Русанов Владислав : другие произведения.

Горячие ветры севера. Закатный ураган

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Есть обложка. В первой декаде июня обещали выход книги из тапографии.

ГОРЯЧИЕ ВЕТРЫ СЕВЕРА

Часть третья

ЗАКАТНЫЙ УРАГАН


Автор выражает благодарность
членам Донецкого КЛФ "Странник"
за дружескую поддержку

* * *
Беглец летит, не чуя ног,
Дрожит от страха, изнемог.
Еще чуть-чуть, еще рывок...
Упал - пробит стрелою бок.
Клубок!

Кто распахал за речкой лог?
Кто потравил люцерки стог?
Ужо задам тебе урок!
Рогатиной соседа в бок!
Клубок!

Тот трус, кто чести не сберег.
Шагнет размолвка на порог.
Упрек, пощечина, плевок,
И рвет кольчугу злой клинок.
Клубок!

Наследства делится пирог:
"К удару копья! С нами Бог!"
Ату! Рвани побольше клок,
Послаще заглотни кусок!
Клубок!

ПРОЛОГ

В середине второго осеннего месяца - златолиста - светает поздно. Даже в левобережье Ауд Мора. Утром по полям ползут языки белесого тумана. Клубятся в низинах, огибают пригорки, заползают в лесную чащу. Наполовину облетевшие ясени и падубы стоят по колено в молочных реках, как сказочные великаны. Их ветви, словно растопыренные руки, так и норовят сцапать неосторожного путника. Нагоняют страх...
Трелек проснулся задолго до рассвета. Прошлепал босыми пятками наискось через избу. На лавках сопели младшие братья и сестры. Из-за вышитой занавески доносился зычный храп отца. Понятное дело, засонь среди поселян в пограничных землях Повесья и Трегетрена днем с огнем не сыщешь, но осенью можно позволить себе подремать чуток подольше. Не спал только старший брат Трелека - Дрон. От заката до рассвета он должен поститься и молиться Огню Небесному в маленьком, нарочно для этого поставленном соседскими мужиками, лабазе за овином. Пришла парню охота жениться. Разве ж это плохо? Восемнадцать годков - самый возраст семью создавать.
Вот из-за предстоящего гуляния и решил Трелек поставить с вечера донки в тихой старице неподалеку от села. Их тут несколько стариц оставалось. Видно, в стародавние времена речка, приток Отца Рек, вовсе не была такой неспешной, как сейчас. Теперь-то ее Тихой прозвали. А раньше бегущие воды прорезали извилистое русло среди холмов, напоминающих о близости Железных гор. С годами сила воды иссякла. Русло распрямилось, оставив вместо излучин целое ожерелье напоминающих полумесяц озер. Некоторые совсем уже заросли тиной, покрылись толстым ковром ряски - дикого кота выдержит. Одна старица вообще превратилась в трясину. Давеча у соседа корова забрела, так всем селом тянули. Но, благодаренье Огню Небесному, спасли животину. Но облюбованный Трелеком водоем пока еще радовал глаз чистой, отражающей облака, поверхностью, а рыбаков - неизменным уловом. Вот тут-то и забросил паренек полдюжины прочных, плетенных из конского волоса, бечевок с грузами на конце. К каждой пяток крючков привязано. На крючки рыбак всякой разной наживки насадил. И розоватые дождевые черви, накопанные в огороде - хоть так, хоть так, а копать под зиму надо. И найденные в куче перегноя жирные белые личинки - опарыши. И даже пара медведок - земляных сверчков. За ночь обязательно какая-нибудь рыба должна клюнуть. Хорошо бы сом или угорь.
Парень зачерпнул ковшиком из стоящей у двери кадушки. Отхлебнул согревшуюся за ночь воду, роняя капли на рубаху. Потом обулся в грубые поршни, накинул на плечи овчинную безрукавку и выскочил во двор, обнесенный частоколом, переплетенным толстыми прутьями лозняка. Землепашцы Спорных земель пока не огораживали поселения единой стеной, но каждый двор защищали, как положено. К осторожности селян еще больше приучила отгремевшая недавно война между тремя северными человеческими королевствами - Трегетреном, Повесьем и Ард'э'Клуэном - и королевством перворожденных, замки которых разбросаны там и сям по отрогам и перевалам Облачного кряжа. Той войне еще не придумали названия летописцы и сказители. Поэтому ее так и называли - Последняя война.
Не далее, как в минувшем сечне, по приглашению Трегетренского государя Витгольда, ясновельможные короли Властомир и Экхард прибыли в Трегетройм с тем, чтобы заключить долгожданное перемирие и союз против ненавистных остроухих. Герольды призвали тех, в ком течет человеческая кровь, к оружию.
Люди отозвались с радостью. Сказалась и многолетняя неприязнь к высокомерным перворожденным, и разжигаемые жрецами суеверия, и простая, понятная всякому, жажда наживы. Известно, когда ж еще быстрее и надежнее наполняется кубышка, как не во время войн, штурмов и грабежей?
Итак, три людские армии двинулись на север. Форсировали скованный льдом Ауд Мор и устремились вверх по долинам рек Звонкая и Поскакуха - Аен Л'ем и Аен Г'ер на старшей речи. Первоначально снеговые заносы на перевалах Облачного кряжа способствовали успеху людей. Отрезанные от подкреплений замки перворожденных ярлов Мак Кью и Мак Бриэна, Мак Карэга и Мак Тьорла, Мак Дрэйна и Мак Кехты торжествующие орды победителей сровняли с землей.
Но после снежного и морозного лютого пришел березозол с дневными оттепелями. Наледью покрылись дороги, острые, как стальные ножи, осколки наста в кровь резали ноги обозным и верховым коням. Отстали от армий обозы, отягощенные награбленным добром. Тогда, не без помощи Большого Совета филидов из Уэсэл-Клох-Балэ, сидские дружины, ведомые разменявшим согласно легендам третье тысячелетие королем Эохо Бекхом, скатились с перевалов и обрушились всей мощью на человеческие армии.
Эохо Бекх показал себя мудрым стратегом. Первоначально он ударил во фланг армии Ард'э'Клуэнского монарха - Экхарда. Разрезал силы арданов на две половинки, одну из которых истребил полностью, а другую отбросил за Аен Маху к Лесогорью. Арданские талуны, предпочитающие быстрые набеги медлительному и кропотливому воинскому ремеслу, начали разбегаться по домам.
Экхарду пришлось отступить. Его не преследовали. Трейги могли зайти армии перворожденных в тыл и поэтому сиды повернулись к ним. Основу армии Витгольда составляли регулярные части лучников и щитоносцев. Баронские дружины, малочисленные и неорганизованные, лишь прикрывали фланги в сражениях. Огрызаясь, как загнанный в угол космач щелкает плоскими клыками на обложивших его в лесной чаще собак, трегетренское войско пятилось между Ауд Мором и Железными горами пока на всхолмье, в Спорных землях, не соединился со спешащими ему на подмогу веселинскими всадниками.
Неподалеку от села, где жили Трелек со всеми родными и соседями, в безымянной лощине, прозванной после Кровавой, три рати столкнулись. Мирные жители из окрестных деревень прятались тогда в лесах со всей домашней скотиной и убогим скарбом. Некоторым повезло - дома не спалили, подворья с землей не сровняли.
А битва вышла в самом деле страшная и кровавая. Поначалу перворожденные острым клином ударили в стык между армиями Витгольда и Властомира. К слову сказать, трегетренский государь за день до сражения слег с печеночной хворью и командование принял граф Пален, военачальник надежный и толковый, но чересчур осторожный. Он чуть помедлил с приказом резерву, состоящему из баронских дружин, и задуманный накануне охват врага железными клещами с двух сторон не состоялся. Веселинские конники потеснили правый фланг сидского войска, но не так сильно, как того хотелось людям. Эохо Бекх, в свою очередь, бросил в битву резерв - три сотни перворожденных и два десятка всадников на грифонах - Крылатую гвардию из Шкиэхан Уэв'. Да в спину веселинам ударили вольные отряды мстителей - Сенлайха Мак Кро, Рудрака Мак Дабхты и Фиал Мак Кехты. Эти немногочисленные летучие отряды состояли из сидов, выживших после учиненной людьми резни на южных склонах, отличались особой, изощренной жестокостью и пощады не давали никому.
Мак Дабхт и Мак Кехта рискованным маневром атаковали ставку короля Властомира, едва не уничтожили охраняющих его гвардейцев и тем самым обезглавили армию Повесья. Веселинский король или, как именовали его сами бородачи, вождь вождей получил дротик в бедро и бежал с поля боя. Или не бежал, а вынужден был отступить. Как не назови, а результат тот же. Сиды догнали его небольшой отряд и быть бы в Повесье великому сбору вождей и выборам нового короля, если бы не трегетренские петельщики - это у них так гвардия называется из-за веревочного аксельбанта на левом плече у каждого - под предводительством принца Кейлина и капитана гвардии Валлана, восьмого барона Берсана. Не многие перворожденные сумели уйти тогда живыми. Голову Мак Дабхта после водрузили над воротами королевского замка в Трегетройме. Вот только проклятая ведьма, ярлесса Мак Кехта удрала.
В то время, когда петельщики отбивали у сидов Властомира, строй щитоносцев Трегетрена подался назад, согнулся, но не разорвался, хвала Огню Небесному. Лучники под градом дротиков из копьеметалок перворожденных и самострельных бельтов, прошивавших с одинаковой легкостью и кожаный бригантин, и кольчужный хауберк, и толстые доски щитов, упрямо били залп за залпом, почти в упор, по мечущимся остроухим конникам. И вырвали в конце концов казавшуюся недоступной победу.
Впрочем, побывавшие на поле боя о победе говорили скептически усмехаясь. Просто Эохо Бекх решил не дожимать притиснутых к опушке леса людей. Проживший больше двух тысячи лет сид знал - загнанный в угол зверь вдвое опаснее. Да и рисковать лучшими из лучших представителей своего народа он не захотел. Перворожденные отошли, вернулись обратно за Ауд Мор, навсегда покинув разрушенные замки. Люди не стали их преследовать. Себе дороже. Когда подсчитали погибших и раненных в битве у Кровавой лощины, ужаснулись. Из каждых троих - один убит, один ранен и лишь один остался невредим. Можно ли такое назвать победой?
Война заглохла.
Кое-кто из горлопанов именовал ее священной и победной.
Но о новом сговоре и наступлении на остроухих почему-то ни один из королей не помышлял.
Земля зализывала раны.
Селяне отстраивали разрушенные деревни. Жизнь не заканчивается одной отдельно взятой войной. Все равно в сердцах остается любовь и желание лучшей жизни.
Вот и Дрон, едва встретив восемнадцатое лето заслал сватов в соседнее село. Играть свадьбы по всему Трегетрену принято по осени. После того, как пшеница и ячмень собраны, обмолочены и сложены в амбарах, накоплены запасы на зиму в лабазах, заготовлено сено и солома для скотины.
Старшему брату Трелека сосватали девку красивую и работящую. Мать, урожденная веселинка, нарекла ее Светанкой. Девка и впрямь уродилась светлой и ласковой, как летняя зорька. И приданое за ней давали хорошее - пегую корову. На такой и пахать можно и молока ведра два в день надаивать. Просто отличное приданое, даром что невеста сирота. Сгинул ее отец, дядька Гуж, как раз в день битвы у Кровавой лощины. Распахивал он неподалеку клин целины, да там и смерть свою нашел.
Обнаружили его тело после того как корова, голодная и ободранная, одна домой вернулась. В глазу у дядьки Гужа торчал бельт из тех, какими остроухие пользуются. Да в полутора стрелищах валялись обглоданные волками трупы лошадей и людей. Там же и сидовские мертвяки лежали, но проклятым племенем даже хищники побрезговали. Не стали жрать.
У Трелека аж мурашки побежали между лопатками, когда он вспомнил, что совсем неподалеку такое смертоубийство случилось. Очень уж много трупов побросали без должного погребения. Не сожгли павших в бою трейгов в просмоленной лодочке, не насыпали курган над веселинами. Не говоря уже об остроухих... Какие боги ведают, как их упокаивать? А от неупокоеннных мертвяков так и жди беды. Вылезут ночью или вот в такие предрассветные часы, схватят и задушат неосторожного путника.
Оголенные ветви падубов сразу перестали казаться лапами великанов. Напротив, в их очертаниях подростку померещились когтистые лапы восставших из земли костяков. Тут же подумалось, что палая листва слишком сильно шуршит под ногами. Не худо бы ставить поршни поосторожнее.
В добавок ко всем страхам неподалеку заухал филин. Пугач по-местному.
Трелек заозирался по сторонам и тут же поплатился за это. Перецепился через торчащее корневище - едва носом не запахал... Но, благодарение Огню Небесному, на ногах устоял и даже коленку не испачкал.
Вот и старица.
Парень без труда разыскал воткнутые во влажный илистый берег палки с привязанными бечевками донок. Все, как одна, наклонились в сторону воды. Значит, рыба клюнула.
Поплевав на три стороны, для вящей приманки рыбацкого счастья, Трелек приготовил ременную петлю кукана и костяную проколку. Осторожно потянул первую бечевку, и сразу ощутил, как под толщей воды забилось сильное, упругое тело добычи.
Опытный рыбак не тянет снасть резко. Спешка, говорил соседский дед Плика, безбородый и лысый, как коленка, нужна в двух случаях - при ловле блох и когда брюхо пучит с протухшего харча. Знающий рыболов вываживает осторожно, плавно. С чувством, с толком, с расстановкой.
Своим рыбацким искусством Трелек по праву гордился. Не всякий взрослый мужик, не говоря уже о сверстниках и младших мальчишках, приносил в дом столько добычи.
Счастье не изменило ему и на этот раз. На первой донке оказалось сразу три угря. Да какие! Руки не хватит длину показать. Пусть посмеиваются над рыбаками те, кто этого ремесла не сподобился, а извечного жеста рыболовов всех времен и народов не избежать. Голова - полтора кулака в ширину. Известно, у тех угрей, какие всякую мелкую живность пожирают - будь то рыбешка или рак, улитка или лягушка - голова шире, чем у тех кто травой речной питается. Такие угри крупнее вырастают. Хотя многие считают, что узкомордые вкуснее - жирнее и нежнее, в деревне Трелека этого мнения не разделяли. Здесь тушки угрей коптили на зиму. Так ели, а под пиво - вообще пальчики оближешь.
Натерев ладони землей, парень снял угрей одного за другим с крючков, продел ремешок кукана сквозь жабры, зацепил петлю за сучок близкого ясеня. Потянул очередную донку. И здесь улов порадовал. И в следующей...
Сомов, к слову сказать, не попалось ни единого. Зато угрей - аж двенадцать штук. Счастливое число. И Огню Небесному угодное. Длинные рыбины извивались подобно диковинным змеям - темно-зеленые спины, желтоватые бока, брюшки, серебром отсвечивающие под лучами изредка выглядывающей из-за облаков Ночной Хозяйки. Говорят, в теплых краях... ну, в той же Приозерной империи, просто пропасть всяких змей. Есть такие, что укусят человека раз и все - справляй тризну. Трелек этим рассказам верил не слишком сильно. Мало ли что говорят? Некоторые треплются, будто своими глазами тролля видели. Здоровущего, десяти стоп в высоту, одноглазого, большерукого и большеногого. Пасть, дескать, у него до ушей. Уши - махонькие и острые, ровно у сида перворожденного. А глаз - один. И прилепился посреди лба. Будто гоняется тролль за одинокими путниками, стонет, подвывает и норовит сцапать загребущими лапами. Кто ж такому поверит, ежели в здравом уме человек? Вот и в змей смертельно ядовитых Трелек не верил. Водятся и в северных королевствах ползучие гады. Так самая опасная из них - лесная гадюка. Взаправду, после ее укуса рука или нога отекает, жаром наливается и болит. День болит, второй, третий, а потом и перестает. А другие змеи - уж желтоухий или полоз четырехполосый - и вовсе безвредные. Человека боятся и завсегда при встрече с ним удрать норовят. Нет, конечно, если схватить, могут и они укусить. Так и белка кусает, ежели ей в пасть палец засунуть. Капелька крови вытечет, и что с того? Пососи палец и все пройдет.
Паренек взвалил груз на плечо. Своя ноша не тянет - верно старики говорят. Как представишь выпученные глаза соседей, ноги будто в пляс идут, все ж таки не легко дюжину здоровущих рыбин волочить. Все вместе они тянули почти на доброго барана.
Зато сразу некогда стало думать обо всяких глупостях, навроде бэньши или оживших мертвяков. И холод больше не ощущается, даже струйка поты между лопаток побежала.
Борясь с шевелящейся добычей, Трелек и не заметил, как уткнулся в изгородь отцовского двора. От распахнутой двери избы вовсю тянуло дымком очага. Ароматы готовящегося угощения ворвались в ноздри стремительнее, чем талые ручьи сбегают с холмов. Знать и мать, и соседки тоже поднялись до рассвета. Да и не только они.
Парнишка забежал сперва в дом, поклонился матери, повесил на вбитый в стену колышек добычу. Захотят женщины - поджарят гостям на угощение, не захотят - оставят, дед Шершак потом закоптит. Дородная тетка Стора, жена отцовского троюродного брата Мюкура (в селе вообще все были родичами, потому и старались поддерживать старинный обычай - женихов и невест подыскивать из соседних поселений), кивнула одобрительно - молодец, мол. А Трелек уже помчался помогать отцу и дядькам запрягать повозки. Их село по здешним меркам почитали зажиточным. Еще бы! Где еще могли позволить себе держать аж две лошади?
- Тужее, тужее притягивай, - волновался вертлявый и дотошный дед Плика, прыгал вокруг трелекова отца, норовил схватиться за супонь.
- Отлезь, старый... - беззлобно отмахивался коренастый как дубовый пень Дрон-старший. - Вот привязался!
- Дык, тужее надоть, а то как развалится вся повозка...
- Да не развалится. Бухти меньше под руку.
Дрон неторопливо завел второй конец дуги в петлю гужа, взялся за супонь.
Трелек застыл с разинутым ртом - никогда еще отцовская упряжь не выглядела такой нарядной и праздничной. Как столб, устанавливаемый на Беллен-Тейд. То тут, то там на дугу и оглобли понавязали ленточки и лоскутки, крашенные плодами восковника и бузины, корой ольхи и черемухи, щавелем и душицей.
- Что вылупился, малой? - вцепился в новую жертву Плика. - Соломы свежей тащи пару охапок - в телегу кинешь. Да побольше охапки-то!
Парнишка с радостью повиновался. Всякий понимал - свадебное "поезжание" таким должно быть, чтоб на много лет вперед запомнилось. Чтоб в Светанкиной деревне еще долго вспоминали какие справные мужики у них девку засватали и другим здешним парням отказу не знали.
Скоро и Дрон-младший подошел. Плечистый - весь в отца - только не такой еще коренастый. На женихе ладно смотрелись штаны их беленого полотна, вышитая по вороту рубаха и кептарь их медвежьей шкуры. Густые непокорные волосы приглажены топленым маслом. Усы лихо закручены.
Дед Плика даже крякнул:
- Ай, красавец-парень! Какая девка устоит?
- Ладно, сплюнь, - сурово осадил его Дрон-страший. - Не гони удачу.
Плика смачно плюнул под ноги, растер подошвой поршня.
- Ну, что? Поехали? - пробасил дядька Мюкур. Он как раз подвел под уздцы коня. Впряженного во вторую телегу.
- Поехали, помолясь Огню Небесному, - кивнул Дрон.
В первую повозку загрузились жених с отцом, за вожжи уселся плешивый Плика. Вторая пошла порожняком - нарочно для того чтоб будущих родственников на свадебный пир привезти после сговора.
Возчики гикнули, свистнули и сытые лошади пошли бодрой рысью. Выглянувшая из избы раскрасневшаяся мать обмахнула их на прощание трижды головным платком - от сглаза.
- Ну че, паря? - на плече Трелека легла тяжелая, как булыжник, и такая же твердая ладонь деда Шершака. - Показывай, чего натягал, рыбак.
Старый Шершака в ширину пока еще не уступал сыновьям и внукам, но плечи уже ссутулились под тяжестью прожитых лет, да и глаза утратили прежнюю зоркость. Вот и оставался от деда толк только на подворье. Ни в лесу, ни в поле он уже не был работником.
Внуки Шершаку любили. И Дрон-младший с Трелеком, и их двоюродные братья. Когда они еще без штанов бегали, дед часто рассказывал им сказки со времен Войны Обретения и охотничьи истории. Показывал, вызывая ужас и бесконечную зависть детворы, четыре неровных косых шрама через грудь - отметину на память от черного остромордого медведя, одного из самых опасных хищников в лесах левобережья Отца Рек.
- Идем, деда, покажу, - не без гордости согласился Трелек.
Он отправились в избу, где паренек вначале хвастался уловом, а потом, на свою беду, попал на глаза матери. И тут же оказался приставлен к работе. Воды наносить, дров из поленницы притянуть, лучины нащепить, помои вынести и вылить в корыто в загородке, где копошились три пегих вислоухих свиньи. Да мало ли что еще нужно, когда село готовится свадьбу гулять. Тут уж не присядешь.
За хлопотами время пролетело незаметно. К полудню вернулись повозки, битком набитые подвыпившими, веселыми людьми. Кто во всю глотку горланил песню, кто спорил с соседом, с жаром размахивая руками, а один круглолицый мужичок уже спал, зарыв раздвоенную бороденку в золотистую солому.
Жениха и невесту ссадили под руки с телеги. Руки у них, согласно обычаю, давно уже связали цветастым треугольным платком.
Дед Шершака, по праву старшего в роду взял заскорузлыми пальцами свободный угол платка и повел новобрачных вокруг разложенного загодя в самой середине села кострища. Этот огонь разводили от некогда упавшего с неба грозового трезубца. Бережно хранили, поддерживали и передавали из поколения в поколение.
Бабы слаженно запели величальную.
Мужики, натянув на лица серьезность и озабоченность, сохраняли сосредоточенное молчание.
Дрон-младший выступал кочетом, развернув плечи и гордо вскинув подбородок. Светлокосая невеста робко семенила рядом, не поднимая глаз.
Пара просто на заглядение. Вот окурят углями от свадебного костра новую избу, срубленную сельчанами, ожидающими прибавления числа семей в деревне, поселятся там Дрон со Светанкой, и пойдут один за другим правнуки старого Шершаки. Счастлив тот дед, что правнуков дождался. А удастся их взрослыми увидеть... И вовсе редкость редкая.
Не удалось.
Молодые, ведомые старейшиной, заканчивали третий, последний круг около костра, как вдруг топот многих копыт заставил мужиков - и местных, и гостей - встрепенуться, закрутить головами.
От ближнего леска, где каждую осень собирали такие славные урожаи грибов, налетала конная лава.
Бородатые, русобородые воины нацелили злые, охочие до крови жала копий. На головах лохматые шапки, волосы на висках заплетены в косички.
Так и есть, веселины!
Да полно, откуда они здесь?
Ведь скоро год, как прочные и нерушимый мир заключен между двумя королевствами. Вместе на войну ходили, остроухую заразу выжигать. Да и посольство король Властомир, владыка Повесья, снарядил к Витгольду, в стольный город Трегетройм. Говорят, жениться на принцессе трейговской удумал, Селине.
Но нападающие веселины не вдавались в объяснения.
Задние, через головы первого ряда, ударили из луков.
С седел, понятное дело, тщательно не прицелишься, но по толпе промазать тяжело...
Дрон-младший, красавец-жених, нелепо подпрыгнул, дернул головой, словно конь, закусивший удила, и упал навзничь. Дед Плика медленно опустился на колени, зажимая обеими руками древко стрелы, торчащее у него из живота, на ладонь правее пупка. Безбородое лицо его скривилось от боли, рот открылся, но никаких звуков Трелек не услыхал. Он вообще перестал слышать звуки, словно уши ему кто-то коварный, подкравшись сзади, заткнул льняной куделью. От этого наблюдать происходящее стало еще страшнее.
Незнакомый мужик, видно из гостей, покатился через горящий костер. Одежда на нем дымилась, руки и ноги судорожно дергались, разметывая угли.
А всадники все ближе и ближе. Вот уже можно различить стальные пластинки, нашитые спереди на шапки.
Гвардия Властомира? Откуда?
Отец, Дрон-старший, метнулся в сторону, потянул кол из забора. Копье веселина ударило его под мышку, приподняло в воздух, пронесло несколько шагов и уронило в притоптанную грязь деревенской улицы.
- Спаси-и-и-и-те!!! - истошный женский визг - уж и не разберешь по голосу, кто кричит, - ворвался Трелеку в уши, заставил зайцем метнуться в прореху между неплотно пригнанной лозой.
Парень покатился по земле, увидел мелькнувшие неподалеку желтовато-серые копыта коня. Вскочил, бросился в дом, в темные сени. Чей дом? Об этом он даже не задумывался.
Спрятаться? Укрыться?
Да нет, все едино найдут! А то и того хуже: начнут дома жечь - живьем сгоришь.
Словно в подтверждение раздалось:
- Жги! Пали!
Над плетней проплыла рыжая с белой проточиной голова коня, распяленный криком рот в зарослях светлых волос:
- Бей! Убивай!
Толстая стрела с желто-синим оперением воткнулась в притолоку, мелко задрожала, загудела низко и басовито.
Трелек охнул, присел. Под руку ему попалось древко рогатины. С таким и дед Шершака, и отец ходили некогда на медведей, когда косматый лесной хозяин излишней наглости набирался, овцу или корову задирал. Парень схватил рогатину. Отполированное жесткими ладонями оскепище придало уверенности, заставило почувствовать себя сильным и мужественным.
Да только, когда готовый сражаться мальчик выбежал из сеней и увидел кружащихся по улице веселинов, размахивающих блестящими, холодными даже на вид, клинками, тычущими с седел копьями во что-то, распростертое на земле, отвага тотчас исчезла. Запропастилась невесть куда, ровно бабка отшептала.
Он заметался по двору, одержимый одним желанием - выжить, спастись.
Как мышь в норку, юркнул Трелек в узкий проход между овином и лабазом. Рогатину, несмотря на испуг он не бросил, волочил за собой. Длинное древко путалось под ногами, но тяжесть оружия придавала какую-никакую уверенность.
Огибая позади двор дядьки Крешана, мальчишка услышал позади топот и громкий возглас:
- Ага! Еще один попал!
Кинул быстрый взгляд через плечо.
Его настигал веселин на золотисто-рыжем скакуне. Голова у коня маленькая сухая, глаза налиты кровью, зубы оскалены, словно у волка. Того и гляди, в горло вцепится. Всадника Трелек не разглядел. Не до того стало.
Парень бросился вправо, влево, думая проскочить в узкий проход, куда конному нет дороги. Но веселин не отставал.
- Врешь, не уйдешь!
Голос еще не окрепший. Похоже, гвардеец совсем недавно из мальчишек в воины вышел.
Забежав за очередной сарай, Трелек замер как вкопанный. Прямо перед его глазами возвышалась сложенная из ясеневых бревен стена чьего-то лабаза. "Влип! По горло влип! Теперь все..."
Отчаяние придало трейгу силы и он, развернувшись, выставил рогатину перед собой, придавив ногой для верности тупой конец оскепища.
Он еще успел увидеть светлое, заляпанное мелкими брызгами грязи по вычищенной волосок к волоску шерсти, брюхо вздыбившегося коня, темную кожу двух подпруг, остроносые, щегольские сапоги и молодое, безбородое лицо замахнувшегося копьем веселина. А потом твердое, маленькое копыто опустилось на темя человека. Кость треснула, как ореховая скорлупа в сильных пальцах женихающихся парней на вечерних посиделках, на глаза хлынула кровь. Опустилась пелена беспамятства.
Трелек упал замертво и не услышал, как с хрустом, словно нож в капустный кочан, вошло лезвие рогатины в грудь коню. На два пальца от передней подпруги. Не слышал крика горя и ужаса, вырвавшегося из горла молодого веселина. Не видел, как рыдал, не стыдясь горьких слез, гвардеец над мертвым другом. Как шептали побелевшие губы:
- На кого ж ты кинул меня, Золоток? Чтоб мне с волчьей стаей пеше встретиться, неумехе бесталанному. Прости, друг, прости, Золоток.
Меньше месяца пробыл в гвардейцах простой веселинский парень Прискор. Бывший табунщик из рода Куницы Желтогрудки. Меньше месяца делил и хлеб, и воду со своим первым в жизни заезженным милостным конем...
К вечеру от трейговской деревни осталось лишь пепелище. Ни людей, ни скотины, ни домов. Приказ разобиженного за надругательство над своим посольством Властомира был ясен и не требовал особой хитрости в исполнении: трейги ныне - враги, хуже остроухих, изводить под корень.
Отряд гвардейцев, соединяясь с остальными силами, двинулся дальше в глубь спорных земель, к границам баронских феодов, в западный Трегетрен.

