Житорчук Юрий Викторович : другие произведения.

Гибель империи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:


  
   =====================================
  
   Ю р и й П о б е д о н о с ц е в
  
  
   Гибель империи
  
   Тайные страницы истории Российской империи
   (1830 - 1918 гг.)
  
   =====================================
  
   ВНИМАНИЕ моя книга:
   Юрий Победоносцев "Гибель империи"
   вышла из печати в 2010 году в издательстве АСТ.
   http://www.ozon.ru/context/detail/id/4895875/
  
   0x01 graphic
   Оглавление
  
   Введение 2
  
   Глава 1. Турецкий гамбит. 12
   Давняя история русско-турецкой вражды 12
   Попытка Николая I изменить характер русско-турецких отношений 17
   Турецкая мышеловка. 22
   Вторая отечественная война 1854-56 годов 32
  
   Глава 2. Противостояние России и Англии в Средней Азии. 40
   России и Англии становятся соседями на Среднем Востоке. 40
   Первая англо-афганская война. 44
   Между двумя англо-афганскими войнами. 45
   Вторая англо-афганская война. 51
   Трудная дорога к заключению англо-русской конвенции 1907 года. 55
  
   Глава 3. Зарождение Антанты. 59
   Франкфуртский мир. 59
   Франция и Германия: между миром и войной. 61
   Заключение австро-германского договора 1879 года. 64
   Русско-французское сближение. 66
   Великобритания становится третьим участником Антанты. 69
   Первая немецкая попытка расколоть Антанту. 71
   Марокканский кризис 1905 -- 06 годов. 72
  
   Глава 4. Турецкий гамбит (продолжение). 74
   Начало Восточного кризиса. 74
   Русско-турецкая война 1877 - 78 годов и ее итоги. 76
   Аннексия Боснии и Герцеговины. 81
   Первая Балканская война. 83
   Вторая Балканская война. 85
  
   Глава 5. Провал проекта Желтороссии. 86
   Начало российской экспансии в Китае. 87
   Дипломатические игры вокруг Японии. 91
   Теперь Японии нужен лишь повод для начала войны. 99
   Русско-японская война. 103
   Портсмутский мир 108
  
   Глава 6. Германия готовит и начинает большую европейскую войну.
   Политическая подготовка большой европейской войны. 115
   Повод к войне получен, его нельзя упустить. 119
   Германия объявляет войну России. 127
   Мог ли Николай II предотвратить мировую войну? 128
  
   Глава 7. Так во имя чего же была развязана Первая мировая война?
   Захват жизненного пространства - основная цель политики Вильгельма II
   Как Берлин реализовывал свои планы по расчленению России. 137
   Советская трактовка вины за развязывание ПМВ. 141
   Планы Николая II по послевоенному мироустройству Европы. 146
  
   Глава 8. Краткий курс истории Первой мировой войны. 147
   Военные планы сторон. 147
   Кампания 1914 года. 150
   Кампания 1915 года. 161
   Кампания 1916 года. 164
   Кампания 1917 года. 166
   Кампания 1918 года. 168
  
   Глава 9 Кругом измена, и трусость, и обман! 169
   Тайны первой русской революции. 169
   Борьба Ленина за поражение царского правительства в Первой мировой воине. 177
   Февральский переворот. 185
   Октябрьский переворот. 206
   Похабный Брестский мир и гибель империи. 212
  
   Заключение. 217
  
  
  
   Введение
  
   Народ верит в эту волю Божию,-- и по Его велению возносит надежду свою на Вас и на крепкую власть, Богом врученную Вам. Да благословит Вас Бог. Да ободрит Вас молитва народная, а вера народная да даст Вам силу и разум править крепкою рукою и твердой волей.
   Константин Победоносцев.
  
  
   К концу XV столетия крупнейшей имперской державой с обширными заокеанскими владениями и претензией на мировое господство стала Испания, объединяющей доктриной и источником имперского миссионерского экспансии которой был католицизм.
   Колонизация огромных просторов американского континента дала Испании сказочные богатства, а вместе с ним и роль мирового лидера. Однако, вступив на путь первоначального накопления капитала с очень слабой буржуазией и сильным дворянством, Испания довольно быстро пришла к экономическому краху. Все дело было в том, что получив в свои руки казалось бы неиссякаемый источник богатств в виде притока драгоценных металлов, испанские короли и дворяне оказались мало заинтересованными в развитии своего национального хозяйства. Испанский абсолютизм перестал покровительствовать развитию промышленности и внутренней торговли, а империя стала постоянно отставать от других стран в научно-техническом и культурном развитии.
   Постепенно Испания превратилась в дряхлеющего паразита, и уже в начале XVII века была вынуждена уступить свое мировое лидерство в океане Англии, а на континенте Франции. Так в мире возникли две державы, реально претендующие на роль мирового лидера. Тем не менее, лидерство в этом соревновании захватила Франция, которая во времена правления Наполеона вплотную приблизилась к установлению своей гегемонии над всей Европой. Если бы ей это удалось, то она смогла бы получить и статус господствующей мировой державы. Однако поражение Наполеона в борьбе с европейской коалицией восстановило относительное равновесие сил на континенте, и тем самым на целое столетие сделало Великобританию новым мировым лидером.
   Лондон стал главным финансовым и торговым центром мира, а британский флот принялся властвовать на всех морях и океанах, обеспечивая функционирование громадной Британской империи, основанной на научно-техническом и культурном превосходстве англичан над колонизируемыми ими народами. Англичане обеспечивали себе превосходство по мере того, как их флаг следовал за развитием их торговли.
  
   Однако, являясь всесильной на океанах, Великобритания, не обладая большой сухопутной армией, не могла в одиночку доминировать в Европе. Вместо этого Британия полагалась на хитроумную дипломатию равновесия сил. Суть этой политики сводилось к тому, что Лондон неизменно поддерживал коалицию европейских государств, направленную против сильнейшей, самой агрессивной, самой влиятельной державы на континенте, которая могла бы бросить вызов английскому владычеству.
   При этом если континентальные европейские державы при возникновении между ними войны часто стремились максимально и надолго ослабить своего соперника, то Англия, как правило, вовсе не была заинтересована в резком ослаблении или же в исчезновении с европейской шахматной доске сильного игрока, которого она могла бы в следующей партии использовать против своих бывших, слишком уж усилившихся союзников. Именно поэтому англичане не позволили немцам добить Францию после их победы во франко-прусской войне 1870-71 годов.
  
   Важнейшей причиной англо-русских противоречий являлось вполне закономерное стремление России к морям. Еще Петр I прорубив окно в Европу, вступил на берега Балтийского моря, а Екатерина II, в свою очередь, вывела империю на берега Черного моря. Александр I став главным победителем Наполеона, на какое-то время сделал Россию сильнейшей европейской державой, диктовавшей остальным странам свои условия игры. А Николай I со своей стороны без всякой войны добился блестящей дипломатической победы, заключив с Турцией в июне 1833 года Уинкиар-Искелесский договор.
   Согласно условиям этого договора Россия и Турция обещали помогать друг другу в случае войны с третьей державой. Турция обязывалась не допускать военных судов нечерноморских стран в Дарданеллы. Босфор же оставался при всех условиях открытым для входа любых русских судов. Уинкиар-Искелесский договор полностью покрывал все русские претензии на Черноморские Проливы и создавал дипломатическую основу для длительного мирного существования двух империй.
   Однако такое развитие событий никак уж не устраивало ни Англию, ни Францию, которые всячески противодействовали зарождающемуся русско-турецкому союзу. Тем временем приближался 1841 год, когда заканчивался срок заключенного на восемь лет Ункиар-Искелессийского договора. Пред Николаем было два пути: он мог или продлить договор на новое восьмилетие, или же отказаться от столь ненавистного Англии соглашения, получив за это серьезную дипломатическую компенсацию от Лондона.
   Царь предпочел второй вариант, и заявил Англии, что Россия готова отказывается от продолжения Ункиар-Искелессийского договора, если состоится общее соглашение держав о том, что Дарданеллы и Босфор должны быть закрыты для военных судов всех наций, и если состоится соглашение, ограничивающее захваты правителя Египта Мехмета-Али.
   При этом Николай прекрасно знал, что Париж покровительствует и всячески помогает Мехмету-Али в надежде с его помощью упрочить свое влияние в Сирии и Египте. В то же время царь ясно видел и то, что эта французская затея давно не по нраву Лондону.
   Вот почему отказ Петербурга от Ункиар-Искелессийского договора окончательно склонил Пальмерстона к затеянной царем комбинации. Уже вскоре выяснилось, что французы вовсе не намерены оказывать давление на своего египетского союзника. После чего произошло именно то, чего и добивался Николай. 15 июля 1840 года Россия, Англия, Австрия и Пруссия заключили между собой договор, гарантировавший целостность турецкой территории, а Мехмету-Али гарантировалось только наследственное владение Египтом и временное владение Анконским пашалыком. Россия со своей стороны получала гарантию держав на запрет прохода военных судов через Босфор и Дарданеллы.
   Но самое главное, чего Николай достиг с помощью своего эффектного дипломатического шага, было обострение англо-французских отношений. После этого разрыв между Францией и Англией царю казался теперь делом почти решенным. К сожалению, в этой своей оценке он сильно заблуждался, хотя на определенный период Париж действительно оказалась в состоянии политической изоляции.
  
   И тут Николай делает непростительную ошибку. Во имя эфемерных идеологических принципов торжества монархии он, пренебрегая геополитическими интересами России, подавляет Венгерское восстание и тем самым спасает от распада своего извечного врага - Австро-Венгерскую империю. Вместо того чтобы способствовать созданию двух враждующих между собой независимых государств, которым в этом случае было бы уже не до экспансии на Балканах, Николай добровольно надевает на себя регалии европейского жандарма, вызывает протест всей Европы и позволяет сплотиться всем антирусским силам для борьбы против России.
   В результате Париж, используя всеобщее недовольство царской политикой, стал всячески искать повод для объявления войны России, хватаясь при этом за любые, даже за самые ничтожные предлоги к ссоре и искусно их раздувал, причем в центре этих интриг оказалась Османская империя.
   В ответ на это Николай попытаться договориться с Великобританией по вопросу о разделе Турции. Однако в это время в Лондон уже видел в России своего главного геополитического соперника, который своими действиями в Средней Азии создавал потенциальную угрозу для английского владычества в Индии. В этих условиях Британия не могла позволить России к тому же еще и завладеть Проливами, и стать Средиземноморской державой.
   Так в английской столице стало зреть убеждение, что война с Россией неизбежна. Тем не менее, при этом Лондон всячески старался создать у Петербурга впечатление о своем нейтральном отношении к назревавшему между Россией и Францией противостоянию по поводу Турции. Тем самым, подталкивая Петербург к войне с Францией из-за Турции.
  
   К сожалению всего этого Николай I вовремя так и не заметил, считая, что теперь-то он с помощью силы может окончательно решить давно назревший вопрос выхода России к Средиземному морю. Царь переоценил военное и экономическое могущество своей империи, и принял неадекватное решение, ценой которого явилось поражение России в Крымской войне.
  
   В начале 1853 года для того чтобы прекратить французские провокации в Петербурге стал рассматриваться вариант начала новой войны с Турцией, захвата Константинополя, и присоединения к России Молдавии и Армении. После чего образование Болгарского, Румынского и Сербского протекторатов России было бы только вопросом времени. России не хватало лишь подходящего повода для объявления войны Турции. Для того чтобы такой повод получить в Турцию в качестве чрезвычайного посла посылается князь Меньшиков, который предъявляет Порте заведомо неприемлемые условия. Провокация Меньшикову удается вполне. После чего он, хлопнув дверью, покидает Османскую империю.
   21 июля 1853 года русские войска вступили в Молдавию, а Турция объявляет войну России, а 18 ноября в Синопском сражении Черноморская эскадра разбивает турецкий флот. Но в ответ на это в Черное море входит англо-французский флот, а 11 апреля 1854 года Англия и Франция объявили России войну, которую Петербург проигрывает, и 27 августа 1855 русские войска оставляют Севастополь.
   В создавшихся условиях Лондон считал, что падение Севастополя было только началом, после которого нужно было развернуть большую войну, и окончательно поставить Россию на колени. Но как это часто бывает после достижения определенных целей, пути союзников разошлись. Дело в том, что Наполеон III совсем не желал такого существенного усиления Англии. Напротив, в России он уже начинал усматривать возможный противовес англичанам. Проливать же французскую кровь на Кавказе для ограждения Индии от возможного русского нашествия французскому императору казалось совершенно излишним.
   Возвращение Карса, взятого русскими у Турции в конце 1855 года, нейтрализация Черного моря с запрещением России иметь там военный флот и базы, уступка Бессарабии, признание протектората великих держав над Молдавией, Валахией и Сербией -- таковы были главные итоги Парижского мирного договора, подписанного 30 марта 1856 года, который подвел черту под затеянной Николаем I авантюрой.
   С этого времени основное противостояние Англии и России переместилось в Среднюю Азию и Афганистан. К концу шестидесятого десятилетия 19 века большая часть Средней Азии вошла в состав Российской империи, а к Кокандское и Бухарское ханства были вынуждены признать свою вассальную зависимость от Петербурга. Подчинение Россией остальных районов Средней Азии стало лишь делом времени.
   На этом этапе англо-русское соперничество в Средней Азии завершилось, победой России. И это была чрезвычайно важная победа всего русского народа. Ведь если бы Великобритании удалось захватить Среднюю Азию, то можно не сомневаться в том, что на этом английская экспансия не завершилась бы, а пошла далее на север, и в конечном итоге все это вполне могло привести к потере Россией Восточной Сибири и Дальнего Востока.
  
   А далее ошибку русского царя, допущенную им во время Крымской войны, вскоре повторил уже Наполеон III, который явно переоценил свои силы, в результате чего 20 июля 1870 года Франция, с большим энтузиазмом поддалась на сфабрикованную Бисмарком провокацию и объявила Пруссии войну. В итоге французы потерпели сокрушительное поражение, и 10 мая 1871 года был подписан Франкфуртский мирный договор, по которому Франция уступила Германии Эльзас и большую часть Лотарингии и обязывалась уплатить 5 миллиардов контрибуции.
   Эта победа была одержана немцами не без помощи Петербурга, обеспечившего невмешательство Австрии в ход франко-прусской войны. Поражение же Франции устраняло со сцены одного из инициаторов злополучного трактата и создавало благоприятную обстановку для ревизии этого документа. В результате Петербург отказался признавать статьи, ограничивающие его суверенные права на Черном море. Англия по этому поводу пыталась возражать, но поскольку Франции в это время было не до разборок с Россией, то Лондон был вынужден согласиться на отмену запрета русского флота на Черном море.
  
   Франко-прусская война завершила целый ряд глубоких перемен в политическом устройстве Европы. Прежде всего, стало реальностью национальное объединение Германии. И если раньше восточными соседями Франции были слабые мелкие государства, а западным соседом России являлась сравнительно небольшая Пруссия, к тому же поглощенная непрерывным соперничеством с Австрией, то теперь у границ России и Франции возникла мощная держава -- Германская империя. Соответственно изменилось и отношение Петербурга к Берлину. Если во время войны 1870-71 годов немцы здесь встречали поддержку и одобрение, то первая же попытка Бисмарка продолжить разгром Франции встретила осуждение и противодействие со стороны Александра II.
   Русско-германское сотрудничество в 1871 году достигло своего апогея, но далее национальные интересы двух великих европейских империй медленно, но верно начали расходиться, что и привело к образованию противоборствующих военно-политических союзов, а в конечном итоге - к Первой и Второй мировым войнам.
   Причем весь этот процесс протекал в полном соответствии с законами геополитики. Наличие непредсказуемого и сильного соседа заставляло Россию выстраивать противовес этому немецкому могуществу, не допуская его дальнейшего чрезмерного усиления. Но реально таким противовесом могла служить только Франция, которая в свою очередь без поддержки России могла быть раздавлена Германией. Со своей стороны Германия не оставляла попыток добить Францию и одновременно всячески поддерживала Австро-Венгрию в ее устремлениях аннексировать земли Балканских славян, что было неприемлемо для России. Все это привело к созданию антирусского германо-австрийского военно-политического союза, и как ответного действия, к заключению русско-французской военной конвенции.
  
   Но тут усилиями российских либералов во главе с министром финансов Витте Россия была вовлечена в новую авантюру, на сей раз на Дальнем Востоке. Прожженный политикан и царедворец решил серьезно подзаработать на крупнейшем государственном проекте. С этой целью Витте добился внесения изменений в ходе строительства транссибирской железной дороги, уговорив царя продолжить строительство магистрали не вдоль Амура и Уссури, как это планировалось ранее, а направить ее к Владивостоку напрямик через Маньчжурию.
   Надо сказать, что действия Витте были обусловлены вовсе не государственными интересами России, а диктовались его личной заинтересованностью. Ведь проект КВЖД позволял курирующему его министру финансов сказочно обогатиться за счет государственной казны. Одновременно Витте породил в сознании молодого и еще не опытного Николая II крайне вредные прожекты о присоединении Северной Манчжурии к России и создании там так называемой Желтороссии.
   И дело даже не в том, что Петербург в данном случае выступил в роли захватчика. В то время от Китая только ленивый не отхватил "своего" куска пирога. Все дело в том, что Россия попыталась отхватить слишком большой кусок, удержать который она была не в состоянии, и, попросту, подавилась им. Строительство КВЖД, связанные с этим столкновения с местным населением и усмирение боксерского восстания в Манчжурии привели Россию к потере важнейшего ее союзника на Дальнем Востоке - Китая.
  
   С другой стороны приобретения России в Манчжурии вызвали обеспокоенность остальных великих держав, решивших, что пришло время и им отхватить свой кусок от ослабевшего китайского колосса. Инициатором в этом деле выступила Германия, которая 14 ноября 1897 года под предлогом мести за гибель двух немецких миссионеров ввела свою эскадру в Киао-Чао, где ранее по соглашению с Пекином размещались русские корабли. После чего Вильгельм "по-дружески" посоветовал Николаю не мелочится, уступить ему порт Киао-Чао, а самому занять Порт-Артур. Этот шаг России был воспринят в Токио как национальное оскорбление, поскольку незадолго до этого Россия вместе с Германией и Францией настояла на том, чтобы Япония вернула бы Китаю эту захваченную у него территорию, а теперь присвоила ее себе.
   Так кайзер весьма искусно столкнул Японию с Россией, после чего русско-японская война стала лишь вопросом времени. Впрочем, на этом Вильгельм не остановился, и буквально не давал покоя Николаю, регулярно убеждая его выполнить историческую миссию заступника Европы от "желтолицых", поносил японцев и обещал, что обеспечит России прочный тыл на ее европейской границе. А расчет кайзера был предельно прост, пока основные силы России будут скованы Японией на Дальнем Востоке, Германия собиралась разделаться с Францией в Европе.
   Впрочем, Лондон нисколько не отставал от Берлина. Вся Европа была буквально поражена, когда Британия в январе 1902 года заключила с Японией договор, явно направленный против России. Разумеется, ни Германия, ни Англия сами не желали воевать с Россией на Дальнем Востоке, но обе державы хотели сделать это японскими руками. В результате 26 января 1904 года Япония без объявления войны ночью напала на русскую эскадру, стоявшую на рейде Порт-Артура. После чего, достигнув целого ряда морских и сухопутных побед, Токио вынудил Петербург заключить с ним весьма выгодный для себя мирный договор.
   Так начатая Витте экономическая авантюра привела к войне с Японией, бессмысленной гибели десятков тысяч русских солдат, матросов и офицеров, потере большей части русских военных кораблей и надолго лишила Россию Южного Сахалина. Но главное, что эта война вызвала взрыв народного негодования внутри России и породила величайшее зло начала двадцатого столетия - революцию 1905 года.
   Здесь надо особо подчеркнуть, что эта революция была спровоцирована русскими либералами, которые всеми средствами стремясь дорваться до власти, и пользуясь трудностями русско-японской войны, намеренно организовали расстрел мирной демонстрации, шедшей к Зимнему дворцу с иконами, хоругвями и портретами царя. Вся эта провокация была без ведома Николая II искусно подготовлена и осуществлена министром внутренних дел Святополк-Мирским, являвшегося близким другом и сподвижником графа Витте.
   Впрочем, цель провокации удалась с лихвой. По всей России мгновенно разлетелась весть о Кровавом воскресении, подорвавшая веру народа в справедливого царя. Спровоцированная либералами революция разразилась в Европейской части страны, где вспыхнули восстания в армии и на флоте. В результате Россия была вынуждена отказаться от продолжения войны и подписать мир с Японией, а царь поставлен перед необходимостью издать Манифест 17 октября 1905 года, означавший разрыв с многовековой русской традицией. Оппозиция получила долгожданную свободу слова, ставшую тем кислородом, при котором огонь революции разгорался все сильнее. От всего этого империя так и не смогла оправиться до 1914 года, когда ее ждало еще одно грозное испытание.
  
   Вообще говоря, как ни парадоксально это звучит на первый взгляд, но в создавшихся условиях можно считать большой удачей России, то обстоятельство что в 1904 году между Францией и Англией была заключена Антанта. Ведь именно англо-французский договор Сердечного согласия и не позволил Германии, используя временную слабость России, развязать в 1905 году войну против Франции. Хотя такая попытка кайзером была предпринята. Для чего им был намеренно спровоцирован марокканский кризис. Можно не сомневаться, что, разделавшись с французами Германия, принялась бы и за "обустройство" России.
  
   Для понимания дальнейшего хода мировой истории очень важно уяснить, какие же у Германии были причины, которые подвигали немцев к войне с Россией. Собственно говоря, в их основе лежало то обстоятельство, что у России было слишком много земли, а у Германии, ее было слишком мало. Именно эта ситуация издревле и вела к так называемому Дранг нах Остен - немецкой экспансии на Восток и германизации немцами захваченных ими территорий.
   Надо сказать, что это многовековое устремление немцев на Восток вовсе не исчезло со временем. В этой связи достаточно вспомнить, что когда в 1811 году Наполеон заставил Австрию и Пруссию подписать с ним военные договоры, по которым обе страны обязывались выставить контингенты своих войск в помощь французской армии, то в ответ на это Берлин и Вена заявили, что в таком случае они рассчитывают получить за свои услуги, которые будут ими оказаны Франции, территориальные приобретения за счет России. Австрия желала урвать Волынь, а прусский король Фридрих-Вильгельм -- весь Прибалтийский край.
   Здесь надо особо отметить, что в ходе объединения немецких государств и образования единой Германии в возродившейся империи необычайно широко развился культ национализма. В результате этого идеология пангерманизма фактически стала государственной идеологией. В Пангерманский союз, который возглавлялся и субсидировался весьма влиятельными политическими деятелями, крупными представителями финансового капитала, юнкерства, немецкого генералитета, и активно поддерживался самим кайзером и его наследником, входило множество высших чиновников, журналистов, университетских профессоров и школьных учителей, доносивших идеи пангерманизма до немецкой молодежи и формирующих общественное мнение страны.
   Поэтому совсем не случайно уже вскоре после начала ПМВ 9 сентября 1914 года канцлер фон Бетман-Гольвег сформулировал основную политическую цель Германии в войне на Востоке:
   "Возможное удаление России от немецкой границы и ликвидация ее господства над нерусскими народами...Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы всегда сможем договориться, с Россией -- никогда".
   И эта сформулированная Бетманом политическая линия, неуклонно проводимая Берлином на протяжении всей ПМВ, логически завершилась Брестским мирным договором, в соответствии с которым Германия, наконец-то добилась своей конечной цели на Востоке - отторжения от России Польши, Прибалтики, Украины и Белоруссии.
   Вся эта непрерывная цепь территориальных притязаний Германии является бесспорным доказательством того, что истинной движущей силой немецкой политики на Востоке, начиная с заключения австро-германского военно-политического союза в 1879 году и разработки плана Шлиффена, являлось стремление Берлина развязать войну с Россией и Францией. Причем цели, которые при этом ставил Вильгельм II, мало чем принципиально отличались от целей, которые декларировал Гитлер. Хотя конечно степень варварства нацистов на порядок превосходила варварство их пангерманистских предшественников.
  
   После завершения русско-японской войны у России оставалось два главных врага: Англия и Германия, каждый из которых по своим, достаточно разным причинам, желал поражения Российской империи. Однако никакого прочного русско-германского союза создано быть не могло, поскольку главной целью Германии являлся захват жизненного пространства на Востоке и его последующая германизация. При этом в "лучшем" случае речь могла идти лишь о превращении России в немецкую полуколонию.
   В этой ситуации самый худший вариант развития событий мог возникнуть в случае, если бы Англия в ходе войны заняла по отношению к Германии позицию благожелательного нейтралитета, как это было сделано Лондоном во время русско-японской войны. А именно на это и рассчитывал кайзер.
   Однако политика, проводимая Вильгельмом II, все более и более стала задевать национальные интересы Великобритании. Поэтому после того, как Россия была ослаблена войной с Японией Лондон, стремясь создать в лице России противовес Германии, в 1907 году предложил Петербургу урегулировать целый комплекс спорных вопросов в Афганистане и Персии. Персия была поделена на три сферы влияния: русским отдали северный регион, центральный регион был объявлен нейтральным, а Англия оставила за собой контроль над южным. Афганистан как таковой полностью вошел в британскую сферу влияния.
   Впрочем, здесь надо отметить, что не последнюю роль в миролюбии Лондона, проявленном на Среднем Востоке, сыграло очередное поражение Великобритания во второй англо-афганской войне, поставившем жирный крест на английских планах экспансии в Среднюю Азию.
   В результате англо-русские отношения, которые еще недавно казались абсолютно непримиримыми, а спорные вопросы между двумя империями охватывали почти треть территории земного шара, простирающейся от Константинополя до Кореи, внезапно стали тихими и мирными. Россия, прежде связанная с Германией договором перестраховки, превратилась в военного союзника Франции, в то время как немецкий партнер - Великобритания, очутилась во французском дипломатическом лагере.
  
   Тем не менее, было бы совершенно ошибочно считать, что русско-английский договор 1907 года завершил процесс формирования военно-политического союза Тройственного согласия. Ведь никаких военных обязательств сторон этот договор не содержал. Как не было у Англии твердых обязательств придти на помощь Франции в случае нападения на нее Германии. Мало того, непосредственно перед началом ПМВ английские политики предприняли целый ряд мер, направленных на нормализацию отношений с Германией. Фактически Лондон до последнего момента упорно балансировал между Парижем, Петербургом и Берлином.
  
   Однако, уже в первые дни ПМВ Англия, даже не имея военных обязательств перед Антантой, тем не менее, объявила войну Германии. Разумеется, это было сделано Лондоном вовсе не из альтруизма или вселенского чувства справедливости. Это решение английской политической элиты было обусловлено национальными интересами Великобритании, которые временно совпали с национальными интересами России и Франции. Но это обстоятельство ни в коей мере не уменьшает значение факта участия Великобритании в ПМВ. Ведь весь ход этой войны доказывает, что без участия Англии русско-французская коалиция возможно и не смогла бы добиться победы над Центральными державами.
  
   Тем временем, империалистская война резко изменила соотношение сил между господствующими классами России. Награбленные на военных поставках барыши существенно усилили экономическую мощь и политическое значение буржуазии. В этих условиях русский капитал поставил своей целью захват всей полноты власти в стране, а главным препятствием на этом его пути стало самодержавие. Однако захват власти после победы, которая к концу 1916 года была уже видна на горизонте, стал бы еще долгое время практически нереален. В этой связи русской буржуазии и выражающим ее интересы либералам было жизненно важно любой ценой придти к власти до начала наступления русской армии, планировавшегося на лето 1917 года.
   Именно поэтому группой либералов и крупных русских промышленников во главе с Гучковым еще в середине 1916 года был разработан план заговора, предусматривавшего насильственное отречение императора. Однако для того чтобы заставить Николая II отречься от престола заговорщикам были нужны гораздо более весомые доводы, чем те, которые они, в принципе, могли бы ему предъявить. Здесь требовалось либо крупное поражение русской армии, либо возникновение революционной ситуации в стране.
   Но поражения на фронте в ближайшее время не предвиделось. Разумеется, либералы вовсе небыли заинтересованы в разрастании народного бунта во время войны. Тем не менее, для Гучкова организация массовых беспорядков в столице, которые можно было бы использовать в качестве весомого аргумента как для перетягивания на свою сторону генералов, так и для давления на Николая II, была последней и единственной реальной возможностью добиться своей политической цели.
   Для организации массовых беспорядков в Петрограде заговорщиками были использованы руководимые меньшевиком Гвоздевым Рабочие группы, финансируемые и контролируемые Гучковым через военно-промышленные комитеты. Поводом для начала беспорядков в столице явилось явно нереальное требование рабочих нескольких цехов Путиловского завода немедленно повысить их зарплату на 50% и последовавшее вслед за этим "необъяснимо" поспешное решение дирекцией Путиловского завода объявить локаут.
   С 23 февраля в столице начались массовые демонстрации и митинги, а уже 26 февраля они были поддержаны значительной частью солдат петроградского гарнизона. После чего ситуация окончательно вышла из-под контроля властей и стала неуправляемой. Тем временем, император, пытавшийся вернуться в столицу, был захвачен и изолирован в Пскове союзником Гучкова генералом Рузским.
   После этого Гучкову оставалось лишь поставить точку в его поистине сатанинском плане. В результате 2 марта Николай II "добровольно" подписал свое отречение. Так Гучков победил, но, победив, он тотчас же все проиграл. Выпущенные им на свободу бесы революции решили, что они сражались вовсе не для того, чтобы ими управляли бы бывшие царские сатрапы. В результате Гучков вместе со всей своей камарильей довольно быстро оказались лишними во всей этой революционной круговерти.
  
   За семь месяцев своего существования Временное правительство разрушило буквально все, к чему оно только прикасалось. После чего Ленин без особых усилий взял власть в свои руки. Большевики подписали с немцами Брестский договор, по условиям которого от России отторгалась территория Польши, Прибалтики, Украины и Белоруссии с населением 56 миллионов человек, что составляло почти треть населения Российской империи.
   Нынче мало кто вспоминает, что Советская Россия вернула большую часть этих земель благодаря тому, что Антанта продолжила войну с Германией и заставила ее капитулировать. Ведь без поражения на Западе не было бы никакой революции в Германии, якобы гениально предсказанной Ильичем, а Россия была бы вынуждена существовать в урезанных Лениным границах.
  
   * * *
   Сейчас с высоты истории прекрасно видно, что хотя к концу 1916 года в России действительно имели место большие экономические трудности, обусловленные сильнейшим напряжением длительной и кровавой войны, но, тем не менее, до Февраля существованию империи ничего не угрожало. Царь практически уже выиграл важнейшую партию в мировой геополитической борьбе, и победа над Германией была видна на горизонте. О большевиках и Ленине в то время вообще мало кто слышал, а сам Ульянов даже не помышлял о скорой революции, всего за два месяца до Февраля утверждая: "Мы, ста­ри­ки, мо­жет быть, не до­жи­вем до ре­шаю­щих битв этой гря­ду­щей ре­во­лю­ции".
   Но именно в этот момент времени Гучковым и его соратниками был нанесен подлый удар в самое сердце Российской империи. Либералы решили повторить свой опыт революции 1905 года и вновь использовать искусственно спровоцированную ими стихийные беспорядки в столице для того чтобы заставить Николая II отречься от престола и объявить Россию конституционной монархией. Однако, после отречения царя ситуация вышла из-под контроля заговорщиков, все это и привело к гибели империи.
   Разумеется, либералы не желали такого исхода, но именно их жадность, непомерное самомнение и дилетантизм и погубили империю, доведя ее до эксцесса Октября. Как говорится, породивший ветер, пожнет бурю. Беда лишь в том, что эту бурю пришлась пожинать не только либералам.
  
   В этой связи нельзя не вспомнить имя выдающегося русского мыслителя и государственного деятеля, воспитателя Александра III, обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева, являвшегося яростным сторонником самодержавия и беспощадным врагом либеральных идей. О том сколь велика была роль Победоносцева в истории России конца 19 - начала 20 веков можно судить уже по тому, как ее воспринимал и описал Александр Блок в своей поэме "Возмездие":
  
   В те годы дальние, глухие
   В сердцах царили сон и мгла:
   Победоносцев над Россией
   Простер совиные крыла.
   И не было ни дня, ни ночи,
   А только тень огромных крыл,
   Он дивным кругом очертил
   Россию, заглянув ей в очи
   Стеклянным взором колдуна.
  
   Как известно, Блок находился в плену революционных воззрений, характерных для русской интеллигенции того времени, однако несмотря на это, поэт совершенно верно отметил громадный масштаб личности Победоносцева и справедливо оценил степень его влияния на все русское общество, которое Константин Петрович действительно долго прикрывал от ее внутренних врагов своими огромными крылами. Блок называет эти крылья совиными, но здесь нельзя не вспомнить, что сова - это древний символ мудрости. Победоносцев, стремившийся подморозить Россию, тем не менее, проиграл этот неравный бой с могущественными врагами России. И через два дня после того как Николай II подписал Манифест 17 октября 1905 года Константин Петрович подал в отставку с поста обер-прокурора Святейшего Синода.
   После прихода сторонников Ленина к власти история России была переписана с чистого листа. В результате большевики приписали себе основные заслуги по борьбе с самодержавием как во время революции 1905 года, так и во время Февральской революции, непомерно раздув роль Ленина в этих событиях. При этом оценка деятельности либералов была сведена к минимуму и даже практически забыта. Впрочем, об этих своих былых "заслугах" в событиях, в конечном итоге приведших к власти Ленина, не очень-то любили вспоминать и сами либералы.
   В этой же связи было незаслуженно забыто и оклеветано имя Константина Петровича Победоносцева, одного из самых стойких борцов за веру, царя и отечество. Это обстоятельство и подвигло автора принять в качестве псевдонима фамилию великого патриота нашей родины.
  
   Кандидат физ.-мат. наук, Юрий Житорчук
  
   Глава 5. Провал проекта Желтороссии.
  
   Япония долгое время развивалась как тщательно закрытая от постороннего влияния империя. Однако в середине XIX века страна Восходящего Солнца, стараниями европейцев принудительно открытая миру, явилась чем-то вроде джинна, выпущенного из бутылки, который вскоре начал активную борьбу за свое экономическое и политическое господство в Азии.
   Первыми объектами японской экспансии явились ее соседи Китай и Корея. В 1872 году Япония отторгла от Китая острова Рюкю, через два года попыталась занять китайский Тайвань, а еще через два -- 26 февраля 1876 года -- навязала зависевшему от Китая корейскому королевству Кантхоадский трактат. Все это вызвало обострение противоречий между Японией и Китаем и привело к японо-китайской войне 1894-95 годов.
   Формальным поводом для этой войны послужило восстание корейских крестьян, которое было разбито правительственными силами при поддержке китайской армии. Однако китайцы после подавления восстания явно не спешили выводить свои войска из Кореи. Этим и воспользовался Токио. Ссылаясь на японо-китайский Тяньцзиньский договор 1885 года, японцы высадили в Чемульпо свой десант, а после чего заняли Сеул, вынудив корейского короля "попросить" японскую армию изгнать китайцев из Кореи.
   В результате 1 августа 1894 года Япония объявила Китаю войну, которая длилась 8 месяцев. В течение этого времени китайские войска и флот были полностью разбиты, а японцы захватили значительную часть китайской территории. И уже 17 апреля 1895 года враждующие стороны подписали Симоносекский мирный договор, по которому к Японии отошли полуостров Ляодун с Порт-Артуром, Тайвань и Пескадоры. Кроме того, Китай признавал полную независимость ранее вассальной по отношению к нему Кореи и выплачивал военную контрибуцию в размере 200 миллионов лянов серебром, открывал для японской торговли четыре порта, позволяя японским судам плавать по Янцзы, Хуанхэ и каналу Шанхай -- Ханчжоу, отдавал под временную оккупацию Вэйхай.
  
   Однако столь значительные территориальные приобретения Японии в войне вызвали крайне негативную реакцию ряда европейский держав, считавших, что серьезное изменение баланса сил на Дальнем Востоке сильно затрагивает их государственные интересы. В результате в апреле 1895 года Россия, Германия и Франция направили Токио союзную ноту, требуя от Токио отказа от притязаний на Ляодунский полуостров. Это требование мотивировалось тем, что если Япония подчинит себе эти территории и будет стратегически господствовать над столичной провинцией Джили и китайской столицей Пекином, то это все будет угрожать миру на Дальнем Востоке.
  
   Впрочем, свои требования к Японии три европейские державы подкрепили демонстративными военными действиями. После чего из текста Симоносекского договора была полностью исключена статья об отказе Китая от Ляодунского полуострова в пользу Японии. Тем не менее, в компенсацию за эту свою "уступчивость" Токио дополнительно получал от Китая вознаграждение в сумме почти в 5 миллионов английских фунтов стерлингов.
   Однако такой пересмотр итогов победной для страны Восходящего Солнца войны вызвал среди японской общественности, особенно ее милитаристских кругов, крайнее возбуждение. Причем возникшее в Японии негодование в основном обрушилось на Россию, поскольку японцы сочли, что именно Петербург стоял во главе дипломатического похода против Токио. Но самое главное вскоре выяснилось, что отнятый у Японии законный военный трофей - Квантунский полуостров вместе с Порт-Артуром оказался в руках северного соседа. Этого уже Токио перенести не мог. В Японии поняли, что за Корею и Маньчжурию придется вступить в яростную борьбу с Россией, поэтому уже с 1896 года там начинается подготовка к новой войне.
  
   Начало российской экспансии в Китае.
   Впрочем, начало реальному противостоянию Японии и России положило строительство Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Дело в том, что еще в 1891 году для разработки природных богатств Сибири и Дальнего Востока, Петербург начал строительство транссибирской железной дороги, которая должна была соединить Москву с Владивостоком. К 1895 году строительство дороги дошло до Читы. Однако вместо того чтобы продолжить вести железнодорожную магистраль дальше вдоль Амура и Уссури, в 1897 году было решено направить ее к Владивостоку напрямик через Маньчжурию. Это значительно сокращало длину трассы, но проведение железной дороги через китайскую территорию делало неизбежными конфликты России, как с Китаем, так и с Японией.
   Одновременно министр финансов Витте, активно проталкивавший идею строительства КВЖД, фактически породил в сознании молодого и еще не опытного Николая II крайне вредные прожекты о присоединении Северной Манчжурии к России и создании там так называемой Желтороссии. Так, например, 30 октября 1895 года Витте подает на имя императора всеподданнейший доклад по вопросу прокладки железной дороги через Манчжурию, где писал:
   "Такое положение вещей дает ныне... русскому правительству весьма благоприятные шансы, чтобы путем мирных переговоров добиться от Китая того, что при других условиях было бы трудно получить: напрямую проведение линии Сибирской железной дороги через Манчжурию по направлению к Владивостоку. Но необходимо действовать настоятельно и решительно, а для сего, прежде всего, потребуется коренное изменение нашей дипломатии на Востоке".
   Как это ни печально, но Витте удалось-таки продавил свой проект КВЖД, несмотря на то, что со стороны наиболее дальновидных русских политиков уже тогда высказывались возражения по его реализации. В этой связи, например, Приамурский генерал-губернатор Духовской 11 января 1896 года писал в российский МИД:
   "Не будет ли крупной исторической ошибкой проложение участка Сибирской [железной] дороги в 2 000 верстах по району, который долгое время будет для нас чужеземным. Для верного закрепления чести и достоинства России, будущей ее силы и мощи на Дальнем Востоке весьма рискованно, увлекаясь экономиею сегодняшних дней".
   К сожалению, разумные доводы Приамурского генерал-губернатора были блокированы активным противодействием министра финансов, по инициативе которого в конце 1895 года был основан Русско-Китайский банк, устав которого предусматривал самые разнообразные операции на Дальнем Востоке, включая финансирование китайских властей, сбор и хранение налоговых поступлений, получение железнодорожных и иных концессий на всей территории Китая. Надо сказать, что действия Витте были обусловлены вовсе не государственными интересами России, а диктовались его личной заинтересованностью. Ведь проект КВЖД позволял курирующему его министру финансов сказочно обогатиться за счет государственной казны.
   Но самое вопиющее преступление против России, которое совершил Витте, заключалось в том, что для финансирования своего маньчжурского проекта министр финансов резко, почти в два раза, урезал военные расходы империи, в результате этого военное ведомство оказалось в жестких тисках бедности. Нищенский бюджет повлек за собой чрезмерную централизацию в расходовании средств, бездействие на тех участках, на которые денег не хватало, и, в конечном счете, к общей деградации русской армии. Бедность военного ведомства пагубно отразилась как на техническом оснащении армии и положении военнослужащих, так и на работе аппарата министерства. В частности именно недостаточное финансирование и, как следствие этого, плохая организация военной разведки повлекли за собой абсолютную неготовность России к войне. Поспешные же финансовые вливания, произведенные во время войны, уже не могли существенно улучшить сложившуюся ситуацию.
  
   Однако при жесточайшей экономии на нуждах армии, Витте, чтобы добиться получения от Пекина железнодорожной концессии в Манчжурии, умудрился создать специальный многомиллионный фонд, специально предназначенный для подкупа китайских сановников. На это он деньги не жалел. В конце апреля для переговоров о строительстве КВЖД в Петербург приехал министр иностранных дел Китая Ли Хун-Чжан. Хотя официальной целью его визита было участие в коронации нового русского царя, тем не менее, результатом проводившихся переговоров явился Московский договор от 3 июня 1896 года об оборонительном союзе против Японии. Согласно этому договору в случае ее нападения на Китай, Корею или на восточноазиатские владения России каждая из договаривающихся сторон должна была прийти другой на помощь своими вооруженными силами.
   Одновременно для облегчения подвоза войск при выполнении союзного договора Китай разрешал России строительство железной дороги через Манчжурию на Владивосток, выдав на это концессию Русско-Китайскому банку. Кроме этого Витте всячески добивался разрешения на строительство ответвления КВЖД на юг, к Ляодуну. Однако, несмотря на громадные взятки, которые получил Ли Хун-Чжан, тем не менее, он так и не дал своего согласия на постройку этой ветки.
   Надо сказать, что КВЖД с ее огромным административным аппаратом, собственной военизированной охраной и прилегающим экстерриториальным поясом, уже вскоре стала государством в государстве, которое не очень-то считалась с порядками и правом, действовавшими в Китае.
   Серьезным успехом царской дипломатии того времени стало и подписание 14 мая и 9 июля 1896 года двух соглашений с Японией по Корее, благодаря которым Россия получила право держать в Корее воинский контингент, а также осуществлять контроль за армией и финансами этой страны. Кроме того, от корейского правительства была получена концессия на эксплуатацию лесов у пограничной реки Ялу. То самая концессия, реализацией которой позднее занялся Безобразов, причем ряд авторов с подачи Витте совершенно необоснованно утверждают, что именно эта деятельность якобы и являлось непосредственной причиной начала русско-японской войны.
   Успехи России на Дальнем Востоке вызвали обеспокоенность других великих держав, решивших, что пришло время отхватить свой кусок от ослабевшего китайского колосса. Инициатором в этом деле выступила Германия, которая 14 ноября 1897 году под предлогом мести за гибель двух немецких миссионеров ввела свою эскадру в Киао-Чао, и захватила китайский порт Циндао.
   В ответ на это Петербург направил свой протест в Берлин, напомнив, что Россия имеет в Киао-Чао преимущественное право якорной стоянки. Кайзеровское правительство было раздражено этим шагом, но сочло целесообразным предложить Петербургу компромисс: Россия не будет возражать против захвата Киао-Чао Германией, а в свою очередь Германия не будет возражать против приобщения к России Порт-Артура. Нетрудно понять, что таким образом Вильгельм II намеренно подталкивал русского царя на конфликт с Японией.
  
   В результате 6 марта 1898 года Киао-Чао вместе с 50-километровой полосой вокруг залива был сдан Пекином в аренду Германии сроком на 99 лет. Кроме того, ей было позволено построить две железные дороги и эксплуатировать месторождения угля на полуострове. При этом японская печать настойчиво настаивала, что именно России китайское правительство предоставило пользоваться Киао-Чаоской бухтой. Стало быть, Германия заняла эту бухту с согласия Петербурга, Россия же за счет этой сделки получила Квантунский полуостров с Порт-Артуром.
   И действительно со своей стороны царское правительство вместо того, чтобы отстаивать свои права на Киао-Чао сочло за благо взять себе Порт-Артур, после чего в марте 1898 года был подписан русско-китайский договор об аренде Россией Квантунского полуострова сроком на 25 лет. При этом китайское правительство одновременно дало и свое согласие на постройку железной дороги от Порт-Артура до Харбина на соединение с КВЖД.
  
   Всего три года до этого Россия заставила уйти Японию с Ляодунского полуострова, говоря о том, что мы не можем допустить нарушения целости Китая и заключила с Китаем оборонительный союз против Японии, а теперь она сама же вынудила Пекин уступить ей важнейшую часть этой же территории.
   В Японии такие действия России вызвали бурю негодования и породили призывы начать войну с коварным Северным соседом. Для снятия всей этой негативной реакции и из опасения как бы занятие Россией Порт-Артура не привело к англо-японскому сближению, Петербург решил подсластить Японии горькую пилюлю и 28 апреля 1898 года пошел на подписание с Токио нового соглашения по Корее. В соответствии с этим соглашением из Сеула отзывались русские финансовые и военные советники, а японский капитал получал возможность широкой промышленной и торговой экспансии в этой стране. В целом же соглашение признавало нейтральный и независимый характер корейского государства. Как ни печально, но эта уступка не только не устранила агрессивных намерений Токио, но и дала ему важнейший козырь в будущей войне, обеспечив Японию стратегически важным корейским плацдармом.
   Тем не менее, надо признать, что захват Россией Порт-Артура и создание там военно-морской базы, был еще одной большой ошибкой царского правительства, которая наряду со строительством КВЖД и привела нашу страну к поражению в русско-японской войне.
   И дело здесь даже не в том, что Россия в данном случае явилась захватчиком. В то время от Китая только ленивый не отхватил "своего" куска пирога. Дело в том, что Россия попыталась отхватить слишком большой кусок, удержать который она была не в состоянии, и, попросту, подавилась им. В результате были понапрасну брошены на ветер колоссальные средства на строительство двух мощнейших портов, сооружение КВЖД и освоение Манчжурии. Война привела к бессмысленной гибели большого числа русских солдат, матросов и офицеров, потере большей части русских военных кораблей и надолго лишила Россию Южного Сахалина. Но главное, что эта война привела к взрыву народного недовольства и породила величайшее зло начала двадцатого столетия - революцию 1905 года. От всего этого империя так и не смогла оправится до 1914 года, когда ее ждало еще одно грозное испытание.
  
   Впрочем, приобретение Россией Порт-Артура не осталось без внимания других европейских держав, которые срочно принялись делить Китай. Великобритания в качестве ответного шага 3 апреля 1898 года заняла ранее оставленный японцами порт Вэйхай, получив от Пекина право его аренды, а также аренды полуострова Цзюлун около Гонконга. В том же году Англия добилась обязательства китайского правительства замещать должность генерального инспектора таможен исключительно англичанином, а Франция взяла в аренду на 99 лет бухту Гуанчжоу на побережье провинции Гуандун.
   Таким образом, уже вскоре великие державы разделили значительную часть Китая на сферы влияния. Сфера Великобритании включала в себя долину реки Янцзы, а также провинцию Гуандун, российская -- Маньчжурию, немецкая -- провинцию Шаньдун, французская -- провинцию Юньнань и остров Хайнань, японская -- расположенную напротив Тайваня провинцию Фуцзянь. Кроме того, Япония фактически начала прибирать к своим рукам всю Корею.
  
   Такой откровенный и жестокий грабеж Китая вызвал рост возмущения среди 400-миллионного китайского народа, которые начались в 1898 году с локальных выступлений, но постепенно к маю 1900 года переросли в крупное народное восстание на территории провинций Шаньдун, Шаньси, Хубэй и северо-восточной Маньчжурии. Это восстание получило название боксерского. 14 июня повстанческие отряды заняли Пекин и под лозунгом изгнания заморских дьяволов осадили районы проживания дипломатов, где ими были убиты послы Германии и Японии. Вслед за тем боксеры подвергли осаде дипломатические миссии других европейских государств.
  
   В ответ Япония, Германия, Великобритания, США, Франция и Италия послали в Китай объединенный 19-тысячный экспедиционный корпус в Дагу, что стало причиной объявления Китаем войны державам-интервентам. В результате на Пекин отправился международный экспедиционный корпус, который под предводительством русского генерала Линевича разбил китайцев и 14 августа освободил миссии. Восстание было подавлено. Китайское правительство покинуло Пекин к бежало в Сианьфу, а захватчики приступили к безжалостным карательным мерам по отношению к населению близлежащих провинций.
   Тем временем военные действия распространились и на Маньчжурию. Китайские правительственные войска вместе с повстанцами напали на Харбин и Благовещенск, мешали судоходству на Амуре и Аргуни, после чего железная дорога оказалась разрушенной чуть ли не целиком, и по рекомендации Витте на территорию строительства были введены русские войска. Это повлекло за собой мобилизацию до 150 тысяч человек и фактическую оккупацию к осени 1900 года всей Северной Маньчжурии, где российские войска силой подавили массовые беспорядки. А 9 ноября 1900 года царские власти заключили соглашение с мукденским губернатором, по которому российские войска приступили к охране строящейся КВЖД. При этом вплоть до окончания строительства китайским войскам запрещалось находится в Манчжурии.
   После этого Петербург стал настойчиво склонять китайское правительство к заключению сепаратного договора по Маньчжурии. Однако такой вариант развития событий никак не устраивал других участников конфликта. Вот, например, что по этому поводу министр иностранных дел Китая Ли-Хун-Чжан сообщал в своей телеграмме от 22 марта 1901 года директору Русско-Китайского банка князю Ухтомскому:
   "Наше правительство мне постоянно отвечает только о своих опасениях подписать с Россией соглашение, так как тогда это послужило бы толчком соответственному территориальному разделу своих сфер в Китае со стороны других держав...
   Прежде всего, протестуют против договора с вами немцы. Американцы нам указывают на чрезвычайные выгоды, которые русские хотят извлечь из своего сепаратного соглашения. Англия угрожает тяжкими для нас последствиями от него".
  
   И в феврале 1901 года в Пекине последовал совместный протест Японии, Англии, США против договора, закрепляющего русское влияние в Манчжурии. В итоге, если ранее Россия выступала в качестве защитника Китая от японской агрессии, то теперь Пекин стал рассматривать ее как страну, оккупировавшую часть китайской территории.
   Так в результате непродуманных государственных решений и грубейших дипломатических ошибок, Россия, фактически стала заложницей своего проекта КВЖД, и к началу двадцатого века оказалась на Дальнем Востоке один на один в своем противостоянии с Японией. При этом китайцы были настроено резко против строительства, чему способствовало боксерское восстание и его жестокое подавление русскими войсками. Кроме того, было очевидно, что Япония стремится сделать Корею своим протекторатом и вернуть себе Ляодунский полуостров вместе с Порт-Артуром. Поэтому Россия не могла вывести свои войска из Манчжурии, а именно этого от нее и требовали Китай, Япония, Англия и США.
   До этого момента воинственные порывы Токио сдерживались ее опасениями возможности повторения истории 1895 года, когда совместные угрозы России, Германии и Франции заставили Японию отступить и отдать Китаю плоды своих военных трофеев. Однако, как только Петербург потерял практически всех своих прежних союзников на Дальнем Востоке, война с Россией для страны Восходящего Солнца стала входить в фазу ее практической подготовки.
   Дипломатические игры вокруг Японии.
   В августе 1900 года Англия попыталась втянуть Германию в борьбу с Россией на Дальнем Востоке, предложив ей заключить договор, гарантировавший территориальную неприкосновенность Китая. Однако Берлин сразу же почувствовал подвох, связанный с Манчжурией, и согласился на подписание договора о совместной охране территориальной неприкосновенности Китая, свободы торговли и принципа открытых дверей лишь в тех областях Китая, на которые распространяется влияние одной из держав подписантов.
  
   Тем не менее после того как 26 января 1901 года Россия предъявила Китаю свой проект сепаратного договора по Манчжурии в Лондоне возник центр полуофициальных консультаций между английской, японской и германской сторонами на тему о том, при каких условиях Япония могла выступить против России из-за Маньчжурии.
   Решительный провокационный шаг в этом направлении был сделан Берлином 21 февраля, когда заместитель германского министра иностранных дел заявил японскому послу, что Германия:
   "Совершенно не одобряет образа действий России в Маньчжурии... Будет соблюдать благожелательный нейтралитет в случае, если дело дойдет до кризиса... Эта позиция Германии будет сдерживать французский флот, между тем, как, вероятно, Англия поддержит Японию".
  
   Между тем уже на другой день, японский посол в Лондоне Гаяси передал министру иностранных дел Великобритании Лэнсдоуну официальный запрос из Токио по поводу этого берлинского заявления:
   "1) посоветовался ли Берлин с Лондоном до своего выступления, 2) думает ли Лэнсдоун, что это выступление добросовестно и заключает в себе окончательное решение Германии, и 3) как далеко может полагаться Япония на поддержку британского правительства в случае, если Япония найдет необходимым выступить против России".
  
