Патеру меня;
   поверь, Сентэй, неправильно ты сделал.
   Я не судья... Судьёю мне не быть...
   Я подсудимым чувствую себя.
   Сегодня судим Совесть, чтоб забыть
   и славы честь, и боль поводыря.
   Куда вас вёл, туда мы и пришли:
   кому же непонятен этот ужас!?
   Я вижу горе вспаханной межи,
   как затянули пояса вам туже...
  
  
  
   Сент
  
   Теперь есть место славе не в упрёке,
   кто разделяет слово по суду...
   Я признавался вам в слепом намёке,
   что отрицаю власти я нужду.
   Ни пошлым другом и ни дальним светом
   для вас не стану, отроки мои.
   Я не был властью никогда согретым,
   в нужде считал я денежки свои.
   Мне не хватало часто их на хлеб,
   такая жизнь российского приюта;
   ребёнком славил в мае русский снег
   и ненавидел совесть взрослых люто...
  
  
  
  
  
   Патер
  
   Тебя не вспомнят люди даже после...
   У вас есть редкий совести провал...
   Ты заманил меня нечестно в гости,
   но убедить не смог - ты слишком мал!
   Вам не замазать мысли моей правды,
   чтоб, возвеличив, обратить в хулу.
   Вам не раздвинуть ни одной здесь фалды,
   чтоб доказать слепую правоту.
   Нет стержня в мыслях и покоя в стиле,
   всего-то лишь надуманная ложь.
   Как загнанный зверёк, как лошадь в мыле,
   ты испускаешь моровую дрожь!
  
  
  
   Мати
  
   Но надо жить во что бы то ни стало -
   чтоб окропить здесь Совестью приют!
   Чтоб сердце биться, "вдруг", не перестало,
   иные умно Президенту лгут!
   Не стану я умом тебя лечить,
   чтоб мыслей материнской не наскучить;
   важнее нам - прилежнее служить,
   чем правдою сознанье русских мучить!
   Ты научился жить здесь без меня;
   а где мне было за работой вечной...
   За это сердце режешь без ножа
   и душу материнскую калечишь?!
  
  
  
   Узур
  
   Идите Все, просите чистой Правды...
   Не у меня - посредник я у Бога!
   И грамоты верительной за фалдой
   не спрятал Патер: он лицо народа.
   Вы отрастили длинный грязный хвост
   своих мучений лжи и горькой страсти,
   и тянутся здесь толпы на погост -
   Бог не взирает на различья в касте.
   Судья ли я тому, кого здесь судят,
   когда судить должны вы все меня...
   Боюсь, что нас безбожники погубят,
   собравшись там - за стенами Кремля!
  
  
  
   Сент
  
   Увидел ли трагедию я власти,
   которую меняли много раз?!
   Принадлежат Узур и Патер к касте,
   которую я вывел напоказ.
   Смотрите, люди! Веселитесь в горе!
   Для новых русских написал бы в Думу -
   есть два лица сегодня в вашем доме:
   Богатым - Вера... Совесть - простодуму!
   Лукавством русским не объять широких
   начал для посрамленья зла.
   Во власть пускаем сами однобоких
   и любим Узурпаторов Кремля!
  
  
  
   Патер
  
   Не отмести твой ужас словом грязным,
   которое ты хитро исполнял.
   Но я привык к подобным устным лязгам,
   и я вас никогда не утешал.
   Мой смысл простой - ударить по безбожию
   не словом лёгким, а укором зла,
   чтоб преклонил ты голову к Подножию
   и не читал мне проповедь "Хлыста".
   Мне хватит сил наполниться и смякнуть;
   я не таким обламывал здесь спесь;
   тебе ведь не плевать... а только харкать,
   чтоб не душила роковая взвесь.
  
  
  
   Мати
  
   Хоть стало проще говорить нам вслух,
   но я скажу забавными речами:
   пусть нами наиграется пастух,
   послушными овечками мы стали.
   Пусть слышат все, что говорю, как ты,
   раз гены наши так перемешались.
   - Тебе нужны поклонников цветы,
   чтобы с тобой, как с гением, прощались??
   Ты лучше доживи здесь до седин
   и забавляйся чаще глупым смехом...
   А для подкладки тот возьми ватин,
   что прорастёт наружу рунным мехом!
  