ГЛАВА I

Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, подземелье,
златолист, день девятнадцатый, утро

Кикимора зашипела и оскалила клыки. Гребень жестких, бурых с прозеленью волос от загривка до темени встопорщился от возбуждения.
Гырр понял, что сегодня умрет. Умрет нехорошей смертью, ведь из звериного брюха заказан путь в охотничьи угодья предков. Пальцы его шарили вокруг в поисках камня поувесистей, глаза ловили каждое движение разъяренной твари. Но духи болот, как назло, попрятали все камни, а попавшийся под руку сук оказался трухляв и легок. Все же человек приготовился встретить смерть в бою. Охотники племени не станут стыдиться за него.
Когтистая лапа рванула бледные корешки очерета. Кикимора чуть подалась назад, сжалась перед прыжком...
Сперва Гырр не понял, почему хищник прыгнул не вперед, а в сторону, нелепо поджимая лапы, и забился, заскреб когтями липкую грязь. Из левой лопатки кикиморы словно выросла отшлифованная палка.
Оглянувшись, мальчик увидел двух гривастых тонконогих зверей, на спинах которых сидели существа, смутно напомнившие его сородичей. Вот если бы не раскосые глаза и острые кончики ушей. Одно из них подняло руку, указывая на Гырры пальцем, откинуло резким движением головы упавшую на бровь серебристо-серую челку и произнесло, переливчато выпевая звуки:
- Шо кул"ан-салэх имэр мид"э лаан бюэх...
Заворчав спросонку, Гырр открыл глаза. Вот уж больше десяти зим это сновидение преследовал его и всегда приходил перед рассветом. Теперь он научился смутно понимать хозяев. Произнесенное сидами означало: "Этот щенок-человек принесет нам много побед". Что ж, это оказалось правдой.
Гырр потянулся, выудил из бороды блоху и с хрустом разгрыз ее.
Близилось время кормежки.
В соседних клетках ворочались, поскуливали, рычали прочие обитатели бойцовых ям ярла Мак Гегры.
В урочный час скрипнула дверца. Как обычно, тут же заклекотали два стрыгая, не слезая с насестов, захлопали подрезанными крыльями. Заворчал просительно, зацокал длинными когтями по серому камню годовалый детеныш пещерного медведя.
Угрюмый прибиральщик Сенха катил тележку по проходу, ловко просовывая сквозь прутья решеток куски парящего мяса. Стукнул железной палкой по лапе клыкана, норовящего зацепить его за полу куртки:
- Не балуй!
Напротив Гырра он остановился. Постоял, поцокал языком, дивясь на широченные плечи и украшенные шрамами руки, каждая из которых не уступала толщиной его туловищу. Протянул ломоть пожирнее:
- На, держи, Дубх"кроо!
Для всех сидов Гырр был теперь Бюэханом - Победителем - и только Сенха, старательно прячущий привязанность к детенышу-салэх под напускной строгостью, звал его как и десять лет назад - Черноглазым.
Гырр подхватил еще теплую козлятину и впился в мякоть. Прибиральщик покатил тележку дальше, а в дверь уже входил, слегка пригнув голову, чтобы не зацепить притолоку, Дамах Лох Ойнах - старший распорядитель зверинца. Сразу от входа он отшагнул в сторону, пропуская сида в белоснежной мантии до пят. Не менее дюжины длинных косиц, спадавших с головы незнакомца, несли маленькие серебряные колокольцы.
- Прошу тебя, каннэс, - приглашающим жестом Лох Ойнах указал на клетку Гырра. - Будь так добр, осмотри его рану.
Человек умел слушать и запоминать. Белые одежды, косы и обращение "каннес" - мудрый - означало, что перед ним филид. Скорее всего Кондла Пестрое Крыло, придворный мудрец и советник ярла.
Рана! Какая рана?
Увлеченный утренней трапезой Гырр только сейчас почувствовал тупую боль и жар в левом предплечье - последствие прошлого боя, когда против него выпустил сразу двоих северных волков. Первого он отбросил, оглушив кулаком, но второй, извернувшись в прыжке, сумел-таки вцепиться в поднятую на защиту горла руку. После этого Гырр перехватил серого за задние лапы и лупил по стенам, утрамбованному полу арены и пытающемуся подняться на ноги сородичу до тех пор, пока Сенха с напарником, Конадом, не выплеснули на него по ведру ледяной воды.
Лох Ойнах, вполне удовлетворенный результатами боя, лично осмотрел рану, наложил лепешку вонючего горного воска и забинтовал. Но вскоре Сенха обратил внимание, что подопечный осторожничает, старается меньше двигать рукой, и поднял тревогу.
Филид остановился перед Гырром, оглядел его, склонив голову к плечу.
- Нет, Дамах, - произнес он скрипучим голосом, свидетельствовавшем о бессчетном числе прожитых весен, - все-таки это неправильно, не должно животное настолько походить на нас. Возможно, прав Мак Кехта, уничтожая тварей где только можно?
Лох Ойнах хмыкнул:
- Будь осторожнее со словами, каннэс. Погляди, он все понимает. Только говорить не может. Понимаешь, Бюэхан?
Гырр заворчал, склоняя крупную голову с космами черных волос.
- Видишь, понимает.
Кондла брезгливо поджал губы:
- Уродливая тварь. Ладно, Дамах, что там у него?
- Нагноение, жар. Вообще-то я промыл рану, как положено.
- Посмотрим. Привяжи его, а, лучше, переведи в клетку поменьше, чтобы я мог...
- Не волнуйся, каннэс, он не шелохнется, - распорядитель открыл низкую дверку и, согнувшись в три погибели, забрался к человеку. Почесал его за ухом, положил ладонь на загривок. - Ведь не шелохнешься? А, Бюэхан?
Гырр басовито заворчал, зажмурил глаза и замер.
- Видишь, каннэс? Не бойся, иди.
Кондла, морща нос - салэх есть салэх, что со зверя возьмешь? - вошел в клетку. Опасливо прикоснулся к раненной лапе.
- Не бойся, каннэс, снимай повязку, - подбодрил его Лох Ойнах.
Под заскорузлым от гноя полотном оказалась синюшная опухоль, на ощупь горячая и твердая.
- Промывал, говоришь? - скептически пробормотал Кондла. - Эх, не знал бы я тебя еще до отплытия из Б'енэхт Ольен.
Дамах закусил ус, нахмурился. Вины за собой он не чувствовал, но о причине нагноения не догадывался, а потому злился.
- Сейчас поглядим, - Пестрое Крыло уже забыл и о грязи, и о вони. Отпустив края мантии, упавший прямо в желто-коричневую лужу, он поднес обе ладони к предплечью Гырра. - Сейчас, сейчас...
Между сухими ладонями целителя и опухолью возникло слабое свечение.
- Промывал, говоришь... Верю. Промывал.
Филид выпрямился, опять брезгливо сморщился, подобрал испачканный подол.
- Там застряло что-то твердое. Щепка или кость. Дай нож.
Лох Ойнах вытащил из ножен и протянул рукоятью вперед корд - почти что короткий меч.
- Не бросится? - примериваясь, снова недоверчиво произнес Кондла.
- Терпи, Бюэхан, терпи, - вместо ответа Лох Ойнах чуть сильнее прижал пальцы к загривку человека.
Когда филид сделал два быстрых росчерка клинком, Гырр не дернулся. Только напряглись и расслабились шейные мускулы.
- Хорошо, Бюэхан. Молодец, - похвалил сид.
Кондла надавил на края раны и вместе со сгустком зеленоватого гноя наружу выскочил обломанный волчий клык.
- Вот оно что! - пробормотал Лох Ойнах. - Ну, теперь до травли все заживет.
- Промоешь и забинтуешь сам? - Пестрое Крыло вытер пальцы об одежду - все равно выбрасывать.
- Конечно. Благодарю тебя, каннэс, - церемонно поклонился распорядитель зверинца и уже в проходе между клетками добавил. - А с Мак Кехтой я не согласен. Салэх понятливые, учатся на лету. Дай мне срок и у нас будут новые домашние звери. Сильнее собак и умнее коней.
- Смотри, Дамах, чтобы твой Бюэхан не свернул однажды тебе шею, - с сомнением покачал головой филид.
- Не свернет, - усмехнулся Лох Ойнах. - А вот кикиморе Сенлайха из Ласточкина Гнезда через пол-луны придется туго. К кикиморам у него особый счет, но Сенлайх-то об этом не знает. Мой совет - заключи с кем-нибудь пари. Не прогадаешь.
Холодный горный воздух пьянил, врываясь в легкие. Снег с перевалов сошел, но зима изредка напоминала о себе утренними заморозками, иголочками инея на замшелых валунах по обе стороны наезженной тропы.
Гырр бежал легко и размеренно, бесшумно опуская на камни босые ступни. Только поскрипывал новый кожаный ошейник с шипами - подарок ярла Маг Гегры. Тонкая цепь соединяла ошейник с седлом Лох Ойнаха, рысящего на соловом, косящем глазом, скакуне.
Позади тянулся караван поставленных на колеса походных клеток - и ярл и Лох Ойнах достойно подготовились к предстоящим травлям. Сам Эохо Бекх - верховный король сидов - обещал посетить развлечение, приуроченное к празднику Начала Весны - Арэх Фьелэ.
Далеко опередивший процессию ярл натянул поводья и дождался, пока Лох Ойнах с Гырром поравняются с ним.
- Жарковато для начала абр'аана, - не то спросил, не то утвердительно сказал Мак Гегра, расстегивая вычурную пряжку, и сбросил шерстяной плащ на заднюю луку.
- Твоя правда, мой феанн, - отозвался Дамах, подставляя нежным лучикам поочередно обе щеки, - но в долинах в это время уже распускаются цветы.
- Как Бюэхан? - этот вопрос Мак Гегра задавал в сотый, должно быть, раз.
- Пышет здоровьем. Гляди, феанн.
Лох Ойнах мимолетным движением правого шенкеля и левого повода поднял коня в галоп. Гырр помчался рядом, не отставая. Чувство рвущейся наружу силы переполняло его настолько, что он задрал лицо к небу, издавая протяжный клич.
- Просто чудо, - продолжил распорядитель зверинца, когда ярл нагнал их. - Такого салэх я еще не встречал. Он способен голыми руками задушить молодого грифона, не говоря уж о кикиморе Сенлайха.
Он хитро прищурился и подмигнул феанну. Ярл ответил улыбкой.
- Знаешь, феанн, что я думаю? - вел дальше Лох Ойнах. - Я хочу научить его драться оружием.
- В своем ли ты уме, Дамах? - поразился Мак Гегра. - Зверь с оружием? А правила травли?
- В правилах об оружии ничего не сказано, мой феанн. Кому в голову приходило, что звери будут сражаться мечами или секирами? А Бюэхан справится, я уверен. Вчера, - Лох Ойнах оглянулся на Сенху, правившего первой повозкой. Сид кривился и держал руку за перевязью. - Вчера, когда разбивали вечерний бивак, клыкан умудрился открыть дверцу. Сенха кинулся остановить его, но получил когтями так, что бросил палку. Так вот, Бюэхан подхватил палку и загнал клыкана обратно в клетку. Не чудо ли?
- Поразительный зверь, - согласился ярл. - Надо будет...
Он не договорил, отвлекшись. За поворотом тропы был виден мостик через бурный ручей Аен Айр, сбегающий с ледника, и на нем перекосившаяся телега с клеткой. Очевидно, колесо соскользнуло с обмерзшего ночью бревна.
Несколько сидов совместными усилиями пытались поставить распряженную повозку на место, но она раз за разом срывалась, грозя перевернуться и покалечить одного, а то и всех сразу.
Неподалеку на серой в яблоках кобыле гарцевала, хлеща зажатыми в кулачке перчатками по конской гриве, сида в расшитом гранатами замшевой курточке. Дочь ярла Мак Тьорла из Светлых Склонов, и Мак Гегра имел самые серьезные виды на брак с наследницей старинного рода.
Ярл учтиво кивнул, поднеся ладонь к глазам. Лох Ойнах склонился до самой холки солового, отведя правую ругу в сторону и назад.
- Рад видеть тебя, высокородная феанни, - ярл приблизился, сдерживая затанцевавшего жеребца.
- Не могу ответить тем же, хоть твоей вины в том нет, - отвечала ярлесса. - Видишь...
Она махнула перчаткой в сторону суетящейся челяди, громко вздохнула, перекинула за спину толстую, отливающую платиной косу. Дело на мосту не двигалось с места. Сиды бранились, в клетке ворочался, урча, крупный зверь.
- Пещерный медведь? - на слух определил Маг Гегра.
- Да, феанн. Отец надеется выиграть давний спор с Мак Снахтой. Но, видно, не судьба.
Лох Ойнах окинул оценивающим взглядом клетку:
- Позволишь, мой феанн?
- Что ты надумал? - искренне поразился ярл.
- Хочу показать выучку Бюэхана.
- Э, постой, - запротестовала Мак Тьорла. - Мы еще не добрались до ристалища.
- Прости, высокородная феанни, - повторно поклонился Дамах. - Я не собираюсь стравливать зверей прямо здесь. Просто погляди, на что способен наш салэх.
Он подвел Гырра к опасливо расступившимся сидам.
Медведь в клетке утробно ворчал и пробовал на прочность решетку. Блестящие капли слюны слетали с желтоватых клыков.
- Бюэхан, возьми, - Лох Ойнах постучал хлыстом по задней оси повозки.
Гырр послушно сжал дубовый брус в ладонь толщиной.
- Подними.
Тугие жгуты мускулов человека напряглись, ошейник врезался в побагровевшую шею... Повозка медленно приподнялась.
- Толкай, Бюэхан.
Шаг. Другой. Третий.
Затаив дыхание сиды Мак Тьорлы, да и Мак Гегры тоже, чего греха таить, наблюдали, как салэх перемещает клетку, которую обычно везла пароконная упряжка.
- Во имя Небесной горы, - прошептала Мак Тьорла, когда повозка оказалась на противоположном берегу ручья, там, где дожидалось ярлессу прочее зверье бойцовых ям Светлых Склонов. - Какая силища!
- Довольно, Бюэхан. Отпусти, - скомандовал Лох Ойнах.
Гырр разжал пальцы, позволяя колесам коснуться каменистой земли, и вдруг его внимание привлекло движение на запятках одной из повозок. Он повернул голову и остолбенел. Прямо на него глядели огромные глаза цвета спелого желудя. Не раскосые, как у сидов, а...
Человек. Вернее, женщина - Гырр разглядел тонкую шею, волну расчесанных на пробор волос, а, главное, уши без признаков острячков - предмета гордости хозяев.
Мгновением позже, он понял, что женщина сидит совершенно свободно, без привязи, и одета в длинную рубаху на манер домашних одеяний обитателей горных замков. Чем-то она напомнила Гырру подростков родного племени. Племени, о котором он уже не вспоминал даже во снах.
- Куда, Бюэхан? Стой!
Несмотря на окрики Лох Ойнаха, под дружный хохот сидов Мак Тьорлы, Гырр сделал шаг вперед. Заворожено, будто в тумане. Ему захотелось прикоснуться пальцем к легкому пушку на разрумянившейся щеке, вдохнуть аромат волос, наверняка вымытых и вычесанных от вшей заботливой хозяйкой или ее слугами.
Позади ржал соловый, через силу переступая боком. Стальная цепь, натянутая человеком волокла его вперед, а трензель стремящегося остановить их сида разрывал рот.
- Стой, Бюэхан!
Гырр протянул раскрытую ладонь. Женщина испуганно отшатнулась, сжалась в комок, готовая к прыжку.
- Эй, феанн, прикажи убрать свое чудовище от моей зверюшки, - процедила сквозь сжатые зубы Мак Тьорла, поднимая самострел, - или я прикончу его!
- Бюэхан! - удар хлыста Лох Ойнаха ожег плечо. И еще один. - Ко мне!
Под взглядом медленно развернувшегося человека сиды попятились. Мак Гегра потянулся к рукояти меча, а ярлесса поднесла приклад к плечу.
С неохотой, опустив голову, Гырр вернулся и занял место у левого стремени Лох Ойнаха.
- Опусти оружие, высокородная феанни, - Мак Гегра сделал вид, что сбивает щелчком пальца несуществующую пыль с эфеса. - Этот зверь слишком дорог мне. Может быть весен через сорок...
- Благодарю за помощь, - ледяным голосом отозвалась сида. - Нам нужно продолжать путь. Внимательнее следи за своими повозками, феанн.
Она отвернулась, ткнула кобылу шпорами и умчалась в голову колонны.
Взгляд, брошенный Мак Гегрой на Лох Ойнаха с Бюэханом не сулил обоим ничего доброго.
Впервые за много ночей Гырру не приснилась кикимора.
И вообще ничего не приснилось. Только он опускал веки, ворочаясь на куче свежей сосновой стружки, как перед глазами появлялись волосы цвета клыкановой шкуры, румянец испуга на щеках и полоска блестящих, как испод ракушек - любимого лакомства детства, зубов. Гырр не думал о предстоящей схватке с кикиморой, хотя Лох Ойнах, стремясь подогреть ярость питомца, издали показывал ее, шевелящуюся в клетке. Ему хотелось быть рядом с женщиной. Видеть ее, дышать одним воздухом, изредка прикасаться, ощущая тепло молодого тела.
Через клетку ворчал клыкан. Топтался с ноги на ногу пещерный медведь Мак Тьорлов - помещение для зверей у хозяев арены было одно на всех.
Гырр подошел к решетке, взялся за граненые прутья. Сталь подалась с жалобным, протестующим поскрипыванием. Когда человек протиснулся сквозь дыру, проснулись стрыгаи, захлопали крыльями сослепу.
Прикорнувший на расстеленном у стены плаще сторож вскочил:
- Что здесь?
Это были последние слова в его жизни.
Осторожно отворив дверь, Гырр выглянул в коридор. Втянул широкими ноздрями воздух. Домашних любимцев не запирают на ночь с бойцами, но на закате ярлесса проведывала пещерного медведя.
На зависть охотничьим псам Гырр встал на след, миновал три коридора, поворот, сторожку со спящим караульным. Убивать сидов оказалось еще проще, чем волчат-переярков. Почему же тогда они владеют людьми, а не наоборот? Наверное, дело в острых полосках железа, палках с наконечниками-жалами, в том, что кони и псы им служат...
Покои Мак Тьорлов не охранялись. Запомнившуюся фигурку боец разглядел на ворохе шкур у прогоревшего камина. Желудевые глаза глянули в упор.
- Гырр, - произнес человек, ударяя себя в грудь.
- Фан'л'ог, - помедлив, ответила женщина. Человеческой речи они либо не помнила, либо не знала никогда.
Мужчина махнул рукой, показывая на окно:
- Бежим. Лес - дом.
Фан'л'ог покачала головой, не понимая.
- Гырр - сильный. Гырр прокормит двоих.
Ответ тот же.
Отчаявшись в уговорах, Гырр напряг плечи и руки. Покрасовался. Потом сделал вид, что вылезает из окна и бежит. Вдохнул полной грудью, показывая свободу, показал на себя, после на Фан'л'ог.
В этот миг хлопнула дверь, в комнате стало тесно от вооруженных сидов и рычащих псов. Гырр сжал кулаки, с вызовом заревел.
Из толпы шагнул Лох Ойнах.
- Бюэхан! Вот я тебя... Ко мне!
Рука сида потянулась к ошейнику. Гырр отшатнулся и прорычал, коверкая хозяйскуюречь:
- Эмах! Прочь!
В другое время Дамах Лох Ойнах удивился бы поразительным способностям любимца, но не сейчас, под угрозой потери лица перед ярлом.
Узкая ладонь рванулась к загривку Бюэхана, как рогатая гадюка. Так некогда Лох Ойнах ловил и укрощал строптивых волков. Гырр оказался быстрее хищников. Его пальцы сомкнулись на жилистом запястье сида. Сжались. Кость хрустнула, заставив Лох Ойнаха дрогнуть и отпрянуть.
- Спускайте собак! - резкий окрик Мак Гегры перекрыл царящий шум.
Псы бросились вперед. Не охотничьи, ловчие. Обученные не убивать, а хватать и удерживать.
Но Гырра-то учили убивать!
Рычащий комок покатился по зале, влетел в камин, поднимая облако пепла.
Один пес забился, судорожно пытаясь вдохнуть изломанным горлом. Второй, жалобно скуля, полз, волоча задние лапы.
- Сети!
Мелкоячеистые сети опутали и человека, и собак. Дальше в ход пошли веревки с петлями и цепи.
Баюкая сломанную руку, Лох Ойнах наклонился над Гырром, вздохнул:
- Ты разочаровал меня, Бюэхан.
Фан'л'ог прижималась к коленям побелевшей от гнева Мак Тьорлы. Голос сиды звенел закаленным клинком:
- Я же просила, тебя, феанн Мак Гегра, усмирить свое чудовище! Я не желаю, чтобы этот похотливый самец домогался ее!
Ярл наклонил голову.
- Да простит меня высокородная феанни за причиненное беспокойство. Пусть убьет кикимору Сенлайха и я собственноручно выхолощу эту тварь, - краем глаза Мак Гегра проверил реакцию Лох Ойнаха, но сид смолчал, разделяя мнение господина.
- Принято, - кивнула ярлесса. - Мир. Не забудь пригласить меня, феанн, когда... Когда возьмешься за нож.
- Твои желания - закон для меня, феанни.
Спеленатый Гырр не мог ни сопротивляться, ни даже закричать, лишь хрипел перетянутым горлом и в ярости вращал глазами.
Утреннее солнце позолотило ристалище.
- Кикимора Мак Рота против салэх Мак Гегры! - провозгласил маршал травли.
Гырр шагнул босиком на холодный песок. Из противоположной дверки быстрыми прыжками выскочила кикимора. Матерый самец. С проседью на горловом мешке.
На расстоянии трех шагов друг от друга бойцы остановились.
Кикимора зашипела и оскалила клыки. Гребень жестких, бурых с прозеленью волос от загривка до темени встопорщился от возбуждения.
Гырр понял, что сегодня умрет...
Я вскрикнул и вскочил, ударившись локтем о каменную кладку. Сердце колотилось, словно намеревалось проломить грудную клетку. Задыхаясь, огляделся по сторонам.
Все по прежнему.
Тьма, нарушаемая лишь слабым желтоватым светом из глазка в прочной двери. Сырость, от которой уже начинало ломить надорванные работой в шурфе суставы, и вонь.
Вот моя привычная обстановка второй день заключения. Ко всему можно привыкнуть, но увиденный кошмар выбивался из обычного хода событий.
Я-то думал, что мои сны, изредка приходящие во время путешествия с прииска Красная Лошадь к городку со смешным названием Пузырь, остались в прошлом.
Оказалось, нет.
Сегодня ночью я, недоучившийся жрец, бесталанный чародей, старатель-неудачник Молчун, был Гырром, парнем-салэх, угодившим в бойцовые ямы сидов лет за семьсот до моего рождения. Жил его жизнью, видел его глазами, переживал его чувства. По крайней мере, упоминавшийся ярл Мак Кехта, тот самый, кто первый из перворожденных высказал догадку о разумности людей, наших диких предков, погиб во время Войны Обретения, окончившейся больше шестисот лет тому назад.
Действительно ли имели место увиденный мной события или они всего лишь плод больного, издерганного рассудка?
Что предвещает мой сон?
Какой новый поворот злосчастной судьбы?
Еще пять дней назад мне казалось, что жизнь начала налаживаться. Привольная дорога, надежные спутники и впереди видна цель. И вот теперь я оказался в подземелье, запертый в тесной камере, темной и сырой. Все тело ломит после непривычной мне скачки от Пузыря до Фан-Белла - столицы королевства Ард'э'Клуэн. Но пуще натруженных мышц болела душа, мучаясь неизвестностью. Какова судьба моих спутников? Что ждет меня здесь? Куда девали Гелку?
Впрочем, по порядку.
Гелка - это девочка-арданка. Когда-то ее отец, Хард, содержал харчевню на прииске Красная Лошадь, где я, как и десятки прочих старателей, искал самоцветы. В березозоле нынешнего года всю ее семью вырезали конные егеря короля Экхарда. Они прискакали на прииск в погоне за перворожденным, старшим дружинником ярла Мак Кехты.
Звали его Байр Лох Белах, и, сколько стоит наша Красная Лошадь, он приезжал дважды в год за податью, десятиной. Потому нельзя сказать, чтоб на прииске его любили. Избитого до полусмерти Лох Белаха прибили гвоздями к стволу старой липы, росшей во дворе "Развеселого рудокопа", харчевни, хозяином которой и был отец Гелки. А потом пошла гулять вольница. Егеря и часть наших, почувствовавших пьянящий вкус свободы и безнаказанности, начали бесчинствовать. Разграбили харчевню.
Всего я не видел. Не видел, как убивали Харда и гелкиных сестер. А вот мать ее прямо на моих глазах Воробей - кличку свою дурацкую он получил за то, что слегка подпрыгивал на ходу, - ногами забил. Видно нутро отбил - того же вечера померла. Гелку та же участь ждала бы - что насильникам девичьи слезы? - но нашелся на прииске один человек, сумевший пойти наперекор силе.
Тогда еще я не знал его имени. Только прозвище. Сотник. И то, что он из Пригорья родом. Положим, я и сам неразговорчивый и замкнутый, но по сравнению с ним - просто болтун и хохотун. Сотник в одиночку, голыми руками разметал десяток экхардовых гвардейцев. Я, когда видел, глазам своим не верил. Ну, не может обычный человек так сражаться! Глупый Молчун, ты просто плохо знал пригорян. В общей свалке Сотник отобрал у одного из егерей меч и мечом тем срубил их предводителя - капитана Эвана. Тут уж и наши смелости набрались. Начатое им дело довершили. Никто из пришельцев не ушел живым с прииска.
А Сотник пропал. Исчез, сгинул без следа в лесу, раскинувшемся на холмах вокруг Красной Лошади. Он только мне признался, больше никому, что убитый капитан егерей был его братом. Родным, единокровным. Но видно, слишком уж разошлись пути братьев, слишком разными они выросли. Эван ведь первым бросился на Сотника. Сзади зарубить его хотел, да не вышло.
После той ночи страха приисковый быт долго в порядок приходил. Убитых хоронили, раненных лечили. Нового старшего выбирали - прежний голова Желвак куда-то удрал, как только жаренным запахло. В те дни Гелка и прибилась ко мне. Не может же подросток в одиночку выживать в краях, где не всякий взрослый выдюжит.
Своих детей у меня никогда не было, да и, скорее всего, уже никогда не будет. А о такой дочке, как Гелка, любой отец только мечтать может. Тихая, скромная, а за работу возьмется - любое дело ладится. Если бы не досужие пересуды, может я так и остался бы жить на Красной Лошади. Удочерил бы ее по закону - как там у арданов положено? Так нет же, злые языки хуже острого ножа. Когда я от головы нашего, Белого - справедливого и серьезного мужика, услыхал, что де судачат на прииске, что не дочка у меня в хижине живет, а любовница, такая злость взяла... Прямо бери, что в руках унесешь, и удирай, куда глаза глядят.
И удрал. Вместе с дочкой.
Тут еще оказия подвернулась. На Красную Лошадь новые гости нагрянули. Гости нежданные и незваные. С клинками острыми и самострелами бойкими. Вдова погибшего в последнюю войну ярла Мак Кехты припожаловала. Она, после того, как арданское войско ее родовой замок, Рассветные Башни, разрушило, камня на камне не оставив, начала людям мстить. Со звериной жестокостью. Да что там - звериной! Хищники себе такого не позволяют... Животы вспарывать, младенцев живьем жечь, руки-ноги рубить, кишки по веткам развешивать. Это только сиды перворожденные могут, да мы - люди. И кто кого злее и беспощаднее изничтожает, не знаю. Во всяком случае, с уверенностью утверждать не берусь.
Ох, и лютовала Мак Кехта!
До сих пор матери непослушных детей ею пугают по городам и селам, во всех северных краях.
А в середине жнивца припожаловала со своим летучим отрядом к нам на прииск. Сперва я подумал, за десятиной. Оказалось, нет. Другую цель имела неугомонная сида. Не корыстную, а вовсе даже сердечного свойства. Ладно, не буду досужим сплетникам уподобляться.
Я напросился к телохранителю Мак Кехты, Этлену, чтоб выбраться вместе с сидами с прииска. Так и случилось. Выбрались. Хотя вовсе не так, как задумывали.
В ту же ночь на перворожденных ударил отряд петельщиков - так в Трегетрене гвардейцев называют за аксельбанты из крученой конопляной веревки поверх табардов- под командой своего капитана. Не меньше трех десятков бойцов привел с собой капитан Валлан. Всех сидов перебили. Только Этлен уцелел и вытащил из боя полуживую ярлессу. Пришлось мне их уводить через рассечку и прорытые стуканцом - это зверь такой, злобный и опасный на Севере обитает - ходы.
Больше десяти дней мы блуждали под землей. Вначале по старой штольне, оставшейся от прошлых поколений старателей, потом по пещере, промытой подземными водами в известковых породах. Там погиб Этлен, загрызенный стуканцом. Там же мы нашли старинный артефакт. С виду - невзрачная деревяшка приблизительно две ладони в длину да толщиной с мое запястье. А на самом деле - Пята Силы, артефакт имеющий огромное значение для поддержания равновесия нашего мира. Это нам потом тролль объяснил. Точнее, не тролль, а последний представитель народа фир-болг. Единственный, кто выжил после войны, объявленной им сидами. Это отряд перворожденных в незапамятные времена проник на остров в северной части Озера, на берегах которого сейчас лежит моя родина - Приозерная империя, и выкрал артефакт с гранитного алтаря в фир-болжьем капище.
По словам Болга, как последний фир-болг разрешил себя называть, если вернуть Пяту Силы на место, на алтарь, то зло и жестокость из нашего мира должны исчезнуть. С трудом верится, но... Попытка, как говорится, не пытка.
Почему бы не попробовать? А вдруг Болг прав? Вернем артефакт, и люди с перворожденными перестанут резать друг другу горла. Да и народы северных королевств навсегда прекратят войны и междоусобицы.
Мечта...
Красивая и почти несбыточная.
И мы решили попробовать вернуть Пяту Силы на место.
Мы - это я, феанни Мак Кехта, Гелка и Сотник. Оказалось, не сгинул он без вести в зимнем лесу. Болг подобрал его больного, обмороженного, выходил в своем лесном убежище. Вот только один глаз пригорянину спасти не удалось. Конечно, и я, и Глан - это настоящее имя Сотника - отдавали себе отчет, что нелегко будет пробраться через три страны, за несколько сотен лиг на Юг. Тем более в компании остроухой сиды, чей внешний вид, не говоря уже об имени, вызывает жгучую ненависть у всех людей. Да и для девочки подростка этот путь наверняка нелегким окажется. Ей бы жить тихой, спокойной жизнью, учиться грамоте... А не по лесам верхом скакать. Но тут наши с Гланом возражения натолкнулись на яростный отпор и со стороны феанни, и со стороны Гелки. Чуть ли не силой нас заставили свое общество терпеть.
Теперь я жестоко раскаиваюсь в собственном безволии. Нет, нужно было настоять, убедить Гелку остаться. Потому что в городке со смешным названием Пузырь, выросшем на перекрестке торговых путей в северном Ард'э'Клуэне, нас с ней захватила в плен шайка вооруженных людей. Кто они такие, я так и не понял за все пять дней, проведенные в пути до Фан-Белла. Имена, вернее клички, запомнил, а вот зачем они нас везут в столицу арданского королевства, по чьему приказу, так и не понял.
Ватага, схватившая нас, была не большая, но состояла из опытных, хорошо вооруженных людей. Их предводитель, Кисель, добрых два дня ждал отставших ватажников - коренастого поморянина и рябого в длинной кольчуге, а с ними еще пяток воинов. Как я понял, он поручил им схватить Сотника и Мак Кехту. Да только не нагнали они нас ни на первый день, ни на второй. Это вселяло надежду. Значит, сида и пригорянин не дались запросто. А то, чего доброго, и поубивали дерзнувших напасть на них. И мне захотелось поверить в возможное освобождение.
Напрасно.
До Фан-Белла никто нас так и не освободил.
Кисель злился, кусал ус, ходил мрачнее тучи, но пленников, то есть меня с Гелкой, не обижал. Видно, в задании неизвестный наниматель четко оговорил - целыми и невредимыми доставить. Изредка получаемые мною пинки - не в счет. Подумаешь, эка невидаль. Вообще-то, я заметил, что ватажники меня слегка опасались. Рук старались не развязывать, а если и приходилось - по нужде ведь связанным не сходишь - то всегда за спиной стоял один ардан с обнаженным мечом и еще один в паре шагов сзади сторожил - с заряженным самострелом.
За кого они меня принимали? За великого воина или могущественного чародея? Не знаю, не знаю. Какой из меня боец, по-моему, при пленении любой догадаться смог бы, если не слепой и голова варит. Рябой Тусан и его товарищ, меченный шрамом, не дали к себе даже прикоснуться, а меня под орех разделали. Или боятся, что колдовать начну? Так я, сколько ни пытался, так за всю дорогу и не смог Силу ощутить. Колдун, курам на смех.
По моим подсчетам прибыли мы в столицу Ард'э'Клуэна на семнадцатый день месяца златолиста. Въехали с северо-запада, миновали причалы с выстроившимися вдоль бревенчатого помоста судами - тут были и веселинские струги, и байдаки поморян, и лодьи речной стражи короля Экхарда. Кстати, из обрывков разговоров наших пленителей я понял, что король Экхард, который сговаривался с Витгольдом и Властомиром идти войной на перворожденных, умер в конце лета. Сейчас "оленью" корону принял его сын. Когда принцем был, Хардваром звался, а теперь, Экхардом Вторым стал.
Смеркалось, когда мы миновали ворота в крепостной стене. Фан-Белл окружали не каменные стены, а высокий вал с частоколом из толстых бревен поверху. Проникнуть в город жители окрестных сел и слобожане могли через двое ворот, защищенных бревенчатыми же башнями с площадками для лучников и караулками внизу. Кисель показал стражникам какой-то знак - то ли перстень, то ли грамотку, я не разглядел, - и этого оказалось довольно. Десятник стражи даже поклонился, пока его подчиненные отодвигали тяжелую створку ворот.
Когда-то давно, больше десяти лет назад, я побывал в Фан-Белле, но, проезжая по полутемным улочкам, не узнал ничего. Может его отстроили заново после очередного пожара? Изредка слухи на Красную Лошадь доходили - деревянный город страдал от неосторожного обращения с огнем. Иногда выгорали целые кварталы. А может, просто у меня память такая слабая?
К месту назначения мы добрались уже в кромешной темноте. Желтоватые отблески двух факелов не давали разглядеть что-либо за пределами освещенного круга. Какая-то каменная громадина. Похоже, замок. Чей, интересно знать?
Тут нас с Гелкой разлучили окончательно. Арданы и в пути нас рядом не сажали, спать поблизости друг от друга не укладывали. Разговаривать не разрешали. Только и удавалось взглядом обменяться, улыбкой, кивком головы дочку подбодрить. А теперь нас свели в подземелье и посадили по разным комнатам.
Мне досталась темница в подлинном смысле этого слова. Никаких окон, никакого освещения. Да и то подумать, какие окна, если на тюремный этаж мы спускались по лестницам? Камера три на четыре шага. Точно подсчитано, не один раз проверил. У одной стены сбитый из горбыля топчан. Ни о какой постели даже речи не шло. Да и то сказать, были бы в темнице какие-то тряпки, я бы их сам скинул на пол. Только вшей от прежних постояльцев мне не хватало.
В углу темницы - бадейка для оправления естественных надобностей. За те два дня, что я провел взаперти, никто нечистоты не выносил.
Ни стола, ни стула. И взаправду, к чему? Письма писать? Так все равно темно, хоть глаз выколи. Только в коридоре, куда выходит дверь моей камеры, факела горели, и то не частые. Свет проникал в маленькое - пядь на полторы - прямоугольное отверстие в двери. Через него же дважды в день охранник, угрюмый и неразговорчивый просовывал глиняную миску с едой - крошево вареной моркови с репой, и кружку воды, хвала Сущему, не затхлой.
Второй день я предавался размышлениям - кто нас приказал схватить и для чего? Ответа пока не находилось.
Еще в Пузыре люди Киселя тщательно меня обыскали. Отняли нож, сумку с Пятой Силы и мешочек с самоцветами, отложенными за восемь лет работы на прииске. Теперь, даже если случится чудо и нам удастся сбежать, прощай надежда на безбедную жизнь где-нибудь в отдаленной провинции Приозерной империи. Прощай нарисованный в воображении маленький домик с садиком, книга, которую начал писать в уме. Придется зарабатывать.
Умею я немного, но все же кое-что выходит неплохо. Могу ловушки ставить на пушного зверя - соболя, куницу, белку, лису. К трапперам что ли прибиться? Могу руду добывать... А могу и писарем куда-нибудь устроиться. Все-таки ученье в Храмовой Школе даром не прошло. Пишу нынешними рунами и старыми - сидскими. Понимаю и старшую речь, на которой перворожденные разговаривают. Может, толмачем попробовать?
Смешной ты, Молчун, право слово. Сидишь в темнице, под замком, не знаешь оставят ли тебя в живых, или завтра повесят на заднем дворе, или полторы ладони стали под лопатку сунут и в выгребную яму сбросят, а рассуждаешь о том, как дальше жить намерен, как на пропитание зарабатывать...
Ты выберись сначала, с друзьями встреться, да попытайся ту ношу, какую сам на себя взвалил до цели донести, а потом и рассуждать будешь.