   В связи с этим запросом известный английский дипломат посол Англии в Париже лорд Берти 26 февраля разразился весьма откровенным меморандумом:
   "Если Япония не будет уверена, что ни Германия, ни Франция не станут активно на сторону России, она не будет воевать с Россией из-за Маньчжурского соглашения...
   Если Германия и Англия, в ответ на запрос Японии, посоветуют избежать войны и скажут, что, если она, к сожалению, разразится между Японией и Россией, то целью Англии и Германии будет елико возможно ограничить ее театр, и, следовательно, они останутся нейтральными, пока ни одна третья держава не примет в ней участие, -- тогда такое заверение может быть достаточным, чтобы убедить Японию, что Франции не будет позволено присоединиться к России и что Япония может воевать с Россией один на один.
   Япония чувствует или, вернее, в Японии распространено чувство, что русская опасность надвигается быстро и что в недалеком будущем Россия рискнет на включение Кореи в свою сферу. Поэтому, если Япония должна воевать из-за Кореи, ей лучше воевать из-за Маньчжурского соглашения, пока не готова русская железная дорога.
   Если Франции будет позволено стать на сторону России и они разгромят Японию, результатом может оказаться возобновление тройственного русско-франко-германского соглашения..."
   Говоря о возобновление тройственного русско-франко-германского соглашения лорд Берти имел ввиду демарш, предпринятом Россией, Германией и Францией в апреле 1895 года, тогда принудивших Токио отказаться от притязаний на Ляодунский полуостров, перешедший к Японии в соответствии Симоносекским мирным договором, навязанным Китаю по завершению японо-китайской войны 1894-95 годов.
   "...Эти три державы станут господами в Китае, и мы будем затерты. Если Россия одна или вместе с Францией победит Японию и мы пойдем спасать ее, чтобы предотвратить уничтожение Японии, мы стяжаем вечную вражду России и Франции, и побежденная и, вероятно, неблагодарная Япония не очень-то пригодится нам, как орудие против русской экспансии.
   Говорят, что, если Япония победит Россию, это будет серьезной опасностью для европейских интересов на Дальнем Востоке. Невероятно, чтобы великая военная и морская держава, с безграничными естественными ресурсами и бесчисленным населением, как Россия, была побеждена навсегда. Она реорганизуется для дальнейшей пробы сил, но эта проба сил может быть надолго отсрочена, если разрешить Японии взять Ляодунский полуостров как приз войны. В руках Японии он будет гарантией того, что между Россией и Японией не произойдет примирения. Это было бы выгодно Англии и Европе. Желтая опасность сдерживалась бы Россией, а русская опасность Японией...
   Если мы ничем не поощрим Японию рассматривать нас как друга и возможного союзника против России и Франции, мы можем толкнуть ее на политику отчаяния, которая приведет ее к известного рода соглашению с Россией. Наши интересы очень пострадают, если она пойдет на это".
   В результате анализа сложившейся ситуации в Лондоне был сделан вывод о том, что целесообразно обратиться к Берлину, чтобы вдвоем с Германией нейтрализовать Францию на Дальнем Востоке. В соответствии с этим 5 марта 1901 года Лэнсдоун в беседе с советником германского посольства Экардштейном предложил Берлину заключить оборонительное англо-германское соглашение. Это, пожалуй, был один из самых критических моментов. Ведь если бы Англии, Германии и Японии удалось объединиться в антирусский союз, то результаты такого шага могли значительно превосходить печальные последствия РЯВ.
   По-счастью благодаря бездарности и высокомерия Вильгельма II Германия и Англия так и не смогли объединиться в начале прошлого века. В ответ на британское предложение кайзер стал упорно настаивать на присоединении Англии к тройственному союзу с тем, чтобы в дальнейшем к нему могла примкнуть и Япония. Однако эти настоятельные призывы кайзера значительно усилили подозрительность Лондона, а германская военно-морская программа, принятая на гребне антибританских оскорблений во время англо-бурской войны 1899 -- 1902 годов, привела к существенной коррекции английской внешней политики по отношению к Берлину.
   Тем не менее, смысл состоявшейся дипломатической пикировки был предельно ясен. Британское правительство предлагало Берлину такой союз, который обязал бы Германию поддержи­вать Великобританию при возникновении англо-русского конфликта. А такой конфликт легко мог внезапно вспыхнуть из-за любого из многочисленных противостояний, имев­ших место между Лондоном и Петербургом. В то время как Германия была заинтересо­вана лишь в договоре, гарантировавшем ей помощь Великобритании в возможной войне Германии и Австрии против Франции и России. Но на это Англия пойти не пожелала, и со своей стороны отклонила немецкий проект.
   Между тем, 1 марта 1901 года немецкий канцлер Бюлов в рейхстаге демонстративно напомнил, что обязательство Германии, вытекающее из англо-германского соглашения 1900 года по Китаю, на Маньчжурию не распространяется. С другой стороны 9 марта английскому послу в Токио было заявлено, у японского правительства нет надежды, что Китай внял советам не подписывать с русскими соглашения, при этом Япония не доверяет Германии, которая просто хочет вовлечь Японию в войну с Россией, однако "без помощи (союзников,- Ю.Ж.) Япония не имеет намерения идти на войну из-за маньчжурского вопроса".
   При этом английская поддержка Японии в основном свелась к давлению на Пекин, который по настоятельному совету лорда Лэнсдоуна 11марта отказался подписать маньчжурское соглашение с Россией. Одновременно в Токио были приняты все меры, чтобы в Петербурге возникла уверенность, что Япония из-за Манчжурии уже в ближайшее время готова пойти даже на открытие военные действия, направленные против своего северного соседа.
  
   Так и не дождавшись положительного ответа Лондона на немецкое предложение о присоединении Великобритании к тройственному союзу, 11 апреля 1901 года Вильгельм буквально набросился на английского посла с упреками, что Англия не пользуется благоприятными обстоятельствами, чтобы предотвратить падение своего престижа на Дальнем Востоке. А далее, как сообщал английский посол Лэсцельс в своей депеше из Берлина, Вильгельм заявил ему, что Великобритания:
   "Рассердила японцев, которые теперь чувствуют, что не могут рассчитывать на поддержку Англии против России. Разве вероятно, чтобы такой благоприятный случай для сопротивления русской экспансии представился вновь? Сейчас японские силы на Дальнем Востоке превосходят силы России, но последние будут постоянно возрастать и через 3 года Россия будет сильнее Японии. Тогда было бы уже поздно".
   На вопрос же Лэсцельса, в самом ли деле кайзер думает, что Россия эвакуирует свои войска из Маньчжурии, не будучи принуждена к тому силою, тот пожал плечами и заметил, что Япония обладает в Китае большей силой, чем Россия.
   Здесь надо учесть то обстоятельство, что армейские кадры Японии готовились по германским воинским уставам, для обучения войск привлекались германские инструкторы, а императорская армия Японии явилась выразительницей взглядов высшего командования кайзеровской Германии. Начало этому процессу положил в 1884 году боевой немецкий генерал, участник австро-прусской и франко-прусской воин, профессор Берлинской военной академии Меккель, который провел всестороннюю реорганизацию японской армии по германскому образцу и энергично внедрил немецкую оперативную школу в среду руководящих кругов японской армии. И надо сказать, что подавляющее число высших офицеров японской армии, участвовавших в русско-японской войне, были его учениками.
   Собственная военная промышленность Японии была еще развита весьма слабо, и без помощи других государств ни в экономическом, ни в финансовом, ни в военном отношении не могла претендовать на роль ведущей державы. Фактически же ее финансировали, вооружили и подготовили к войне с Россией - Англия, США и Германия. Так, например, артиллерию Япония в основном импортировала с германских заводов Крупа и Шнейдера.
  
   С другой стороны германская дипломатия еще со времени японо-китайской войны всячески подстрекала Россию к экспансии на Дальнем Востоке, поскольку стремилась отвлечь внимание и силы России от Европы. Одной из форм воздействия на Петербург в этом направлении была личная переписка кайзера с царем. Вильгельм буквально не давал покоя Николаю, регулярно убеждая его выполнить историческую миссию заступника Европы от "желтолицых", поносил японцев и обещал, что обеспечит России прочный тыл на ее европейской границе.
   Смысл всех этих "дружественных " увещеваний был предельно прост. Вильгельм всячески желал втянуть русских в военный конфликт на Дальнем Востоке, для того чтобы в то время покуда Россия увязла бы в этом конфликте, Германия могла бы спокойно расправится с Францией, стать европейским гегемоном, после чего уже с позиции силы диктовать России условия дальнейшей политической игры.
  
   Тем временем в прямой связи с позицией России в Маньчжурии 18 июля в Лондоне японский посол Гаяси от имени английского правительства получает предложение начать переговоры о заключении англо-японского договора.
   19 июля в Петербурге Ламсдорф, в связи с мартовским угрожающим демаршем Японии, сообщает о принятом царем решении приступить к эвакуации Маньчжурии "по собственному почину". С другой стороны 20 июля в Пекине Ли-Хун-Чжан заявил одному из агентов Витте, что он "желал бы возможно скорейшего очищения Маньчжурии от русских войск и потому желал бы возбудить вопрос о пересмотре соглашения о Маньчжурии", при этом просил запросить мнение Витте.
   Однако вместо того чтобы просто сообщить китайцам о своей готовности к выводу русских войск из Манчжурии Витте решил поторговаться с Пекином, и 27 июля известил, что Россия готова вывести войска, если Китай даст Русско-Китайскому банку обязательство "не давать никому в Маньчжурии никаких железнодорожных и промышленных концессий, ранее не предложив их банку".
   Именно эта торгашеская позиция министра финансов России и подвинула Токио и Лондон к окончательному принятию решения о заключении англо-японского союзного договора. При этом даже открытое выступление США 21 января 1902 года с нотою протеста против монополии Русско-Китайского банка так и не отрезвило Витте и Ламсдорфа.
   Отрезвление зарвавшихся политиканов наступило только 30 января, когда из Пекина был получен категорический отказ китайцев подписать банковское соглашение, а японский посол в Петербурге официально сообщил Ламсдорфу текст англо-японского союзного договора, подписанного, как оказалось, еще 17 января.
   Вот как английский министр иностранных дел Лэнсдоун комментировал 31 января позицию Великобритании в вопросе англо-японского договора французскому послу:
   "Это простая мера предосторожности... мы остаемся нейтральными зрителями русско-японских распрей... Мы охотно устроились бы иначе, но мы всегда находили у русских дверь на запоре... никогда Сталь (русский посол в Лондоне, -- Ю.Ж.) не соглашался хотя бы на какое-либо начало переговоров, и что, выбившись из сил, английское правительство было вынуждено обеспечить себя гарантиями в другом месте".
   И тут в страхе перед войной, которая теперь могла разразиться в любой момент, Витте и Ламсдорф были вынуждены 26 марта 1902 года подписать договор о выводе русских войск из Маньчжурии в течение 18 месяцев. Только в одном пункте Витте и Ламсдорфу удалось настоять на своем -- и за 40 тысяч рублей китайские дипломаты согласились сохранить в договоре пресловутую оговорку, обусловливавшую эвакуацию Маньчжтурии "общим спокойствием и образом действий других держав". Срок же окончательной эвакуации был назначен на 26 сентября 1903 года.
  
   Для того чтобы еще более наглядно высветить антироссийские цели английской политики рассмотрим содержание англо-германского договора от 17 января 1902 года:
   "Статья I. Высокие договаривающиеся стороны взаимно признав независимость Китая и Кореи, заявляют, что ими не руководят какие бы то ни было агрессивные стремления в той или иной стране. Имея в виду, однако, свои особые интересы, из коих интересы Великобритании касаются главным образом Китая, между тем как Япония, кроме своих интересов в Китае, особенным образом заинтересована в политическом, равно как и в торговом и промышленном отношениях, в Корее, высокие договаривающиеся стороны признают, что будет допустимо для каждой из них принимать такие меры, какие могут явиться необходимыми для охраны таковых интересов, если им будут угрожать какие-либо агрессивные действия какой-либо другой державы либо беспорядки, возникающие в Китае или Корее и вызывающие вмешательство той или другой из высоких договаривающихся сторон для защиты жизни и имущества ее подданных.
   Статья 2. В случае, если Великобритания или Япония, в защиту своих обоюдных интересов, как то выше указано, будет вовлечена в войну с другой державой, то другая договаривающаяся сторона будет соблюдать строгий нейтралитет и постарается воспрепятствовать другим державам присоединиться к враждебным действиям против ее союзницы.
   Статья 3. Если при вышесказанных обстоятельствах какая-либо другая держава или державы присоединятся к враждебным действиям против таковой союзницы, то другая договаривающаяся сторона придет к ней на помощь и будет вести войну сообща и заключит мир во взаимном с нею согласии.
   Статья 4. Высокие договаривающиеся стороны соглашаются в том, что ни одна из них не вступит, не посоветовавшись с другою, в отдельное соглашение с другой державою в ущерб вышесказанным интересам.
   Статья 5. Когда, по мнению В.-Британии или Японии, вышеназванным интересам будет угрожать опасность, оба правительства сообщат о том друг другу с полнотой и откровенностью.
   Статья 6. Настоящее соглашение войдет в силу немедленно со дня его подписания и останется в силе в течение пяти лет с этого дня. В случае, если бы ни та ни другая из договаривающихся сторон не заявила за 12 месяцев до истечения сказанных пяти лет о намерении прекратить его, оно останется в силе до истечения одного года со дня отказа от него той или другой из высоких договаривающихся сторон. Но если, когда наступит срок, назначенный для прекращения его действия, одна из союзниц будет уже находиться в войне, то союз ipso facto останется в силе до заключения мира".
  
   Необычность этого договора заключается уже в том, что Англия взяла на себя обязательство сообща с Японией вести войну с некой коалицией противостоящих им государств. И это несмотря на то, что англичане крайне редко и неохотно заранее брала на себя обязательства поддержки своих союзников военной силой. Скажем, заключив с Францией в 1904 году союз Антанты Лондон, несмотря на многочисленные обращения Парижа, так и не взял на себя официальных обязательств вступить в войну на стороне Франции в случае немецкого нападения на нее.
   Аналогично поступили англичане и с Германией, так и не заключив с ней союзного договора из-за того, что Берлин настаивал на включении в него статьи с военными обязательствами Лондона. А тут Великобритания заявляет о том, что при определенных обстоятельствах придет Японии на помощь, и будет вести войну сообща с ней.
  
   Впрочем, начинается англо-японский договор, разумеется, со стандартных уверений в стремлении сторон к миру и отсутствия у них агрессивных намерений. Однако после этого подписанты констатируют, что у них есть интересы в Китае и Корее, для охраны которых они могут принимать такие меры, которые сочтут для этого необходимым.
   Разумеется, здесь англичане подстраховались, оговорившись, что договор вступает в силу, только в том случае, если Англии или Японии будут угрожать какие-либо агрессивные действия со стороны третьей державы. Однако при возникновении русско-японской войны арбитром, определяющим кто же в данном случае явился агрессором, должна была стать Великобритания.
   Во второй статье договора вводится понятие вовлеченности одной из сторон в войну в результате защиты обоюдных интересов. В этом случае другая сторона гарантировала ей свой нейтралитет в начавшейся войне. Скажем, если Китай на своей территории предпринял бы меры, которые Япония и Англия сочли угрожающими своим интересам, то такие действия китайского правительства должны были трактоваться, как вовлечение в войну и могли быть пресечены военными действиями одной из сторон. Например, такими недопустимыми действиями со стороны Китая стороны считали заключение сепаратного русско-китайского договора по Манчжурии.
   Третья статья договора определяет, что если в ходе войны, в которую была вовлечена одна из сторон, вмешается третья держава, то в этом случае другая сторона должна придти на помощь первой и воевать с ней вместе до тех пор, пока не будет по взаимному согласию заключен мир.
   Нетрудно заметить, что под эту статью вполне подпадал бы случай, вмешательства России, Германии и Франции в 1895 году в итоги японо-китайской войны, когда с помощью угрозы применения силы эти державы принудили Токио отказаться от навязанных им Китаю условий мира. Поэтому если бы англо-японское соглашение действовало бы еще тогда, то Токио опираясь на военные обязательства Великобритании, мог просто проигнорировать соответствующие угрозы европейских стран.
   Здесь нужно остановиться еще на одном аспекте 3-й статьи англо-японского соглашения. Ведь в случае возникновения русско-японской войны, теоретически, в ее ход мог вмешаться Китай, формально имевший союзный договор с Петербургом, обязывающий его прийти на помощь России. В этом случае Россия и Китай совместными силами могли бы нанести сокрушительное поражение Японии и выкинуть самураев из Кореи. Кроме того, в принципе, к этой коалиции могла примкнуть и Франция, чьей флот мог сделать японские планы эфемерными. Тем не менее, именно для того чтобы обезопасить своего союзника от подобного варианта развития событий Англия и согласилась на включение в договор весьма необычной 3-й статьи, однако, по-видимому считая при этом, что до практического ее применения дело, скорей всего, не дойдет.
  
   Таким образом, как из заявлений английских и японских официальных лиц, так и из самого характера англо-японского договора следует, что Токио в своих действиях руководствовался агрессивными намерениями превратить Корею в полностью подвластный ему протекторат, аннексировать Квантунский полуостров с Порт-Артуром и сделать Южную Манчжурию сферой своих исключительных интересов. Без войны достичь этих целей было невозможно, но для того чтобы начать такую войну, Японии было необходимо получить гарантию того, что в будущем не повторится ситуация 1895 года, а такую гарантию ей могла дать лишь Великобритания.
   Действия же Британии, которой прекрасно были известны агрессивные намерения Токио по отношению к России, судя по всему, были обусловлены ее стремлением с помощью Японии принудить Петербург пойти на выдвигаемые Лондоном условия урегулирования англо-русских противоречий, что и произошло в действительности в 1907 году.
  
   Впрочем, заключение англо-японского договора и весьма вероятная перспектива скорой русско-японской войны создавали для Англии еще одну проблему. Ведь вынужденное отвлечение военных сил России на Дальний Восток оставило бы в Европе один на один Францию и Германию. Причем Берлин даже не скрывал своей заинтересованности в таком развитии событий. Но в складывающихся условиях Великобритания никак не могла допустить новой германо-французской войны, поскольку это привело бы к существенному усилению Германии и последующему ее доминированию на всем европейском континенте.
   Следовательно, планируя русско-японскую войну, Лондон должен был позабо­титься и о судьбе Франции. А здесь нужно вспомнить, что отношения между Лондоном и Парижем в конце девятнадцатого века были крайне напряженными из-за противоречий, связанных со стремления обеих стран установить свой контроль над Египтом. Особенно они обострились после того как французы 10 июля 1898 года подняли свой флаг над полуразрушенной старой египетской крепостью в местечке Фашода, после чего Англия демонстративно приступила к военным приготовлениям, всеми своими действиями создавая впечатление, будто английский кабинет во что бы то ни стало хочет довести дело до войны.
   Но для Парижа война с Англией влекла за собой риск нападения Германии, которая могла воспользоваться удобным случаем для нового разгрома Франции. Ввиду этого Париж даже решился прозондировать Берлин, чтобы выяснить, можно ли рассчитывать на нейтралитет Германии в случае англо-французского конфликта. Ответ Берлина гласил, что франко-германское сотрудничество может обеспечить только официальный отказ французского правительства от возврата Эльзаса и Лотарингии. На столь радикальный шаг французское правительство пойти не могло, и в результате было вынуждено принять английский ультиматум.
   Впрочем, добившись капитуляции Франции в борьбе за бассейн Нила, английское правительство решило протянуть пряник поверженному врагу. В феврале 1899 года с Францией были начаты те самые переговоры, в которых ей упорно отказывали до момента капитуляции. В результате французы были окончательно удалены из бассейна Нила, хотя в виде некоторой компенсации за это они получили бассейн озера Чад со спорной до этого областью Вадаи.
   Однако для того чтобы начать строительство союзнических отношений Лондону и Парижу было необходимо устранить те острые колониальные разногласия, которые до тех пор еще разделяли Англию и Францию. Для того чтобы начать этот процесс весной 1903 года Эдуард VII посетил Париж. При этом английский король придал своему визиту характер довольно эффектной демонстрации англо-французского сближения, заявив, что время вражды ушло в прошлое и что теперь должна наступить эра англо-французской дружбы.
   Для Парижа вопрос об англо-французском сближении приобретал еще большую остроту, чем для Лондона. Поскольку происходившее отвлечение сил России на Дальний Восток ставило Францию в опасную зависимость от действий Германии. В результате процесса взаимного сближения 8 апреля 1904 года был подписан договор Сердечного согласия, принявший форму англо-французского соглашения о разделе колоний.
  
   Вообще говоря, как это ни парадоксально звучит, но факт заключения Антанты можно считать большой удачей и для Петербурга. Ведь именно англо-французский договор Сердечного согласия и не позволил Германии, используя временную слабость России развязать войну с Францией с помощью намеренно спровоцированного кайзером в 1904 году марокканского кризиса. Можно не сомневаться, что, разделавшись с французами Германия, принялась бы за "обустройство" и России.
  
   Тем не менее, при взгляде из Петербурга картина выглядела несколько иначе. Поэтому в августе 1901 года на встрече с кайзером Данциге Николай хотел заручиться поддержкой Германии в пекинских переговорах о соглашении по Манчжурии. При этом с русской стороны говорилось о желательности русско-германского союза, о том, что идее континентальной группировки принадлежит великое будущее, что она, правда, еще не созрела, но что царь будет стремиться к ее осуществлению, что нет ни одного пункта, где пересекались бы интересы России и Германии, а вот де английская политика эгоистична и с англичанами ни о чем сговориться нельзя. А Ламсдорф даже заявил, что "союз между Германией и Россией был бы величайшим счастьем и что это цель, которой нужно достигнуть". Впрочем, дальше самых общих разговоров на тему о желательности русско-германского союза дело на сей раз так и не пошло.
   В октябре 1901 года прусский принц Генрих, посетил Николая в Спале, где царь заявил, что сейчас главный интерес Петербурга состоит в завершении строительства Сибирской железной дороги, которую он надеется закончить в течение 5-6 лет, а для завершения этого строительства России нужны французские деньги. Так Николай дал понять немцам, что разрыв с Францией для Николая в настоящее время абсолютно невозможен, как бы ни росло у него сознание необходимости объединения монархических государств перед лицом революционного движения. В результате по итогам свидания в Спале принц Генрих доложил кайзеру, что пока не следует форсировать процесс сближения с Россией.
  
   Следующим шагом в русско-германском диалоге, предпринятом Петербургом в январе 1902 года, было предложение Ламсдорфа о принятии совместной с Берлином демонстративной декларации по поводу англо-японского союза.
   Однако желание русской дипломатии выйти из создавшегося для нее опасного положения путем возрождения азиатского тройственного русско-франко-германского союза образца 1895 года, прямо противоречило политической программе кайзера, направленной на натравливание Японии на Россию. Именно поэтому из Берлина Ламсдорфу ответили отказом, мотивируя его тем, что такой шаг мог бы подтолкнуть Америку примкнуть к антирусской коалиции.
   К тому же как раз в это время в Берлине были получены, и тотчас сообщены в Петербург, сведения о начавшихся англо-французских переговорах, естественно, что кайзер рассчитывая при этом, что эта информация должна подорвать у царя его доверие к французской политике.
   Тем не менее, вскоре после заключения англо-японского договора русская дипломатия обратилась к Франции с предложением совместно выступить с ответом на вызов Лондона и Токио. И хотя Франция явно не одобряла отвлечения сил России на Дальний Восток, тем не менее, она согласилась на то, чтобы 20 марта 1902 года оба союзных правительства опубликовали декларацию, которая, однако, носила малообязывающий характер:
   "Будучи вынужденными учитывать возможность враждебных действий других держав либо повторения беспорядков в Китае, оба союзных правительства оставляют за собой право озаботиться в такого рода случаях принятием мер, необходимых для охраны их интересов".
  
   Впрочем, вопрос русско-германского единения был отложен до следующего личного свидания двух монархов, которое состоялось в Ревеле 24-26 июля 1902 года при обстоятельствах куда менее благоприятных для Николая, чем это было при прошлом свидании в Данциге.
   Собственно говоря, из-за существенных разногласий сторон и на сей раз дело до обсуждения вопроса о создании русско-германского союза так и не дошло. И хотя оба императора видели в качестве своего главного врага Англию, тем не менее, Вильгельм отказывался поддержать Россию на Дальнем Востоке и одновременно всячески стремился разрушить русско-французский союз. А Николай по-прежнему считал, что главная угроза в Европе для России исходит от Германии, и поэтому, несмотря на начавшееся англо-французское сближение, отказался разорвать союзные отношения с Парижем. При этом царь ошибочно полагал, что ему самому удастся предотвратить войну с Японией.
  
   Когда яхта Вильгельма стала отходить, то состоялось традиционное сигнальное прощание, при этом германский Император дал следующий сигнал: "Адмирал Атлантического океана шлет привет Адмиралу Тихого океана". В этом сигнале как бы в сжатом виде содержалась вся политическая программа кайзера. Германия стремится к захвату доминирующего положению в Атлантическом океане, стараясь при этом спровоцировать Россию к войне за лидерство на Тихом океане.
   Естественно, что все эти ухищрения Вильгельма были шиты белыми нитками, а их истинный смысл был прекрасно известен Петербургу. Именно поэтому Россия по-прежнему рассматривала Германию в качестве своего наиболее вероятного военного противника и готовилась к войне на Западе. Вот что в этой связи писал Витте в своих мемуарах:
   "Перед самой Японской войной, когда не хотели верить в эту войну и, ведя самую задорную политику, к войне не приготовлялись, все помыслы военного ведомства были направлены к возможной войне с Германией.
   Как я говорю, за несколько месяцев до войны, высшее военное начальство занималось не возможною войною с Японией, а неизбежно, будто бы, предстоящей войной с Германией. Уже были назначены главнокомандующие армиями, так: армией, которая должна была сражаться с войсками германскими, главнокомандующим был назначен Великий Князь Николай Николаевич, а главнокомандующим армией, которая должна была сражаться с австрийской армией, был назначен военный министр Куропаткин".
   Конечно задним числом ошибка, допущенная царским правительством при оценке военной опасности на Западе и на Востоке в начале 20-го столетия, совершенно очевидна. Но очевидным все это стало только уже после окончания РЯВ, а в 1903 году ситуация в Петербурге оценивалась совсем по иному. Тем не менее, война с Германией в обозримом будущем действительно была уже неизбежной, однако время этой войны еще не подошло.
  
   Теперь Японии нужен лишь повод для начала войны.
   Таким образом, как сам характер англо-японского договора, так и предшествующие ему события убедительно доказывают, что уже в 1902 году Япония приняла принципиальное решение начать подготовку к войне с Россией. Для этого ей срочно было необходимо усилить армию и флот, а главное найти подходящий повод для объявления войны России. Именно с этой целью 12 августа 1903 года Токио и предложил Петербургу подписать заведомо неравноправный и оскорбительный русско-японский договор о разделении сфер влияния в Корее и Китае. Суть этих предложения сводилась к требованию фактического признания Петербургом Кореи в качестве японского протектората:
   "Обоюдное признание преобладающих интересов Японии в Корее... Признание со стороны России исключительного права Японии подавать советы и помощь Корее в интересах реформ и хорошего управления, включая сюда и необходимую военную помощь", в то время как взамен на это за Россией признавались лишь некие ее специальные интересы в железнодорожных предприятиях в Маньчжурии.
  
   Собственно говоря, сам факт того, что в то время азиатская страна предложила одной из мировых держав столь унизительные условия договора, был совершенно беспрецедентным случаем в истории мировой дипломатии. Именно поэтому уже изначально было очевидно, что Токио действовало с намерением использовать практически неизбежный отказ России в качестве повода для объявления ей войны. Причем не трудно было понять, что фактически японские притязания на Дальнем Востоке простирались не только на Корею, но и на всю Южную Манчжурию вместе с Порт-Артуром, а также на Сахалин и Приморье.
   Как это ни печально, но приходится признать, что в этой ситуации Николай II неверно оценил ситуацию и совершил роковую ошибку, хотя и действовал при этом из самых лучших побуждений, всеми силами стремясь не допустить втягивания России в войну с Японией. Это видно, например, из телеграммы, которую Ламсдорф от имени царя послал 25 сентября наместнику на Дальнем Востоке адмиралу Алексееву: "Принять меры, чтобы войны не было".
   Собственно говоря, основная ошибка царя состояла в том, что он так и не понял того, что для Японии война была уже решенным делом, и поэтому на какие бы уступки Россия не пошла навстречу своему врагу - конечный результат был бы тем же. Как раз в это самое время в японской газете "Ниппон симбун" вышла статья с открытым призывом к войне с Россией:
   "Театром войны будет пространство от корейской границы до Ляодунского полуострова включительно. Наша армия знает эти поля".
   А 29 ноября 1903 года в Токио состоялось секретное совещание кабинета министров по вопросам подготовки страны к предстоящей войне против России.
  
   Именно в этот ответственный момент в рядах царских советников и возник разброд и шатания, сильно усугубляемые их подковерной борьбой за власть. Ведь не допустить войны можно было двумя совершенно противоположными способами, либо попытаться договориться с Токио, максимально уступив ее требованиям, либо продемонстрировать твердость и ответить на японскую провокацию существенным усилением своего военного присутствия в регионе. В первом случае необходимо было срочно начать отвод русских войск из Манчжурии, а во втором, их столь же срочно провести наращивание войск и сосредоточение их у границ с Кореей. На деле же вся эта неразбериха привела лишь к тому, что в действиях России возникли шараханья из стороны в сторону, которые делали внешнюю политику Петербурга крайне неэффективной, а порой и просто абсурдной.
  
   Здесь надо особо остановиться на известном утверждении целого ряда историков о том, что царь и его силовые министры якобы были уверены, что мы японцев одними шапками закидаем. На самом деле в реальной политике России такого шапкозакидательства не было и в помине, хотя подобные высказывания в пылу полемического задора порой и допускались, даже на самом высоком уровне. Собственно говоря, если бы высшее руководство страны действительно считало бы, что с японцами мы можем справиться одной левой, то зачем же тогда нужно было делать столь существенные уступки Токио в ходе переговоров с ней? В этом случае достаточно было просто проигнорировать японские претензии, и отмахнуться от нее как от надоедливой мухи.
   Но в том то и дело, что и царь, и Генеральный штаб, и военный министр, и министр иностранных дел прекрасно осознавали, что легкой победы над Японией одержать не удастся, поскольку находившиеся на Дальнем Востоке военные силы России были более чем в три раза меньше, чем силы, которыми располагала там Япония до начала войны. Причем русские силы были разбросаны на громадной территории от Владивостока до Байкала и до Порт-Артура.
   В этой связи министр иностранных дел России граф Ламздорф 18 января 1904 года писал в своем докладе царю:
   "При нынешних обстоятельствах война будет чрезмерно тягостна и потребует неимоверных жертв. Вот отчего необходимо всячески предотвратить от нашего отечества это страшное бедствие или, по крайней мере, отдалить его всеми возможными примирительными средствами".
  
   А вот как оценивал перспективы начального периода русско-японской войны в своей всеподданнейшей записке от 24 мая 1903 года начальник Генштаба генерал-адъютант Сахаров:
   "Наш вероятный враг, Япония, в случае вооруженного с нами столкновения будет первое время иметь значительное превосходство в силах... Поэтому до прибытия подкрепления из Сибирского [военного] округа и из Европейской России мы на Дальнем Востоке должны будем занимать строго выжидательное положение и главнейшая наша задача будет клонится к тому, чтобы не дать противнику возможности сколько-нибудь серьезных над нами успехов. Только по сосредоточению достаточных сил мы будем вправе приступать к решительным действиям и искать боевых столкновений, дабы одержать успех, лишить противника всех достигнутых им выгод.
   При таких условиях мы были бы поставлены в самое затруднительное положение, если бы наши войска ко времени войны с Японией занимали бы всю обширную территорию Манчжурии небольшими разбросанными отрядами...
   Наиболее соответственным выходом из нашего положения в случае столкновения с Японией при современном соотношении сил будет сосредоточение войск в северном районе и занятие выжидательного положения до прибытия достаточных подкреплений, чего можно ожидать на четвертом месяце войны... За это время мы можем понести значительные жертвы до потери Порт-Артура включительно".
   Таким образом, русский Генштаб еще до начала войны уже был готов даже к сдаче Порт-Артура. Столь же пессимистично смотрел на перспективы начального периода войны и военный министр генерал Куропаткин, будущий командующий Маньчжурской армией. В своем докладе царю от 24 июля министр писал о планах войны с Японией:
   "Мы должны держаться против Японии оборонительного способа действий. Хотя мы и выдвигаем свои войска на линию Мукден - Лаоян Хайчен, но отстоять южную Манчжурию в первый период войны, если туда вторгнется вся японская армия, мы не можем. Мы должны, как и два года назад, готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время и, не допуская наши войска до частного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев".
  
   Таким образом, руководству армии было очевидно, что если русские войска будут выведены из Манчжурии, то в этом случае японцы без особого труда могут захватить громадные территории Кореи и Южной Манчжурии. Тем не менее, министерство иностранных дел категорически настаивало на их выводе из Манчжурии; наместник адмирал Алексеев - на том, чтобы не только их там оставить, но и срочно провести мобилизацию в Дальневосточных губерниях; статс-секретарь Безобразов - на увеличении маньчжурской армии и сосредоточении 60-ти тысячного ее отряда на границе с Кореей по реке Ялу; а генерал Куропаткин - на том, чтобы передать японцам Квантунский полуостров вместе с Порт-Артуром в обмен на признание Японией русского протектората над Северной Манчжурией.
   Как ни печально, но Николай II не понимая истинных целей Японии - под любым предлогом объявить войну России, совершил колоссальную ошибку посчитав, что ему дипломатическим путем удастся избежать военного противоборства, и с этой целью постоянно шел на уступки противнику.
   31 декабря 1903 года МИД Японии вновь направило правительству России ноту с категорическим требованием признать преобладающее влияние Японии в Корее и дать согласие на продолжение корейской железной дороги по территории Манчжурии.
   Интересно, что и в этой ситуации кайзер Вильгельм продолжал усиленно подталкивать Николая к войне с Японией, а в своем письме от 3 января безапелляционно настаивал:
   "Корея должна быть русской. Когда и как - до этого никому нет дела, и касается только тебя и твоей страны. Что Корея когда-нибудь будет твоей, здесь считается вещью само собой разумеющейся, так же, как и оккупация Манчжурии".
   Тем временем 14 января в адрес наместника адмирала Алексеева из Петербурга поступила телеграмма, поясняющая, что:
   "На высадку японцев в Южную Корею... Россия будет смотреть сквозь пальцы, и это не будет причиной войны".
   Однако 15 января 1904 года на Особом совещании царь все же сформулировал пределы наших возможных уступок:
   "Мы должны в ограждение наших интересов положить известный предел их захватам на этом пространстве... С военно-морской точки зрения такая граница должна обнять Северную Корею, имевшую для России серьезное стратегическое значение. Если мы не добьемся ее нейтрализации, то, без сомнения, на фланге Порт-Артура мы будем иметь сильного врага, который разрежет связь между Южно-Усурийским краем и Квантунской областью, будет господствовать над Манчжурией и вскоре уничтожит возможность существования в Порт-Артуре".
   Тем не менее, Япония отвергает очередные предложения России, а 18 января военно-морской атташе России в Токио капитан второго ранга Русин сообщил, что:
   "Число зафрахтованных Японией для военных целей пароходов достигло 60. У главной базы Сасебо поставлено минное заграждение. В порты, нарушив все железнодорожные расписания, непрерывным потоком идут поезда с углем и военными запасами, тысячи рабочих отправляются в Корею на постройку дорог, расходы на последние военные приготовления достигли 50 миллионов иен и можно ожидать в любую минуту общей мобилизации".
   Кроме того, 20 января в МИД поступили три крайне тревожных сообщения. Российский представитель в Японии барон Розен телеграфировал:
   "Япония открыто готовится к войне".
   А Рудановский сообщил из Сингапура:
   "Прибыли крейсера "Ниссин" и "Кассуга" под японским флагом. Командир, офицеры и половина экипажей - английские; оставлены на службе Японии; всех пятьсот человек".
   В тот же день адмирал Алексеев доносил в Петербург, что:
   "Непрекращающиеся военные приготовления Японии достигли уже почти крайнего предела, составляют для нас прямую угрозу... При настоящих обстоятельствах, указывающих на значительно более серьезные намерения со стороны Японии, нежели высадка небольшого оккупационного отряда в Корее, мероприятия, предложенные в депеше от 24 декабря 1903 г., не могут уже считаться достаточными.
   Принятие самых решительных мер с нашей стороны, для усиления боевой готовности войск Д. Востока не только необходимо в целях самообороны, но может быть еще послужит последним средством избежать войны, внушая Японии опасение за благоприятный для нее исход столкновения".
   В конце концов, у царя не выдержали нервы, и 21 января он согласился на очередную крупную уступку. При этом Россия отказалась от своих требований относительно установления нейтральной зоны в Северной Корее и на не использовании Японией корейской территории в стратегических целях.
   Утром этого же дня русская эскадра вышла из Порт-Артура в плановый учебный поход, проложив курс зюйд-ост. Цель похода состояла в восстановлении навыков совместного плавания, в отработке радиосвязи между кораблями эскадры и последовательной передаче радиограмм от мыса Шантунг на станцию Золотой Горы. Головной крейсер Аскольд уже подходил к маяку Шантунг, когда был получен приказ срочно повернуть обратно. В Петербурге сочли, что учебный поход русской эскадры может помешать переговорам.
   Однако телеграммы русского правительства с новыми предложениями Петербурга, отправленные в Порт-Артур и Токио 21 января, были получены бароном Розеном только 25 января, поскольку они были намеренно задержаны японцами на телеграфе в Нагасаки. Тем не менее, уже 22 января на заседании японского правительства было решено начать войну с Россией, а в ночь на 23 января отдано было распоряжение о подготовке к высадке в Корее и организации атаки русской эскадры на Порт-Артурском рейде. В результате русский посланник получил эти предложения только на другой день после официального заявления Японии о разрыве дипломатических отношений с Россией, сделанного послом Японии в Петербурге 24 января под предлогом намеренного затягивания Петербургом переговоров.
   Впрочем, поскольку войну Япония России еще не объявила, то даже после разрыва дипломатических отношений по получении новых существенных уступок со стороны Петербурга Токио мог бы согласиться на продолжение переговоров, но в том-то и дело, что его целью была не достижение очередных уступок, а война со своим северным соседом.
  
   Русско-японская война.
  
   Вооруженные силы России на момент начала русско-японской войны (РЯВ) насчитывают 1 135 тысяч человек, из них на Дальнем Востоке и в Манчжурии 98 тысячи, плюс 24 тысячи охранной стражи, 148 орудий и 8 пулеметов. Тихоокеанская эскадра базирующаяся на военно-морской базе Порт-Артура состоит из 7 броненосцев, 4 броненосных крейсеров, 3 легких крейсеров, 2 минных крейсеров, 2 минных транспортов, 4 мореходных канлодок, 24 эсминцев, 10 миноносцев, Сибирская военная флотилия, базирующаяся на город Владивосток состоит из 4 крейсеров, 1 вспомогательного крейсера и 11 миноносцев.
   Вооруженные силы Японии насчитывают 375 тысяч солдат и офицеров, сведенные в 18 пехотных дивизий; кроме того, в территориальной армии и ополчении состояло более 3 миллионов человек. На вооружении японской армии - 1140 орудий и 147 пулеметов. Три эскадры ВМФ Японии насчитывают: 6 эскадренных броненосцев, 8 броненосных крейсеров, 12 легких крейсеров, 28 эсминцев, 19 миноносцев, 8 мореходных канлодок.
  
   С начала войны для усиления действующей армии и пополнения убыли Главный штаб начинает мобилизации запасных. Причем именно мобилизации запасных во время РВЯ и являлись основным источником комплектования действующей армии, так как в связи с обострением внешней и внутренней политической обстановки правительство так и не решалось двинуть на Дальний Восток кадровые части, оголив западные границы и центр страны.
   Здесь надо отметить, что в период войны с Японией проводились так называемые частные мобилизации. При частной мобилизации призыв запасных осуществлялся выборочно по местностям, т. е. из какого-либо уезда или волости вычерпывались полностью запасные всех призывных возрастов, а в соседней местности призыв просто не проводится. Всего за время войны было проведено девять таких мобилизаций, во время которых из запаса на действительную службу было призвано более миллиона нижних чинов. Причем последняя частичная мобилизация была проведена буквально накануне заключения мирного договора, 6 августа 1905 года.
   Система частных мобилизаций была разработана теоретиками Главного штаба в конце XIX века на случай "локальных войн, не требующих напряжения всех сил страны". Однако на практике такая форма мобилизации оказалась крайне неэффективной, и повлекла за собой множество негативных последствий. В результате проведения частных мобилизаций в действующую армию попало множество запасников старших сроков службы в возрасте до 39 лет, уже давно утративших боевые навыки и незнакомых с новым оружием.
   В то же время в уездах, не охваченных частными мобилизациями, оставались по домам молодые и здоровые парни, совсем недавно закончившие действительную службу. В результате боевые качества призванных запасных оставляли желать лучшего. По признанию Военного министерства, они были физически слабыми, мало дисциплинированными и недостаточно обученными. Причины всего этого крылись в слишком продолжительном пребывании нижних чинов в запасе, а также в слабости подготовки, ранее получаемой ими на действительной службе
   Однако помимо того, что в результате этих мобилизаций действующая армия оказалась укомплектована наихудшим из возможных контингентов солдат, выборочный характер призыва и отсутствие дифференциации по возрасту и семейному положению еще более усилили недовольство населения, порожденное революционной ситуацией и непопулярностью войны.
  
   Непосредственно военные действия во время РЯВ начались 26 января 1904 года, когда русская канлодка Кореец вышла из Чемульпо в Порт-Артур с дипломатической почтой и 16 часов была атакована торпедами японскими миноносцами. Кореец в ответ открыл артиллерийский огонь по противнику, и, оторвавшись в тумане от преследования, вернулся в порт Чемульпо. В 18 часов 15 минут началась высадка японского десанта с трех транспортов в районе Чемульпо.
   А в 23 часа 35 минут того же дня без объявления войны 10 японских миноносцев внезапно атаковали русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура. Эскадренные броненосцы Цесаревич, Ретвизан и крейсер Паллада получили тяжелые повреждения от взрывов японских торпед и выбросились на мель. Ответным огнем русской эскадры были повреждены японские эсминцы Акасуки и Ширакумо.
   27 января Николай II издал Манифест об объявлении войны Японии. В этот же день состоялся бой крейсера Варяг и канлодки Кореец с явно превосходящими их силами японской эскадрой адмирала Уриу. В бою Варяг получил серьезные повреждения: 5 подводных пробоин, выход из строя почти всех орудий; на крейсере был убит 31 человек и ранено более 190. После чего по приказу командира Варяга капитана Руднева оба русских корабля были затоплены на рейде Чемульпо, а их экипажи были взяты на борт французских и английских крейсеров. Таким образом, уже в первые часы войны Россией были потеряны или надолго вышли из строя два броненосца, два крейсера и одну канлодку. А 31 января подорвался на японской мине и затонул крейсер Боярин. После этих потерь соотношение сил на море стало явно склоняться на сторону Японии. К тому же выяснилось, что обученные англичанами японские моряки явно превосходили наших в искусстве действий на море.
  
   И только 28 января был издан Рескрипт императора Японии об объявлении войны России, а 4 февраля в Корее уже началась высадка частей 1-ой японской армии. Со своей стороны русские войска были сосредоточены в Манчжурии в четырех местах. Главные силы 29 батальонов, 10 сотен и 60 орудий, общей численностью около 30 тысяч человек располагались в районе Ляояна.
   Южный отряд под командованием Штакельберга силой в 18 батальонов, 6 эскадронов и 54 орудия, всего 22 000 человек, расположился в районе Инкоу -- Ташичао -- Хайчен прикрывая место вероятной высадки противника на побережье Ляодунского залива.
   В район реки Ялу для противодействия движению противника из Кореи был выдвинут Восточный отряд генерала Засулича -- 19 батальонов, 23 сотни, 62 орудия и 8 пулеметов, всего около 20 тысяч человек боевого состава.
   Для обороны Квантунского полуострова и Порт-Артура назначено было 18 батальонов, 1 эскадрон и 24 орудия -- численностью около 30 тысяч человек, кроме инженерных войск.
   Кроме того, на побережье Корейского залива, где японцы и произвели высадку трех своих армий, было развернуто всего 5 казачьих сотен, патрулирующих побережье с помощью конных разъездов. Однако при этом считалось, что высадка сил противника на этом участке маловероятна, поскольку этого не допустят корабли Порт-Артурской эскадры.
  
   Поскольку стратегия русского Генштаба в войне с Японией исходила из того, что на начальном этапе войны русская армия должна была вести лишь оборонительные бои, то после того как русская разведка обнаружила сосредоточение японских сил в районе пограничной реки Яла, генерал Куропаткин приказал:
   "Всеми мерами избегать решительного боя с превосходным в силах противником и не допустить подвергнуть себя поражению до отхода на главные силы нашей армии".
   Хотя одновременно предписывалось: "Дать отпор с должной твердостью, но и с благоразумием".
   Со своей стороны командующий Восточным отрядом генерал Засулич занял чисто пассивное, кордонное расположение по высотам правого берега. Не помышляя об активной обороне, он не оборудовал линии обороны и за два месяца стоянки на Ялу не укрепил своих позиций и явно пренебрегал разведкой.
   В результате первая военная операция сухопутных сил Японии, проведенная на границе Кореи и Манчжурии завершилась решительной победой станы Восходящего Солнца. Русские потеряли в этом бою 14% от численности всего Восточного отряда, оставив противнику 22 орудия и 8 пулеметов. Отступление отряда ознаменовалось паникой в тылу -- в обозах и на этапах. В результате Восточный отряд отошел за перевалы Феншуйлинского хребта, а армия Куроки заняла стратегически важный перевал Фынхуанчен.
   Впечатление от поражения Восточного отряда под Тюренченом в России и в самой Маньчжурской армии было громадное, близкое к панике. Японские же офицеры признавались Гамильтону, что со времени сражения на Ялу доверие их к своим силам и уверенность в победе удвоились. Овладев течением Ялу и тем самым обеспечив за собою Корею, японцы тотчас же приступили к высадке на Ляодун своей 2-й армии генерала Оку.
  
   24 февраля из России в Порт-Артур прибыл новый командующий русской Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал Макаров. Он практически сразу же предпринял серию вылазок против ведущих блокаду японских крейсеров, избегая при этом столкновений с броненосцами вице-адмирала Того. Однако 31 марта во время возвращения в порт флагманский броненосец адмирала Макарова Петропавловск наскочил на японскую мину и затонул практически со всем экипажем. Гибель адмирала Макарова явилась настоящим бедствием для судьбы Порт-Артура. Русское командование было деморализовано, а корабли российской Тихоокеанской эскадры стали трусливо отсиживаться на внутреннем рейде Порт-Артура. В результате наш флот в самый важный период борьбы во время сосредоточения японских войск не оказал никакого сопротивления японцам. При высадках их вблизи Порт-Артура русские корабли не делали даже попыток помешать этим операциям. Результаты такого преступного бездействия флота имели катастрофические последствия для судьбы всей русско-японской войны.
   В итоге вместо высадки войск только в Корее с последующим тяжелейшем переходом их в Манчжурию японцы совершенно спокойно высадили три свои армии на Ляодунском полуострове в непосредственной близости от Порт-Артура. При этом противник практически без боя захватил почему-то оставленный нашими войсками в целостности и сохранности, порт Дальний, который под самым носом русских неприятель стал интенсивно использовать для снабжения своих войск в Манчжурии.
   Здесь надо отметить, что порт Дальний был построен по настоянию Витте для обеспечения торговых операций в Манчжурии. Однако при строительстве этого торгового порта использовались ресурсы, которые были крайне необходимы для окончания строительства и оборудования крепости Порт-Артур. Именно в результате всех этих махинаций Витте, к началу РВЯ Порт-Артур фактически еще не был готов к войне и длительной осаде крепости.
  
   В июне - июле японские армии развивали концентрическое наступление на Ляоян. Русские войска, после ряда неудачных для них схваток, в начале августа заняли оборонительные, позиции на дальних подступах к Ляояну. Однако в Ляоянском сражении, состоявшемся 24 августа - 3 сентября Куропаткин так не сумел использовать благоприятную обстановку, сложившуюся в ходе боев и дававшую ему реальные шансы на победу, а вместо этого отдал приказ об отступлении на север. При этом командующий маньчжурской армией, памятуя о разгроме Наполеона в России, утверждал, что "чем дальше заберутся японцы, тем лучше!".
   К середине сентября русская армия в Маньчжурии усилилась до 195 тысяч штыков, 19 тысяч сабель, 758 орудий и 12 пулеметов против 150 тысяч штыков и сабель, 648 орудий и 18 пулеметов в японских армиях. Это позволило русским войскам перейти в контрнаступление на реке Шахэ, продолжавшегося с 5 по 17 октября, но так и окончившемуся безрезультатно. Обессиленные тяжелыми потерями, противники перешли к обороне.
  
   Тем временем японское командование прилагало все усилия, чтобы быстрее овладеть Порт-Артуром и уничтожить русскую эскадру, но неоднократные штурмы были отражены героически оборонявшимся русским гарнизоном. Портартурская эскадра, которой грозило уничтожение, дважды безуспешно пыталась прорваться во Владивосток, но после боя в Желтом море была вынуждена вернуться в Порт-Артур в ослабленном составе. Тем временем 2 января 1905 года начальник Квантунского укрепленного района генерал Стессель предательски сдал крепость, явно не исчерпав еще возможностей ее обороны.
   Героическая оборона Порт-Артура отвлекла около 200 тысяч японских солдат с маньчжурского стратегического направления. Захват же Порт-Артура позволил японскому командованию перебросить 3-ю армию на усиление своих главных сил, а флот получил время для подготовки к встрече со 2-й русской Тихоокеанской эскадрой, вышедшей 15 октября 1904 года из порта Либавы.
  
   После капитуляции Порт-Артура и переброски сил 3-й японской армии в район Мукдена стратегическая ситуация русской армии на главном направлении сражений значительно ухудшилась. И хотя силы русской армии все же несколько превосходили силы японцев, тем не менее, они явно уступали своему противнику в боевой готовности и грамотности командного состава всех уровней.
  
   Японцы упредили наступление русских войск и в ночь на 6 февраля перешли в наступление, оттеснив русский Цинхэчэнский отряд к Далинскому перешейку, а затем в наступление перешла 1-я японская армия генерала. Куроки, которая сходу не смогла прорвать оборону 1-й русской армии генерала Линевича. Куропаткин, считая, что именно здесь противник наносит главный удар, уже 12 февраля направил почти все резервы на поддержку 1-й армии и Цинхэчэнского отряда.
   Однако 13 февраля начала наступление 3-я японская армия генерала Ноги, а 16 февраля 2-й японской армии генерала Оку. И лишь 16 февраля, когда выяснилась угроза обхода правого крыла русского фронта, Куропаткин приказал 1-й армии вернуть направленные ей подкрепления для прикрытия Мукдена, а 2-й армии генерала Каульбарса было приказано нанести контрудар.
   Контрудары 2-й русской армии, начатые 20 февраля, были плохо организованы, проводились разрозненно, недостаточными силами и окончились неудачей. Также неудачей окончилось и начатое 24 февраля наступление против 3-й японской армии. Тем временем японцы прорвали фронт 1-й русской армии, и над русскими войсками нависла реальная угроза окружения.
   В ночь на 25 февраля Куропаткин начал общий отход, при этом, несмотря на трудную обстановку, основным силам русских войск удалось отойти к Телину, а затем закрепиться на Сыпингайские позиции, где они оставались до заключения мира. На этом военные действия в Манчжурии фактически прекратились.
   Из-за неспособности русских генералов организовать четкое управление войсками и быстро принимать необходимые меры для противодействия противнику русская армии потерпела крупное поражение. В Мукденском сражении наши войска потеряли 89 тысяч человек, в том числе около 30 тысяч пленными. Потери японцев составили 71 тысячу человек. Это поражение русской армии имело большое значение для исхода войны в пользу Японии.
   Тем не менее, последнюю точку в РВЯ поставила цусимская катастрофа. 14 мая 1905 года 2-я и 3-я Тихоокеанские эскадры под команд, вице-адмирала Рожественского совершив сложнейший переход из Балтийского моря вокруг Африки подошла к Цусимскому проливу, где и вступили в бой с главными силами японского флота. В двухдневном морском сражении русская эскадра была полностью разгромлена.
   В июле 1905 японские войска, пользуясь своим абсолютным превосходством на море, захватили южную часть острова Сахалин. И хотя к этому времени экономика Японии более была уже не способна продолжать войну с Россией, а русские, наконец, накопили в Манчжурии необходимые для завершения войны резервы своих войск, тем не менее, Николай II был вынужден заключить с Японией мир. Главной причиной такого решения императора явилось два обстоятельства.
   Во-первых, русское военное командование показало свою слабую подготовку. Во-вторых, в России не без помощи японской агентуры и японских денег разразилось первая русская революция, грозившая самому существованию русского самодержавия. И тут уж было не до победы над Японией.
   Действительно, к середине 1905 года Россия была парализована всеобщей забастовкой. От Варшавы до Урала бездействовали железные дороги и заводы, у причалов стояли неразгруженные суда. В Петербурге стала ощущаться нехватка продовольствия, начались перебои с электроэнергией. В Европейской части империи восстание перекинулось даже на флот и армию. В провинциях же повсеместно крестьяне грабили и жгли помещичьи поместья, уводили господский скот.
  
   Портсмутский мир
   В последнее время получила широкое распространение версия, согласно которой не заключи 5 сентября 1905 Россия Портсмутский мир с Токио, и победа в этой войне была бы в руках России. И хотя экономическое положение Японии к середине 1905 года действительно было очень сложным, тем не менее, вывод о вот-вот уже грядущей победе русского оружия очень сильно преувеличен.
   Здесь надо учитывать, что достоверной информации о военно-экономическом положении своего противника во время войны Петербург не имел, но в тоже время наша разведка докладывала далеко не утешительные данные. Так чрезвычайный посланник в Китае Лессар 15 марта писал в МИД о дальнейших военных планах Токио:
   "Для Японии нужна новая база... Объект их Владивосток, так как только обладание им и Сахалином позволит им поставить выгодные условия мира, а они в своей заносчивости ни о чем другом не думают".
   Относительно же мобилизационного потенциала Японии представитель России в Шанхае Павлов 18 марта сообщал в МИД:
   "По мнению Балле (французского корреспондента в Японии и нашего тайного агента,- Ю.Ж.), в течение нынешнего года Япония может отправить на театр войны еще около 300 000 человек".
   Кроме того, в Петербург регулярно поступали сведения о присоединении к японцам китайских отрядов. Например, 16 мая в МИД пришла телеграмма из Гунжулина:
   "Генерал Ренненкампф донес, что в Люхечжане часть китайского гарнизона перешла на сторону японцев, занимающих Юланзы".
  