  
  
   Узур
  
   Прости мне, Боже, вопли иезуита.
   На кормчего я не гожусь теперь.
   Здесь бьётся сердце старого пиита
   и испускает кровью свою лень.
   Я больше не тружусь, как я трудился прежде,
   и тело своё дьяволу отдал;
   глаза у русских не горят надеждой,
   пастух как будто насмерть всех загнал.
   Пусть опускает жизнь их в омут к страху,
   пусть оживит их роковая боль,
   пусть градом пот в последнюю рубаху,
   чтоб забелела трудовая соль.
  
  
  
   Сент
  
   Хочу я помолиться русским словом,
   хоть место это слишком роковое...
   Петлю надели зря до приговора,
   ведь я хотел сказать вам про святое...
   Живым мне не уйти уже отсюда,
   но мой осёл найдёт дорогу с телом...
   Ведь сразу я почувствовал подспудно,
   что опрометчиво я разделил вас мелом.
   У вас живой и неделимый организм.
   (Был у меня неопытный куратор.)
   Узур и Патер - роковой софизм -
   соединил вас русский узурпатор!
  
  
   Патер
  
   Ты видишь, как легко тебе здесь стало,
   когда определились мы в судьбе.
   Я перекрою здесь твоё орало...
   Повесят тебя, прямо, на осле.
   Вы слышите, Судья! Моё желанье?
   Пускай оспорит это адвокат.
   Я получил лишь полное признанье,
   и перед вами - точный ренегат.
   Отступник от морали и начала,
   когда мы создавали этот мир...
   Но, чтоб еретику не показалось мало,
   налейте ему Водки в эликсир!
  
  
  
   Мати
  
   Ведь если верить в слово чистой правды,
   хотела я умом тебя попотчевать...
   Но я не встала здесь в ряды безумной халды,
   ведь отошёл и сам Владимир Вольфович!
   Хочу сказать, что мир у нас безумия велик
   своим рождением и славы редкой смертью.
   Ты всё сказал про русский им Тупик,
   но наш народ давно унижен плетью!
   Не разбудить тебе в нём чистый дух,
   не достучаться мыслями до сути.
   Пускай тебя лишь мучает здесь слух,
   что не спасёт Россию грешный Путин!
  
  
   Узур
  
   А я-то здесь причём, уж коли так?!..
   раз совесть вы растите кулаками,
и любите вы роковой кулак,
   грозящий вам разменными рублями.
   Я выпью вас на проповеди страха
   и там взыщу души своей печать;
   не испугала если русских плаха,
   я не хочу здесь снова начинать.
   Вам поздно станет и просить за всех,
   и будет вам уж этого не надо;
   простить любому я сумею грех,
   но не простит вас новая плеяда!
  
  
   Сент
  
   Ну что ж, друзья, конец уже настал,
   а это время для последних слов.
   Я на осле ... а он - не пьедестал;
   Вас Узурпаторы считают за ослов!
   Держать ослов Великие хотят,
   вам дружно с ними блеять и икать.
   Потом они вас дружно оскопят;
   клонировать будут - дожила ты, Мать!
  
  
   Мати
  
   Серёжа! Милый! Что же ты творишь?!
   Ты наплевал на материнские слова!
   Зачем, мой сын, ты умереть спешишь?
  
   Сент
  
   Чтоб взять грехи мне главного Осла!
   Я не хочу враньё вам подавать!
   Ну сколько можно потакать греху?!
   Рыдай и плачь, родная моя Мать!
   Я Патера словами извещу!
  
  
   Патер
  
   Тебе меня учить! - Ты слишком молод!
   А умереть - ты выбрал верный путь!
   Терзает твою душу злобы голод!
   И мне тебя не жалко здесь ничуть!
  
   Сент
  
   Мне жалость Ваша, Патер, не нужна.
   Здесь хорошо - дожить до приговора.
   Как слово Правды - Истина важна:
   что есть Узур у Божьего лишь слова.
   Пускай он скажет мне теперь за Бога:
   где истина сегодня у людей?!
   И этим он облегчит мне дорогу!
  
  
   Узур
  
   Ну что же, Сент! Запоминай скорей!
   Нет истины сегодня без Души!
   И нет у вас для Совести приюта!
   Но были - есть - и - будут здесь как Ты -
   Вас не ломала никогда Валюта!
  
  
   Сент
  
   Спасибо и за это Вам, Друзья!
   Я вами называю свою Совесть.
   Скажите напоследок - кто же я?!
  
  
  
   Узур - Патер - Мати
  
   Печаль...
   Не наша...
   Роковая повесть!
  
  
  
  

4.01.2004г.

Владимир Рой

  
  
  
  
   99
  
  
  
  
Оценка: 6.41*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"