Стрежень Ауд Мора, две лиги севернее Фан-Белла,
златолист, день девятнадцатый, полдень


Ясеневое тело корабля легонько поскрипывало в такт согласных движений длинных весел. Узкие лопасти уходили в воду без плеска, без брызг, показывая многолетнюю выучку гребцов. Высокий форштевень расталкивал темно-серую воду Ауд Мора. Грозно щурилась на заросший очеретом пологий левый берег грифонья голова. Шею искусно вырезанного хищника обхватывала рука впередсмотрящего, чьи раскосые глаза внимательно обшаривали теряющуюся в призрачной завесе дождя полосу водной дороги. Кончики ушей наблюдателя заострялись кверху, выдавая его принадлежность к старшей расе - перворожденным. Любой встречный житель северных королевств назвал бы его остроухим и с радостью угостил бы отточенной сталью.
Только попробуй это сделать, когда за спиной сида тридцать два его сородича, одетые в кольчужную броню да при оружии. Мечи, дротики, самострелы - все, чтобы отбить любопытство ненужного и непрошеного свидетеля. Чем меньше салэх - так перворожденные называли людей - узнают о глубоком южном рейде сидского корабля, тем лучше.
Впрочем, один человек все же присутствовал на потемневшей от соленой воды палубе. Около степса (четырехгранного отверстия в середине кильсона, куда вставлялся шпор мачты, уложенной сейчас вдоль судна) сидел, скрестив ноги, невысокий, сухощавый человек - южанин по всем признакам. Седые виски, темная полоска усов над верхней губой, левый глаз закрыт чисто отстиранным льняным лоскутом. На коленях - меч. Некоторые перворожденные из числа гребцов бросали на его оружие презрительные взгляды.
Как же! Благородное оружие в звериных лапах.
Они не видели воина из Пригорья в деле.
Напротив человека восседал на резной скамеечке Эйан Мак Тетба, последний морской ярл расы перворожденных. Совершенно белые волосы - даже для сида он выглядел очень, очень старым - свободно спадали на спину. Поперек лица, закрывая оба глаза, легла белая повязка, украшенная сложным узором из самоцветной пыли - филигранная работа искусников-перворожденных. Из-под вышитой ленты виднелись неровные края застарелого шрама. Никто из ныне живущих не знал, где и как Эйан потерял глаза. Слепцом он покинул Б'энехт Ольен - Благословенную Землю, и привел остатки своего рода в залив Надежды (Дохьес Траа по-сидски). Даже Эохо Бекх, король сидов и верховный владыка Севера, не помнил Мак Тетбу зрячим. Но мало кто из ярлов, и представителей древних морских родов, и более молодых, ставших горским народом, мог поспорить с незрячим стариком в прозорливости, мудрости, воинском искусстве. Казалось, Эйану не нужны глаза. Опыт прожитых лет и другие, невероятно обострившиеся за многовековую жизнь слепца, чувства заменили ему зрение.
Мак Тетба глядел на сухопарого салэх. Точнее, просто сидел, повернувшись лицом в его сторону. Он слышал размеренной ровное дыхание без малейших признаков беспокойства, легкий шорох, с которым пальцы человека ласкали черные кожаные ножны. Впервые перворожденный испытывал что-то похожее на уважение к грязному животному.
По левую руку от ярла на круглобоком сундучке примостилась сида в вороненой кольчуге. Золото волос опускалось чуть-чуть ниже плеч. Когда-то, скоро уж год тому назад, она обрезала косу, поклявшись на честной стали перед лицом зверски убитых сородичей, мстить проклятым салэх, где только сумеет достать их клинком ли, арбалетным ли бельтом.
С тех пор произошло много событий. Отросшие неровно обкорнанные волосы - это лишь малая малость. Ярлесса Фиал Мак Кехта отыскала заветную любовь с тем, чтобы похоронить ее навсегда. Байр Лох Белах остался глядеть вечные сны на кривовато сбитом помосте близ прииска Красная Лошадь.
Прошел всего десяток дней, и высокородную феанни подстерегла новая утрата - гибель старого советчика и учителя. Телохранитель Мак Кехты, белоголовый Этлен, не знал соперников в бою на любом оружии ни среди перворожденных, ни среди людей. Но с чудовищем подземных глубин, ужасом старателей и рудокопов, встреченным в пещерах под холмами, он не совладал. Победитель в бесчисленных стычках и боях погиб от зубов стуканца.
После были странствия по лесам в широкой долине Аен Махи. Унизительная зависимость от салэх по имени Эшт, Молчун, и сопровождавшего его человеческого детеныша. То, что люди заботились о ней совершенно искренне и бескорыстно, не ища выгоды и не взыскуя награды - кормили, лечили, купили довольно хорошего коня, - порой доводило болезненно гордую сиду до бешенства. Мак Кехта злилась на весь свет и готова была рубить всякого, кто под руку подвернется.
Один раз подвернулся траппер. Еще на правобережье Аен Махи. Хитрый, жадный, злой человечишка. Никчемная душонка, если у салэх вообще наличествует душа. Сида не жалела, что обагрила его кровью один из клинков, оставшихся ей от Этлена.
А вот проклятье, брошенное ей в лицо женой, вернее, вдовой траппера заставляло задуматься. "Пускай кровь, тобой пролитая, на тебя ж и падет..." Мак Кехта великолепно понимала убогую, каркающую речь салэх и не сомневалась, что правильно перевела услышанное.
Проклятье крови - не шутка. Вознесенная к чертогам Небесной Горы, оно рано или поздно исполнится. И нет дела высшим силам, что произнесло его низшее существо - самка грязного салэх.
А если вспомнить еще встречу с бэньши - ночной плакальщицей, предвещающей смерть. Киин'э, тарэнг'эр'эхт баас.
Мак Кехта почти поверила в свою неизбежную гибель, когда свалилась от неведомой болезни. Вот вам и близкое общение со зверообразными! Живущие замкнутым миром в горных замках перворожденные заразных болезней не знали. От ран, полученных в сражении или на охоте, спасало лекарское искусство филидов, достигших замечательных успехов на этом поприще. К примеру, Айлиль Черный Буревестник, входящий в Большой Совет из Уэсэл-Клох-Балэ, поднимал заступивших одной ногой за пределы чертога смерти. Поднимал и возвращал к полноценной жизни. Раздробленные в осколки кости, сломанные хребты, разорванные, словно канаты, связки...
А вот с моровым поветрием филиды бороться не умели. Больше того, погруженные в высокоученные размышления, даже не догадывались об их опасности.
Ярлесса аж поежилась, представив, как приходит в голову любого из правителей людских королевств идея свести с лица земли перворожденных, просто напросто заразив их любой из болезней, спасения от которой филиды не нашли, да и не искали.
Но с чем не справился бы и весь Большой Совет, оказалось по плечу лекарю-самоучке из числа салэх. Молчаливый спутник Мак Кехты, Эшт, выходил ее, не прибегая к чародейству. Одними лишь настойками трав и сушеных ягод поставил на ноги, и не считал совершенное подвигом.
Этот задумчивый, тихий человек, порой проявляющий твердость стали наилучшего закала, своим бескорыстием опять же, выводил сиду из душевного равновесия.
Достаточно вспомнить его внезапное решение вернуть М'акэн Н'арт на островной алтарь в разрушенном капище фир-болг?! С немытыми звериными лапами, а туда же - древнюю святыню хватать! Гордая сида не смогла не пойти с ним вместе, презрев опасности путешествия на Юг, через населенные людьми земли.
И вдруг, в городке на севере человеческого королевства Ард'э'Клуэн Эшт исчез. Вместе с детенышем-салэх и с Пятой Силы. В тот же вечер саму Мак Кехту попытались убить. Или пленить... Для высокородной сиды это одно и то же.
Когда в окно комнаты, где она предавалась невеселым раздумьям, влетели вышибая ставень два вооруженных головореза, ярлесса даже не удивилась. Проклятие крови должно когда-то сбыться. Но сдаваться на милость провидения она тоже не собиралась. Один из нападавших получил клинком поперек морды - умойся кровушкой, грязная тварь! Второй оказался удачливее - сумел схватить Мак Кехту и даже приставил нож ей к горлу. Как будто свыкшуюся с неизбежностью смерти клинок у горла остановит!
Эх! Как выпучились глаза потного вонючего зверя! Как сквозь длинную резаную рану брюха рванулись наружу сизые петли кишок!
- Баас кюэр'дах, салэх? Смерть ищете, твари? Та - Мак Кехта! Я - Мак Кехта! - почти весело бросила феанни в перекошенные ненавистью и злобой лица врагов.
А было их не мало.
Но пригорянин успел положить всех в считанные мгновения, не дав ярлессе еще раз обагрить клинок кровью.
В какой-то миг ей показалось, что не худощавый, смуглый человек в латанной рубахе пляшет в окружении размахивающих сталью бойцов, а прихрамывающий от полученной еще у Кровавой Лощины раны сид с длинным хвостом снежно-белых волос снова ведет игру со смертью.
Обман зрения. Пустые мечты. Этлена уж не поднять никаким чудом.
Но с этого вечера слово Сотника, которого она на старшей речи звала К'ееделом, значило для Мак Кехты почти столько же, сколько и свое собственное.
Именно она остановила дружинников Мак Тетбы, готовых изрешетить человека десятком дротиков. Да и то сказать, кто знает, не перебрался бы он на борт корабля прямо с крутого обрывистого берега и не перерезал бы половину перворожденных прежде, чем погибнуть?
Так что польза от примирения вышла и Сотнику, и воинам Эйана Мак Тетбы. Сейчас они заключили нечто вроде военного союза. До поры до времени.
Зрелище морского сидского корабля с грифоньей головой на форштевне в сотнях лиг от Дохьес Траа несказанно поразило Мак Кехту. А еще больше озадачила цель похода перворожденных, изложенная Мак Тетбой на борту, куда они с К'ееделом поднялись, бросив после недолгого размышления лошадей на берегу.
Оказалось, последнего морского ярла направил на ее, Фиал Мак Кехты поиски Большой Совет филидов с согласия и одобрения самого Эохо Бекха. Утехайр Семь Звезд - глава совета - и Морана Пенный Клык - его правая рука - во время гадания на день С'аухн определили ее связь с неведомой опасностью, проснувшейся после долгих лет покоя. Несомненно, так необычно показала себя Пята Силы - М'акэн Н'арт. И связь была самая прямая. Кто, как не Мак Кехта решила во что бы то ни стало присутствовать у алтаря на острове, когда человек Молчун возложит Пяту Силы на гранитную поверхность? А если понадобиться, и самой водрузить артефакт. Ведь сняла его рука перворожденного, а значит представитель той же расы и должен вернуть украденное.
Мак Кехта выложила все Эйану Мак Тетбе, как если бы говорила с отцом. Или с филидом-наставником. Не утаила ни малейшей детали.
Сотник при этом молчал, угрюмо царапая ногтем бронзовую пряжку ножен. Старшую речь он понимал с пятого на десятое - отдельные слова, не более.
Мак Тетба долго не отвечал. Втягивал резко очерченными ноздрями влажный, холодный ветер над гладью Ауд Мора. Вслушивался в шорох дождевых капель над водной поверхностью, в шепот очерета и камыша на близком берегу. Вертел в пальцах сложную конструкцию из веточек омелы, ивовых прутиков и неограненных драгоценных камней. Ею снабдили морского ярла филиды Уэсэл-Клох-Балэ с тем, чтобы указать путь к Пяте Силы и Фиал Мак Кехте.
- Эйан, шив' лиом'э ахэн', аат' эниш М'акэн Н'арт? - не выдержала ярлесса. - Эйан, ты можешь узнать, где сейчас Пята Силы?
Ярл покачал головой.
- Ниа шиил'. Не думаю.
- Иэрэхт'эл. Попытайся.
Мак Тетба снова надолго замолчал.
- Фиал, шив' к'рэд'э эр шкелл фир-болг? Фиал, ты веришь в сказку фир-болг?
- Шеа, Эйан. К'рэд'. Да, Эйан. Верю.
Слепой старик осторожно установил сработанную филидами штуку на палубу. Отнял пальцы. Замер.
Все присутствующие невольно затаили дыхание.
Получится ли?
Сложное переплетение веточек и прутиков с узлами-кристаллами зашевелилось, покачнулось и развернулось острым навершием аметиста в сторону феанни. Похожая на фиолетовую сосульку тонкая палочка самоцвета дрожала подобно язычку гадюки. Казалось, она колеблется, не чувствуя уверенности.
Мак Кехта напряглась, закусила губу. Вздох разочарования, готовый вырваться у трех десятков перворожденных, вдруг сменился невнятным гулом удивления, смешанного с восторгом. Конструкция вновь дернулась, провернулась на досках палубы и нацелила аметист на восход - вверх по течению Ауд Мора.
- Ард'э'Клуэн! - воскликнула Фиал.
- Фан Белл... - проговорил Сотник.
- Лейс? Удалось? - напрягся Мак Тетба.
- Шеа, Эйан. - Мак Кехта сжала кулаки. - Да, Эйан.
- Кэарт го л'оор. Ну, хорошо, - склонил голову старик. - Саал'э эр сор. Идем на восход.
Почему-то уверенность в его голосе не звучала.
- Мы оставим корабль далеко от поселения салэх, - быстро проговорила Мак Кехта. - Не стоит без нужды подвергать риску столько перворожденных.
Сотник с интересом глянул на нее. Точного смысла слов он не разобрал, но догадался по интонации, к чему ведет феанни.
- Я и не думал брать город салэх штурмом, - без усмешки заметил ярл.
- Пойду я один, - подал Сотник, для верности ткнув себя в грудь, а потом поднял один палец.
- Нет! - встрепенулась сида. - Я тоже!
- Не стоит. Велика опасность быть раскрытыми. Город - не поселок трапперов, - позволил себе нанести легкий укол пригорянин. - Один я проберусь незаметно. Таких, как я, в толпе из десяти десяток.
- Что говорит салэх, - повернул к Фиал незрячие глаза Мак Тетба.
- Он говорит, что должен идти в город один, - перевела сида. - Что для перворожденного существует опасность быть раскрытым...
- Он прав, - кивнул старик.
- Но как же... - возмутилась Мак Кехта. - Ты тоже, Эйан? Я должна!..
- Быть узнанным в городе салэх - смерть. Ты не пойдешь с ним, Фиал. Не годится нам посылать на гибель своих феанни.
- Но Эйан!
- Нет, я сказал. Но и К'еедел не пойдет один... Улад, Сенха, - бросил Мак Тетба через плечо.
Два сида приблизились и встали за его спиной. Один тонкий, золотоволосый с глазами, как сапфиры. Небольшой шрам превращал его левую бровь в силуэт летящей над морем чайки. Второй отличался более широкими плечами и длинными усами, серыми, словно остывший пепел костра.
- Они помогут ему, - указательный палец Мак Тетбы едва заметно качнулся в сторону Сотника. - И проследят, чтоб салэх не вздумал бежать с Пятой Силы. Переведи ему, Фиал. Я еще подумаю, стоит ли везти артефакт в Уэсэл-Клох-Балэ.
Мак Кехта обиженно поджала губы, но спорить поостереглась. Морской ярл - полновластный хозяин и господин на палубе своего корабля.
Сотник, выслушав ее перевод речи Мак Тетбы, не выказал ни озабоченности, ни обиды.
Покачал головой, поднял один палец.
- Одного возьму. С двумя некогда нянчиться. Были бы оба глаза, - он слегка усмехнулся в усы и коснулся повязки, пересекающей лицо.
Мак Кехта, едва сдерживаясь непонятно от чего - то ли от раздражения упрямством салэх, то ли от недовольства словами морского ярла - перевела.
Мак Тетба покачал головой.
- Фиал, шо салэх ф'иир ниабюэ лиих? Фиал, этот человек правда непобедимый воин?
- Шеа. Да.
- Кэарт го л'оор. Ну, хорошо. Шюю'л Улад. Пойдет Улад.
Синеглазый сид приложил ладонь левой руки к сердцу, отводя правую назад. Жест почтения у перворожденных.
Сотник окинул его взглядом, кивнул и, слегка поклонившись ярлу, повернулся лицом по ходу судна.
Серая вода Ауд Мора пузырилась под мелким обложным дождем. В преддверии Халлан-Тейда осень оплакивала уходящий год. Будет ли наступающий год удачнее? Не вынудит ли пролить слез вдвое больше?