   Так что на основании информации, получаемой на тот момент времени от нашей разведки, трудно было сделать вывод о том, противник уже выдохся и более не в состоянии продолжать войну. Тем не менее, в сложившейся ситуации 9 июня президент США Т. Рузвельт обратился к России и Японии, предложив им:
   "В интересах всего цивилизованного мира сойтись для переговоров, чтобы положить конец этой ужасной и прискорбной борьбе".
   Японское правительство дало свое согласие на переговоры 10, а российское - 12 июня. Но при этом, Токио категорически отказывается от заключения перемирия с Россией до момента заключения окончательного мира, даже на время предстоящих русско-японских переговоров, явно намереваясь использовать военное давление для достижения своих политических целей на переговорах с Россией. А 18 июня русский советник Павлов докладывал из Шанхая в МИД о новых агентурных сведениях относительно ближайших военных планах Японии:
   "Только что доставлена тайно добытая из здешнего японского консульства копия плана расположения японской армии в настоящий момент (262 тыс. пехоты, 10 тыс. кавалерии, на пути в Северную Корею морем 16 тыс. и к Сахалину 18 тыс.)... Высадка на Сахалин предполагается 20-го июня, а общее наступление всех армий 3-го июля, причем Ноги (45 тыс.) должны совершить обход по монгольской территории, а Куроки (75 тыс.), Нишиниура (40 тыс.) и Омия (10 тыс. кавалерии) повести наступление на Гирен. Считаю настоящие сведения заслуживающими доверия".
   Как и предупреждал Павлов, для захвата Сахалина японцами была сформирована 15-я дивизия генерала Харагучи, посажена на суда в Хакодате и 22 июня под прикрытием эскадры Катаока двинута к посту Корсаковскому, где японцы и высадились 24 июня.
   Наши незначительные силы, находившиеся на острове, разделенные на 9 небольших отрядов, не имея одного определенного плана, действовали разрозненно и не могли противостоять движению японцев вглубь острова. Поэтому все это скоро завершилось капитуляцией русских сил на Сахалине 19 июля у села Онор.
   В этой весьма критической ситуации было очень существенно то обстоятельство, что позиция Англии в вопросе о мире в РЯВ по-прежнему оставалась явно прояпонской. Прежде всего, английская пресса решительно поддерживала японское требование о выплате Россией контрибуции, а Эдуард VII заявил по этому поводу 9 июня:
   "Россия возможно будет еще раз побита, и японцы, вероятно, возьмут Владивосток... Контрибуция Японии причитается, как победителю, по обычаю".
   Поэтому совсем не случайно, что заняв южную часть Сахалина, Япония уже 11 июля получила в Лондоне новый заем в 30 миллионов фунтов, что в финансовом отношении на какое-то время развязывало ей руки для продолжения войны с Россией.
   В результате ситуация для Петербурга складывалась весьма угрожающе. Япония начала новое наступление, захватив Южный Сахалин и грозясь захватить и Приморье. Внутри империи вовсю бушевала революция, и хотя США проявили инициативу по заключению мира, но позиция Великобритании в вопросе об условиях заключения этого мира была абсолютно неприемлема для Петербурга. Все это сделало крайне критичным вопрос о том, чью же сторону в этих условиях займет Германия.
   Разумеется, это прекрасно понимал и Вильгельм, который не преминул воспользоваться ситуацией, и обратился к Николаю с предложением встретится в финских шхерах вблизи Бьерка. И надо сказать, что во время этого бьеркского свидания двух императоров произошло одно из наиболее загадочных событий, связанных с РЯВ, сыгравшее не последнюю роль в процессе зарождения Первой мировой войны
  
   Собственно говоря, кайзер, назначая встречу с русским царем, ставил вполне определенную политическую цель, а именно он желал использовать то крайне сложное положение, в которое попала Россия, для разрушения русско-французского военно-политического союза. В результате между Германией и Россией 11 июля был подписан союзный договор, где стороны выражали надежду на то, что к их союзу примкнет и Франция. Однако буквально через несколько месяцев Россия информировала Берлин о денонсации этого договора.
  
   В историографии бьеркского эпизода с подачи Витте закрепилась версия, согласно которой русский император в силу своей доверчивости и слабого представления о сути международных дел просто поддался уговорам и заверениям в дружбе своего царственного кузена и, не имея в тот момент времени возможности посоветоваться с кем-нибудь из своих сведущих советников, необдуманно подписал предложенный кайзером договор. Тем не менее, версия о якобы необдуманном и спонтанном характере подписания Николаем важнейшего государственного договора явно входит в противоречие с целым рядом фактов.
   Прежде всего, встрече императоров в Бьерке предшествовал целый ряд событий, которых Николай II никак не мог не учитывать при заключении союзного договора с Германией. Во-первых, предложенный Вильгельмом договор уже подробно обсуждался в Петербурге несколькими месяцами ранее и был отклонен, как совершенно неприемлемый самим Николаем. Во-вторых, незадолго до бьеркской встречи императоров произошло резкое обострение франко-германских отношений, практически исключавшее возможность скорого заключения франко-германского военного союза.
   Речь здесь идет о вспыхнувшем тогда, так называемом, марокканском кризисе. В марте 1905 года Вильгельм внезапно заявил в Танжере о своих притязаниях на французский протекторат в Марокко, после чего Берлин всячески накалял обстановку вокруг марокканской проблемы, явно стремясь довести дело до войны с Францией, о чем, в частности, громогласно заявил немецкий посол в Риме:
   "Если французские войска переступят границу Марокко, германские войска немедленно перейдут границу Франции".
   Тем не менее, в марокканском вопросе Германия оказалась в полной изоляции, поскольку на этот раз ее не поддержала даже ближайшая союзница - Австрия. В результате Берлин скрепя сердце был вынужден отступить и 8 июля принять все французские условия проведения будущей международной конференции по Марокко. А всего через два дня после этого Вильгельм предлагает Николаю заключить военный союз между Германией, Россией и Францией. Хотя после недавних угроз начать войну с Францией, навряд ли можно было поверить в искренность союзнических намерений кайзера по отношению к Парижу.
   Так что истинные планы кайзера были достаточно прозрачны. Их смысл сводился к тому, чтобы навязать России такой союзный договор, который автоматически привел бы к разрыву союзных отношений между Петербургом и Парижем. Но, несмотря на то, что царь не мог не понимать всего этого, он все же подписал союзное соглашение с Германией:
  
   "РУССКО-ГЕРМАНСКИЙ СОЮЗНЫЙ ДОГОВОР, Бьерке, 11 июля 1905 г.
   Их величества императоры всероссийский и германский, в целях обеспечения мира в Европе, установили нижеследующие статьи оборонительного союза:
   СТАТЬЯ I
   В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет ей на помощь в Европе всеми своими сухопутными и морскими силами.
   СТАТЬЯ II
   Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать отдельно мира ни с одним из общих противников.
   СТАТЬЯ III
   Hастоящий договор войдет в силу тотчас по заключении мира между Россией и Японией и останется в силе до тех пор, пока не будет денонсирован за год вперед.
   СТАТЬЯ IV
   Император всероссийский, после вступления в силу этого договора, предпримет необходимые шаги к тому, чтобы ознакомить Францию с этим договором и побудить ее присоединиться к нему в качестве союзницы.
   ВИЛЬГЕЛЬМ HИКОЛАЙ
   ФОH ЧИРШКИ-БЕГЕHДОРФ А. БИРИЛЕВ"
  
   Причем подписывает Николай бьеркский договор в глубокой тайне от всех своих подданных. На момент подписания договора об этом факте ничего не знали ни министр иностранных дел Ламздорф, ни отправлявшийся в США на переговоры с Японией Витте.
   А далее в течение нескольких месяцев факт подписания договора тщательно скрывается ото всех посторонних глаз. Согласно же официальной версии, распространенной в СМИ, в шхерах Бьерка произошло чисто родственное свидание кузенов и не более того. Типа, встретились, поговорили о делах семейных, выпили по бокалу шампанского и, как ни в чем не бывало, разошлись.
   Степень секретности договора была таковой, что о его содержании ничего не знал даже морской министр Бирилев, сопровождавший царя в этой поездке и лично подписавший договор. Согласно воспоминаниям Бирилева, Николай позвал его уже после того как сам подписал документ и, закрыв ладонью текст договора, велел морскому министру расписаться под ним. Тот подмахнул. Таким таинственным образом, царская подпись была контрассигнирована его министром в соответствии с требованием основных законов империи.
   Существует даже версия, будто бы Николай подписал бьеркский договор в невменяемом состоянии алкогольного опьянения. Однако как из самого текста договора, так и из легкости процедуры последующей его денонсации, следует, что подпись Николая была блестящим и тщательно продуманным дипломатическим ходом, направленным на нейтрализацию возможных негативных воздействий со стороны Вильгельма на процесс заключения русско-японского мира.
   Здесь надо напомнить о том, что у бьеркского соглашения был предшественник в виде проекта договора, предложенного Берлином 20 октября 1904 года:
   "Их величества император всероссийский и император германский, чтобы локализировать, насколько возможно, русско-японскую войну, установили нижеследующие статьи договора оборонительного союза:
   1. В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет к ней на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. В случае надобности, обе союзницы будут действовать совместно, чтобы напомнить Франции об обязательствах, принятых ею на себя согласно условиям договора франко-русского союза.
   2. Обе высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать отдельно мира ни с одним из общих противников.
   3. Обязательство помогать друг другу остается в силе и в том случае, если бы действия одной из двух высоких договаривающихся сторон, совершенные во время войны, как, например, доставка угля одному из воюющих, вызвали бы после войны со стороны третьей державы протест по поводу якобы нарушения прав нейтральных".
  
   Сразу по получению этого немецкого проекта Николай пишет записку своему министру иностранных дел Ламздорфу:
   "Только сегодня получил письмо с проектом "Соглашения" от имп. Вильгельма. Читая его, я рассмеялся. Содержание трех единственных, статей более всего касается Франции. Срок договора -- длительность нашей войны с Японией. Последний пункт касается именно предмета неудовольствия германского правительства действиями Англии относительно угольной операции. Но это -- частное дело обоих государств.
   Я ответил сегодня императору Вильгельму телеграммою, что необходимо ознакомиться с присланным проектом и что ответ последует через несколько дней.
   Ввиду этого прошу вас, граф, приехать ко мне в пятницу, в 12 ч.. Нужно обсудить это дело всесторонне и составить желательный для нас контрпроект.
   При этом, как всегда, необходимо соблюсти свои интересы и пощадить авторское самолюбие другой стороны.
   Николай".
   А через два дня Ламздорф представил свои соображения относительно возможной редакции статей присланного Вильгельмом проекта соглашения, которые после этого выглядели следующим образом:
   "1. Его величество император всероссийский предпримет необходимые шаги для того, чтобы ознакомить Францию с этим договором и побудить ее присоединиться к нему в качестве союзницы.
   2. Высокие договаривающиеся стороны и т. д., и т. д.
   3. Высокие договаривающиеся стороны согласились действовать сообща и в том случае, ее ли бы действия, совершенные во время войны одной из них, как, например, доставка угля одному из воюющих, вызвали впоследствии протесты со стороны третьей державы по поводу якобы нарушения прав нейтральных. Их соглашение должно остаться в силе также в случае затруднений, какие могли бы возникнуть во время переговоров о мире между Россией и Японией".
  
   На основании этой редакции Ламздорфа был составлен ответ Берлину, который буквально взбесил кайзера, что видно из его соответствующих комментариев:
   "Дорогой Бюлов при сем посылаю вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму... Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них".
   В итоге от затеянной Вильгельмом в октябре 1904 года провокации так ничего и не вышло, а подписано было только короткое соглашение, касающееся снабжения углем эскадры Рождественского, содержавшее лишь третий пункт проекта в редакции, предложенной Ламздорфом.
  
   Однако к июлю 1905 года международное и внутреннее положение России значительно ухудшилось, и поэтому Николай уже более не мог игнорировать настойчивые призывы своего кузена к заключению русско-германского союзного договора, поскольку в ответ на его очередной отказ Вильгельм имел возможность предпринять меры, которые могли значительно ухудшить позиции России на переговорах с Японией.
   Для того чтобы понять, смысл того что в этой ситуации сделал Николай, необходимо сравнить текст бьеркского договора с начальным немецким проектом и последующей его редакцией Ламздорфа.
   Итак, первая статья подписанного обоими императорами договора соответствует первой части первой статьи немецкого варианта. Это была та уступка царя, которая была сделана им в Бьерках под давлением кайзера. Вторая статья немецкого проекта вошла в договор без каких-либо изменений, а в качестве четвертой статьи договора была использована соответствующая редакция, предложенная Ламздорфом. Собственно говоря, основная дипломатическая игра Николая с Вильгельмом в Бьерках шла вокруг третьей статьей договора:
   "Настоящий договор войдет в силу тотчас по заключении мира между Россией и Японией и останется в силе до тех пор, пока не будет заявлено о его расторжении за год вперед".
   Добившись ее включения в договор, Николай обеспечил вступление его в силу только после заключения мира между Россией и Японией. В результате Вильгельм автоматически стал сам заинтересован в скорейшем заключении мирного договора в Портсмуте и перестал строить препоны на этом пути. Именно об этом и пишет Витте в своих мемуарах:
   "Наконец, император Вильгельм. До свидания в Биорках в его интересе было еще более обессилить Россию, а раз были Биорки, его интерес также заключался в том, чтобы в Портсмуте дело кончилось миром. Не мог же он тогда думать, что Биорки потом провалятся".
   Действительно, Вильгельм не мог даже подумал, что его царственный кузен во время свидания в Бьерках попросту обвел его вокруг пальца, заложив в текст договора юридическую уловку. Ведь именно с этой целью третья статья объявляла договор бессрочным, но при этом любая сторона могла, предупредив визави о своем желании прервать его действие и уже через год после этого предупреждения дезавуировать все соглашение. А формальным же поводом для такого скорого дезавуирования мог стать уже изначально ожидаемый отказ Франции от участия в этом более чем странном союзе.
   Естественно, что Николай не мог сказать своим подданным, как бесчестно он обошелся со своим царственным братом, и поэтому он долгое время тщательно скрывал текст бьеркского соглашения, но уже вскоре после заключения Портсмутского мира показал его Ламздорфу и Витте. Министры пришли в ужас от содеянного царем, и принялись уговаривать его под любым благовидным предлогом отклонить этот договор, благо, что его третья и четвертая статьи давали для этого определенные основания. На что, надо полагать, не без внутреннего удовольствия Николай и согласился. В результате в Берлин была отправлена нота, информировавшая кайзера об отказе России от заключенного договора.
   Только после этого до кайзера дошло, как ловко Ники разыграл его, но ничего уже поделать после заключения русско-японского мира Вили уже не мог, и только с досадой писал в Петербург: "Что подписано, то подписано". Впрочем, эти призывы так и остались без ответа, а через год в соответствии с третьей статьей бьеркский договор окончательно утратил свою силу. Так бесславно завершилась еще одна попытка Вильгельма II развалить русско-французский военно-политический союз.
  
   Впрочем, опасения царя относительно возможного противодействия заключению русско-японского мира со стороны великих государств уже вскоре оправдались, и 30 июля, в день, когда глава японской делегации в Портсмуте Комура предъявил Витте свои жесткие условия мира, в Лондоне был демонстративно подписан новый англо-японский союзный договор, расширявший его действие на Индию. А ведь угрозу своим интересам в Индии Великобритания видела именно в России, и поэтому было совершенно ясно, против кого был направлен этот англо-японский договор.
  
   На мирной конференции русская делегация приняла японские требования в отношении Южной Манчжурии и Кореи, и изъявило готовность признать их сферами исключительного влияния Японии. Однако по двум вопросам разгорелся жаркий спор. Японцы намеревались получить остров Сахалин и контрибуцию в 1 200 миллионов иен. Витте наотрез отказался разговаривать о какой бы то ни было контрибуции и от уступки Сахалина. Японское правительство стало перед вопросом, продолжать ли войну ради аннексии этого острова. В результате на совещании министров Кабинет в присутствии императора было решено, что Япония так истощена, что больше воевать не может, и поэтому было принято решение отказаться от требований контрибуции и аннексии Сахалина.
  
   Между тем за несколько дней до этого, Рузвельт послал царю телеграмму, в которой советовал ему уступить Сахалин Японии. В этой связи 23 августа Николай принял американского посланника и заявил ему, что, в крайнем случае, согласен отдать южную половину острова. Царь готов был пойти на это, чтобы развязать себе руки для подавления надвинувшейся революции.
   Однако это заявление царя, судя по всему не без участия американской дипломатии, стало известно японцам. После чего японское правительство изменило свое решение, и главе японской делегации в Портсмут была послана инструкция требовать южной части Сахалина. Витте, следуя велению царя, уступил. Так японцы на сорок лет стали хозяевами часть острова к югу от 50-й параллели северной широты.
  
   Мир был заключен 5 сентября 1905 года. По Портсмутскому договору Россия признавала Корею сферой японского влияния. Статья 2 Портсмутского договора гласила:
   "Российское императорское правительство, признавая за Японией в Корее преобладающие интересы политические, военные и экономические, обязуется не препятствовать тем мерам руководства, покровительства и надзора, кои императорское японское правительство могло бы почесть необходимыми принять в Корее".
   Согласно статье 5, Россия уступала Японии арендные права на Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и Дальним, а по статье 6 -- Южно-Манчжурскую железную дорогу от Порт-Артура до станции Куань-Чен-Цзы, несколько южнее Харбина. Тем самым Южная Манчжурия оказывалась сферой влияния Японии. Кроме того Россия уступала Японии южную часть Сахалина, а согласно статье 12, Япония навязывала России заключение рыболовной конвенции:
   "Россия обязуется войти с Японией в соглашение в видах предоставления японским подданным прав по рыбной ловле вдоль берегов русских владений в морях Японском, Охотском и Беринговом. Условлено, что такое обязательство не затронет прав, уже принадлежащих русским или иностранным подданным в этих краях".
   Статья 7 Портсмутского мирного договора гласила:
   "Россия и Япония обязуются эксплуатировать принадлежащие им в Манчжурии железные дороги исключительно в целях коммерческих и промышленных, но никоим образом не в целях стратегических".
  
   Принцип закрытых дверей в Маньчжурии для иностранного капитала, которого до последнего держался Петербург, в Портсмутском договоре был отвергнут, и теперь Россия признавала принцип равного благоприятствования в сфере землевладения, торговли и промышленности для всех наций в Китае.
   Что касается концессионных предприятий на Дальнем Востоке -- Маньчжурского горнопромышленного товарищества и Русского лесопромышленного товарищества, -- то основные предприятия их, две половины богатейших фушуньских угольных копей (близ Мукдена), перешли к Японии по статье 6 Портсмутского договора. Прочие концессионные права обоих товариществ были аннулированы китайским правительством.
   Русско-Китайский банк, прежде снимавший бешеную прибыль со своих кредитных операций во время войны, чуть не потерпел крах вместе со всеми своими клиентами, до последнего дня гнавшими товары на театр военных действий в расчете на продолжение войны, и не мог уже по-настоящему подняться собственными силами. Он кончил тем, что и формально прекратил свое существование в 1910 году, слившись, в порядке оздоровления, с Северным банком в Русско-Азиатский банк, на основе решительного преобладания французского капитала и французского участия в руководстве банком.
   Таким образом, от всей грандиозной программы, из-за которой Россия и была вынуждена вступить в войну с Японией, после Портсмута осталась только магистраль КВЖД, соединявшая с Россией Владивосток, и обрубок южноманьчжурской ветви от Харбина до Куаньченцзы.
  
   Здесь нужно отметить, что США намеренно остановили русско-японскую войну в такой момент, чтобы оба противника остались в Маньчжурии во взаимном противовесе, и чтобы территориальный антагонизм между Японией и Россией не исчез, а явился бы рычагом в дальнейшей политике Вашингтона в Китае. Именно с этой целью американцы и сообщили японцам о готовности царя уступить южную часть Сахалина, прекрасно понимая, что Россия никогда не простит Японии этот захват. Кроме того американский капитал настойчиво стремился к обладанию сетью маньчжурских железных дорог посредством выкупа их у обоих истощивших свои ресурсы в войне правительств. Именно эти домогательства Америки вызвали острый конфликт в ее взаимоотношениях с Японией.
   С другой стороны японское правительство после Портсмута повело лихорадочную политику закрепления и расширения завоеванных им стратегических и экономических позиций в Корее и в южной Маньчжурии, где Япония ввела такой режим закрытых дверей, какой ранее и не снился Петербургу. Так, например, к 1909 году доля американского ввоза в Маньчжурии упала с 60 до 35%, в то время как японская торговля в той же пропорции поднялась. Так начали нарождаться противоречия Японии и США.
   При этом царское правительство, было вынуждено либо идти на углубление своего соглашения с Японией, либо брать курс на сближение с Америкой, рискуя новой войной с Японией. Петербург предпочел первый путь, заключив 17 июля 1907 года секретное политическое соглашение с Японией относительно раздела с ней сфер влияния в Маньчжурии и в Монголии. Япония признала Северную Манчжурию -- к северу от линии Хуньчун, озеро Биртэн, устье реки Нонни -- сферой влияния России. Со своей стороны царская Россия признала сферой Японии Южную Манчжурию и Корею. Соглашение это значительно улучшило русско-японские отношения, а в 1914 году Япония и Россия уже выступили как союзники в ПМВ. Впрочем, при этом русско-японские противоречия никуда не исчезли и следующим этапом их углубления явились советско-японские военные конфликты конца 30-х ходов.
   Окончательно же результаты РЯВ были перечеркнуты капитуляцией Японии в 1945 году. В этой связи совсем не случайно, что Сталин на конференции Большой тройки в Ялте вспомнил те оскорбления, которое нанесла Япония царской России своим вероломным нападением в 1904 году. И при этом обусловил свое согласие на участие СССР в войне против Японии письменными обязательствами союзников признать законность возврата Южного Сахалина и Курильских островов Советскому Союзу, как правопреемнику Российской империи. Что союзники и сделали, подписав декларацию "Об Японии", в которой предусматривалось:
   "Восстановления принадлежавших России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 г., а именно:
   a) возвращения Советскому Союзу южной части о. Сахалина и всех прилегающих к ней островов;
   b) интернационализации торгового порта Дайрена с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза в этом порту и восстановления аренды на Порт-Артур, как на военно-морскую базу СССР;
   c) совместной эксплуатации Китайско-Восточной железной дороги и Южно-Манчжурской железной дороги, дающей выход на Дайрен, на началах организации смешанного Советско-Китайского Общества с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза, при этом имеется в виду, что Китай сохраняет в Манчжурии полный суверенитет.
   3. Передачи Советскому Союзу Курильских островов".
  
  
   Глава 9 Кругом измена, и трусость, и обман!
   Тайны первой русской революции.
   "Из всего внутреннего хаоса выплывает хитрая, вероломная и умная фигура Витте".
   Из дневника графа А. А. Бобринского.
  
   К 1905 году в России был накоплен колоссальный потенциал внутренних противоречий. Империя вступила в двадцатый век с сохранением помещичьего землевладения при крестьянском малоземелье, с неподъемными выкупными платежами крестьян за "освобождение" от крепостного права, с политическим господством помещиков в деревне, с крестьянским бесправием, доходившим до административной высылки из родных мест и даже телесных наказаний - прямого пережитка крепостного рабства. Уже в 1902 году все это привело к непрекращающейся череде крестьянских восстаний, убийствам и поджогам помещичьих усадеб.
   Не менее тяжелым было и социально-экономическое положение рабочих. Двенадцатичасовой рабочий день, тяжелейшие условия труда, низкая зарплата, постоянные штрафы и издевательства администрации, полная социальная незащищенность пролетариев, все это способствовало росту забастовок и стачек.
   Однако главная угроза для русского самодержавия исходила от нарождающейся в стране буржуазии. Банкиры, фабриканты, заводчики более не желали, чтобы и впредь страной управлял бы царь. Крупный капитал стремился получить всю полноту власти в свои руки, все казенные заводы и фабрики, чтобы управлять государством по своему уразумению и в соответствии со своими корпоративными интересами.
   Так что почва для революции в 1905 году была более чем благодатной. Тем не менее, без руководящего и направляющего центра все крестьянские бунты с поджогами помещичьих усадеб, а также забастовки и стачки рабочих носили лишь локальный характер и успешно подавлялись правительством.
   Главным же препятствием на пути нарождающейся революции была глубинная вера значительной части простых людей в справедливого православного царя и плохих его слуг, повинных во всех притеснениях народа. Поэтому-то все народное недовольство и выплескивалось на помещиков, хозяев заводов и фабрик. Такое положение дел явно не могло устроить как либералов, так и социалистов. Для реализации их планов было жизненно необходимо направить протестный потенциал общества против самодержавия.
   Как известно, событием, позволившим уничтожить веру народа в справедливого царя и, одновременно, вызвать к нему ненависть и презрение, был расстрел мирной демонстрации, происшедший в Петербурге 9 января 1905 года. Совершенно необъяснимая дикость и жестокость расстрела мирных людей, шедшей с царскими портретами, хоругвями и иконами к Зимнему дворцу, буквально взорвала страну, и направила все накопившееся десятилетиями недовольство на персону русского самодержца.
  
   Был ли Николай II виновником Кровавого воскресения?
   В таком провокационном развитии событий, прежде всего, были заинтересованы противники самодержавия, тем не менее, приказ о расстреле демонстрантов мог дать либо сам император, либо кто-нибудь из его высокопоставленных сановников. Именно поэтому уже вскоре после 9 января 1905 года в оппозиционной печати появилась версия, согласно которой расстрел был акцией устрашения, предпринятой наиболее рьяными сторонниками самодержавия, и направленной на обуздание зарождающейся революции.
   Однако сам Николай II не отдавал приказа о расстреле рабочих, а до начала демонстрации он даже не был в курсе ее проведения. Все дело в том, что министр внутренних дел Святополк-Мирский во время доклада императору, состоявшегося поздно вечером 8 января, умышленно исказил ситуацию, ничего не сказав ему о том, что в Петербурге запланирована грандиозная мирная демонстрация, участники которой были намерены вручить царю свою петицию, и что войскам приказано любыми средствами задержать ее. Речь в докладе министра шла лишь о том, что столица уже третий день охвачена крупными забастовками, однако рабочие пока ведут себя спокойно, но на всякий случай усилен столичный гарнизон. А взбаламучивает рабочих некий поп Гапон. Все это прекрасно видно из дневниковой записи императора:
   "8-го января. Суббота...
   Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник -- социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах".
   Со своей стороны княгиня Святополк-Мирская в этот день записала в своем дневнике:
   "В 10 ч. П. (Литерой "П" княгиня именует своего мужа, Петра Святополк-Мирского, -- Ю.Ж.) поехал в Царское, чтобы просить, чтобы Петербург не был объявлен на военном положении...
   П. говорит, что Государь совершенно беззаботен, согласился не объявлять военного положения, был очень любезен с П. и боялся, что он простудился. П. вернулся около 12-ти".
   Когда же Николай II на следующий день узнал о случившимся, то пришел в ужас от происшедшего:
   "9-го января. Воскресенье.
   Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!"
   Как мы видим крупные беспорядки в столице, и расстрел демонстрации были для императора полной неожиданностью.
  
   События, предшествовавшие Кровавому воскресению.
   В конце декабря 1904 года за Нарвской заставой распространилось известие об увольнении мастером Путиловского завода четырех рабочих. В этой связи 27 декабря сходка Нарвского отделения гапоновского "Собрания", постановила послать своих представителей к директору завода, который их принял 30 декабря. Однако собрание рабочих признало объяснения директора неудовлетворительными и постановило начать забастовку.
   3 января бастовал уже весь Путиловский завод. Градоначальник Петербурга генерал Фулон разыскал по телефону Гапона и попросил под обещание о восстановлении рабочих прекратить забастовку, но Гапон ответил ему, что теперь уже требования рабочих значительно шире. Они включали установление 8-ми часового рабочего дня, повышение зарплаты, учреждение комиссий по трудовым спорам.
   5 января прекратились работы на Невском судостроительном заводе.
   6 января, во время Крещенского водоосвящения, батарея, назначенная для производства салюта, выпустила боевой выстрел картечью в сторону императора, которым был убит городовой, стоявший на набережной, перебито древко церковной хоругви, находившееся поблизости от государя, и разбито несколько окон Зимнего дворца.
   Расследование этого инцидента ничего не дало. Скорее всего, имел место акт устрашения государя перед уже запланированной кровавой провокацией. Царь, учитывая возможность покушения на него и членов его семьи, по совету Святополк-Мирского переехал на время рабочих волнений из столицы в Царское Село.
   7 января забастовали все крупные заводы и фабрики в Петербурге. Общее количество бастующих достигло небывалой цифры - 150 000 человек.
   Генерал Фулон призвал рабочих воздержаться от выступления, пригрозив в случае необходимости применить силу. В связи с повышенной террористической опасностью и массовыми рабочими акциями неповиновения по требованию Мирского в столицу были введены дополнительные войска, а солдатам выданы боевые патроны.
   В здании министерства юстиции состоялись переговоры министра юстиции Муравьева с Гапоном. Ультимативный характер радикальных политических требований гапоновской петиции сделал бессмысленным продолжение переговоров, но, выполняя взятое на себя во время переговоров обязательство, Муравьев не отдал распоряжения о немедленном аресте Гапона.
   8 января приказ об аресте Гапона, наконец, был отдан, однако Мирский фактически его проигнорировал. На улицах столицы начали сосредотачиваться вооруженные войска, и Гапону стало ясно, что власти готовят кровопролитный разгон демонстрации. В результате он обращается к Горькому, чтобы тот попытался предотвратить кровопролитие.
   В 20 час. 30 мин. Святополк-Мирский созвал совещание, посвященное подготовке к предстоящей демонстрации рабочих. Вот как это совещание описывает в своих мемуарах министр финансов Коковцев:
   "Совещание то было чрезвычайно коротким и имело своим предметом только выслушать заявление Генералов Фулона и Мешетича о тех распоряжениях, которые сделаны в отношении воинских нарядов для разных частей города, с целью помешать движению рабочих из заречных частей города и с Шлиссельбургского тракта по направлению к Зимнему дворцу...
   Все совещание носило совершенно спокойный характер. Среди представителей Министерства Внутренних Дел и в объяснениях Начальника Штаба не было ни малейшей тревоги...
   Ни у кого из участников совещания не было и мысли о том, что придется останавливать движение рабочих силою, и еще менее о том, что произойдет кровопролитие".
   Однако после возвращения из Царского Села в Петербург Святополк-Мирский около полуночи созвал еще одно совещание с участием командира гвардейского корпуса в Петербурге князя Васильчикова, начальника штаба гвардии Мешетича, шефа корпуса жандармов Рыдзевского, директора Департамента полиции Лопухина, градоначальника Фулона для обсуждения диспозиции войск в городе 9 января. На этот раз Мирский приказал военным ни в коем случае не пропускать демонстрантов в центр города, хотя он уже был предупрежден делегацией творческой интеллигенции во главе с Горьким о том, что готовится кровавая расправа над демонстрантами. Поэтому был обязан предупредить военных о недопустимости стрельбы боевыми патронами по рабочим.
   Таким образом, непосредственным виновником кровопролития являлся Святополк-Мирский. По-видимому, к такому выводу и пришел Николай II, который уже 18 января отправил его в отставку. Это был первый министр внутренних дел за весь столетний период с момента учреждения этого поста, ушедший в отставку без почетного титула или хотя бы ордена. В дальнейшем же царь вообще отказал Мирскиму в его просьбе о встрече.
  
   Союз Милюкова и Азефа в борьбе за поражение России в русско-японской войне.
   9 февраля 1904 года Япония без объявления войны вероломно напала на Россию. Началась русско-японская война, в ходе которой Россия потерпела ряд серьезных военных поражений. Тем не менее, поскольку резервы Японии были ограниченными, а Россия к началу 1905 года уже сумела перебросить на Дальний Восток значительные силы, то исход войны в пользу России фактически был предрешен.
   Сибирская дорога пропускала уже 14 пар поездов в день, вместо четырех в начале войны. В Манчжурии было сосредоточено около 300 тысяч человек. На жизни же внутренней России война практически не отразилась. Государственный банк ни на один день не останавливал размен банковских билетов на золото. Урожай 1904 года был обильный. Промышленность увеличивала свое производство, в том числе и в результате военных заказов, обеспечивавших, между прочим, повышение заработной платы рабочим, прежде всего в оборонной отрасли. В то время как экономика и финансы страны восходящего солнца оказались сильно подорванными войной.
   К середине 1905 года Россия должна была бы преодолеть трудности, обусловленные отдаленностью театра военных действий от основных жизненных центров страны. В этом случае победа России над Японией была весьма вероятной.
   Однако либералы и социалисты всех мастей и окрасок мгновенно осознали, что победа России в войне будет означать усиление самодержавия и надолго отодвинет их планы прихода к власти, в то время как поражение наших войск может стать козырной картой в борьбе с царем.
   В этой связи печатный орган либералов журнал "Освобождение" писал в те дни:
   "Если русские войска одержат победу над японцами, что, в конце концов, не так уже невозможно, как кажется на первый взгляд, то свобода будет преспокойно задушена под крики ура и колокольный звон торжествующей Империи".
   Так русские либералы нашли себе достойных союзников в лице японских агрессоров. И японцы с восторгом приняли этот союз. По данным российской разведки только на пропагандистские цели, направленные против России, японское правительство тратило до 10 миллионов иен в год - по современному курсу около 500 миллионов долларов США.
   Возглавлял и координировал всю эту "бескорыстную" помощь русской революции бывший военный атташе Японии в Петербурге полковник Акаши, заверивший русских революционеров:
   "Мы готовы помогать вам материально на приобретение оружия, но самое главное, чтобы движению не давать остывать и вносить, таким образом, в русское общество элемент постоянного возбуждения протеста против правительства".
  
   В начале 20-го века на политическую арену России выходят эсеры, специализирующиеся на террористических актах и убийствах русских государственных деятелей. Одной из первых жертв эсеровского терроризма становится министр внутренних дел Сипягин. Затем последовали убийства полтавского губернатора князя Оболенского и уфимского губернатора Богдановича, министра внутренних дел Плеве, генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича...
   Самое печальное заключалось в том, что русское образованное общество буквально рукоплескало убийцам царских слуг, а наши доморощенные любители свободы категорически отказались осудить красный террор. В этих условиях русское либеральное масонство просто не могло не протянуть братскую руку политическому терроризму, чтобы общими усилиями нанести решающий удар по алтарю и трону.
   В процессе этого единения в октябре 1904 года в Париже прошел так называемый съезд оппозиционных и революционных партий. От либералов на съезде участвовали князь Петр Долгорукий, Милюков, Струве, от эсеров Азеф, Чернов и Натансон. Кроме того, в работе съезда принимали активное участие польские, армянские, еврейские, финские, латышские и грузинские националисты.
   Самое пикантное заключается в том, что либерально-террористический съезд проводился на деньги, выделенные японским правительством. Правда в своих воспоминаниях Милюков пишет, что о финансировании парижского съезда спецслужбами Японии, он узнал лишь после его окончания:
   "Закулисная сторона съезда стала мне известна гораздо позднее из книги Циллиакуса о "Революции и контрреволюции в России и Финляндии". По своему происхождению этот съезд должен был носить чисто пораженческий характер.
   Мысль о съезде явилась у поляков на амстердамском социалистическом съезде; прямая цель была при этом воспользоваться войной с Японией для ослабления самодержавия; Циллиакус снабдил оружием польских социалистов. Он же и ввел на съезд Азефа и, несомненно, участвовал, в качестве "активиста", в попытке осуществить, по его же словам, -- "глупейший и фантастичнейший, но тогда казавшийся осуществимым" план ввезти в Петербург морем оружие в момент, когда там начнется восстание.
   План этот, действительно, закончился добровольным взрывом зафрахтованного для этой цели английского парохода "Джон Графтон", застрявшего в финляндских шхерах. Деньги, которые были нужны для пораженческих мероприятий, были получены Циллиакусом, целиком или отчасти, через японского полковника Акаши, с определенной целью закупить оружие для поднятия восстаний в Петербурге и на Кавказе, -- и Азеф должен был быть об этом осведомлен".
   Впрочем, трудно поверить в искренность слов Милюкова, что об участии японских спецслужб в парижском съезде он узнал лишь из книги Циллиакуса. Ведь Милюков участвовал в принятии всех решений и резолюций съезда. В том числе и сформулированного съездом тезиса о полезности для дела освобождения России ее поражения в войне с Японией. Так что Ленин не был первым, кто призвал к поражению своего правительства в войне. Пальму первенства в этом позорном вопросе следует отдать союзу кадета Милюкова и эсера Азефа, являвшегося по совместительству еще и полицейским агентом.
   Ну, а после парижских объятий Милюкова с Азефом на имя японского императора из России как по команде посыпались тысячи телеграмм от представителей "передовой" интеллигенции и студенчества с поздравлениями с победами доблестной японской армии и флота. Дело дошло до того, что газета "Наша жизнь" открыто возмущалась тем фактом, что какие-то студенты, посмели провожать на войну солдат, и, как выразилась газета, этим поступком замарали свой мундир. В Самаре один из священников отказался исповедовать привезенного из Манчжурии умирающего от ран солдата, поскольку тот на войне убивал людей.
   Вообще в поведении интеллигенции того времени было что-то запредельное. Вот, например, как генерал-майор российского Генерального штаба Е. И. Мартынов в своей работе "Из печального опыта русско-японской войны" описывал поведение наших нравственно убогих интеллектуалов, возомнивших себя совестью нации:
   "Что касается так называемой передовой интеллигенции, то она смотрела на войну как на время, удобное для достижения своей цели. Эта цель состояла в том, чтобы сломить существующий режим и взамен ему создать свободное государство. Так как достигнуть этого при победоносной войне было, очевидно, труднее, чем во время войны неудачной, то наши радикалы не только желали поражений, но и стремились их вызвать. С этой целью велась пропаганда между запасными, войска засыпались прокламациями, устраивались стачки на военных заводах и железных дорогах, организовывались всевозможные бунты и аграрные беспорядки. Поражениям армии открыто радовались".
   А как вся эта сытая интеллигентствующая сволочь нагло издевалась над русскими солдатами, сражавшимися за свою Родину, хорошо видно из статьи боевого офицера, напечатанной в 1905 году в "Русском инвалиде":
   "Шестнадцать месяцев тревог, волнений, страшных лишений бесконечно ужасных, потрясающих картин, способных свести человека с ума; щемящее чувство боли от незаслуженных обид, оскорблений, потоков грязи, вылитых частью прессы на нашу армию, безропотно погибающую на полях Манчжурии; оскорбление раненных офицеров на улицах Петербурга толпою; презрительное снисхождение нашей интеллигенции к жалким, потерпевшим по своей же глупости вернувшимся с войны - все это промелькнуло передо мной, оставив след какой-то горечи...
   Вы радовались нашим поражениям, рассчитывая, что они ведут вас к освободительным реформам. Вы систематически развращали прокламациями наших солдат, подрывая в них дисциплину и уважение к офицерам".
  
   Зачем же Святополк-Мирский учинил кровавую расправу над мирной демонстрацией?
   Факты неопровержимо свидетельствуют, что расстрел рабочих на улицах столицы был намеренно спровоцирован приказом министра внутренних дел. Однако сразу возникает вопрос, зачем Мирскому понадобились кровавые события 9 января. Ведь хорошо известно, что князь придерживался либеральных воззрений и был сторонником глубоких политических реформ, поэтому его сразу же можно исключить из списка лиц, желавших запугать противников самодержавия. Трудно объяснить принятое Мирским решение и желанием министра выслужиться перед царем. Достаточно вспомнить, что Петр Дмитриевич неоднократно подавал прошение об отставке, обусловленное расхождениями с Николаем II во взглядах на государственные реформы.
  
   Свою деятельность на посту министра внутренних дел Мирский начал с частичной амнистии заключенных, сокращения административных репрессий и ослабления давления на прессу. Московский обер-полицмейстер Трепов охарактеризовал начатую Мирским политику как эру всеобщего попустительства. В результате, испугавшись слишком уж радикальных идей своего назначенца, Николай II попытался остановить образовавшийся либеральный крен внутренней политики и 9 октября 1904 года указует: "чтобы поняли, что никаких перемен не будет".
   Возросшее сопротивление либеральному курсу вынудило Мирского 21 ноября обратиться к императору с прошением об отставке, которая, однако, не была принята. В ответ на это во время аудиенции у императора министр фактически угрожал царю возможностью революции в России:
   "Если не сделать либеральные реформы и не удовлетворить вполне естественных желаний всех, то перемены будут и уже в виде революции".
   24 ноября Мирский делает еще одну попытку надавить на царя, и подает ему свой "Всеподданнейший доклад о необходимости реформ государственных и земских учреждений и законодательства", где, в частности, подчеркивалось, что:
   "Общественное развитие страны переросло административные формы и приемы, доселе применявшиеся, и общество не подчиняется более в достаточной мере их воздействию...Правительству надлежит, отказавшись от мысли переломить общественное движение мерами полицейскими, твердо взять его в свои руки".
   Тем не менее, в указе императора Правительствующему Сенату от 12 декабря, большинство этих предложений было отвергнуто. В результате Мирский вновь подал прошение об отставке. На сей раз Николай II ее принял, но с условием отсрочки до назначения нового министра.
   Так что надежды либералов на то, что царь сам пойдет на реформирование самодержавия и передаст фактическую власть в стране в руки буржуазии, рушились буквально на глазах. В этих условиях либералы пошли на крайнюю меру - организацию политической провокации, направленной на подрыв веры широких народных масс в доброго и справедливого царя. Именно для этого им и понадобилось демонстративная стрельба в людей, несших иконы и портреты царя.
  
   Разумеется, это был заговор, в котором Святополк-Мирский, не играл, да и не мог играть ведущей роли. Судя по всему, во главе заговора стояла гораздо более крупная политическая фигура всесильного председателя комитета министров Витте. Так, например, вот что в этой связи пишет министр финансов Коковцев:
   "Витте, не мог не знать обо всех приготовлениях, так как Кн. Святополк-Мирский советовался с ним буквально о каждом своем шаге... у С. Ю. Витте, несомненно, была чрезвычайно развитая агентура: освещавшая ему положение среди рабочих...
   На мое замечание, что Князь состоит с ним в самых близких отношениях и неужели же он не говорил с ним о готовившемся событии так же как он не говорил ранее и со мною,
   -- Витте ответил мне, обращаясь ко всем присутствовавшим при нашем разговоре, что он не виделся с Министром Внутренних Дел более недели перед событием и решительно не знал ничего. Говорил ли он правду или, по обыкновению, желал просто сложить с себя ответственность за печальный результат, -- я сказать не могу".
   Однако даже если допустить, что Витте действительно более недели не встречался с Мирским и заранее ничего не ведал о готовящемся кровавом побоище, то, в любом случае, он заблаговременно узнал о нем из слов пришедшей к нему делегации творческой интеллигенции вечером 8 января. Вот как описывали члены делегации этот свой визит к Витте в своем письменном отчете, изъятым у Кедрина полицией:
   "Г. Витте заявил нам, что министры Святополк-Мирский и Коковцев имеют более точные сведения о положении дел, чем сведения наши, и что они уже приняли свои меры по этому поводу, что, по его мнению, и сам государь должен быть осведомлен о положении и намерениях рабочих, и что он Витте, бессилен сделать что-либо в желаемом нами напровлении..."
   Таким образом, Витте вечером 8-го января подтвердил, что он уже был в курсе принятых правительством мер, хотя при этом не мог однозначно утверждать, что и Николай в полной мере осведомлен о положении дел.
   "...Мы просили устроить нам свидание с Святополк-Мирским; г. Витте согласился на это и при нас спрашивал по телефону г. Святополк-Мирского - желает ли он принять нас, как выразителей мнения группы литераторов и ученых по вопросу о возможных 9 января кровавых событиях и о мерах к устранению их.
   Г. Святополк-Мирский по телефону сказал Витте, что ему сообщены уже тов, мин. Рыдзевским наши соображения и сведения, и отказался принять нас".
   Стало быть, и Витте, и Святополк-Мирский заранее были предупреждены, что может произойти кровопролитие, но ничего не предприняли для его предотвращения. Хотя оснований для таких опасений у них было вполне достаточно. Ведь войскам были выданы боевые патроны, и одновременно Мирским была дана команда ни при каких обстоятельствах не допустить продвижения колонн к центру города.
   Мало того, при получении сведений о возможности кровопролития в столице они были просто обязаны сообщить об этом императору. Времени для этого у них было вполне достаточно, ведь расстрел начался около полудня следующего дня, а телефонная связь с императором работала бесперебойно.
   Ну, допустим, боялись, или же не желали министры лишний раз обеспокоить царя, но уж дать-то разъяснения военным о недопустимости стрельбы боевыми патронами по безоружной толпе могли бы! Могли, но не сделали...
   Вина Мирского в организации расстрела мирной демонстрации очевидна. Но поскольку Мирский числился в либералах, то его идейные собратья не могли допустить подобного обвинения в его адрес. В результате либеральная пресса во всем происшедшим обвинила петербургского генерал-губернатора великого князя Владимира Александровича. А министр внутренних дел либералами был решительно оправдан. Вот, например, что по этому поводу писало такое либеральное издание, каковым была Энциклопедия Брокгауза и Эфрона:
  
   "По общему отзыву Св.-М. добрый человек, почти никому и почти ничем с политической стороны неизвестный... В органах крайних левых партий ("Искре" и "Революц. России") министерство Св.-М. называли "министерством приятных улыбок"...
   Управление Св.-М. облегчило развитие освободительного движения. Отсюда ненависть к Св.-М. элементов реакционных. С начала января 1905 г. он уже фактически не имел никакой власти, хотя числился еще министром...
   События 9 января и след. дней тоже имели место помимо воли Св.-М.".
  
   Действительно Мирский несколько раз подавал прошение об отставке, и царь с этим согласился, но при этом просил Петра Дмитриевича исполнять обязанности министра пока не будет назначен его преемник. Однако авторы соответствующей статьи Энциклопедии, мягко выражаясь, вводят читателей в заблуждение, утверждая, что Мирский с начала января якобы не имел никакой реальной власти. Напротив все действия министра свидетельствуют о том, что вплоть до 9 января он обладал всей полнотой власти министра внутренних дел. Ведь именно по требованию Мирского в столицу были введены дополнительные войска, а солдатам выданы боевые патроны. Мирский по своей инициативе собирает высших чинов империи и 8 января проводит два совещания, посвященных подготовке властей к предстоящей демонстрации рабочих. И наконец, якобы не имеющий власти министр регулярно ездит на доклад к царю, согласовывая с ним свои важнейшие решения.
  
  
   * * *
   Теперь несколько слов о том, как проходила кровавая бойня. Вот что в своих воспоминаниях о событиях 9-го января в районе Нарвских ворот пишет сам Гапон:
   "Не могу не упомянуть как о знаменательном факте, что, когда процессия двинулась, полиция не только не препятствовала нам, но сама без шапок шла вместе с нами, подтверждая этим религиозный характер процессии. Два полицейских офицеров, также без шапок, шли впереди нас, расчищая дорогу и направляя в сторону встречавшиеся нам экипажи".
   Вот ведь как интересно получается, 8 января товарищ министра внутренних дел генерал Рыдзевский подписал распоряжение о немедленном аресте Гапона и 19-ти его ближайших сподвижников. Вечером этого же дня Мирский на им же созванном совещании доложил, что Гапон будет арестован, а рабочих заблаговременно известят, что поскольку императора в столице нет, то и шествие к Зимнему дворцу отменяется...
   По поручению министра Двора Фредерикса, начальник его канцелярии генерал Мосолов в ночь на 9 января звонит Рыдзевскому:
   "Я спросил его, арестован ли Гапон, он ответил мне, что нет, ввиду того, что он засел в одном из домов рабочего квартала и для ареста пришлось бы принести в жертву не менее 10 человек полиции. Решено было арестовать его на следующее утро, при его выступлении".
   Однако вместо того чтобы утром наконец-то арестовать Гапона и объявить рабочим о запрете шествия, подчиненные Мирскому полицейские со снятыми шапками сами возглавляют процессию и ведут рабочих на закланье. Вот как Гапон описывает дальнейшее развитие событий того дня:
   "Наконец, мы находились всего в двухстах шагах от войск. Ряды пехоты преграждали нам путь, впереди пехоты стояла кавалерия с саблями наголо".
   В соответствии с диспозицией, принятой во время второго совещания у Мирского, у Нарвских ворот были выставлены две роты Иркутского 97-го полка, вызванного из Пскова, и эскадрон лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка. Ни полицейских сил, ни жандармерии, имевших навыки разгона митингов и забастовок там не было. Была только армия, обученная бороться с вооруженным противником, и даже кавалерия была вооружена саблями, а не нагайками! Сначала военные попыталась рассеять демонстрацию с помощью конницы, но когда у нее из этого ничего не получилась, то солдаты по команде выстрели в воздух. Демонстранты, видя, что с ними лишь играют в угрозы, окончательно осмелели и двинулись прямо на солдат. Тут уж прозвучала команда: заряжай, цель-с, пли...
   Всего 9 января в столице было убито около 200 и ранено порядка 800 человек. Впрочем, цель провокации удалась с лихвой. По всей России мгновенно разлетелась весть, царь расстрелял идущих к нему мирных людей, которые несли иконы и его портреты. При этом из уст в уста сообщали о более чем пяти тысяч убитых! Брешь пробита, радостно записала в своем дневнике княгиня Святополк-Мирская после событий Кровавого воскресения:
   "Брешь пробита, и государь, при всем нежелании изменить существующий строй, или если не он, то его заместитель должны будут это сделать".
   Спровоцированная либералами революция разразилась по всей стране, вспыхнули восстания в армии и на флоте. В результате Россия была вынуждена подписать позорный мир с Японией, а царь поставлен перед необходимостью издать Манифест 17 октября 1905 года, означавший разрыв с многовековой русской традицией. Оппозиция получила долгожданную свободу слова, ставшую тем кислородом, при котором огонь революции разгорался все сильнее.
   Тем не менее, либералам всего этого было уже мало. Их интересовала только власть и деньги, и в феврале 1917 года во время тяжелейшей Первой мировой войны они вновь разыграли революционную карту, организовав в столице массовые рабочие волнения. На этот раз самодержавие было сметено, но при этом возник взрыв народного негодования такой силы, что вместе с царем в небытие были отправлены и либералы, и помещики, и капиталисты. Как говориться: посеявший ветер - пожнет бурю.
  
   Глава 6. Германия готовит и начинает большую европейскую войну.
   Политическая подготовка большой европейской войны.
   Принципиальное решение о подготовке войны с Россией и Францией, по-видимому, было принято высшим германским руководством на военном совете, состоявшемся 8 декабря 1912 года. На этом совещании Вильгельм буквально бушевал: срочно надо искать союзников, прозондировать на этот счет болгар, румын, албанцев, и турок. Он не собирается и дальше покорно ждать соглашения с Британией, затягивая начало войны с Францией и Россией. Суть принятых на этом совете решений отражает заявление, сделанное Мольке:
   "Я считаю войну неизбежной, и чем быстрее она начнется, тем лучше... Однако следует через прессу подготовить публику, позаботиться о том, чтобы сделать популярной идею войны с Россией - в духе сказанного Его Величеством".
   В результате немецкий Генштаб добился значительного увеличения военного бюджета Германии и усилил разработку планов военных операций на территориях сопредельных государств.
   В это время произошел еще один важный эпизод, сыгравший не последнюю роль в разжигании мировой бойни. Речь идет об идейном противостоянии Вильгельма II и его наследника кронпринца Вильгельма Маленького, который стал символом надежд пангерманистов, алчущих новых земель на Востоке. Уже вскоре на волне шовинистического угара немецкого общества кронпринц добился радикального усиления антиславянского настроя кайзера.
   Под влиянием своего наследника, а также немецкого генералитета Вильгельм II стал рассматривать войну с Россией как элемент германской культурной миссии в мире, как решающую битву в тысячелетней войне, которая началась, когда саксы одержали верх над славянскими племенем вендов на территории Бранденбурга, и продолжалась двумя веками позже вторжением рыцарей Тевтонского ордена в Прибалтику. Русские, по мнению кайзера, стали заносчивыми, что несет угрозу Германии, поэтому война с ними, это вопрос жизни и смерти для немцев.
  