ГЛАВА I I


Трегетройм, королевский замок,
златолист, день двадцатый, позднее утро

Мрачный рассвет заглянул в узкое стрельчатое окно. Порывом сырого ветра толкнул тяжелую портьеру.
Валлан открыл глаза словно от толчка.
Утро.
Позднее утро, если принять во внимание конец златолиста. Дни, чем дальше, тем короче, а ночи - длиннее и темнее.
Капитан трегетренских гвардейцев опустил босые пятки на густую черную шерсть пещерного медведя, чья шкура покрывала пол в королевской опочивальне от стены до стены. Потянулся за штанами, брошенными поверх пары высоких сапог.
Вместе с рассветом в спальню заглянул и утренний холодок. Несмотря на закалку, Валлан поежился - камин прогорел еще вечером. Теперь в трубу немилосердно сквозило.
Петельщик покосился на широкое, воистину королевское, ложе. Селина спала, разметав черные волосы поверх одеяла из серебристо-серых рысьих шкур. Рот принцессы приоткрылся, вокруг глаз легли темные круги - последний месяц дался ей не легко. А сегодняшний день обещает быть тоже трудным, хотя и приятным. Коронация.
"Пусть спит", - подумал Валлан, натягивая штаны, а следом за ними и сапоги.
Селина пошевелилась, пошарила рукой по еще теплой половинке кровати, где только что лежал гвардеец. Приподнялась на локте.
- Пора?
- Спи, - откликнулся Валлан, заправляя длинную рубаху. К чему спешить? Невеот начнет церемонию ровно в полдень.
Принцесса кивнула и уткнулась лицом в плотный мех покрывала. Уснула, словно и не просыпалась.
Хмыкнув, Валлан накинул на плечи светло-коричневый, стеганный дублет. Во дворце он старался обходиться без кольчуги, чтобы не обижать лишний раз петельщиков, несущих охрану везде и всюду. "Мышь не проскользнет", - любил, самодовольно усмехаясь, повторять барон Остан. С недавнего времени барон - раньше он был простым сотником гвардии. А вот обходиться без секиры капитан не смог себя приучить. Ощущение надежной тяжести на бедре - многолетняя привычка, от которой так запросто не избавишься. Даже если станешь принцем-консортом и всю жизнь проведешь во дворце под надежной охраной.
Впрочем, сидеть сиднем в Трегетройме Валлан тоже не собирался. Да и кто ему даст?
Уже сейчас на юге страны зреет баронский бунт. Да не один, по всей видимости. Не все трейги с радостным единодушием восприняли весть о смерти короля. Понятное дело, Витгольд давно и тяжело болел. От лекарей отказывался. И от местных жрецов-целителей, служащих Огню Небесному, и от приезжего чародея-озерника. Не принимал никаких снадобий, опасаясь отравления. Пил исключительно чистую ключевую воду, пользуясь кубком, вырезанным из рога полулегендарного зверя-единорога, обитающего далеко-далеко на юге, за горами Крыша Мира. Кость единорога, согласно народному поверью и заверениям купцов-поморян, доставлявшим диковинные товары морским путем в северные королевства, обладала свойством обезвреживать любой яд, добавленный в питье. А ел его покойное величество только перепелиные яйца. Тоже задачка для отравителя еще та. Как сквозь скорлупу яд пропихнуть? Вот Витгольд и рассчитывал врагов за нос провести.
Не учел лишь дочку, решительностью в батюшку пошедшую.
Селина давненько уже возмущалась глупыми законами да пресловутой дочерней покорностью. Не желала сидеть за пяльцами в светлице и жениха дожидаться, какого его величество сговорит. Хотя поначалу Витгольд был не против ее барка с Валланом, восьмым бароном Берсаном, капитаном гвардии Трегетрена. И род старинный, и воин, каких поискать. Надежная опора женщине-королеве, когда отец все-таки отправится в Верхний мир, возляжет в просмоленную лодочку по стародавнему обычаю, завещанному поколениями предков.
Единственное препятствие между принцессой и вожделенной короной, давно устранили. Да и что за препятствие?
Старший брат.
Принц Кейлин.
Он уродился неплохим воином. Умелым бойцом. Достойным командиром. И лицом, и статью, пожилые люди утверждают, в батюшку покойного. Тот, бывало ни одной юбки не пропускал. А отказа не ведал вовсе не потому, что коронованная особа. Просто удал и хорош собой.
Вот характером Кейлин не пошел в Витгольда. Чересчур мягок.
Валлан аж скривился от презрения.
Ну, скажите на милость, что это за будущий король, коли он не желает огнем и мечом баронские смуты подавлять, крестьянские восстания в крови топить. Ведь, кого боятся, того уважают. Власть зиждется на силе. И страхе.
Нет, этот белоручка вздумал вести речи об отмене пошлин и селянских податей. Мол, легче станет жить земледельцу, больше будет зерна производить, всему Трегетрену прямая выгода. Ага, развязывай кошель. Будет тебе смерд из кожи вон лезть, чтоб баронов кормить, да королевский двор, да армию. А ремесленник начнет мастерить больше товаров, рудокоп черенок у лопаты сломает от усердия... А купец растает от милости монаршей и перестанет часть прибыли утаивать.
Кто ж в здравом уме захочет больше работать?
Еще Кейлин носился с вовсе уж бредовой затеей - раскрепостить тягловых селян. Чтоб не волен был местный барон или граф в их животе или смерти, а получал урочную подать в обмен на суд и защиту от лихих людей.
Кто из баронов на такое согласится?
Вот где начались бы бунты - всем бунтам бунты. И полетела бы, как пить дать, корона с головы балбеса-мечтателя. Развалился бы Трегетрен на удельные вотчины. А тут и соседушки не задержатся. Повесье с Ард'э'Клуэном спят и видят, как бы трейговское королевство по кусочкам растащить. Разрушить до основания и на развалинах еще меж собой свару учинить.
А чего стоит чистоплюйство Кейлина во время последней войны? Последней ее называли потому, что названия еще не придумали. Иногда говорили "остроушья", иногда - "северный поход".
Пытать и на колья пленных сажать он, видите ли, не желал, , сучек остроухих и их ублюдков злобных жечь.
"Воевать надо с воинами!"
"Победа на поле брани достигается, а не в пыточном каземате!"
Чистоплюй и белоручка!
Из-за него и Мак Кехту в первый раз Валлан упустил. У Кровавой Лощины.
Когда остроухие Мак Кехты и Мак Дабхта прижали Властомира с его гвардейцами. Веселинский король дротик в бедро получил и думал отступить из боя, но косоглазые нелюди достали таки его. Численный перевес на стороне остроухих оказался и быть бы Властомиру глубоко под курганом, если бы не петельщики. Их вели тогда Валлан и Кейлин.
Ох, и врезали они нелюдям!
Из трех десятков едва ли пяток ушел.
В том числе и ведьма проклятая. Мак Кехта.
Они с Мак Дабхтом вдвоем удирали, но под ярлом конь ногу сломал, поскользнувшись. Кейлин с парой бойцов на них налетел, а под Валланом скакун замешкался: почти с утра в бою - какое животное выдержит?
И рубить бы принцу остроухую, а он Мак Дабхту голову снес!
"Не могу, баба..."
Мало эта баба, тьфу ты, сида крови людской и до, и после попила?
А ярл все едино не ушел бы! Пешком от конных? Курам на смех.
Ушла Мак Кехта, а Валлан глухую злобу затаил на прежнего соратника и товарища по буйным молодецким забавам. Вначале терпел, не признавался никому. Все потому, что давно молодому барону и капитану гвардии пришлась по сердцу трегетренская принцесса, Селина.
Не хотел барон Берсан с будущим шурином ссориться пока однажды не понял, что и черноволосой, черноглазой принцессе братишка старший тоже не по нутру.
Вот кто родился корону надеть, так это Селина.
Смелая, решительная, достаточно жестокая, чтобы любому бунтарю хвост прикрутить. И надо же уродиться девкой. Да еще младшей в семье!
Тут уж ни о каком престолонаследии и речи быть не может. Заранее на роду написано выйти замуж либо за соседнего правителя или сынка такового, либо за королевского вассала побогаче и помогущественнее с тем, чтобы кровными узами родное королевство укрепить.
А Селина смиряться с таким положением не желала.
Вот и устроили они, заодно с Валланом и еще несколькими особо доверенными командирами из числа петельщиков, принцу Кейлину веселую прогулочку аж на Восходный кряж. С мешком на голове.
Можно, конечно, было и сразу корд под лопатку сунуть, но почему-то никому не захотелось мараться в королевской крови. Или гнева Огня Небесного испугались?
Насчет Восходного кряжа им молодой чародей из озерников подсказал.
Есть, оказывается, на скалистых кручах, защищающих Ард'э'Клуэн и Восточную марку от суховеев, набегающих из великой степи, пещерные храмы. Ничего общего они не имеют с Храмом, которому чародей Квартул служил и за который жизнь отдать был всегда готов. Ни о каком волшебстве тамошние отшельники знать не знали и ведать не ведали. Надо полагать, только поэтому и не разрушили их убежища до сей поры. К конкурентам Храм Приозерной империи жалости и снисхождения не испытывал.
Обитатели пещерных монастырей жизнь проводили в тяжких испытаниях, каковые сами для себя и придумывали. Таким образом они намеревались достичь сверхчеловеческих возможностей, не прибегая к чародейству. К примеру, из уст в уста в империи передавались легенды об учителе, сумевшем взлететь одним усилием воли. Или о старце, провидящем будущее с такой точностью, что погоду мог предсказывать и виды на урожай на несколько лет вперед. Не всегда в пещерные монастыри уходили добровольно. Иногда старцы-отшельники покупали себе рабов из числа осужденных преступников. Кто-то же должен выполнять тяжелую работу - носить воду, колоть дрова, убираться в кельях - пока достигается просветление? Правители охотно соглашались обменять висельников на звонкую монету или горный воск. От пещерников еще никто не возвращался. При первой попытке удрать пойманного выхолащивали. За вторую - ослепляли. Обычно после этого уже ни один не убегал. Как? Да и к чему?
Квартул - так звали жреца-чародея согласно правилам Храма - набросал записку в несколько строчек настоятелю или, как величали своих старших сами пещерники, Просветленному одного из монастырей с просьбой приютить опасного преступника, злоумышлявшего против короны и Сущего Вовне.
Захватить Кейлина оказалось на удивление легко - он не ожидал подвоха, привык доверять близким. Во дворце тоже ни одна живая душа ничего не заподозрила. Витгольду скормили байку об исчезновении. Король грустил, горевал, пытался наладить поиски наследника. Валлан ему не препятствовал. Наоборот, всячески помогал.
Трегетрен прочесали от Спорных земель до Восточной марки, от Железных гор до Черного нагорья. Безуспешно.
И без того тяжко больной Витгольд сильно сдал. Почти не вставал с постели. Все чаще задумывался о смерти.
А разрешив Валлану отправиться на поиски отряда Мак Кехты в середине липоцвета, король в приватной беседе дал согласие на брак восьмого барона Берсана с наследницей престола. И даже напутствовал пожеланием беречь себя.
Все шло как нельзя лучше, но...
Витгольд всегда был самодуром. Уж если что втямяшивалось ему под черепок, увенчанный железным ободом короны Трегетрена, так напрочь вытесняло все предыдущие обещания.
"Я хозяин слову королевскому. Захотел - дал, а захотел - и назад взял".
На беду, чью только - не понять, в отсутствие Валлана в Трегетройм прибыли послы Властомира. Из далекого Весеграда приехал королевский дядька и наставник, почитавшийся им заместо отца, Зимогляд. Да не просто так, грамотами обменяться, да о торговых путях и пошлинах договориться явились послы. Жениться Властомиру приспичило.
Валлан как узнал, враз пожалел, что коня гнал при Кровавой Лощине. Глядишь, замешкался бы, дал роздых измученному вороному, и пришлепнули бы повесского жениха остроухие. Хоть какая-то польза от нелюдей. Хоть раз в жизни.
По правде говоря, Властомиру давно уж нужно было невесту подыскать. Шутка ли? Королю давно за тридцать перевалило, а все холостой и бездетный. Байстрюки от слободских девок прижитые - не в счет. Только к кому свататься? У Экхарда - сын. У владыки Приозерной империи детей нет...
Само собой, вожди веселинских родов, бояре знатные, так и норовили с какой-нибудь из своих дочек Властомира окрутить. Но он благоразумно умудрялся всякий раз отвертеться от чересчур уж рьяных отцов. Выдели один род - другие обидятся. Королю это надо?
Да, в народе говорили еще про дочку Витека Железный Кулак. Этот талун по праву почитался в Ард'э'Клуэне вторым после короля. Тал Ихэрен раскинулся на левобережье Отца Рек, ближе к Железным горам. Отсюда и богатство Витека - сталь, железная крица, медь. Отсюда и военная мощь - до сотни колесниц Железный Кулак, случалось, собирал под свою руку. Но от его девки даже в Фан-Белле отказались. А на что уж охочие до женского полу и сам Экхард, и сынок его - Хардвар. Тем не менее, отправили назад в Ихэрен, к отцу. Зачем Властомиру ославленная таким манером девка? Пусть даже и талунская дочка. Пусть даже и самого Витека плоть от плоти.
Кстати, владыка ихэренский обиды от короля не стерпел и надумал отделиться от Ард'э'Клуэна. За что и поплатился. В самом начале златолиста его рать сошлась с королевским войском, которым командовали Брохан Крыло Чайки - предводитель "речных ястребов" - и Брицелл Постум, капитан конных егерей Экхарда, наемник с далекого юга. В том бою Витек погиб, а королевская армия сейчас довершала разгром и разграбление его вотчины. Пропал в общей свалке и Брохан Крыло Чайки. Так что озерник Брицелл сейчас остался единственным опытным военачальником при молодом Ард'э'Клуэнском монархе - Экхарде Втором.
И все же мысли Валлана, сделавшие основательный крюк, вернулись к посольству Властомира.
Зимогляд прямо предложил Витгольду через брак укрепить позиции обоих королевств. Не исключая и объединение их после смерти Трегетренского короля.
К сожалению, отец Селины за эту идею ухватился двумя руками, как голодный за окорок. Наплевал на обещания, данные дочери и Валлану. Начал сговариваться с дядькой Властомира о свадьбе.
Сам барон Берсан узнал о том случайно, на границе Трегетрена с Ихэреном. Когда возвращался после удачной погони за Мак Кехтой, увенчавшейся полным разгромом ее банды и смертью - кто бы сомневался? - остроухой ведьмы.
Капитан гвардии повел остатки своего отряда с такой скоростью, что едва не загнал вконец измученных долгим переходом коней. Рукоять секиры ныла в ладонях, отзываясь на прикосновения мелкой дрожью, словно живая. Кто знает, что бы Валлан наговорил королю, успей в Трегетройм вовремя, и чем бы их встреча закончилась?
Но он не успел.
Как ни гнал коня, не успел.
Селина все сделала сама.
Не без помощи расквартированных в столице петельщиков, которым Валлан дал строжайший наказ - слушать принцессу как самого себя, ее высочество устроила ночью дворцовый переворот в лучших традициях. Не даром характером в отца удалась.
Витгольда, столь упрямо цеплявшегося за жизнь, задушили подушкой. И то дело. Кровь королевскую, согласно бытующей молве, проливать грешно. Не отмолишься. А удушить - милое дело.
Сотник Остан со всеми петельщиками поддержали начинание принцессы. На ее же сторону переметнулся королевский казначей - барон Нувель, ныне граф Нувель - и верховный жрец Огня Небесного - Невеот. А коль деньги и божество с нами - кто на нас?
Так и вышло, что капитан гвардии прибыл на все готовое. Вот тебе невеста, вот тебе корона, вот тебе власть...
Но еще одну новость узнали Валлан с Квартулом от армейского сотника Хродгара, направленного с подкреплением в форт Турий Рог на северной окраине королевства. Разбойник-перебежчик, сам того не желая, выдал страшную тайну. Оказалось, Кейлин жив и находится на свободе.
Нелепая случайность.
Десяток петельщиков, сопровождавший принца в его принудительной прогулке на Восходный кряж, напоролся на засаду банды веселинских дезертиров. Каким ветром занесло бородачей аж в пределы Восточной марки? Спору нет, таких ватаг много пооставалось по всем трем королевствам после того, как война завершиться не завершилась, а так, вяло затихла. Еще бы, пропасть народа оружие в руки получила, да хлебнула вольной вольницы. Поняла, что кровь пролить и отнять чужое гораздо проще, чем соленым потом свое добывать, строить, выращивать.
И вот неведомый промысел высших сил столкнул конвой Кейлина и лесных молодцев. Гвардейцев перебили без всякой жалости. Еще бы, петельщики сами разбойникам спуску не давали. Так чего же в ответ милосердия дожидаться? Пленника, понятное дело, освободили. Враг моего врага - мой друг. Истина давно известная.
Кейлин свое происхождение скрыл. Не стал называться перед лесными молодцами. Мало ли что?
Но воинского искусства своего не припрятывал. Враз показал, как с мечом обращается. А полутораручником, следует признать, владел принц как немногие в Трегетрене. Главарь ватаги в восторг пришел, а с ним и остальные разбойнички. Дали новичку прозвище - Живолом.
А вот с перебежчиком Вырвиглазом трейговский принц явно что-то не поделил. Да оно и понятно, предатель из арданов был, рыжий, усатый и верткий, ровно таракан запечный. А Кейлин арданов никогда не любил.
Вырвиглаз с радостью выложил пред Хродгаром, а потом и перед Валланом, куда направляется шайка, сколько в ней людей, коней и подвод, сколько луков, мечей и копий. Выходило не очень внушительно. Ну, банда и банда. Окружали и вырезали до единого человека и более многочисленные.
Капитан послал расправиться с веселинской ватагой четыре десятка воинов под командованием полусотенника Лабона. Десяток петельщиков и три десятка воинов Хродгара - двадцать лучников, а остальные щитоносцы-копейщики. На первый взгляд, сила вполне достаточная, чтобы раздавить любую шайку, пускай даже три принца там в подручных у главаря ходят.
Не вернулся ни один.
Или нет, неправда. Вернулся один Лабон.
Прискакал в Трегетройм дней через пять после прибытия Валлана. На измученном коне. Сам бледный, в лице ни кровинки, краше в просмоленную лодочку укладывают. И правой руки нет. Обрублена выше локтя.
Лабон-то и рассказал Валлану и Квартулу, как в заброшенной и людьми, и богами деревеньке Щучий Плес у брода встретились два отряда. И что веселинская банда совсем даже на банду не похожа, а скорее на слаженный и отлично вымуштрованный летучий отряд. И Кейлин там если не за предводителя, то уж первый помощник у главаря точно.
Взять шайку с налета, врасплох не получилось. Видать местные предупредили о засаде. Лабон себя воином и командиром из последних никогда не считал, но тут нашла коса на камень. Любой его ход принц упреждал. Лучникам даже нос высунуть из лесу не дал. Полусотенник в обход часть своих конников бросил, так их перебили, словно бабка нашептала, где именно они реку переходить надумали.
Отчаявшись, Лабон предложил Кейлину поединок. Один на один. Грудь на грудь. Знал, не погладит капитан по головке, если не выполнив приказ петельщик вернется. А приказ простой и ясный - привезти голову его высочества в мешке.
Но и тут не повезло полусотеннику. Хоть в гвардии почитался он едва ли не первым мечником. То ли стареть начал, то ли и впрямь Огонь Небесный к принцу благоволил. Кейлин его свалил. Ранил тяжело. Руку отрубил на ладонь выше локтя и еще ребрам досталось. Ежели б не кольчуга, уложил бы на месте.
Тут бы и конец бравому полусотеннику, но принц, по своему обыкновению, раненного пощадил. Велел перевязать.
А потом открылся и перед лесными молодцами, и перед трегетренским отрядом. Объявил, мол, те, кто его наследства лишить удумал, еще кровушкой умоются. Призвал лучников, щитоносцев и петельщиков, в общем, всех бойцов, что с Лабоном к Щучьему Плесу пришли, под свои знамена.
Перешли все. Валлан едва зубы не сломал, когда о том услышал. Его петельщики! Жердяй, Скреп, Заяц... Верные псы.
Нет, человек не может быть по настоящему верным. До конца, до предела, до смерти. Только собакам истинная преданность по силам. За это барон Берсан и любил собак больше, чем людей.
А Лабона отправил Кейлин-Живолом в Трегетройм рассказать об увиденном Валлану и Селине. Принц не сомневался, что его пленение и отправка на восток, в пещерный монастырь, дело, задуманное его сестрой, а приведенное в исполнение будущим зятем.
Валлан, выслушав бывшего, но теперь потерявшего доверие помощника, пришел в бешенство. Две ореховые панели, расколотый секирой, и разбитый в щепки кулаком стол - не в счет. Хвала Огню Небесному, люди под горячую руку не подвернулись. Лабон-то привычный - два раза увернулся, а после и гнев прошел. Так же быстро, как и возник.
Через несколько дней, капитан петельщиков, успокоившись, решил вновь выслушать от полусотенника подробности событий в Щучьем Плесе. Но Лабон исчез. Словно сквозь землю провалился. Караковый конь остался стоять в конюшне, а вот хозяин его пропал. Однорукого калеку искали по дворцу, потом по всему Трегетройму. Поискали и бросили. Решили, что Лабон застыдился насмешливых взглядов бывших соратников - еще бы, дал себя обвести вокруг пальца, словно ребенка несмышленого - и ушел. Куда? Да кто его ведает? Может в ту деревню, откуда родом, из которой больше тридцати лет назад явился в столицу счастья искать. А может, еще куда. Трегетрен - большое королевство. Опытный мечник, пусть даже и покалеченный, не пропадет. К любому барону может наняться ратников школить или сынков баронских с мечом обращаться научать.
Наконец-то Валлан выбрался из спальни. Размышления здорово отвлекли его и заставили замешкаться. В маленькой комнатушке, эдаком "предбаннике", соединяющем королевскую опочивальню с коридорами замка, клевали носом четверо петельщиков. Хоть и все вокруг родные и свои в доску, а охрана не помешает.
Увидели капитана. Вскочили, вытянулись во "фронт".
Тут же возились в углу два толстых щенка по-волчьи серой масти. Клык и Коготь. Их капитан петельщиков подобрал еще в конце жнивца, в небогатой фактории трапперов на правобережье Аен Махи.
История обычная - сука загуляла в лесу с волком. А хозяин, нет бы радоваться, решил потопить щенков. За что получил в глаз от капитана петельщиков. А собаку, со щенками вместе, Валлан забрал с собой. Всего их семеро было, кутят-то. Выжили лишь двое. Переход неблизкий - несколько сот лиг, а они еще маленькие, слабые... Зато теперь отъелись, окрепли и обнаглели. Уже пробовали кусать обитателей дворца за лодыжки. Вот только голосов не подавали. Не лаяли никогда, хотя другие щенки в четыре месяца уже вовсю пробуют тявкать. А у этих, видать, волчья порода сказывалась. Может, потому и избавляются трапперы от помесей? Им-то нужны собаки, чтоб зверя облаивать, охотника к добыче привлекать.
Клички им Валлан сам придумал. Клык и Коготь не отходили от своего хозяина и благодетеля. Так весь день двумя хвостиками и волочились за ним. А вот мать их черно-белая лайка Тучка предала спасителя своих детей. Променяла на сладкий аромат кухни и сытную кормежку. От дворцовых поваров не отходила.
Вот и сейчас оба пса-подростка бросились к сапогам капитана гвардии, заскакали на задних лапах, завиляли толстыми, негнущимися хвостами.
Стоящий с правого краю невысокий курносый петельщик улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Он тоже был для щенков не последним человеком. Кормил, возил в большой корзине, блох выбирал еще от пустоземелья Аен Махи. Правда, теперь Клык и Коготь вспоминали остарой дружбе все реже и реже.
- Ну что, Рохля, - окинул курносого взглядом Валлан, - кормил псов?
- Так точно! - гаркнул петельщик, еще больше выпячивая грудь.
- Молодцом!
- Рад стараться!
Капитан кивнул. Коротко бросил:
- Охраняйте.
И стремительным шагом направился в оружейную комнату, приспособленную им под кабинет.
Здесь радовал ноздри запах смазки, стали и хорошо пропитанной дегтем кожи перевязей и ножен. Вдоль стен протянулись стойки со старинными алебардами: с прямыми лезвиями, и с более новыми - полукруглыми; с рогатинами и гизармами; с глевиями и рогатыми копьями арданов. На стальных скобах висели секиры, боевые топоры, клевцы и чеканы. На длинном столе лежали одноручные и полутораручные мечи: кавалерийские, с заточкой одного лезвия полностью, а другого - на треть, и пехотные обоюдоострые. Здесь же грудой валялись корды и охотничьи ножи. Под слоем паутины, в укромном уголке, спряталась узкая кривая сабля кочевника из восточной степи. В углу возвышалась громадина двуручного меча - крестообразная гарда почти на уровне ключиц капитана, тяжелый противовес, выполненные в виде копыта, - выше бритого темени.
Валлан провел ладонью по тщательно отполированному древку двурогого, увенчанного тремя зацепами и тремя пробойниками, копья. Память о победе трегетренского оружия над арданскими талунами в отрогах Железных гор.
- Чудная штучка!
- Как сказать... - ответил ему негромкий, но уверенный голос. - Как сказать... Если бы люди придумали столько приспособления для продления и сохранения жизни, как для отнятия оной...
У стола с мечами, опершись узкой ладонью о край, стоял молодой светловолосый мужчина в длиннополом сером кафтане-гамбезоне. Лицо тщательно выбрито, но осунувшееся. Мешки под глазами выдавали усталость чародея. Квартулу в последние дни доставалось не меньше других.
- Угу, - буркнул Валлан. - Ты еще посетуй, что для создания жизни только одна штука придумана.
Жрец пожал плечами. Мол, какой смысл отвечать на скабрезные шутки?
- Вы все, жрецы, такие? - капитан петельщиков прошагал наискось через оружейную и опустился на табурет.
- Какие - "такие"?
- Ну, не от мира сего... Ты ж погляди на себя сбоку. Хорошую шутку-прибаутку услышал и враз покраснел, ровно девка-недотрога.
- Вопрос в том, барон Берсан, что считать хорошей шуткой.
- Да? Ну, давай тебе сказку расскажу. Собрались как-то веселин, ардан и трейг к королевской дочке свататься...
- Довольно, - Квартул устало вздохнул, сделал отстраняющий жест рукой. - На мой взгляд, не время сейчас прибаутками развлекаться.
- Ты думаешь? А что нам помешает? - Валлан набычился. - Южный бунт? Заговорщики из застенка? Или, может, тот повстанец недоделанный?.. Ну, ты меня понял.
- Да понял, понял. Жаль, что мне приходится тебе это объяснять. Должно быть, ее королевское высочество, принцесса Селина, все же чуть больше разбирается в тонкостях государственного управления. Мне бы с ней поговорить...
- Ну да! Пускай спит. Коронация только в полдень. Да, ты проверил - Невеот все по чести приготовил?
- Проверил, - Квартул уселся на соседний табурет. - Невеот сделает все, что ты ему скажешь. А если еще секиру с собой прихватишь... - в голубовато-серых глазах чародея вспыхнули смешливые искорки.
Петельщик громко захохотал. Словно в охотничий рог затрубил.
- Да ты, никак, шутить выучился? А я думал, вовсе пропащий!
"Ты еще и думать умеешь, а я полагал - только секирой махать", - подумал озерник, но вслух сказал совсем другое:
- Верховный жрец Огня Небесного вчера согласился, что Сущий Вовне есть никто иной, как создатель Огня, а, следовательно, должен верховенствовать.
- Это ж надо! Ты переспорил жреца Огня Небесного?
- Пришлось. Но, признаюсь, он все жилы из меня вытянул.
- Я ж говорил, дай его мне - тогда поглядим, кто из кого жилы тянуть будет.
- Вот и хорошо, что не дал, - Квартул потеребил нижнюю губу - старая школярская привычка. - Теперь он соберет Круг жрецов и разошлет весть по всему Трегетрену. Обновление культа пройдет мягко и безболезненно...
- Как поход в сортир. Слушай, я тебе рассказывал историю? Умирает старый ардан. Вокруг вся семья собралась...
- Слушая, барон Берсан, давай в другой раз, а? - почти взмолился жрец Храма. - Что-то ты слишком веселый сегодня.
- Ха! Квартул, сегодня моя невеста станет королевой. Что ж мне не радоваться?
- Помнится кто-то говорил мне, что хочет получить корону с бою, а не в приданое или по наследству.
Валлан нахмурился.
- Я не понял, чародей. Ты не рад, что ли?
- Почему же, рад...
- Да? Ну, гляди мне...
- Да рад я, рад. Только не стоит от радости плевать на заботы и беды королевства.
- Заговорщиков казним. Сегодня же. Бунты подавим. Не далее, чем в порошнике. Пускай дороги чуток подмерзнут. И телегам обозным сподручнее, и конница незаморенная подтянется. Кейлина... - Валлан все же понизил голос. - Кейлина тоже придушим. Ну что он за силу наберет? Сотню? Ну, две... Ладно, пускай пять. Да я петельщиков прямо сейчас в половину больше выставлю. Причем отборных воинов, не чета его сброду!
- Хорошо, если так. Буду молиться Сущему Вовне, чтобы бунты не заполонили страну...
Прерванный на полуслове звуком осторожных ударов в двери, он замолчал и взглянул на собеседника.
- Кого еще стрыгаи на крыльях принесли? - рыкнул Валлан. - Заходи!
Двойные створки распахнулись. Через порог шагнул чернявый петельщик с седыми висками и нашивками полусотенника. Его лицо выражало крайнюю озабоченность.
- Полусотенник Крег, мой капитан, - гвардеец поднял кулак правой руки до уровня плеча, отдавая честь.
- Что такое? Быстро говори!
- Гонец с западных рубежей, мой капитан.
- Ну?..
- У него послание к тебе от барона Даглана.
- Веди. Да быстро!
Петельщик высунулся в коридор, проорал:
- Заводи!
Вошло еще трое. Два гвардейца поддерживали под локти едва стоявшего на ногах человека в черном табарде с вышивкой на груди - черный медведь, стоящий на задних лапах, на фоне белого щита. Герб Дагланов. Одежду и лицо баронского дружинника покрывала грязь, сапоги на всю высоту голенища измараны засохшей конской пеной.
Валлан насупился еще больше, если только это возможно, и поднялся с табурета, скалой нависая над вошедшими воинами:
- Что за кикиморовы шутки? Что случилось?
Гонец открыл покрасневшие, воспаленные веки.
- Барон Берсан?
- Да! Я, я! Кто ж еще?
- Тебе письмо от барона Даглана, защитника западных рубежей... - ладонь воина скользнула за пазуху, извлекая на свет перемотанный бечевой клочок пергамента.
- Прими, - кивнул Валлан полусотеннику.
Крег повиновался, бережно забрал из дрожащих пальцев гонца письмо, протянул его капитану.
- Ему, - дернул щекой Валлан, указывая на Квартула, а сам шагнул ближе к дружиннику с западной границы. - Что стряслось? На словах что велел барон передать? Ну?
Петельщик слишком хорошо знал Даглана. Обросший черной бородой, как и служившим гербом многим поколениям его предков медведь, такой же угрюмый и обстоятельный, предводитель баронского ополчения не доверил бы всего послания чернилам и выделанной телячьей коже.
Гонец набрал воздуха в грудь.
- Веселины начали войну...
- Что?! - взревел Валлан, сжимая кулаки.
- Веселины начали войну. Вторглись в Спорные земли. Им не нужна добыча. Они жгут наши поселения, убивают всех... И скотину тоже. Разрушено три форта. До основания. Гарнизоны вырезаны. Веселая Горка и Три Петуха в осаде, но еще держались... - дружинник помолчал, пошевелил губами. - Четыре замка захвачены с налету. От десятка баронов нет вестей.
- Как так! Почему? - капитан петельщиков в сердцах грянул кулаком по стойке с алебардами. Она с грохотом опрокинулась, оружие со звоном запрыгало по каменному полу.
- Не могу знать. Даглан просит помощи. Я скакал три дня. Загнал пять коней...
Усилием воли Валлан взял себя в руки:
- Ладно, воин. Ты с честью исполнил долг, - махнул рукой петельщикам. - Накормить, напоить, уложить спать. Как проснется, Крег, скажешь Нувелю, я передавал-де, десяток корон пускай отсыплет.
- Слушаюсь, мой капитан, - полусотенник дал знак своим и гонца увели. Точнее унесли - сомлевшие от долгой скачки ноги ему почти не повиновались.
Капитан повернулся к жрецу, который сломал печать и разглядывал пергамент, повернувшись спиной к окну.
- Ну?
- Все, как он и сказал, - озабоченно отвечал чародей. - Тут названия сожженных фортов и имена погибших, предположительно, баронов. Даглан собирает ополчение, но боится, что их разобьют по одиночке.
- Три стрыгая и бэньши!
- А не нужно было королевскому дядьке глаза выкалывать и руки послам рубить, - веско проговорил Квартул.
- Учить меня он будет! - вновь вспылил барон, но осекся, замолчал.
Тишину прерывало лишь сопение чародея - местная промозглая осень наградила привыкшего к теплому климату южанина-озерника сильнейшим насморком. Он продолжал теребить губу и водил ногтем по строчкам на листке.
- Теперь Властомиру, курва его мать, только дай порвать, - хрипло буркнул наконец будущий принц-консорт.
- Вот-вот, - согласился Квартул. - А у нас южный бунт на шее камнем висит, да шурин твой на северо-востоке воду мутит...
- Я его голыми руками порву! Честную сталь не измараю! На одну ногу наступлю, за другую дерну!
- Кого? Властомира или Кейлина?
- Обоих! - Валлан врезал с размаху кулаком по столу. Мечи подпрыгнули и жалобно тренькнули.
- Хватит мебель ломать, - чародей опасливо отодвинулся вместе с табуретом. - Что делать думаешь?
Петельщик заходил по комнате, как пойманный волк по тесной клетке:
- Перво-наперво, собирать баронские дружины под копье. Глашатая в Восточную марку. Пусть Торкен Третий поднимает своих баронов и ведет на юг. Бунт подавить. Пускай пообещает каждому дружиннику рыцарский лен в южных землях, а каждому рыцарю - баронскую корону...
- Разумно, - усмехнулся Квартул. - А потом юг будет бунтовать еще два поколения.
- Плевать! Лишь бы подавил. Торкен справится. Я видел маркграфа в деле. А мы встретим веселинов.
- Может, попытаемся договориться? Отдадим Спорные земли. Пошлем кого-нибудь постарше на переговоры.
- С бородачами-лошадниками я еще не договаривался! - вспыхнул Валлан, остановился, перекатываясь с пятки на носок. - Да и не пойдет Властомир на переговоры. Он горло перегрызет за Зимогляда.
- Значит раньше надо было по чести договариваться, - жрец пожал плечами. - Что уж теперь...
- Думаешь, когда б руки не рубили, он бы добрее был бы?
- Ну, не знаю...
- Селина знала, что делала. Витгольд, король наш покойный, меня бы в Трегетройм не впустил. Ее под замком держал.
- Правильно, а она за это батюшку подушкой.
- А что с ним цацкаться? Одной ногой в лодке, а туда же - государственные дела устраивать!
- Не знаю, - Квартул задумчиво отложил пергамент, провел ладонью по груди, нащупывая что-то, незаметное под одеждой. - В Приозерной империи убийство кровного родственника всегда самым страшным грехом считалось и сейчас еще считается. Даже изменника императору не карают так сурово, как отцеубийцу. Ведь это же человек, которому ты жизнью обязан. Штука, на мой взгляд, почище вассальной присяги будет.
- Тебя не припекало просто, - огрызнулся Валлан. - И вообще вы там, на Юге, давно забыли, с какого конца за меч берутся.
- Ты так думаешь? У меня отец - легат семнадцатого Серебряного легиона. Там у каждого воина серебряная стрелка на шлеме выгравирована. За то, что в чистом поле против десяти тысяч кочевников держались и отход имперского войска прикрыли. Чтоб в семнадцатый легион попасть, рекрут дерутся, бывает, на вербовочных пунктах, да только не всякого десятник все равно возьмет.
- Вот как? - петельщик скривился, словно гнилую сливу раскусил. - А что ж ты в жрецы подался? Или трусоват? Не в отца.
Чародей выпрямился, сжав челюсти так, что под тонкой кожей заиграли желваки. Ответил, тщательно подбирая слова:
- В Империи нет обязанности почетнее, чем служить Храму.
- Я ж и говорю - странные вы все.
- Тем более, что я и должен был унаследовать дело отца. Меня, может, с пеленок готовили в армию!
Валлан скептически скользнул глазом по, прямо говоря, щупловатой фигуре собеседника. Но смолчал. Тем не менее, Квартул его взгляд заметил
- Я с тобой на Север, за Мак Кехтой, ходил - просил пощады? Или, может быть, ныл?
- Ну, нет.
- То-то же.
- А как же тебя угораздило в мантию вырядиться?
Квартул вздохнул:
- У меня был брат. Старший...
- Был?
- Да. Был. Отец сказал, что для нашего рода он умер. Что у Сестора Ларра остался лишь один сын, который должен спасти честь рода.
- И что он натворил, твой мертвый брат?
- У нас, в Империи, принято отправлять старших сыновей от каждого нобильского рода в Храмовую школу. В лето, когда им сравняется десять полных лет. Там проверяют их магические способности. Если мальчики подают надежды, их оставляют для обучения...
- А девок не отправляют, что ли? - заинтересовался рассказом петельщик.
- Фу, - чародей скорчил такую гримасу, словно ему предложили голым по гребню крепостной стены пробежаться. - Какой от женщины может быть прок в магических занятиях? Они живут не разумом, а чувствами. Эмоции в них сильнее рассудка. И таким существам давать в руки магию?
Валлан хмыкнул:
- Вона как у вас там заведено! А все нас варварами зовете.
- Варварство - это бесконтрольное использование Силы. Не прошедший смиряющего дух и плоть обучения в храмовой Школе тебе такого наколдует!..
- Ну-ну. Ты дальше про себя рассказывай. Нечего мне тут храмовыми истинами трясти.
- Мой старший брат... - Квартул запнулся, мучительно решая для себя - называть или не называть имя. И решил, что не стоит. - Мой старший брат был по праву первородства удостоен этой чести. Его приняли в Школу. А потом... Потом он оттуда сбежал.
- Вот так прямо - взял и сбежал?
- Да.
- Молодец твой брат, - петельщик усмехнулся, присел. - Не захотел штаны протирать о лавки. Э, да вы там же, видать, штанов не носите - балахоны ученические. Все равно молодец. Небось матросом на корабль императорский записался или в легион?
- Нет. Вряд ли, - чародей покачал головой. - Храмовая Школа не отпускает так просто своих воспитанников. Тем более прошедших почти шесть лет обучения. Ведь это уже готовый волшебник.
- Ну да, - Валлан притворно всплеснул широкими ладонями, - готовый чародей и вдруг не под надзором у отцов Примулов.
- Вот именно. И он это понимал. Не мог не понимать. Наверняка убежал в Йоль. Или к поморянам. Или на Север, к вам.
- Так ты поищи братца-то. Или нет больше родственных чувств? Любви там братской...
- Нет. Да, наверное, и не было. Я ж его совсем не помню. Когда он уезжал в Школу, два года мне было. Когда удирал - а он забежал домой ненадолго после побега - я его видел, но не запомнил. Дядька какой-то чужой... Темно, страшно, мать плачет. Отцу она так и не рассказала, что брат заглядывал к нам. Отец сильно сердился. Сказал, что нет у него больше старшего сына. Единственный я.
- А тебя в Школу, значит...
- Да. Искупать позор рода Ларров. Как видишь, не зря. К двадцати пяти годам не всякий Квартулом становится. Иной и помрет Додекатулом.
- Чудно говоришь.
- Это у нас ранги такие. Чем ты сильнее, тем ранг выше. Самый верхний - Примул. Из них состоит Священный Синклит, восседающий в Соль-Эльрине. А Додекатул - едва ли не самый нижний.
- Ладно, - Валлан махнул рукой. - Я вот о чем хотел тебя... просить.
Последнее слово далось ему с немалым усилием.
- О чем же? - прищурился жрец.
- Поможешь волшбой? С твоими молниями и огненными шарами мы с веселинами легко совладаем.
Квартул задумался.
- Ну, что ты молчишь, словно медом язык залепил?
- Да вот, думаю. Узнает совет Примулов - сошлют в лучшем случае. В худшем - в подземелье посадят грехи замаливать. Пожизненно.
- Неужто никогда ваши чародеи в мирские дела не вмешивались?
- Вмешивались. Давно. Когда Империя еще молодой была. Тогда все колдовали, кому не лень.
- И что?
- А ничего. Самый первый Священный Синклит, который собрался в Соль-Эльрине, решил - не использовать магию в войнах. Иначе все человечество истребить можно. Армия магов, она...
- Да знаю. Видел, как ты на Красной Лошади управлялся.
- Представь сотню таких как я.
- Представил. Здорово было бы. Таких делов наворотить можно! - Валлан даже руки потер от предвкушения. - Но ты уже колдовал против... Против остроухих.
- В том то и дело, что не против людей. Тут, даже если кто донесет, я как-нибудь выкручусь. Нелюди. Враждебная раса. Необходимость, с целью спасения жизни. Или еще чего придумаю, - жрец не удержался и смачно чхнул.
Петельщик насупился:
- А если так выставим дело. Ты мне военную помощь, а я тебе, после победы, дам проповедовать Сущего Вовне вперед Огня Небесного. Так твои отцы Примулы согласятся?
Квартул подумал еще немного и кивнул.
- Согласятся. Только я наперед разрешения спрашивать не буду. А то не дадут. Постой! А ну как люди не захотят Сущего славить?
- Захотят. А не захотят, мы их - на кол, в батоги, в подземелья.
Молодой чародей передернулся:
- Как же так можно?
- А вот так. Можно и все. Соглашайся. Ты свое задание исполнишь. Победителей не судят. Глядишь, к тридцатой зиме сам Примулом станешь. А я королевство сохраню.
- Ладно. Только мне готовиться нужно. Амулеты заряжать. У меня почти ничего не осталось. Дашь мне резчиков? Лучше камнерезов, но можно и мастеров по кости.
- Найду.
- Вот и хорошо, - Квартул вытер нос и верхнюю губу пальцем, потом отер палец о полу гамбезона. - И все же я никогда не пойму жестокости ваших народов... Дочь убивает отца, ищет смерти брата, брат платит ей той же монетой, не захочешь молиться по приказу - на кол...
- Для того, что б понимать, надо вырасти здесь, - Валлан потер лысину. - Три дня не брил, колется. Моего отца, седьмого барона Берсана, грязный смерд убил стрелой. Не понравилось, видишь ты, что за недоимки по всей строгости спрашивал. На охоте подловил. Трейговские луки знаешь как бьют? Не чета вашим пукалкам. Как мне такое стерпеть было? Вот ты мне скажи - ты бы стерпел?
- Да не знаю, - Квартул пожал плечами.
- Ты-то, может, и не стерпел бы. А любой иной озерник утерся и пошел бы к судье. Что, не так?
Чародей промолчал.
- Молчишь? Все вы... - петельщик махнул рукой. - А мне одиннадцать годков было. Я корону баронскую принял и никому не позволил усомниться, что справлюсь. Нашелся один умник. "Опекунство, опекунство..." Я ему шип от моей секиры, - пальцы Валлана нежно пробежали по полукруглому лезвию, - в висок забил, а пока падал, башку снес. Дружина меня во двор на руках вынесла. С тех пор я - восьмой барон Берсан.
- А тот смерд?..
- Не переживай, ему я отомстил. Самого, правда, не поймал. Ушлый мужичонка оказался. И трусливый. Задницу в чащобе схоронил, да так и не вылез. А вся его семья: жена-стерва, трое ублюдков недоношенных, старики - волчья кровь - долго на стене сдыхали. Повешенный на крюке за ребро еще три дня живет. И то если воды не давать. А если давать, и дольше протянет...
Валлан остановился, обнаружив, что чародей глядит на него едва ли не с ужасом. Сказал, как припечатал:
- У нас тут все просто. Не сожрешь, так тебя сожрут. Жди камнерезов. К обеду будут. Да, на коронацию не забудь прийти. Приглашаю.
После того, как петельщик вышел, плотно притворив за собой двери, Квартул еще долго сидел, тупо вперившись глазами в столешницу. Его правая рука, пробравшись за пазуху гамбезона, сжала висящий на простом шнуре амулет - фигурка человека, неумело вырезанная из темного дерева. Совсем простецкая работа. Руки и ноги едва намечены, круглая голова - две дырки глаза, две дырки нос, одна, побольше, рот. Да и чародейств в нем раз, два и обчелся. Ни для какого серьезного волшебства не используешь. Признаться, у амулета было лишь одно магическое свойство. Всегда, в любую погоду, под одеждой или сверху, в кулаке или на столе, он оставался теплым. Когда-то молодому чародею, тогда еще восьмилетнему мальчику, надел его на шею сбежавший из Храмовой Школы старший брат Сесторий Ларр.

ГЛАВА I I I


А

рд'э'Клуэн, Фан-Белл, королевский замок
златолист, день двадцать первый, полдень


Брицелл Постум, капитан конных егерей, побарабанил пальцами по столешнице и насмешливо глянул на молодого короля. Тот не обратил на гвардейца ни малейшего внимания. Сжав виски ладонями и закусив светлый ус, его королевское величество Экхард Второй, усиленно разбирал буквы, написанные на лежащем перед ним листке пергамента. Это занятие давалось ему с трудом. Монарх раскраснелся и вспотел. Корона - золотой обруч с затейливой резьбой по внешней стороне - сползла на затылок. Венец королей Ард'э'Клуэна не имел ни зубцов, ни самоцветных каменьев. Простые строгие линии скачущих в вечной погоне друг за другом круторогих оленей.
Зато издевку, сквозящую во взгляде, капитана ясно различил третий, присутствующий за столом человек. Его нескладную костистую фигуру укрывал светло-коричневый жреческий балахон, виски серебрились сединой, впалые щеки свидетельствовали об аскетизме и строгости к желаниям плоти. Посланник Священного Синклита из Приозерной империи ко двору Ард'э'Клуэна, его святейшество, Терциел с едва заметным неодобрением покачал головой. Мол, меня тоже раздражает малограмотный северный варвар, но я же терплю.
- Позвольте, ваше величество, я подскажу, - мягко обратился жрец к королю. - Что там вызвало такое затруднение?
Экхард раздраженно зыркнул на него исподлобья. Придавил пергамент рукой:
- Спасибо. Я уже прочитал.
- Не будет ли угодно вашему величеству и нас ознакомить с содержанием этой... э... записки, - проговорил Брицелл, деланно равнодушно глядя на закрывавший стену гобелен. Бело-зеленое полотнище украшал излюбленный арданами орнамент - бегущие олени-рогачи и преследующие их колесницы с натянувшими луки охотниками. Иногда прибывшему в Ард'э'Клуэн с юга материка капитану казалось, что он умом тронется от обилия окружавших его оленей - на гербе и знаменах королевской армии, на одежде и полотенцах горожан, на вывесках у харчевен, в храмах и домах знати. Однако время доказывало, что разум озерника гораздо крепче, чем он полагал с начала.
Молодой король пожал плечами, почесал макушку:
- Признаться, я очень озадачен. Потому вас и позвал.
"Понятно дело, сорвал меня ни с того, ни с сего, - подумал Брицелл без приязни. - А ведь сегодня - срок очередного сеанса лечения Эльвия. Хотел бы я сказать пару ласковых и чурбану в золотой короне, который руны с трудом разбирает, и этому сушеному карасю в балахоне - все зубы мне заговаривает, все обещает, что мальчик поправится, а на деле..."
- А что миледи Бейона, - елейным голосом осведомился жрец, - не почтит нас присутствием?
- Нет, - твердо отвечал Экхард Второй. - У нее дела.
Брицелл и Терциел переглянулись.
"Понятное дело, - капитан начал ощущать закипающее в груди глухое раздражение. - У нее дела, а у нас - делишки. Пригорянскую шлюху нельзя сдернуть срочным приказом и заставить наблюдать потуги малограмотного дурня выглядеть мудрым и просвещенным монархом, а меня можно. И облеченного высоким рангом служителя Сущего Вовне тоже можно оторвать от любых занятий. Свистнуть, как охотничьему кобелю, и он примчится. Будет семенить на задних лапах, заглядывать хозяину в глаза и ожидать брошенной кости."
- Надеюсь, эти дела государственной важности? - вместо этого произнес он вслух.
- Что ты хочешь сказать, капитан? - кровь короля прилила к скулам.
- Капитан Брицелл, конечно, хочет сказать, - пришел жрец на выручку земляку, - что в нашем краю женщины часто считают важными делами покупку нового платья, выбор украшений в ювелирной лавке. Простим ему эту несколько неудачную шутку, ваше величество. Кстати, я не сомневаюсь, леди Бейона не могла предпочесть общество ювелира или портного нашему.
- А? Нет, конечно же, - Экхард замотал головой. - Она допрашивает какого-то важного пленника. Его доставили с северных границ. Сказала, что это очень важно, но объяснить что к чему пока тяжело.
"Еще бы, - опять про себя произнес Брицелл. - Разве в твою тупую башку что-нибудь сложнее охотничьего устава вобьешь? Псари и то больших успехов добиваются."
- Вот и славно, - мягко проговорил чародей. - И все же, о чем же идет речь в пергаменте, который ваше величество так сильно прижимает ладонью к столу? Кстати, я настоятельно рекомендую вашему величеству не нагружать правую руку столь сильно. Мне доложили, вы опять упражнялись с рогатым копьем.
- Так не болит давно уже! - король несколько раз согнул и разогнул правую руку в локте, взмахнул ею, словно нанося удар шестопером невидимому врагу.
- Все равно еще рановато. Разрабатывайте кисть, ваше величество, более легкими предметами.
- Ага, ложкой, - хмыкнул Экхард.
- Ну, конечно, настолько беречь себя - это уже слишком, - пропустил шутку мимо ушей Терциел.
- И все-таки, что в письме? - вернул разговор в прежнее русло капитан егерей.
Король вновь почесал голову, поправил корону, откашлялся:
- Самое необычное - подпись.
- И кто же его подписал?
- Принц Кейлин.
- Однако... - протянул Брицелл.
Терциел потер кончик длинного носа, склонил голову к плечу:
- Прошу простить меня, ваше величество. Возможно, конечно, я не слишком хорошо разбираюсь в политических перипетиях Ард'э'Клуэна, но кто это?
Прежде, чем Экхард ответил, Брицелл бросил отрывисто:
- Сын Витгольда.
- То есть, покойного государя Трегетрена?
- Да, твое святейшество. Именно так, - кивнул Экхард.
- Старший брат ее королевского величества Селины, чья коронация должна была пройти вчера, если в Трегетрене не случилось нового переворота, - добавил егерь.
- Но ведь в таком случае коронацию, конечно же, можно считать недействительной? Насколько я понимаю, королем должен стать этот принц... Как его?
- Кейлин, твое святейшество, Кейлин...
- Да, Кейлин.
- И что он пишет? - продолжал гнуть свою линию Брицелл.
- Об этом он и пишет, капитан, - король опять вперился глазами в пергаментный листок. - Что считает Селину с Валланом узру...
- Узурпаторами? - подсказал Брицелл.
- Во-во. Слово-то какое... Короче, не по правде они корону заграбастали. И его в Верхний мир спровадить хотели. Только он выжил. И даже оброс кой-какой воинской силой.
- Да? - опасно прищурился капитан егерей.
- Так написано.
- А от вас ему что нужно, ваше величество? - Терциел поменял наклон головы, напоминая выискивающую червяка на черной пашне желтоклювку, потер кончик носа.
- Кейлин заявил, что будет бороться за отцовское наследство. Просит признания и...
- Позвольте, я угадаю, ваше величество, - вмешался Брицелл. - И воинской помощи.
- Нет, капитан. Он просит признания и вернуть одного из его людей.
- Не понял...
- Я тоже.
- Возможно, кто-то из его соратников задержан в Фан-Белле? - высказал предположение жрец.
- Похоже, - кивнул Экхард. - Но кто?
- А почему бы нам не пригласить его в замок? - заметил Брицелл.
- Кейлина?
- Ну, не неизвестного соратника же. Кто принес письмо? - Терциел развел руками.
- Веселин, - ответил капитан конных егерей. - Бородатый, одноглазый, на щеке шрам. Подошел к страже на замковых воротах. Сказал, его величеству Экхарду Второму в собственные руки. Вот я и передал.
- Веселин задержан?
- Само собой. Под благовидным предлогом - подождать ответа. Да он и не сопротивлялся.
- Почему веселин? - задумчиво проговорил король.
- Может, Властомир оказывает Кейлину поддержку? - предположил Брицелл.
- Тогда зачем ему наша поддержка и признание?
- Откуда ж я знаю, ваше величество?
- А если веселин - наемник? - Терциел опять почесал нос. - Хотя, какая разница? У нас сейчас всего два пути.
- И какие же? - Экхард тяжело вздохнул, он хоть и был тугодумом, но не идиотом же, и начал догадываться, что подскажут советники.
- Признать Кейлина. Поддержать его требования. При необходимости помочь военной силой, - жрец разложил все по полочкам, сопровождая каждое предложение резким жестом ладони.
- Значит, война с Трегетреном, - медленно, с расстановкой произнес молодой король.
- То-то и оно, ваше величество, - подал голос егерь. - Сейчас, с Ихэренским бунтом в левобережье, это невозможно. Вначале я бы уладил внутренние дела, а потом связывался с соседским, весьма сильным, между прочим, королевством. Перебросить значительные силы через Ауд Мор будет нелегко. Да и казна не бездонная. Кстати, о состоянии казны я был бы не прочь услышать от вашего канцлера.
Последние его слова Экхард проигнорировал.
- Возможен еще вариант развития событий, - продолжал Терциел. - Есть ли у нас уверенность, что человек, написавший письмо, взаправду Кейлин?
Жрец внимательно обвел глазами собеседников.
- Нет, конечно. Такой уверенности нет, и взяться ей неоткуда. Значит, человек, назвавшийся Кейлином, может оказаться самозванцем.
- Потрясти веселина, - стукнул кулаком по столу Экхард Второй.
- Поосторожнее с рукой, ваше величество, - невозмутимо проговорил чародей. - Можно, конечно, да только я не вижу смысла. Потащим веселина в застенки - спугнем рыбку пожирнее.
- А если назначить этому Кейлину встречу? - высказал мысль Брицелл. - А потом взять его на горячем.
- И передать Селине. То есть, прошу прощения, конечно же, королеве Селине. И принцу-консорту Валлану. Таким образом, мы избегнем войны с Трегетреном. И, возможно, быстрее усмирим смуту в Ихэрене. Ведь не секрет ни для кого, что сейчас отделение тала погибшего Витека Железный Кулак от Ард'э'Клуэна играет на руку нашим южным соседям. Не так ли, ваше величество?
- А если письмо прислал настоящий Кейлин, не самозванец? - едко поинтересовался король.
- И что с того? Главное то, что для Ард'э'Клуэна важнее видеть его самозванцем. Интересы государства, конечно, имеют первоочередное значение для монарха, - Терциел развел руками, обменялся взглядами с капитаном егерей.
Брицелл многозначительно кивнул.
- Значит, вы советуете мне предать принца Кейлина? - Экхард откинулся на высокую спинку кресла, расправил плечи.
"Что ты петушишься? - подумал егерь. - Что ты без нашего совета стоишь, бычок толсторогий?"
- Ну, почему же, ваше величество? - примиряюще протянул жрец. - Конечно, никто не подталкивает вас к неблаговидным поступкам. Но взгляните на вопрос трезво. Во-первых, написавший письмо может и не быть Кейлином. Во-вторых, даже, если это Кейлин, и что с того? Сейчас мир между Ард'э'Клуэном и Трегетреном гораздо важнее привязанностей и предпочтений. Когда на кон поставлена судьбы королевства, о приязни и неприязни лучше забыть.
- Странные речи ведешь, твое святейшество, - дернул щекой король.
- Конечно, мои слова могут показаться странными, ваше величество. Но я прожил достаточно длинную жизнь. Много видел. Много читал - в Храме великолепная библиотека, содержащая бесценные сведения по истории человечества, - жрец замолчал, перевел дыхание и продолжил. - Хочу привести еще один довод в пользу поддержания мира между северными королевствами. Мой брат по Храму, Квартул, сейчас направляет мысли и поступки капитана конных егерей Валлана, будущего принца-консорта Трегетрена. Я знаю его, как очень рассудительного и, несмотря на молодость, мудрого служителя Храма. Уверен, он сдержит многие порывы барона Берсана, смягчит законы Трегетрена, поможет советом привести страну к процветанию. Конечно, для вас не секрет, ваше величество, что владыка Приозерной империи с середины лета наложил запрет и ограничение на торговлю купцов Империи с северными соседями, то есть с Повесьем, Трегетреном и Ард'э'Клуэном. Император Луций, да живет он вечно, поступил так, протестуя против чудовищных жестокостей и зверств, сопровождавших вашу последнюю войну с перворожденными. Конечно, даже на самый неопытный взгляд понятно, что убыток в результате такого решения его императорского величества несут купцы с обеих сторон. Прислушиваясь к советам Квартула, Трегетренская королева может восстановить свое доброе имя в глазах Империи и Храма. Очень вероятен и приход Ард'э'Клуэна к процветанию под вашим мудрым правлением, ваше величество, если вы хотя бы иногда склоните свой слух к ничтожным советам вашего покорного слуги.
Брицелл, сохраняя на лице маску невозмутимости, в глубине души веселился. "Нет, каково! Как вычитывает мальчишку-короленка! Еще немного и розгой пригрозит. Хорошо, что пригорянская ведьма куда-то запропала. Очень вовремя..."
Терциел умолк, поклонился королю, прижав ладонь к сердцу. Выжидающе уставился на монарха.
Экхард не спешил с ответом. Он волновался. Отчаянно потел и двигал корону то на левое, то на правое ухо.
Наконец король открыл рот. Откашлялся, прочищая пересохшее горло.
- Благодарю, твое святейшество, благодарю, капитан Брицелл. Вы мне все разъяснили. Разложили резоны, как лавочник товар по полочкам. Дружба и мир между королевствами, добрососедские отношения и братание с бароном Берсаном, который спит и видит Трегетренскую железную корону на бритой башке. А принца Кейлина следует заманить в замок и выдать его сестренке. С головой или без головы. А лучше, одну голову, отдельно от тела, чтоб легче привезти. Да только Пастырь Оленей учил некогда святого отшельника Станека - относись у людям так, как хочешь, чтоб они к тебе относились. А я не хочу, чтоб мою голову когда-нибудь выдали да тому же... А, ладно, не важно кому. Просто не хочу и все. Потому я отпущу веселина, принесшего письмо, и на словах передам ему: пускай Кейлин приходит ко мне в замок, как гость, как брат, как равный к равному. И плевать, что на моей голове корона, а на его еще нет. Вам понятно, мудрые мои советники?
"Э-э-э, как запел, короленок, - Брицелл почувствовал, как сквозь глухую ненависть, заполнившую до отказа его грудь, начинает прорываться слабенький росток уважения. - Это его Бейона так натаскивает или сам? Да нет, скорее всего сам. Весь в папашку. Такому только волю дай. Всех в бараний рог скрутит."
- Да, ваше величество, - склонил голову Терциел. - Вы достаточно ясно изложили свое мнение. Нам понятно. Не так ли, капитан Брицелл Постум?
Гвардеец кивнул.
- И мне понятно, ваше величество, - продолжал чародей. - И хоть я и не являюсь вашим подданным, ничего мне не остается, как согласиться, ибо нет ничего хуже гостя, пытающегося поучать хозяина дома, а, тем паче, навязывать ему свое мнение.
- Раз так - очень хорошо, - Экхард сложил пергамент в несколько раз, сунул его за соболий обшлаг светло-зеленого кафтана. - Я не больше не задерживаю вас. Благодарю еще раз, твое святейшество, за мудрые советы, а тебя, капитан Брицелл, за верную службу.
Король поднялся.
Жрец и егерь встали из-за стола одновременно с ним. Поклонились.
В дверях Брицелл почтительно пропустил чародея вперед. Терциел сутулился, словно на показ, и шаркал ногами.
"Стариком прикидывается, а ведь наверняка еще шести десятков не стукнуло..."
- Нелегкое дело, уловлять заблудшие души варваров, а, сын мой? - жрец вдруг хитро прищурился, оборачиваясь через плечо.
Капитан сделал круглые глаза и кивнул на вытянувшихся по обе стороны двери егерей. Несмотря на преданность своему командиру, донести мог каждый. Причем с такой же легкостью, как иной человек высмаркивается в два пальца. Для кого-то смещение Брицелла с должности означало потерю влиятельной поддержки, но для кого-то и грядущее продвижение по службе. Сотник мог стать капитаном, полусотенник - сотником, десятник полусотенником... Наемники, что с них возьмешь?
- Не беспокойся, сын мой, - чародей слегка приоткрыл сложенные "лодочкой" перед грудью ладони - в них удобно умостилась вырезанная из оникса змейка. - Нас никто не слышит.
- Ну, ежели так, - Брицелл вздохнул. - Молодой бычок начинает матереть. Еще немного и не всякий вставит кольцо ему в нос.
- Вот и я о том, сын мой. Промедление, как говорил один из отцов-Примулов в пору моего ученичества, смерти подобно.
- Что-то я не понимаю, твое святейшество...
- Не пытайся изображать из себя дурня, сын мой. Конечно, ты все понимаешь. Надежны ли твои гвардейцы?
Брицелл хмыкнул. Действительно, чего уж водить по кругу ученую козу на веревочке? Все и так яснее некуда.
- За каждого не поручусь, но четыре сотни отлично выученных воинов пойдут за мной и в огонь, и в воду.
- Хорошо, сын мой. Помнится, ты сетовал на суд, лишивший достойного сына Империи прав нобилитета? - Терциел замолк, но, не дождавшись ответа, продолжил. - Сегодня ты можешь вернуть все титулы и привилегии, потерянные в следствие неосторожности.
- Я все понял, твое святейшество. Нужно немного времени. Перебросить усиленные патрули из казарм в замок. Да так, чтобы бычок не заподозрил ничего.
- Тут я, к стыду своему должен признаться, полный профан. Всецело на тебя полагаюсь. На тебя и на твой военный опыт, конечно же.
- Что ж. Во имя Сущего Вовне, я готов послужить Храму. Только...
- Что гнетет тебя, сын мой?
- Пригорянская ведьма.
- И?
- Прямых свидетельств против нее нет, но...
- Смелее, сын мой.
- По всей видимости, она не чужда волшебства.
- Конечно, я давно догадываюсь. Понимаешь, сын мой, те особые эманации...
- Прошу простить меня, твое святейшество, но об эманациях поговорим позже?
- Да, конечно, сын мой.
- Я предчувствую трудности с Бейоной. Экхарда я успокою без труда. И рыпнуться не успеет. А вот она... Не мог бы ты...
- К сожалению, сын мой. Обеты, запреты и ограничения, наложенные на меня Священным Синклитом не дают мне права напрямую вмешиваться в дела Ард'э'Клуэнского королевства. Ты понимаешь меня, сын мой?
- Понимаю, - Брицелл скривился, словно от зубной боли. - Что ж тут непонятного? Придется действовать грубой сталью.
- Вот и чудесно, сын мой. Действуй. И получишь все, о чем только может мечтать изгнанник, лишенный прав нобилитета.
"Угу, - мрачно подумал Брицелл. - А ты загребешь жар чужими ладонями. А именно, моими. Но предложенная ставка стоит того, чтобы бросить кости."
- Я иду, твое святейшество. Немедленно иду в казармы.
Терциел устало улыбнулся, дунул в ладони, прекращая действие волшебства, а потом благословил капитана конных егерей ладонями, сложенными знаком "чаши". Повернулся и зашаркал сандалиями по коридору, ведущему к лестнице.

Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, подземелья замка
златолист, день двадцать первый, середина дня


Говорят - лично мне на своем опыте испытать пока что не доводилось, но бывалые люди рассказывали, - что тюремщики, перед тем, как допросить обвиняемого в преступлении, стараются сломить его дух. Напугать видом пыточного инструмента или казни менее удачливых сокамерников, изнурить голодом и жаждой, вывести из душевного равновесия томительной неизвестностью, когда человек начинает ждать прихода сурового допросника, словно спасения, ниспосланного Сущим Вовне.
Само собой разумеется, результат подобного воздействия зависит от многих случайностей и совпадений. Одному человеку день посидеть голодным - мука мученическая, а другому и седмица поста нипочем. Зато он способен сойти с ума от одиночества, давящей темноты и тишины, нарушаемой лишь редким звоном падающих с сырого полотка капель. Опытный тюремщик видит характер заключенного насквозь и умеет к каждому найти подход.
Что касается меня, то я еще не разобрался, начинают ли сдавать мои твердость и решимость или нет. Пока не мог. Видно, много невзгод хлебнул на жизненном пути и ко многому сумел приноровиться, сам того не замечая.
Голод? Тьфу ты, что за безделица? Зимуя в хижине старика-траппера, ставшего первым учителем беглого школяра после строгих наставников-жрецов из Храма, я, случалось, дня по три маковой росинки во рту не держал. Особенно когда сухари закончились, а избушку нашу снегом замело выше крыши. Так что вареная бурда, появляющаяся два раза в день, может показаться парню навроде меня кормежкой от пуза. И воды мне хватало.
Тьма? Низкий потолок над головой? Хе! Поработали бы здешние заправилы - кто там меня упек в подземелье? - в рассечке. Вот где было не выпрямиться, спины не разогнуть. Так еще и работать приходилось. И кайлом забой продвигать, и породу в корзину складывать с тем, чтобы выволочить на поверхность и промыть, и кровлю со стенами выработки крепить. А темнота... Не приведи Сущий! Факелы жгли понемножку. Много света - много дыма. А от дыма легко угореть и самому не заметить. И ведь были случаи, когда помирали старатели в забое. Особенно неопытные новички, которые вознамерились вот так вот сразу, за месяц, другой, разбогатеть. Их после находили рядом с прогоревшим до конца факелом. Но ни одного не удалось спасти. А здесь и походить можно, и полежать на топчане. Привыкшему к спокойной домашней жизни, тюремное ложе может и твердым сверх меры показаться, но на самом деле оно не жестче, чем моя кровать на Красной Лошади.
Вонь от бадейки в углу? Это хуже. Кстати, ее за четыре дня моего заключения никто и не подумал вынести. А может быть, их вообще здесь не выносят? Да нет. Если бы так было, я бы уже задохнулся давно. Но и к смраду приноровиться можно. Притерпеться.
Гораздо сильнее угнетала меня неизвестность. Кто нас схватил? По чьему приказу? Где сейчас Гелка? Что с ней? Ладно я, дурень старый, - помру и никто не всплакнет. А ребенку за что подобные испытания?
Четыре дня.
Четыре ночи.
Все время совесть грызла меня, выедая изнутри душу.
На третий день я попробовал на прочность дверь.
Безрезультатно. Видно таких умников до меня тут сидело видимо-невидимо. Дверь навесили что надо. Дуб. Не отщипнешь лучинку, не прорежешь, не процарапаешь. Петли снаружи. Окошко широкое, но невысокое. Миска с едой проходит, а кулак нет, не говоря уже о голове. Ладонь я сумел высунуть. А что проку? Помахать очередному надзирателю? Так он наверняка и не сидит в коридоре. Очень ему нужно мерзнуть на сквозняке, ломоту в суставах зарабатывать.
Что же делать? Начинать подкоп рыть? Смешно. Без инструмента каменную кладку не возьмешь. Да и был бы инструмент, бесшумно работать ни одному человеку не удастся. Враз набежат охранники, намнут бока и отучат любителя от тяги к свободе.
Поэтому я грыз бороду от бессилия и шагал по камере, как виденный в недавнем сне пещерный медведь по клетке. Три шага - стенка. Несильный тычок кулаком в камень. Не бить изо всей силы ума пока хватало - не совсем стронулся. Три шага - стенка...
Так прошла половина четвертого дня. А может, и не четвертого. Я не обладал способностями Этлена, старого телохранителя феанни Мак Кехты, безошибочно определять время без неба над головой. Отмерял больше по раздаче пищи.
Вдруг в коридоре, куда выходила дверь камеры, послышался шум многих голосов и топот. Я остановился, прислушался.
- Здесь он, здесь, миледи, не извольте сумлеваться...
Похоже, говорит один из надзирателей.
Ответа я не расслышал.
Дверь распахнулась, в проем сразу вдвинулись два воина, вооруженные дубинками. Один толкнул меня в грудь. Шагнув назад, я вынужден был усесться на топчан.
Второй стражник укрепил факел в стенной скобе. От яркого света даже глаза заболели. Пришлось прищуриться, но и сквозь ресницы я сумел разглядеть бело-зеленые накидки. Неужто гвардия Ард'э'Клуэна? Ого, брат Молчун, эк высоко тебя занесло. Не разбиться бы, падая.
Следом за гвардейцами вошла женщина. Высокая, черные волос заплетены в длинную косу, которая переброшена через плечо на грудь. И, между нами говоря, такую красоту редко приходится наблюдать простому человеку. Словами описать трудно. Вовсе не потому, что жил я последние восемь лет на прииске, где вообще-то женщины встречались реже, чем смарагды в отвале. А потом блуждал по лесу. Нет. Могу с уверенностью сказать, как уроженец Приозерной империи, где в чести красота и поклонение прекрасному. Вот, к примеру, взять Росаву, хозяйку харчевни в местечке Пузырь, том самом, где захватили в плен нас с Гелкой. Тоже очень хороша собой. А вот с вошедшей в мое узилище женщиной рядом поставить - словно кварц по сравнению с изумрудом.
Черноволосая высокомерно откинула голову, оглядела убогое убранство камеры и узника, то бишь меня. Брезгливо подобрала подол темно-вишневого платья, дорогого, насколько я смог понять, отделанного на манжетах кружевом, а по воротнику - полосками рыжего меха - должно быть, лиса. Негромко, но с нажимом, обратилась в распахнутую дверь:
- Эй, там!..
Тут же вбежал, подобострастно кланяясь, тюремный охранник. Сразу видно, сражаться не привык, хотя и служит короне верой и правдой всю жизнь. Но пускай на войнах другие кровь проливают - с ключами по подземелью ходить оно сподручнее и надежнее. И безопаснее. Наверняка живым останешься, если только какой-нибудь слишком уж свободолюбивый узник шею не свернет. Но это вряд ли. Опытный тюремщик не допустит посягательств на свою драгоценную жизнь.
Охранник дышал тяжело. И вовсе не от быстрого бега или особых трудов. Просто за годы безмятежной службы в сытном месте нарастил изрядное брюшко - носков своих сапог, пожалуй, не видит. На обрюзгших щеках, свисающих словно собачьи брыли, - недельная рыжая щетина. Лысина влажно поблескивает в свете факела. В руках он держал низкий табурет с толстыми ножками.
- Пожалте, миледи!
С этими словами тюремщик установил табурет посреди камеры, смахнул рукавом несуществующую пыль.
- Чисто, не извольте сумлеваться!
Вот чей голос услыхал я через дверь.
Женщина даже не взглянула в его сторону. Уселась, аккуратно расправив складки платья. Ткнула пальцем в бадейку с нечистотами:
- Убрать.
- Слушаюсь, миледи, - охранник схватил кадушку и, пыхтя, поволок ее прочь. Дышать стало заметно легче.
Черноволосая надолго задержала на мне изучающий взгляд. Прямо до хребта прожгла. Словно наизнанку всю душу вывернула. Мне вдруг показалось, будто и допрашивать меня смысла уже нет. И так все высмотрела.
- Можете идти, - наконец сказала она, обращаясь к гвардейцам.
Значит, решила, что неопасный я. И то верно. На женщину руку поднять не смогу, какая бы опасность от нее не исходила. А любой мужчина, мало-мальски военному делу обученный, меня скрутит и не вспотеет.
- Но, миледи... - попытался возразить тот, который меня пихал.
- Подождете за дверью, - металла, звучащего в ее голосе, с лихвой достало бы и командиру конной сотни.
- Слушаюсь! - гвардеец сжал челюсти и четко, по-военному развернувшись на каблуках, шагнул за порог. Второй молча последовал за ним.
Итак, мы остались с глазу на глаз.
Видно, гостья моя, птица высокого полета. Ишь, как тюремщик перед ней лебезит, гвардейцы слушаются беспрекословно. Кто же это такая? Не слышал я, чтоб у Экхарда в царедворцах женщины были.
Я молчал. Нет смысла узнику без приказа рот раскрывать. И она молчала. Наверное, не слишком спешила.
Черные глаза впились в меня, как пиявки. Хотя, конечно, не очень красивое сравнение. Нет, не пиявки. Скорее, шерлы. Но вцепились-то как!
Я ощутил легонькое покалывание кожи. Так, слабенький морозец. Свежесть раннего утра.
Неужели она наводит чары?
Не слышал никогда о женщинах-волшебницах.
То есть слышал, конечно, но в древних сказаниях. Ведь всем известно, первым человеком, освоившим чародейство, перенявшим его у филидов перворожденных, была именно женщина. Телла. Ее держала одна из сид, Мадден Утренняя Роса, если верить легендам, как комнатную зверюшку. Для развлечения. Сразу вспомнился Бюэхан и Фан'л'ог, игрушка феанни Мак Тьорлы.
Опять отвлекся. С тех незапамятных времен многое изменилось. Как-то так повелось, что волшебство все больше стало занятием для мужчин. Женщины или сами утратили желание работать с Силой, или постепенно попали в зависимое положение от мужчин и бросили волшебство. На моей Родине, между прочим, у жрецов-чародеев глаза бы на лоб повылазили, намекни хоть кто-нибудь, что и женщине доступна Сила. Здесь, в северных королевствах, вообще чародейство не слишком в чести. Люди больше привычны к простому и понятному, земному выяснению отношений. Удар кулака, взмах клинка...
- Так вот ты какой, страшный чародей с Севера, - прервала мои мысли женщина.
О ком это она? Неужели обо мне? Ничего не понимаю. Это я-то страшный чародей?
- Прошу... - голос меня подвел, я закашлялся, но совладал с предательским страхом. - Прошу простить меня, госпожа, кого ты чародеем зовешь?
- Так тебя, мастер Молчун.
И имя мое знает. Впрочем, тут как раз никакой загадки нет. Наверняка, Кисель все ей доложил. И обстоятельства моего с Гелкой пленения, и имена.
- Должен огорчить тебя, госпожа, не чародей я.
Покалывание кожи не прекращалось. Значит, она действительно пытается заглянуть в мое сознание. Ну, уж нет. Хоть и слабенький я маг - недоучка, да еще и изначально без особых способностей, - а не дамся. Не так это и сложно. Еще на первом году обучения будущих жрецов наставляют, как защитить свой разум о проникновения извне. В Школе это просто необходимо. Иначе новичок окажется совершенно беззащитным перед старшими учениками.
Я не отличался особыми успехами в те далекие годы, когда носил ученическую мантию, но, возможно именно поэтому, защищаться от магического проникновения у меня получалось великолепно. Гораздо лучше, чем что-либо другое, более полезное в будущей жизни жреца-чародея, умение.
Почти не напрягаясь, я заблокировал собственный разум, возведя непреодолимую защиту. Пожалуй, только одному из Примулов удалось бы пробить воздвигнутый барьер. Ну, может быть, кому-нибудь из Секундулов. Но уж никак не женщине-самоучке.
Она ощутила сопротивление. Представляю себе - ныряльщик разбежался и прыгнул в воду, а оказалось, что пока летел - речка замерзла. На уверенном, прекрасном лице на миг отразилось замешательство, смешанное с испугом, а потом передо мной вновь предстала маска холодного высокомерия.
- Так вот ты какой, чародей с Севера, - повторила она.
Эх, когда б я был чародеем, не сидел бы у тебя под замком, красавица.
- Молчишь?
Я кивнул. А что отвечать? Зная себе, талдычит одно и то же. Может, мне встать и перед всем Фан-Беллом покаяться в творимом волшебстве? То-то смеху будет...
- Тебе нечего опасаться, - продолжила женщина. - По крайней мере, пока.
Пока, значит, нечего. А потом будет чего опасаться?
Я пожал плечами.
- Я не желаю тебе зла, Молчун.
Как-то она звук "л" произносит. Мягко, словно язык не туда, куда все люди, ставит. Не сразу за зубы, а дальше к небу. Где я этот выговор уже слышал?
- Почему ты не хочешь со мной говорить? Поверь, если бы я хотела добиться от тебя сведений силой, то ты уже висел бы на дыбе. И заливался бурокрылкой. Рассказал бы что знаешь и что не знаешь. Лишь бы быстрее каленое железо от ребер отняли.
Не сомневаюсь. Наслышан о застенках Экхардовых. И заплечных дел мастерах. Премного наслышан.
- Так ты будешь говорить? - голос черноволосой посуровел, она даже слегка подалась вперед. Вот сейчас топнет сапожком, стукнет кулаком о коленку и позовет пыточников.
И я решил не доводить до дыбы и клещей.
- Буду говорить, госпожа, коли девочку увижу.
- Какую девочку?
Что она, притворяется, что ли?
- Ту, что со мной в Пузыре была. Что Кисель привез.
- Ах, девочку, - она усмехнулась. - Хочешь подтверждения моей доброй воли? Ну что ж. Изволь. Другой бы спорил - я не буду.
Кто бы сомневался? Если взаправду что-то от меня надо, спорить глупо.
Женщина чуть-чуть повернулась к плотно притворенной двери, прикрикнула:
- Лартис! Девчонку приведи! Да смотри мне, без глупостей!
И тут я понял, чью речь мне напомнил ее говор. Сотник. Точно, он. Выходит, она тоже из Пригорья? Мало у меня пригорян знакомых было. Прямо скажем, всего один-то и был. Капитана Эвана я видел всего ничего. Ну, слышал несколько фраз. Все равно ни голоса, ни говора не запомнил.
Значит, получается предо мной та самая подруга Эвана, про которую рудознатец Ойхон рассказывал? Хозяйка игорного дома "Каменная курочка". Мне это название крепко в память врезалось почему-то. Да и вообще на названия да истории у меня память куда лучше, чем на лица и местность. Со слов рудознатца, земляка моего, выходило, что прибыл Эван, будущий капитан конных егерей, из Пригорья не один, а со своей женщиной. Не женой, но подругой. Сам устроился в гвардию, а она купила дом, наняла работников да устроила игорное заведение. Теперь каждый житель Фан-Белла мог денежки, кровью и потом заработанные оставить не где ни попадя - в грязной харчевне или на бочках у причала, там, - а в уютном месте, где и свечи горят, и пива тебе поднесут, и здоровенный вышибала, а то и два, мордобоя со смертоубийством не допустят.
Как же ее зовут? Точно помню, Ойхон упоминал. Еще помню, имя ее и Сотнику-Глану знакомым показалось. Да тут ничего удивительного и нет. Пригорян немного. И друг дружку они все знают. Как же Сотник ответил тогда на вопрос рудознатца: "Кем она тебе приходится, мастер Глан?" Ах да. Он ответил: "Почти что сестрой..." И мне послышалась горечь в его голосе.
А зовут черноволосую Бейоной.
Точно, Бейона!
Еще я про нее слышал, что попала землячка моего друга в фаворитки к королю. Во дворце, как у себя дома живет. При короле-вдовце, как королева. Значит, многим заправляет. Значит, вполне может и ватагу, вроде киселевой, нанять.
Теперь мой черед пришел рассматривать Бейону. Для меня поведение странноватое. В обычной ситуации, я не то, чтобы стесняюсь, но как-то остерегаюсь слишком пристально на людей глядеть.
Если женщина и поразилась, то виду не подала. Даже бровью не повела...
Дверь открылась и рука с выглядывающим из белого рукава краем кольчуги втолкнула Гелку.
Взъерошенная, словно воробышек, испуганная, она втянула голову в плечи, озираясь по сторонам.
У меня сжалось сердце от жалости.
- Ты как, белочка?
Она сперва шагнула на звук моего голоса, а потом отпрянула, как от удара плети. Видно, не забыла еще обиды. Помнится, всю дорогу молчала, старалась и не глядеть в мою сторону. И, хотя вины за собой я не чувствовал, губы сами произнесли:
- Прости, дочка...
Гелка всхлипнула и шагнула мне навстречу, но голос Бейоны хлестнул плетью, останавливая наш порыв:
- Стоять!
Еще бы мы не замерли, если ее даже гвардейцы слушались.
Несколько мгновений она рассматривала нас поочередно. То меня, то Гелку. Опять что ли пытается волшебством выяснить то, чего простым глазом не видать? Не дождется. Не дам в голове копаться ни у себя, ни у дочки. Глухое раздражение начало закипать в груди. Когда-то, разозлившись хорошенько. Я даже Белого - приискового нашего голову - за грудки схватил. А если бы сумел тогда до Силы дотянуться, испепелил бы на месте.
Бессознательно я потянулся в поисках частиц Силы, пытаясь отыскать их среди корпускул мирового Аэра. И неожиданно ощутил неподалеку мощный, заряженный до предела амулет.
Бейона что-то прячет?
Да нет. Не думаю. Она же меня считает чародеем. Причем, как это она сказала, "страшным чародеем с Севера". А значит, с амулетом ко мне в камеру не пошла бы. Или держала бы его постоянно под присмотром - ни выхватить, ни отнять Силу.
- Не бойся, белочка... - попытался я успокоить Гелку.
- Стой, где стоишь, чародей, - с нажимом приказала Бейона.
- Да какой же я чаро...
- Молчи! Ни с места!
- Да я...
- Садитесь на топчан, - резкий взмах руки. - Ты в правый угол, ты - в левый! И только попробуй...
- Да что пробовать?
- Сам знаешь! Садитесь!
Нам ничего не осталось, как повиноваться. Ну чего я добился бы, начав сопротивляться или спорить? Команды гвардейцам и тюремщикам о... Даже задумываться не хочется о чем.
- Не вздумайте прикоснуться друг к другу!
Час от часу не легче! Что это с ней? С головой все в порядке?
- Прошу простить меня, - я попытался успокоить ее. - Прошу простить меня, если я чем-то вызвал твое волнение, госпожа Бейона...
- Что?! - женщина встрепенулась. - Откуда ты знаешь мое имя?
- Я догадался, госпожа.
- Каким образом? - требовательно, с нажимом, произнесла она.
Я вздохнул. Ну, правда, как ей объяснить?
- Долгая история, госпожа Бейона.
- Ничего. Время у нас есть. Рассказывай, - черноволосая поудобнее умостилась на своем табурете. - И заодно поясни мне, как попал к тебе тот амулет, что отнял Кисель?
- Пята Силы?
- Тебе даже известно его название? Любопытно...
- Да я...
- Не оправдывайся. Начинай рассказ.
Я откашлялся.
- Я узнал тебя леди Бейона по пригорянскому выговору.
- Ты знал многих пригорян? - полные губы искривила едва заметная усмешка.
- Не многих. Вернее, всего двух. У меня хорошая память на мелочи... Такие, как выговор.
- Кого же из пригорян ты знал? Да не вздыхай и не кашляй. Говори!
А! Будь что будет!
- Я видел смерть капитана Эвана, госпожа Бейона...
Она потеряла самообладание лишь на краткий миг. Дернулся уголок рта, искривилась густая бровь... И все. Вновь пригорянка сидела гордая и невозмутимая.
- Как это было? И где?
- На прииске Красная Лошадь. В березозоле сего года.
Она кивнула. Мои слова подтвердили нечто, известное и раньше. Правильно. Если Эван преследовал отряд Лох Белаха, то другие командиры наверняка о том знали. Не ведали лишь насколько далеко он заберется на север в погоне за перворожденными.
Я продолжал:
- Красная Лошадь - старый прииск. Люди ищут самоцветы уже сотни три лет, если не дольше. Жилы давно истощились, а мы все роемся...
- Это не столь важно.
- Само собой, госпожа, само собой. Красная Лошадь стоит на землях ярла Мак Кехты. Вернее, они раньше принадлежали ярлу Мак Кехте. Армия Ард'э'Клуэна избавила нас от хозяев, - я не врал - как ни крути, а так оно и есть, - пусть и невольно, но Экхард освободил старателей. Не думаю, что надолго. Была бы шея, а ярмо найдется. - Отряд Эвана, десятка полтора-два гвардейцев, гнался за последним из отряда сидов, остроухих. Его звали Лох Белах...
До кости иссеченные безжалостным настом тонкие ноги скакуна разъехались, едва наездник осадил его перед лицом посуровевшей толпы. Конь захрипел, скосил налитый багрянцем глаз и рухнул на бок. Прискакавший сид успел выдернуть ноги из стремян и стоял, слегка пошатываясь и поддерживая левой рукой свисающую плетью правую.
- ... на Красной Лошади он его настиг...
Жаркое пламя трех костров жадно пожирало смолистые поленья, корежа и раскалывая их. Лошади, привязанные возле хлева, шумно отфыркивались, косились на плавающие в воздухе стайки алых светляков и трясли головами. А на стволе липы, прибитое ржавыми костылями, висело тело Лох Белаха. Вниз головой. Длинные пепельные локоны и усы смерзлись кровавыми сосульками. Открытые глаза невидяще уставились в толпу.
- ... капитан Эван призвал живущих на прииске к борьбе с остроухими. А для помощи победоносной армии Ард'э'Клуэна предложил скинуться добытыми каменьями, пожертвовать на угодное богам дело. Не всем его предложение пришлось по вкусу. Но попытку сопротивления быстро задавили. Потом начался обычный грабеж с разбоем, ты уж прости меня, госпожа Бейона...
Из черноты провала между хлевом и углом "Развеселого рудокопа" вывалилась широкоплечая фигура в кольчуге и круглом шлеме. Левой рукой вояка сжимал пузатую бутылку, на ходу прикладывая горлышко к заячьей губе, а правой волочил за косу младшую дочку Харда - четырнадцатилетнюю Гелку.
- В сене зарылась, изменничье семя! Думала - не найдем!
За ним, путаясь в изодранной юбке, ползла по снегу хардова хозяйка. Она выла на одной ноте, утробно и страшно. Совершенно безумные глаза белели на покрытом кровоподтеками лице.
- ... но в толпе нашелся один человек... Всего один, хотя в душе возмущались многие. Он сумел остановить Эвана и его отряд...
- Ты хочешь сказать, Молчун, - Бейона приподняла бровь. - Ты хочешь сказать, что какой-то старатель остановил два десятка конных егерей и Эвана? Пригорянина?
Я развел руками:
- Так вышло, что это старатель тоже оказался родом из Пригорья...
Легонько отпихнув меня в сторону плечом, упругими шагами он направился к бочке. Зычноголосый капитан заметил его приближение и присел вначале на корточки, не покидая своего пьедестала, а потом умостился, скрестив ноги.
- Ты? - полувопросительно обратился он к Сотнику, склоняя голову к плечу.
- Я, - отозвался тот, останавливаясь в паре шагов.
- Не ожидал.
- Я тоже.
- Ты со мной?
- Не думаю, - Сотник обвел взглядом бурлящую площадь.
- Жаль... Что скажешь?
- Останови их.
- С чего бы это?
- Я прошу тебя.
- И что с того?
- Я прошу тебя, - с нажимом повторил мой сосед.
- Нет.
- Тогда я остановлю их.
- Что ж. Попробуй, - Эван демонстративно сложил руки на груди.
Сотник не шагнул, а перетек в сторону, как капелька жидкого серебра, не затратив ни единого движения на пролетевшего у него за спиной и ухнувшего в сугроб Воробья.
- Погоди, Молчун. Кисель донес мне, что ты путешествуешь в компании девочки-арданки - вот она, больной остроухой и пригорянина. Это так?
- Да, госпожа.
- Он весьма сетовал, что не отправился лично добыть голову пригорянина и сиды. Посланные им воины не вернулись... Значит этот пригорянин...
- Да, госпожа. Я - мирный человек. Я не видел сражений и не знал настоящих бойцов. Но вряд ли найдется человек, способный противостоять мастерству Сотника.
- Кого?
- Сотника. Это кличка. Так на прииске мы называли того самого пригорянина. Признаюсь честно, Эван поступил не совсем достойно, пытался ударить в спину...
Я увидел, как Эван мчится звериным, стелящимся над землей шагом, занося в последнем, совершенно невообразимом, прыжке, сжатый двумя руками меч.
- Сзади!!! - не узнавая свой охрипший, срывающийся на фальцет, голос, заорал я.
Услышав мой голос, Сотник вывернулся как камышовый кот, пронзенный стрелой, и ударил наискось сверху вниз. Клинок раскроил капитана от плеча до грудины и застрял в кости...
Волна человеческих тел прокатилась по утоптанному снегу площади и схлынула, оставляя изломанные неподвижные тела.
Я бегом бросился к Сотнику, упавшему вслед за последним ударом на колени и продолжающему стоять над телом поверженного врага. Еще на бегу я разглядел потемневший рассеченный рукав сермяги и растекающееся черное пятно у левого колена.
Приблизившись, я тронул его за плечо:
- Позволь помочь тебе, когда-то меня учили врачевать раны...
Сотник долго молчал. Трещали прогоревшие поленья в остатках костров. В воздухе стоял острый запах гари и свежепролитой крови. А потом он, не отводя взора от мертвого тела, произнес самую длинную фразу за время нашего знакомства. И его пропитанный горечью хриплый голос стоит у меня в ушах и сейчас:
- Врачуешь ли ты раны души, Молчун? Сегодня я убил родного брата.
- ... кто же знал, что Эван и Глан - родные братья?
- Что ты сказал?! - вот тут спокойствие ей изменило. Бейона всем телом подалась вперед, глаза не меньше серебряных империалов, голос задрожал и сбился на последнем слоге почти что на писк комариный. - Повтори!
- Настоящее имя Сотника - Глан. Они с Эваном были братьями. Не знала ли ты его?
Она молчала, опустив голову. Пальцы с ровными, ухоженными ногтями изо всех сил вцепились в подол дорогого платья. Потом шепнула едва слышно:
- Круг замкнулся. Пророчество исполнилось. От судьбы не убежишь...
- Он-то помнит тебя, госпожа. Сказал - почти сестра.
Быстро, очень быстро эта женщина справляется с мимолетно выглянувшими на поверхность души чувствами. Вот и сейчас глянула твердо. Губы сжаты. Словно кружку ледяной воды в лицо плеснула.
- Еще бы не знала... Где он?
- Откуда ж мне знать? - еще немного и мои плечи болеть начнут как после работы в забое. Еще бы, столько раз пожимать ими за вечер. - Кисель разве ничего тебе не говорил?
- Что он должен был мне сказать?
Тут я обратил внимание, что наша беседа перестала напоминать допрос. Просто разговаривают двое людей. Вспоминают общих знакомых.
- В его ватага было на семь человек больше. Их он послал взять Сотника, то есть Глана, и перворожденную после того, как нас схватили.
- Глана? Всемером? - она едва не рассмеялась. - А что за остроухая с вами была?..
Не успел я открыть рот, чтобы ответить, как дверь распахнулась. Без стука, без предупреждения.
- Это еще что? Кто позволил? - Бейона вскочила, упрев руки в бока.
Ворвались два гвардейца. Не те, что сопровождали ее. Другие. Лица суровые и решительные. На поясах не дубинки, а мечи.
Гелка взвизгнула и забралась на топчан с ногами, вжимаясь в угол. Я скрипнул зубами. Еще десять дней назад она кинулась бы ко мне в поисках защиты.
- Ты арестована, - первый егерь, черноусый с перебитым и криво сросшимся носом, ткнул в грудь Бейоны пальцем. - Не вздумай сопротивляться!
- Что?! Кем арестована? По чьему приказу?
- Там узнаешь... - гвардеец грубо вцепился пятерней в ее плечо, рванул к выходу.
Второй егерь, приземистый с бычьей шеей и светлыми кудрями, схваченными от падения на глаза тонким кожаным ремешком - похоже, уроженец одного из вольных городов, попятился и заржал не хуже застоявшегося коня.
В первый миг мне показалось, что женщина молитвенно сложил руки перед грудью, стремясь разжалобить воинов, но потом...
Бейона присела, будто в коленях подломилась, а потом стремительно выпрямилась. Такие выкрутасы выделывает на перекатах идущий на нерест вверх по течению из Озера пятнистый лосось. И, как лососевый плавник, блеснуло нечто в ее руке.
Егерь заорал страшным голосом и схватился за низ живота. Его глаза, и без того малость навыкате, едва на лоб не вылезли от боли. От боли и испуга, надо полагать.
- Прочь, мразь! - выдохнула пригорянка и толкнула раненного плечом в грудь.
Он пошатнулся, не переставая выть от боли, и налетел на второго гвардейца, который попытался высунуться из-за плеча - ростом, как я уже упоминал, не вышел - товарища.
Но едва сумел выглянуть, как Бейона ткнула ему в лицо узким лезвием стиснутого в правой ладони корда. Где она его прятала? Неужто в рукаве?
Низкорослому егерю повезло больше, чем напарнику. Успел отпрянуть. Ну, прямо на волосинку отклонил голову. Острый клинок прошел по краю глазницы, распоров бровь. Он зарычал, оттолкнул черноусого в сторону. Сильно. Тот грянулся плечом о стену и медленно сполз по ней, уже не воя, а так, поскуливая, а крепыш бросился на Бейону. Она повторно ударила кордом, но, видать, противник попался не по зубам. Гвардеец отмахнулся от летящего в груди острия, отклонил его.
Сталь клинка заскрежетала по лезвиям кольчуги. Пригорянка зашипела и саданула егеря каблуком сапожка по голени. Махнула лезвием, на сей раз нанося не колющий, а режущий удар, но опоздала на какое-то мгновение. Воин сжал левой рукой ее запястье, хрипло выдохнув, ударил справа в ухо. Словно не с женщиной дело имел, а с равным ему кулачным бойцом.
Нет, ну нельзя же так!
Голова Бейоны мотнулась из стороны в сторону, как будто шея сломана. Коса затрепыхалась за плечами обезглавленной гадюкой...
Но она продолжала бороться. Стрыгай меня раздери!
Ударила гвардейца локтем, целясь в кадык. Попала в подбородок. Как только кость не сломала. Подбородок у бело-зеленого даже на вид был не мягче камней, из которых стены темницы сложены.
- Ах ты сука, - промычал он сквозь сжатые зубы и принялся выворачивать кисть, сжимающую корд.
Храбростью я никогда не отличался. Скажу больше, чаще труса праздную. Не очень похвальное качество, но чего правду скрывать? В драках - хоть с оружием, хоть голыми руками - мне особо делать нечего. Ну, не боец. Никогда не умел. Даже в детстве, мальцом, кто только меня в пыли не валял. Позже, правда, мои друзья-товарищи подросли и поняли - не стоит над сыном нобиля чересчур уж потешаться. Тем не менее, в схватке на деревянных мечах даже сыновья нашей кухарки - Роко и Дил - частенько забывались и легатскому сынку приходилось прятать здоровущие синяки. Но смотреть спокойно, как бьют женщину, я тоже не могу.
У самого топчана валялся опрокинутый в сутолоке табурет. Вот! Это вам не меч, не копье. Оружие в самый раз для недоучившегося чародея и бывшего старателя. Я сжал ладонями толстые ножки...
Ох и крепкий же череп оказался у светловолосого гвардейца! Первого удара он как будто и не заметил. Отмахнулся головой, словно корова от слепня. Ничего. Я привык к тяжелой нудной работе. Нужно будет - повторим. После четвертого удара, да по-моему еще и Бейона ему добавила коленом по причинному месту, ноги егеря подкосились. Он тяжело рухнул вначале на колени, а затем на бок, приложившись еще виском о дощатый край топчана.
Упал и затих. Долго его пробирало, но уж пробрало, так пробрало...
Пригорянка шагнула к первому, продолжающему подвывать черноусому гвардейцу - под его задом уже растеклась темная лужа, и быстрым движением перерезала ему горло. Нагнулась над светловолосым крепышом и ударила за ворот кольчуги. Выпрямилась, глянула на меня. Аж мурашки меж лопатками побежали - а ну, как за меня теперь возьмется? От пригорянского корда я табуретом не отобьюсь.
Но отбиваться не понадобилось. Бейона опустила глаза и присела на топчан. Поправила упавшую на глаза прядь.
- Что это было, госпожа? - я зачем-то аккуратно установил табурет. Пошатал. Одна ножка не доставала до пола... Что я делаю? Садиться что ли собрался?
- Думаю, заговор, - тихо ответила она. Твердость из голоса никуда не делась, а вот сил схватка, видно, много отняла. - Брицелл, сучий сын. И Терциел с ним наверняка. Мор и глад!
Где-то я это ругательство уже слышал. Точно, от Сотника. Должно быть, любимое выражение всех пригорян
- Что теперь делать?
- А! - отмахнулась Бейона. Не мешай думать, мол.
Ладно. Думай. Я присел около Гелки. Нащупал ее ладошку. Маленькую, но сильную. Сжал слегка.
- Прости, белочка. Все из-за меня, дурня старого. Только я один и виноват...
Она всхлипнула. Ткнулась носом мне в плечо.
Простил, никак. Вот и славно.
Едва я протянул ладонь - погладить Гелку по голове - Бейона встрепенулась:
- Брицелл, ублюдок осла и шакала! Он меня достанет... Эти двое - не последние. Нужно убегать. Ты поможешь, Молчун?
Я опешил. И от сказанного, и от тона, каким было сказано. Еще недавно черноволосая пригорянка выступала в роли строгого допросника. Сурового, но справедливого. Теперь, едва ли не дружески обратилась.
- Как мне помочь, госпожа? Боец из меня никакой. Чародейским талантом тоже Сущий Вовне обделил...
- Тебя-то обделил?
Что-то я не понял - может она чересчур сильно по голове получила?
- Меня, госпожа, меня... - почему-то вспомнилось, как разговаривал с Мак Кехтой, когда она очнулась в чужой рассечке: темнота кругом, Этлен куда-то пропал, а рядом перемазанная кровью и глиной бородатая морда салэх.
- Ну, ты скажешь, Молчун! - усмехнулась пригорянка. - Возьми девочку за руку! - в ее голосе вновь проснулись повелительные нотки.
Сам того не осознавая, я повиновался.
Во имя Сущего!
Сила просто захлестнула меня! Чистая, первородная. Еще не преобразованная ни в одну из стихий. Но сколько ее!
- Понял? - Бейона хитро прищурилась. - Я-то сразу почувствовала. Как только она вошла.
Так вот откуда мои способности. А я, грешным делом, подумал, что в момент опасности просыпаются у бывшего школяра скрытые способности, начинаю Силу тянуть из Аэра. А дело все в Гелке! И когда стуканца, Этлена заевшего, я зажарил Стрелой Пламени, и когда работников, взбунтовавшихся против рудознатца, Бичом Воздуха на порубке охаживал, я ее за руку держал.
- Так значит...
- Значит, значит, - не дала мне договорить женщина. - После объясню. Когда время будет, - запнулась и добавила. - Если оно у нас будет.
- Что нужно делать, госпожа?
- Сплети хорошее заклинание. Молния, Огненная Стрела, Огненный Шар...
- Убивать не буду, - твердо выговорил я и сцепил зубы, ожидая возражений. Довольно с меня. До сих пор совесть гложет за смерть Желвака. А ведь я его ножом пырнул обороняясь. Неизвестно еще, как бы наша драка закончилась, если бы нож под руку не подвернулся. Но умом я это понимаю, а сердце другое говорит. Шепчет, что человека жизни лишил. Уничтожил величайшее из чудес, дарованное нам Сущим Вовне. Пусть даже носитель этого чуда был жадным, мелочным, склочным и вонючим человечишкой. Как раз то самое, что сиды называют "салэх". Во всей красоте проявления.
- Ишь ты... - протянула Бейона. - Не будет он убивать. Добренький. А коли они тебя? Или девочку твою?
- Убивать не буду, - упрямо повторил я. - Защищаться буду. А убивать - нет.
- Ладно, - она глянула на меня, похоже, с уважением. Или почудилось? - Не хочешь убивать - не надо. Неволить не буду. Щит Воздуха сплетешь?
Я кивнул. Отчего же не сплести?
- Хорошо. Держи щит перед нами. А лучше и сзади. Если сумеешь колпаком загнуть...
Ну, не знаю. Не пробовал. Но попытка - не пытка, как говорил один поморянин, работавший лет пять назад на Красной Лошади. Большой шутник и прибауточник. От вина погиб. Напился в "Бочонке и окороке" до помутнения в башке, упал в сугроб - а дело зимой было - и замерз.
- Попытаюсь, госпожа.
- Тут не пытаться надо, а наверняка сработать.
- Сработаю.
- Вот как? Ладно. Я покажу куда идти. Гвардейцев, если Брицелл, крыса его мать, серьезно за переворот взялся, еще много будет. Держи щит. А отогнать я их сам отгоню. Позволишь? - она протянула сильные пальцы к ладошке Гелки.
- Да разве меня спрашивать нужно? - я развел руками. - Белочка? Ты как, не возражаешь?
Вместо ответа Гелка встала с топчана и протянула нам руки. Мне правую, Бейоне - левую.
- Умница, деточка, - одобрила ее решение чародейка. - Вырвемся наверх, бежим в "Каменную курочку". Это...
- Игорный дом, - подсказал я. Не хватало, чтобы при Гелке ляпнула про бордель.
- Игорный дом, - согласно кивнула женщина. - А ты откуда знаешь?
- Мастер Ойхон сказывал.
- Рудознатец, - прибавила Гелка.
- Говорила моя бабка, что мир тесен, - задумчиво проговорила пригорянка. - Так я вот что скажу - она о его тесноте и вполовину не догадывалась. Пойдем!
Прежде, чем выйти в коридор, я сплел Щит Воздуха. Точнее, не сплел - это не правильное выражение. Кто его первым пустил, не знаю. Щит воздуха не плетут. Как можно плести из пустоты? Его лепят. Так гончар лепит тарелку из глины, хозяйка - пирог, чтобы набить его начинкой, а детвора в северных королевствах - снежки в долгую зиму. Сила сжимает, спрессовывает воздух в чуть выпуклый плотный блин - он и в самом деле напоминает щит. Да и хозяина оберегает и от оружия, и от вражьей магии - чем не щит? Вот только, убейте меня на месте, если я понимаю, из чего он делается. Ведь пустота же! Но, тем не менее, защитные заклинания у меня всегда получались лучше, чем атакующие.
Бейона шагала рядом. Напряженная, сосредоточенная. Интересно, какой удар она приготовила по возможным врагам? И где ее корд? Исчез так же незаметно, как и появился.
Когда мы прошагали до конца коридора и остановились перед закрытой дверью со смазанным жиром стальным засовом, она бросила мне, не оборачиваясь:
- Да. Еще. Слышь, Молчун. Госпожой меня не зови. Не надо. Просто Бейона.
Кто бы возражал?
- А теперь вышиби дверь, Молчун.
Вначале я подумал о магии. Кулак Воздуха мог бы открыть любой запертый проход с легкостью. Хоть десяток замков на засовы понавесь. А потом решил - не стоит. И с размаху врезал правой ногой в самую середку двери.