   Судя по всему, к концу 1913 года в Берлине окончательно было принято решение, что по стратегическим соображениям более уже нельзя долго затягивать с началом войны, поскольку считалось, что к 1917 году Россия восстановит свой военный потенциал, утраченный после поражения в русско-японской войне. После чего добиться победы в войне с Антантой для Тройственного союза было бы весьма проблематично. В этой связи в Берлине были приняты три важнейших решения. Во-первых, заполучить у Турции мандат на контроль над черноморскими проливами. Во-вторых, попытаться договориться с Бельгией о возможности пропуска немецких войск через бельгийскую территорию для начала войны с Францией. В-третьих, постараться достичь согласия Англии о ее нейтралитете в будущей войне.
   Одним из важнейших итогов балканских воин был окончательный переход Турции в немецкий лагерь. Не без помощи Берлина 23 января 1913 года в Турции произошел государственный переворот, осуществленный младотурками, руководящий комитет которых поддерживал тесные контакты с германским послом в Стамбуле бароном фон Вангенхаймом и германским военным атташе майором фон Штремпелем. Поэтому приход к власти младотурков создавал благодатную почву для серьезного укрепления германских позиций в Османской империи и для подготовки ее территории в качестве плацдарма в планируемой войне против России.
   Используя свою близость с правительством младотурков в ноябре 1913 года Берлин подписал соглашение об отправке в Турцию германской военной миссии во главе с генералом Лиманом фон Сандерсом, состоявшую из первоклассных военных специалистов, которая должна была провести качественную реорганизацию турецкой армии. Немецкие офицеры были поставлены на ключевые должности в командовании войсками, генеральном штабе и военном министерстве. При этом сам Лиман был назначен на должность командующего корпусом, расположенного на берегах проливов. При отправке миссии Лимана Вильгельм II патетически напутствовал генерала:
   "Вскоре германские флаги взовьются над укреплениями на Босфоре".
   Таким образом, Германия без особого труда взяла под свой полный контроль важнейшую транспортную артерию, связывающую причерноморские страны со Средиземным морем. Причем в соответствии с германо-турецкими соглашениями Берлин планировал возвести новые укрепления по всей линии обороны западнее Стамбула, установить артиллерийские орудия на Босфоре, а также заново вооружить всю полевую турецкую артиллерию.
   Осознав чрезвычайную опасность шагов, предпринятых Германией в районе проливов, в Петербурге серьезно забеспокоились. В этой связи в своей докладной записке царю от 12 ноября 1913 года Сазонов писал:
   "Проливы в руках сильного государства - это значит полное подчинение всего экономического развития юга России этому государству. Тот, кто завладеет проливами, получит в свои руки не только ключи морей Черного и Средиземного, он будет иметь ключи для поступательного движения в Малую Азию и для гегемонии на Балканах".
   Через Черноморские проливы шло более 80% торговли зерна из России, а их закрытие во время итало-турецкой войны, а затем и в ходе Балканских войн нанесло колоссальный урон российской хлебной торговле и отразилось на всей экономической жизни страны. Если осложнения в положении Турции оборачиваются многомиллионными убытками для России, то теперь, когда Берлин в любой момент времени мог запереть Россию, как в Балтийском, так и в Черном морях, положение Российской империи стало как никогда критическим. В этой связи министр иностранных дел Сазонов писал царю в декабре 1913 года:
   "Отдать проливы сильному государству являлось бы синонимом подчинения экономического развития всей Южной России этой державе".
   В создавшейся ситуации российское правительство обратилось к Франции и Англии с предложением предпринять в Стамбуле коллективный демарш против существенного усиления немецких позиций в Турции. Французское правительство реагировало на это положительно, но Эдуард Грей выступил против инициативы Сазонова, ссылаясь на то, что главная цель - удаление немцев из Стамбула, останется неосуществленной.
   Довольно странное стремление Грея смягчить позицию трех держав в отношении германской военной миссии побудило Сазонова в телеграмме российскому послу в Лондоне графу Бенкендорфу от 12 декабря констатировать отсутствие прочного единства между союзниками, что "является органическим пороком Тройственного согласия", который всегда будет ставить их "в невыгодное положение в отношении крепкого блока Тройственного союза".
   А Николай II со своей стороны заявил британскому послу:
   "Германия намеревается занять такую позицию в Константинополе, чтобы получить возможность целиком запереть Россию в Черном море. И если она попытается проводить подобную политику, мы будем сопротивляться изо всех сил, даже если единственным выходом будет война".
   Учитывая серьезность положения 31 декабря 1913 года состоялось Особое совещание высшего российского руководства под председательством Коковцова, в котором участвовали военный министр Сухомлинов, морской министр Григорович, министр иностранных дел Сазонов и начальник Генерального штаба Жилинский. Поскольку существовала реальная угроза установления полного контроля Берлином над Черноморскими проливами, то Сазонов выступил за принятие принудительных мер в отношении Турции, таких как финансовый бойкот, разрыв дипломатических отношений и даже занятие некоторых пунктов на турецкой территории, однако все это он считал возможным осуществить лишь при поддержке Франции и Англии. Только в этом случае, по его мнению, можно было бы избежать войны с Германией.
   Коковцов, настроенный против использования принудительных мер, поставил вопрос ребром: является ли для России желательной война с Германией? Вот как он описывает это в своих мемуарах:
   "Ответ присутствующих был, разумеется, единогласно, отрицательный, и мы быстро без всяких оговорок пришли к единогласному же заключению о том, что возбуждать какой-либо вопрос, даже в форме простого обмена мнений с нашими союзниками в настоящее время не следует и нужно представить Государю наше заключение о том, что поднятый вопрос должен быть отложен решением и, во всяком случае, подлежит рассмотрению не отдельно от общего политического состояния, а в тесной связи с общим ходом событий в Европе.
   К большому моему удивлению, Военное Министерство, в лице самого Сухомлинова, всегда задорного, когда дело касалось обсуждения вопросов, предложенных мною, -- проявило на этот раз, большую сдержанность, и мы разошлись в самом мирном настроении".
   В итоге на введение санкций против Османской империи союзники так и не решились, а после весьма жесткой полемики между Берлином и Петербургом Вильгельмом было найдено паллиативное решение, которое иначе чем издевательством над Россией назвать было трудно. 14 января кайзер присвоил Лиману фон Сандерсу чин генерала от кавалерии, что по условиям контракта автоматически вело к повышению его ранга в Османской империи. Султан произвел его в маршалы. Таким образом, от командного поста в столице Лиман формально был отстранен и занял пост генерального инспектора всей турецкой армии. Хотя при этом фактически германская миссия продолжала играть в турецкой армии руководящую роль, все более становясь полноправной хозяйкой проливов.
   Конфликт из-за германской военной миссии Лимана фон Сандерса был последним международным кризисом кануна Первой мировой войны. Он же оказался первым прямым русско-германским столкновением, причем столкновением, которое происходило в районе Черноморских проливов, являвшихся объектом наибольшей геополитической и экономической заинтересованности России. Формальная уступка с германской стороны предотвратила немедленное наступление мировой войны, но, по существу, не удовлетворила ни русских, ни французов.
   16 февраля 1914 года генерал Лиман отправился в Берлин для представления отчета кайзеру, в котором изложил данные о состоянии работ, направленных на установления над проливами полного германского контроля. На основании услышанного Вильгельм II заявил:
   "Или скоро германское знамя будет развеваться над укреплениями Босфора, или меня постигнет такая же печальная судьба, как и великого изгнанника на остров Святой Елены".
   Уже в апреле немецкие специалисты составили план минирования проливов, артиллерия береговых укреплений была перевооружена современными немецкими орудиями, а в конце мая немецкий артиллерийский инструктор командовал всеми оборонительными сооружениями на Босфоре. Личный состав германской военной миссии в Стамбуле постоянно продолжал пополняться вплоть до начала мировой войны.
   Конфликт из-за установления немецкого контроля над проливами послужил началом резкого ухудшения германо-российских отношений. Об этом, в частности говорит комментарий, написанный Вильгельмом II в феврале 1914 года на донесении германского посла фон Пурталеса из Петербурга:
   "РУССКО-ПРУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ УМЕРЛИ РАЗ И НАВСЕГДА! МЫ СТАЛИ ВРАГАМИ!"
  
   * * *
   В начале ноября 1913 года состоялась встреча Вильгельма II с бельгийским королем Альбертом I, в ходе которой кайзер пытался склонить его на свою сторону, заявив, что война с Францией неизбежна и успех Германии в этой войне, безусловно, обеспечен. Мольке, со своей стороны, добавил, что война не только неизбежна, но и необходима.
   Итак, точки над "I" Вильгельмом были расставлены. Тем не менее, бельгийский король не проявил "должного" понимания вопроса и остался при своем мнении. Миссия кайзера была провалена. Выстрел оказался холостым. Комментируя этот разговор, французский посол в Берлине Жюль Камбон, сообщал в Париж:
   "Позволительно задать себе вопрос, в чем заключается сущность этой беседы. Император и его начальник генерального штаба могли иметь целью произвести впечатление на бельгийского короля и побудить его не оказывать сопротивления в случае конфликта между Германией и нами".
   Естественно, что факт такого разговора был воспринят в Париже, Лондоне и Петербурге как верный признак приближающейся войны.
  
   * * *
   И, наконец, последним направлением немецкой дипломатии в предвоенные месяцы явилась попытка Берлина обеспечить английский нейтралитет в уже неизбежной на тот момент времени войне с Россией и Францией. Основой для улучшения отношений двух стран явился соглашение между Лондоном и Берлином о разделе португальских колоний, а также согласование условий завершения строительства Багдадской железной дороги. В результате взаимных уступок в этих вопросах соответствующий договор о разделе португальских колоний 1898 года был изменен в пользу Германии. Теперь ей должна была достаться уже вся Ангола, в то время как ранее отводилась только часть этой страны.
   В мае 1913 года состоялся визит короля Георга V в Германию, который рассматривался Берлином как манифестация англо-германского сближения. После этого в августе соглашение о португальских колониях было парафировано. С весны 1914 года к переговорам о разделе португальских колоний присоединился еще и вопрос о дележе Бельгийского Конго. Так что торг между Берлином и Лондоном приобретал все большие размеры, явно свидетельствуя о попытке сторон мирного разрешения имевшихся между ними противоречий.
   В свою очередь Германия обязалась без согласия Англии не продолжать строительство железной дороги к побережью залива за Басру, признала наличие у Великобритании интересов на Шат-эль-Арабе. Кроме того, были созданы акционерные общества для обеспечения эксплуатации мосульской нефти и для организации судоходства по Шат-эль-Арабу, в которых доля английского капитала равнялась 50%. Другая половина акций нефтяной компании делилась поровну между немцами и голландцами. Но при тесных связях голландского нефтяного капитала с английским это соглашение означало, что большая часть мосульской нефти достанется Англии. Соответствующая англо-германская конвенция, была парафирована 15 июня 1914 года.
   В результате в Берлине сложилась полная уверенность, что основные англо-германские противоречия улажены и Великобритания останется нейтральной в войне между Германией и Австро-Венгрией с одной стороны и Россией и Францией, с другой.
  
   Повод к войне получен, теперь его нельзя упустить.
   28 июня 1914 года выстрелами из револьвера, произведенными членом организации "Молодая Босния" Гаврилой Принципом, в Сараево был убит наследник австрийского престола, эрцгерцог Франц-Фердинанд и его супруга, куда они приехали, чтобы присутствовать на происходивших там маневрах австро-венгерской армии. В ответ на убийство наследника Австрия предъявила Белграду заведомо неприемлемые условия ультиматума. Тем не менее, сербы приняли почти все пункты требований Вены, оставив при этом наиболее спорный и явно оскорбительный с точки зрения государственного суверенитета пункт для обсуждения на международной конференции. Петербург поддержал эту позицию Сербии, а Лондон предложил свои посреднические услуги для разрешения назревающего кризиса.
   Однако Вена отвергла все предложения, направленные на урегулирование взрывоопасной ситуации, объявила войну и начала военные действия против Сербии. После этого Россия объявила мобилизацию своей армии. Берлин предъявил ей ультиматум с требованием в течение 24 часов прекратить мобилизацию, но этот ультиматум принят не был, и в результате 1 августа Германия объявила войну сначала России, а через два дня после этого Франции и Бельгии. В ответ на нарушение бельгийского нейтралитета 4 августа войну Германии объявила Англия. Так из казалось бы локального австро-сербского конфликта буквально в течение нескольких дней внезапно разгорелась мировая бойня.
   Начиная с августа 1914 года и по сию пору историки всех стран ищут ответ на вопрос: кто же был истинным виновником десяти миллионов жертв Первой мировой войны. После поражения Германии на Парижской конференции 1919 года победители продекларировали: главными виновниками мировой бойни была Германия и ее союзники. В этой связи в статье 231 Версальского мирного договора говорилось:
   "Союзные и объединившиеся правительства заявляют, а Германия признает, что Германия и ее союзники ответственны за причинение всех потерь и всех убытков, понесенных союзными и объединившимися правительствами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Германии и ее союзников".
   Таково было право победителей, тут уж, как говорится, горе побежденным. Однако с такой оценкой немцы так и не согласились, упорно доказывая, что причина войны якобы послужила великодержавная политика царского правительства, которое сознательно спровоцировала Германию, объявив в России мобилизацию, и тем самым просто приперла кайзера к стенке, не оставив ему иного выхода. Наиболее последовательно такую точку зрения проводил, скажем, генерал Куль в своем историческом исследовании "Германский генеральный штаб":
   "Для 1914 г. остается один уязвимый пункт: объявление Германией войны России и Франции. Но оно имело лишь формальное значение, фактически же положение вещей нисколько не меняло. Никто не может серьезно обвинить Германию в возникновении мировой войны. Если это пытается сделать Антанта, то она фальшивит. Причиной войны была русская мобилизация и потому вина лежит на России".
  
   С другой стороны в нашей стране в течение семидесяти лет господствовала точка зрения, сформулированная еще Лениным, согласно которой виновником ПМВ являлся империализм, а велась эта грабительская война исключительно из-за дележа мира.
   Впрочем, в исторической литературе называются и другие претенденты на роль главного виновника войны. При этом частенько ставится вопрос о провокационной роли Лондона во время начального этапа развития кризиса, или о роли Парижа в разжигании шовинизма и реваншизма во Франции и финансировании русской военной программы.
   В качестве первопричины войны рассматриваются панславянизм и связанные с ним имперские амбиции Петербурга. Широко распространена также версия, согласно которой никто из великих стран не желал возникновения большой европейской войны, а вспыхнула она совершенно случайно в результате недальновидности, политических ошибок и амбиций, которые в критических условиях определяли поступки и дела австрийского, немецкого и русского императоров.
  
   Для того чтобы попытаться найти ответ на вопрос: были ли у ПМВ виновники и правительство какой страны сделало эту войну неизбежной - рассмотрим подробней действия ключевых действующих лиц в период от убийства эрцгерцога до объявления войны России.
   Разумеется, с современных позиций терроризм и убийства, осуществленные по политическим мотивам, являются одним из опаснейших преступлений, направленных против высшего права человека, его права на жизнь. Однако в начале 20-го столетия отношение общественности к терроризму было существенно иным. Достаточно вспомнить, что в то время даже российские либералы категорически отказались осудить террор, направленный против царских чиновников, а "передовая" русская общественность буквально ликовала при известии об убийстве очередного царского "сатрапа".
   Тем не менее, ни Николай II, ни его правительство не могло не осуждать факт цареубийства и поэтому присоединилось к требованиям жестокого наказать убийц и стоящих за ним террористических организаций. Однако при этом Петербург считал, что за это преступление должны были ответить его организаторы и исполнители, но не должны были быть наказаны все сербы.
   Тем не менее, в Вене партия войны в лице начальника генерального штаба генерала Конрада фон Гетцендорфа и министра иностранных дел графа Берхтольда потребовали расправиться с непокорным народом по полной программе. В этой связи уже 30 июня немецкий посол в Вене фон Чиршки докладывал в Берлин:
   "Теперь я многократно слышу здесь даже со стороны весьма серьезных людей, что нужно раз и навсегда свести счеты с сербами..."
   Здесь и далее комментарии кайзера Вильгельма, собственноручно написанные им на полях дипломатических депеш, выделены заглавным шрифтом. Именно эти комментарии, опубликованные Каутским вскоре после поражения Германии в ПМВ в четырехтомном сборнике немецких документов, и являются исчерпывающим доказательством агрессивных намерений кайзера и его клики:
   "ТЕПЕРЬ ИЛИ НИКОГДА! ВИЛЬГЕЛЬМ".
   "...Я использую любой повод, чтобы сдержанно, но весьма настоятельно и серьезно предостеречь (австрийские власти,- Ю.Ж.) от необдуманных шагов".
   "КТО ЕГО УПОЛНОМОЧИЛ НА ЭТО? КАКИЕ ГЛУПОСТИ! ПУСТЬ ЧИРШКИ СОБЛАГОВОЛИТ ПРЕКРАТИТЬ ЭТОТ ВЗДОР! С СЕРБАМИ СЛЕДУЕТ ПОКОНЧИТЬ, И ИМЕННО СЕЙЧАС, ВИЛЬГЕЛЬМ".
  
   Тем не менее, престарелый австрийский император решил обратиться за поддержкой в этом вопросе к своему берлинскому союзнику. В своем письме Вильгельму Франц-Иосиф писал, что хотя в сараевском деле "будет невозможно доказать соучастие сербского правительства. Тем не менее, по существу нельзя сомневаться, что политика сербского правительства направлена на объединение южного славянства и, следовательно, против владений габсбургского дома...
   Нужно, чтобы Сербия, которая является ныне главным двигателем панславянской политики, была уничтожена, как политический фактор на Балканах".
   5 июля Вильгельм II принял в Потсдамском дворце австрийского посла Сегени и дал ему ясный ответ: "не мешкать с этим выступлением". Вот как Сегени описывал точку зрения германского императора в этом вопросе:
   "Позиция России будет во всяком случае враждебной, но он (кайзер,- Ю.Ж.) к этому уже давно подготовлен, и если даже дело дойдет до войны между Австро-Венгрией и Россией, то мы можем быть уверены в том, что Германия с обычной своей союзнической верностью будет стоять на нашей стороне".
   Эту же позицию Берлина подтвердил во время встречи с Сегени и канцлер Бетман, заявивший, что в конфликте из-за Сербии Австрия "может с уверенностью рассчитывать на то, что Германия будет стоять за нею в качестве союзника и друга". Так Вильгельм II обеспечил победу военной партии в Вене, и сделал решающий шаг к развязыванию мировой войны.
   7 июля по получении ответа из Берлина, в Вене состоялось заседание Совета министров, в протоколе которого было записано:
   "Все присутствующие за исключением королевского венгерского председателя Совета министров (графа Тиссы,- Ю.Ж.), придерживаются мнения, что чисто дипломатический успех, даже в том случае, если бы он закончился полнейшим унижением Сербии, не имел бы ценности. Поэтому нужно предъявить к Сербии настолько радикальные требования, чтобы можно было заранее предвидеть их отклонение, дабы приступить к радикальному же разрешению вопроса путем военного вмешательства".
  
   Позиция графа Тиссы объяснялась тем, что в случае победы он опасался аннексии славянских областей и последующей замены австро-венгерского дуализма австро-венгерско-славянским триализмом и, следовательно, умаления роли Венгрии. Лишь с большим трудом к середине июля сторонникам войны удалось склонить венгерского премьера на свою сторону.
   Тем временем 8 июля фон Чиршки в своем очередном послании в Берлин следующим образом описывает готовящуюся в Вене провокацию:
   "Если бы сербы приняли все предъявленные им требования, для Берхтольда это был бы крайне неприятный исход. Он ломает себе голову над тем, какие еще можно было бы поставить Сербии требования, приемлемость которых была бы совершенно исключена".
   Но Вильгельму этого было явно мало, он прямо призывает Вену к началу агрессии против Сербии:
   "ОЧИСТИТЬ САНДЖАК! (санджак - единица османской административно-территориальной системы,- Ю.Ж.) ТОГДА СВАЛКА НЕМЕДЛЕННО НАЛИЦО. ВИЛЬГЕЛЬМ".
   Из донесения фон Чиршки от 10.VII.1914 года:
   "Австрийский военный министр с завтрашнего дня уедет в отпуск; Конрад фон Гетцендорф тоже временно оставит Вену. Это делается умышленно - чтобы раньше времени не вызывать тревогу".
   "РЕБЯЧЕСТВО. ВИЛЬГЕЛЬМ".
   Из донесения фон Чиршки от 12.VII.1914 года:
   "С передачей Сербии ультиматума здесь решили подождать, пока не уедет из Петербурга президент Пуанкаре".
   Момент вручения ультиматума намеренно был выбран Веной таким образом, чтобы о нем в Петербурге могли узнать только после завершения визита в Россию французского президента Пуанкаре. Таким образом, Франция и Россия были лишены возможности оперативно скоординировать свои совместные действия, а для президента, премьера и министра иностранных дел Франции, находившихся в пути домой на броненосце "Франция", при существовавшей в то время технике связи были весьма затруднены сношения, как с Парижем, так и с Петербургом.
   Но Вильгельм явно жаждал большой крови. Для него вся эта дипломатическая игра Вены лишь досадная помеха его агрессивным планам:
   "КАКАЯ ДОСАДА! ВИЛЬГЕЛЬМ".
   Наконец 23 июля австрийский посланник в Белграде барон Гизль вручил сербскому правительству ультиматум. Указав при этом, что если через 48 часов ультиматум не будет принят целиком, то Австрия порвет дипломатические отношения с Белградом, что было равносильно угрозе объявления войны.
   Как и было заранее задумано Веной, ультиматум состоял почти сплошь из пунктов, затрагивающих достоинство Сербии как суверенного государства и означавших неприкрытое вмешательство в ее внутренние дела. В ультиматуме были такие пункты, как запрещение в Сербии всех антиавстрийских организаций, осуждение всякой пропаганды, направленной против Австрии, увольнение из армии офицеров по спискам, представленным австро-венгерским правительством, наказание работников пограничной стражи, якобы способствовавших переходу границы организаторам убийства Франца Фердинанда. И в заключение содержалось требование о допуске представителей австро-венгерского командования и контингентов австрийской полиции в Сербию для участия в расследовании убийства австрийского престолонаследника.
  
   На следующий день после вручения ультиматума германское посольство в Белграде телеграфировало в Берлин:
   "Энергичный тон и резкие требования австрийского ультиматума вызвали явное смятение у правительства Сербии..."
   Это сообщение вызвало бурю восторгов кайзера:
   "БРАВО! ПРИЗНАЮСЬ, ОТ ВЕНЦЕВ Я ПОДОБНОГО УЖЕ НЕ ОЖИДАЛ. ВИЛЬГЕЛЬМ".
   "...С сегодняшнего утра здесь идет заседание сербского совета министров под председательством престолонаследника".
   Тут уж Вильгельма просто прорвало:
   "ВИДИМО, САМ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО УЖЕ СОИЗВОЛИЛ ИЗ БЕЛГРАДА УДРАТЬ. ВОТ КАКОВА ОКАЗЫВАЕТСЯ НА ДЕЛЕ СЕРБСКАЯ ДУТАЯ ТАК НАЗЫВАЕМАЯ ДЕРЖАВНОСТЬ. И ТАК ОБСТОИТ ДЕЛО СО ВСЕМИ СЛАВЯНСКИМИ ГОСУДАРСТВАМИ. ЭТОЙ СВОЛОЧИ НАДО ЛИШЬ ПОКРЕПЧЕ НАСТУПАТЬ НА МОЗОЛИ! ВИЛЬГЕЛЬМ".
  
   Здесь надо вспомнить, что еще задолго до убийства эрцгерцога Вена настаивала на необходимости разгрома, уничтожения или резкого ослабления сербского государства, что прекрасно было известно и в Берлине. Именно поэтому с благословения Вильгельма Белграду и был намеренно предъявлен такой австрийский ультиматум, который он ни при каких условиях не мог бы принять полностью, что документально зафиксировано в протоколе Совета министров Австро-Венгрии от 7 июля. Следовательно, убийство эрцгерцога было бессовестно использовано Веной лишь в качестве удобного предлога для расправы над своим политическим противником.
   Этот факт был вынужден признать в своих мемуарах один из творцов германской военной мощи адмирал Тирпиц:
   "Тогдашнее германское правительство несет долю вины за австро-сербский конфликт, поскольку оно предполагало (что оказалось ошибочным), будто именно наказание Сербии Австро-Венгрией ликвидирует угрозу раздела габсбургской монархии, а, следовательно, и мировую войну, которая по их мнению неизбежно вытекала из существования этой угрозы...
   Промах нашего имперского руководства заключается в уверенности, будто австро-сербское вооруженное столкновение могло быть локализовано. В своем доверии к миролюбию, к справедливости других стран, особенно Англии, оно считало возможным провести в целях оздоровления Австро-Венгрии основательную экзекуцию Сербии, не вызывая этим мировой войны. Все шаги нашего имперского руководства, которые истолковываются нашими врагами как разжигание войны, относятся к одной Сербии и вызваны желанием не допустить проявления Австро-Венгрией слабости по отношению к этому жадному до грабежа маленькому государству".
   Тут бы Тирпецу вспомнить историю собственной страны, о том как трудно происходило объединение Германии, и сколько для этого объединения воин было развязано маленькой и жадной Пруссией, как вопреки желания коренных жителей Лотарингия и Эльзас были аннексированы Берлином и вплоть до 1911 года эти провинции не имели своих представительных органов власти, а управлялась штатгальтером - наместником кайзера.
   Так почему же пережившая все это Германия отказывала в праве объединения в единое государство сербам, предки которых были порабощены Османской империи, но несмотря на столетия чужеземного ига сохранили свой язык, традиции и культуру. И теперь, когда сербы добились возражения государственности, тем не мене значительная часть сербского населения все еще насильственно удерживалась в империи Габсбургов.
   В целом же позиция Тирпица сводится к тому, что Германия всего лишь стремилась сохранить территориальную целостность своего союзника - Австро-Венгрии, существованию которой угрожал воинственный сербский панславянизм, а мировую войну развязала Антанта.
  
   Сербское правительство, получив австрийский ультиматум, сразу же обратилось к России с просьбой о помощи, и одновременно, предвидя неминуемую войну, развернуло спешную работу по эвакуации Белграда, который тогда находился непосредственно на австро-сербской границе. 25 июля в 3 часа дня в Сербии был подписан приказ о всеобщей мобилизации.
   Ответ сербского правительства премьер Пашич вручил австрийскому посланнику 25 июля в 5 часов 50 минут вечера, за 10 минут до истечения установленного ультиматумом срока. Сербия в основном приняла условия ультиматума и только не соглашалась с тем, чтобы австрийская полиция получила право на территории Сербии беспрепятственного розыска, ареста и расследования деятельности сербских граждан, в отношении которых у Вены были подозрения об их причастности к сараевским событиям, ссылаясь на то, что это противоречило бы сербской конституции.
   Если бы правительство Австрии действительно было заинтересовано только в наказании лиц, причастных к убийству Франца Фердинанда и недопущению организации террористических актов на территории Сербии, то ответ Белграда, безусловно, мог бы стать основой для разрешения этого конфликта.
   Тем более что министр иностранных дел России Сазонов 26 июня заявил своему австрийскому коллеге графу Сапари, что он вполне понимает мотивы, заставившие Австрию предъявить ультиматум, и что, если она согласится пересмотреть некоторые из его пунктов, было бы нетрудно прийти к удовлетворительному решению конфликта. Одновременно министр иностранных дел Великобритании Грей обратился ко всем участникам конфликта созвать конференцию из четырех послов в Лондоне.
   Тем не менее, Вена и Берлин упорно игнорировали все предложения по мирному урегулированию австро-сербских отношений, и уже через двадцать минут после получения сербского ответа австрийское посольство в полном составе отправилось на вокзал, чтобы покинуть Белград. В полдень 28 июля в Белграде была получена телеграмма австрийского правительства с объявлением войны, а уже в ночь с 28 на 29 июля началась артиллерийская бомбардировка Белграда кораблями Дунайской флотилии и батареями крепости Землин, расположенной на другом берегу Дуная. Бомбардировка продолжалась целый день, несмотря на белые флаги, развевавшиеся над крышами многих городских домов.
   Собственно говоря, для такой спешки с объявлением войны Белграду у австрийцев не было никаких военных оснований, поскольку их мобилизационные планы не позволяли атаковать Сербию ранее 12 августа, поэтому поспешность с объявлением войны была вызвана опасениями Берлина, что в противном случае Антанте удастся мирным путем уладить возникший конфликт.
  
   Надо отдать должное объективности некоторых оценок адмирала Тирпица, который в своих мемуарах и в этом случае признает, что Австрия допустила большую ошибку, отклонив в основном принятый Белградом венский ультиматум, что, по-видимому, позволило бы сохранить мир:
   "25 июля Сербия в основном приняла требования австрийского ультиматума и выразила готовность вести переговоры об остальных пунктах. Во всяком случае невозможно отрицать, что сербский ответ означал неожиданную уступку, и я не считаю, что австрийское правительство правильно оценило положение, признав этот ответ неприемлемым в качестве базы для дальнейших переговоров.
   Бетман-Гольвег и Берхтольд не поняли, насколько существенен был уже достигнутый дипломатический успех. Поскольку честь Австрии была спасена, а сам Бетман-Гольвег стремился во что бы то ни стало предотвратить европейскую войну, опасность такой войны, вероятно, можно было бы устранить уже 25 июля, если бы Австрия удовлетворилась своим успехом. Можно было назначить Сербии короткий срок для проведения в жизнь сделанных ею уступок в качестве условия для переговоров об остальных требованиях".
   Судя по всему немецкий адмирал был далек от политической кухни и просто не был в курсе тайных австро-германских планов по отношению к Белграду, именно поэтому он вполне искренне удивляется, почему же сербский ответ на предъявленный ей ультиматум был так необдуманно отклонен.
  
   После известия об австрийском ультиматуме на заседании Совета министров России, проходившего 25 июля под председательством Николая II, было принято постановление:
   "Пока не объявлять мобилизации, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее осуществления в случае надобности".
   Одновременно было решено ввести "Положение о подготовительном к войне периоде", что означало проведение довольно обширных предмобилизационных мероприятий, без формального объявления самой мобилизации. Интересно, что аналогичным образом поступил и Сталин, когда осознав в мае 1941 года угрозу уже скорой немецкой агрессии он решил не спешить с объявлением всеобщей мобилизации, а лишь ускорил предмобилизационные мероприятия, направленные на повышение боеготовности Красной армии.
   Указ же о всеобщей мобилизации в России был утвержден Николаем II только 29 июля, лишь после получения им информации о начале военных действий Австрии против Сербии.
  
   Однако, даже признав санкционированную Берлином грубую дипломатическую ошибку Вены, адмирал Тирпиц продолжал настаивать на праве Австрии провести экзекуцию государства, вина которого, по крайней мере, на тот момент времени, доказана не была:
   "Вторую ошибку я усматриваю в недостаточно четком разграничении австро-сербского конфликта и мировой войны. Не только германский народ в целом один из самых миролюбивых на свете, но также и правительство Бетман-Гольвега не желали мировой войны и с этой стороны совершенно неповинны в ней..."
   Ну, до глубинных проявлений "миролюбия" немецкого народа Тирпец просто не дожил, иначе бы не решился такое написать.
   "...Бетман не желал мировой войны и не предполагал ее возможности. Именно поэтому он думал вначале, что Австрия может позволить себе местную войну".
   Интересный аргумент адмирала: оказывается, канцлер даже не предполагал, что из-за такого пустяка, как угроза оккупации какой-то там Сербии кто-либо из великих держав мог попытаться силой отстоять ее суверенитет. Впрочем, уже через пару страниц Тирпиц фактически опровергает эту весьма спорную интерпретацию событий:
   "20 июля статс-секретарь фон Ягов заявил одному представителю Генмора, что Англия, вероятно, не примет участия в возможной войне между Тройственным и Двойственным союзами".
   Следовательно, Берлин, еще до ответа Белграда на венский ультиматум, прекрасно понимал, что одним из вероятных итогов назревающего кризиса может явиться общеевропейская война с участием России и Франции. Впрочем, и далее с аргументацией вышеприведенного тезиса Тирпица дела обстоят неблестяще:
   "Всякий, кто хотя бы поверхностно знаком с донесениями бельгийских посланников..."
   Интересно, и как же могла реагировать Бельгия на обострение сербско-австрийского конфликта после того как всего год тому назад Вильгельм сам заявил бельгийскому королю, что война между Германии и Франции неизбежна. Ведь наступление немецких войск на западе давно уже ожидалось именно через территорию Бельгии.
   "...и многочисленными документами о подготовке России к войне, кто следил за общим ходом событий двух последних десятилетий, с удивлением спрашивает себя, как вообще могло возникнуть мнение, что Германия является виновницей войны".
   Но, если Берлину в тот момент времени действительно были известны бельгийские военные приготовления, а также многочисленные документы, свидетельствующие о подготовке Петербурга к войне, то, следовательно, вполне можно было ожидать и военного вмешательства русских армий в случае попытки Вены провести экзекуцию Сербии.
   Ведь после того как Австрия отказалась принять сербский ответ на свой ультиматум, и отозвала свое посольство из Белграда разорвав с ним дипломатические отношения, Россия, а вслед за ней и Франция, и Бельгия начали предпринимать меры, которые должны были продемонстрировать Вене то, что Антанта не допустит военного разгрома своего балканского союзника.
   Вот как эти шаги России и ее союзников генерал Куль описывает с позиции информации, имевшейся в немецком генштабе на 28 июня 1914 года:
   "26 июля. Франция и Англия: положение продолжает оставаться спокойным. В России все войска из лагерей переводятся в места расквартирования. Положение серьезное. (Фактически в этот день начался подготовительный к войне период).
   27 июля. Франция и Англия: возвращение войсковых частей и отпускных в места расквартирования. Усиленная охрана границ.
   Россия: отход пограничной стражи вглубь страны; возвращение отпускных офицеров и т. п. (Фактически второй день подготовительного к войне периода).
   Германия: усиленная охрана железных дорог железнодорожными служащими в пограничных районах и около Берлина".
   Итак, вплоть до 28 июля для Германии и Австрии все еще оставался открытым мирный вариант разрешения возникшего политического кризиса. Но, в то же время, Антанта достаточно ясно продемонстрировала, что в случае нападения Австрии на Сербию она готова и к силовому варианту развития событий. В этот же день генерал фон Мольтке подготовил для рейхсканцлера доклад, в котором утверждал, что Россия не допустит военного разгрома Сербии и именно поэтому готова объявить мобилизацию своей армии:
   "Она (Россия,- Ю.Ж.) заявляет, что желание объявить мобилизацию вызвано намерением Австрии вторгнуться в Сербию, которое может привести к разгрому Сербии, на что Россия согласиться никак не может".
   В этой связи генерал Куль пишет:
   "Россия уверяет, что против Германии она не желает ничего предпринимать, но она прекрасно знает, что Германия не может остаться безучастной при столкновении своей союзницы с Россией. Германии также придется мобилизовать свою армию и тогда Россия опять-таки сможет сказать всему миру: я не хотела войны, она вызвана Германией".
   Однако логика такого рода заявления является обоюдоострой, и в ответ на приведенное выше замечание Куля резонно заметить, что и Петербург со своей стороны тоже не мог остаться безучастным при столкновении своей союзницы с Австрией. Поэтому России и пришлось объявить о мобилизации своей армии, а после этого Германия стала на весь мир кричать: я не хотела войны, эту войну вызвала мобилизация России.
   Тем не менее, положение России и Германии в конце июля 1914 года вовсе не было симметричным, ведь Антанта предложила мирный вариант выхода из политического кризиса, при котором Австрия не теряла бы своего достоинства, а Сербия так или иначе, была бы наказана. Однако Берлин и Вена отвергли этот компромисс, и сознательно избрали путь, который с большой вероятностью вел страны Тройственного союза к войне с Сербией, Россией, Францией и Бельгией.
  
   Следовательно, отвергая ответ Сербии на австрийский ультиматум и объявляя ей войну и Вена, и Берлин, безусловно, осознавали, что их действия вполне могут вызвать большую европейскую войну с участием России, Франции и Бельгии, сознательно шли на это, и имели вполне реальные шансы победить в такой войне.
   Однако при этом Германия действительно ошибочно полагала, что Англия останется нейтральной и, следовательно, до мировой войны дело не дойдет. Если бы Лондон, как это уже неоднократно до этого и на этот раз заявил, что он не останется нейтральным в случае вовлечения в войну Франции, то в этих условиях Берлин возможно и не рискнул бы позволить Вене начать войну против Сербии.
  
   Тем не менее, поведение Великобритании на начальном этапе европейского кризиса действительно вызывает немало вопросов. Так 9 июля состоялась встреча Грея с немецким послом в Лондоне Лихновским, которого Грей заверил, что сделает "все возможное, чтобы предотвратить войну между великими державами".
   А 26 июля король Георг V имел беседу с братом кайзера принцем Генрихом Прусским. В своем отчете об этой встрече принц писал в Берлин:
   "Отдавая себе совершенно ясный отчет в серьезности настоящего положения король уверял меня, что он и его правительство ничего не упустят для того, чтобы локализовать войну между Сербией и Австрией... Он сказал дальше дословно следующее: "Мы приложим все усилия, чтобы не быть вовлеченными в войну и остаться нейтральными". Я убежден в том, что эти слова были сказаны всерьез, как и в том, что Англия сначала действительно останется нейтральной".
   Естественно, что после таких заявлений и с учетом успешно ведущихся англо-германских переговоров по разрешению колониальных противоречий и совместному строительству Багдадской железной дороги, Вильгельм был практически убежден в том, что Великобритания сохранит в предстоящей войне нейтралитет. Это было бы настоящим триумфом всей его политики. Немцы, наконец-то могли разобраться со своими извечными врагами, как на западе, так и на востоке. И сил у Германии и ее союзников для военной победы над коалицией, состоящей из России, Франции и Сербии, было вполне достаточно.
  
   Германия объявляет войну России.
   Вскоре, после того как в Берлине стало известно о начале мобилизации в России в первом часу дня 31 июля Вильгельм II объявил в Германии состояние угрозы военной опасности, а русскому правительству в 12 часов ночи был предъявлен ультиматум, в котором говорилось, что если в течение следующих двенадцати часов русская мобилизация не будет прекращена, то в Германии также будет объявлена мобилизация.
   Вскоре после предъявления этого ультиматума Вильгельм направил Николаю следующую телеграмму:
   "Я уверен, что возможно непосредственное соглашение между вашим правительством и Веной, которому старается способствовать мое правительство. Естественно, что военные приготовления России, представляющие угрозу для Австро-Венгрии, только ускорят катастрофу, которой мы оба стараемся избегнуть".
   Впрочем, со стороны кайзера все это было лишь дипломатической игрой и наглой ложью, поскольку еще 31 июля в 16 часов 30 минут за несколько часов до объявления немецкого ультиматума России Вильгельм телеграфировал Францу Иосифу о своем намерении начать войну не только против России, но и одновременно против Франции:
   "Величайшее значение имеет то, чтобы Австро-Венгрия ввела в дело против России свои главные силы и не раздробила их одновременно наступлением против Сербии. Это тем более важно, что значительная часть моей армии будет связана Францией. В гигантской борьбе, в которую мы вступаем плечом к плечу, Сербия играет совершенно второстепенную роль и требует только самых необходимых оборонительных мероприятий".
  
   Так что принципиальное решение о начале большой европейской войны было уже принято в Берлине еще тогда, когда Вильгельм посылал русскому императору свои очередные "миролюбивые" депеши. В результате 1 августа в Германии была объявлена общая мобилизация. После чего Николай еще раз телеграфировал Вильгельму, сделав последнюю попытку остановить надвигающуюся мировую бойню:
   "Я понимаю, что вы были вынуждены мобилизоваться, но хотел бы получить от вас ту же гарантию, которую дал вам, а именно, что эта мера не означает войны, и что мы будем продолжать стремиться к благополучию наших двух стран и столь дорогому для нас общему миру".
   Однако уже через несколько часов после этого немецкий посол в Петербурге Пурталес вручил министру иностранных дел Сазонову ноту с объявлением войны. В своей ноте германское правительство ответственность за развязывание войны возлагало на Россию. Это был первый день мировой войны, войны, имевшей катастрофические последствия для всех трех ведущих европейских монархий.
  
   Мог ли Николай II предотвратить мировую войну?
   Естественно, что направляя в Петербург свой ультиматум, с требованием в течение 12 часов прекратить мобилизацию русской армии, Вильгельм прекрасно понимал, что остановить в такой срок уже начатую мобилизацию было невозможно даже по чисто техническим причинам. Но, как видно из вышеприведенной телеграммы кайзера к австрийскому императору, Берлин уже принял решение развязать войну против России и Франции, и поэтому вовсе не был заинтересован в проявлении миролюбии со стороны Петербурга.
   Что в этой ситуации мог сделать Николай Второй? Проще всего сказать, что он должен был выбросить на помойку все бредни об общеславянском единении, отказаться от военной поддержки союзной нам Сербии и отдать ее на растерзание Австро-Венгрии. Вероятно, это и позволило бы ему отсрочить надвигающуюся на Россию катастрофу. Только вот при этом не было никакой гарантии того, что значительно усилив свои военно-политические позиции на Балканах Берлин вскоре вновь не найдет нового повода для развязывания большой европейской войны.
  
   Так была ли у России альтернатива в 1914 году? Предположим, что Николай II отказался бы объявлять мобилизацию русской армии, тем самым не дав Германии повода для объявления России войны. Естественно, что после этого Сербия была бы раздавлена австрийской военной машиной, а ее территория была поделена между Австрией и Болгарией. В лучшем случае сербам был бы оставлен огрызок принадлежавшей им до войны территории, во главе которого было бы поставлено марионеточное, полностью подотчетное Вене правительство.
   Всему миру была бы продемонстрирована сила Германии и слабость России, что в свою очередь привело бы к окончательному переходу части колебавшихся потенциальных союзников Антанты в немецкий лагерь. Прежде всего, это коснулось бы позиции Румынии и Италии. Не говоря уже о том, что Берлин бесповоротно утвердился бы в Турции, окончательно еще до начала войны поставив под свой контроль Черноморские проливы.
   К этому времени вся политика правительства Вильгельма II уже была направлена на достижение Вторым рейхом гегемонии на континенте. А, так называемые экстремистские призывы пангерманистов, на самом деле отражали истинные цели немецкого правительства и были направлены на психологическую подготовку населения империи к предстоящей войне. Однако достичь европейской гегемонии мирными средствами Германия не могла. Поэтому в сложившейся ситуации с большой вероятностью можно было ожидать, что разделавшись с Сербией, Берлин вновь прибегнет к очередной политической провокации, используя ее в качестве повода для объявления войны. Причем сделано это будет в гораздо более худших для Антанты условиях.
  
   Тем не менее, поскольку война была крайне вредна для России, то царь всячески стремился ее избежать, однако понимая при этом, что чрезвычайно усилившаяся Германия представляет потенциальную угрозу для существования Российской империи. Именно поэтому Николай II прилагал значительные усилия, чтобы восстановить боеспособность русской армии, сильно ослабленную в результате ее поражения в русско-японской войне, и даже пошел на заключение политического договора со своим извечным геополитическим противником - Великобританией.
  
   Так что Петербург просто следовал принципу: хочешь мира, готовься к войне, и для царя было очевидно, что только сила могла заставить кузена Вили отказаться от его агрессивных намерений. Однако при этом Россия еще была абсолютно не готова к войне. Это видно, например, из того факта, что на 6,5 миллиона человек, мобилизованных к концу 1914 года на армейских складах было запасено всего 4,6 миллиона винтовок, а российская промышленность могла выпустить не более 27 тысяч винтовок в месяц.
   В результате в Генштабе всерьез обсуждался даже вопрос о вооружении русских солдат топорами, насаженными на длинные рукоятки. Кроме того, уже к концу 1914 года был израсходован практически весь стратегический запас снарядов и возник острый дефицит патронов. Именно этот снарядный голод и привел к неоправданно большим потерям, крупному поражению русских армий и их отступлению из Польши, Литвы и части Прибалтики в 1915 году.
   Положение России усугублялось еще и тем, что немцы уже в 1913 году закрепились в Черноморских проливах, и тем самым с самого начала войны блокировали поставки союзников вооружения и снарядов через Черное и Средиземное моря. Не возможны были такие поставки и через Балтику, где целиком и полностью господствовал германский флот. Поскольку железной дороги на Мурманск еще не существовало, то, не считая длинного пути через Владивосток с его незначительной пропускной способностью, связь с Англией и Францией могла поддерживаться лишь через Архангельск. Однако, даже она прерывалась на долгие зимние месяцы из за тяжелой ледовой обстановки в Белом море.
   А о том, что в 1914 году Россия не желала войны, и не была к ней готова, было прекрасно известно и в Берлине. Это, например, отлично видно из письма Ягова от 9 июля, адресованного немецкому послу в Лондоне князю Лихновскому:
   "В основном Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа, между тем, все более слабеет...
   В России это хорошо знают и поэтому, безусловно, хотят еще на несколько лет покоя. Я охотно верю вашему кузену Бенкендорфу, что Россия сейчас не хочет войны с нами".
   Однако зная, что Россия не готова и не стремится к войне, и, следовательно, начатая там мобилизация, прежде всего, являлась отчаянным жестом, целью которого была последняя попытка Петербурга остановить австрийскую агрессию против Сербии. Тем не менее, Вильгельм совершенно осознано отвергает все призывы к мирным переговорам и объявляет войну сначала России, а затем Франции и Бельгии.
   Именно этот намеренный характер развязывания большой европейской бойни однозначно доказывает наличие у Берлина целей, которые кайзер и его правительство стремились достичь с помощью военной победы над своими соседями и, прежде всего, над Россией. Эти цели были провозглашены в официальных документах Второго рейха и с удивительным упорством притворялись в жизнь военным и политическим руководством Германии на протяжении всей войны и абсолютно логично вылились в ультиматум Брестского мира.
   Главной целью развязанной Вильгельмом войны являлось достижение Германией гегемонии на европейском континенте, а для этого ему было необходимо добиться резкого ослабления России путем отторжения от нее Польши, Литвы, Прибалтики, Украины и Белоруссии, частичной аннексии и германизации части этих территорий.
  
   Интересен тот факт, что, по крайней мере, часть русских националистов и консерваторов, понимая всю ненужность и опасность войны с Германией, выступала против продолжения участия России в Антанте. Так, например, один из лидеров союза Михаила Архангела Юрий Карцов в начале 1912 года заявил:
   "Государственные интересы России требуют союза не с Англией, а с Германией, ибо война России с Германией повела бы к печальным результатам не только Россию, - но даже и всю континентальную Европу, и мало того, чрезмерно усилила бы господство Англии".
   В наиболее обоснованном и последовательном виде эта позиция была сформулирована в меморандуме члена Государственного Совета П. А. Дурново, представленном в феврале 1914 года Николаю II. Меморандум Дурново представляет уникальный документ, целый ряд положений которого предвосхитил реальное развитие событий. Действительно, ведь даже в случае если бы наша страна попала в число победителей, то, как совершенно справедливо предупреждал Дурново, для достижения этой цели она понесла бы крупнейшие потери в людях и технике, оказалась бы отброшенной в своем развитии на десятилетия назад, и кроме того, угодила бы в должники своим же союзникам, практически ничего не получив взамен.
   Однако, несмотря на то, что Дурново был абсолютно прав, как в этом, так и во многих других положениях своего меморандума, тем не менее, трудно согласиться с его основным тезисом:
   "Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов...
   И вот, по мере умножения германских колоний и тесно связанного с тем развития германской промышленности и морской торговли, немецкая колонистская волна идет на убыль, и недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний. Во всяком случае, немецкая колонизация, несомненно, противоречащая нашим государственным интересам, должна быть прекращена, и в этом дружественные отношения с Германией нам не помеха".
   В том то и беда, что в Берлине на тот момент времени победила линия канцлера Бетмана, и свое будущее Германия видела, прежде всего, в континентальной экспансии и создании германской империи Серединной Европы, а это и был тот самый Drang nach Osten, который Дурново ошибочно счел отходящим в область исторических воспоминаний.
   Поэтому Дурново, будучи во многом прав, тем не менее, кардинально ошибался в главном, не учитывая, что победившая в Берлине концепция государственного развития и национальные интересы России настолько противоречили друг другу, что делали две европейские империи непримиримыми врагами. А в этой ситуации России были жизненно необходимы союзники. И, несмотря на все уже изначально прогнозируемые издержки такого союза, без помощи Англии одолеть немецкую угрозу России навряд ли было возможно. Кроме того только явное военное превосходство Антанты над союзом Центральных государств, в принципе, могло бы обеспечить мирное развитие Европы в начале 20 столетия.
  
   Сейчас с высоты истории стало очевидно, какая грозная опасность таилась в зарождающемся в Германии нацизме с его планами захвата жизненного пространства и создания империи Серединной Европы. Однако до 1914 года такая перспектива развития событий мировой истории еще не была столь уж очевидной. Тем не менее, попытка установления европейской гегемонии со стороны Берлина всегда была совершенно неприемлема для России. И в Петербурге отчетливо осознавали характер и масштаб исходящей от немецкого милитаризма угрозы и его вероятные последствия. В этой связи министр иностранных дел России Сазонов писал в своих мемуарах:
   "Россия теряла прибалтийские приобретения Петра Великого, открывшие ей доступ с севера в западноевропейские страны и необходимые для защиты ее столицы, а на юге лишалась своих черноморских владений, до Крыма включительно, предназначенных для целей германской колонизации, и оставалась, таким образом, после окончательного установления владычества Германии и Австро-Венгрии на Босфоре и на Балканах, отрезанной от моря в размерах Московского государства, каким оно было в семнадцатом веке".
   Причем это осознание наступило задолго до начала ПМВ. Вот что в этой связи еще 21 июля 1911 года тогдашний министр иностранных дел Извольский писал Столыпину:
   "Вы знаете, что все пять лет, которые я провел на посту министра, меня беспрерывно мучил кошмар внезапной войны. Какой-либо возможности изменить сложившуюся систему союзов не существовало; ее ослабление неминуемо вызвало бы либо общеевропейскую войну, либо безусловное и полное порабощение России Германией. В любом случае это означало бы finis Rossiae (конец России, - Ю.Ж.) как великой и независимой державы".
   В своем ответе он это письмо Столыпин говорит, что в сложившейся ситуации надо сделать все, чтобы максимально отодвинуть начало войны, и использовать мир, чтобы укреплять империю:
   "Не могу не признать, что тоже был весьма обеспокоен происходившим. Мою точку зрения Вы знаете. Нам необходим мир; война в следующем году, особенно в том случае, если ее цели будут непонятны народу, станет фатальной для России и династии. И наоборот, каждый мирный год укрепляет Россию".
   Трижды на протяжении первого десятилетия 20-го века России удавалось лавировать и уходить от участия в назревавших в Европе военных конфликтах. Так было во время аннексии Австрией Боснии и Герцеговины, а так же двух Балканских воин. Однако в 1914 году германский император фактически припер Россию к стенке. При этом никаких шансов сохранить мир у Николая II практически не оставалось.
   В любом случае ПМВ была для России вовсе не войной за Сербию или же Проливы, это были лишь ее побочные, второстепенные цели. Фактически русские мужики погибали, чтобы пресечь первую, тогда еще сравнительно "мягкую" попытку немецкого нацизма расширить жизненное пространство Германии и начать его германизацию. Русские сражались за свою независимость, за право оставаться русскими, против претензий Германии на немецкое господство в Европе. Это была в высшей степени справедливая и поистине отечественная война.
   Фактически же в августе 1914 года Николай Второй начал ковать Великую победу, которую уже под руководством Сталина наш народ завоевал в 1945 году. Поэтому совсем не случайно 9 мая 1945 года Сталин в своем выступлении по радио говорил не только о победе над нацистской Германией, но и о победе славянских народов в их вековой борьбе за свою независимость и существование. А Первая мировая война явилась одной из важнейших вех этой вековой борьбы России.
  
   Глава 7. Так во имя чего же была развязана Первая мировая война?
   Захват жизненного пространства - основная цель политики Вильгельма II.
  
   Все поведение высшего руководства Германии и Австрии в июле 1914 года свидетельствует о том, что как Берлин, так и Вена вполне сознательно обостряли ситуацию вокруг Сербии, прекрасно понимая, что это с большой вероятностью может повлечь за собой крупнейшую европейскую войну с участием России, Франции и Бельгии.
   Если вплоть до 28 июля у Германии еще был достойный мирный выход из кризиса, то после объявления австро-сербской войны такого выхода ни у России, ни у Германии уже практически не оставалось. Так что именно Берлин решал вопрос быть, или не быть войне, и выбор кайзера в пользу войны был вполне осознанным. В этой связи возникает резонный вопрос, почему Вильгельм пошел на риск большой войны и какие цели он при этом ставил.
   Ответ на этот вопрос непрост, поскольку истинные цели войны до ее начала были одним из главных государственных секретов того времени, в этой связи, судя по всему, руководство Германии даже не разрабатывала специальный документ, в котором эти цели были бы официально провозглашены. Собственно говоря, в таком документе и не было особой нужды. Кайзер и его ближайшее окружение с этими целями итак прекрасно были знакомы, а заранее оповещать широкую общественность относительно своих агрессивных намерений особого смысла не было, поскольку это итак успешно делала широко разветвленная система пангерманских союзов.
   Однако именно отсутствие декларации Берлина, о целях объявленной им войны способствовало рождению мифа о том, что у Германии в то время якобы вообще не было никаких территориальных притязаний, или, во всяком случае, таких притязаний у нее не было в Европе. В этой связи, например, современный российский историк Переслегин в своей статье "Мировой кризис 1914 года: очерк стратегического планирования" утверждает:
   "Германия играет в Мировой Войне роль нападающей стороны, не имея вообще никаких осмысленных территориальных притязаний. Идеологи пангерманизма говорили, разумеется, об аннексии Бельгии, русской Польши и Прибалтики, но как серьезная политическая цель эти завоевания никогда не рассматривались, поскольку теории "жизненного пространства" еще не существовало".
   Только вот совершенно непонятно откуда же Переслегину известно, что территориальные притязания никогда не рассматривались кайзером и его канцлерами в качестве серьезной политической цели. Ведь, скажем, до франко-прусской войны 1870 года руководство Пруссии тоже публично не декларировало свои претензии на территорию Эльзаса и Лотарингии, однако это не помешало ему после военной победы аннексировать эти французские провинции.
   Если же говорить об идеологии пангерманизма, то при этом нельзя забывать, что это фактически была государственная идеология. В Пангерманский союз, который возглавлялся и субсидировался весьма влиятельными политическими деятелями, крупными представителями финансового капитала, юнкерства, немецкого генералитета, и активно поддерживался самим кайзером и его наследником, входило множество высших чиновников, журналистов, университетских профессоров и школьных учителей, доносивших идеи пангерманизма до немецкой молодежи и формирующих общественное мнение страны.
   Долгое время главой и главным идеологом Пангерманского союза был известный немецкий ученый - географ, профессор Ратцель, основные идеи которого были сформулированы в его книге "Политическая география":
   "В соответствии со своей природой государства развиваются в соперничестве со своими соседями, в большинстве случаев за обладание территориями...
   Германия представляет собой "полиморфную" структуру, включающую Альпы, средние горы и равнину на Севере, через которую вторгались многочисленные завоеватели, в частности, римские легионеры, азиатские орды и французские солдаты. Еще более, чем Китай, Германия - это "срединная империя", расположенная в центре Европы, окруженная со всех сторон другими государствами, которые угрожают ей и с запада, и с востока. В силу этого Германия могла выжить лишь благодаря терпеливой колонизации (подобно китайским крестьянам) приграничных районов".
   Отсюда логически следовал тезис о неизбежности борьбы за новые земли и требования приобретения необходимого для нормального развития нации жизненного пространства. Кстати, именно так - "Жизненное пространство" и называлась одна из книг Ратцеля, опубликованная им еще в 1901 году.
   Поэтому трудно согласиться с утверждением Переслегина, что до ПМВ якобы не существовало теории жизненного пространства. К этому времени существовали не только идеи завоевания жизненного пространства, но и многовековая практика покорения и германизации народов, живших по соседству с немцами. Именно таким образом были полностью ассимилированы полабские славяне, лужицкие сербы, пруссы и ряд других народов, некогда населявших территорию Пруссии.
  