ГЛАВА I V


Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, переулок Кошкодера,
златолист, день двадцать первый, сумерки

Осенний закат не чета летнему. Если в теплое время года темнеет быстро, то в слякотную погоду, кажется, и сумерки размазаны по уходящему дню, раскисшие от противного мелкого дождика, как кожаная сбрую, не пропитанная жиром.
Белый день в конце златолиста переходит в ночь медленно, постепенно, опасаясь спугнуть. С одного боку, хорошо - глаза успевают привыкнуть к темноте. Ведь Фан-Белл, да и Трегетройм тоже, чего греха таить, не Соль-Эльрин. Это в столице Приозерной империи на ночь зажигают масляные светильники, выстроенные в ряд по главным улицам, по краю больших площадей, у фасадов самых важных зданий, навроде Священного Синклита, Библиотеки, Амфитеатра, Адмиралтейства. Горят фонари в стольном граде озерников до рассвета. А нарочно для того приставленные люди осматривают их, проверяют, подливают масла, чистят. И люди не боятся по улицам гулять даже после заката. Понятное дело, все сказанное относится к центральной части города. Есть в Соль-Эльрине и кварталы ремесленников, и трущобы, населенные вольноотпущенниками-бессребрениками, и вовсе необузданная припортовая часть, куда даже наряды городской стражи без особой надобности не суются. Так что гордые заверения жителей империи - мы де цивилизованный народ, а вы там у себя на Севере все до одного варвары - встречают всякий раз возражения ушлых купцов-северян - главная улица - это еще не весь город, а столица - еще не вся Империя. Целуйте, мол, свои светильники куда попадете, а захотят на нож ростовщика поставить, подловят на темной улочке.
Вот только в северных королевствах и той малости нет. Никто никогда улиц не освещал. Ни в Трегетройме, ни в Фан-Белле, не говоря уже о столице Повесья - Весеграде.
Да и то сказать, как их осветишь?
Дома в северных городах теснятся внутри городской крепостной стены. У трейгов она каменная, высотой двенадцать локтей - предмет постоянной гордости правящей династии. У арданов вместо стены - вал, покрытый сверху обожженной глиной, а по самому гребню - частокол. Каждое бревно - обхват, сверху обтесано на остряк, и высоты тоже немалой - около десятка локтей. Из-за тесноты никакого порядка в застройке не соблюдается. Каждый лепит себе жилище, как попало. Потому улицы и переулки получаются узкими и кривыми - в народе говорят: словно бычок струйку пустил. Так что ни фонарщиков, ни фонарей не напасешься.
Так это внутри города! Не говоря уже о слободах ремесленных - Кузнечной, Портовой, Кожевенной и других.
Вообще-то в Фан-Белле имелись всего три улицы, настолько широкие, чтоб по ним две колесницы в ряд могли проехать. Или конница с пехотой, в колонну построившись, прошагать. Они ведут от городских ворот к королевскому замку, что примостился на холме выпученном посреди города, словно чирей. Чуть южнее, а значит, ближе к Ауд Мору, замка расположена городская площадь, на которой во все дни, кроме определенных королем Экхардом для проведения показательных казней и правежа, идет бойкая торговля привозимыми из окрестных сел харчами, а так же всякой полезной в хозяйстве мелочевкой. Неподалеку от рыночной площади стояли конюшни и казармы конных егерей - гвардии Ард'э'Клуэна; оружейные склады; тюрьма.
За порядком на этих улицах - Портовой, тянущейся от Южных или Портовых ворот; Конюшенной, проходящей мимо приземистого здания, где стояли кони бело-зеленых гвардейцев; Вонючке, названной так по имени узкого, загаженного сверх всякой меры ручья, сборника нечистот из доброй половины Фан-Белла, вдоль которого она вытянулась, - еще следила городская стража. Ходили не меньше, чем по десятку, под началом опытных командиров из бойцов, прошедших и войны с трейгами в Железных горах, и последнюю кампанию. Освещали путь факелами. Если и находился среди воров и разбойников полный придурок, чтоб на глаза патрулю попасть, его никто не жалел. А впрочем, за небольшую мзду могли стражники и мимо убийства прошагать, дружно отвернув усы в противоположную сторону.
Прочие улицы даже улицами называть язык не поворачивался. Так, переулки. Узкие - на некоторых даже пешеход мог лишь бочком пробираться, темные даже днем - вторые этажи тянущихся вверх из-за отсутствия места домов зачастую смыкались над головами горожан, извилистые - кто как хотел, тот так и строил. И названия у них, исторически сложившиеся, не радовали ухо особым благозвучием. Улица Выбитого Клыка, проулок Гнилая Жижа, тупик Корд-под-Ребро, или переулок Кошкодера.
Отчего последнюю улицу, проходящую кружным путем по задам оружейных складов, изгибающуюся три раза вправо и четыре раза влево, назвали так чудно и заковыристо, не помнил уже ни один из ее жителей. Да и вряд ли кто-нибудь из них горел желанием поделиться своими воспоминаниями об истории градоустройства столицы Ард'э'Клуэна с двумя пробирающимися мимо величественных груд мусора прохожими. Обитатели угрюмых домов с закопченными и залитыми потеками помоев стенами прикрыли окна ставнями, а двери - заперли на крепкие засовы, и сидели, не высовывая носов наружу. Как сказал один бродячий певец: "И кому какое дело, кто там бродит под дождем?"
А вышагивающие на манер цапель (попробуй, походи по-другому, когда сапоги увязают в липкой грязи и неизвестно от дождевой воды земля раскисла или ватага возвращавшихся из ближайшей пивной скорняков помочилась под угол) прохожие меньше всего интересовались названием улицы, на которую завело их провидение.
Один из них отличался почти детским росточком. Едва до плеча второму дотягивался макушкой. Но даже и у него под скрывавшим очертания фигуры темно-коричневым дорожным плащом угадывалась рукоять меча. Легкого, одноручного, таким часто пользуются в паре со щитом. У его спутника меч был подлиннее и постоянно показывал обшитые бронзовыми бляхами ножны из-под края плаща. Меч полутораручный. Рукоять его рассчитана на ширину одной ладони и три пальцы второй руки. Оружие, требующее более серьезных навыков обращения.
Человек с полутораручником шагал размеренно и широко, с кошачьей грацией перепрыгивая кучи мусора и вонючие лужи. Тот, что пониже, не поспевал за ним, частил на шагу, а потому оступался и уже промочил правый сапог. Влага противно чавкала, ступня стыла, а неудачник бормотал под нос витиеватые ругательства.
Его спутник остановился, сбросил капюшон с головы, открыв молодое лицо, обрамленное темной бородкой, поправил удерживающую волосы вышитую повязку.
- Ты, Вейтар, молодой еще так загибать. Знать бы, что ты...
- Ну, и что б ты сделал? - задорным голосом воскликнул Вейтар, нисколько не заботясь о лишних ушах. - Кто еще в твоей ватаге Фан-Белл знает?
- На худой конец, один пошел бы, - отозвался высокий. Тут на нос ему упала тяжелая капля и он встревожено глянул вверх - если с неба, это одно, а вот если из окна... Повезло. Это оказалась дождинка. - Похоже, тучи расходятся.
- Твои слова, да Пастырю Оленей в уши.
- Хорошо бы.
Вейтар тоже отбросил на плечи капюшон. Его русые волосы слиплись от влаги, растворенной в воздухе. Лицо совсем мальчишеское - ни бороды, ни усов.
- Нет, Кейлин, ну чего мы кружляем по городу? Чего ждем, чего ищем? Не ответит тебе Экхард!
- Злой ты на него, Вейтар, - Кейлин смахнул ладонью с каштановой бороды капли влаги. - Вот сколько тебя знаю, зло таишь на короля Ард'э'Клуэнского. А ведь я его давно знаю. Тугодум, понятное дело, да и недалекий. Это верно. Но не предатель...
- Урод он!
- Да ну? А я слышал -девки на Хардвара, тьфу ты, на Экхарда так и виснут.
- Знаю я что это за девки!
- Откуда? Ты что, в королевский замок вхож?
- Ну... - замялся юноша.
- Вот и не трепи языком. Молод еще.
- Может, и молод. Да только с головой дружен.
- Не понял, - Кейлин замедлил шаг, подозрительно прищурился. - А кто не дружен?
- А кто Некраса в замок отправил? Сам говорил - каждый ватажник тебе дороже брата. А сам что?
- Стой, парень, - трегетренский принц, вынужденный нынче скрываться в ватаге лесных молодцев, остановился, повернулся к Вейтару и крепко взял его за плечо. - Ты в чем меня обвиняешь?
- Не тебя, - парень попытался вырваться, но безуспешно. Хватка у трейга была что надо - не разжать, не скинуть пальцы.
- А кого?
- Экхарда Второго!
- Врешь, парень. Его ты раньше обвинял. И уродом бесчестил. А теперь и до меня добрался. Хочешь, чтоб я пожалел, что с тобой в Фан-Белл подался?
- Не хочу, - Вейтар потупился, шмыгнул носом. - Прости, Кейлин.
- Простить? - принц усмехнулся. - Пожалуй, прощу. Только попомни мои слова, парень. Я тут, чтоб Добреца вызволить и чтоб подмогой Экхарда заручиться. Я сделаю и одно, и другое.
- Хорошо, - Вейтар потянул капюшон обратно на макушку, так как вопреки ожиданиям дождь возобновился. - Теперь скажи, зачем мы сюда пришли.
Кейлин огляделся по сторонам. Что он хотел увидеть? Все равно из плены сыплющихся с небес капель виднелись лишь стены ближайших домов. Опальный принц понизил голос.
- Сегодня утром один из городских стражников намекнул нашему харчевеннику, дескать, может подсказать, где держат Добреца, и как его можно вызволить. В "Три меча" прийти отказался. Сказал, десятника опасается. Назначил встречу в переулке Кошкодера, не доходя пяти домов до Вонючки.
- И ты ему поверил? - хмыкнул юноша. - Тутошние стражники мать родную по дешевке продадут.
- Ты вроде ардан, Вейтар. Что ж ты так местных не любишь?
- Я ихэренец! - мальчишка гордо вздернул подбородок.
- Ну, ладно, ладно... Ихэренец так ихэренец. А в Ихэрене разве не арданы живут?
- Ихэрен сейчас выжигают и вырезают!
- Знаю. Доберусь до Экхарда и об этом поговорю. Обещаю, - Кейлин посуровел.
Вейтар кивнул и, похоже, шмыгнул носом:
- Верю. Тебе верю, что поговоришь. Ему не верю, что войну остановит.
- Ладно. Поглядим. Но не мог Хардвар так испаскудиться, став королем.
- А он и был не подарок...
- Откуда ты все знаешь? - удивился принц и вдруг резко отмахнул кулаком. - Все. Хватит. Идем, а то уйдет стражник. Обрыднет ему нас поджидать и уйдет. Скажешь, как к концу переулка подбираться будем.
- Хорошо, - Вейтар согласился на удивление легко. Еще десяток дней назад он продолжал бы спорить.
Они быстро зашагали по извилистому переулку.
Мелкие частые капли барабанили по капюшонам и укрытых плащами плечам. Заглушали звук шагов.
Перед очередным поворотом Кейлин, неожиданно для своего спутника, остановился и предостерегающе поднял руку. Вейтар едва не врезался лбом в его спину, попытался воскликнуть, но сдержался.
- Тише! - свистящим шепотом бросил трейг.
- Что там? - так же почти беззвучно спросил ихэренец.
- Кто-то есть.
- Ну, и?..
- Сперва послушаем.
Он откинул промокший капюшон и, приблизившись к обшарпанному углу Дома, чьи стены давно забыли о побелке, навострил ухо.
В переулке разговаривали.
Низкий хрипловатый голос произнес:
- ... дожидаюсь тебя. Думал не придешь.
"Не мой ли стражник? - подумал Кейлин. - А с кем это он?.."
- Пропустите. Я не хочу никого убивать, - голос этого человека был усталым, но уверенным.
- Ха-ха-ха! - раскатисто расхохотался хрипатый, ни мало не заботясь, чтоб не быть услышанным. - Гляди, братка - он нас пугает!
- А сам слово сказать брезгуешь? - вступил в беседу еще один и от звуков его речи трегетренский принц вздрогнул и напрягся. - За недомерка своего ныкаешься?
- Пропустите, - невозмутимо повторил усталый.
Вейтар вдруг схватил Кейлина за локоть:
- Сзади!
Трейг развернулся, широким движением вытаскивая меч из ножен. Из глубины переулка, откуда они только что пришли, доносился топот многих ног.
- Хватай их, парни! - гаркнул во все горло хрипатый.
Кейлин расстегнул аграф удерживающий плащ. Даже не глянул, как одежда валится в жидкую грязь. Из дождевой завесы перед его глазами возникли мужские силуэты. Кожаные бригантины, укрепленные стальными полосками шлемы, в руках - нацеленные вперед глевии.
Городская стража Фан-Белла?
Похоже.
Бегущий впереди усатый мужик стал, как вкопанный. Ему в спину ткнулись двое следующих, едва не сшибив с ног.
- А-а! Вот ты где, тать! - заорали они, чуть ли не в один голос. Видать подбадривали друг друга и каждый себя. - Ужо мы тебя!
Кейлин повел острием полутораручника из стороны в сторону. Рядом сопел Вейтар, наматывая плащ на левую руку.
- Слышь, парень, - отрывисто прошептал Кейлин. - Убегал бы ты, а? Может, спасешься.
Стражники, а их оказалось не меньше полудесятка, расходились во всю ширь улицы. Хотя, какая там ширь! Четверо в ряд не станут. Это и давало трейгу пусть призрачную, но все ж надежду на спасение.
- Да пошел ты!.. - без всякого уважения к наследнику правящего дома откликнулся ихэренец. - Вместе пришли - вместе уйдем.
Сзади раздался короткий вскрик. Хриплый выдох. Щелкнули самострелы.
Радостный вопль:
- Есть один!
Это кричит знакомый голос.
- Сбоку, сбоку заходи! - а это тот хрипатый, чьи слова Кейлин расслышал первыми. - К стене тесни...
Команда сменилась булькающими звуками. Словно горло барану перерезали и кровь хлынула в заботливо подставленную мису.
Принц прыгнул вперед, нанося удар наотмашь сверху вниз, чуток наискось. Срубленное лезвие глевии глухо ударилось о штукатурку стены. Сапог трейга врезался стражнику в живот, вышибая воздух, а возвратное движение длинного клинка распороло бок второму.
Следующим ударом Кейлин подрубил ноги высокому длиннорукому ардану, добавил держащемуся за живот коленом в зубы и пропустил удар глевией между лопаток. Хвала Огню Небесному, плашмя. Тем не менее, принц крякнул, выплевывая из легких воздух. Увидел летящее в висок острие, попытался защититься, поднимая крестовину меча...
Вейтар кубарем влетел под ноги стражнику. Шырнул клинком снизу, под бригантин. Ардан мекнул от боли, как разобиженный козел, и Кейлин ударил его полутораручником в основание шеи.
Из темноты, где кипел вторая половина схватки, раздались два вскрика. Не яростных, атакующих, а жалобных, едва ли не молящих о пощаде.
- Нет! Не надо! - усатый мужик, оскалившись от ужаса, попробовал прикрыться, поднимая до уровня лица древко глевии. Меч Кейлина разрубил дерево, а за ним кожу шлема и череп.
Стремительно развернувшись, принц увидел, что сражаться больше не с кем. Двое стражников валялись бездыханными. Двое корчились, смешивая кровь с дождевой водой. Одного, того самого, что лишился оружия в начале боя, оседлал Вейтар, запрыгнув кошкой на плечи, и бил по голове навершием меча. Ардан слабо сопротивлялся, пытаясь втянуть голову в плечи.
- Оставь его! - прикрикнул принц спутнику и чуть ли не бегом направился вперед. Предстоящая встреча с обладателем знакомого голоса манила почти как манит новобрачного ожидание ночи. Потому, что он узнал его. Этот мерзкий, сипучий голос принадлежал давнему знакомце - Вырвиглазу.
Когда-то, сейчас кажется давным-давно, они повстречались на лесной тропе. Тогда Кейлина отбила у петельщиков шайка разбойников. Отбила случайно - делали засаду на кого-нибудь, желательно, на купеческий обоз, а попались Трегетренские гвардейцы, перевозящие по приказу капитана Валлана неугодного наследника престола. А Вырвиглаз в той шайке не последним человеком был. Хоть веселины, которых в ватаге подобралось большинство, не любили его за сварливый нрав и вспыльчивость. Таких шаек много скиталось по северным королевствам после войны с перворожденными. Дезертиры, решившие не возвращаться по мирным поселениям, а продолжать гулевую вольную жизнь. И несправедливо обвиненные строгим армейским начальством, как, например, Щербак, пожилой веселин, едва избежавший показательной казни. Подловили трейги отставшего от союзнического войска бородача - а чего бы не постращать своих нарочитой жестокостью? По законам военного времени, так сказать. Хотели повесить, но Щербак, перепилив веревки обломком запрятанного в голенище ножа, сбежал. С тех пор и ходил в ватаге Бессона. Той самой, которая приютила трегетренского принца. Веселинам он пришелся по сердцу за мастерское владение оружием и бесшабашное презрение к смерти. А вот отношения с Вырвиглазом сразу не заладились. Вертлявый ардан полез было в драку, но Кейлин успокоил его, помяв руку в локте. Сперва думали - перелом. Нет, оказалось, просто связки хорошенько надорвал, да вывихнул. А нечего с ножом в лицо кидаться. Вот за это наследник Трегетренской короны и получил кличку, с которой проходил в шайке больше месяца - Живолом.
А в конце яблочника Вырвиглаз удрал. Думали веселины и Бессон с Живоломом, просто ушел. Ну, с кем не бывает? Не вышло дружбы и пути-дорожки врозь. Как говорят поморяне: зад об зад и кто дальше отскочит. А вышло, что ардан первому встречному отряду трегетренских лучников выдал и куда ватага Бессона направляется, и сколько в ней людей, и коней, и какое оружие. На беду, с той же сотней, посланной из центра королевства к северным границам - усилить гарнизон форта Турий Рог, повстречался капитан петельщиков Валлан, восьмой барон Берсан, что с остатками отряда петельщиков возвращался из похода к прииску Красная Лошадь, где, как он думал, расправился с Мак Кехтой, предводительницей сидов-мстителей. Валлан приказал своему полусотеннику и верному помощнику Лабону привезти ему голову Кейлина, а ватагу уничтожить, словно и не было такой никогда. Не мог капитан петельщиков знать, что большинство его воинов, посланных покарать разбойников, на сторону Кейлина перейдет. И лучники, и даже преданные гвардейцы. А Лабона принц одолел в честном поединке. Раненного велел перевязать и отправил в Трегетройм сообщить сестре и жениху ее, что он жив и бороться с ними теперь намерен не на живот, а на смерть.
С тех пор Кейлин искал предателя Вырвиглаза. Хотел ему отомстить так, чтоб другим неповадно было. С той же целью Бессон отправил Добреца с Крыжаком в Фан-Белл. Поспрашивать, повынюхивать. Только им не повезло.
Дней десять тому назад прибился к ватаге оборванный, исхудалый человек. По выговору и рыжим кудрям - ардан. Назвался бортником Ергесом. Сказал, что был в харчевне, когда стражники схватили двоих веселинов. И один из них, Крыжак, велел ему бежать за Ауд Мор и искать шайку Живолома и Бессона. А как найдет, мол, обсказать что да как. По рассказу бортника стражники Фан-Белла не сами по себе взъелась на сказавшихся купцами из Повесья бородачей, а навел их худой лицом, ярко рыжий, не хуже, чем лис в зимнюю пору, невысокий ардан, очень ловко управляющийся с длинным ножом...
- Вырвиглаз! - позвал Кейлин, не надеясь особо на удачу.
- Так это тебя поджидали? - ответил незнакомый голос. Голос того, кто не хотел убивать, просил добром разойтись.
Принц прищурился. Мужичок росту не высокого. Темные усы, один глаз тряпицей перевязан. От плаща тоже избавиться успел. В руке - меч. Одноручный, чуть длиннее доброго корда. Не головорез, а все-таки чем-то веяло от него... Силой, что ли, внутренней? Или спокойной уверенностью? Краем глаза Кейлин разглядел шесть или семь неподвижных тел. Даже не стонал никто. А мужичок говорит, словно только что славно отдохнул. Ни одышки, ни волнения. Даром, что убивать не хотел. Пришлось и сделал. Как мастеровой повседневную работу. Нелюбимую, но привычную.
- Меня, - кивнул трейг, не опуская меча. Мало ли что у одноглазого на уме.
- Вот как? Так я и подумал, - мужичок спокойно наклонился, вытер клинок об одежду убитого.
Кейлин почувствовал, как Вейтар опасливо подошел сзади и стал у его левого плеча.
- Прими благодарность, добрый человек, - счел необходимым проявить вежливость принц. - Я обязан тебе жизнью. Вдвоем у нас не было никакой надежды.
- Пустое, - отозвался одноглазый. - Я защищался.
Он наклонился над одним из трупов, откинул с безвольно запрокинутой головы капюшон.
Вейтар едва сдержал удивленное восклицание. Уши мертвеца заострялись на кончиках.
- Два бельта. И оба в грудь, - заметил одноглазый. - Не сберег.
- Это... Это остроухий? - проговорил мальчишка. - Настоящий?
Кейлин незаметно ткнул его кулаком в бок. Мол, не стоит показывать любопытство так явно. Не из глухомани же.
- Улад. Из дружины ярла Мак Тетбы, - сказал мужик.
- Ты наемный убийца? - взял тура за рога принц.
- Нет.
- Но...
- Я не убийца, - повторил с нажимом одноглазый.
- Но ты, несомненно, мастер-мечник.
Одноглазый кивнул, но мысли его, казалось, обретались далеко-далеко отсюда.
Его настроение не понравилось Кейлину. Стрыгай знает что! Какой-то мужик, пусть и великолепно владеющий оружием, осмеливается игнорировать его слова. Слова особы королевской крови. Но принц не позволил недовольству прорваться наружу. В конце концов, может статься, что одноглазый ниспослан свыше Небесным Огнем.
Стараясь дышать глубоко и ровно, с тем, чтобы привести в порядок чувства и мысли, Кейлин обошел поле боя или, вернее, побоища. Вейтар следовал за ним по пятам. Видно, здорово напугался. Хотя мальчишка вел себя молодцом. Не соврал, что мечом владеет и крови не боится.
Один из трупов, лежащий ничком, показался принцу знакомым. И рост, и ширина плеч... Он перевернул тело, подцепив носком сапога под плечо. Рыжие усы, цвета зимнего меха лисовина. Нос чуток крючком. Никаких сомнений - Вырвиглаз.
Тем временем одноглазый возился около мертвого сида. С собой унести приноравливался, что ли?
- Этот человек затеял меня убить, - громко проговорил Кейлин, легко пиная тело Вырвиглаза. - Волей Огня Небесного ты помог мне...
- Это была случайность, - откликнулся мечник. Он как раз плотно укутал перворожденного в плащ.
- Случайностей не бывает. Как тебя зовут?
- Не все ли равно?
- Слушай! Ну, это просто невежливо! - возмутился Вейтар.
Одноглазый выпрямился:
- Глан.
- Что? - не понял сразу принц.
- Глан. Имя такое. Ты ж хотел знать.
- А! Меня зовут Кейлин.
Глан слегка поклонился:
- Ровных путей тебе, Кейлин.
- Это Вейтар. Он из-за реки. Из Ихэрена.
- Ровных путей тебе, Вейтар.
После этого он равнодушно отвернулся и начал приноравливаться, чтоб подхватить сида на плечо.
- Куда ты его? - не выдержал ихэренец.
Единственный глаз вдруг глянул грустно и даже немного жалко:
- Не знаю. Знаю одно - так бросать не годится.
- Его приняли за меня? - догадался Кейлин. - Ждали двоих. Одного повыше, другого... Три сотни бэньши!!!
- Вот и верь после этого арданам, - едко заметил Вейтар и в ответ на удивленный взгляд Глана добавил гордо. - Я из Ихэрена!
- Я помогу тебе вынести тело, - твердо проговорил Кейлин. - В обмен на твою помощь.
- Кого-нибудь убить? Я же говорил, что я не...
- Ты не убийца, я слышал. И запомнил. Но ты из Пригорья. Верно?
- Это так.
- Меня, возможно, пригласят на одну встречу. Небезопасную. Арданам, и взаправду, верить тяжело. Если спину мне прикроет воин из Пригорья...
- Сожалею, Кейлин. Мне нужно выручать друга. А прежде того спрятать труп. Я не могу.
- Погоди отказываться, Глан. Может, и я чем-то пригожусь. Ну, друга помогу выручить.
Пригорянин смахнул капли влаги с усов. Спросил серьезно, без тени насмешки:
- Ты вхож в королевский замок? Моего друга, скорее всего, держат там.
Принцу захотелось расхохотаться во весь голос:
- Ты веришь в Огонь Небесный и его промысел, Глан?
- Я верю в свой клинок и воинскую удачу. А молюсь сущему Вовне.
- Тогда Сущий поможет нам обоим. Та встреча, про которую я сказал. Она должна быть в королевском замке. И не дергай меня, Вейтар, за полу! Принеси лучше мой плащ. Я скажу всю правду!
- Не нужно всей правды, Кейлин. - устало покачал головой Глан. - Меньше знаешь - крепче спишь. Кого ты знаешь в замке?
- Ну, - Кейлин улыбнулся торжествующе, - прежде всего, самого Экхарда. Экхарда Второго, - уточнил он на всякий случай.
Полный недоверия взгляд был ему ответом.
- Мне нет резона врать. Тем более тебе.
- Вот как? Может быть.
- Согласен. Звучит не очень-то...
- Очень не... Пожалуй, мне пора, - Глан отвернулся и опустился на одно колено. Взял мертвого сида за плечо и за пояс.
- Я говорю правду, - принц протянул руку, намереваясь прикоснуться к спине пригорянина, но поостерегся. Мало ли...
Топот копыт и ругань, донесшиеся от близкой Вонючки - улицы достаточно широкой, чтоб всадники шли галопом - заставил трейга крутануться на пятках, хватаясь за меч. Вейтар, возвращавшийся в это время с плащом Кейлина, неловко прыгнул в строну - должно быть, с перепугу - и опять уронил одежду в грязь.
Всех опередил Глан. Ни трейг, ни ихэренец даже не заметили, как он взметнулся с колен и застыл чуть сгорбившись - легкий меч в свободно опущенной правой руке.
Судя по звуку мимо переулка Кошкодера промчалась немалая кавалькада. Десятка два. Едва стук копыт утих в отдалении, пригорянин отрывисто произнес:
- Я погляжу. Ждите здесь.
Кейлин хотел возразить, но не успел. Глан шагнул в темноту и исчез.
И, словно грозное предостережение, за несколько кварталов забил набат. Тяжелые, низкие звуки бронзового била поплыли над притаившимся и оцепеневшим от страха городом.
Вейтар прислушался. Неуверенно сказал:
- Похоже, оружейные склады. Это по Портовой, ближе к воротам.
Поколебавшись долю мгновения, Кейлин обнажил клинок.
- Не хорошо будет, если нас застанут рядом с трупами.
С гиканьем и свистом по Вонючке пронесся еще один отряд всадников.
- Не пойму, - проговорил Вейтар. - Заваруха какая, что ли?
- Бунт? - высказал предположение принц.
Ихэренец пожал плечами.
- Егеря, - от тени отделилась фигура Глана. - В полном вооружении.
- Если город штурмуют, - заметил Кейлин, - ты не выберешься с мертвым остроухим.
Пригорянин подумал и кивнул. Что тут возразишь?
- Пойдем с нами в "Три меча", - продолжал трейг. - Скажем, друг перепился. А там видно будет.
На этот раз Глан кивнул не раздумывая:
- Далеко твои "Три меча"?
- Не очень, - вмешался Вейтар. - По Кошкодеру назад, потом на Ломанное Грызло, через мостик, выходим на Конюшенную. Там будет большой дом - "Каменная курочка". То ли бордель, то ли игорный дом... Наискось через три дома - "Три меча".
- Далековато. Дотащим?
- Ты дальше собирался, - усмехнулся Кейлин. - И один. А здесь... Втроем да не справимся?
Без особой радости Глан согласился. Сунул меч в ножны, поправил повязку на лице:
- Кейлин. Ты говорил, что знаешь самого короля Ард'э'Клуэна.
- Да. Я не отказываюсь от своих слов.
- Кто хозяин "Каменной курочки"?
- Управляющим там старый ардан - рожа топором. Кличут Вересом. А хозяин...
- Там хозяйка, а не хозяин, - вмешался Вейтар.
- Вот как?
- Звать - Бейона. Родом из Пригорья. Сука еще та... - мальчишка вдруг ойкнул и прихлопнул рот ладонью. - Ты ж тоже из Пригорья. Прости.
- Часто Бейона бывает в "Каменной курочке"? - не заметил ни оскорбления, ни извинения Глан.
- Еще чего захотел! Бывает! Скажешь тоже! - помотал головой ихэренец, словно отгоняя глупые слова, норовящие забраться в уши и укусить. - Она теперь в королевском замке.
- Во как... - протянул пригорянин.
- Я тоже об этом слышал, - добавил Кейлин. - Если в Фан-Белле одна Бейона, то сейчас она - канцлер взамен покойного Тарлека, которого прозывали Двухносым.
- И королевская подстилка, - резко бросил Вейтар. Снова испугался собственной смелости. Зажал рот на этот раз двумя ладонями.
- Кто тебя за язык-то!.. - принц уже занес руку для подзатыльника, но Глан его остановил:
- Ты предлагал мне прогулку в замок Экхарда, Кейлин?
- Да.
- Я согласен. Познакомь меня при случае с Ард'э'Клуэнским канцлером.
Кейлин совершенно искренне рассмеялся:
- Если егеря предоставят нам такой случай, обещаю.
- Тогда пойдем, Кейлин.
Глан наклонился и взял мертвого сида за ноги.
- Веди, - приказал принц ихэренцу, поднимая труп под мышки.
Протяжный гул била продолжал плыть над городом, смешиваясь с топотом копыт и криками людей. Обычная плясовая мелодия войны и смерти.

Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, королевский замок
златолист, день двадцать первый, глубокие сумерки


Я не считаю себя отважным человеком.
Напротив, гораздо чаще в моей натуре проявляются черты труса и нерешительного слизняка. Другой бы назвал это разумной осторожностью, прозорливостью и желанием отвечать за свои поступки, но я-то знаю истинную цену своему характеру.
Ну, не способен я на отчаянный шаг, плетусь в хвосте, на поводу у более сильных и цельных личностей. А если и совершу что-нибудь достойное, то исключительно с перепугу.
Вспомнить к примеру, как я ударил огнем по стуканцу, убившему Этлена. Испуг, отчаянье и желание спастись любой ценой. Вот смесь почище болтушки из пива с хлебным вином, которой травят себя некоторые бедняги в харчевнях. Говорят, так с ног шибет почище кузнечного молота. Напоить целую артель лесорубов можно запросто, а денег - всего ничего.
Когда мы начали поиск пути из застенка, в моем сердце был только страх. Страх и отчаянье. Сжимая левой рукой маленькую, холодную ладошку Гелки, я думал об одном: проскочить бы, успеть бы удрать до того, как стража обнаружит пропажу и поднимет тревогу. Гораздо больше чем за себя, я боялся за дочку. Я что? Никчемный человек. Помру, никто не заплачет. А ей жить и жить. Может, замуж выйдет за достойного мужчину, детей нарожает. Станет уважаемой матроной. Или как там у арданов именуются почтенные матери семейств, которые и мужу спуску не дают и толпой детей с внуками умело руководят?
За первой, выбитой мной, дверью оказалась караулка - обиталище толстого тюремщика. Он коротал время на табурете в углу, клюя носом, а на столе, поигрывая связкой ключей и болтая ногами, обутыми в высокие кавалерийские сапоги со шпорами, сидел гвардеец. Обычный для конной гвардии Ард'э'Клуэна бело-зеленый наряд, кудрявая голова, выбритый подбородок, и черная щетка усов над верхней губой. Скорее всего, уроженец одного из городков на побережье океана далеко на западе. На рукаве - нашивки. Красный, вытянутый вниз клин. Десятник? А может, полусотенник?
Как бы то ни было, нас он увидеть не ожидал.
Тем более не чаял эффектного появления: ударилась о стену незапертая дверь, задребезжал замок и в проеме возникли держащиеся за руки люди. Словно в детскую игру играют. В "цепочку". А мы, будучи уверены, что напавшие на Бейону гвардейцы закрыли дверь, не позаботились, чтобы отворить осторожно и выглянуть. Хотя, неизвестно. Как бы мы его вернее врасплох застали: осторожностью или нахрапом.
- Ах ты, сука! - воскликнул гвардеец и попытался спрыгнуть со стола.
Не успел.
Пригорянка ударила чем-то несильным, похоже, связанным с силой Воздушной стихии. Скорее всего, молнией.
И хвала Сущему Вовне, что несильно ударила.
Посланная ею вспышка бело-голубого пламени ударилась изнутри о сплетенный мной Щит Воздуха и разлетелась каскадом искр.
Все мы на какой-то миг ослепли.
Ничего не разбирая сквозь зажмуренные веки, я слышал как рычит в бешенстве гвардеец и шипит разъяренной кошкой пригорянка.
Кто же мог подумать?!
А вот надо было...
Добро бы, когда б тебя, балбеса, с первого года обучения выперли бы, а так должен знать. Щит Воздуха защищает с обеих сторон. Его ни снаружи не пробьешь - ну, разве что очень сильной магией, когда атакующий чародей ранга на три-четыре превосходит защищающегося, - ни изнутри. Если бы Бейона применила что-нибудь навроде Огненного Шара, быть нам поджаренными, как цыплята на угольях - до золотистой корочки.
Я толкнул вперед воздушный щит. Благодаренье Сущему, зрение для этого без надобности. Услышал, как выругался по черному гвардеец, как захрипел, забулькал тюремщик. Спеленать бы их, да некогда...
Еще нажим!
Еще сильнее!!
- Хватит, Молчун! - охнула Гелка, дергая меня за руку. - Расплющишь!
Я открыл глаза. Раз она видит, значит и я смогу.
Рой цветных и угольно-черных искорок плыл перед моим лицом, мешая разглядеть картину во всех подробностях. Но и того, что я увидал, оказалось довольно. Свалившийся с табурета надзиратель на подавал признаков жизни. Уткнулся носом в немытый-неметенный пол, только лысина посверкивает в свете факела, закрепленного в стене. Гвардеец еще боролся. Его прижало к стене - ни пошевелиться, ни меча вытащить. Но он все-таки пытался вырваться, напрягая покрасневшую шею, перевитую синими трубочками жил, выпучив налитые кровью глаза. Поморяне, они упрямые - страх.
Еще чуть-чуть... Самый легкий нажим, чтоб не покалечить.
Глаза егеря остекленели, короткие толстые пальцы, стиснувшие эфес, разжались.
Я тут же убрал Щит, не доводя до смертоубийства. Одно дело вывести врага из строя, а совсем другое - отнимать жизнь.
Бейона выглядела малость обескураженной. Еще бы! На ее месте я бы тоже не находил места от стыда. Изображать опытную, знающую чародейку и так опростоволоситься.
- Куда дальше? - спросил я у нее. Когда меня вели в подземелье, как-то не было настроения оглядываться и запоминать обратную дорогу. Все равно был уверен, что живым не выберусь. Впрочем, Молчун, не зарекайся. Может, еще и не выберешься.
Женщина ответила совсем не о том, о чем ее спрашивали. Видно сама себе ответила:
- Никогда не была сильна в боевой магии...
Да уж, наверняка. Пригорянам нужды в боевой магии нет. С их-то боевым искусством?
Я хорошо помнил, как расправлялся с дружинниками капитана Эвана Сотник. Помнил стремительные, подчас неуловимые движения страшного и, вместе с тем, прекрасного танца со смертью.
- Незачем сожалеть, - я попытался ее утешить. - Боевая магия и в Храме слабо развита. Жрецы предпочитают действовать миром и убеждением.
- Может быть, - она кивнула, поправила выбившуюся прядь. - Ты учился в Храмовой Школе?
Это ж надо! Или все женщины такие? Или пригорянки? Или те, что в Ард'э'Клуэне норовят королевством править? Дашь ноготь, оттяпают руку по локоть. Дашь палец - по плечо.
- Когда-то давно. Очень давно. Я ушел из Школы.
Она глянула на меня с интересом:
- Так и знала. Мне твое лицо и манера говорить напоминают... - Бейона не договорила, словно встрепенулась, стряхнула оцепенение. - Идем дальше!
И демонстративно выпустила ладонь Гелки. Колдуй, дескать, сам, раз такой грамотный.
Мы перепрыгнули через расплывшегося безвольной грудой тюремщика. Бейона чуть задержалась. Думала, не взять ли меч. Но, видно, сочла оружие егеря чересчур тяжелым для женской руки.
Следующую дверь я открывал уже аккуратно. Потихоньку. Петли не скрипнули. Чего-чего, а за состоянием запоров в королевской темнице следили. Это заметно было по отсутствию ржавчины, исправно смазанным засовам, петлям, замочным скважинам. Я так уверенно говорю потому, что мы миновали не меньше пяти дверей, прежде чем вырвались на свободу. Но, впрочем, не так это и важно...
Королевский замок в Фан-Белле состоял из трех каменных башен, связанных меж собой крытыми переходами-галереями. Причем, если в обычном замке талуна или барона одна башня стоит посреди замкового двора - называется она донжоном, а остальные - по углам внешней крепостной стены или над воротами, то в замке Экхарда три внутренние башни образовывали как бы тройной донжон. Та, что в середке, чуть повыше правой и левой. Из оставшихся правая - приземистая, широкая. Именно под ней, в подземелье, находилась королевская темница.
Выход из подземной темницы приходился в сторожку, где отдыхала вольная от несения службы часть караула. Здесь же неподалеку, как объяснила Бейона, располагались оружейные комнаты.
На наше счастье, охранников в караулке не оказалось. Сохранились лишь следы их недавнего пребывания - разбросанные по столу карты, еще теплый котелок с кашей, щедро заправленной поджаренным салом. Длинная лавка валялась ножками вверх, опрокинутая, когда воины выбежали. По тревоге или по собственному желанию.
- Бунт, - сокрушенно покачала головой Бейона. - Переворот.
- И что теперь? - вырвалось у меня. Более глупый вопрос в сложившейся ситуации придумать не просто.
- Откуда ж я знаю. Прорвемся в "Курочку", а том видно будет. Давайте за мной.
Она открыла дверь, ведущую из караульного помещения в коридор. Из-за поворота доносился приглушенный расстоянием лязг металла. Где-то в замке шел бой.
- Бегом!
Повинуясь Бейоне, мы выбрались на крыльцо.
Слева, у внешней стены притулились словно приплюснутые сверху постройки королевских конюшен. Об этом я догадался по кучам навоза неподалеку и скирде соломы. Как я уже знал из уроков Сотника, солома просто необходима на подстилку в стойлах и для чистки лошадей.
Дальше, за конюшнями, метались факела, слышались выкрики.
- Ворота, - прошептала Бейона. - Нам туда.
До ворот, по самым скромным прикидкам, шагов пятьдесят нужно бежать по открытому пространству. С учетом моей везучести, занятие безнадежное.
- Эх, плащи не взяли, - вздохнула женщина.
Кто о чем. Я думаю, как бы спастись, выбраться и уцелеть, а ей дождь помешал. Хотя, в самом деле, морось препротивнейшая. Я-то ладно, а вот Гелка простудиться может, если вымокнет.
- Как нам лучше выбираться? Калиточки там нет потайной около ворот? - я с надеждой глянул в темноту.
- Нет. Откуда? - отрезала пригорянка.
- Так что ж теперь?
- Что, что? - она дернула плечом. - Прорываться будем!
В ее тоне мне почудился голос командира конных сотен, бросающего закованные в броню отряды в атаку на строй врага. Хочешь, не хочешь, а подчинишься и в бой кинешься.
- За мной! - бросила Бейона и побежала, пригибаясь, в сторону конюшен.
Волей неволей, мы с Гелкой последовали за ней. Уж если вляпались, то надо до конца идти.
Мы обежали кучу навоза и прижались к влажной деревянной стене. В глубине стойла, в кромешной темноте, шумно дышали лошади. Тянуло теплом, запахом конского пота. Не противным, а чем-то даже приятным, чуть-чуть приторным ароматом.
Неподалеку, под соломенным навесом, застыли перевернутые вверх дном колесницы. Арданы, в отличие от большинства народов, населяющих материк, предпочитают не верховую езду, а колесные повозки. Даже в сражение благородный талун идет в колеснице. Мало понятное мне чудачество, пришедшее, должно быть, вместе с каким-то темным запретом - или, как говорят веселины, забобоном - из глубины веков. Если ознакомиться с легендами и мифами Ард'э'Клуэна, обязательно выяснится, что какой-нибудь великий герой прошлого победил всех врагов благодаря колеснице. А теперь каждый знатный воин-ардан стремится, осознанно или сам того не понимая, ему подражать. За свою приверженность к заветам старины арданы не раз получали по загривку от соседей. Например, когда пытались продвинуть границы королевства за Железные горы. Трейговская баронская кавалерия здорова потрепала талунов. Еще бы, на горных перевалах колесничный строй не сильно развернешь, "гуськом" выстроенные колесницы уязвимы для подвижной конницы. Особенно докучали арданам даже не сами бароны, как усаженные в седло дружинники с самострелами. От граненого бельта не спасают не щит, ни кольчужный доспех. Даже цельнокованые нагрудники не великая преграда. Баронам приходилось брать на себя самую тяжелую и ответственную на войне работу - сбор добычи и пленных.
Напротив, в войнах на правобережье Ауд Мора, в Восточной марке, где колесницы смогли развернуться для решающего удара, баронам пришлось несладко. Стальные клинки-косы, установленные на осях повозок, подрезали трейговским верховым коням ноги, а дождь из дротиков, камней и железных шаров, доставшийся всадникам, обездолил многих и многих баронских жен. С тех пор, вот уже лет сто пятьдесят все северные земли Восточной марки отошли к Ард'э'Клуэну. И уже полтора века трейговские короли точат зубы на тал Ихэрен, лежащий на "их" берегу Отца Рек. Когда-то, еще на порубке, рудознатец Ойхон, выученик Вальонской академии и изобретатель нового способа проходить шурфы, поведал, что Ихэренский талун Витек Железный Кулак бунтовать надумал. Мол, дочку его король Экхард обидел, замуж не позвал. Ни к себе, а король у арданов вот уж лет шесть вдовствовал, ни к сынку - наследному принцу Хардвару. Как бы, воспользовавшись заварухой, Витгольд Ихэрен под свою руку не прибрал бы. Насколько мне известно, монарх он умудренный, и предложить Витеку заступу и покровительство не помешкает. Тем более что у Витгольда тоже наследник имеется. Принц Кейлин. Ах да! То есть, нет. Купцы, добравшиеся к нам на Красную Лошадь этим летом, говорили, что потерялся принц Кейлин. То ли на охоту один отправился и к клыкану в когти угодил, то ли у какой-то красотки-баронессы муж оказался ревнивее, чем верному вассалу пристало, и подстроил засаду. В общем, принц исчез. И будет трон и корону батюшки наследовать теперь принцесса Селина. У трейгов это разрешено. Женщина может править страной, и тому были прецеденты. Вот у арданов или веселинов - другое дело. Хотя, о веселинах и говорить не следует, когда речь о наследстве заходит. У них король выбирается советом вождей всех родов сроком на десять лет. Понятное дело. хорошего правителя будут до самой смерти переизбирать. Но вот наследника могут и попросить уступить престол более достойному. А у арданов каждый талун, обладающий землями поболее остальных, спит и видит себя в Оленьей короне...
- Эй, не спи, - ткнула меня локтем в бок Бейона. - Что размечтался? Нашел время...
А и правда, что это я? Тут каждое мгновение на счету, а я раскрыл варежку.
- Держи рогожу! - женщина сунула мне в руки заскорузлую от конского пота и грязи попону. - На плечи накинь. И голову углом прикрой. Будем пробовать в ворота пройти...
Я глянул на зев прохода в чреве надвратной башни. Открыто, хвала Сущему. Но людей толчется вокруг! Страсть! Шлемы гвардейцев поблескивают в свете факелов. Их там десятка два, не меньше. Постоянно туда-сюда носятся верховые. Должно быть, с донесениями. Не прорваться нам, как ни старайся.
Ну, я так прямо и сказал, за что заработал презрительный взгляд и оскорбительное: "Тюфяк!"
Может и тюфяк, но сломя голову на копья и мечи бросаться не намерен.
- Не дадут нам проскочить. У них наверняка приказ - никого не выпускать.
- Да откуда им знать, что меня не схватили в подземелье, как рассчитывали? - возразила пригорянка.
- А им ничего знать и не нужно. Потребуют лица показать - и получи...
- А мы их... - хотела, видно, сказать: "магией припечатаем", но осеклась. То-то и оно, что можем не успеть. На нее у меня надежды никакой. Нет, с кордом Бейона управлялась, как все пригоряне, то есть мастерски. А вот с магией... Я тоже Щитом Воздуха два десятка гвардейцев не задавлю. Мастерство-то не беспредельно, хоть иногда мне казалось, что через Гелку мне открылся бездонный источник Силы. Да и на открытом воздухе я буду их только расталкивать. Теснить, но не прижимать к стенам, как в караулке. А значит, вскоре мой Щит истончится, и его пробьет любой шальной бельт или стрела, проткнет копье или меч. Вот тут и окончится наше путешествие.
- Нет, - я покачал головой, лихорадочно размышляя - что же делать, что предложить? - Магией не годится. Не справимся. А коли справимся, далеко уйти не дадут. Со стен из арбалетов изрешетят.
Она кивнула, соглашаясь.
- Эх, кабы калиточка в стене была, - вел я дальше.
И тут вмешалась Гелка. Еще месяц назад она и пискнуть бы постеснялась в присутствии старших. Как все-таки меняют детей испытания. Так, глядишь, и прозевать можно, когда совсем взрослой станет.
- А стена высокая? - вопрос предназначался не мне, а Бейоне. Ясное дело, откуда мне знать высоту стен королевских замков? Я туда не вхож был до недавнего времени. Да и с недавнего только пленником и впустили, с руками связанными, и тут же гостевую комнату выделили - в подземелье, с прочным засовом.
- Десять локтей будет, - ответила женщина и едва не хлопнула себя по лбу. - Конечно! На вожжах спустимся!
Гелка радостно кивнула. Она, очевидно, и хотела предложить каким-то образом через стену перебираться. Вот молодец! А мы и не сообразили. Даром что и я, и Бейона более, чем в два раза старше девочки.
Пригорянка не стала разъяснять нам, как именно она собирается забираться на гребень стены, а потом вниз слазить. Видно, решила - не маленькие - сами догадаемся.
Она горностаем метнулась в одно стойло. Вынырнула. Кинула мне на грудь - едва подхватить успел - длинный ременной повод:
- Связывай! Да покрепче!
Из мрака следующего стойла швырнула еще, потом еще.
Я не заставлял себя уговаривать Чего, чего, а узлы вязать умею. Крюки к донкам крепил - еще ни один не отвязался. Две петли складываем. Пропускаем одну внутрь другой, хвостик протаскиваем и готово! Теперь, чем сильнее тянуть в разные стороны, тем больше узел затягиваться будет. А развязать если кто захочет, то нужно за тот самый хвостик дернуть. Меня искусству узлы вязать тот самый траппер-старик научил, с которым я зимовал в горах в первый год побега из Соль-Эльринской Школы.
А чтоб удобнее вниз спускаться, а по длине поводьев простых узлов навязал. Кулак не соскользнет - есть за что удержаться.
На стену мы забрались с крыши конюшни. Бейону и Гелку я подсадил - все переживал, чтоб не провалились. Ноги переломать можно запросто. Одного неосторожного движения достаточно. Сам пододвинул пузатую бочку - хорошо, что с жаркого лета, видать, рассохшаяся стояла, протекала сильно и водой наполниться не успела - забрался на край, а оттуда и на крышу вскарабкался.
Под стеной - я поглядел первым делом - никакого движения не наблюдалось. Бейона шепнула, что и не может никого там быть. Строиться близко к замку простолюдинам и купеческому сословию не разрешали. Площадь только с одной стороны - где главные ворота. А с тыльной стороны, да и по бокам, горожане свалку устроили. Ежели что в доме без надобности, а в печке не горит, тащи к королю. Это не шутка. Так жители Фан-Белла и говорили - "к королю". Хорошее выражение. Емкое и меткое. Не понятно мне только, почему Ард'э'Клуэнские правители не борются с этим разгильдяйством? Ведь ни городу на пользу, ни королю на уважение не идет мусорник у стен. Взяли бы, поймали десяток, другой с поличным, да заставили другим для острастки разгрести залежи всякой дряни разгрести....
Опять я размечтался. Едва нового тычка под ребро не заработал.
С другой стороны, чего я должен переживать за Фан-Белл и его правителя? Много они за меня переживали. Нам же еще лучше. Случись сорваться, на мягкое упадем и, хотя отмываться придется долго, руки-ноги уцелеют.
Стараясь действовать быстро, но без суеты, я закрепил вожжи петлей за один из увенчивавших стену зубцов. Сбросил смотанные ремни вниз.
Они упали хорошо. Развернулись на всю длину. Нигде не зацепились.
- Я первая, - шагнула вперед Бейона.
Возразить нечего. Она город лучше всего знает. И с оружием управляется гораздо искуснее, чем я, не говоря уже о Гелке. Пусть слазит. А я наверху подстрахую. А то, не приведи Сущий, еще какому-нито гвардейцу вздумается вдоль стен прогуляться.
Пронесло.
Ни сверху, ни снизу никто нас не обнаружил. И узлы не развязались, и руки не соскользнули. И под ноги ничего не подвернулось твердого и угластого.
Снова Бейона взялась дорогу показывать. Ни этот раз по извилистым переулками города. А мы с Гелкой, держась на всякий случай за руки, бежали следом за ней. Что ж это за "Каменная курочка" такая? Неужто там нас не найдут?
Верится мало. Ну, да поглядим.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"