   Надо сказать, что это многовековое устремление немцев на Восток вовсе не исчезло со временем. В этой связи достаточно вспомнить, что когда в 1811 году Наполеон заставил Австрию и Пруссию подписать с ним военные договоры, по которым обе страны обязывались выставить контингенты своих войск в помощь французской армии, то в ответ на это Берлин и Вена заявили, что в таком случае они рассчитывают получить за свои услуги, которые будут ими оказаны Франции, территориальные приобретения за счет России. Австрия желала урвать Волынь, а прусский король Фридрих-Вильгельм -- весь Прибалтийский край.
  
   Извечное немецкое стремление: Дранг нах Остен - имело место и во времена Бисмарка, когда в феврале 1887 года были приняты законы по онемечиванию польских земель и высылке из Пруссии подданных польского происхождения, а также выкупу земель, принадлежащих польскому дворянству, для последующей ее продажи немцам. Одновременно была предпринята, правда, безуспешная попытка запретить немцам заключать смешанные с поляками браки.
  
   Так что корни нацистских идей завоевания жизненного пространства были заложены задолго до прихода Гитлера к власти. Хотя к 1914 году идеи национального превосходства немецкой расы конечно еще далеко не достигли своего апогея в ее нацистском обличии.
   Далее Переслегин утверждает:
   "С геополитической точки зрения пространство Империи и без того было избыточным. Что же касается требования о переделе колоний, то сомнительно, чтобы оно вообще когда-либо выдвигалось".
   Сейчас можно сколько угодно рассуждать о избыточности или недостаточности территории Второго рейха с современной геополитической точки зрения, но к сути обсуждаемой проблемы это не имеет никакого отношения, поскольку в начале 20 столетия немецкая элита была убеждена в том, что их империя была обижена как территорией метрополии, так и территорией принадлежавших ей колоний.
   Ведь Германия стала единым государством только в 1871 году. По мировым меркам это было слишком поздно, поскольку к тому времени мир был уже практически поделен между великими державами. В результате немцы оказалась опоздавшей нацией, и у ее правителей, генералов, промышленников, банкиров и купцов выработалось стойкое убеждение, что все они были незаслуженно обделены.
   Именно поэтому став статс-секретарем германского ведомства иностранных дел, будущий рейхсканцлер фон Бюлов во время своего первого выступления в рейхстаге заявил 6 декабря 1897 года:
   "Времена, когда немец уступал одному соседу сушу, другому - море, оставляя себе одно лишь небо, где царит чистая теория, - эти времена миновали... мы требуем и для себя места под солнцем".
   Ведь население Германии возросло с 41 миллиона человек в 1871 году до 68 миллионов к 1914 году. В стране произошла промышленная революция, и она стала занимать ведущее место не только по производству сырьевых товаров, но и в машиностроении, электротехнической и в химической промышленности, намного опередив своих европейских соперников.
   В результате Германия была весьма стеснена в своих границах, зажатая между Францией на западе и огромной массой славян на востоке. Идея ее уязвимости, нехватки земли, ресурсов и рынков сбыта стала для немцев навязчивой национальной идеей, во многом и определившей зарождение двух мировых воин. Это видно, например, из резолюции Пангерманского союза, принятой в 1912 году в Галле:
   "Мы не можем переносить больше положения, при котором весь мир становится владением англичан, французов, русских и японцев. Мы не можем также верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба 40 лет назад.
   Времена изменились, и мы не остались теми же, и только приобретением собственных колоний мы можем обеспечить себя в будущем".
  
   Здесь нужно отметить, что существует весьма распространенная точка зрения, согласно которой ПМВ была вызвана непримиримыми противоречиями, возникшими в начале 20 столетия между Великобританией и Германией. Однако факты упорно свидетельствуют, что в процессе зарождения военного конфликта противоречия между двумя этими державами не сыграли какой-либо значительной роли. Достаточно вспомнить, в Берлине были убеждены, что Лондон останется нейтральным во время войны Германии с Россией и Францией. Да и когда 27 июля 1914 года британский кабинет в первый раз стал обсуждать вопрос о возможности участия Англии в назревающей мировой войне, то победу одержали сторонники прогерманской позиции. Одиннадцать министров высказались за соблюдение Великобританией нейтралитета и лишь четверо, за ее участие в предстоящей войне.
   С другой стороны в Германии еще в конце 19 века среди ее военной и правящей элиты сформировалось два направления. Первое - морское, его представители считали, что будущее империи связано с флотом, завоеванием новых колоний и, следовательно, с борьбой за мировое лидерство с Англией, которая рассматривалась ими как основной вероятный противник немцев в борьбе за мировое лидерство. Наиболее ярким представителем идей, связанной с морской экспансией Германии был адмирал Тирпец.
   Второе направление полагало, что Германия, прежде всего, должна развиваться в виде мощной срединной европейской империи, что обеспечивало бы ей как экономическую и политическую гегемонию на континенте, так и получение за счет поверженной Франции большей части ее колоний. Ярыми сторонниками европейского направления экспансии был немецкий Генштаб и канцлер Бетман-Гольвег, которые считали, что при таком раскладе Германии удастся избежать войны с Англией. Этой же позиции придерживался и кайзер Вильгельм II.
  
   В этой связи чрезвычайно важно, что еще до начала войны в германском правительстве был составленный меморандум, в котором нашла свое отражение победа сторонников европейской экспансии и создания серединной империи, как цели предстоящей войны. Позднее текст этого меморандума был опубликован в мемуарах Тирпица:
   "Мы должны выбирать между Англией и Россией, чтобы и после заключения мира иметь опору против одного из этих главных врагов. Этот выбор надо сделать в пользу Англии и против России, ибо русская программа несовместима с нашей позицией форпоста западно-европейской культуры и с нашими отношениями к Австро-Венгрии, балканским странам и Турции. Напротив, разграничение интересов между Англией и Германией вполне возможно.
   Поэтому нам не нужно флота как условия существования Германии, а следует добиваться максимального ослабления России. Мы должны сделать всю работу в одном месте, вместо того чтобы делать ее по частям в разных местах. Интересы Англии позволяют нам направить всю работу против России.
   Решительная антирусская позиция возвращает нашему положению в мировой войне ту нравственную основу, которая состоит в заступничестве за Австро-Венгрию, а не в борьбе за свободу морей. Негодование германской общественности против Англии необходимо, следовательно, обратить на Россию".
   Уже после начала войны 19 августа в штаб-квартире в Коблинце Тирпиц вновь попытался отстоять свою точку зрения, однако на этом совещании линия канцлера окончательно возобладала. Германскому военно-морскому флоту было отказано в активных действиях против Британии, поскольку Бетман хотел сберечь его в качестве одного из своих козырей на послевоенных переговорах с Британией.
   Это была окончательная победа сил, давно уже стремившихся направить немецкую экспансию на соседние с Германией страны. Здесь уместно вспомнить, что еще в 1887 году Бернхард фон Бюлов, еще будучи первым секретарем посольства в Петербурге писал в министерство иностранных дел:
   "Мы должны пустить кровь русскому, чтобы тот 25 лет был не в состоянии стоять на ногах. Нам следовало бы надолго перекрыть экономические ресурсы России путем опустошения ее черноморских губерний, бомбардировки ее приморских городов, возможно большим разрушением ее промышленности и торговли. Наконец, мы должны были бы оттеснить от тех двух морей. Балтийского и Черного, на которых основывается ее положение в мире.
   Однако я могу себе представить Россию действительно и надолго ослабленной только после отторжения тех частей ее территории, которые расположены западнее линии Онежская губа - Валдайская возвышенность и Днепр".
   К этой же точке зрения приходит и кайзер Вильгельм, который уже во время Балканских воин в 1912 году формулирует на полях донесений немецких дипломатов свою сакраментальную мысль, ставшую впоследствии альфой и омегой для Гитлера и его "Майн Кампф":
   "ГЛАВА 2 ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ ЗАКОНЧЕНА. НАСТУПАЕТ ГЛАВА 3, В КОТОРОЙ ГЕРМАНСКИЕ НАРОДЫ БУДУТ СРАЖАТЬСЯ ПРОТИВ РУССКИХ И ГАЛЛОВ. НИКАКАЯ БУДУЩАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ НЕ СМОЖЕТ ОСЛАБИТЬ ЗНАЧЕНИЯ ЭТОГО ФАКТА, ИБО ЭТО НЕ ВОПРОС ВЫСОКОЙ ПОЛИТИКИ, А ВОПРОС ВЫЖИВАНИЯ РАСЫ".
  
   Тем не менее, существует довольно распространенная точка зрения, что подобные заявления якобы вовсе не отражали реальной политической линии германского правительства, а якобы являлись лишь театральной позой кайзера, брошенной им в угоду всякого рода экстремистов пангерманистского толка.
   Однако с такой трактовкой позиции официального Берлина трудно согласиться. Для того чтобы убедиться в ее ошибочности достаточно обратиться к фактам, которые однозначно свидетельствуют о том, что на протяжении всей ПМВ Германия упорно добивалась отторжения от России Польши, Прибалтики, Украины и Белоруссии, а уже в самом начале войны ее лидерами была четко сформулирована главная послевоенная цель Германии на Востоке - расчленение России и создание на ее бывших территориях целого ряда подконтрольных Берлину марионеточных государств.
   Впрочем, обратимся к фактам. Согласно инструкциям от 11 августа, изданным министром иностранных дел Яговым, целями германской политики назывались следующие:
   "Очень важна реализация революции не только в Польше, но и на Украине:
   1. Как средство ведения военных действий против России.
   2. В случае благоприятного для нас завершения войны создание нескольких буферных государств между Россией, с одной стороны, Германией и Австро-Венгрией, с другой, желательно как средство ослабления давления русского колосса на Западную Европу и для отбрасывания России на восток настолько, насколько это возможно".
   А уже 9 сентября канцлер фон Бетман-Гольвег формулирует основную послевоенную цель Германии на Востоке:
   "Возможное удаление России от немецкой границы и ликвидация ее господства над нерусскими народами...Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы всегда сможем договориться, с Россией -- никогда".
   Аналогичное заявление делает 17 октября и австрийский канцлер Берхтольд:
   "Наша главная цель в этой войне -- ослабление России на долгие времена, и с этой целью мы должны приветствовать создание независимого украинского государства".
   Не остаются в стороне от обсуждения послевоенных целей Германии ее общественные организации и политические партии. 28 августа президиум Пангерманского союза следующим образом сформулировал конечные цели войны:
   "1. Приобретение за счет России обширных территорий для поселения немецких крестьян, а именно: Польши, Литвы, Белоруссии, прибалтийских губерний и Украины...
   5. Все захваченные Германией территории должны быть очищены от людей (Land frei von Menschen), так как Германии нужны территории без людей".
  
   В сентябре крупнейшая в те времена правая партия "Общегерманский союз", возглавляемая Генрихом Классом, приняла следующее постановление:
   "Абсолютно императивным является требование, чтобы Миттельойропа, включая регионы, полученные Германским Рейхом и Австро-Венгрией в качестве призов победы, образовывали одну единую экономическую общность; Нидерланды и Швейцария, три скандинавских государства и Финляндия, Италия, Румыния и Болгария будут присоединены к этому ядру постепенно и исходя из принуждающей к такому сближению необходимости...
   Лицо России должно быть силой повернуто на восток снова, она должна быть загнана в границы, существовавшие до Петра Великого".
  
   В конце июня 1915 года в Берлине был созван съезд представителей немецкой интеллигенции, утвердивший так называемый меморандум профессоров, авторы которого хотели лишь "оказать поддержку правительству формулировкой ясно выраженной воли народа при ожидающих его бесконечно трудных и разнообразных переговорах".
   В отношении к будущему России воля немецкого народа в профессорском изложении определялась тем обстоятельством, что земли пригодные для реализации послевоенных целей Второго рейха находились на Востоке. Поскольку же русское крестьянство "вовсе не так срослось со своей землей, как население Центральной и Западной Европы", а Российская империя существовала главным образом благодаря тому, что на этих землях "германская культура усваивалась в течение 700 лет". Поэтому эти земли должны быть присоединены к Германии в качестве послевоенного приза: "Линия границы и основа увеличения прироста населения в стране может быть территория, которую должна уступить нам Россия".
   Едины в стремлении урвать у России "свой" кусок территории были и немецкие промышленники. Так, например, Август Тиссен в меморандуме от 9 сентября прямо требовал раздела русского колоса:
   "Россия должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа".
   Разумеется, в этом отношении нельзя демонизировать одних только немцев. Ведь после победы над Германией идею расчленения России активно подхватили наши бывшие союзники англичане, и французы. А после Рапалло Германия стала союзницей Советской России. Все это бесспорно доказывает, что у России нет, и не может быть, как постоянных врагов, так и постоянных друзей.
  
   Как Берлин реализовывал свои планы по расчленению России.
   Тем временем к концу 1914 года в вопросе расчленения России правительство Германии перешло от слов к делу. При этом Берлин сделал ставку на поддержку и финансирование сепаратистских движений в национальных окраинах Российской империи, как основы для послевоенного раздела ее территории. Во главе всей этой подрывной антирусской деятельности становится заместитель государственного секретаря Циммерман. Украинская часть задачи была поручена балтийскому немцу Рорбаху, который еще до войны специально обследовал отдельные районы России на предмет наличия в них сепаратистских движений.
   Кроме того с помощью австрийцев ему активно помогал в проведении подрывной работы на Украине германский генеральный консул во Львове Хайнце. С началом военных действий группа украинских националистов создала под руководством Хайнце "Лигу освобождения Украины", чьи отделения активно работали под прикрытием германских посольств в Константинополе и Бухаресте, откуда шпионы и агенты немецкого влияния засылались в Одессу и другие черноморские порты. Кроме того украинские сепаратисты в большом количестве регулярно получали пропагандистскую литературу, в которой описывалось сколь великой была Украина во времена гетманов и как угнеталась она русскими царями.
   В это время наиболее видным идеологом раздела России становится профессор Шиман, провозгласивший, что русское государство якобы не является продуктом естественного развития, а представляет из себя конгломерат народов, искусственно удерживаемых вместе русской монархией. Именно поэтому Шиман считал, что первое же историческое испытание должно сокрушит Россию.
  
   Идея расчленения России основательно завладевает и фон Яговым, который 2 сентября 1915 года представляет императору пространный меморандум о восточной угрозе:
   "До сих пор гигантская Российская империя с ее неиссякаемыми людскими ресурсами, способностью к экономическому возрождению и экспансионистскими тенденциями нависала над Западной Европой как кошмар. Несмотря на влияние Западной цивилизации, открытое для нее Петром Великим и германской династией, которая последовала за ним, фундаментально византийско-восточная культура отделяет русских от латинской культуры Запада. Русская раса, частично славянская, частично монгольская, является враждебной по отношению к германо-латинским народам Запада".
  
   В конце 1915 года на оккупированных немцами территориях под руководством Гинденбурга и Людендорфа была создана организация "Оберост" - административная система управления оккупированными русскими землями. Немецкая администрация проявила чрезвычайную энергию и подлинно прусский дух в осуществлении германизации восточных земель. Официальным языком в этих районах стал немецкий, а Людендорф заявил:
   "Я полон решимости возобновить на оккупированной территории цивилизационную работу, которую немцы проводили в этих землях столетиями. Население, состоящее из такого смещения рас, оказалось неспособным создать собственную культуру".
   В этой связи железный германский генерал весной 1916 года стал планировать заселение значительной части прибалтийских государств немцами, которые должны были занять землю, экспроприированную у местных жителей.
   В это же время немцы начали отделять военнопленных украинцев, содержа их отдельно от русских военнопленных, и подвергали их методической идеологической обработке, чтобы сделать из них борцов за украинскую самостийность. В это время на немецком языке была издана целая библиотека литературы о значении Украины и ее экономических возможностях.
   После украинцев в лагерях военнопленных начали отделять также грузин, финнов, мусульман, евреев. Особое внимание вызвал у Хайнце польский и еврейский вопросы. Последний был назван третьим по значению после украинского и польского. Русским евреям обещались равные гражданские права для всех, свободное отправление религиозных обрядов, свободный выбор места жительства на территории, которую оккупируют в будущем Центральные державы. В направляемых в Россию листовках обещалось изгнать москалей из Польши, Литвы, Белоруссии, Украины. В 1915-1917 годах в Берлине были проведены целый ряд научных конференции, посвященных вопросам колонизации западных областей России.
  
   Характерно, что в Прибалтике подрывная стратегия Берлина значительно отличалась от стратегии на украинском направлении. Здесь кайзеровское правительство твердо полагалась на остзейских немцев, которым и предстояло реализовать миссию германизации Прибалтики. В отличие от Украины, Литва и Прибалтика в Берлине абсолютно не рассматривались как поле возбуждения местного национализма. Здесь немцы видели уже готовую часть будущего Рейха, и поэтому ставилась задача консолидации местного населения под руководством остзейцев.
   Советник Ягова Серинга в 1915 году посетил оккупированные немцами районы Прибалтики и подготовил доклад, согласно которому главными целями германской политики в этом районе должны были стать Литва и Курляндия. При этом Серинг был уверен, что в случае проведения целенаправленной государственной политики десяти процентов уже проживающего там немецкого населения будет достаточно для германизации прибалтов уже через два-три поколения.
  
   Впрочем, проблема расчленения России была настолько важной для кайзеровской Германии, что поддержкой только российских сепаратистов дело не ограничилось. В этом вопросе Берлин пошел гораздо дальше, найдя союзника даже среди социал-демократов, являвшихся ярыми противниками любой монархии. В этой связи Бетман, Ягов и Циммерман активно ухватились за идеи, представленные немецкому правительству в мартовском 1915 года меморандуме Гольфанда-Парвуса, в котором идеолог революции 1905 года писал:
   "Русская демократия может реализовать свои цели только посредством полного сокрушения царизма и расчленения России на малые государства. Германия, со своей стороны, не добьется полного успеха, если не сумеет возбудить крупномасштабную революцию в России. Русская опасность будет, однако, существовать даже после войны, до тех пор, пока русская империя не будет расколота на свои компоненты. Интересы германского правительства совпадают с интересами русских революционеров".
   Главной идеей Парвуса было его предложение по организации в России массовой политической забастовки под лозунгом "Свободы и мира". Центральным пунктом забастовочной борьбы должен был стать Петроград и другие центры оборонной промышленности России. Меморандум произвел чрезвычайно положительное впечатление на германское руководство. В этой связи министерство иностранных дел сразу же выдало Гельфанду двадцать миллионов марок, которые предполагалось истратить на подрывную работу против России. Центром подрывной работы был выбран Копенгаген, где ярым поборником идей Парвуса стал немецкий посол в Дании Брокдорф-Ранцау, писавший в декабре 1915 года:
   "Германии смертельно грозит русский колосс, кошмар полуазиатской империи московитов. У нас нет альтернативы попытке использовать революционеров, потому что на кону находится наше существование как великой державы...Если мы вовремя сумеем революционизировать Россию и тем самым сокрушить коалицию, то призом победы будет главенство в мире".
  
   В июне 1916 года Берлин предпринял шаги, направленные на установление сепаратного мира с Россией, выставив Петрограду следующие требования в качестве условий заключения мира: 1) русские провинции -- Курляндия и Эстония -- включаются в германские балтийские провинции; 2) Литва отделяется от России и либо присоединяйся к Восточной Пруссии, либо становится германским герцогством; 3) Польша становится независимым государством, и ее ориентация определяется Германией и Австро-Венгрией. При этом Россия не платит репараций. Правда ей придется навсегда отказаться от своего влияния на Балканах и от каких-либо особых условий, касающихся Черноморских проливов.
   Ответа Петрограда на эти наглые предложения не последовало. Тогда следующим шагом, предпринятым кайзером Вильгельмом по отношению к России, явилось провозглашение 5 ноября 1916 года марионеточного Великого герцогства Польского, армией которого должны были командовать немецкие офицеры. Естественно, что ни о какой реальной независимости поляков в этом случае речи не шло.
  
   Тем временем в России произошел февральский переворот. Давно уже рвавшиеся к власти либералы через организованные Гучковым Рабочие группы ВПК организовали массовые рабочие волнения в столице, в результате лишившись поддержки генералитета Николай II фактически был принужден отречься от престола. К власти пришло Временное правительство, которое, однако, не пожелало заключать сепаратный мир с Германией. Все усилия Берлина по разжиганию русской революции пошли прахом. Но тут о себе вдруг напомнил мало кому до того известный Ульянов-Ленин, запросив немецкие власти разрешения пропустить через Германию проезд поезда с русскими революционерами.
   Учитывая, что Ленин был одним из немногих, кто открыто призывал к поражению своего правительства в войне, он и его соратники по распоряжению канцлера беспрепятственно проехали через немецкую территорию. Надо отдать должное, что на сей раз Берлин поставил на нужную пешку, которая вскоре превратилась в ферзя.
   Поскольку дорвавшееся до власти Временное правительство оказалось просто не способным к управлению государством, то "демократическая" Россия стала рассыпаться прямо на глазах. Вскоре после Февраля о своей независимости заявила Украина и Финляндия. Естественно, что этот процесс развала России был активно поддержан немцами на оккупированных ими территориях. В мае 1917 года переселившиеся еще в прежние времена в Германию балтийские немцы основали "Германо-Балтийское общество".
   18 сентября так называемые "Рыцари и землевладельцы Курляндии" провозгласили парламент, в котором немцы составляли абсолютное большинство, хотя среди населения прибалтийских губерний их было менее восьми процентов. Этот, так называемый парламент официально попросил Берлин:
   "Защиты Его Величества и могущественного Германского Рейха. Мы с доверием вручаем наши судьбы в руки Его Величества и назначенной им германской военной администрации".
   6 ноября депутация "Рыцарей" оккупированной части Ливонии вручила Гинденбургу и Людендорфу петицию с просьбой о включении Ливонии и Эстонии под защиту германской короны или назначении императором вице-короля, а 30 декабря Чрезвычайный Сейм Ливонии принял резолюцию об отделении от России.
   Несколько сложнее для немцев проходил процесс аннексии Литвы, поскольку ее жители уже познали все прелести германской оккупации. Поэтому немецкое командование всячески пресекло любые требования литовцев к установлению для них системы внутреннего самоуправления, и навязало им полностью подконтрольный оккупационным властям так называемый Литовский национальный совет - Тариба. А 11 декабря эта самая Тариба провозгласила литовское государство, связанное союзом с германским рейхом.
  
   3 марта 1918 года правительством Ленина был подписан с Германией и ее союзниками Брестский мирный договор. Так высадив в Петрограде ленинский десант и заключив с ним мирный договор, Германия получила на Востоке все, о чем только могла мечтать, начиная мировую войну.
   От России отторгалась Польша, Прибалтика, Украина и Белоруссия. От России отторгалась территория общей площадью в 780 тысяч кв. км. с населением 56 миллионов человек, что составляло почти треть населения Российской империи, включая 40% всех промышленных рабочих. На этой территории находилось 27% обрабатываемой в стране земли, 26% всей железнодорожной сети, 33% текстильной промышленности, выплавлялось 73% железа и стали, добывалось 89% каменного угля, находилось 90% сахарной промышленности, 918 текстильных фабрик, 244 химических предприятия, 615 целлюлозных фабрик, 1073 машиностроительных завода.
  
   По условиям Договора Россия обязывалась выплатить победителям 2,5 миллиарда рублей репараций, произвести полную демобилизацию своей армии, признать марионеточные правительства Украины, Прибалтики и Финляндии и незамедлительно вывести оттуда все свои войска.
   Формально отошедшие от России территории не аннексировались Германией, однако в условиях немецкой оккупации правительства ряда вновь образованных государств к моменту заключения договора уже обратились к Берлину с "просьбой" о присоединении ко Второму рейху, а когда, скажем, очередное правительство Украины 17 апреля 1918 года отказалось подписать украино-германскую военную конвенцию, на которой настаивали немцы, то оно попросту было арестовано, а во главу "независимого" государства был поставлен незалежный гетман Скоропадский, который сразу же подписал все, что от него требовали в Берлине. В целом же все это было прямо-таки настоящим триумфом провозглашенной Лениным политики мира без аннексий и контрибуций.
  
   * * *
   Итак, проследив всю цепочку начиная от требований пангерманских экстремистов аннексировать Прибалтику и Украину и заканчивая заключением Брестского мира, мы видим, что все действия немецкого правительства на Востоке были подчинены единой цели, которая этими немецкими экстремистами и была сформулирована еще в конце 19 века. Таким образом, есть все основания для вывода, что объявляя войну России кайзер несомненно ставил захватнические цели развала Российской империи и подчинения Германии отторгнутых от нее территорий. Хотя, разумеется, это не было единственной причиной, приведшей к началу ПМВ. Главная же цель Германии состояла в достижении европейской гегемонии, но достичь ее немцы могли лишь значительно ослабив двух своих основных континентальных соперника.
   Однако ослабить Россию и Францию надолго, да так чтобы не повторилась история возрождения военной и экономической мощи Парижа, как это произошло после войны 1871 года, можно было лишь разделив территорию соперников на ряд мелких и зависимых от Германии государств.
   Следовательно, цели, которые ставил Вильгельм II, мало чем принципиально отличались от целей, которые декларировал Гитлер. Хотя конечно степень варварства нацистов на порядок превосходила варварство их пангерманистских предшественников.
   С другой стороны, было бы глубоко ошибочным представлять немцев периода ПМВ в качестве этаких безупречных рыцарей. О том, как во время Первой мировой вели себя немцы на оккупированных ими территориях, скажем, прекрасно видно из телеграммы генерала Байова начальнику штаба армии северо-западного фронта генералу Гулевичу от 29 августа 1915 года:
   "По показаниям нижних чинов, бежавших из германского плена, а также жителей, прибежавших со стороны противника, германцы забирают у населения весь скот, лошадей, фураж и решительно все кормовые средства и обувь, обыкновенно даже без всяких квитанций. Все мужское население, за исключением стариков и подростков, угоняется в тыл на работы, а по показаниям некоторых для привлечения на военную службу. Женщины насилуются на глазах родных. По донесению начальника второй гвардейской кавалерийской дивизии, германцы зажгли деревни Хписса, Здитово, Спорово, причем расстреливали жителей, пытавшихся спастись от огня".
   Не отставали от немцев и австрияки, устроившие массовый геноцид галицких и буковинских русинов. Ведь именно австро-венгерские власти создали первые в Европе концентрационные лагеря Талергоф и Терезин, которые были предвестниками нацистских концлагерей Дахау, Освенцима и Треблинки. По свидетельству одного из узников концлагеря Талергоф В. Ваврика этот лагерь: "был лютейший застенок из всех австрийских тюрем в Габсбургской империи".
  
   Советская трактовка вины за развязывание ПМВ.
   При определении главного виновника за развязывание ПМВ нельзя обойти молчанием и, так называемую, советскую версию. Собственно говоря советская трактовка ПМВ на сто процентов была обусловлена позицией в этом вопросе Ленина, который раз и навсегда определил, что Первая мировая являлась преступной и захватнической войной со стороны всех ее основных участников:
   "Ни Россия, ни Германия и никакая другая великая держава не имеют права говорить об "оборонительной войне": все великие державы ведут империалистическую, капиталистическую войну, разбойничью войну, войну для угнетения малых и чужих народов, войну в интересах прибыли капиталистов, которые из ужасающих страданий масс, из пролетарской крови выколачивают чистое золото своих миллиардных доходов" (Ленин, "Речь на интернациональном митинге в Берне").
   Хотя самая большая вина за разлитые потоки рабоче-крестьянской крови, с точки зрения Ильича, разумеется, лежала не на кайзере, а на Николае II.
   "Реакционный, грабительский, рабовладельческий характер войны со стороны царизма еще несравненно нагляднее, чем со стороны других правительств" (Ленин, "Социализм и война").
   Этой ленинской позиции советские историки были просто обязаны неукоснительно следовать, даже если это и не всегда совпадало с их собственными убеждениями. Не была в этой связи исключением и фундаментальная работа "Европа в эпоху империализма", написанная в середине 20-х годов известным историком, академиком Тарле, в которой ее автор уже изначально открестился даже от самой идеи установления виновника ПМВ:
   "С точки зрения научного исследования самый спор о "моральной вине" не нужен, научно не интересен... Обе комбинации враждебных держав были способны провоцировать вооруженное столкновение, обе стремились к завоеваниям; обе способны были в момент, который им бы показался выгодным, зажечь пожар, придравшись к любому предлогу, который показался бы наиболее подходящим. В этом смысле, конечно вожди Антанты нисколько не превосходили в "моральном" отношении вождей Австрии и Германии".
   Согласно точки зрения Тарле главного виновника войны установить принципиально невозможно, поскольку все участники своры ставили преступные цели и во имя их достижения и развязали войну:
   "Цель, во имя которой шла на бойню одна держава, была столь же "законна" как и цель других держав. Другими словами, она была столь же преступна. Все державы желали войны и вступали в нее, как грабители. За мировую войну каждое правительство ответственно в той же мере, как и остальные".
  
   Однако, как историк, Тарле прекрасно понимал, что факты упрямо свидетельствуют - ответственность за развязывание войны летом 1914 года несет не Антанта, а две центральные державы, так как странам Тройственного согласия в это время было просто невыгодно начинать большую европейскую войну:
   "Но фактически случилось так, что Англии и Франции невыгодно, неудобно, рискованно было начинать войну именно уже летом 1914 года; даже России, где говорилось и писалось много воинственного и легкомысленного в последние месяцы, тоже невыгодно было немедленно выступать уже летом 1914 года...
   А в Германии и в Австрии... показалось совсем верным и выгодным делом раздавить Сербию, которая годами систематически раздражала и провоцировала Австрию..."
   Интересная постановка вопроса. Оказывается, сербы не боролись за свое национальное освобождение от османского ига и австрийского угнетения, за право на самоопределение сербов в едином государстве, а лишь хулиганили, систематически раздражая и провоцируя Австрию.
   "...если же Россия и Франция вмешаются в дело, то и для войны с ними лучшего времени не найти; Англия, самый могучий из противников, не захочет и не сможет в данный момент воевать".
   Таким образом, как ни крути, а ответ на вопрос, кто же является конкретным инициатором войны в 1914 году очевиден - это Германия и ведомая ею Австрия, что вынужден признать и Тарле:
   "За то, что война разразилась именно в августе 1914 года и что она была объявлена именно при таких обстоятельствах и этой именно форме, за это несут ответственность обе центральные державы, причем главная доля ответственности падает на обе центральные державы, причем главная доля падает на германское правительство.
   Однако такой вывод явно противоречил ленинской постановке вопроса и поэтому далее академик прибегает к еще одной уловке:
   "Виновен в войне не тот, кто ее объявляет, а тот, кто делает ее неизбежной. Войну 1914 г. сделали неизбежной все великие державы, и те, которые объявили войну, и те, которым ее объявили".
   Заметим, что используя подобную казуистическую "логику", например, нетрудно доказать, что виновником ВОВ был в том числе и СССР, поскольку фактом своего существования вынудил Гитлера начать войну. При этом академик настаивает, что центральные державы якобы сделали войну всего лишь возможной, а вот неизбежной мировую бойню сделала Антанта, при чем главная вина лежит на России:
   "Германия и Австрия совершили поступки, делавшие войну возможной, а Тройственное согласие своими выступлениями сделало ее неизбежной... из всех держав Тройственного согласия, конечно, наиболее вызывающим образом вела себя в эти страшные дни Россия".
   Так на Николая II и его правительство навешивалась еще одна буквально высосанная из пальца напраслина. Ведь в реальности в тот период времени не было никакого вызывающего поведения России. В этом нетрудно убедиться, вспомнив, что именно Петербург настоял на том, чтобы Белград максимально возможно принял бы условия австрийского ультиматума, а после того как Вена безапелляционно отклонила сербский ответ именно Петербург делал все от него зависящее, чтобы состоялась международная конференция, на которой должен был бы быть выработан мирный вариант разрешения конфликтной ситуации. Наконец, мобилизация русской армии была объявлена лишь после того, как Австрия начала военные действия против Сербии.
   В целом же позиция Тарле сводится к тому, что с одной стороны Антанте в силу ее неподготовленности в 1914 году война была невыгодна и в этот момент времени она в ней была еще не заинтересована, а в Берлине такая заинтересованность, безусловно, имела место быть, и именно этой заинтересованности немцы и объявили войну сперва России, а потом Франции и Бельгии.
   С другой стороны, что якобы Антанта планировала напасть на Германию несколько позже, и только дожидалась подходящего для войны момента. Причем такой момент мог наступить не ранее 1917 года. И как тут не вспомнить нацистские бредни о превентивном характере нападения Германии на СССР в 1941 году. Та же странная "логика" прослеживается и у советских историков по отношению к ПМВ. Вильгельм якобы всего лишь упредил своих противников и просто был вынужден начать превентивную войну:
   "Конечно, такая постановка вопроса была Антанте в высшей степени выгодна: публицисты и дипломаты Антанты, доказывая, что Антанта и не хотела и не думала нападать на Германию уже именно в июле-августе 1914 года, незаметно и ловко сделали отсюда вывод, что и вообще Антанта думала будто бы только о всеобщем мире и спокойствии, что она существовала якобы для обороны от германского властолюбия...
   Здесь придется напомнить академику его же слова, что франко-русская военная конвенция 1893 года была заключена именно в качестве противовеса, направленного против гегемонистских планов Берлина и носила эта конвенция явно оборонительный характер:
   "Франко-русский союз был дипломатической комбинацией, которая стала почти неизбежной после заключения в 1879 г. союза между Австрией и Германией, а в особенности с 1882 г., когда к австро-германскому соглашению примкнула Италия и таким образом возник Тройственный союз. Тройственный союз был явно обращен враждебным острием, как против Франции, так и против России и, конечно, был сильнее, чем Франция и Россия в отдельности. Положение Франции и России было тем более критическим, что как раз в 80-х годах обе эти державы были в самых натянутых отношениях с Англией".
   Сохранила Антанта свой оборонительный характер и после присоединения к ней Великобритании, о чем также пишет Тарле:
   "Эдуард VII создавал ее (Антанту,- Ю.Ж.), а сэр Эдуард Грей (после смерти короля) поддерживал ее сначала как силу, так сказать охранительную, стремящуюся по своим заданиям держать Германию в твердо очерченных рамках и не давать ей возможности нарушить установившееся положение ни в Европе, ни на остальном земном шаре..."
   Таковы факты, однако, при таком их раскладе в воздухе повисала вся возведенная Ильичом идеологическая конструкция, которая оправдывала его борьбу за поражение царского правительства в войне. Впрочем, когда фактов нет, то их можно с успехом заменить домыслами, что советский академик от истории и делает:
   "...Это не значит, что Антанта раз и навсегда отказалась от мысли при удобном случае и в свое время первой броситься на Германию, чтобы сломать ее экономическую и политическую силу. Но именно при том случае, который будет удобен, и в то время, которое должно было наступить далеко не сейчас. А пока - ждать и подстерегать Германию на ошибках и опасных шагах..."
   Разумеется, из оборонительного характера Антанты вовсе не следовало, что со временем этот военно-политический блок не мог трансформироваться в наступательный, нацеленный на агрессию против Германии. Однако простор для гаданий на кофейной гуще в вопросе о том, что было бы, если бы... чрезвычайно широк. Тем не менее, рассмотрим имеются ли какие-либо доказательства того, что Антанта сама со временем действительно намеревалась напасть на Германию.
   Чаще всего сторонники версии агрессивной природы Антанты указывают на наличие планов военных действий, направленных против Германии, и ее участие в гонке вооружения. Однако из этих фактов вовсе не следует, что эти меры предпринимались Антантой именно с целью подготовки будущей агрессии, а не для создания такой степени боеготовности русской и французской армий, которые сделали бы невозможной любую агрессию со стороны Центральных государств. Ведь Германия, в свою очередь, также участвовала в гонке вооружения и при этом в арсенале немецкого Генштаба был весьма агрессивный план Шлиффена, который должен был обеспечить ей быструю победу в войне на два фронта.
   Поэтому, навряд ли можно всерьез принять тезис Тарле, что уже из самого факта слишком большой силы Антанты, автоматически следовала ее агрессивность:
   "...Короче говоря, противоречие, присущее Антанте, заключалось в том, что она была слишком сильна и что выжидание было для нее слишком выгодно, чтобы ее политика могла быть только "оборонительной"".
   Прежде всего, Антанты в виде союза Тройственного согласия до начала ПМВ в природе еще не существовало. На самом деле был франко-русский союз 1893 года, был англо-французский союз сердечного согласия 1904 года, дополненный в 1912 году секретной военно-морской конвенцией и, наконец, было англо-русское соглашение 1907 года. Это соглашение касалось разграничения интересов России и Великобритании в Афганистане, Тибете и Персии, но оно, однако, никоем образом не являлось союзным договором и не обязывало Англию вступать в войну в случае нападения Германии на Россию. А самое главное, несмотря на все старания русской дипломатии Лондон категорически отказался включать в соглашение какие-либо вопросы, связанные с Константинополем, или с Проливами.
   Несмотря на то, что французский и английский генштабы разрабатывали планы военного и морского сотрудничества на случай войны с Германией, однако эти планы принимались Лондоном с большой оговоркой, что в силу они войдут только в том случае, если это в свое время признает необходимым британский кабинет. Твердых же обязательств придти на помощь Франции англичане на себя так не приняли, ссылаясь на невозможность дать его без соответствующих санкции Парламента. Причем на суше планы возможной английской помощи предусматривали выделение всего лишь 4 -- 6 дивизий.
  
   Так могла ли Антанта со временем сама начать войну против Германии и Австрии? Для того чтобы ответить не этот вопрос, необходимо понять, а во имя каких же СОВМЕСТНЫХ ЦЕЛЕЙ Англия, Франция и Россия могли бы инициировать такую войну.
   Прежде всего, хотела ли Великобритания войны с Германией? Здесь необходимо вспомнить, что в английском кабинете существовала мощная группа прогермански настроенных министров во главе с лордом Морлем. Именно под влиянием Морлея и его союзников к началу ПМВ были значительно ослаблены англо-германские противоречия, подписано соглашение о разделе бывших португальских колоний, согласованы условия завершения строительства Багдадской железной дороги, а Германия пошла на выгодные для Англии условия эксплуатации нефтяных месторождений в Шат-эль-Арабе.
   Поэтому когда 27 июля 1914 года правительство Его Величества впервые обсуждало вопрос о возможности участия Англии в назревающем общеевропейском конфликте, то за войну с Германией высказались всего четверо министров, а против - одиннадцать.
  
   Кроме того, в Лондоне, даже сторонники Антанты желали, чтобы борьба с немецкими претензиями на гегемонию на континенте велась бы чужими руками, а более всего для этой роли подходила Россия. Именно поэтому, 1 августа, сразу после объявления Германией войны России, британский министр иностранных дел Грей предложил немецкому послу князю Лихновскому вариант договора о англо-французских гарантиях нейтралитета, непременным условием которого должно было бы стать обязательство Германии не нападать на Францию. Таким образом, немецкие военные силы сознательно направлялись на необъятные русские просторы, где, как это ранее случилось с Наполеоном, они могли бы потерпеть поражение, несмотря на все их военные победы. Однако этот фокус у Лондона не прошел, поскольку Вильгельм не без оснований опасался, что Франция могла ударить немцам в спину сразу же после того как их основные силы начнут боевые действия на Востоке.
   Тем не менее, все поведение Великобритании говорило о том, что сама она по своей инициативе не очень-то желала ввязываться в мировую бойню. Не говоря уже о том, что непосредственная война между Великобританией и Германией навряд ли была возможной, поскольку представляла бы войну "кита" против "слона". Поэтому в этой войне Лондону обязательно был нужен континентальный союзник. Однако одной Франции для этих целей было явно маловато, следовательно, была нужна и Россия, которая без гарантий предоставления ей Проливов сама начинать войну с Германией не стала бы.
   Правда, в 1915 году Англия пошла навстречу Петрограду и в этом вопросе, но это была уже явно вынужденная мера, поскольку иначе Россия могла бы пойти на сепаратный мир с Германией. Но стоило ли Лондону самому затевать войну, предсказуемым итогом которой явилось бы значительное усиление потенциально опасной для Великобритании Российской империи?
  
   Конечно, в свою очередь и Франция, и Россия были заинтересованы в кардинальном ослаблении Германии. При этом Франция стремилась вернуть себе Эльзас и Лотарингию, а у России периодически возникало желание получить контроль над Проливами и создать на Балканах государство южных славян. Все это, со временем, в принципе, могло бы подтолкнуть Париж и Петербург к нападению на Германию и ее союзников. Однако Франция начать и в одиночку вести такую войну, была явно не в состоянии, а Россия навряд ли стала бы инициатором войны за Проливы, предварительно не получив соответствующего одобрения со стороны Великобритании. Но вплоть до ПМВ Лондон об этом даже слышать не желал.
   По своей природе лидеры России, Великобритании и Франции, разумеется, вовсе не были исключительно белыми и пушистыми, только и думающими о том, как бы им не допустить войны, однако, сильнейшие противоречия, существовавшие внутри Антанты, объективно делали ее всего лишь оборонительным военно-политическим блоком. Поэтому все обвинения в агрессивности Антанты зиждутся на весьма зыбкой почве догадок и предположений. В то время как факт того, что именно кайзер Вильгельм в августе 1914 года сознательно развязал войну против Франции и России, не вызывает ни каких сомнений.
   Причем в истоках как Первой, так и Второй мировой воин, прежде всего, лежали агрессивные устремления Германии, основой которых послужили крайние формы национализма.
  
  
   Планы Николая II по послевоенному мироустройству Европы.
   А теперь поговорим о так называемых "захватнических" планах царской России. Впервые вопрос послевоенного мироустройства был поднят русской дипломатией 14 сентября 1914 года при встрече Сазонова с английским и французским послами, где от имени императора российский министр иностранных дел выдвинул следующую программу:
  
   "1. Присоединение к России нижнего течения Немана, Восточной Галиции, переход Познани, Силезии и Западной Галиции к будущей Польше.
   2. Возвращение Франции Эльзас-Лотарингии, передача ей "по ее усмотрению" части Рейнской области и Палатината.
   3. Значительное увеличение Бельгии за счет германских территорий.
   4. Возвращение Дании Шлезвига и Гольштейна.
   5. Восстановление Ганноверского королевства.
   6. Превращение Австро-Венгрии в триединую монархию, состоящую из Австрии, Чехии и Венгрии.
   7. Передача Сербии Боснии, Герцеговины, Далмации и северной Албании.
   8. Вознаграждение Болгарии за счет сербской Македонии и присоединение к Греции южной Албании.
   9. Передача Валоны Италии.
   10. Раздел германских колоний между Англией, Францией и Японией.
   11. Уплата военной контрибуции".
  
  
   Обращает на себя внимание, что предложения Николая II по послевоенному мироустройству были направлены вовсе не на грабеж или захват Россией чужих территорий, а на установление длительного и справедливого мира в Европе.
   Для начала речь шла о создании нового независимого государства - будущей Польши, в состав которого предлагалось включить Познань, Силезию и Западную Галицию. Ровно то, на чем в Потсдаме в 1945 году настаивал Сталин. Далее предлагалось аннулировать все разбойничьи территориальные захваты, осуществленные Пруссией и Австро-Венгрией на протяжении второй половины 19-го и начала 20-го столетия, включая результаты франко-прусской войны, захват и присоединение к Пруссии Шлезвига и Гольштейна, оккупацию Пруссией Ганноверского королевства, аннексию Австрией Боснии и Герцеговины, и многое другое.
   Кроме того, 26 сентября Сазонов выставил дополнительные требования России по отношению к Турции: Россия должка получить гарантию свободного прохода своих военных кораблей через проливы. При этом никаких притязаний на захват турецкой территории Россия не предъявила. Мало того она даже не собиралась воевать с Турцией.
   Если же говорить о территориальных приобретениях России, на которых настаивал Петроград, то их намечалось только два. Во-первых, предусматривалось чисто техническое исправление русско-германской границы в нижнем течении Немана путем присоединения к России узкой полосы правого берега этой реки ниже города Ковно. Тем самым создавалась водная преграда на будущей границе с Восточной Пруссии, что имело чисто оборонительное значение. А, во-вторых, Петербург претендовал на Восточную Галицию, населенную православными малороссами.
   Впрочем, если встать на позицию сторонников ленинской точки зрения о захватническом характере планов царя в начале ПМВ, то тогда придется признать, что война была затеяна Николаем II лишь ради приобретения крохотной Восточной Галиции. И это было бы даже смешно, если бы Ленин не распространил столько лжи, что Галиция якобы была нужна царю для окончательного национального удушения украинцев великороссами.
   Кроме того, здесь придется вспомнить, что в 1939 году СССР присоединил территорию Восточной Галиции тоже на основании того, что она была населена единокровными украинцами:
   "Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными".
   А во время Тегеранской конференции Сталин прямо заявил Рузвельту о преемственности СССР по отношению к царской России в отношении территориальных проблем:
   "СТАЛИН: Литва, Эстония и Латвия не имели автономии до революции в России. Царь был тогда в союзе с Соединенными Штатами и с Англией, и никто не ставил вопроса о выводе этих стран из состава России. Почему этот вопрос ставится теперь?"
   Так что Сталин был солидарен с царем в этом вопросе.
   Теперь вернемся к проблеме о притязаниях России на Проливы и Константинополь. Действительно, Россия издавна стремилась к обеспечению свободы своего мореплавания через Проливы, что имело громадное значение для ее экономики. Кроме того, после Крымской войны 1853-56 годов Петербург был сильно озабочен вопросом недопущения в Черное море иностранных, и, прежде всего, английских военных кораблей. Тем не менее, все это проходило лишь на уровне общих разговоров и обсуждений, а не официальной позиции русского правительства.
   Между тем 29 и 30 октября 1914 года турецкий флот без объявления войны обстрелял мирные русские города: Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. Так Турция, вероломно напав на Россию, вступила в войну на стороне Германии, за что, естественно, должна была понести наказание.
   Тем не менее, официально вопрос о претензиях России на Проливы встал только после того как 25 февраля 1915 года англо-французская эскадра начала дарданельскую операцию, успех которой, в принципе, мог бы обеспечить союзникам полное обладание Проливами. Но при этом англичане всячески уклонялись от того, чтобы взять на себя определенные обязательства, гарантирующие права России в Проливах.
   В этих условиях российский министр иностранных дел Сазонов, пригрозил Лондону своей отставкой и возможным пересмотром внешнеполитического курса Петрограда, таким образом, заставив Великобританию признать право России на Константинополь с небольшой прилегающей территорией, включавшей в себя западное побережье Босфора, Мраморного моря, Галлипольский полуостров и южную Фракию по линию Энос -- Мидия. Впрочем, за эту уступку англичане потребовали от царя признания своих территориальных претензий к Турции и Персии.
   Вот и вся правда о "захватнических" планах царской России, которая, принеся громадные жертвы на алтарь общей победы, резонно потребовала, чтобы союзники гарантировали ей хотя бы частичную компенсацию понесенных потерь, в том числе, и за счет контроля над Проливами. Впрочем, точно так же поступил и СССР, когда в 1945 году, потребовал в виде компенсации Восточную Пруссию с городом Кенигсберг , но ведь при этом никому же не прейдет в голову заявить, что воевали советские люди с фашистами ради этого территориального приобретения. А вот секретное соглашение по Проливам до сих пор вызывают "праведный" зуд у всякого рода последователей русофобских идей Ленина.
  
   Глава 9 Кругом измена, и трусость, и обман!
   Тайны первой русской революции.
   "Из всего внутреннего хаоса выплывает хитрая, вероломная и умная фигура Витте".
   Из дневника графа А. А. Бобринского.
  
   К 1905 году в России был накоплен колоссальный потенциал внутренних противоречий. Империя вступила в двадцатый век с сохранением помещичьего землевладения при крестьянском малоземелье, с неподъемными выкупными платежами крестьян за "освобождение" от крепостного права, с политическим господством помещиков в деревне, с крестьянским бесправием, доходившим до административной высылки из родных мест и даже телесных наказаний - прямого пережитка крепостного рабства. Уже в 1902 году все это привело к непрекращающейся череде крестьянских восстаний, убийствам и поджогам помещичьих усадеб.
   Не менее тяжелым было и социально-экономическое положение рабочих. Двенадцатичасовой рабочий день, тяжелейшие условия труда, низкая зарплата, постоянные штрафы и издевательства администрации, полная социальная незащищенность пролетариев, все это способствовало росту забастовок и стачек.
   Однако главная угроза для русского самодержавия исходила от нарождающейся в стране буржуазии. Банкиры, фабриканты, заводчики более не желали, чтобы и впредь страной управлял бы царь. Крупный капитал стремился получить всю полноту власти в свои руки, все казенные заводы и фабрики, чтобы управлять государством по своему уразумению и в соответствии со своими корпоративными интересами.
   Так что почва для революции в 1905 году была более чем благодатной. Тем не менее, без руководящего и направляющего центра все крестьянские бунты с поджогами помещичьих усадеб, а также забастовки и стачки рабочих носили лишь локальный характер и успешно подавлялись правительством.
   Главным же препятствием на пути нарождающейся революции была глубинная вера значительной части простых людей в справедливого православного царя и плохих его слуг, повинных во всех притеснениях народа. Поэтому-то все народное недовольство и выплескивалось на помещиков, хозяев заводов и фабрик. Такое положение дел явно не могло устроить как либералов, так и социалистов. Для реализации их планов было жизненно необходимо направить протестный потенциал общества против самодержавия.
   Как известно, событием, позволившим уничтожить веру народа в справедливого царя и, одновременно, вызвать к нему ненависть и презрение, был расстрел мирной демонстрации, происшедший в Петербурге 9 января 1905 года. Совершенно необъяснимая дикость и жестокость расстрела мирных людей, шедшей с царскими портретами, хоругвями и иконами к Зимнему дворцу, буквально взорвала страну, и направила все накопившееся десятилетиями недовольство на персону русского самодержца.
  
   Был ли Николай II виновником Кровавого воскресения?
   В таком провокационном развитии событий, прежде всего, были заинтересованы противники самодержавия, тем не менее, приказ о расстреле демонстрантов мог дать либо сам император, либо кто-нибудь из его высокопоставленных сановников. Именно поэтому уже вскоре после 9 января 1905 года в оппозиционной печати появилась версия, согласно которой расстрел был акцией устрашения, предпринятой наиболее рьяными сторонниками самодержавия, и направленной на обуздание зарождающейся революции.
   Однако сам Николай II не отдавал приказа о расстреле рабочих, а до начала демонстрации он даже не был в курсе ее проведения. Все дело в том, что министр внутренних дел Святополк-Мирский во время доклада императору, состоявшегося поздно вечером 8 января, умышленно исказил ситуацию, ничего не сказав ему о том, что в Петербурге запланирована грандиозная мирная демонстрация, участники которой были намерены вручить царю свою петицию, и что войскам приказано любыми средствами задержать ее. Речь в докладе министра шла лишь о том, что столица уже третий день охвачена крупными забастовками, однако рабочие пока ведут себя спокойно, но на всякий случай усилен столичный гарнизон. А взбаламучивает рабочих некий поп Гапон. Все это прекрасно видно из дневниковой записи императора:
   "8-го января. Суббота...
   Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник -- социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах".
   Со своей стороны княгиня Святополк-Мирская в этот день записала в своем дневнике:
   "В 10 ч. П. (Литерой "П" княгиня именует своего мужа, Петра Святополк-Мирского, -- Ю.Ж.) поехал в Царское, чтобы просить, чтобы Петербург не был объявлен на военном положении...
   П. говорит, что Государь совершенно беззаботен, согласился не объявлять военного положения, был очень любезен с П. и боялся, что он простудился. П. вернулся около 12-ти".
   Когда же Николай II на следующий день узнал о случившимся, то пришел в ужас от происшедшего:
   "9-го января. Воскресенье.
   Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!"
   Как мы видим крупные беспорядки в столице, и расстрел демонстрации были для императора полной неожиданностью.
  
   События, предшествовавшие Кровавому воскресению.
   В конце декабря 1904 года за Нарвской заставой распространилось известие об увольнении мастером Путиловского завода четырех рабочих. В этой связи 27 декабря сходка Нарвского отделения гапоновского "Собрания", постановила послать своих представителей к директору завода, который их принял 30 декабря. Однако собрание рабочих признало объяснения директора неудовлетворительными и постановило начать забастовку.
   3 января бастовал уже весь Путиловский завод. Градоначальник Петербурга генерал Фулон разыскал по телефону Гапона и попросил под обещание о восстановлении рабочих прекратить забастовку, но Гапон ответил ему, что теперь уже требования рабочих значительно шире. Они включали установление 8-ми часового рабочего дня, повышение зарплаты, учреждение комиссий по трудовым спорам.
   5 января прекратились работы на Невском судостроительном заводе.
   6 января, во время Крещенского водоосвящения, батарея, назначенная для производства салюта, выпустила боевой выстрел картечью в сторону императора, которым был убит городовой, стоявший на набережной, перебито древко церковной хоругви, находившееся поблизости от государя, и разбито несколько окон Зимнего дворца.
   Расследование этого инцидента ничего не дало. Скорее всего, имел место акт устрашения государя перед уже запланированной кровавой провокацией. Царь, учитывая возможность покушения на него и членов его семьи, по совету Святополк-Мирского переехал на время рабочих волнений из столицы в Царское Село.
   7 января забастовали все крупные заводы и фабрики в Петербурге. Общее количество бастующих достигло небывалой цифры - 150 000 человек.
   Генерал Фулон призвал рабочих воздержаться от выступления, пригрозив в случае необходимости применить силу. В связи с повышенной террористической опасностью и массовыми рабочими акциями неповиновения по требованию Мирского в столицу были введены дополнительные войска, а солдатам выданы боевые патроны.
   В здании министерства юстиции состоялись переговоры министра юстиции Муравьева с Гапоном. Ультимативный характер радикальных политических требований гапоновской петиции сделал бессмысленным продолжение переговоров, но, выполняя взятое на себя во время переговоров обязательство, Муравьев не отдал распоряжения о немедленном аресте Гапона.
   8 января приказ об аресте Гапона, наконец, был отдан, однако Мирский фактически его проигнорировал. На улицах столицы начали сосредотачиваться вооруженные войска, и Гапону стало ясно, что власти готовят кровопролитный разгон демонстрации. В результате он обращается к Горькому, чтобы тот попытался предотвратить кровопролитие.
   В 20 час. 30 мин. Святополк-Мирский созвал совещание, посвященное подготовке к предстоящей демонстрации рабочих. Вот как это совещание описывает в своих мемуарах министр финансов Коковцев:
   "Совещание то было чрезвычайно коротким и имело своим предметом только выслушать заявление Генералов Фулона и Мешетича о тех распоряжениях, которые сделаны в отношении воинских нарядов для разных частей города, с целью помешать движению рабочих из заречных частей города и с Шлиссельбургского тракта по направлению к Зимнему дворцу...
   Все совещание носило совершенно спокойный характер. Среди представителей Министерства Внутренних Дел и в объяснениях Начальника Штаба не было ни малейшей тревоги...
   Ни у кого из участников совещания не было и мысли о том, что придется останавливать движение рабочих силою, и еще менее о том, что произойдет кровопролитие".
   Однако после возвращения из Царского Села в Петербург Святополк-Мирский около полуночи созвал еще одно совещание с участием командира гвардейского корпуса в Петербурге князя Васильчикова, начальника штаба гвардии Мешетича, шефа корпуса жандармов Рыдзевского, директора Департамента полиции Лопухина, градоначальника Фулона для обсуждения диспозиции войск в городе 9 января. На этот раз Мирский приказал военным ни в коем случае не пропускать демонстрантов в центр города, хотя он уже был предупрежден делегацией творческой интеллигенции во главе с Горьким о том, что готовится кровавая расправа над демонстрантами. Поэтому был обязан предупредить военных о недопустимости стрельбы боевыми патронами по рабочим.
   Таким образом, непосредственным виновником кровопролития являлся Святополк-Мирский. По-видимому, к такому выводу и пришел Николай II, который уже 18 января отправил его в отставку. Это был первый министр внутренних дел за весь столетний период с момента учреждения этого поста, ушедший в отставку без почетного титула или хотя бы ордена. В дальнейшем же царь вообще отказал Мирскиму в его просьбе о встрече.
  
   Союз Милюкова и Азефа в борьбе за поражение России в русско-японской войне.
   9 февраля 1904 года Япония без объявления войны вероломно напала на Россию. Началась русско-японская война, в ходе которой Россия потерпела ряд серьезных военных поражений. Тем не менее, поскольку резервы Японии были ограниченными, а Россия к началу 1905 года уже сумела перебросить на Дальний Восток значительные силы, то исход войны в пользу России фактически был предрешен.
   Сибирская дорога пропускала уже 14 пар поездов в день, вместо четырех в начале войны. В Манчжурии было сосредоточено около 300 тысяч человек. На жизни же внутренней России война практически не отразилась. Государственный банк ни на один день не останавливал размен банковских билетов на золото. Урожай 1904 года был обильный. Промышленность увеличивала свое производство, в том числе и в результате военных заказов, обеспечивавших, между прочим, повышение заработной платы рабочим, прежде всего в оборонной отрасли. В то время как экономика и финансы страны восходящего солнца оказались сильно подорванными войной.
   К середине 1905 года Россия должна была бы преодолеть трудности, обусловленные отдаленностью театра военных действий от основных жизненных центров страны. В этом случае победа России над Японией была весьма вероятной.
   Однако либералы и социалисты всех мастей и окрасок мгновенно осознали, что победа России в войне будет означать усиление самодержавия и надолго отодвинет их планы прихода к власти, в то время как поражение наших войск может стать козырной картой в борьбе с царем.
   В этой связи печатный орган либералов журнал "Освобождение" писал в те дни:
   "Если русские войска одержат победу над японцами, что, в конце концов, не так уже невозможно, как кажется на первый взгляд, то свобода будет преспокойно задушена под крики ура и колокольный звон торжествующей Империи".
   Так русские либералы нашли себе достойных союзников в лице японских агрессоров. И японцы с восторгом приняли этот союз. По данным российской разведки только на пропагандистские цели, направленные против России, японское правительство тратило до 10 миллионов иен в год - по современному курсу около 500 миллионов долларов США.
   Возглавлял и координировал всю эту "бескорыстную" помощь русской революции бывший военный атташе Японии в Петербурге полковник Акаши, заверивший русских революционеров:
   "Мы готовы помогать вам материально на приобретение оружия, но самое главное, чтобы движению не давать остывать и вносить, таким образом, в русское общество элемент постоянного возбуждения протеста против правительства".
  
   В начале 20-го века на политическую арену России выходят эсеры, специализирующиеся на террористических актах и убийствах русских государственных деятелей. Одной из первых жертв эсеровского терроризма становится министр внутренних дел Сипягин. Затем последовали убийства полтавского губернатора князя Оболенского и уфимского губернатора Богдановича, министра внутренних дел Плеве, генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича...
   Самое печальное заключалось в том, что русское образованное общество буквально рукоплескало убийцам царских слуг, а наши доморощенные любители свободы категорически отказались осудить красный террор. В этих условиях русское либеральное масонство просто не могло не протянуть братскую руку политическому терроризму, чтобы общими усилиями нанести решающий удар по алтарю и трону.
   В процессе этого единения в октябре 1904 года в Париже прошел так называемый съезд оппозиционных и революционных партий. От либералов на съезде участвовали князь Петр Долгорукий, Милюков, Струве, от эсеров Азеф, Чернов и Натансон. Кроме того, в работе съезда принимали активное участие польские, армянские, еврейские, финские, латышские и грузинские националисты.
   Самое пикантное заключается в том, что либерально-террористический съезд проводился на деньги, выделенные японским правительством. Правда в своих воспоминаниях Милюков пишет, что о финансировании парижского съезда спецслужбами Японии, он узнал лишь после его окончания:
   "Закулисная сторона съезда стала мне известна гораздо позднее из книги Циллиакуса о "Революции и контрреволюции в России и Финляндии". По своему происхождению этот съезд должен был носить чисто пораженческий характер.
   Мысль о съезде явилась у поляков на амстердамском социалистическом съезде; прямая цель была при этом воспользоваться войной с Японией для ослабления самодержавия; Циллиакус снабдил оружием польских социалистов. Он же и ввел на съезд Азефа и, несомненно, участвовал, в качестве "активиста", в попытке осуществить, по его же словам, -- "глупейший и фантастичнейший, но тогда казавшийся осуществимым" план ввезти в Петербург морем оружие в момент, когда там начнется восстание.
   План этот, действительно, закончился добровольным взрывом зафрахтованного для этой цели английского парохода "Джон Графтон", застрявшего в финляндских шхерах. Деньги, которые были нужны для пораженческих мероприятий, были получены Циллиакусом, целиком или отчасти, через японского полковника Акаши, с определенной целью закупить оружие для поднятия восстаний в Петербурге и на Кавказе, -- и Азеф должен был быть об этом осведомлен".
   Впрочем, трудно поверить в искренность слов Милюкова, что об участии японских спецслужб в парижском съезде он узнал лишь из книги Циллиакуса. Ведь Милюков участвовал в принятии всех решений и резолюций съезда. В том числе и сформулированного съездом тезиса о полезности для дела освобождения России ее поражения в войне с Японией. Так что Ленин не был первым, кто призвал к поражению своего правительства в войне. Пальму первенства в этом позорном вопросе следует отдать союзу кадета Милюкова и эсера Азефа, являвшегося по совместительству еще и полицейским агентом.
   Ну, а после парижских объятий Милюкова с Азефом на имя японского императора из России как по команде посыпались тысячи телеграмм от представителей "передовой" интеллигенции и студенчества с поздравлениями с победами доблестной японской армии и флота. Дело дошло до того, что газета "Наша жизнь" открыто возмущалась тем фактом, что какие-то студенты, посмели провожать на войну солдат, и, как выразилась газета, этим поступком замарали свой мундир. В Самаре один из священников отказался исповедовать привезенного из Манчжурии умирающего от ран солдата, поскольку тот на войне убивал людей.
   Вообще в поведении интеллигенции того времени было что-то запредельное. Вот, например, как генерал-майор российского Генерального штаба Е. И. Мартынов в своей работе "Из печального опыта русско-японской войны" описывал поведение наших нравственно убогих интеллектуалов, возомнивших себя совестью нации:
   "Что касается так называемой передовой интеллигенции, то она смотрела на войну как на время, удобное для достижения своей цели. Эта цель состояла в том, чтобы сломить существующий режим и взамен ему создать свободное государство. Так как достигнуть этого при победоносной войне было, очевидно, труднее, чем во время войны неудачной, то наши радикалы не только желали поражений, но и стремились их вызвать. С этой целью велась пропаганда между запасными, войска засыпались прокламациями, устраивались стачки на военных заводах и железных дорогах, организовывались всевозможные бунты и аграрные беспорядки. Поражениям армии открыто радовались".
   А как вся эта сытая интеллигентствующая сволочь нагло издевалась над русскими солдатами, сражавшимися за свою Родину, хорошо видно из статьи боевого офицера, напечатанной в 1905 году в "Русском инвалиде":
   "Шестнадцать месяцев тревог, волнений, страшных лишений бесконечно ужасных, потрясающих картин, способных свести человека с ума; щемящее чувство боли от незаслуженных обид, оскорблений, потоков грязи, вылитых частью прессы на нашу армию, безропотно погибающую на полях Манчжурии; оскорбление раненных офицеров на улицах Петербурга толпою; презрительное снисхождение нашей интеллигенции к жалким, потерпевшим по своей же глупости вернувшимся с войны - все это промелькнуло передо мной, оставив след какой-то горечи...
   Вы радовались нашим поражениям, рассчитывая, что они ведут вас к освободительным реформам. Вы систематически развращали прокламациями наших солдат, подрывая в них дисциплину и уважение к офицерам".
  
   Зачем же Святополк-Мирский учинил кровавую расправу над мирной демонстрацией?
   Факты неопровержимо свидетельствуют, что расстрел рабочих на улицах столицы был намеренно спровоцирован приказом министра внутренних дел. Однако сразу возникает вопрос, зачем Мирскому понадобились кровавые события 9 января. Ведь хорошо известно, что князь придерживался либеральных воззрений и был сторонником глубоких политических реформ, поэтому его сразу же можно исключить из списка лиц, желавших запугать противников самодержавия. Трудно объяснить принятое Мирским решение и желанием министра выслужиться перед царем. Достаточно вспомнить, что Петр Дмитриевич неоднократно подавал прошение об отставке, обусловленное расхождениями с Николаем II во взглядах на государственные реформы.
  
   Свою деятельность на посту министра внутренних дел Мирский начал с частичной амнистии заключенных, сокращения административных репрессий и ослабления давления на прессу. Московский обер-полицмейстер Трепов охарактеризовал начатую Мирским политику как эру всеобщего попустительства. В результате, испугавшись слишком уж радикальных идей своего назначенца, Николай II попытался остановить образовавшийся либеральный крен внутренней политики и 9 октября 1904 года указует: "чтобы поняли, что никаких перемен не будет".
   Возросшее сопротивление либеральному курсу вынудило Мирского 21 ноября обратиться к императору с прошением об отставке, которая, однако, не была принята. В ответ на это во время аудиенции у императора министр фактически угрожал царю возможностью революции в России:
   "Если не сделать либеральные реформы и не удовлетворить вполне естественных желаний всех, то перемены будут и уже в виде революции".
   24 ноября Мирский делает еще одну попытку надавить на царя, и подает ему свой "Всеподданнейший доклад о необходимости реформ государственных и земских учреждений и законодательства", где, в частности, подчеркивалось, что:
   "Общественное развитие страны переросло административные формы и приемы, доселе применявшиеся, и общество не подчиняется более в достаточной мере их воздействию...Правительству надлежит, отказавшись от мысли переломить общественное движение мерами полицейскими, твердо взять его в свои руки".
   Тем не менее, в указе императора Правительствующему Сенату от 12 декабря, большинство этих предложений было отвергнуто. В результате Мирский вновь подал прошение об отставке. На сей раз Николай II ее принял, но с условием отсрочки до назначения нового министра.
   Так что надежды либералов на то, что царь сам пойдет на реформирование самодержавия и передаст фактическую власть в стране в руки буржуазии, рушились буквально на глазах. В этих условиях либералы пошли на крайнюю меру - организацию политической провокации, направленной на подрыв веры широких народных масс в доброго и справедливого царя. Именно для этого им и понадобилось демонстративная стрельба в людей, несших иконы и портреты царя.
  
   Разумеется, это был заговор, в котором Святополк-Мирский, не играл, да и не мог играть ведущей роли. Судя по всему, во главе заговора стояла гораздо более крупная политическая фигура всесильного председателя комитета министров Витте. Так, например, вот что в этой связи пишет министр финансов Коковцев:
   "Витте, не мог не знать обо всех приготовлениях, так как Кн. Святополк-Мирский советовался с ним буквально о каждом своем шаге... у С. Ю. Витте, несомненно, была чрезвычайно развитая агентура: освещавшая ему положение среди рабочих...
   На мое замечание, что Князь состоит с ним в самых близких отношениях и неужели же он не говорил с ним о готовившемся событии так же как он не говорил ранее и со мною,
   -- Витте ответил мне, обращаясь ко всем присутствовавшим при нашем разговоре, что он не виделся с Министром Внутренних Дел более недели перед событием и решительно не знал ничего. Говорил ли он правду или, по обыкновению, желал просто сложить с себя ответственность за печальный результат, -- я сказать не могу".
   Однако даже если допустить, что Витте действительно более недели не встречался с Мирским и заранее ничего не ведал о готовящемся кровавом побоище, то, в любом случае, он заблаговременно узнал о нем из слов пришедшей к нему делегации творческой интеллигенции вечером 8 января. Вот как описывали члены делегации этот свой визит к Витте в своем письменном отчете, изъятым у Кедрина полицией:
   "Г. Витте заявил нам, что министры Святополк-Мирский и Коковцев имеют более точные сведения о положении дел, чем сведения наши, и что они уже приняли свои меры по этому поводу, что, по его мнению, и сам государь должен быть осведомлен о положении и намерениях рабочих, и что он Витте, бессилен сделать что-либо в желаемом нами напровлении..."
   Таким образом, Витте вечером 8-го января подтвердил, что он уже был в курсе принятых правительством мер, хотя при этом не мог однозначно утверждать, что и Николай в полной мере осведомлен о положении дел.
   "...Мы просили устроить нам свидание с Святополк-Мирским; г. Витте согласился на это и при нас спрашивал по телефону г. Святополк-Мирского - желает ли он принять нас, как выразителей мнения группы литераторов и ученых по вопросу о возможных 9 января кровавых событиях и о мерах к устранению их.
   Г. Святополк-Мирский по телефону сказал Витте, что ему сообщены уже тов, мин. Рыдзевским наши соображения и сведения, и отказался принять нас".
   Стало быть, и Витте, и Святополк-Мирский заранее были предупреждены, что может произойти кровопролитие, но ничего не предприняли для его предотвращения. Хотя оснований для таких опасений у них было вполне достаточно. Ведь войскам были выданы боевые патроны, и одновременно Мирским была дана команда ни при каких обстоятельствах не допустить продвижения колонн к центру города.
   Мало того, при получении сведений о возможности кровопролития в столице они были просто обязаны сообщить об этом императору. Времени для этого у них было вполне достаточно, ведь расстрел начался около полудня следующего дня, а телефонная связь с императором работала бесперебойно.
   Ну, допустим, боялись, или же не желали министры лишний раз обеспокоить царя, но уж дать-то разъяснения военным о недопустимости стрельбы боевыми патронами по безоружной толпе могли бы! Могли, но не сделали...
   Вина Мирского в организации расстрела мирной демонстрации очевидна. Но поскольку Мирский числился в либералах, то его идейные собратья не могли допустить подобного обвинения в его адрес. В результате либеральная пресса во всем происшедшим обвинила петербургского генерал-губернатора великого князя Владимира Александровича. А министр внутренних дел либералами был решительно оправдан. Вот, например, что по этому поводу писало такое либеральное издание, каковым была Энциклопедия Брокгауза и Эфрона:
  
   "По общему отзыву Св.-М. добрый человек, почти никому и почти ничем с политической стороны неизвестный... В органах крайних левых партий ("Искре" и "Революц. России") министерство Св.-М. называли "министерством приятных улыбок"...
   Управление Св.-М. облегчило развитие освободительного движения. Отсюда ненависть к Св.-М. элементов реакционных. С начала января 1905 г. он уже фактически не имел никакой власти, хотя числился еще министром...
   События 9 января и след. дней тоже имели место помимо воли Св.-М.".
  
   Действительно Мирский несколько раз подавал прошение об отставке, и царь с этим согласился, но просил Петра Дмитриевича исполнять обязанности министра пока не будет назначен его преемник. Однако авторы соответствующей статьи Энциклопедии, мягко выражаясь, вводят читателей в заблуждение, утверждая, что Мирский с начала января якобы не имел никакой реальной власти. Напротив все действия министра свидетельствуют о том, что вплоть до 9 января он обладал всей полнотой власти министра внутренних дел. Ведь именно по требованию Мирского в столицу были введены дополнительные войска, а солдатам выданы боевые патроны. Мирский по своей инициативе собирает высших чинов империи и 8 января проводит два совещания, посвященных подготовке властей к предстоящей демонстрации рабочих. И наконец, якобы не имеющий власти министр регулярно ездит на доклад к царю, согласовывая с ним свои важнейшие решения.
  
  
   * * *
   Теперь несколько слов о том, как проходила кровавая бойня. Вот что в своих воспоминаниях о событиях 9-го января в районе Нарвских ворот пишет сам Гапон:
   "Не могу не упомянуть как о знаменательном факте, что, когда процессия двинулась, полиция не только не препятствовала нам, но сама без шапок шла вместе с нами, подтверждая этим религиозный характер процессии. Два полицейских офицеров, также без шапок, шли впереди нас, расчищая дорогу и направляя в сторону встречавшиеся нам экипажи".
   Вот ведь как интересно получается, 8 января товарищ министра внутренних дел генерал Рыдзевский подписал распоряжение о немедленном аресте Гапона и 19-ти его ближайших сподвижников. Вечером этого же дня Мирский на им же созванном совещании доложил, что Гапон будет арестован, а рабочих заблаговременно известят, что поскольку императора в столице нет, то и шествие к Зимнему дворцу отменяется...
   По поручению министра Двора Фредерикса, начальник его канцелярии генерал Мосолов в ночь на 9 января звонит Рыдзевскому:
   "Я спросил его, арестован ли Гапон, он ответил мне, что нет, ввиду того, что он засел в одном из домов рабочего квартала и для ареста пришлось бы принести в жертву не менее 10 человек полиции. Решено было арестовать его на следующее утро, при его выступлении".
   Однако вместо того чтобы утром наконец-то арестовать Гапона и объявить рабочим о запрете шествия, подчиненные Мирскому полицейские со снятыми шапками сами возглавляют процессию и ведут рабочих на закланье. Вот как Гапон описывает дальнейшее развитие событий того дня:
   "Наконец, мы находились всего в двухстах шагах от войск. Ряды пехоты преграждали нам путь, впереди пехоты стояла кавалерия с саблями наголо..."
   В соответствии с диспозицией, принятой во время второго совещания у Мирского, у Нарвских ворот были выставлены две роты Иркутского 97-го полка, вызванного из Пскова, и эскадрон лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка. Ни полицейских сил, ни жандармерии, имевших навыки разгона митингов и забастовок там не было. Была только армия, обученная бороться с вооруженным противником, и даже кавалерия была вооружена саблями, а не нагайками! Сначала военные попыталась рассеять демонстрацию с помощью конницы, но когда у нее из этого ничего не получилась, то солдаты по команде выстрели в воздух. Демонстранты, видя, что с ними лишь играют в угрозы, окончательно осмелели и двинулись прямо на солдат. Тут уж прозвучала команда: заряжай, цель-с, пли...
   Всего 9 января в столице было убито около 200 и ранено порядка 800 человек. Впрочем, цель провокации удалась с лихвой. По всей России мгновенно разлетелась весть, царь расстрелял идущих к нему мирных людей, которые несли иконы и его портреты. При этом из уст в уста сообщали о более чем пяти тысяч убитых! Брешь пробита, радостно записала в своем дневнике княгиня Святополк-Мирская после событий Кровавого воскресения:
   "Брешь пробита, и государь, при всем нежелании изменить существующий строй, или если не он, то его заместитель должны будут это сделать".
   Спровоцированная либералами революция разразилась по всей стране, вспыхнули восстания в армии и на флоте. В результате Россия была вынуждена подписать позорный мир с Японией, а царь поставлен перед необходимостью издать Манифест 17 октября 1905 года, означавший разрыв с многовековой русской традицией. Оппозиция получила долгожданную свободу слова, ставшую тем кислородом, при котором огонь революции разгорался все сильнее.
   Тем не менее, либералам всего этого было уже мало. Их интересовала только власть и деньги, и в феврале 1917 года во время тяжелейшей Первой мировой войны они вновь разыграли революционную карту, организовав в столице массовые рабочие волнения. На этот раз самодержавие было сметено, но при этом возник взрыв народного негодования такой силы, что вместе с царем в небытие были отправлены и либералы, и помещики, и капиталисты. Как говориться: посеявший ветер - пожнет бурю.
  
   Борьба Ленина за поражение царского правительства в Первой мировой воине.
   Перерастание империалистической войны в войну гражданскую.
   Для Ленина революция, это главная, всепоглощающая цель всей его жизни. А вспыхнувшая в 1914 году война давала реальный шанс для ее реализации, шанс, который будущий вождь мирового пролетариата терять не желал ни при каких обстоятельствах.
   "Превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высокоразвитыми буржуазными странами. Как бы не казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом" (Ленин, "Война и российская социал-демократия").
   Однако сама по себе империалистическая война в гражданскую не перерастет. Для того чтобы это произошло, нужно чтобы солдаты повернули свои штыки против своего же правительства. Но добиться этого можно лишь в том случае, если война вызовет значительные трудности для жизни трудящихся, а эти трудности могли многократно усилиться именно в случае поражения страны в войне. Поэтому социалисты должны делать все, чтобы добиться поражения своего правительства:
   "Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в гражданскую войну, с одной стороны, облегчается военными неудачами (поражением) правительств, а с другой стороны,- невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению...
   Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству..."
   Конечно, в принципе, Ленин провозглашал лозунг поражения не только царского, но и всех остальных правительств, участвующих в Первой мировой войне. Однако при этом его мало заботило, поддержат ли его призыв своими практическими действиями социалисты Германии, Англии и Франции. К тому же поражение в войне может понести только одна из воюющих сторон. Поэтому поражение России, а значит и Антанты, на практике означает военную победу Германии и усиление правительства кайзера. Но Ленина это обстоятельство ни в коей мере не смущает и он настаивает, что инициатива пораженчества должна исходить именно от русских социал-демократов:
   "...Последнее соображение особенно важно для России, ибо это - самая отсталая страна, в которой социалистическая революция непосредственно невозможна. Именно поэтому русские социал-демократы должны были первыми выступить с теорией и практикой лозунга поражения" (Ленин, "О поражении своего правительства в империалистической войне").
   Разумеется, Ленин при всей одиозности его позиции не мог публично провозгласить, что поражение России в войне - это благо России. А посему он и талдычил о том, что такое поражение для нее будет наименьшим злом:
   "Победа России влечет за собой усиление мировой реакции, усиление реакции внутри страны и сопровождается полным порабощением народов в уже захваченных областях. В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом" (Ленин, "Конференция заграничных секций р.с.-д.р.п").
   Причем эту свою мысль Ленин повторяет многократно, сопровождая ее самыми категорическими заклинаниями:
   "Для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас - поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма" (Ленин, "Письмо Шляпникову 17.10.14".
   Так Ленин за весьма изящной и несколько замысловатой словесной формулой прячет свою мысль о желательности поражения России и соответственно победы более прогрессивного кайзеризма.
  
   Ленин и Плеханов - две тактики социалистов во время Первой мировой войны.
   Позиция Ленина.
   Ленин, разумеется, никогда не являлся пацифистом, из принципа, протестующего против любой войны и ее жестокостей. Напротив, он прямо заявлял о необходимости и прогрессивности гражданских воин, несмотря на кровь, зверства и ужасы, которыми такие войны обычно сопровождаются:
   "Мы вполне признаем законность, прогрессивность и необходимость гражданских войн, т. е. войн угнетенного класса против угнетающего, рабов против рабовладельцев, крепостных крестьян против помещиков, наемных рабочих против буржуазии...
   В истории неоднократно бывали войны, которые, несмотря на все ужасы, зверства, бедствия и мучения, неизбежно связанные со всякой войной, были прогрессивны, т. е. приносили пользу развитию человечества, помогая разрушать особенно вредные и реакционные учреждения (например, самодержавие или крепостничество), самые варварские в Европе деспотии (турецкую и русскую)" (Ленин, "Социализм и война").
   Но кроме гражданских воин и революций Ленин признавал также законность и прогрессивность оборонительных воин. Причем в этом случае для него было совершенно безразлично, кто на кого первый напал. Согласно его представлениям в любом случае была права угнетенная сторона:
   "Социалисты признавали и признают сейчас законность, прогрессивность, справедливость "защиты отечества" или "оборонительной" войны. Например, если бы завтра Марокко объявило войну Франции, Индия -- Англии, Персия или Китай -- России и т. п., это были бы "справедливые", "оборонительные" войны, независимо от того, кто первый напал, и всякий социалист сочувствовал бы победе угнетаемых, зависимых, неполноправных государств против угнетательских, рабовладельческих, грабительских "великих" держав" (Ленин, "Социализм и война").
   Вот здесь-то и произошел очередной разрыв большевиков с большинством других социал-демократических движений. Поскольку Ленин объявил войну реакционной и грабительской со стороны всех ее участников, а Плеханов заявил о ее оборонительном, а значит справедливом и прогрессивном характере со стороны России. Но из признания войны грабительской вытекала одна тактика рабочего движения, а из признания ее оборонительной, совершенно иная. Однако точка зрения Плеханова автоматически отодвигала возможное начало революции в России на неопределенные сроки, что для Ленина, вне зависимости от степени правоты его тезисов, было абсолютно неприемлемо:
   "У нас в России не только кровавый царизм, не только капиталисты, но и часть так называемых или бывших социалистов говорит о том, что Россия ведет "оборонительную войну", что Россия борется только против германского нашествия. Между тем в действительности весь мир знает, что царизм уже в течение десятилетий угнетает в России более сотни миллионов людей других национальностей, что Россия уже в течение десятилетий ведет разбойничью политику против Китая, Персии, Армении, Галиции..."
   Здесь у Ленина явно что-то не совсем в порядке с логикой. Ведь даже если Россия действительно угнетала сотни миллионов людей и ранее вела захватнические войны, то из этого факта вовсе не следует, что на саму Россию не может напасть другой более сильный хищник и попытаться поработить ее:
   "...Ни Россия, ни Германия и никакая другая великая держава не имеют права говорить об "оборонительной войне": все великие державы ведут империалистическую, капиталистическую войну, разбойничью войну, войну для угнетения малых и чужих народов, войну в интересах прибыли капиталистов, которые из ужасающих страданий масс, из пролетарской крови выколачивают чистое золото своих миллиардных доходов" (Ленин, "Речь на интернациональном митинге в Берне").
   В полемическом пылу будущий вождь мирового пролетариата не останавливался и от прямых оскорблений в адрес виднейшего теоретика марксизма, основателя первой российской марксистской организации - Плеханова, навешивая на него политические ярлыки:
   "Пусть господа Плеханов, Чхенкели, Потресов и Ко, играют теперь роль марксистообразных лакеев или шутов при Пуришкевиче и Милюкове, лезут из кожи вон, доказывая вину Германии и оборонительный характер войны со стороны России,- этих шутов сознательные рабочие не слушали и не слушают" (Ленин, "О сепаратном мире").
  
   Во вспыхнувшем между русскими социалистами споре основным аргументом Ленина являлся тезис, согласно которому все ключевые участники войны по своей сути бандиты и разбойники:
   "Главным, основным содержанием данной империалистической войны является дележ добычи между тремя главными империалистическими соперниками, тремя разбойниками, Россией, Германией и Англией" (Ленин, "Пацифизм буржуазный и пацифизм социалистический").
   Единственное исключение было сделано лишь для Сербии:
   "Национальный элемент в теперешней войне представлен только войной Сербии против Австрии. Только в Сербии и среди сербов мы имеем многолетние и миллионы национальных масс охватывающее национально-освободительное движение, продолжением которого является война Сербии против Австрии...
   Будь эта война изолированной, т.-е. не связанной с общеевропейской войной, с корыстными и грабительскими целями Англии, России и проч., тогда все социалисты обязаны были бы желать успеха сербской буржуазии" (Ленин, "Крах II Интернационала").
  
   Но главным разбойником и злодеем в империалистической войне, согласно Ленину, являлась именно Россия.
   "Реакционный, грабительский, рабовладельческий характер войны со стороны царизма еще несравненно нагляднее, чем со стороны других правительств" (Ленин, "Социализм и война").
   В чем же заключался разбой и грабеж, которые, как утверждает Ленин, во время ПМВ проводило царское правительство России? Оказывается, разбойные замыслы Николая II распространялись на Галицию, Армению и Константинополь:
   "Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо в особенности для удушения украинского народа (кроме Галиции у этого народа нет и быть не может уголка свободы, сравнительной конечно), за Армению и за Константинополь, затем тоже за подчинение Балканских стран" (Ленин, "О сепаратном мире").
  
   Здесь возникает вопрос, было ли у царской России желание прибрать к рукам Константинополь и Проливы? Да такое желание у русских царей периодически возникало. Только желание это возникало вовсе не оттого, что им хотелось расширить пределы империи, включив в ее состав новые народы и страны. По большому счету Россия и свою-то землю не всегда знала куда девать. Вон Александр II фактически за бесценок продал американцам Аляску. Да и освободив Болгарию от власти турок, Россия даже не пыталась присоединить ее, хотя вполне могла бы это сделать в 1878 году. Сами же по себе Проливы России, в общем-то, были не нужны. Ей была нужна свобода плавания русских кораблей из Черного в Средиземное море и гарантия того, что английские и французские военные эскадры вновь не войдут в Черное море, как это было во время англо-французской агрессии 1853 года.
   В этой связи еще в 1909 году генерал Куропаткин в своей книге "Задачи русской армии" писал, что России не только "невыгодно присоединять к себе Константинополь и Дарданеллы, но такое присоединение неизбежно ослабит ее и создаст опасность долгой вооруженной борьбы за удержание этого опасного приобретения".
   Так что, несмотря на желание русских царей в той или иной форме заполучить Проливы, было бы крайне странно утверждать, что именно из-за них Россия и ввязалась в войну с Германией. Прежде всего, надо вспомнить, что Проливы принадлежали Турции, а начав войну с Германией и Австрией, Россия вовсе не была заинтересована в том, чтобы увеличить военную мощь своих противников за счет привлечения Турции в число немецких союзников.
   Вопрос о проливах в рамках ПМВ встал лишь потому, что Турция сама объявила войну России, внезапно обстреляв 29 октября 1914 года мирные русские города: Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. Тем не менее, официально вопрос о претензиях России на Проливы встал только после того как 25 февраля 1915 года англо-французская эскадра начала дарданельскую операцию, успех которой, в принципе, мог бы обеспечить союзникам полное обладание Проливами. Именно в этих условиях Россия настояла на заключении тайного соглашения по Проливам.
   Смысл этого договора заключался в том, что получение контроля над Проливами хоть в какой-то мере должно было компенсировать империи те громадные потери, которые русские люди понесли для обуздания германских агрессоров, но из этого вовсе не следует, что именно Проливы хоть в какой-то мере явились причиной вступления России в войну.
   Следующей "разбойничьей" целью царского правительства Ленин называет стремление Петербурга ограбить Турцию, отхватив у нее Армению и закабалить свободолюбивых армянский народ. Можно подумать, Владимиру Ильичу не было известно, что на протяжении десятилетий в Турции планомерно проводился геноцид мирного армянского населения, что в 1909 году турецкие власти организовали новую массовую резню армян, что только за годы ПМВ турками было убито и замучено более миллиона армян. Так почему же Николай II не мог взять под свою защиту единоверцев, подвергающихся жестоким преследованиям за их религиозные убеждения?
   Вот как в своей книге "Как это было" описывал события тех лет известный армянский общественный деятель и писатель Тер-Маркариан:
   "Ради исторической справедливости и чести последнего русского царя нельзя умолчать, что в начале описываемых бедствий 1915 года, по личному приказанию царя, русско-турецкая граница была приоткрыта и громадные толпы скопившихся на ней измученных армянских беженцев были впущены на русскую землю".
   Следуя ленинской логике, русский "деспот" открывая границу для измученных беженцев, затаскивал в тюрьму народов доверившихся ему свободных армян. Ведь разве мог тогда еще не совсем кровавый Ленин поверить в благородство "кровавого" Николая?
   Следующим в этом ряде ленинских обвинений стоит Галиция, которую царизм пытался заполучить якобы для окончательного удушения свободы украинцев. Вот боснийские сербы стремились выйти из-под власти австрияк и объединиться с Сербией, в результате чего и возникла австро-сербская война, которую Ленин, между прочим, отнес к числу справедливых. Но русины и гуцулы, волей судеб отторгнутые завоевателями от их родины и подвергавшиеся национальному гнету в Австро-Венгрии, никак не могли желать объединиться с малороссами. Странная получается логика.
   И, наконец, завершая обвинительную тираду, Ленин окончательно запутывается в своих собственных аргументах:
   "Царизм видит в войне средство отвлечь внимание от роста недовольства внутри страны и подавить растущее революционное движение" (Ленин, "Социализм и война").
   Но ведь сам же Ленин неоднократно писал, что трудности войны вызывают недовольство среди трудящихся и всплеск революционных настроений. В чем Николай II уже убедился на опыте русско-японской войны, переросшей в революцию 1905 года. Так как же царь мог затевать войну, чтобы подавить растущее революционное движение, если война грозила ему обернуться новой, еще более грозной революцией? Так что явно не сходятся концы с концами в рассуждениях Владимира Ильича.
  
   Позиция Плеханова.
   Тезису Ленина о необходимости добиваться поражения царского правительства в войне с Германией и перерастания империалистической войны в гражданскую Плеханов противопоставил логику русского социал-патриота:
   "Сначала оборона страны, потом борьба с внутренним врагом, сначала победа, потом революция" (Плеханов, "О войне").
   При этом Георгий Валентинович призывал к единению всех русских патриотических сил для обороны страны, предлагая:
   "Отвергнуть как неразумную, больше как безумную, всякую вспышку и всякую стачку, способную ослабить силу сопротивления России неприятельскому нашествию" (Плеханов, "Интернационализм и защита отечества).
   Для Плеханова объявленная Германией война есть реальная угроза национальной безопасности России, и, следовательно, с его точки зрения ПМВ является отечественной, глубоко народной войной:
   "С самого начала войны я утверждал, что она есть дело народов, а не правительств. Русскому народу угрожала опасность попасть под экономическое иго немецких империалистов, к сожалению поддержанных огромным большинством трудящегося населения Германии. Поэтому, ведя войну, он защищал свой собственный насущный интерес" (Плеханов, "Война народов и научный социализм" Единство N5 1917 г.).
   В этой связи лидер социал-демократов четко формулирует цель русского пролетариата в войне с Германией:
   "Я никогда не говорил, что русский пролетариат заинтересован в победе русского империализма и никогда этого не думал. А убежден, что он заинтересован лишь в одном: чтобы русская земля не сделалась предметом эксплуатации в руках германских империалистов. А, это нечто совсем другое" (Плеханов, "Еще о войне").
   В годы ПМВ в России был чрезвычайно популярен лозунг защиты отечества, и это обстоятельство сильно беспокоило Ленина, заставляя его ерничать над святым для каждого русского человека понятием:
   "Что такое защита отечества вообще говоря? Есть ли это какое-либо научное понятие из области экономики или политики и т.п.? Нет. Это просто наиболее ходячее, общеупотребительное, иногда просто обывательское выражение, обозначающее оправдание войны. Ничего больше, ровнехонько ничего!" (Ленин, "О карикатуре на марксизм")
   На это Плеханов отвечает:
   "Отечество, это та обширная земля, которую населяет трудящаяся масса русского народа. Если мы любим эту трудящуюся массу, мы любим свое отечество. А если мы любим свое отечество, мы должны защищать его" (Плеханов, "Речь в Петросовете 14 мая 1917 года).
   Далее продолжая свою полемику с большевиками, он пишет:
   "Мы желаем не того, чтобы Россия разгромила Германию, а того, чтобы Германия не разгромила Россию. Пусть "Рабочая Газета" прямо скажет нам: "не беда, если немецкое иго ляжет на русскую шею". Это будет мысль, достойная самого решительного порицания с точки зрения Интернационала... Но мысль эта, - и только одна эта мысль, даст нам логический ключ к рассуждениям автора статьи, только она объяснит нам его опасения" (Плеханов, "Тревожные опасения одной умной газеты").
   Тем не менее, Ленин даже в мыслях не может допустить, что цивилизованные немцы способны закабалить Россию, даже в том случае, если они и захватят Петроград:
   "Допустим, немцы возьмут даже Париж и Петербург. Изменится от этого характер данной войны? Нисколько. Целью немцев и это еще важнее: осуществимой политикой при победе немцев - будет отнятие колоний, господство в Турции, отнятие чуженациональных областей, напр., Польши и т.п., но вовсе не установление чуженационального гнета над французами или русскими. Действительная сущность данной войны не национальная, а империалистическая. Другими словами: война идет не из-за того, что одна сторона свергает национальный гнет, другая защищает его. Война идет между двумя группами угнетателей, между двумя разбойниками из-за того, как поделить добыча, кому грабить Турцию и колонии" (Ленин, "О карикатуре на марксизм").
   Смешно и грустно читать подобные ленинские опусы. И остается совершенно непонятным, почему Владимир Ильич был столь уверен, что немцы не могут превратить часть России в свою колонию, а будут довольствоваться лишь порабощением Турции, Сербии или Польши? Скорее всего, Ленин так ненавидел царизм, что без всякого сожаления заменил бы его на полное подчинение России воле кайзера.
   Во всяком случае, все последовавшие события мировой истории опровергли ленинскую точку зрения, согласно которой у Германии отсутствовали захватнических намерений по отношению к России. Ведь немецкий нацизм начал зарождаться еще в конце 19-го века задолго до гитлеровского "Майн Кампф". Тогда же вновь воскресли и идеи похода Дранг нах Остен, которые разделяли как кайзер, так и его генералы.
   Поэтому территориальные притязания Германии, предъявленные Советскому правительству в Брест-Литовске в марте 1918 года, не возникли сами по себе на пустом месте, а явились закономерным итогом захватнических планов, задуманных в Берлине задолго до августа 1914 года. Так что сама жизнь доказала правоту Плеханова в его споре с Лениным. И если современные коммунисты заявляют, что они являются патриотами России, то они обязаны признать справедливость позиции в этом вопросе первого русского марксиста - Плеханова и осудить антинациональный характер ленинского доктринерства.
  
   О национальной гордости великоросса Ульянова.
   "Нигде в мире нет такого угнетения большинства населения страны, как в России: великороссы составляют только 43% населения, т. е. менее половины, а все остальные бесправны, как инородцы. (Ленин, "Социалистическая революция и право наций на самоопределение").
   Для того чтобы убедиться, что Ленин здесь явно лукавит, стремясь очернить Россию, достаточно обратится к его работе "Империализм, как высшая стадия капитализма", из которой следует, что в Англии жители метрополий составляли всего 11%, а во Франции - 42% от общего числа жителей этих стран, включая аборигенов колоний. Так что пальму мирового первенства в вопросе порабощения инородцев Россия никак уж не держала.
   Однако и с приведенной Лениным цифрой, согласно которой 57% населения России составляли инородцы, согласиться категорически нельзя. Дело в том, что еще в начале 20-го столетия под РУССКИМИ понимались все народности восточно-европейских славян: великороссы, малороссы, и белорусы. Соответственно в энциклопедии Брокгауза и Эфрона было записано: "Русский язык делится на три главных НАРЕЧИЯ: а) великорусское, б) малорусское и в) белорусское". В этой же энциклопедии указано, что процент русского населения по данным переписи 1897 года составил 72,5%. То есть до ленинских опусов нацией считались именно русские, а не великороссы, малороссы или белорусы, которые числились лишь субнациональными группами. Однако при таком раскладе Ленину было очень трудно обосновать один из своих краеугольных тезисов: "Россия есть тюрьма народов" и призывать к самоопределению украинцев и белорусов.
   В этой связи Ленин абсолютно голословно и бездоказательно заявлял, что к началу ПМВ украинцы и белорусы якобы достигли такой стадии национальной общности, что представляют собой уже сформировавшиеся нации, угнетаемые нацией великороссов:
   "Для украинцев и белорусов, например, только человек, в мечтах живущий на Марсе мог бы отрицать, что здесь нет еще завершения национального движения, что пробуждение масс к обладанию родным языком и его литературой - (а это необходимое условие и спутник полного развития капитализма, полного проникновения обмена до последней крестьянской семьи) - здесь еще свершается" (Ленин, "О карикатуре на марксизм").
   По сути это был прямой призыв к выходу Украины и Белоруссии из состава России. При этом Ульянов полностью игнорировал тот факт, что предки великороссов, малороссов и белорусов до татаро-монгольского нашествия были единым народом с единым языком и единой культурой. А далее некогда единый народ на протяжении четырехсот лет был искусственно разделен, и подвергался национальному порабощению со стороны иностранных завоевателей.
   Первой иностранное ярмо скинула с себя Московская Русь, а в 1648 году восстала против польских захватчиков и Малороссия. Однако в июне 1651 года повстанцы потерпели тяжелейшее поражение под Берестечком. Находясь в критическом положении, гетман Запорожской Сечи Богдан Хмельницкий обратился к русскому царю Алексею Михайловичу с просьбой о принятии в российское подданство. Осенью 1653 года проходивший в Москве Земский собор принял решение о включении Украины в состав Московского государства, а 23 октября 1653 года московское правительство объявило войну Речи Посполитой, длившуюся целых 13 лет, в ходе которой Россия отстояла независимость Левобережной Украины.
   8 января 1654 года в Переяславе состоялся старшинский совет. Во время публичной церемонии гетман и казацкая старшина поклялись на кресте в том, "чтобы быть им с землей и городами под царской великою рукой неотступно". Несмотря на эту клятву, украинские гетманы неоднократно нарушали ее и предавали своего царя. В связи с регулярными клятвопреступлениями гетманов Екатерине II в 1764 году и упразднила как гетманство, так и автономию запорожских казаков.
   Для того чтобы убедится в ошибочности ленинских представлений о трех сформировавшихся нациях восточно-европейских славян достаточно ответить на вопрос, когда различия между великороссами и малороссами были больше: в момент их воссоединения, или же в начале 20-го века? Эти национальные группы на протяжении двух с половиной веков сближались, или же удалялись друг от друга?
   Ведь в течение всего этого периода времени шел процесс языкового и культурного сближения некогда насильственно оторванных друг от друга частей древнерусского народа. Достаточно вспомнить о количестве так называемых смешенных браков между представителями трех русских народностей. Или о том, что величайший украинский писатель Гоголь одновременно являлся выдающимся русским писателем. Я уже не говорю о том, что церковная реформа патриарха Никона была проведена в угоду киевской митрополии, особенности церковных обрядов которой были распространены на всю Россию.
   Однако среди украинской элиты всегда находились и находятся до сих пор достаточное количество авантюристов, желавших дорваться до власти и самостийно порулить незалежной, будь то: Выговский, Мазепа, Скоропадский, Петлюра, Кравчук или Ющенко.
   Куда более значительным является вопрос, существовало ли в действительности в царской России национальное угнетение малороссов со стороны великороссов, а если существовало, то в чем это угнетение выражалось? Ленин на этот вопрос ответил следующим образом:
   "Спор идет об одной из форм политического гнета, именно: о насильственном удержании одной нации внутри государства другой нации" (Ленин, "Итоги дискуссии о самоопределении").
   "Пролетариат не может не бороться против насильственного удержания угнетенных наций в границах данного государства, а это и значит бороться за право самоопределения. Пролетариат должен требовать свободы политического отделения колоний и наций, угнетаемых "его"нацией...
   Ни доверие, ни классовая солидарность между рабочими угнетенной и угнетающей нации невозможны" (Ленин, "Социалистическая революция и право наций на самоопределение").
  
   Но с таким же успехом можно было бы говорить и насильственном удержании, скажем, новгородцев, или псковичей. Ведь независимая Новгородская республика со своей традициями вечевой демократии и своеобразной культурой существовала более 300 лет с 1136 по 1478 годы, когда Иван III насильно подчинил ее Москве фактически на правах полуколонии. А в 1570 году Иван Грозный вновь пошел походом на Новгород и учинил там кровавый погром, казнив более полутора тысяч знатных жителей города, и окончательно "закабалил" новгородцев. Да и диалекты северной Руси достаточно сильно отличаются, например, от диалектов кубанских или донских казаков. Так почему бы на этом основании не объявить новгородцев нацией, насильственно угнетаемой москалями?
   Ведь если последовательно пойти по предложенному Лениным пути, то Россия очень быстро будет растаскана на множество мелких и нежизнеспособных псевдонациональных образований. Впрочем, именно этого и добивались в 90-е годы прошлого века наши квасного разлива либералы. Вспомните ельцинские слова: "Берите столько суверенитета, сколько проглотите".
  
   * * *
  
   Явная предвзятость, русофобского подхода Ленина в национальном вопросе особенно отчетливо видена при сравнении его оценок по отношению к России с одной стороны, и по отношению к Германии, с другой:
   "Война 1870-1 года была продолжением буржуазно-прогрессивной (десятилетиями тянувшейся) политики освобождения и объединения Германии" (Ленин, "О программе мира").
   Стоит напомнить, что в ходе этой войны Германия захватила и аннексировала две крупнейшие французские провинции Эльзас и Лотарингию. А ведь, скажем, эльзасцы, это народность, возникшая на основе онемеченных кельтских племен, говорящая на алеманском диалекте немецкого языка, который отличается от восточнонемецких диалектов гораздо сильнее, чем украинский язык от великорусского. К тому же в период германской аннексии Эльзаса (1871-1918) эльзасцы регулярно выступили против кайзеровской политики их насильственного онемечивания.
   Далее Ленин пишет в этой связи:
   "Немецкий шовинист Ленч.., привел одну интересную цитату из сочинения Энгельса: "По и Рейн". Энгельс говорит там, между прочим, что границы больших и жизнеспособных европейских наций в ходе исторического развития, поглотивших ряд мелких и нежизнеспособных наций, определились все более и более языком и симпатиями населения. Эти границы Энгельс называет "естественными". Так было в эпоху прогрессивного капитализма, в Европе, около 1848-1871 гг. Теперь реакционный, империалистический все чаще ломает эти, демократически определенные границы" (Ленин, "Итоги дискуссии о самоопределении")
   Но для Ульянова насильственный захват Эльзаса Германией, явление прогрессивное и вполне естественное, а результат добровольного вхождения Украины в Россию, это противоестественное реакционное событие, приведшее к угнетению украинцев великороссами!
   Конечно, Ленин давно умер, и о нем можно было бы уже и забыть, но дела-то его живут до сих пор. А одно из самых печальных последствий творений вождя мировой революции это распад им же созданного Советского Союза в значительной степени, предопределенный его авантюристической, русофобской национальной политикой. И Ленин все же добился своего. Великороссы больше не угнетают украинцев, единая русская нация расколота на три части и уже видны контуры, определяющие их взаимную конфронтацию. И не за горами, то время когда последователи идей Ульянова, повинуясь инстинкту самоопределения, затащат Украину в НАТО.
  
   Февральский переворот.
   Хотя кампания 1916 года так и не привела к достижению поставленных целей, но военно-экономическое превосходство Антанты стало уже очевидным. Царскому правительству удалось сделать, казалось бы, невозможное - полностью ликвидировать дефицит снарядов. Ведомая русским императором армия одержала крупнейшую победу над врагом в Галиции. Имели место определенные успехи и у союзников на Западном фронте. На горизонте явно замаячила победа.
  
   Тем временем, война резко изменила соотношение сил между господствующими классами России. Награбленные на военных поставках барыши существенно усилили экономическую мощь и политическое значение буржуазии. В этих условиях русский капитал поставил своей целью захват всей полноты власти в стране, а главным препятствием на этом его пути было самодержавие.
   Однако захват власти после победы, которая к началу 1917 года была уже видна на горизонте, стал бы еще долгое время практически нереален. Поэтому нарождающемуся капиталу было жизненно важно любой ценой придти к власти до начала наступления русской армии, планировавшегося на лето 1917 года.
   В результате еще в середине 1916 года группой либералов и крупных русских промышленников во главе с Гучковым был разработан план заговора, предусматривавшего насильственное отречение императора. Однако для того чтобы заставить Николая II отречься от престола заговорщикам были нужны гораздо более весомые доводы, чем те, которые они могли бы ему предъявить. Здесь требовалось либо крупное поражение русской армии, либо возникновение значительных по масштабу стихийных волнений в стране.
   В этой связи заговорщики вбросили в общество заведомо ложный тезис о неспособности царского правительства довести страну до победы и, как следствие этого, необходимости введения ответственного перед Думой правительства. Одновременно либеральная печать России разразилась бурей негодования по отношению к правительству. Причем делалось это с таким неистовством, какое в тяжелые минуты поражений не приходилось испытывать правительству ни одной из воюющих стран.
  
   В этот момент Гучков, понимая всю шаткость своих намерений, 28 августа 1916 года обращается к генералу Алексееву с письмом, к котором пытался склонить его на сторону заговорщиков, и доказать недоказуемое, что якобы несмотря на одержанные русской армией победы поражение России в войне неизбежно, поскольку якобы тыл полностью развален, а царская власть гниет на корню.
   Содержание этого письма во многом раскрывает коварные планы либералов, в конечном итоге приведшие к революционному взрыву во время тяжелейшей войны, которую русский народ вел против немецких захватчиков, поэтому ниже мы приводим его с нашими комментариями:
   "Ведь в тылу идет полный развал, ведь власть гниет на корню. Ведь как ни хорошо теперь на фронте, но гниющий тыл грозит еще раз, как было год тому назад, затянуть и Ваш доблестный фронт и Вашу талантливую стратегию да и всю страну в то невылазное болото, из которого мы когда-то выкарабкались со смертельной опасностью..."
   Вот как интересно получается, оказывается разваленный тыл и гниющая власть умудряются в течение двух лет увеличить производство ружей в 5 раз, пулеметов в 13 раз, при этом еще и ликвидировать жуткий дефицит снарядов и патронов, обеспечив ее боеспособность. Но самое главное, что Гучков сам признает, на фронте теперь все хорошо, но, не смотря на это, продолжает настаивать на своей, совершенно абсурдной позиции:
  
   "...Ведь нельзя же ожидать исправных путей сообщения в заведовании г. Трепова, хорошей работы нашей промышленности на попечении князя Шаховского, процветания нашего сельского хозяйства и правильной постановки продовольственного дела в руках гр. Бобринского..."
   А почему же нельзя было ожидать исправных путей при руководстве министерства путей сообщения А.Ф. Трепова? Ведь факты говорят как раз об обратном. Разве можно сравнить тот абсолютный хаос, который творился на железных дорогах России в бытность посаженного Гучковым в министерское кресло кадета Некрасова, с хоть не образцовым, но вполне работоспособным состоянием стальных магистралей в середине 1916 года? Или же, как можно даже близко ставить полнейший развал экономики России, учиненный прогрессистом и известным промышленником Коноваловым, и с результатами промышленного роста империи, имевшие место всего годом ранее?
   "...А если Вы подумаете, что вся власть возглавляется Штюрмером, у которого (и в армии, и в народе) прочная репутация если не готового предателя, то готового предать, -- что в руках этого человека ход дипломатических сношений в настоящем и исход мирных переговоров в будущем, а, следовательно, и вся наша будущность..."
   А вот это уже полная ложь. Как не было, так и до сих пор нет даже малейших подтверждений предательства Штюрмера. Ведь это был грамотный и исключительно толковый государственный деятель и истинный патриот России, вся беда которого состояла в том, что он носил немецкую фамилию. Есть все основания полагать, что Штюрмер мог бы предотвратить надвигающуюся на страну революционную катастрофу, но именно этого смертельно боялся Гучков и его подельники. Как ни печально, но с помощью интриг им удалось вынудить царя отправить Штюрмера в отставку.
   "...то Вы поймете, Михаил Васильевич, какая смертельная тревога за судьбу нашей Родины охватила и общественную мысль и народные настроения..."
   Опять же ложь. Смертельная опасность от деятельности Штюрмера исходила не для России, а лично для Гучкова и Милюкова, поскольку премьер настаивал на аресте и предании суду этих предателей и негодяев. Как ни печально, но Николай II, пытаясь сохранить единство русской нации в трудную военную годину, не решился на этот шаг, поскольку такой арест вызвал бы очередную бурю негодования в либеральном лагере.
   "...Мы в тылу бессильны, или почти бессильны, бороться с этим злом. Наши способы борьбы обоюдоострые и при повышенном настроении народных масс, особенно рабочих масс, могут послужить первой искрой пожара, размеры которого никто не может ни предвидеть, ни локализировать..."
   А вот здесь-то Гучков фактически излагает тот план свержения царя с помощью рабочих волнений, который и был им реализован в феврале 1917 года. Ведь именно Гучковым были созданы так называемые Рабочие группы ВПК, которые при его организационном и финансовом содействии и разожгли первую искру революционного пожара, организовав в Петрограде массовые забастовки и демонстрации.
   "...Я уже не говорю, что нас ждет после войны, -- надвигается потоп, и жалкая, дрянная, слякотная власть готовится встретить этот катаклизм мерами, которыми ограждают себя от проливного дождя: надевают галоши и открывают зонтик..."
   Конечно, в условиях жесточайшей затяжной войны в стране появилась масса острейших проблем. Но аналогичные тяжелейшие проблемы возникли и в Германии, и в Австрии, и во Франции. Тем не менее, русская армия восстановила свою боеспособность, а тыл был в состоянии обеспечить ее хлебом, вооружением и боеприпасами. Антанта загнала Центральные державы в тупик, так что их поражение было уже делом времени. Однако, Гучков, прекрасно понимая, что победа в войне сделает царя народным героем и перечеркнет все планы либералов добраться до власти.
   "...Можете ли Вы что-нибудь сделать? Не знаю. Но будьте уверены, что наша отвратительная политика (включая и нашу отвратительную дипломатию) грозит пересечь линии Вашей хорошей стратегии в настоящем и окончательно исказить ее плоды в будущем. История, и, в частности, наша отечественная, знает тому немало грозных примеров".
  
   Разумеется, никакие планы свержения Николая II не могли быть реализованы без активного содействия армии и ее командования, и именно поэтому Гучков предпринял целый ряд попыток перетягивания генералов на свою сторону, о чем, в частности, свидетельствует приведенное выше письмо. Однако в результате этой его антиправительственной деятельности пошел процесс разложения действующей русской армии. Так, например, именно под влиянием исходившей от российских либералов агитации во время Митавского наступления наших войск, начавшегося 5 января 1917 года, 17-й сибирский стрелковый полк отказался идти в наступление, предъявив политические требования: конституционное правление с ответственным министерством. К восставшему полку присоединились войска 2-го и 6-го сибирских корпусов. Бунт был подавлен, 92 его активных участников были преданы военно-полевому суду и казнены, а многие сотни солдат - сосланы на каторгу.
   Здесь важно подчеркнуть, что открытое неповиновение, приведшее к мятежу в рядах русской армии, началось с требований солдат создания ответственного перед Думой правительства. Но это был типично либеральный лозунг, никогда не поддерживавшийся большевиками, на которых, как правило, списывается вся вина за разложение наших войск. Тем не менее, факты свидетельствуют, что пальма первенства в этом вопросе принадлежит вовсе не большевикам, а либералам. В этой связи в своих мемуарах генерал Деникин дал поистине гениальную оценку роли большевиков в разложении русской армии:
   "Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, я протестую. Россию развалили ДРУГИЕ, а большевики - лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма".
   В том то и дело, что Ленин и его соратники были лишь погаными червями, которые никогда не могли бы сделать свое черное дело, если бы в порыве алчности и властолюбия Гучков и его соратники не стали бы разваливать российскую государственность и ее армию.
  
   Военно-промышленные комитеты.
   С началом войны военные заказы становились лакомым средством извлечения сверхвысоких прибылей для частной промышленности. Расходы бюджета на войну были неслыханно высоки. Только за первую половину 1914 года они достигли 2,7 миллиарда рублей. Уже в сентябре-октябре 1914 года 16 крупных заводов России получили первые заказы на 7,7 миллионов трехдюймовых снарядов на сумму 89 миллионов рублей. Условия контрактов были очень выгодными -- заводы получили свыше 12 миллионов рублей бесплатной дотации на оборудование предприятий, 65% стоимости заказа выплачивалось авансом.
   При этом частные предприятия постоянно взвинчивали цены, переплаты им превращались, по словам начальника ГАУ генерала Маниковского, в грабеж казны, который в какой-то степени тормозила только казенная промышленность.
   Так, например, в 1916 году государственный Тульский завод поставлял пулемет вместе с двумя запасными стволами по 1.370 рублей, а частные предприниматели предлагали такой же пулемет по цене от 2.700 до 2.800 рублей, и то при условии предоставления им от казны запасных стволов, полуфабрикатов и других льгот.
   Так называемая "Царицынская группа" заводов при помощи ВПК выторговала себе контракт на поставку 3-дюймовой пушки по 10.600 рублей за орудие, в то время как казенные Петроградский и Пермский заводы поставляли эти орудия по цене 5.000 и 6.000 рублей за ствол соответственно. Цена такой же пушки, изготовленной на негосударственном Путиловском заводе, достигала 9.000 рублей. Кстати, из заказанных ГАУ 8.647 орудий к 1 сентября 1915 года этим заводом было поставлено только 88, то есть чуть более 1%. До этого времени основные заводы страны еле справлялись с еще довоенными заказами.
   Трехдюймовая шрапнель оценивалась казенными предприятиями в 9 рублей 83 копейки, а частными в 15 рублей 32 копеек, гранаты того же калибра соответственно в 9 рублей и 12 рублей 13 копеек за штуку, снаряды к шестидюймовым гаубицам в 42 и 70 рублей за штуку.
   8 августа 1915 года министр торговли и промышленности князь Шаховской препроводил на имя Поливанова доклад представителей военно-технической комиссии о результатах осмотра фабрик и заводов Московского района, работавших на военные заказы. Выводы документа были весьма неутешительны:
   "Представляя Вашему Сиятельству это заключение Комиссии, считаем долгом совести своей заявить, что при обзоре ею заводов и фабрик она не нашла в их деятельности той готовности в деле скорейшего изготовления снарядов, которую неоднократно высказывали заводчики и фабриканты в своих пожеланиях".
  
   Тем не менее, в условиях жестокой войны Николай II и его правительство ради достижения внутреннего мира в стране были вынуждены идти на существенные уступки предпринимателям и созданных ими общественных организаций. Одной из таких организаций стал Центральный военно-промышленный комитет (ЦВПК), возглавлявшийся лидером октябристов, крупным российским промышленником Гучковым.
   Однако легализация ЦВПК и финансирование Земгора, способствовали не столько успокоению общественного мнения империи, сколько перекачиванию государственных денег в частные карманы, а также расширению организационных и финансовых возможностей оппозиции по дискредитации государства как якобы неспособного решать насущные проблемы воюющей страны. По сути Гучков создал систему ничего не производящих посредников. А о том, как работала эта система можно судить по следующим фактам.
   К 1 января 1916 года правительство заказало у ЦВПК 3.245.000 бомб к бомбометам, а фактически в этот срок было сдано армии лишь 91.136 бомб. Те же показатели по минам составили соответственно 663.400 и 119 штук. Из обещанных 2.250.726 чугунных снарядов для 48-линейных гаубиц в срок было сдано лишь 96.136 штук.
   К концу декабря 1915 года Московский ВПК должен был сдать 225 бомбометов, но не сдал ни одного. Мин к минометам Дюмезиля было заказано 50.000, причем началом поставок было определено 1 января 1916. Поставок мин так и не последовало. Из заказанных 3.151.000 ручных гранат на декабрь 1915 было сдано только 15.000 штук.
   До 1 июня 1916 Екатеринославский, Киевский, Одесский, Харьковский и Херсонский ВПК должны были поставить 743 тысяч пудов сортового железа, на 1 мая было сдано всего 7 тысяч пудов, то есть менее 1% всего заказа, что повлекло за собой лавинообразный срыв других военных заказов. Харьковский ВПК в марте 1916 должен был поставить 20 тысяч чугунных фугасных снарядов для 6-дюймовых гаубиц. На 1 апреля 1916 не было сдано ни одного снаряда.
   ЦВПК распределил заказы на 490.000 штук 3-дюймовых фугасных снарядов. Поставки должны были начаться в феврале 1916, и до апреля того же года армия должна была получить 65 тысяч снарядов. Однако к назначенному сроку не было получено ни одного. В июле 1916 поставки все же начались -- было получено 29 тысяч, а в августе поставки сократились до 23 тысяч. Более или менее регулярные поставки трехдюймовых фугасов, хотя и с нарушениями, как технологии производства, так и сроков и объемов заказов начались только в октябре 1916 года. При этом заказ полностью так и не был выполнен.
   Тем не менее, ЦВПК исправно собирал 1% стоимости всех проходивших через него заказов и, будучи заинтересован в повышении расценок, где только мог поднимал цены. В целом за первые шесть месяцев своего существования ВПК в срок выполнили не более 2-3% полученных от государства заказов, а в 1916 году военные заказы были выполнены комитетами в соответствии с договорами не более 10% от их объема.
   С приходом Поливанова в военное министерство кредиты, отпускаемые ЦВПК, стали нарастать с фантастической скоростью. Если на 15 сентября 1915 комитетам было отпущено 7,5 миллионов рублей, из них авансом 21%, то к началу декабря из выделенных ВПК 16 миллионов рублей, авансом было выплачено свыше 80%. Причем кредитовались, в том числе и те заказы, которые впоследствии так никогда и не были выполнены.
   После своего назначения в марте 1916 года на должность военного министра генерал Шуваев при поддержке Штюрмера попытался прекратить это безобразие. В результате количество заказов ЦВПК резко сократилось, что дало Гучкову повод объявить правительство в том, что с ним якобы ведется борьба измором. Величайшей опасностью для ЦВПК представляла и наметившаяся тенденция военного ведомства выдавать заказы напрямую частным военным заводам, минуя гучковскую контору "Рога и копыта".
   Если за 8 месяцев с середины 1915 года до 1 февраля 1916 года Механический отдел ВПК получил заказов на 129 миллионов рублей, то за последующие 12 месяцев сумма заказов этого отдела составила только 41 миллионов рублей.
   По самым оптимистическим подсчетам, совокупный удельный вклад 1.300 (в основном мелких) предприятий, объединенных ЦВПК, в дело национальной обороны составил за все время их существования 6-7%. Фактически это был полный провал, объявленной Гучковым экономической политики, но, несмотря на это, руководство ЦВПК упорно продолжало практику, перекачивания денег из государственных в свои собственные карманы.
   Чуть лучше, чем у Гучкова, обстояло дело в Земгоре. Из полученных этой организацией заказов Военного министерства на сумму 193 миллионов рублей, им было выполнено 34,5%.
  
   Однако чем прочнее становилась обстановка на фронте, тем хуже шли дела у гучковских комитетов, и одновременно тем агрессивнее становились требования либералов о смене политического курса самодержавия и назначения "ответственного" министерства. В результате этого в отношении к государству в конце 1916 -- начале 1917 годов депутаты Думы заняли позицию, весьма схожую с позицией Советов по отношению к Временному правительству в марте-октябре 1917 года. Так что именно депутаты Думы и разрушили российскую государственность, хотя на протяжении семидесяти лет успешно сваливали эту свою "заслугу" на большевиков.
   Как совершенно справедливо писал начальник Петроградского охранного отделения жандармский генерал Глобачев:
   "Рекламируя свою деятельность по снабжению армии, Комитет в то же время старался обесценить, очернить и скомпрометировать действия идентичных правительственных органов и создать такое впечатление в широких кругах, что единственным источником питания боевых снаряжений армии является общественная организация Центрального военно-промышленного комитета. Словом, не будь этого комитета, армия осталась бы без пушек, без ружей и снарядов, то есть без всего того, что было главной причиной наших поражений в начале 1915 года.
   Например, для рекламирования своей продуктивной деятельности ЦВПК специально открыл в Сибири ящичный завод, изготовляющий ящики для боевого снаряжения, отправляемого на фронт. Ящики поставлялись почти на все заводы России, работавшие на оборону, и таким образом почти все боевое снаряжение, получаемое на фронте в ящиках с инициалами ЦВПК, создавало ложное понятие о необыкновенной продуктивности этой общественной организации, являющейся чуть ли не единственной полезной в деле снабжения армии".
   К сожалению Гучкову удалось убедить в своих организационных способностях и значимости деяний ЦВПК и Земгора значительную часть руководства Ставки и командования фронтов, что частично объясняет позорное поведение русских генералов в дни Февральской революции.
  
   Заговор, породивший бурю.
  
   В настоящее время довольно распространена глубоко ошибочная точка зрения, согласно которой Февральская катастрофа была результатом проявления стихии. А виноват в том, что эта стихия выплеснулась на улицы Петрограда, царизм, при котором социальный конфликт назревал давно, но никаких мер по его лечению самодержавие не предпринимало. Такую точку зрения выразил, например, историк Шамбаров в своей книге "Белогвардейщина":
   "Февраль, в отличие от Октября был стихийным явлением. Как в грозовой туче: накопилась разность потенциалов - и грянуло. Вряд ли можно выделить и правую сторону в данном социальном конфликте".
   Однако с такой позицией согласиться категорически нельзя. Несмотря на то, что элементов случайности во время Февральского переворота, как, впрочем, и при любом историческом процессе такого громадного масштаба было, хоть отбавляй, тем не менее, основой февральских событий стал заговор российских либералов во главе с Гучковым, направленный на свержение Николая II и установление в России конституционной монархии. И без такого заговора и сопутствующей ему массированной идеологической обработки русского общественного мнения, направленной на дискредитацию императора и его окружения, никакая стихия не могла бы достичь последствий, которые столь пагубно отразились на судьбах нашей родины.
   План заговора был разработан группой либералов и крупных русских промышленников еще в середине 1916 года. После чего началась подготовка государственного переворота, предусматривавшего насильственное отречение императора Николая II. Сведения о созревающем заговоре в департаменте полиции стали поступать еще до начала основных событий. Так, например, 10 февраля 1917 года в департамент полиции поступило агентурное донесение следующего содержания:
   "Генерал-майор Ю.С. Лазаревич, заведующий школой прапорщиков в Петергофе, а ранее служивший в Главном управлении Генерального штаба, в частных беседах сообщает, что 12-13 февраля предстоит "великий акт" - отречение государя императора от престола в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича, что регентом будет великий князь Михаил Александрович".
   В целом же о заговоре, направленном на свержение Николая II, сохранилось довольно много документальных и свидетельских показаний. Прежде всего, это показания самого Гучкова, данные им 2 августа комиссии Временного правительства под председательством Муравьева. Описывает план дворцового переворота Гучков и в своих мемуарах "Падение царского режима":
   "Я ведь не только сочувствовал этим действиям, но и принимал активное участие. План заключался в том (я только имен называть не буду), чтобы захватить между Царским Селом и Ставкой императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство, затем объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство".
  
   В этой связи меньшевик и член Верховного совета масонской ложи "Великий Восток Народов России" Чхеидзе писал в своих воспоминаниях:
   "Переворот мыслился руководящими кругами в форме дворцового переворота; говорили о необходимости отречения Николая II и замены его. Кем именно, прямо не называли, но думаю, что имели в виду Михаила. В этот период Верховным советом был сделан ряд шагов к подготовке общественного мнения к перевороту. Помню агитационные поездки Керенского и других в провинцию, которые осуществлялись по прямому поручению Верховного совета. ПОМНЮ СБОРЫ ДЕНЕГ ДЛЯ ТАКОГО ПЕРЕВОРОТА".
   Естественно, что никакой дворцовый переворот не имел шансов на успех без поддержки армии. Поэтому заговорщики уделяли большое внимание вопросу привлечения на свою сторону, как высшего генералитета, так и офицерства расквартированных в столице частей.
   В этой связи, в своих мемуарах генерал Деникин вспоминал:
   "В Севастополь к больному Алексееву приехали представители некоторых думских и общественных кругов. Они совершенно откровенно заявили, что назревает переворот".
   В тот момент времени Алексеев не дал своего согласия на участие в дворцовом перевороте, но о факте подготовки заговора генерал так и не сообщил императору, что было равносильно невыполнением данной им присяги. С другой стороны, по словам Деникина генералы Брусилов и Рузский уже в то время приняли сторону заговорщиков:
   "Те же представители вслед за ним посетили Брусилова и Рузского и, получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение".
   После самоубийства генерала Крымова один из ведущих министров Временного правительства Терещенко сообщил в интервью для печати, что в прошлом Крымов принимал участие в заговоре, имевшем целью осуществить дворцовый переворот. О том, что Крымов неоднократно настаивал на необходимости устранения императора в целях спасения монархии, говорит в своих мемуарах и Родзянко, утверждавший, что в январе 1917 года во время встречи думцев с генералом Крымовым, последний, в частности, заявил:
   "Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен и на фронте это чувствуют. Если вы решитесь на эту крайнюю меру, то мы вас поддержим. Очевидно, иных средств нет. Все было испробовано как вами, так и многими другими, но вредное влияние жены сильнее честных слов, сказанных Царю. Времени терять нельзя".
   В первый день Нового Года в Тифлисе, оппозиционные заговорщики сделали первый шаг по предложению короны великому князю Николаю Николаевичу. От их имени выступил тифлиский городской голова Хатисов, который доложил, что императрицу решено или заключить в монастырь, или выслать за границу. При этом предполагалось, что Государь даст отречение и за себя и за Наследника.
   В результате Николай Николаевич отказался принять престол. Однако на прощанье великий князь пожал Хатисову руку и дружески с ним распрощался, выразив, таким образом, свою поддержку планам заговорщиков. "Естественно", что о факте подготовки дворцового заговора Николай Николаевич императору так ничего и не сообщил.
  
   Рабочие группы ЦВПК - штурмовики Гучкова.
   Рабочие группы ЦВПК (РГ ЦВПК) были образованы на 1-ом Всероссийском съезде Военно-Промышленных Комитетов, который состоялся 25-27 июля 1915 года. При этом одной из основных задач, официально поставленных перед Рабочими группами, было поддержания диалога между рабочими и предпринимателями, а так же урегулирование производственных конфликтов, прежде всего, стачек и забастовок.
   После целого ряда почти детективных выборов на заводах и фабриках Гучкову удалось протащить свою идею и избрать угодных для него 10 депутатов в РГ ЦВПК, которую возглавил Кузьма Гвоздев, и 6 депутатов в Петроградский областной комитет. Почти все избранные оказались меньшевиками. Вскоре аналогичные Рабочие группы были созданы в Москве, Киеве и ряде других городов. Гучков мог быть доволен -- возникала перспектива создания подконтрольной ему сети организаций рабочего движения в стране.
   В своих воспоминаниях начальник Петроградского охранного отделения жандармский генерал Глобачев следующим образом описывает ту роль, которую выполняла рабочая группа:
   "Рабочая Группа с самого начала своего существования занялась исключительно политической работой. Она имела свое отдельное помещение, свои отдельные заседания, свое делопроизводство и полную связь с заводами и фабриками. Это был, так сказать, в малом масштабе совет рабочих депутатов. В общих собраниях ЦВПК рабочая группа мало интересовалась вопросами снабжения, выдвигая на очередь вопросы исключительно политического характера".
   А вот как описывал работу РГ ЦВПК в своих мемуарах ее секретарь-редактор Маевский (Гутовский):
   "Рабочая группа при Центральном военно-промышленном Комитете видела в организации самозащиты... тот действительный путь, который вернее всего должен был привести Россию к революционному перевороту. Оборона страны понималась Рабочей группой... не как установление какого-то гражданского мира или перемирия со старым режимом; а прежде и больше всего, как непримиримая борьба с царским самодержавием. Оборона это раньше всего организация масс для низвержения самодержавия".
  
   В деятельности РГ ЦВПК можно выделить два весьма различных по своей сути периода. Первый был связан с попытками сотрудников Гвоздева урегулировать многочисленные забастовки, то тут, то там возникавшие на просторах Российской империи. Впрочем, контролировать конфликты между рабочими и предпринимателями ЦВПК удавалось немногим лучше, чем выполнять военные заказы. Из двенадцати попыток урегулировать крупные конфликты, предпринятых РГ в течение 1916 года, успеха удалось достичь всего дважды.
   Второй период начался в самом конце 1916 года, когда попытки урегулирования производственных конфликтов со стороны РГ окончательно канули в лето, а Рабочие группы сами стали не только призывать рабочих к стачечной борьбе, но и активно участвовать в организации демонстраций, стачек и забастовок.
   Началось с того, что РГ ЦВПК стало во главе организации акции протеста 9 января 1917 года, посвященные памяти жертв Кровавого воскресенья. После чего было выпущено письмо Рабочей группы ЦВПК, в котором говорилось:
   "С 5 января в Петрограде началась полоса заводских митингов, отразивших пробуждающуюся активность рабочих масс Петрограда. Также митинги состоялись, насколько нам известно, на Обуховском заводе, заводе "Вулкан", в Арсенале и т. д. Все они заканчивали вынесением резолюций в Государственную Думу и требующих от нее отказа от половинчатой политики и немедленно вступления на путь решительной борьбы с властью...
   В организованных рабочих кругах полагают, однако, что проявления рабочей активности, имевшие пока своим завершением забастовку в день 9 января, этим отнюдь не закончатся. По их мнению, перед рабочим классом стоит неотложная задача организованного вмешательства в ту политическую кампанию, которая началась в связи с близящимся возобновлением занятий Государственной Думы...
   По имеющимся у нас сведениям, вновь началась полоса заводских митингов, выносятся и направляются в Государственную Думу резолюции и т. д. Все это дает основание указанным выше кругам полагать, что в дальнейшем такое участие рабочих масс в начавшемся политическом движении примет еще более широкий характер".
   Всего 9 января бастовало в Петрограде, по приблизительным подсчетам, до 200 тысяч рабочих. Эта была успешно проведенная Гвоздевым генеральная репетиция будущих сражений с самодержавием. После чего РГ ЦВПК начала работу по подготовке забастовки и манифестации, намеченных ко дню открытия Думы 14 февраля. Из мемуаров бывшего секретаря РГ ЦВПК Б. О. Богданова видно, что соратники Гвоздева достаточно серьезно готовились к проведению этой запланированной акции:
   "В связи с подготовкой демонстрации на Литейном (в помещении военно-промышленного комитета) создан был штаб из 50-60 человек, который в рабочих районах города образовал ячейки: через них осуществлялась организация и вербовка будущих демонстрантов и поддерживалась связь с центром".
   В процессе урегулирования производственных конфликтов гводевцы завели тесные контакты с забастовочными комитетами многих заводов и фабрик. В этой связи особо следует отметить, что РГ ЦВПК активно участвовала в переговорах по урегулированию стачки рабочих на верфях Николаева и на Путиловском заводе в Петрограде в январе-феврале 1916 года. Дело в том, что эта серия забастовок была организована на так называемые немецкие деньги небезызвестного Парвуса. А, следовательно, в ходе переговоров представители рабочих групп имели тесные контакты с агентами Парвуса, прекрасно их знали и могли использовать их организационные структуры во время февральских событий 1917 года.
   А вот как Богданов описывает связь деятельности РГ ЦВПК с Прогрессивным блоком Государственной Думы:
   "В предреволюционное время резко повысилась роль Государственной думы. Знаменитые речи об измене царицы, о предательствах во время войны, читаемые повсеместно, как бы подвели революцию к Думе. Речи оппозиционных депутатов, особенно социалистов, огромными тиражами печатались в типографиях и развозились по фабрикам, заводам, различным предприятиям, университетам и прочее.
   Эта обстановка вспоминается в деталях. Вот к зданию военно-промышленного комитета на Литейном подкатывает несколько грузовиков, доверху наполненных речами членов Государственной думы. Не успели они еще разгрузиться, как на других грузовиках, на извозчиках этот груз уже развозится по фабрикам, заводам, учреждениям. А там хватают, развозят, разносят и все уже читают, пересказывают, объясняют друг другу. В такой обстановке неудивительно, что революция пеклась как на дрожжах, а Государственная дума перестраивалась на наших глазах".
   Так что Рабочие группы самым активным образом содействовали распространению и популяризации в рабочей среде думских настроений. Кстати заметим, что штаб Февральской революции находился не в Смольном, а во дворце Юсупова на Литейном, откуда Гучков и руководил процессом свержения самодержавия. О резком изменении позиции РГ ЦВПК в отношении забастовок рабочих пишет в своих мемуарах и член ЦК партии большевиков Шляпников:
   "В первой половине января "Рабочая группа" ЦВПК -- с благословения меньшевистского центра и фабрикантов Бюро Центрального военно-промышленного комитета -- повернула свою политическую ладью по ветру революционной стихии. Учтя настроение рабочих, их жажду борьбы и готовность на жертвы, либеральные политики задумали оседлать движение и направить его на пользу "прогрессивного блока". Представители "Рабочей группы" и их единомышленники оборонцы (плехановцы, меньшевики, социалисты-революционеры и т. д.) повели агитацию за выступление в день открытия заседаний Государственной Думы после рождественских каникул".
  
   26 января 1917 года генерал Глобачев подал министру внутренних дел свой очередной доклад, в котором однозначно указал на РГ ЦВПК, как организатора забастовок и манифестаций, к открытию заседаний Думы:
   "Дав время рабочей массе самостоятельно обсудить задуманное, представители рабочей группы лично и через созданную ею особую "пропагандистскую коллегию" должны организовать ряд массовых собраний по фабрикам и заводам столицы и, выступая на таковых, предложить рабочим прекратить работу в день открытия заседаний Государственной Думы - 14 февраля сего года и, под видом мирно настроенной манифестации, проникнуть ко входу в Таврический Дворец.
   Здесь, вызвав на улицу председателя Государственной Думы и депутатов, рабочие в лице своих представителей, должны громко и открыто огласить принятые на предварительных массовых собраниях резолюции с выражениями их категорической решимости поддержать Государственную Думу в ее борьбе с ныне существующим Правительством.
   При этом, опасения рабочей группы противодействия со стороны инакомыслящих подпольных социалистических течений отпали, потому что социал-демократические группы большевиков, объединенцев и интернационалистов-ликвидаторов не склонны ни противодействовать, ни способствовать их затее, а занять выжидательную позицию".
   В связи подготовкой этих массовой акций неповиновения РГ ЦВПК 24 января выпустила явно провокационную прокламацию, в которой, в частности, говорилось:
   "Режим самовластия душит страну. Политика самодержавия увеличивает и без того тяжкие бедствия войны, которые обрушиваются всей тяжестью на неимущие классы, и без того бесчисленные жертвы войны во много раз умножаются своекорыстием правительства...
   Рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен. Решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения, вопросом существования рабочего класса и демократии... К моменту открытия Думы мы должны быть готовы на общее организованное выступление".
   Содержание этого воззвания переполнило чашу терпения полиции, дотоле сквозь пальцы смотревшей на деятельность РГ ЦВПК. В ночь с 26 на 27 января большинство членов Рабочей группы было арестовано по обвинению в заговорщической деятельности и подготовке государственного переворота. Впрочем, это событие было вполне ожидаемо гвоздевцами. Вот что по этому поводу писал Богданов:
   "Призыв Рабочей группы к демонстрации и свержению самодержавия произвел ошеломляющее впечатление. Как царское правительство не было подавлено всеми событиями, оно понимало, что, когда зовут к революции, надо немедленно реагировать, т. е. надо немедленно арестовать, даже до того практически неприкосновенную, легально действующую Рабочую группу".
   Сразу после ареста Рабочей группы Гучков предпринял экстренные шаги по освобождению своих подельников: во-первых, он выступил с протестом в прессе, в котором говорилось:
   "Разгром Рабочей группы может привести к обратным результатам: не ослабить, а усилить существующее брожение в рабочей среде".
   Во-вторых, поехал с протестом к председателю Совмина князю Голицыну, которому, в частности, заявил:
   "Если бы вам приходилось арестовывать людей за оппозиционное настроение, то вам всех нас пришлось бы арестовать".
   Здесь с Гучковым можно согласиться, его самого давно нужно было немедленно арестовать и судить. Увы, и ах, но этого царское правительство так и не сделало.
   Третьим шагом Гучкова было проведение 29 января совещания представителей ЦВПК совместно с рядом депутатов Государственной Думы Керенским, Чхеидзе, Аджемовым, Карауловым, Милюковым, Бубликовым и др. На этом совещании Гучков сообщил об аресте РГ ЦВПК и указал, что группа занималась политическими вопросами. Эта деятельность группы была комитету известна, и в общих чертах ЦВПК был с ней солидарен.
   Итак, председатель военно-промышленного комитета не только не протестовал против организации подчиненными ему структурами демонстраций и забастовок, срывающих сроки выполнения военных заказов, но и активно защищал организаторов этих антиправительственных акций.
   Надо ли говорить, что Гвоздев, вся деятельность которого финансировалась из фондов ЦВПК, в то время просто не мог безнаказанно готовить массовые антиправительственные мероприятия вопреки воли руководства ЦВПК. В этой связи генерал Глобачев писал:
   "Арест Рабочей Группы произвел ошеломляющее впечатление на ЦВПК и в особенности на Гучкова, у которого, как говорится, была выдернута скамейка из-под ног: связующее звено удалено и сразу обрывалась связь центра с рабочими кругами.
   Этого Гучков перенести не мог; всегда в высшей степени осторожный в своих замыслах, он в эту минуту потерял свое самообладание и, наряду с принятыми им мерами ходатайства об освобождении арестованных перед главнокомандующим Петроградского военного округа, рискнул на открытый призыв петроградских рабочих к протесту против якобы незаконного ареста народных избранников. По заводам и фабрикам рассылались об этом циркуляры ЦВПК за подписью его председателя А. И. Гучкова"
   После ареста РГ ЦВПК по словам Гучкова руководимый им комитет окончательно сделался революционной организацией:
   "И вот таким образом мы, мирная, деловая, промышленная, хотя и военно-промышленная организация, вынуждены были включить в основной пункт нашей практической программы переворот, хотя бы и вооруженный".
   Впрочем, относительно того, что полиции якобы удалось выдернуть скамейку из-под ног Гучкова, Глобочев сильно преувеличивал, хотя благодаря аресту 10 из 16 руководителей Рабочих групп и удалось снизить масштабы рабочих выступлений в день открытия Думы, однако арест части руководства РГ ЦВПК не мог расстроить всей уже выстроенной Гвоздевым организационной структуры рабочего движения столицы. Здесь достаточно вспомнить о стачечном штабе Рабочей группы, имевшем свои ячейки во всех рабочих районах города.
   По результатам двух стачек, прошедших в Петрограде 9-го января и 14-го февраля, трудно разделить вклад, который внесли в организацию этих акций с одной стороны большевики, а с другой РГ ЦВПК. Структуры РГ ЦВПК хотя и принимали участие в подготовке демонстрации у Думы, но одновременно в это же время готовили и всеобщую забастовку.
   Так что 80 тысяч рабочих, бастовавших 14 февраля, нужно записать на счет РГ. Ведь большевики, чтобы отмежеваться от гвоздевцев сначала назначили свою стачку на 10 февраля, а когда она провалилась, то поспешно перенесли ее на 13 число. Вот что по этому поводу Шляпников докладывал Ленину в Швейцарию 11 февраля:
   "Но, как мы и предвидели, 10-го стачка не состоялась. Бросили работу за 1 -- 2 часа до окончания всего не больше пяти заводов. Таким образом, наносится небольшой удар Петербургскому Комитету, но это сгладится выходом второй листовки и забастовкой в день 13 февраля".
   Впрочем, 13-го, несмотря на выход второй листовки, обещанная Шляпниковым забастовка так и не состоялась, а состоялась она именно 14 февраля, как это и планировал Гвоздев. Здесь нужно учитывать весьма разные финансовые возможности соратников Шляпникова и Гвоздева. Ведь до апреля у большевиков никаких немецких денег еще не было, и они не могли себе позволить того размаха, который имела возможность проявить субсидируемая Гучковым Рабочая группа. Вот что по этому поводу пишет Шляпников:
   "Развертыванию работы не позволяла наша бедность. Привезенная мною небольшая сумма денег из Америки быстро иссякла. За время же от 1 декабря по 1 февраля мы имели поступлений всего 1117 рублей 50 копеек. На содержание "профессионалов", каковыми являлись все трое членов Бюро ЦК, расходовалось в месяц не более ста рублей на человека, несмотря на колоссальную дороговизну. Больших расходов требовал транспорт литературы от финских границ до питерских явок. По Финляндии все расходы несла финляндская социал-демократия.
   Заграничная литература не могла удовлетворить все запросы внутрироссийской работы. И мы с конца шестнадцатого года вели подготовительную работу по организации печатного дела внутри России. Мы предполагали поставить издание Центрального органа внутри страны и всю работу по технике поручили В. Молотову. Остановка была за средствами. Нужно было для начала от 5 до 10 тысяч рублей, а их-то у нас и не было".
   Сравните это повествование с грузовиками литературы, которые по описаниям Богданова распространяла РГ ЦВПК. Так или иначе, но есть множество документальных свидетельств, что вплоть до Февральского переворота Ленин и большевики постоянно ощущали острый денежный дефицит. Вот что по этому поводу Ильич пишет в письмах своим корреспондентам в конце 1916 года. Радеку (21 сентября): "Мы сейчас сидим без денег". Шляпникову (октябрь): "О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе поколевать, ей,ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем". Шкловскому (9 ноября): "Денег больше не расходуйте ни копейки. Никому не давайте". Коллонтай (9 ноября): "Насчет денег с огорчением увидал из Вашего письма, что пока Вам не удалось для ЦК собрать. Авось сей "манифест левых" поможет".
  
   Революция выходит на финишную прямую.
   Итак, к началу февральских событий в России существовали две достаточно мощные политические силы, стремящиеся свергнуть царя и изменить общественно-политическое устройство России. С одной стороны это были большевики, а с другой - блок либералов и меньшевиков, объединенных структурой РГ ЦВПК.
   Большевики были непримиримыми врагами самодержавия и его политики, однако задача свержения царской власти Ленину и его единомышленникам в то время представлялась весьма отдаленной. Достаточно вспомнить, что вождь мирового пролетариата 22 января 1917 года ут­вер­ждал в Цюрихе на собрании молодых швейцарских социал-демократов: "Мы, ста­ри­ки, мо­жет быть, не до­жи­вем до ре­шаю­щих битв этой гря­ду­щей ре­во­лю­ции".
   Аналогичную позицию занимал и руководитель русского бюро ЦК большевиков Шляпников:
   "Конечно, никто из нас не был уверен, что "это будет последний и решительный бой" царскому режиму. Такой уверенности у нас не было, и когда мы говорили о необходимости развития революционного движения до крайних пределов, то имели в виду и учитывали лишь силы стихии. Крайними пределами нам представлялись схватки вооруженных рабочих и солдат с полицейскими и верными трону войсками, схватки, за которыми могла последовать и кровавая баня, а после нее -- некоторый отлив. И этот момент организация должна учитывать и, не доводя выступления до развала, закончить его организованно".
   Дело в том, что в то время ленинская партия была весьма малочисленной и бедной партией. Вступить в этих условиях в смертельную схватку с самодержавием для большевиков было бы равносильно самоубийству. Поэтому в тех условиях своей основной задачей текущего момента сторонники Ленина видели не в скорейшей организации революции, а в планомерном ослаблении царского режима и накоплении собственных сил. Максимум к чему большевики были готовы до 22 февраля, так это организации всеобщей стачки и проведению массовых демонстраций, сопровождающихся перестрелкой с полицией. После чего планировалось организовано завершить протестные акции и перейти к подпольным формам работы.
   Кроме того, если бы сторонники Ленина сами действительно организовывали забастовки в самом начале Февраля, то этот факт непременно был бы отражен и возвеличен во всех советских учебниках по истории.
   Как это не покажется парадоксальным, но, в тот момент времени, гораздо более радикальной была программа российских либералов и части меньшевиков, сплотившихся на платформе РГ ЦВПК. Гучков и его сторонники ставили своей ближайшей целью не просто дворцовый переворот - свержение Николая II, но и изменение социально-экономического строя России, ее переход к конституционной монархии, при которой император становился бы чисто церемониальной фигурой. То есть фактически речь шла о скорейшем проведении буржуазно-демократической революции. Хотя первоначально и предполагалось, что это будет революция сверху и примет она формы дворцового переворота.
   В основе плана Гучкова лежала явная авантюрная идея с низвержением Николая II. Причем для реализации этого прожекта либералам было необходимо добиться от императора его "добровольного" отречения, поскольку армия могла и не простить заговорщикам цареубийства во время войны.
   Однако основной аргумент, который заговорщики могли предъявить Николаю II, сводился к тому, что царское правительство якобы было неспособно довести войну до победного конца. Причем аргумент этот был заведомо ложным.
   Объективные же данные говорили о неизбежной победе союзников. Германия была обречена, несмотря на то, что на Восточном фронте из-за неудачной кампании 1915 года русские были вынуждены оставить территорию 12-ти своих губерний, тем не менее, к 1917 году у русской армии уже не было особых претензий к количеству и качеству вооружения. Действующая армия имела 202 дивизии на фронтах против 159 неприятельских. В это время генерал Людендорф, фактически руководивший вооруженными силами Германии, оценивал ее положение как почти безвыходное.
   Конечно, в России возникли обусловленные войной колоссальные экономические трудности. Так доход на душу населения, исчисляемый в золотых рублях, снизился на 15,7% - с 101,5 в 1913 году до 85,6 рублей к началу 1917 года.
   Но та же Франция, на территории которой шла война на Западе, лишилась гораздо большей доли территории, чем Россия, ее потери были значительнее русских, напряжение экономики превосходило русские усилия. Так, скажем, заработок французских рабочих во время Первой мировой составлял всего 66-75% от довоенного. Тем не менее, Франция жаждала победы, а Россия - революции. Причем направленный против самодержавия революционный зуд усилиями либеральной верхушки охватил практически все верхние слои русского общества. Так что вовсе ни Ленин, а Гучков и его соратники запустили маховик красного колеса кровавой русской революции.
  
   Впрочем, для того чтобы заставить Николая II отречься от престола заговорщикам были нужны гораздо более весомые доводы, чем те, которые они могли бы ему предъявить. Здесь требовалось либо очередное крупное поражение русской армии, либо возникновение массовых беспорядков в стране.
   Но поражения на фронте в ближайшее время не предвиделось. Разумеется, либералы вовсе небыли заинтересованы в разрастании народного бунта во время войны. Тем не менее, для Гучкова организация массовых беспорядков в столице, которые можно было бы использовать в качестве весомого аргумента, как для перетягивания на свою сторону генералов, так и для давления на Николая II, была последней и единственной реальной возможностью добиться своей политической цели.
   Именно после принятия либералами этого стратегического решения в конце 1916 года Гучков и решился использовать РГ ЦВПК в качестве детонатора для организации массовых антиправительственных выступлений в столице, а на деньги ЦВПК срочно были образованы подчиненные Гвоздеву организационные структуры стачечного комитета. Начало массовых выступлений было намечено на 14 февраля, именно поэтому в этот день на заседании Думы Керенский прямо с трибуны призвал к убийству императора:
   "Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало... Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы - физического их устранения".
   Председательствующий прервал выступление Керенского вопросом, что он имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно:
   "Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима".
   Так мог сказать только человек, который прекрасно был осведомлен о планах заговорщиков, но Дума даже не вынесла ему порицания за подобное святотатство! Однако проведенный полицией арест руководства РГ на этот раз спутал планы заговорщиков, в результате им так и не удалось провести массовой демонстрации в день открытия работы Государственной Думы.
   Тем не менее, используя созданные Гвоздевым организационные структуры, оставшейся на свободе части руководства РГ, начиная с 18 февраля, удалось инспирировать выдвижение рабочими целого ряда заводов заведомо нереальных экономических требований. Причем эти забастовки развивалась по схеме, отработанной еще в феврале 1916 года во время стачек, организованных в Николаеве и Петрограде на немецкие деньги Парвуса.
   Напомним, что 3 февраля 1916 года рабочие петроградских электромастерских потребовали увеличения зарплаты на 75%. Администрация естественно отказалась выполнять эти нереальные требования. В результате на Путиловском заводе начались беспорядки, которые продлились до 23 февраля, когда требования рабочих были выполнены лишь частично, при этом все время забастовки они получали денежную компенсацию от стачечных комитетов. В секретном докладе вице-адмирала Муравьева дана следующая оценка этих событий:
   "С одной стороны, требования рабочих таковы, что они в принципе не приемлемы с какой-либо точки зрения, учитывающей интересы производства. С другой стороны - эти требования совпали в своей чрезмерности, форме и времени с аналогичными требованиями, выдвигавшимися на ряде заводов в Петрограде".
   Буквально ровно через год после этого, 18 февраля 1917 года, рабочие нескольких цехов Путиловского завода вновь потребовали немедленного повышения зарплаты, на сей раз на 50%. Аналогичным образом, с выдвижения совершенно нереального увеличения зарплаты, начинались забастовки и на целом ряде других заводах столицы. Вот что по этому поводу писал Шляпников:
   "22 февраля на Франко-Русском заводе рабочие литейной мастерской в количестве 306 человек забастовали и предъявили к администрации требование об увеличении заработной платы на 100%. Администрация завода предлагала увеличить плату по одному рублю в день к получаемой ныне рабочими в размере от 5 до 8 рублей в день. Соглашение не было достигнуто, и рабочие вечером удалились вместе с ночной сменой, не приступившей к работам.
   23 февраля около 6 часов вечера в механической мастерской того же завода собрались рабочие всех отделений завода в числе 3000 человек и устроили митинг...
   Рабочие Петроградского вагоностроительного завода в числе 2000, 23 февраля, ссылаясь на неполучение ими ответа на свое требование, предъявленное 20 февраля, об увеличении заработной платы на 50%, к работам не приступили. Администрация завода вывесила объявление, что в случае невозобновления работ завод с 24 февраля будет закрыт и всем рабочим будет выдан расчет".
   22 февраля дирекцией Путиловского завода с явно провокационной поспешностью был объявлен локаут, послуживший той искрой, из которой в Петрограде и разгорелись массовые беспорядки. Скорее всего, это провокационное действие было заранее согласовано с организаторами антиправительственного заговора.
   Ведь уже изначально было очевидно, что предъявленные рабочими запросы не могли быть выполнены администрацией заводов, а сами рабочие при этом очень рисковали увольнением и закрытием предприятий. Поэтому выдвижение столь радикальных требований имело смысл только как политическая провокация, направленная на создание в столице очагов взрывоопасной ситуации. Подвигнуть рабочих на столь дерзкий шаг могло лишь обещание стачкомов компенсировать потерю зарплаты.
   Теоретически организовать подобную провокацию могли ЦК большевиков, или РГ ЦВПК. Но у сторонников Ленина в то время просто еще не было денег, а проплатить рабочим эту компенсацию через созданные РГ ЦВПК организационные структуры, мог именно Гучков.
   О причастности же Гучкова к организации беспорядков в столице через Рабочие группы ЦВПК довольно определенно пишет в своей книге "Великая Война и Февральская Революция" начальник императорской дворцовой охраны генерал Спиридович:
   "Ген. Глобачев докладывал, что часть либеральной оппозиции ищет поддержки в рабочих. Раскачать рабочие массы на поддержку Г. Думы должна была Рабочая группа при Военно-Промышленном Комитете. Ей покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно верили, что сумеют использовать рабочий класс и при их помощи овладеть властью.
   Создав широкое рабочее движение около Гос. Думы, Гучков надеялся более легко осуществить и самый персональный дворцовый переворот, осуществление чего являлось его особо-конспиративной работой".
   Кроме того, именно 22 февраля возникли перебои в снабжении хлебом столицы, давно уже ставшие стандартным объяснением причин начала массовых забастовок в конце февраля 1917 года. Причем именно таким образом и оценивал события министр внутренних дел Протопопов, отправивший 25 февраля в Ставку следующую телеграмму:
   "Внезапно распространившиеся в Петрограде слухи предстоящем якобы ограничении суточного отпуска выпекаемого хлеба взрослым по фунту, малолетним половинном размере вызвали усиленную закупку публикой хлеба, очевидно в запас, почему части населения хлеба не хватило. На этой почве двадцать третьего февраля вспыхнула столице забастовка, сопровождающаяся уличными беспорядками. Первый день бастовало около 90 тысяч рабочих, второй -- до 160 тысяч, сегодня -- около 200 тысяч".
   Однако как совершенно справедливо указывал в своих мемуарах Шляпников, для большинства рабочих крупных заводов столицы дикие очереди и нехватка хлеба в магазинах на тот момент времени не могли служить побудительным мотивом для начала забастовок:
   "Эта телеграмма наглядно показывает, как далеко было правительство от действительности. Неверно объяснение Протопопова, что движение вызвано недостачей хлеба некоторой части населения. Движение было начато стачкой и митингами работниц по случаю Международного женского дня, как называли мы его тогда. Требования об урегулировании продовольственного дела были, но не носили основного характера. Для многих заводов продовольственный кризис вовсе не существовал, так как администрация предприятий производила для рабочих специальные заготовки продуктов".
   Наиболее же сильно перебои с хлебом ударили по рабочим мелких предприятий, служащим различных контор, студентам и интеллигенции. Кроме того, заметим, что всего неделю до начала массовых беспорядков, во время демонстраций и забастовок 14 февраля никаких особых требований "Хлеба!" в лозунгах и призывах демонстрантов не звучало!
   Столь быстро подготовить соответствующее общественное мнение, скорее всего, могли те силы, которые намеренно планировали дезорганизовать ситуацию в столице. Во всяком случае, именно хлебный бунт был наилучшим поводом к Февралю: хлебные перебои дискредитировали власть в самой гуще населения, а любое вооруженное подавление массовых беспорядков ставило войска в чрезвычайно неудобное психологическое положение: как стрелять в голодных и безоружных баб?
   В связи с перебоями хлеба в Петрограде возникает и еще один вопрос: а что происходило на хлебном фронте Питера после Февраля? Ведь во время всеобщей стачки снабжение города могло только ухудшится. Так оно и было в реальности. Вот как сложившуюся ситуацию описывает в своих мемуарах генерал Деникин:
   "С начала весны 1917 года, усилился значительно недостаток продовольствия в армии и в городах. Теперь, после опытов советского режима, когда безграничным терпением и выносливостью русского человека превзойдены, как будто, все минимумы, когда-либо существовавшие для человеческого питания, кажутся не слишком тягостными те официальные нормы, которые были установлены к лету 1917-го года -- 1Ґ фунта хлеба для армии и Ў фунта для населения. Эти теоретические цифры, впрочем, далеко не выполнялись. Города голодали".
   Так что после Февраля города стали голодать в еще большей степени, чем при царе, но никем не провоцируемые бабы больше уже не выходили на улицы с требованиями "Хлеба!".
   Только 25 марта Временное правительство опомнилось и ввело хлебную монополию, при этом цены на зерно были увеличены по сравнению с осенью 1916 года на 70%. Впрочем, эта мера уже не могла спасти ситуацию. Россия начала свое падение в пропасть Октября и Гражданской войны.
  
   Теперь вернемся к выдвинутой Шляпниковым весьма сомнительной версии, согласно которой стихия началась с демонстраций, посвященных Женскому дну 8 марта (по старому стилю 23 февраля).
   Впервые в России Международный женский день отмечался в 1913 году в Петербурге. В соответствующем прошении, поданным на имя градоначальника было заявлено об организации "научного утра по женскому вопросу". Власти дали разрешение и 2-го (!) марта 1913 года в здании Калашниковской хлебной биржи на Полтавской улице собралось полторы тысяч человек. Повестка дня научных чтений включала вопросы: право голоса для женщин; государственное обеспечение материнства; о дороговизне жизни.
   И только в 1914 году - в первый раз! - женский день начал отмечаться именно 8 марта (23 февраля), причем на этот раз проводился он одновременно в шести странах: Австрии, Дании, Германии, Нидерландах, России и Швейцарии. Однако ни в 1915, ни в 1916 годах женский день вообще не отмечался ни в России, ни в других воюющих странах. И вдруг об этом "празднике" вспомнили десятки тысяч петроградских работниц и никем не организуемые (!) сами вышли на улицы столицы. При этом ни в Москве, ни в других городах Российской империи ни каких специфически женских демонстраций не наблюдалось.
   Так что версия начала Февральской революции со стихийных митингов и демонстраций работниц по случаю Международного женского дня явно шита белыми нитками, и ее надо забыть раз и навсегда. Ничего подобного в Питере не было, да и быть не могло.
   Следовательно, с большой долей вероятности можно утверждать, что начальная стадия массовых беспорядков в столице была инспирирована Гучковым через структуры РГ ЦВПК. Собственно говоря, иного выхода у либералов, как вызвать массовые беспорядки в столице, просто уже и не оставалось. Ведь целый ряд предпринятых ими действий подпадал под уголовный кодекс. И если во время войны Николай II не шел на крайние меры по отношению к заговорщикам, то после победы их могла ждать незавидная участь.
   Впрочем, до 26 февраля уровень протестного движения еще не достиг критического уровня. Скажем в стачке, приуроченной к годовщине Кровавого воскресения в 1917 году, тоже участвовало более 200 тысяч рабочих. Однако это не привело к каким-либо серьезным политическим последствиям. Так что сама по себе даже очень крупная стачка еще не могла спровоцировать отречение Николая II. Революционная ситуация в столице возникла лишь после того, как антиправительственные митинги и демонстрации были поддержаны значительной частью солдат петроградского гарнизона.
   И здесь опять-таки возникает вопрос, кто же мог обеспечить переход части петроградского гарнизона на сторону революции? Варианта по-прежнему три: это был стихийный процесс, это было делом рук большевиков, или же результатом подготовки дворцового переворота.
   От версии причастности к этому процессу большевиков придется отказаться. У партии Ленина были достаточно крепкие связи с флотом, но, как пишет Шляпников, связи с петроградским гарнизоном были весьма слабые.
   "Революционная работа среди солдат Петербургского гарнизона велась все время войны. Однако в силу переменного состава солдат, прочного организационного закрепления связей с организацией было все же мало. Значительно лучше было дело во флоте. Там наша партия имела крепко организованное ядро. Центром флотской организации был Кронштадт. Работу среди моряков не нарушили и последние провалы Военной организации, имевшие место в 1916 году. Связи Военной организации (или "Военки", как тогда называли ее) среди моряков и крепостных артиллеристов были обширны. Они обнимали не только Кронштадт, со стоявшими там судами и учреждениями, но имелись и в Ораниенбауме, на Красной Горке, в Сестрорецке, на форте Ино, в Гельсингфорсе, Свеаборге. Всей деятельностью "Военки" руководил Петербургский Комитет".
   Так что военные волнения матросов в Кронштадте и Гельсингфорсе во время февральских событий возможно и были инициированы большевиками, однако мало вероятно, что они были причастны к неповиновению казаков или солдат Павловского полка. Ведь в то время большевики были убеждены, что выступления питерских рабочих неизбежно будут задавлены частями регулярной армии, поэтому в начале февральских событий они даже несколько сдерживали революционные порывы народных масс.
   Скорее уж к этим события мог иметь, отношение Гучков. Ведь не случайно французский посол М. Палеолог в своих воспоминаниях описывает, как он присутствовал на приемах, где представители и финансовой и земельной знати и даже Великие Князья совершенно открыто говорили о свержении Государя и о том, как они уже ведут пропаганду в частях гвардии - в первую очередь в Павловском полку, который и в самом деле первым поддержал февральские беспорядки в Петрограде. Хотя участие Гучкова в этих событиях могло быть скорее косвенным, через пропаганду в армейских частях нетерпимости к правительству Николая II, чем непосредственным руководством структур ЦВПК в противодействии царской полиции.
   Главную же роль в присоединении части столичного гарнизона к восставшим, по-видимому, все же сыграла революционная стихия, сознательно развязанная действиями заговорщиков. После чего ситуация окончательно вышла из-под контроля как властей, так и заговорщиков, и стала неуправляемой. Император, пытавшийся в это время вернуться в столицу, фактически был захвачен и изолирован в Пскове союзником Гучкова генералом Рузским. После чего Гучкову оставалось лишь поставить точку в его поистине сатанинском плане.
  
   2 марта Николай II "добровольно" подписал свое отречение. Так Гучков победил, но, победив, он очень скоро все проиграл. Выпущенные им на свободу бесы революции решили, что они сражались вовсе не для того, чтобы ими управляли бы бывшие царские сатрапы. В результате Гучков вместе со всей своей камарильей довольно быстро оказались лишними во всей этой революционной круговерти.
  
   Правда после того как либералам дали коленкой под зад у некоторых из них на время появилось понимание того, что же они натворили с Россией. В этой связи нельзя пройти мимо покаяния одного из лидеров февральского государственного переворота Павла Милюкова, которое он в порыве отчаяния высказал в своем письме князю Петру Долгорукову, написанному в конце 1917 года:
   "Мы должны признать, что нравственная ответственность за совершившееся лежит на нас, т.е. на блоке Государственной Думы. Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было принято нами после начала войны. Вы знаете также, что наша Армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на неудовольствие и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь, почему в последнюю минуту я колебался дать свое согласие на производство переворота, понимаете также, каково должно быть мое внутреннее состояние в настоящее время. История проклянет вождей так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю. Что же теперь делать? - спросите Вы. Не знаю, т.е. внутри мы знаем оба, что спасение России в возвращении к Монархии...
   Все это ясно, но признать этого мы не можем. Признание есть крах всего дела, всей нашей жизни, крах всего мировоззрения, которого мы являемся представителями".
  
   Захватившие власть либералы формируют первое Временное правительство, в которое входит всего один министр-социалист - Керенский. Однако при этом, хотя формально власть в стране перешла в руки сторонников Гучкова, занявшего в новом правительстве посты военного и морского министров, но реальная власть находилась в руках сформированных Гвоздевым Советов, какое-то время еще контролировавших революционную стихию.
   Именно Советы выпускают так называемый приказа N1, предусматривавший проведение выборов солдатских комитетов, изъятие оружия у офицеров и пере­дачу его под контроль избранных комитетов, установление неограниченной ни в чем сво­боды солдат. Здесь нужно заметить, что в первые месяцы после Февральской революции роль большевиков как в Советах, так и в других событиях была минимальна. В это время сторонники Ленина еще были лишь крохотной группкой мало кому известных экстремистов, так что Советами реально заправляли недавние союзники Гучкова.
   Армия потеряла управляемость, а в довершение ко всему временное правительство провело массовую чистку командного состава русской армии. Только за первые недели после переворота было уволено более половины (!) действующих боевых генералов царской армии, заподозренных в симпатиях к старому режиму. И это во время мировой войны!
   Как все эти мероприятия повлияли на боеспособность русской армии можно наглядно видеть из мемуаров одного немецкого офицера, где приводится такой факт: перед тем как цепь русских солдат поднималась в атаку, солдаты поднимали свободную левую руку и один из них пересчитывал поднятые руки, а потом что-то кричал. После чего цепь снова под­нималась в атаку. Оказалось, что солдаты голосованием решали вопрос: продолжать ли им атаку.
   Солдат решил, что раз Царя не стало, то не стало и царской службы и царскому делу -- войне, наступил конец. Раньше он умирал за Царя, но теперь не желал умирать за пришедших к власти господ. Офицер, призывавший солдата защищать Родину, становился ему подозрителен и враждебен. Раз была объявлена свобода, то кто имел право заставлять его, солдата, проливать свою кровь на фронте, когда в тылу рабочие провозгласили восьмичасовой трудовой день, а односельчане готовились поделить землю помещика?
   И в первые весенние дни 1917 года толпы русских солдат вышли из своих окопов. Германские офицеры, "братаясь" и спаивая русских солдат, призывали их убивать русских офицеров, бросать окопы, идти домой. Из 220 стоявших на фронте пехотных дивизий браталось 165, из них 38 обещали немцу не наступать.
   Впрочем, что такое развал русской армии некоторые "герои" Февраля вскоре испытали на своей шкуре. В июне один из авторов приказа N 1 Соколов во главе делегации ЦИК посетил действующую армию. В ответ на убеждения не нарушать воинскую дисциплину солдаты набросились на делегацию и зверски избили ее. Соколова отправили в больницу, где он лежал несколько дней не приходя в сознание. А еще ранее 29 апреля военный министр Гучков был вынужден подать в отставку из-за полного неподчинения ему армии. Вскоре после этого подал в отставку второй столп российского либерализма - Милюков.
   Если сразу после Февраля представители крупной буржуазии во многом контролировали российское правительство, то уже при выборах в Учредительное собрание от представляющей их интересы партии кадетов было избрано всего 17 делегатов. Так вслед за монархистами позорно покинули политическую сцену России и либералы, чтобы словно черт из табакерки выскочить во время горбачевской перестройки.
  
   Принцип, провозглашенный и взятый на вооружение практически всем руководством Февраля: раз существовало при царе - значит, это противоречит идеалам демократии, значит - долой, буквально в считанные месяцы разва­лил страну. В соответствии с этим принципом совершенно сознательно уничтожается вся структура существовавшей до этого административной власти, а ее функции передаются земским органам, в руководстве которых уже давно преобладали сторонники либералов. Уже 5 марта Временное правительство одним росчерком пера упразднило всю старую администрацию. Были отрешены от власти все губернаторы и вице-губернаторы, которые заменяются земскими деятелями, градоначальники - городскими. В первые же дни революции была ликвидирована полиция, а из тюрем были выпущены и амнистированы более ста тысяч убийц, бандитов, воров и жуликов. В результате этого города стали жить под постоянным страхом массовых грабежей.
   Временное правительство создает, находившуюся во введении земского и городского самоуправления разношерстную и неквалифицированную милицию. Зачастую в милицию шли амнистированные уголовники, выдававшие себя за политических. Земские органы, не готовые к такой деятельности, да к тому же переполненные русофобскими элементами, в короткий срок довершили ликвидацию государственной власти в России. Развал правительственного аппарата был полный и окончательный.
   Да и о какой власти можно серьезно говорить, если за восемь месяцев в условиях ведения жесточайшей войны сменилось четыре кабинета Временного правительства. А к октябрю эта власть настолько ослабла, что с ней просто перестали считаться. Так что большевики захватили власть тогда, когда ее, по сути, в России ее уже и не было, а в стране царил полнейший хаос.
     
   За шесть месяцев правления Временного правительства резко ухудшилось и экономическое положение страны. С марта по ноябрь 1917 года закрылось свыше 800 промышленных предприятий. Падение производства с февраля по июнь в металлургии на 40%, в текстильной промышленности - на 20%. Резко сократилась валовая промышленная продукция. В 1917 году ее объем уменьшился по сравнению с предшествующим годом на 36,4%, из 65 домен Юга России работали только 33, со средней загрузкой менее 60%. Были погашены 47 из 102 имевшихся мартеновских печей.
   Государственный долг к началу 1917 года составлял 33 миллиардов рублей, а к концу - уже 60 миллиардов! В 1916 году было выпущено 1,5 миллиарда дензнаков, а за пять месяцев революции - на 4,5 миллиарда. Лавина "керенок" затопила страну. Курс рубля стремительно падал. Покупательная сила рубля снизилась с 27 довоенных копеек в январе до 6 довоенных копеек в октябре. В среднем в 1917 году реальная зарплата рабочих составляла всего 57% от уровня зарплаты в 1913 году. Вклады населения в кредитных учреждениях за месяцы пребывания Временного правительства сократились с 3,1 до 1,6 миллиардов рублей.
   При этом на войне, крови и всеобщем обнищании делались фантастические состояния новых русских. Если до Февраля этот процесс хоть как-то сдерживало царское правительство, то после переворота уже ничто не могло остановить идейных родителей современных березовских и абрамовичей. Иногда победителей Февраля изображают этакими бескорыстными рыцарями. Это заведомая ложь, воровство всегда было в крови у либералов.
   Биржевые спекулянты наживались на акциях промышленных предприятий, существовавших разве что на бумаге. По сумме выпуска акций Россия опередила даже Англию. Если за девять месяцев 1916 года образовалось 150 акционерных обществ с капиталом 210 миллионов рублей, то только в августе 1917 года возникло 62 общества с явно фиктивным капиталом в 205 миллионов рублей.
   Налоговая политика Временного правительства строилась таким образом, что создавала для крупной буржуазии самые благоприятные условия, одновременно выдавливая из народных масс последние силы. В сентябре правительство ввело сахарную монополию и в несколько раз повысило железнодорожные тарифы, а к середине октября были разработаны правительственные проекты на спичечную, махорочную, кофейную и чайную государственную монополию. При этом правительство рассчитывало получить на продаже чая 580, а на продаже спичек - 207 миллионов рублей чистой прибыли.
   До кризисного состояния был доведен железнодорожный транспорт. Средняя еженедельная погрузка упала с 70 тысяч вагонов в январе до 43 тысяч в октябре. В самый разгар развала начались массовые забастовки железнодорожников. Железнодорожное сообщение было дезорганизовано и не справлялось ни с военными перевозками, ни со снабжением городов. Над крупными городами нависла угроза голода, на голодном пайке находилась действующая армия, из-за невозможности своевременного подвоза топлива останавливались заводы, росла безработица. В тоже время из 200 тысяч пудов хлеба, направляющихся по железной дороге в Петроград, были разграблены более 100 тысяч пудов.
     
   25 марта Временное правительство создает чрезвычайные продовольственные органы по насильственному изъятию хлеба у крестьян. Согласно постановлению, все продовольственные запасы крестьян выше определенного прожиточного минимума и посевного фонда отчуждались в пользу государства. Всякий владелец продовольственных запасов должен был объявить количество и место хранения имеющегося у него продовольствия. Изъятия осуществлялись по крайне низким ценам. У крестьян, которые отказывались подчиниться, хлеб отбирался силой. Все это создало у крестьянства крайне негативную реакцию по отношению к Временному правительству и способствовало их переходу на сторону большевиков.
   С августа начались массовые крестьянские восстания с требованием национализации земли. В марте было 17 крестьянских волнений в апреле - 204, в мае - 259, в июне - 577, в июле - 1122. К ноябрю 91% уездов оказались охваченными крестьянскими волнениями. При этом карательная политика Временного правительства перестала достигать своих целей. Солдаты все чаще отказывались усмирять крестьян.
   Причиной резкого усиления крестьянских выступлений явилась крупная афера Временного правительства, объявившего 6 августа, что установленные 25 марта твердые цены на урожай 1917 года ни в коем случае повышены не будут. Основная масса бедняков и середняков не ожидая подвоха уже сдала свой хлеб государству. А правительство под шумок корниловского мятежа удвоило твердую цену на хлеб и тем самым подарило два миллиарда рублей помещикам и кулакам, которые, как правило, еще не приступили к сдаче хлеба. Удвоение хлебных цен подорвало заготовки и еще больше расстроило финансы, усилило голод и разруху, содействовало росту цен на другие товары. Сентябрьский план хлебозаготовок был выполнен только на 31%, а октябрьский - на 19%. Хлеб все чаще стал продаваться по гораздо более высоким рыночным ценам, минуя государственную продразверстку.
     
   Вслед за развалом экономики, армии и государственного аппарата начался территориальный развал страны. 4 марта в Киеве образуется Рада Украины под председательством историка Грушевского, которая принимает первый Универсал (основной закон), провозглашающий независимость Украины. А Временное правительство, заигрывая с сепаратистами, объявляет о создании национальных частей. В первую очередь - украинских, на базе 34-го корпуса генерала Скоропатского. И этот корпус стал подчиняться лишь прямым указаниям военного секретаря украинской Рады Петлюры!
   В конце лета 1917 года разгорелась борьба за черноморский флот. На кораблях стали поднимать украинские флаги и списывать с них матросов неукраинской национальности. 7 марта - восстанавливается действие конституции Финляндии. После чего сейм Финляндии провозглашает независимость страны. 17 марта - Временное правительство признает право Польши на независимость. Предъявляют свои права на автономию Кубанское и Донское казачества. Сибирь и Закавказье требуют для себя отдельных Учредительных собраний. А вскоре формируют Объединенное правительство Юго-восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей. Провозглашают свою "независимость" и отдельные регионы, губернии и даже уезды!
     В стране твориться хаос. Погромы, беспорядки, самосуды. Прифронтовая полоса стала настоящим адом. Разложившиеся воинские части громят крестьян, отбирают скот и зерно, пьянствуют и бесчинствуют. Армии фактически уже прекратила свое существование. Высший генералитет, предав Государя императора, воистину получил за свои деяния по заслугам
   Керенщина вошла в историю нашей родины как пример дикого невежества и самомнения ее лидеров, только в результате патологической глупости которых, Россия попала в руки беспринципных доктринеров и фанатиков и была ввергнута в пучину гражданской войны.
   Октябрьский переворот.
   Тотчас же по прибытию в Россию 3 апреля Ленин в своей пламенной речи, произнесенной им с броневика, провозгласил близость мировой революции:
   "Не нынче - завтра, каждый день - может разразиться крах всего европейского империализма. Русская революция положила ему начало. Да здравствует Всемирная социалистическая революция!"
   А 7 апреля "Правда" опубликовала знаменитые ленинские тезисы "О задачах пролетариата в данной революции", которые сразу же вызвали крайне негативную реакцию среди российских социал-демократов. Так, например, Плеханов сравнил "Апрельские тезисы" с бредом Поприщина из гоголевских "Записок сумасшедшего".
   Изначально ленинская стратегия не была поддержана даже большевистским руководством. Так на следующий день, после публикации Тезисов, Каменев опубликовал в "Правде" статью, в которой от имени редакции подчеркивал, что Ленин в опубликованных газетой Тезисах выразил свое личное мнение. Дело было в том, что главный тезис Ленина, который и вызвал столь отрицательную реакцию даже у его ближайших соратников, гласил:
   "Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, - ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства" (Ленин,- "О задачах пролетариата в данной революции").
   Однако это краеугольное положение ленинской стратегии противоречило известному теоретическому положению Маркса о том, что между буржуазной революцией и социализмом должен был лежать длительный исторический период развития капитализма. А ведь в России сдерживаемый самодержавием капитализм находился еще в зачаточном состоянии. Поэтому в соответствии с марксистской теорией, ни о какой социалистической революции в России не могло быть и речи.
   Однако, несмотря на сильное сопротивление, Ленину достаточно быстро удалось переломить оппозицию внутри своей партии и направить все ее силы на планомерную подготовку к социалистической революции. При этом первую задачу партии Ульянов видел в захвате власти в Советах путем критики любых действий своих политических противников и демагогической пропаганды о мире и земле:
   "Признания факта, что в большинстве Советов Рабочих Депутатов наша партия в меньшинстве, и пока в слабом меньшинстве...
   Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу критики и выявления ошибок, пропагандируя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам Рабочих Депутатов" (Ленин,- "О задачах пролетариата в данной революции").
   Но на подготовку к революции: печать листовок и газет, организацию забастовок и митингов, выплату зарплаты партийным функционерам, закупку оружия - были нужны огромные деньги, а до возвращения Ленина в Петроград у большевиков денег не хватало катастрофически, о чем Ильич незадолго до этого писал, и неоднократно. А тут "вдруг" деньги у большевиков появились. И Ленин, скажем, пишет Ганецкому:
   "На сношения Питера с Стокгольмом не жалейте денег!!" (Ленин,- "Письмо Ганецкому 17 марта").
   Были ли эти деньги получены Лениным от немцев? Вероятно да, но при этом однако надо учитывать, что достаточно обоснованных доказательств этого факта до сих пор так и не получено. Тем не менее, появление у большевиков громадных финансовых средств сразу же вскоре после возвращения Ленина - факт неоспоримый. А ведь именно незнамо откуда взявшиеся деньги в значительной степени и обеспечили успех Октября.
  
   18 апреля министр иностранных дел Временного правительства Милюков дал телеграмму союзникам о том, что Россия будет вести войну до победного конца. В ответ на это большевики организовали в Петрограде шумные антивоенные демонстрации, прошедшие под лозунгами: "Долой войну!", "Вся власть советам!", "Временное правительство в отставку!".
   В результате вспыхнувшего правительственного кризиса министры Гучков и Милюков были вынуждены подать в отставку. Так большевики выиграли первый раунд своей борьбы за власть.
   2-го июля возникает новый кризис Временного правительства. В знак протеста против соглашения с Центральной Радой подают в отставку министры-кадеты. Используя эту ситуацию ЦК РСДРП(б) провозгласил лозунг "Вся власть Советам!" и начал подготовку. к массовой акции, с целью заставить Временное правительство передать всю власть Советам.
   3 июля в Петрограде начались демонстрации и митинги. Причем Первый пулеметный полк и ряд других столичных воинских подразделений стали призывать к вооруженному восстанию. 4 июля на улицы Петрограда вышло до полумиллиона человек. Часть вооруженных демонстрантов ворвалась в Таврический дворец и потребовала от членов ВЦИК немедленно взять власть в стране в свои руки. Между демонстрантами и сторонниками Временного правительства произошли вооруженные столкновения, в ходе которых погибло и было ранено более 700 человек. В этих условиях большевистское руководство решило пойти на попятную и прекратить демонстрации.
   После этой победы над сторонниками Ленина Временное правительство перешло в контрнаступление. Большевистские лидеры были обвинены в государственной измене и подкупе немецким генеральным штабом для разложения России. 7 июля было отдано распоряжение об аресте Ленина. Была разгромлена редакция "Правды", а Троцкий, Раскольников, Каменев и другие руководители большевиков арестованы. 8 июля Временное правительство возглавил Керенский. Вместо генерала Брусилова Верховным Главнокомандующим 19 июля был назначен популярный в России генерал Корнилов.
   Второй раунд борьбы за власть был проигран Лениным вчистую. Не смотря на это, большевики на VI съезде (26 июля -- 3 августа) взяли курс на вооруженное восстание. Причем его проведение намечалось не позже сентября -- октября 1917 года.
   Но и их противники не бездействовали. 3 августа в Москве начал работу II Всероссийский промышленно-торговый съезд, на котором прозвучали требования введения в стране военной диктатуры. Единственной кандидатурой в диктаторы назывался генерал Корнилов, которому от лица съезда была послана телеграмма:
   "Да поможет Вам Бог в Вашем великом подвиге по воссозданию армии и спасению России".
   На прошедшем вскоре после этого Государственном Совещании, задуманным Керенским в качестве противовеса Советам, Корнилов предложил с целью выхода из кризиса и создания социальной опоры власти демобилизовать 4 миллионов солдат и наделить их 8 десятинами земли каждого, что было бурно одобрено кадетами.
  
   В это время немцы захватили Ригу. В связи с этим Корнилов потребовал от Временного правительства подчинения ему войск столичного гарнизона, восстановления в тылу смертной казни, расширения компетенции военных трибуналов. А поскольку Керенский отклонил эти требования, то Корнилов 25 августа призвал к отставке главы Временного правительства и двинул на Петроград верные ему части, включая "Дикую дивизию" генерала Крымова.
   В ответ на это Керенский объявил Корнилова мятежником и сместил его с поста Главнокомандующего. Между тем войска Корнилова железнодорожным путем двигались к Петрограду. Александр Федорович обратился за помощью во ВЦИК, объявил революцию в опасности, создал Комитет народной борьбы с контрреволюцией и отдает приказ освободить Троцкого и других руководителей июльских беспорядков. При этом большевики получают право формирования вооруженных отрядов Красной гвардии, которые в скором времени достигают 12-14 тысяч бойцов с резервом винтовок порядка 26 тысяч стволов. Однако в борьбе с Корниловым Керенскому были необходимы союзники. Без их помощи справиться с мятежом генералов он уже не мог.
   Столица готовилась к боям. В этой критической ситуации большевики после некоторых колебаний поддержали Керенского. Опыт разложения армии у них уже был. Навстречу войскам выслали тысячи агитаторов. Кроме того, были разобраны железнодорожные пути и отключена связь. Мятеж выдохся, так и не дойдя до Петрограда.
   Крымов 30 августа застрелился. Генералы Корнилов, Романовский, Лукомский, Деникин, Краснов, Марков, Эрдели и ряд других высших офицеров были арестованы. После очередной крупной чистки, прошедшей после разгрома корниловского мятежа, были уволены как контрреволюционные практически все офицеры, пытавшиеся поддерживать хоть какой-нибудь порядок в армии. Часть офицеров как корниловцев отстраняли или даже убивали сами солдаты.
   Корниловский мятеж был последней попыткой национально ориентированных сил противостоять безумию и глупости керенщины. Попыткой удержать Россию от еще более серьезной революции и бессмысленной кровавой бойни гражданской войны, в которую в конечном итоге ее и ввергнут генералы Корнилов и Алексеев, столь позорно спасовавшие в августе 1917 года перед страшнейшим растлителем своей отчизны. Трудно сказать мог ли Корнилов вывести Россию на более счастливую дорогу, чем та, которую ей уготовила наша история. Тем не менее, шанс у него такой был. Керенщина еще агонизировала в течение двух месяцев, для того, чтобы окончательно уступить место уже совсем иной диктатуре - диктатуре пролетариата.
  
   После разгрома корниловского мятежа в глазах широких масс большевики становятся спасителями революции. Кроме того, они восстановили в столице свои вооруженные отряды Красной гвардии, и получили мощный пропагандистский козырь в борьбе за власть. Все это им позволило добиться очередной существенной победы. Большевики, наконец, получили большинство в Петросовете, во главе которого был избран один из злейших врагов России - Троцкий. Тем временем подготовка к восстанию стала вестись под предлогом защиты предстоящего съезда Советов от любых контрреволюционных вылазок.
   В это время Ленин настойчиво требовал от членов ЦК РСДРП(б), Московского и Петроградского комитетов большевистской партии не ждать созыва нового съезда Советов, а немедленно брать власть в свои руки. Эти его призывы спровоцировали правительство на ответные действия. Пытаясь упредить выступление большевиков, Керенский стал стягивать немногочисленные верные ему части к Петрограду.
   В стране царила разруха, полностью были дезорганизованы промышленность и транспорт. Громадные массы солдат бежали с фронта, по дороге домой превращаясь в мародеров и грабителей. Керенский с каждым днем терял свою власть. Теперь любой даже вполне разумный шаг правительства представлялся большевистской пропагандой как акт войны против трудового народа.
  
   Но Ленин по-прежнему упорно толкал свою партию к захвату власти, и 10 октября ему удалось провести через ЦК десятью голосами против двух решение о вооруженном восстании. Против голосовали Каменев и Зиновьев, считавшие, что в России еще нет условий для построения социализма, а потому взятие власти РСДРП(б) дискредитирует саму идею социализма.
   12 октября решением Петроградского Совета был образован Петроградский Военно-революционный комитет (ВРК) для разработки плана обороны города, учета личного состава войск гарнизона, контроля за распоряжениями военного командования и мобилизации сил для антиправительственного восстания. В состав ВРК вошел и возглавил его избранный 16 октября на заседании ЦК РСДРП(б) Военно-революционный партийный центр (Бубнов, Дзержинский, Свердлов, Сталин, Урицкий), предназначенный для руководства вооруженным восстанием.
   Петроградский ВРК тотчас же назначил своих комиссаров в воинские части, на корабли и ряд важных государственных объектов, потребовал от войск исполнять приказы Главнокомандующего войсками Петроградского военного округа Полковникова только с санкции ВРК.
   В ответ на это Временное правительство, стремясь сорвать подготовку к восстанию, собрало подразделения юнкеров из Петрограда и Ораниенбаума, усилив охрану важнейших объектов, в том числе Зимнего дворца.
   Керенский пытался найти помощь в Предпарламенте для подавления готовящегося восстания, но не получил там необходимой поддержки, и утром 25 октября выехал в штаб Северного фронта, в Псков, чтобы оттуда должен был привести в Петроград верные Временному правительству войска. Однако командующий фронтом генерал Черемисов заявил, что приказ Керенского о посылке войск им отменен, так как у него нет частей, которые можно снять с фронта. Керенский, получив отказ, встретился с генералом Красновым, заверившим его, что казаки и пехота пойдут на выручку Временного правительства.
   Между тем события в Петрограде нарастали лавинообразно. Утром 24 октября по распоряжению правительства юнкера совершили налет на типографию газеты большевиков "Рабочий путь". Одновременно был отдан приказ об аресте и предании суду членов Петроградского ВРК. Однако большевики приняли ответные меры. По указанию ВРК солдаты Литовского полка и саперного батальона изгнали юнкеров из типографии. Далее революционными частями была сорвана попытка юнкеров развести мосты через Неву. Тем временем на сторону ВРК перешли солдаты Кексгольмского полка, охранявшие Центральный телеграф. Отряд моряков завладел Петроградским телеграфным агентством, а подразделения Измайловского полка -- Балтийским вокзалом. Были блокированы Павловское, Владимирское пехотные и другие военные училища.
   В то же время Петроградский ВРК медлил с началом штурма Зимнего дворца, так как председатель Петросовета Троцкий предлагал передать решение вопроса о власти очередному съезду Советов. Но Ленин вечером 24 октября потребовал немедленно арестовать правительство.
   Во втором часу ночи 25 октября красногвардейцы Выборгского района, моряки и солдаты Кекскольмского полка захватили Главный почтамт, а саперы -- Николаевский вокзал. В половине четвертого утра крейсер "Аврора" встал у Николаевского моста, около шести часов был занят Госбанк, а затем Центральная телефонная станция. В час дня в руки заговорщиков перешел Мариинский дворец, где они распустили Предпарламент. Затем были захвачены военный порт и Главное адмиралтейство. Около 3 часов дня на экстренном заседании Петросовета Ленин заявил, что рабочая и крестьянская революция свершилась.
   Вечером к Зимнему дворцу стали подтягиваться части, верные ВРК. Они заняли Военное министерство и все подходы к Дворцовой площади. В 19 часов Временному правительству был предъявлен ультиматум о сдаче. После его отклонения в 21 час 40 минут были произведены артиллерийские выстрелы из Петропавловской крепости и затем с крейсера "Аврора". Начался обстрел дворца из винтовок и пулеметов, продолжавшийся 10 -- 15 минут. После этого сдались часть казаков, юнкеров, полурота женского батальона. Оставшимся в Зимнем дворце был предъявлен новый ультиматум, и после отказа сдаться был открыт артиллерийский обстрел, окончательно деморализовавший защитников Временного правительства. По существу, организованного сопротивления они не оказали. Отряды ВРК проникли во дворец и около двух часов ночи арестовали министров Временного правительства.
  
   Между тем в 22 часа 40 минут Дан от имени ВЦИК открыл II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Съезд почти единогласно поддержал предложение Мартова об урегулировании политического кризиса мирным путем и о начале переговоров с целью создания коалиционного демократического правительства.
   Однако правые эсеры и меньшевики выступили с резким осуждением большевиков, но не найдя поддержки, покинули съезд. Мартов, желая остановить развитие гражданской войны и добиться согласия между социалистическими партиями, предложил резолюцию, которая осуждала большевиков за осуществление переворота до открытия съезда, требовала создания общедемократического правительства. Но после оваций, устроенных съездом прибывшим большевикам -- членам городской думы, и речи Троцкого, в которой он высмеял предложение Мартова, меньшевики-интернационалисты ушли со съезда. В 2 часа 40 минут по требованию левых эсеров, отстаивавших точку зрения Мартова, был объявлен перерыв.
   После перерыва Каменев объявил о взятии Зимнего дворца и аресте министров Временного правительства. После чего настроения колебавшихся делегатов окончательно склонились в пользу большевиков. Под утро съезд заслушал и принял написанное Лениным обращение "Рабочим, солдатам и крестьянам", в котором объявлялось о переходе власти к II Съезду Советов, а на местах -- к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вечером 26 октября съезд принял "Декрет о мире" и "Декрет о земле".
   На съезде было утверждено большевистское временное рабочее и крестьянское правительство -- Совет Народных Комиссаров (СНК), и избран новый состав ВЦИКа. Из 101 его члена 62 являлись большевиками, 29 -- левыми эсерами, 6 -- меньшевиками-интернационалистами.
   Утром 26 октября, находившийся в городе Остров, Керенский отдал приказ о движении 3-ro конного корпуса генерала Краснова на Петроград. Однако в его распоряжении находилось всего 700 казаков, с которыми он 27 октября без боя занял Гатчину и после непродолжительной перестрелки 28 октября вошел в Царское Село, а через день вышел к Пулковским высотам. Для разгрома небольшого по численности отряда, оставшегося верным Временному правительству, большевики мобилизовали более 10 тысяч солдат, матросов и красногвардейцев.
   В Петрограде генерала Краснова готовился поддержать созданный еще 24 октября Комитет общественной безопасности под руководством городского головы Шрейдера. Через день главным образом эсерами и меньшевиками -- членами городской думы, прежнего ВЦИКа, исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов, ушедшими со II съезда Советов, членами фракций социалистических партий был создан Комитет спасения Родины и революции. Комитет планировал одновременно с вступлением в Петроград войск Краснова поднять восстание против большевиков. Но начать действовать ему пришлось раньше. 29 октября против большевиков выступили юнкера, но вскоре они были разгромлены.
   Левое крыло меньшевиков, а отчасти и эсеров, не поддерживая вооруженные выступления, тем не менее, осуждало и большевиков. Всероссийский исполнительный комитет профсоюза железнодорожников под угрозой всеобщей забастовки потребовал прекратить военные действия и начать переговоры с целью создания однородного социалистического правительства. В ходе начавшихся 29 октября переговоров большевики согласились на расширение базы правительства и изменение его состава и даже склонялись к исключению из него Ленина и Троцкого (чего добивались меньшевики и эсеры). Тем не менее, они пытались отстоять другие решения II съезда Советов. В то же время Каменев, Рязанов и другие большевики готовы были пойти гораздо дальше навстречу жестким требованиям меньшевиков и эсеров. В частности, они согласились на создание Народного совета вместо избранного на II съезде Советов ВЦИКа и на выдвижение главой нового правительства Чернова или даже более правого Авксентьева.
   Однако вскоре руководство партии большевиков резко изменило свою позицию, отказавшись от продолжения переговоров. Поводом послужил исход сражения на Пулковских высотах, где имеющей десятикратное превосходство сил Красной гвардии удалось одержать победу над казаками Краснова. 1 ноября Керенский бежал из Гатчины, генерал Краснов был задержан, но вскоре освобожден под честное слово не воевать против революции.
  
   Похабный Брестский мир и гибель империи.
   Существует устойчивый миф, что Ленин якобы всячески старался прекратить мировую бойню и добиться установления скорейшего мира. Однако факты говорят об обратном. Вот, например, как Владимир Ильич относился к идее прекращения войны на ее начальном этапе:
   "Долой поповски-сантиментальные и глупенькие воздыхания о мире во что бы ни стало! Поднимем знамя гражданской войны" (Ленин, Положение и задачи социалистического интернационала);
   "Лозунг мира, по-моему, неправилен в данный момент. Это обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война" (Ленин, "Письмо Шляпникову 17.10.14");
   "Лозунг мира можно ставить или в связи с определенными условиями мира или без всяких условий, как борьбу не за определенный мир, а за мир вообще...
   За мир вообще стоят безусловно все до Китченера, Жоффра, Гинденбурга и Николая Кровавого, ибо каждый из них желает кончить войну:- вопрос именно в том, что каждый ставит империалистические (т.е. грабительские, угнетающие чужие народы) условия мира в пользу своей нации" (Ленин, "Вопрос о мире").
   В лозунге "мира вообще" Ленина абсолютно не устраивала возможность завершения мировой бойни раньше, чем она перерастет в еще более кровавую гражданскую войну и мировую революцию. Он категорически настаивает на том, что война должна кончиться лишь после победы революции, когда пролетариат воюющих стран свергнет буржуазные правительства. А до тех пор любые попытки отдельных социалистов прекратить бессмысленную кровавую бойню и заключить мир, между воющими странами вызывали в Ленине приступы ярости и негодования:
   "Речь идет о статье одного из виднейших (и подлейших) оппортунистов с.-д. партии Германии, Кварка, который, между прочем, сказал: "Мы, немецкие с.д., и наши австрийские товарищи, заявляем непрестанно, что мы вполне готовы вступить в сношения (с английскими и французскими с.-д.) для начала переговоров о мире. Немецкое императорское правительство знает об этом и не ставит ни малейших препятствий"...
   Кто не понимает этого даже теперь, когда лозунг мира (не сопровождающийся призывом к революционным действиям масс) проституирован венской конференцией..., тот - просто бессознательный участник в социал-шовинистическом надувательстве народа" (Ленин, "К оценке лозунга "мир"").
   Тем не менее, после Февральской революции заявления Ленина по вопросу о мире несколько меняют свою тональность. В это время Владимир Ильич уже не решался публично провозглашать, что стремление к миру, это сентиментальная поповщина. На смену этому ерничанью пришли призывы к борьбе с империалистической войной, которые, однако, нисколько не изменили сути ленинской позиции, что настоящий мир не возможен без социалистической революции:
   "Борьба с империалистической войной невозможна иначе, как борьба революционных классов против господствующих классов во всемирном масштабе" (Ленин, "Речь о войне 22.07.17").
   Для того чтобы доказать, что устойчивый мир при власти капиталистов невозможен Ленин выдвигает тезис, согласно которому войну якобы, в принципе, нельзя завершить без отказа от аннексий. При этом само понятие аннексии им стало трактоваться чрезвычайно расширительно и крайне расплывчато: не только как захват чужой территории, осуществленный во время ПМВ, но и, как все захваты во всех предшествующих воинах. Кроме того, Ленин существенно расширил и трактовку принципа права нации на самоопределение, распространив его не только на нацию, но и на народность, и на народ:
   "Главным условием демократического мира является отказ от аннексий (захватов) - не в том неправильном смысле, что все державы возвращают потерянное ими, а в том, единственно правильном смысле, что каждая НАРОДНОСТЬ, без единого исключения, и в Европе, и в колониях, получает свободу и возможность решить сама, образует ли она отдельное государство или входит в состав любого иного государства" (Ленин, "Задачи Революции").
   "В теоретическое определение аннексии входит понятие "чужой народ", т.-е. НАРОД, сохранивший особенность и волю отдельному существованию" (Ленин, "Каша в головах").
   При этом вождь мировой революции, вероятно, понимал, что различие между малорусским и великорусским языками находится на уровне различий между диалектами одного и того же языка, и поэтому он вообще отказался от критерия языковых различий, как условия, необходимого для самоопределения:
   "Аннексия - это присоединение всякой страны, отличающейся национальными особенностями, всякое присоединение нации, - безразлично, отличается ли она языком, если она чувствует себя другим народом, против ее желания" (Ленин, "Речь на совещании большевиков 17.04.17").
   Таким образом, с одной стороны большевики всячески заботились о праве самоопределения всех народов, национальностей или наций, считая, что никто не должен прибегать к насилию при определении границ между государствами:
   "Мы говорим, что границы определяются волей населения. Россия не смей воевать из-за Курляндии! Германия, долой войска из Курляндии! Вот так решаем вопрос об отделении. Пролетариат прибегать к насилию не может, ибо он не должен мешать свободе народов" (Ленин, "Речь по национальному вопросу").
   С другой стороны никакой законности или же соблюдения воли большинства внутри своей собственной страны большевики соблюдать не собирались еще задолго до своего прихода к власти:
   "Мы все согласны, что власть должна быть в руках Советов Рабочих и Солдатских Депутатов... Это будет именно государство типа Парижской Коммуны. Такая власть является диктатурой, т.-е. опирается не на закон, не на формальную волю большинства, а прямо непосредственно на насилие. Насилие - орудие силы" (Ленин, "Доклад о текущем моменте 07.05.17").
   Впрочем, необходимость насилия для сторонников Ленина понятна, ведь абсолютное большинство населения в России составляли крестьяне, на поддержку которых большевикам рассчитывать было трудно, именно поэтому диктатура для них была единственным способом удержаться у власти. Именно поэтому уже в первых советских Конституциях был прописан принцип диктатуры пролетариата, который, в частности, осуществлялся путем предоставления рабочим нормы представительства в избираемых народом органах власти в пять раз большей, чем у крестьян:
   "Съезд Советов Союза Советских Социалистических Республик составляется из представителей городских Советов и Советов городских поселений по расчету 1 депутат на 25000 избирателей и представителей губернских съездов Советов -- по расчету 1 депутат на 125000 жителей".
   Так почему же тогда Ленина так волновал вопрос свободного, демократического решения проблемы самоопределения всех угнетенных наций, если он сам возвел неравноправие и насилие в принцип проводимой им внутренней политики по отношению к большинству русского народа?
   Дело в том, что до Октябрьской революции Ильич намеренно выдвигал провокационные и заведомо невыполнимые лозунги, чтобы максимально расшатать устои существовавшего тогда миропорядка. А лучшего способа взорвать капиталистический мир, чем игра на националистических струнах и разжигании межнациональной розни, трудно было и придумать. Ведь реализация принципа самоопределения, особенно в районах со смешанным населением всегда была детонатором, приводящим к взрывам народного недовольства.
   Но, закрепившись во власти, Ленин сразу же забыл, что "угнетаемыми" великороссами остались, скажем, среднеазиатские народы, которые по-прежнему были лишены права свободного выхода их РСФСР, хотя они имели свои языки и с оружием в руках доказали наличие и них желания к самоопределению. Не вспоминал Владимир Ильич про свои собственные принципы о праве на самоопределение и при решении вопроса о судьбе казачества.
   Ульянов прекрасно понимал, что выдвигаемые им условия мира, при котором необходимо было бы пересматривать границы подавляющего большинства стран, являлось абсолютно неприемлемым для всех главных участников войны, а значит, эти условия, в принципе, не могли способствовать ее окончанию:
   "Не может ни один социалист, оставаясь социалистом, ставить вопрос об аннексиях (захватах) иначе, не может отказывать в праве самоопределения, в свободе отделения каждому народу.
   Но не будем обманываться: такое требование означает революцию против капиталистов. Прежде всего, в первую голову не примут такого требования (без революции) английские капиталисты, имеющие аннексий (захватов) больше, чем любая нация в мире" (Ленин, "Сделка с капиталистами или низвержение капиталистов?).
   Поэтому вождь мирового пролетариата вынужден был признать, что его призывы мира без аннексий являются лишь тактическим лозунгом, подчиненным главной цели - борьбе за мировую революцию:
   "Когда мы говорим: "без аннексий", то мы говорим, что для нас этот лозунг есть только подчиненная часть борьбы против всемирного империализма" (Ленин, "Речь о войне 22.07.17").
   "И главное - свергать надо буржуазные правительства и начинать с России, ибо иначе получить мира нельзя" (Ленин, "Письмо Ганецкому").
  
   Долгожданный мир.
   По мере приближения к моменту времени, когда большевики уже реально могли бы захватить власть в свои руки, лозунг "мира" стал уже одним из основных тезисов в выступлениях и статьях Ленина, поскольку он прекрасно понимал, что только таким образом можно было обезопасить грядущую революцию от подавления ее армией:
   "Ибо не пойдут войска против правительства мира" (Ленин, "Кризис назрел").
   Хотя для достижения основной цели Ленина - победы мировой революции, требовалось вовсе не установление мира, а продолжение мировой бойни, а, главное, ее перерастание в гражданскую войну, причем ни только в России, но и в Германии, и во Франции.
   "Мы будем говорить правду: что демократический мир невозможен, если революционный пролетариат Англии, Франции, Германии, России не свергнет буржуазные правительства" (Ленин, "Поворот в мировой политике")
   Поэтому одновременно с призывами к миру Ульянов по-прежнему продолжал настаивать на принципах установления мира без аннексии, в им же изобретенной, абсурдной и никем не признанной трактовке.
   И все бы было ничего, но вот беда русские солдаты от постоянных большевистских призывов к братанию, взяли и начали брататься всерьез, а какая же могла быть война с немцами, если они вдруг стали нашими братьями? С братьями воевать негоже, а значит, и делать русскому мужику на фронте было больше нечего. Вот и начали солдаты расходиться по домам, спеша принять участие в разделе обещанной им земли. В результате остатки вконец деморализованной русской армии таяли буквально не по дням, а по часам. А вот германские войска, как стояли, так и продолжали стоять, и всякие там братания на них действовали крайне слабо. Вот тут-то, осознав печальный итог своих деяний, направленных на разложение армии, Владимир Ильич вдруг спохватился:
   "Солдаты просто бегут. Об этом говорят доклады с фронта. Ждать нельзя, не рискуя помочь сговору Родзянки с Вильгельмом (такого сговора в природе не существовало, а слухи о нем были лишь плодом больной фантазии Ульянова,- Ю.Ж.) и полной разрухой при повальном бегстве солдат, если они (уже близкие к отчаянию) дойдут до полного отчаяния (а кто же тогда будет воевать за идеалы революции?- Ю.Ж.) и бросят все на произвол судьбы" (Ленин, "Письмо к товарищам").
   В начале войны Ленин писал, что даже если немцы возьмут Питер, то это никак не изменит характер войны. Теперь же до Ильича, наконец-то, дошло, что падение Петрограда грозит настоящей катастрофой. Выход мог быть лишь один - скорейший силовой захват власти большевиками. И при этом плевать Ленин хотел на свободу волеизъявление великороссов, поскольку результаты такого волеизъявления для него были заранее очевидны, они могли принести большевикам лишь окончательное поражение:
   "Ждать до Учредительного Собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно" (Ленин, "Доклад на заседании ЦК 23 октября 1917 года").
   Да, что там Учредительное Собрание, Ульянов был не уверен даже в результатах голосования на Съезде Советов, где большинство голосов было у его сторонников:
   "Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решить такие вопросы (однако только одному Ленину было известно это тайное желание НАРОДА,- Ю.Ж.) не голосованием, а силой" (Ленин, "Письмо к членам ЦК")
   Тем не менее, без призывов к миру большевикам к власти было не придти и на ее вершине не удержаться, но мир-то Ленину был нужен только после захвата власти его партией:
   "Надо скорей кончать эту преступную войну, и не сепаратным (отдельным) миром с Германией, а всеобщим миром, и не миром капиталистов, а миром трудящихся масс против капиталистов. Путь к этому один: переход всей государственной власти целиком в руки Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов и в России и в других странах" (Ленин, "Письмо к делегатам Съезда Крестьянских Депутатов).
   Наконец в ночь с 24 на 25 октября большевики арестовали временное правительство и захватили власть в Петрограде. После чего на Съезде Советов были приняты первые декреты новой власти. И, прежде всего, декрет о мире. Теперь Ленин выступил уже в роли главы правительства России. Однако, не смотря на это, он продолжает талдычить об совершенно абсурдных условиях прекращения войны, которые должны были бы перекроить границы практически всех государств мира.
   По мысли Владимира Ильича для начала процедуры самоопределения было достаточно, чтобы некто просто заявил о таковом желании в печати, или же за независимость высказалась какая-либо из партий. После чего следовало вывести все войска с той области, о желании к самоопределению которой было заявлено в печати, и провести демократическую процедуру всенародного голосования, которая должна была окончательно определила ее судьбу:
   "Если какая бы то ни было нация удерживается в границах данного государства насилием, если ей, вопреки выраженному с ее стороны желанию - все равно, выражено ли это желание в печати, в народных собраниях, в решениях партий или возмущениях и восстаниях против национального гнета - не предоставляется права свободным голосованием, при полном выводе войска присоединяющей или вообще более сильной нации, решить без малейшего принуждения вопрос о формах государственного существования этой нации, то присоединение ее является аннексией, т.е. захватом и насилием" ("Декрет о мире", принят съездом Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г.)
   Впрочем, на этом дипломатические фантазии вождя революции внезапно прервались, и в нем вдруг проснулось подобие здравого смысла:
   "Вместе с тем Правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т.е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей страной и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира" ("Декрет о мире", принят съездом Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г.).
   .
   Бывшие союзники России по Антанте, естественно, от ленинских мирных предложений открестились. Так что ни к какому всеобщему миру призывы Ленина не привели, да и привести не могли. Однако если ранее Ильич категорически отвергал даже саму возможность заключения сепаратного мира: "Сепаратного мира для нас не может быть, и по резолюции нашей партии нет и тени сомнения, что мы его отвергаем... Никакого сепаратного мира с немецкими капиталистами мы не признаем и ни в какие переговоры не вступим" (Ленин, "Речь о войне"), то тут, наплевав на собственные принципы, советское правительство подписывает с немцами перемирие, а 22 декабря начинает вести с Германией и ее союзниками сепаратные переговоры.
   И тут уж кайзер, будто кошка с мышкой, затевает игру с большевистскими дилетантами в области дипломатии. Для начала, Берлин заявляет о присоединении к основным положениям советской декларации о мире без аннексий и контрибуций, при условии принятия этих предложений правительствами стран Антанты. После чего Петроград вновь обращается к своим бывшим союзникам с приглашением принять участие в мирных переговорах. Разумеется, не получая при этом от них никакого ответа.
   Тем временем Берлин на оккупированных им территориях проводил целенаправленную деятельность по формированию в бывших национальных окраинах России полностью подотчетных ему марионеточных правительств, добивающихся отделения от России. На Украине не без влияния ленинских воплей о так называемом национальном угнетении великороссами малороссов к власти пришла буржуазная Рада, которая мгновенно стала искать защиты своей самостийности у немцев.
   9 января немецкая сторона заявила, что поскольку Антанта не присоединилась к мирным переговорам, то Германия считает себя свободной от советской формулы мира, а через несколько дней, потребовала отторжения от России свыше 150 тысяч квадратных километров ее территории. Причем все это делалось Берлином в полном соответствии с немецкой трактовкой принципа мира без аннексий. Просто Германия якобы была вынуждена держать свои войска в Польше и Прибалтике по просьбе национальных правительств этих новых государств.
   9 февраля Германией и Австрией был подписан сепаратный мир с украинской Радой. Хотя в этот момент времени Рада уже никого не представляла, поскольку власть на Украине практически полностью перешла к Советам.
   18 февраля австро-германские войска начали наступление по всему фронту от Балтийского до Черного моря. Через два дня немцы вошли в Минск. В эти дни генерал Гофман записал в своем дневнике:
   "Вчера один лейтенант с шестью солдатами захватил шесть сотен казаков...
   Самая комичная война из всех, которые я видел, малая группа пехотинцев с пулеметом и пушкой на переднем вагоне следует от станции к станции, берет в плен очередную группу большевиков и следует далее".
   21 февраля Ленин объявил "социалистическое отечество в опасности". С тех пор в советской мифологии возник праздник "День Советской армии". В соответствии с этим историческим мифом 23 февраля под Нарвой и Псковом только что созданные полки Красной армии якобы остановили немецкое наступление. Однако никакого наступления немцев на Петроград в то время в природе не было, поскольку оккупация русской столицы могла привести к падению правительства Ленина и полному восстановлению Антанты, чего немцы опасались более всего.
   Тем не менее, поскольку стараниями большевиков русская армия фактически была уничтожена, то по категорическому требованию Ленина, мгновенно забывшего о своих заверениях ни при каких обстоятельствах не подписывать сепаратного мира с Германией, ЦК ВКП(б) принял решение о полной капитуляции, и 3 марта 1918 года правительством Ленина был подписан с Германией и ее союзниками Брестский мирный договор. Так высадив в Петрограде ленинский десант и заключив с ним сепаратный мир, Германия получила на Востоке все, о чем только могла мечтать начиная мировую войну.
   От России отторгалась территория Польши, Прибалтики, Украины и Белоруссии общей площадью в 780 тыс. кв. км. с населением 56 миллионов человек, что составляло почти треть населения Российской империи, включая 40% всех промышленных рабочих. На этой территории находилось 27% обрабатываемой в стране земли, 26% всей железнодорожной сети, 33% текстильной промышленности, выплавлялось 73% железа и стали, добывалось 89% каменного угля, находилось 90% сахарной промышленности, 918 текстильных фабрик, 244 химических предприятия, 615 целлюлозных фабрик, 1073 машиностроительных завода.
  
   По условиям Договора Россия обязывалась выплатить победителям 2,5 миллиарда рублей репараций, произвести полную демобилизацию своей армии, признать марионеточные правительства Украины, Прибалтики и Финляндии и незамедлительно вывести оттуда все свои войска.
   Формально отошедшие от России территории не аннексировались Германией, однако в условиях немецкой оккупации правительства ряда вновь образованных государств к моменту заключения договора уже обратились к Берлину с "просьбой" о присоединении ко Второму рейху, а когда, скажем, правительство Украины 17 апреля 1918 года отказалось подписать украино-германскую военную конвенцию, на которой настаивали немцы, то оно попросту было арестовано, а во главу "независимого" государства был поставлен еще более незалежный гетман Скоропадский, который сразу же подписал все, что от него требовали в Берлине. В целом же все это было прямо-таки настоящим триумфом провозглашенной Лениным политики мира без аннексий и контрибуций.
  
   Впрочем, Ленин не слишком-то горевал об отданных немцам территориях, хотя он и назвал Брестский мир - похабным, но гораздо большее его возмущение вызвало отторжение Антантой территорий у Германии:
   "Брест-Литовский мир, продиктованный монархической Германией, а затем ГОРАЗДО БОЛЕЕ ЗВЕРСКИЙ И ПОДЛЫЙ Версальский мир, продиктованный "демократическими" республиками, Америкой и Францией, а также "свободной " Англией" (Ленин,- "Империализм, как высшая стадия капитализма").
   Именно поэтому сейчас, когда в российском обществе необычайно возрос интерес к патриотической деятельности грузина Сталина, практически никто уже не вспоминает добрым словом дела великоросского русофоба Ульянова. Ныне в адрес Ленина чаще летят лишь слова анафемы и проклятий.
  
  
   Заключение.
   Большая геополитическая игра, это извечная борьба великих государств за достижение ими мирового первенства, осуществляемая с помощью дипломатических, экономических и военных средств. Непременным атрибутом большой геополитической игры являются военно-политические союзы, которые два или более государств заключают между собой для решения общих для них задач, как правило, для борьбы с общим противником. Вступая в коалицию каждое из государств, во главу угла ставит свои национальные цели, которые, далеко не во всем совпадают с целями остальных участников союза. Тем не менее, добровольный союз возникает только тогда, когда общая для всех его участников цель перевешивает остающиеся между ними разногласия.
   Наивысшей точкой союза является достижение поставленной цели в результате военной или дипломатической победы над общим противником. Однако довольно часто достижение этой цели приводит к тому, что после одержанной победы, бывших союзников уже ничего не сплачивает, а сохранившиеся между ними противоречия приводят к тому, что бывшие союзники становятся если не врагами, то противниками.
   Примеров такой трансформации еще недавних бывших союзников во врагов, а бывших врагов в союзников история знает великое множество. Достаточно вспомнить, что уже вскоре после победы европейской коалиции над Наполеоном. Англия, Австрия и Франция решительно выступили в дипломатическую борьбу против России и Пруссии. А в 1853 году еще недавно воевавшие друг с другом Англия и Франция совместно напали на Россию - бывшую английскую союзницу в войне с Францией.
   Летом 1849 года Австрийская империя была буквально спасена Николаем I от распада и гибели, и, как тогда казалась царю, победа над венгерскими повстанцами должна была бы обеспечить прочный союз России с Австрийской империей в случае осложнений на Балканах или борьбы за Проливы. Однако вся благодарность Франца-Иосифа мгновенно испарилась, как только у России возникли проблемы в ходе войны 1853-56 годов.
   С другой стороны после австро-прусской войны 1866 года Австрия и Германия стали неразлучными союзниками. А воевавшие между собой как во время наполеоновских воин, так и во время Крымской войны Франция и Россия в 1893 году заключили военно-политический союз, направленный против давнего русского союзника - Германии.
   Нельзя здесь ни вспомнить и историю освобождения Болгарии русскими войсками во время русско-турецкой войны 1877-78 годов, после чего София и во время ПМВ и во время ВМВ выступила в рядах противников России.
  
   К концу 19 века отношения между Англией и Францией обострились из-за Египта до предела, однако, осознав угрозу, которую Германия стала представлять обеим странам Париж и Лондон вдруг заключили между собой союз Сердечного согласия.
   Но как только Антантой была одержана победа, а Германия повержена, сразу же на первый план вышли другие задачи английской политики. И в этих условиях Великобритания была уже заинтересована в том, чтобы ни при каких обстоятельствах не допустить возрождения мощи России. Именно поэтому Лондон отказался поддерживать белых, которые выступали под лозунгом единой и неделимой России. И именно поэтому в гражданской войне стала возможна победа красных, которые, как показал Брест, были готовы жертвовать чем угодно, только бы удержаться у власти.
   Впрочем, приоритеты английской политики после окончания ПМВ очень быстро изменились, не только по отношению к России, но и по отношению к Франции и Германии. Уже на Парижской мирной конференции 1919 года Лондон сделал все, чтобы не допустить кардинального ослабления Германии, которая теперь была нужна ему в качестве противовеса против слишком уж усилившейся Франции. И тем самым Британия в Версале создала объективные предпосылки для возникновения новой мировой войны.
  
   На первый взгляд такой процесс трансформации союзников во врагов, а врагов в союзников, может показаться случайным и даже хаотичным, но это совсем не так. За всеми внезапными переменами в направлении политического вектора того, или иного государства, как правило, стоят хорошо выверенные шаги игроков большой геополитической игры. Поэтому чтобы понимать историю не просто как набор фактов и дат, необходимо, прежде всего, вникнуть в мотивацию всех участников большой игры, и осознать какую последовательность событий стремиться выстроить тот или иной игрок, когда делает свой очередной ход. Как и то, что из этого шага выходило в действительности.
   Последнее время на книжных прилавках появилось большое количество книг, в которых проблема истории большой геополитической игры России сводится к англо-русским противоречиям. Лейтмотивом этих произведений является идея о том, что главными врагами России всегда были англосаксы в лице Великобритании и США, а нашим естественным союзником будто бы является Германия.
   В этой связи даже появилось "теория", согласно которой Россию и Германию якобы намеренно стравили англичане, в результате чего русские и немцы яростно сражались между собой и в Первой, и во Второй мировой войне за интересы Великобритании. Ни в коей мере не являясь ни сторонником западных ценностей, ни англофилом, тем не менее, должен сказать, что такая позиция представляется ни чем иным, как примитивным упрощенчеством, и абсолютно не соответствует сложнейшей картине реальной мотивации основных участников обеих мировых воин.
  
   * * *
  
   В настоящее время есть основания полагать, что уже начался очередной процесс смены мирового лидера. На сей раз на эту роль претендует Пекин. Но если такая смена действительно произойдет, то неизбежно возникнет углубление русско-китайских противоречий. И к этому надо быть готовым. Разумеется, в таком случае нам нужны будут союзники, при этом нельзя исключить, что национальные интересы США и России могут вновь привести к очередному союзу между нашими странами.
   Следовательно, хотя сейчас Америка, безусловно, является нашим вероятным и очень опасным врагом, но при этом нельзя демонизировать Вашингтон, представляя его в качестве извечного и непримиримого врага России, союз с которым в будущем якобы принципиально невозможен. Ровно, как нельзя и недооценивать истинные цели сегодняшней американской политики. При этом надо иногда вспоминать слова бывшего государственного секретаря США, мадам Олбрайт, которые она рубанула в одном из своих публичных выступления в декабре 2005 года:
   "Это не справедливо, что одна страна обладает такими территориями как Сибирь и Дальний Восток. Территории, на которой может расположиться несколько государств".
  
   Тем не менее, у России нет, и не может быть как постоянных врагов, так и постоянных друзей. Поэтому необходимо быть готовым по мере надобность без всякого сожаления менять их, не особенно заботясь при этом о моральной стороне дела. А единственным, чем следует при этом руководствоваться, так это долгосрочными национальными интересами Российской империи, как бы империя не называлась в данный момент времени.
  
  
  
  
  

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"